Анализ предпосылок и принципов идеально-типического познания социальных процессов в теоретической социологии М. Вебера тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.04, кандидат социологических наук Скобелева, Екатерина Ивановна

• Скобелева, Екатерина Ивановна
• кандидат социологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат социологических наук Скобелева, Екатерина Ивановна

ВВЕДЕНИЕ 3

ГЛАВА 1. «ГРАНИЦЫ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ПОНЯТИЙ» Г.РИККЕРТА И ПРОБЛЕМА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ В ПРЕДМЕТНОМ ПОЛЕ ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК О КУЛЬТУРЕ 13

1.1. «Идея научности» в эмпирическом социальном познании; анализ научного понятия Г. Риккертом. 13

1.2. Образование понятий относительно социальных процессов в исторических науках о культуре. 37

1.3. «Знания об обществе» (социология) в системе классификации наук Г. Риккерта. 67

1.4. Методологические проблемы социально-исторического знания о социальных процессах как синтеза «генерализирующего» и «индивидуализирующего» познания. 71

ГЛАВА 2. «ПОНИМАЮЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ» М. ВЕБЕРА И СУЩНОСТЬ И ГРАНИЦЫ «ИНДИВИДУАЛИЗИРУЮЩЕГО» И «ГЕНЕРАЛИЗИРУЮЩЕГО» ПОЗНАНИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ. 92

2.1. «Границы науки»: предмет и логическая структура социальноисторического познания социальных процессов. 93

2.2. Образование понятий в социально-политических науках: «идеальный тип» как инструмент познания социальных процессов. 124

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Анализ предпосылок и принципов идеально-типического познания социальных процессов в теоретической социологии М. Вебера»

Актуальность темы исследования. В условиях мультипарадигмальности научного социального познания первостепенное значение приобретает вопрос о предпосылках и принципах, конституирующих смысловой горизонт методически выстроенной системы суждений — теории социального процесса. Теория идеально-типического познания социальных процессов М.Вебера, - одна из немногих завершенных, «полных» в указанном отношении теорий, - имеет значение «образца», схемы для всех школ научной социологии, всех направлений в исследовании социальных процессов, даже в том случае, если принимаемые М.Вебером предпосылки и принципы представляются неадекватными.

В последней трети XIX века в сложном, многоуровневом и многогранном массиве социально-политического знания наметилось ещё одно основание для его дальнейшей дифференциации, определившее появление собственно современных социальных наук. Стремление к «научности», понимаемой по образцу естественных наук, привело к постановке проблемы метода познания и в этой связи в школах южнозападно-немецкого неокантианства [термин Г.Гадамера] - к «упорядочению» научного знания посредством его членения на основе определяющего ту или иную область познания метода. При всех нюансах, различие между естественными науками и историческими науками о культуре [Г. Риккерт], между номотетическим и идиографическим методом [В. Виндельбанд], даже при выделении ещё и третьей области [«моральные науки» Г. Когена либо не обозначенные одним термином, но объединенные в одну группу: филология, юриспруденция, теория государства и т.п. у Г.Риккерта], это различие стало принципом упорядочения научного знания в «общем наукоучении».

Полемика, которую в этой связи вели представители школ неокантианства, например, с В. Дильтеем, настаивавшем на существовании особого рода наук — «наук о Духе», или с В. Вундтом, считавшим психологию универсальной основой гуманитарных наук и т.п., способствовала дальнейшему уяснению логической структуры научного знания и разработке его понятийных форм, теоретическому установлению возможных границ познания. Однако при этом оставалась ещё обширная область знания, которую затруднялись однозначно отнести к той или иной, охваченной понятиями науки, группе, а без этого знание о ней не могло претендовать на «научный статус», либо же всю систематику следовало признать недостаточной, а значит в логическом отношении неверной.

Нас интересует только одна проблема, возникающая в этой связи: социально-политическое знание одновременно, по своим целям и задачам, равно как [и это не следует игнорировать, если исходить из основополагающего принципа самого неокантианства: ориентирования на Jj) факте существования науки] по своей «исторической принадлежности», относится как к области естественных наук, наук «об общем» [научная социология], так и к области наук исторических [политическая история], моральных [вспомним Аристотеля с его характеристикой политического знания, - в античности знание об обществе называлось политическим,-именно как «фронезис»] и даже где-то к области «гуманитарного знания» -несмотря на доказанную Г. Риккертом «логическую несостоятельность» выделения этой области знания, по крайней мере, с точки зрения строгой научности.

М.Вебер, основываясь на методологических принципах [и философских предпосылках], разработанных в Баденской школе ^ неокантианства, попытался, весьма успешно, решить вопрос о природе и характере «научности» социального, прежде всего - социально-политического знания — и тем самым стал родоначальником современного научного социального познания [вторая его разновидность представлена научной социологией, сконструировавшей систему своих утверждений в горизонте позитивизма.].

Однако уже к середине XX века границы научности социально-политического знания вновь были «размыты», гуманитарные науки вновь заявили о своём «праве на существование» и именно в качестве «наук о Духе» [вспомним рубежную для осознания этого факта работу Г.Гадамера «Истина и метод»], - и вновь был со всей остротой поставлен вопрос о методе социальных наук [например, Лео Штраусом].

В отечественной науке проблема уяснения специфики социального знания именно как особой формы знания, его логических структур и понятийных форм, даже если и была поставлена, то её обсуждение находится ещё в самом начале [Даже если считать отечественную разновидность марксизма способной к тому и заинтересованной в том, чтобы ставить и решать вопрос о форме научного социального познания, -«исторический материализм» как «общая теория социологии» исходил из другого понимания науки «об обществе», где «чисто логической точке зрения» [Г.Риккерт] не было места.].

В силу сказанного ещё одно обращение к изучению решения вопроса о природе социального знания и о характере социальных наук, данному в Баденской школе неокантианства, прежде всего у Г. Риккерта и В. Виндельбанда, является актуальным. Диссертация посвещена изучению лишь одного аспекта обширной темы: анализу предпосылок и принципов идеально-типического познания социальных процессов в Баденском неокантианстве; в итоге представление «процессуальности», некритически приписываемое социальному бытию как таковому, преобразуется в понятие «процесса» коррелятивное «принципу причинности» [отличному от «закона причинности»].

Практическое значение имеет также постановка проблемы границ социального знания, претендующего — быть научным: различие между «отнесением к ценности» и «практическими оценками» в области анализа социальных процессов, равно как и в определении мотиваций общественной, прежде всего, социально-политической деятельности, должно способствовать лучшему осознанию того, где кончается наука [в том числе как её прогностическая функция, так и способность быть ориентиром и даже руководством в практической деятельности] и начинается идеология, политические программы и т.п. формы «знания об обществе и политике» и бытия в ней «ценностей», которые уже имеют к науке весьма отдалённое отношение лишь как возможный объект её анализа.

Степень разработанности проблемы должна быть охарактеризована в двух основных аспектах: во-первых, изученность теоретического наследия Баденской школы неокантианства в части методологических исследований её представителей применительно к области социального знания; во - вторых, в разработке проблем методологии социального познания в отечественной науке. При этом следует иметь в виду, что два обозначенных нами аспекта должны находиться в существенной связи друг с другом: едва ли целесообразно даже просто упоминать здесь ценные [в том числе в научном отношении] работы, авторы которых стоят на позициях, принципиально отличных от неокантианских [или эволюционировавших из неокантианства]. Но, таким образом, массив значимой для нас литературы весьма «сужается».

Характеризуя изученность первого выделенного нами аспекта научной разработанности затронутой нами в диссертации проблемы [то есть состояния изучения теоретического наследия представителей Баденской школы неокантианства], нельзя не упомянуть таких авторов, как Ю.Н.Давыдов [31,32,33,34], П.П.Гайденко [30], А.Ф.Зотов [35],

Э.И. Ожиганов [44]. Также совершенно неправомерным было бы пренебречь тем анализом теории идеально-типического познания М.Вебера, который предприняли отечественные историки [применительно, правда, к своим собственным целям, к своему «предмету»] еще в 50-60-е годы XX века. Известный историк - медиевист профессор Сказкин С.Д. перевел некоторые работы М.Вебера, снабдив их обширными комментариями методологического характера [рукопись хранилась на кафедре истории средних веков исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова и недавно была передана в отдел рукописей библиотеки МГУ им. М.В.Ломоносова.]; историк профессор А.И.Неусыхин [42,43] продолжил эту работу в наши дни.

Что же касается оценок, связанных с характеристикой второго из обозначенных нами аспектов, то мы считаем себя вправе уклониться от них вовсе: ни один из активно работающих сегодня в России социологов или политологов не относит себя ни к неокантианству, ни к эволюционировавшим из него другим научным школам. Это же утверждение, парадоксальным образом, можно отнести к западной социологии и политологии: несмотря на обилие работ, посвященных М.Веберу, анализу тех или иных аспектов его учения, предложенных и обоснованных им теорий, вплоть до 80-х годов XX века у него не было последователей даже в Германии [что же касается США и Великобритании, то интерес к М.Веберу поддерживался выходцами из Германии и их учениками]. Это прежде всего объясняется тем, что философия и основанная на ней методология научного социального познания, разработанные Баденским неокантианством, не нашли сторонников и вместе с упадком школы [еще при жизни Г.Риккерта] были отнесены по ведомству «исторического архива». Работы, посвященные М.Веберу, в период с 30-х по 70-е годы XX века были написаны авторами, руководствовавшимися, прежде всего, историческим интересом.

В 80-е годы XX века, по оценке Ю.Н.Давыдова, в Германии возродился интерес к научному содержанию и значению для современной науки идей М.Вебера; интерес этот настолько интенсивен, что породил в Германии «веберовский ренессанс».

Цель и задачи исследования. Целью нашего диссертационного исследования было уяснение методологических основ социально-политического знания, стремящегося структурироваться в форму науки и в этом контексте - возможности идеально-типического познания социальных процессов, - с точки зрения философских, логических, научных принципов и подходов, разработанных в южнозападно-немецком неокантианстве [прежде всего — в Баденской школе]. Для достижения этого нами были поставлены следующие задачи:

1. Выяснить теоретические предпосылки, на основе которых стала возможна «методологическая» постановка вопроса и дальнейшие методологические разработки идеально-типического познания социальных процессов в баденском неокантианстве.

2. Проанализировать категории «научности», «объективности», «общезначимости» и т.п., определяющие структуру социального знания как знания научного.

3. Изучить решение вопроса о генезисе социального знания в форму науки, предложенное в баденском неокантианстве [на примере работ Г. Риккерта и М. Вебера]; в этой связи в диссертации был поставлен вопрос о коррелятивности «восприятия процессуальности» в социальной реальности и становления научного знания о социальных процессах.

4. Исследовать возникшие таким образом логические структуры и категориальные формы социального познания; определить возможности и границы; наметить его «точки соприкосновения» с другими [не научными] формами социального знания.

5. Изучить возможности идеально-типического познания социальных процессов в контексте неокантианского решения вопроса о предпосылках и принципах научности социального познания.

Основным предметом исследования в диссертации стал метод социального познания и его «положение» в системе «общего наукоучения», возможности, предоставляемые этим методом для построения системы суждений [научной теории], относительно социальных, прежде всего, социально-политических процессов; объектом анализа — труды представителей Баденской школы неокантианства [прежде всего Г. Риккерта] и основанные на них исследования природы, логической структуры, характера и границ социального знания, предпринятые М. Вебером.

Структура работы определяется в связи со сказанным выше. В первой главе анализируется проблема научного метода, его разновидностей, система «наукоучения», предложенная Г. Риккертом; здесь же анализируется риккертовское понимание предмета и метода социологии как еще только возникающей науки. Вторая глава посвящена «понимающей социологии» М. Вебера, решению им проблемы практического применения философских, логических и общетеоретических принципов, разработанных в Баденском неокантианстве к структурированию социального знания в форму науки, его [знания] возможностей служить основанием для системы утверждений относительно социальных процессов.

Положения, выносимые на защиту. 1. Восприятие «процессуальное™», относимой к социальной реальности [или приписываемой как качество социальному бытию] обязано своим возникновением «основоположению причинности» как форме субъективного восприятия явлений. Поэтому

2. Изучению социальных процессов должно предшествовать изучение особенностей действия «основоположения причинности» в социальном бытии - как «принципа причинности», в отличие от «закона причинности» естествознания. Для социологического исследования, посвященного исследованию социальных процессов, это означает, что первым шагом в таком исследовании должно быть изучение предпосылок и принципов, обусловливающих восприятие «процессуальности» как реализацию «принципа причинности».

3. «Причинности» нет в вещах, «процессуальности» нет в социальной действительности как таковой: она обретается лишь в нашем способе воспринимать и думать, познавать социальную действительность.

4. Неокантианская методология познания социальных процессов последовательно реализует указанные выше положения при построении теории социальных процессов; эта особенность теории научного социального познания М. Вебера недооценивается в трудах отечественных социологов. Мы считаем, что для отечественной социологии, которой еще только предстоит поиск «методологической идентичности», изучение теории идеально-типического познания М. Вебера и сформулированного им принципа каузального сведения [как способа изучения социальных процессов, познания «процессуальности»], может стать первым шагом как в преодолении глубочайшего «методологического синкретизма» (или, чаще, методологического безразличия), так и в преодолении натурализма (позитивистского по происхождению) в познании социального бытия.

5. Коррелятивность «процессуальности» в социальном бытии и «принципа причинности» в теории социального бытия — первична и в этом отношении представляет собой фундаментальную «структуру познания», исходный пункт для любой теории, стремящейся к адекватному» восприятию и «объективному» познанию социальных процессов.

Научная новизна диссертации может быть в основном сжато суммирована в следующих положениях:

1. Представление о процессуальное™, приписываемое социальному бытию, изучено в связи с коррелятивным ему модусом «основоположения причинности»: с «принципом причинности».

2. В диссертации выявлено семь основных значений понятия «социальное развитие»; содержание понятия «социального процесса» при этом рассмотрено в связи с каждым из выявленных значений понятия «социального развития».

3. Эксплицированы философские предпосылки и методологические принципы, задающие горизонт изучения социальных процессов, прежде всего в Баденском неокантианстве: в теории идеально-типического познания социальных процессов М. Вебера.

4. В диссертации представлена одна из первых в отечественной науке попыток установить возможности и границы научного познания социальных процессов исходя не из «предметной», но из «чисто методологической» [Г. Риккерт] точки зрения на них.

5. Определенную новизну представляет и то, что в диссертации анализируется логически-понятийная структура социального знания; автором диссертации предпринята одна из немногих в отечественной науке попыток рассмотреть теоретическое наследие М. Вебера именно в этом аспекте.

6. На основе анализа логической структуры научного социально-политического знания предпринимается попытка его отграничения от других форм вненаучного социального знания. Это имеет и существенное практическое политическое значение: чёткое осознание грани науки и её возможностей важно для правильного понимания природы целерациональной и ценностнорациональной политической деятельности, для уяснения их соотношения и в этой связи - для возможно более «адекватного» познания современных социально-политических процессов.

Теоретические и методологические основы исследования. В диссертации применены методы имманентной критики и теоретической реконструкции в отношении к определённому выше объекту исследования. Критическое отношение автора диссертации, прежде всего к философии неокантианства, реализовалось в работе в сопоставлениях, призванных указать на ограниченность и, в некоторых случаях, даже на противоречивость неокантианских принципов, лежащих в основе сконструированной её представителями логической схемы «общего наукоучения», и, прежде всего, в связи с «поиском места» в ней для социального, особенно социологического познания и определением типа его [социально-политического знания] научной рациональности.

Апробация работы. Результаты диссертации были изложены автором в ряде научных статей; в выступлениях на конференциях: Международная научно-практическая конференция «Модернизация: мировой опыт и современный Казахстан» [Алматы 1995], региональная научно-практическая конференция «Проблемы России: история и современность» [Владимирский государственный университет, 2002], Международная научно-практическая конференция «Социология социальной трансформации» [ННГУ им.Н.И. Лобачевского, 2002]. Диссертация обсуждена на кафедре связи с общественностью, маркетинга и коммуникации Нижегородского государственного технического университета и рекомендована к защите.

Содержание диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Заключение диссертации по теме «Социальная структура, социальные институты и процессы», Скобелева, Екатерина Ивановна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате нашего исследования предпринятой М. Вебером попытки логического обоснования научного социально-политического знания на основе методологических позиций, разработанных в Баденском неокантианстве, мы установили, что:

1. Попытка совместить метод естественных наук и метод исторических наук о культуре оказалась неудачной, в любом из случаев формулирования существа этих методов в неокантианстве (риккертовском, виндельбандовском, собственно веберовском).

2. Научное социально-политическое знание ориентируется на установление закономерностей, то есть общего, и таким образом с методической точки зрения по своему типу является знанием естественнонаучным [в XX веке снова вернулись к идее о том, что «парадигму» научности «задает» математика, и потому только по степени «приближения» к этой модели любое знание может считаться более или менее научным; неокантианские разработки относительно форм научности, не ориентирующихся на математику, были сочтены неуспешными и оставлены за горизонтом современных вариантов «нау-кословия»].

М. Вебер характеризует это знание с двух возможных точек зрения. Во-первых, важным представляется установить его возможности и границы. Цели [ценности] для научного политического познания М.Вебер предполагает данными. Задача науки, во-первых, определить соответствие избранным целям применяемых средств [или подыскание средств для достижения поставленной цели]; во-вторых, оценка достижимости избранной цели, «осмысленности» или «бессмысленности» стремления к данной цели в данных исторических условиях; в-третьих, установление тех следствий, к который приведет применение избранных средств, помимо достижения [недостижения] поставленной цели; одновременно здесь же может быть рассмотрен вопрос о том, к каким следствиям приведет само достижение данной цели; в-четвертых, научному рассмотрению подлежит вопрос о соотношении запланированных и незапланированных последствий целера-циональной деятельности: этот вопрос М.Вебер обозначает как проблему «цены» достижения избранной цели. Наконец, специально может быть выделен вопрос о том, какой «ущерб» ожидает другие цели [ценности] при условии достижения избранной цели [«реализации» ценности] целерацио-нальной деятельности. Это — первая группа вопросов, преимущественно подлежащая научному исследованию. Вторая группа проблем связана с научным познанием самой области ценностей. Задачи науки здесь значительно скромнее, но в некотором [прежде всего именно «ограничивающем», «регулятивном»] отношении не менее важны. «Царство ценностей» не образует, как мы уже видели, когда говорили о возможном «ущербе», понесенном от реализации одной ценности другой, «монолитного» единства. Данная культура вырабатывает [а иногда и заимствует] противоположные ценности, которые конечно, но именно лишь в конечном счете — взаимообусловлены. Одновременно есть несколько культур, ценности которых противоречат друг другу как «непосредственно» [это ситуация довольно редкая, но случается], так и «опосредованно»: как «царства ценностей» различных культур, вступивших в «отношение» между собой. Задача научного исследования в этой области заключается в том, чтобы, во-первых «дать человеку знания, которые помогут ему понять значение того, к чему он стремится; научить его видеть цели, которые его привлекают и между которыми он делает выбор в их взаимосвязи и значении, прежде всего посредством выявления «идей», лежащих фактически или предположительно в основе конкретной цели и логической их связи в дальнейшей эволюции. Ведь не может быть никакого сомнения в том, что одна из существеннейших задач каждой науки о культуре и связанной с ней жизни людей — открыть духовному проникновению и пониманию суть тех «идей», вокруг которых действительно или предположительно шла и до сих пор идет борьба» [8, С. 349.]. М.Вебер утверждает, что «это не выходит за рамки науки, стремящейся к «мысленному упорядочению эмпирической действительности, хотя средства, которые служат такому истолкованию духовных ценностей, весьма далеки от «индукции» в обычном понимании этого слова» [8, с. 349]. По М.Веберу, это задача философии как науки. Во-вторых, М.Вебер считает, «что научное рассмотрение оценочных суждений состоит не только в том, чтобы способствовать пониманию и сопереживанию целей и лежащих в их основе идеалов, но и в том, чтобы научить критически судить о них» [8, с. 349]. Порядок и характер такого суждения определяется следующим образом: «Эта критика может быть только диалектической по своей природе, то есть, способна дать только формальнологическое суждение о материале, который лежит в основе исторически данных оценочных суждений и идей, проверку идеалов в аспекте того, насколько в поставленной индивидом цели отсутствует внутренняя противоречивость. Такая критика, ставя перед собой упомянутую цель, может помочь индивиду постичь сущность тех последних аксиом, которые лежат в основе его желаний, важнейшие параметры ценностей, из которых он бессознательно исходит или должен был бы исходить, если хочет быть последовательным. Довести до сознания эти параметры, которые находят свое выражение в конкретных оценочных суждениях - последнее, что может совершить научная критика, не вторгаясь в область спекуляции» [8, с. 349350]. Ставя подобные задачи, М.Вебер подчеркивает, что «эмпирическая наука никого не может научить тому, что он должен делать, она указывает только на то, что он может, а при известных обстоятельствах на то, что он хочет совершить» [8, с. 350]. В-третьих, имея в виду стремление к «общезначимости» научного знания, Вебер считает, что «в научной критике законодательных и других практических предложений выявление мотивов законодателя или идеалов критикуемого писателя во всем их значении в ряде случаев может быть дано в наглядной, понятной форме только посредством конфронтации положенных ими в основу ценностей с другими и лучше всего, конечно, с их собственными ценностями. Каждая рациональная оценка чужого воления может быть только критикой, которая исходит из собственных «мировоззренческих» позиций; борение с чужим идеалом возможно, только если исходить из собственного идеала. Если в отдельном случае последняя ценностная аксиома, лежащая в основе практического воления, должна быть не только установлена и подвергнута научному анализу, но и наглядно показана в ее отношении к другим ценностным аксиомам, то необходимо дать «позитивную» критику последних в связном изложении» [8, с. 355]. То есть мы должны применить метод имманентной критики к анализу мировоззрений и основанных на них практически-политических программ, - мы бы сказали: применение имманентной критики в области идеологии. Во-вторых, к области науки, как мы видим, относятся «сравнительные» исследования, которые могут носить как преимущественно исторический [с точки зрения исторической обусловленности генезиса данной системы ценностей, и всего, что на ней основывается], так и преимущественно систематический характер [например, такие попытки предпринимались при «построении» различных вариантов теории модернизации]. Чего наука принципиально делать не может - это непосредственно судить о значимости ценностей; что касается суждений опосредованных, то возможность их, как нам кажется, открывается именно в области сравнительного исторического и систематического исследования областей ценностей - впрочем, это вопрос дискуссионный. М.Вебер считает, что «судить о значимости этих ценностей - дело веры, быть может также задача спекулятивного рассмотрения и толкования жизни и мира с точки зрения их смысла, но уже, безусловно, не предмет эмпирической науки в том смысле, как мы ее здесь понимаем» [8, с. 351].

Во-вторых, ограниченность «чисто методической точки зрения» для М.Вебера была очевидной. Именно поэтому он считал необходимым исследовать вопрос о природе научности социально-политического знания также с точки зрения его предмета. Собственно говоря, новизна веберов-ского подхода как раз и заключается в том, что естественнонаучное по методу социально-политическое знание имеет дело с предметом, который не может просто, без оговорок рассматриваться как «часть природы». Установление общих законов в области культуры, истории, человеческого мира в целом стало основным делом научного социального познания. Именно таким образом в обоснованной М.Вебером системе «наукословия» и социальная философия обрела свой предмет.

1. Сказанное, однако, предполагает необходимость «смежных» с научным социальным познанием областей вненаучных знаний и представлений об общественных отношениях [о социальной «реальности»]. Политическое знание, а тем более — знание о политике [очевидно, что эти понятия в их точном значении не совпадают: например, знание о политике может быть и не «политическим», а «философским», «религиозным» и т.п.; особую актуальность имеет вопрос о «норме политики»: этическое, эстетическое знание - имеют нормы в себе самом; можно ли ее определить так, как это сделал Гегель: как прогресс в сознании [а, следовательно, по Гегелю, в осуществлении] свободы] представляет собой сложное и не всегда структурированное на основе одного принципа образование, систему, в которой, в первом приближении, выявляются следующие «уровни»: во-первых, уровень «практического знания» [наблюдение, техника властвования, политическая мудрость и т.п.]; во-вторых, собственно политическое знание [что это такое, определить достаточно сложно: это не есть теория, но не есть и практическая мудрость, и т.д.; где-то здесь и, по крайней мере, «на одном уровне» с наукой обретается идеология, которую мы определяем как самосознание власти, то есть как миф власти: идеология есть миф власти, - и которая имеет в своей основе субстанциальное представление о власти, то есть о суверене; тогда: идеология есть миф о власти как самосознание суверена]; в-третьих, политическая теория [последняя по времени возникновения форма, в которую конституировались некоторые элементы имеющегося знания о политике, и предпосылками появления которой мы собственно и занимались в настоящей нашей работе, можно даже сказать определеннее: предметом нашего исследования было выяснение предпосылок возможности теоретического политического знания]. Все эти «уровни» не представляют собой иерархически упорядоченного целого, но между ними существуют отношения координации. «Развиваются» они также «асинхронно»: как правило, практическое знание о политике совершенствуется непрерывно [излишне, наверное, говорить, что оно имеет критерии своего совершенства в себе самом, и что они отличаются от «научных», «идеологических» и от каких бы то ни было еще]. Оно служит «материалом» для структурного упорядочения в других формах знания о политике. «Политическое знание» [все его виды] данного времени «подчинено» «единству стиля». Но, как мы уже сказали, в период, начиная с Ренессанса, а особенно в новое время, появляется образование, совершенно новое и необычное, которое разрушает существовавшее до этого времени более или менее упорядоченное единство [хотя критерии такого упорядочения в Европе менялись по крайней мере один раз1] знаний о политике — появля

1 Это не относится непосредственно ни к предмету настоящего исследования, ни к политической науке вообще [впрочем, это еще вопрос]. Однако: мы не различаем, как правило, двух образов: «Европы» и «христианского человечества», - и совершенно зря. В связи с упоминавшимися нами статьями Э.Гуссерля следует заметить, что он считал универсальную философию, основы которой были заложена греками, «архонтом вс^го человечества» [2, с. 652]. Очевидно, что «с точки зрения христианского сознания» это совершенно не так. В двух, не могущих быть здесь обозначенными более точно, перспективах: в перспективе, заданной «универсальной философией» и в перспективе ется политическая теория [впервые, как мы сказали в самом начале нашего изложения, у Н.Макиавелли].

2. Кризис мышления и последовавший за этим переворот [подлинная революция], приведший в том числе и к возникновению политической теории, породил раскол в знании о политике, по крайней мере на два, менее связанных между собой потока. Связь между ними становится все призрачней, чем более научный метод «овладевает» и «преобразует» знания о политике в форму науки; те же знания продолжают функционировать как в форме [или, лучше, если смотреть с точки зрения научной объективности, -в бесформии] политической мудрости, так и в других формах вненаучнсго знания. Мы можем также сказать, что теперь практическое знание противостоит теоретическому. Совершенно утрачивает значение учение Аристотеля о существенно практическом характере политического знания: становясь в одной своей части [лучше — «модусе»] теорией, оно по своему, и именно так, как мы описали в первой части настоящей работы, определят практику. Между практическим знанием о политике и политической теорией существует отношение [если смотреть с точки зрения теории], аналогичное отношениям между теорией и экспериментом в физике. При этом другие, нетеоретические, формы знания о политике не только сохраняютхристианского сознания», - процессы, протекающие в том числе и в сфере сознания, приобретают различное значение. Политическое знание не является здесь исключением: мы как-то мало задумываемся о соотнесении, например, «Государства» Платона и «О Граде Божьем» Блаженного Августина, рассматривая их [кстати, весьма ущербно] в едином потоке развития политической мысли, не задавая вопроса об оправданности такого рассмотрения. Мы утверждаем, что такой подход нуждается в серьезнейшей критике, и если есть основания для рассмотрения вместе, а тем более последовательно Платона и Августина, то они должны быть представлены. История философии [конечно, как наука, а не как «учебная дисциплина»: между ними — «дистанция огромного размера»], - продвинулась в этом вопросе несколько дальше. Впрочем, мы сомневаемся в существовании науки истории политических учений. ся, но развиваются, и весьма успешно, по своим законам, и отношения с «практикой» [равно как и критерии истинности] здесь совершенно другие, нежели у теоретического политического знания. Здесь мы спросим: что общего между «Завещанием» кардинала Ришелье и «Богословско-политическим трактатом» Спинозы, - они появились практически в одно время, - и ответим: практически ничего: они принадлежат к разным формам знания, у них - разный «метод» [с точки зрения вульгарно понятой практики, трактат Ришелье более продуктивен, а значит и более «научен», нежели трактат Спинозы: в такой формулировке это утверждение не может у «образованного наукой» ученого вызвать ничего, кроме недоумения]. При этому между «Завещанием» и «Трактатом» нет отношений «выше — ниже» и нет никаких оснований для того, чтобы поставить их в эти отношения: они — разные. Политическая теория, пройдя ряд этапов своего становления, становится политической наукой в конце XIX - начале XX веков - у Макса Вебера. При этом, повторим, политическое знание и знание о политике продолжают существовать как в форме практических знаний [кстати, именно они и только они имеют прямое отношение к политике как искусству властвования], так и в форме политических учений: так мы склонны именовать форму политического знания, противоположную «теоретической» его форме, так и в форме политических идеологий.

3. Политические теории [вернее - политическая теория: ибо в пределе может существовать только одна истинная политическая теория точно также, как может существовать и существует только одна математика: абсурдно говорить о «математиках», по крайней мере одновременно существующих и равно научных] составляют «часть» «интеллектуального космоса» нового времени. Политика есть область природы и подлежит как таковая исследованию посредством того же метода, что и природа в целом: метода математического естествознания. Сказанное нами в настоящей работе об этом методе - говорилось непосредственно о методе политической науки [единство метода предполагает признание особенностей его приложения к все же специфическому «материалу», который мы находим в единой «природе»]. При этом следует иметь в виду, что точно также, как науки в XVI - XVII веках еще не обрели своих сколько-нибудь законченных [адекватных] форм, так и политические теории того времени [«гипотезы»: под этим словом стали понимать нечто совершенно иное, чем понимал, например, Платон] существуют в «предварительной форме» - прежде всего как «части» соответствующих «физикалистских» концепций. Между ними нет преемственности и нет другой связи, кроме объединяющего их единого метода, который еще только ищет себе дорогу в науке вообще. Преемственность появится значительно позднее: имманентная логика роста научного знания в данной области, в нашем случае — в области теоретической политической науки [лучше - в политической социологии, поскольку теоретическая политическая наука до сих пор существует только в этой форме], еще не может быть обнаружена, ибо еще нет континуума теоретического политического знания; пока же, в нашей науке вплоть до М. Вебера, мы имеем дело со строго дискретными теоретическими построениями о политике, которые являются частями тех или иных общенаучных теорий — о «природе» [у Гоббса, Локка, Спинозы и т.д.]. Случайно в этом смысле появление политических теорий, видимо преобладающих над своим «общенаучным» фундаментом, например, теория Г. Гроция. Историю, школу, преемственность, - повторим это еще раз, - политической теории еще только предстоит обрести: о них можно, и опять же еще пока вполне условно, говорить только после М. Вебера. Однако мы утверждаем, что процесс формирования теоретического политического знания, то есть политической науки, до сих пор в силу ряда причин находится еще в самом начале, -вывод обязательный особенно для тех, кто не удовлетворен политической социологией как исключительной формой теоретического [научного] политического знания.

4. Некоторые из причин «отставания» в формировании знаний о политике в науку, имеющие «методический характер», мы можем указать уже сейчас, до специального исследования этого вопроса. Дело в том, что «политическая реальность» имеет особенности, нуждающиеся в прояснении их с точки зрения «универсальной природы», особенности, которые не позволяют непосредственно успешно применять метод математического естествознания к области политики. Такое применение вызывает некоторые сомнения, периодически высказываемые и неизменно вызывающие споры среди исследователей политики. Во-первых, такие сомнения высказывались в связи с осознанием особенностей исторического познания [а политика имеет какое-то существенное отношение к области «исторических наук о культуре»] и обоснованием метода «исторических наук о культуре» [у Г.Риккерта], либо в других формах осознания этой специфики [мы упоминали соответствующие концепции Виндельбанда, Когена, Наторпа]. Более фундаментальный характер, это во-вторых, указанное сомнение имеет в связи с обоснованием особой области «наук о Духе»: само их формирование [по замыслу В. Дильтея, первого отчетливо определившего существо проблемы для научного сознания нового времени] должно преодолеть «натурализм», то есть радикально отделить «область духа» от «природы» [какие бы потом взаимоотношения между ними, разделенными, не возникали], а значит последовательно провести это разделение и в методе их познания, со всеми последствиями, которые следуют для политической науки [политика, об этом никогда не следует забывать, особенно если в основу деления кладется не «логика» но «предмет», является областью «человеческого бытия» и человеческой деятельности, то есть имеет к «духу» прямое отношение]. Однако, работа по прояснению этих «сомнений», а тем более по научной их разработке, по крайней мере в российской науке, еще практически не начиналась. Можно утверждать, что вместе с формированием естественной науки о политике [политической социологии] должно начаться [и действительно началось] формирование науки о политике как относящейся к области «исторических наук о культуре» [у М. Ве-бера можно найти попытку синтеза методов естествознания и «исторических наук о культуре» применительно к социально-политическому исследованию, в теории идеального типа, например] и науки о политике как одной из «наук о духе». Сказанное осложняется еще и совершенной неясностью вопроса об отношении этих формирующихся [по крайней мере - в идеале] наук о политике к другим формам политического знания и знания о политике в самом широком смысле. В основе научных представлений о политике лежит пока только одна теория: теория власти как отношения сил [логически точно соответствующей структуре математической теории, обоснованной Гильбертом]. На ее основе возможна только политическая наука как естественная наука; только эта теория основывается на методе математического естествознания. Сегодня нет теорий, которые мы можем положить в основание других, определенных нами [чисто «гипотетически»] форм политической науки. Впрочем, намечается тенденция к «вовлечению в границы научного знания» субстанциальных представлений о власти, которые до сих пор были свойственны только вненаучным формам знания о политике [мы говорили о том, что политическая идеология основывается, как правило, на этих представлениях; достаточно сложное отношение они [представления] имеют к тому, что мы обозначили как «политическое учение»]. Возможны такие теории или нет: теории суверенитета в точном смысле слова, то, что обозначается сейчас этим названием, никакого отношения ни к понятию о суверене, ни к теории в точном смысле слова - не имеют, - и в каких конкретных формах возможен процесс генезиса таких теорий — эта проблема еще недостаточно изучена.

5. С «другой стороны», мы имеем [определяем вполне схематично и вчерне]: a. представления о власти как о субстанции, которые, в свою очередь, могут быть подразделены на: а] «мифологические концепции» власти; б] на религиозные учения о власти; в] на «просто» субстанциальные учения, отношения которых к религии и к мифу должны быть специально определены [Гегель, Ильин и т.п. дают нам в этом отношении интереснейшие примеры]; г] возможна, как мы сказали, «теория суверенитета». b. Теорию власти как отношения сил, которая однозначно определяет политическую науку как политическую социологию [естественную науку о политике как «уровне» «природы»], в форме, повторим, приданной ей М. Вебером. Все остальные формы политической науки: как исторической науки о культуре [она не совпадает с тем, что мы знаем как политическую историю] и как науки о духе, - еще реально не существуют, и сам вопрос о возможности их существования является спорным c. Вне - научные знания о власти: политические учения, идеология [может быть, существуют какие-то еще: до систематического изучения этого вопроса ни утвердительного, ни отрицательного ответа о наличии или возможности дать нельзя] Л d. «практические знания» о власти . л

Избрав для нашей классификации «точку зрения научности» мы прекрасно сознаем, что, например, с «точки зрения идеологии» предпринятое нами здесь деление лишено какого-либо внятного смысла и ценности; совершенно другая картина получится, если избрать в качестве точки зрения «христианский персонализм» или «христианство вообще» [мы не знаем, что это такое, но говорят, что «христианство вообще» не только возможно, но даже является «высшим религиозным синтезом»]. Возможно также построение сложной, комплексной «системы координат», учитывающей две или больше точки зрения.

Мы можем утверждать, что в основе любой формы знания о политике лежит то или иное «знание о власти», поэтому именно систематический анализ этого знания: знания о власти, учений о власти, мифа власти, теории власти и т.п., - является одновременно анализом соответствующей формы политического знания, структурированного, как вокруг своего «ядра» - вокруг соответствующего «знания о власти».

6. Посредством найденного нами «основания членения» впервые получают осмысленное решение и некоторые уже много десятилетий актуальные проблемы политического знания. Например, с этих позиций решается вопрос об «объективности» и, следовательно, «научном» и «практическом» значении, и даже о «ценности», различных теорий демократии. Кто лучше понимал демократию: К.Поппер или И.Ильин? Кто предложил лучшую ее теорию? В каком отношении они находятся друг к другу, если не отрицать с порога «научность» ни одной из них? Мы говорим, что эти «теории» демократии принадлежат не только к «разным наукам о политике» [в смысле, установленном нами выше], но даже к разным формам знания о политике [в этом отношении «продукт» изучения демократии И.Ильиным не может быть назван «теорией»], - поэтому их сравнение просто не может быть осуществлено, именно ввиду отсутствия однозначного основания для такого сравнения. Если же по каким-либо, для нас непонятным, причинам кто-то захочет это сравнение все же произвести, то мы должны будем просить определить, в какой из форм знаний о политике берется критерий для такого сравнения [просто так, не претендуя на «объективность»: «идеологически» кто «правее» [в смысле «объективнее»]: К.Поппер или И.Ильин?]. Теория демократии К.Поппера, по-видимому, принадлежит к «естественной политической науке», в основе которой, как мы помним, - теория власти как отношения сил. Уже сказанного достаточно для того, чтобы «распространить» на нее все то, что было сказано нами о «натурализме», «объективизме», «дурном рационализме» - и это не может считаться обвинением в ненаучности. К.Поппер, кстати, отмел бы эти, как он считал, именно - «обвинения», и был бы совершенно прав: дело в том, что тщательный анализ названной «теории» демократии указывает на ее принадлежность к идеологии, едва ли не большую, чем к естественным наукам. Это ставит перед исследователем проблему «смешанных форм» политического знания, - сложнейшую область исследования.

Здесь же, может быть в чисто иллюстративных и даже полемических целях, мы должны сказать, что сформулированный Ф. Ницше критерий «годности» или «совершенства» в том числе и различных политических форм [несмотря на «определение» им государства как «холодного чудовища» и субъективное отвращение от него, Ницше принадлежит вполне цельная, хотя и не проработанная в деталях, политическая теория], а именно критерий «силы» - является единственно адекватным для единственно фактически существующей формы политической науки - для политической социологии.

7. Сказанное нами должно быть приведено в связь с «формами познания»; например, очевидно, что «формы символического познания», отличные от науки, конституируют «образ политики» и, соответственно, «предмет исследований», реально существующий и оказывающий не меньшее воздействие, чем «научный образ политики», - но не осознанный в своем существе. Имеющаяся здесь «неосознанность» и «непрояснен-ность» [например, в чем существо «мифологического знания о политике», какой образ политики формируется языком и т.п.] вносит весьма существенный сумбур и путаницу в знание о политике3.

Специальный анализ отношений, возникающих между этими формами знаний о политике и власти, уже выходит за границы непосредственных задач, поставленных в настоящем диссертационном исследовании.

3 Какая здесь царит мешанина -гической литературой». знает всякий, сколько-нибудь знакомый с «политоло

Список литературы диссертационного исследования кандидат социологических наук Скобелева, Екатерина Ивановна, 2004 год

1. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. -СПб., 1903.-664 с.

2. Риккерт Г. О понятии философии / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. - С. 15-43.

3. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. — М.: Республика, 1998. С. 44-129.

4. Риккерт Г. Философия истории / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. - С. 130-204.

5. Риккерт Г. Философия жизни / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. - С. 206-342.

6. Риккерт Г. Психофизическая причинность и психофизический параллелизм / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. — М.: Республика, 1998. С. 343-362.

7. Риккерт Г. О системе ценностей / Г.Риккерт. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. - 364-391.

8. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания / М.Вебер. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. С. 345-415.

9. Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре / М. Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. -С. 416-494.

10. Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии / М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 495546.

11. Вебер М. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке / М.Вебер. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. С. 547-601.

12. Вебер М. Основные социологические понятия / М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 602-643.

13. Вебер М. Политика как призвание и профессия / М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 644-706.

14. Вебер М. Наука как призвание и профессия / М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 707-735.

15. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 19-343.

16. Вебер М. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. — С. 7-38.

17. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. Попытка сравнительного исследования в области социологии и религии. Введение / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. -С. 43-73.

18. Вебер М. Социология религии. Типы религиозных обществ. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. — С. 78280.

19. Вебер М. Социальные причины падения античной культуры. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. - С. 447466.

20. Вебер М. Рациональные и социологические основания музыки. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. - С. 469550.

21. Вебер М. Город. / М.Вебер. Избранное. М.: Юрист, 1995. - С. 309446.

22. Вебер М. История хозяйства. Пг., 1923.

23. Бендикс Р. Образ общества у Макса Вебера. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. - С.567-583.

24. Буржуазная социология на исходе XX века. Критика новейших тенденций. М., 1986

25. Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория. — М.: Юрист, 1961.

26. Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М.: Юрист, 1995.

27. Виндельбанд В. Прелюдии. СПб, 1904.

28. Виндельбанд В. Философия в немецкой культурной жизни XIX столетия. М., 1910.

29. Гадамер Г.Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988.

30. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. — М.: Издательство политической литературы, 1991.

31. Давыдов Ю. Н. Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы. М., 1977.

32. Давыдов Ю.Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология. -М.: Мартис, 1998.

33. Давыдов Ю.Н. Основные понятия веберовской социологии; их структура и их историческая судьбы. / Очерки по истории теоретической социологии XX столетия. — М.: Наука, 1994. С. 61-85.

34. Зотов А.Ф. Генрих Риккерт и неокантианское движение. / Г.Риккерт Науки о природе и науки о культуре. -М.: Республика, 1998. С. 3-15.

35. История буржуазной социологии IXX начала XX века.- М.: Прогресс. 1979.

36. Кант И. Критика практического разума. / И. Кант. Сочинение в 8-ми тт. М.: Чоро, 1994. - Т. 4. - С. 373-564.

37. Кант. И. Основоположения метафизика нравов. / И.Кант. Сочинение в 8-ми тт.-М.: Чоро, 1994.-Т. 4.-С. 153-246.

38. Кант И. Метафизика нравов. / И.Кант. Сочинение в 8-ми тт. — М.: Чоро, 1994. Т. 6. - С. 224-556.

39. Кун Т, Структура научных революций.- М., 1977.

40. Неомарксизм и проблемы социологии культуры. М., 1980.

41. Неусыхин А.И. «Эмпирическая социология» Макса Вебера и логика исторической науки. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. — М.: Юрист, 1994.-С. 589-655.

42. Неусыхин А.И. Социологическое исследование Макса Вебера о городе. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. — С. 658-690.44.0жиганов Э. И. Политическая теория М. Вебера. Критический анализ. Рига, 1986

43. Патрушев А.И. Расколдованный мир Макса Вебера. М.: МГУ. 1992.

44. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. — Томск: Водолей, 1998.-С. 213

45. Шпакова Р.П. Проблемы социального познания в концепции идеальных типов М.Вебера. Вопросы философии. 1985 № 3,С. 114122.

46. Ясперс К. Речь памяти Макса Вебера. / М.Вебер. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. - С. 553-566.

47. Albert Н. Konstruktion und Kritik. Hamburg, 1972.

48. Baumgarten E. Max Weber. Werk und Person. Tubingen. 1964.

49. Berger P.L. Luckmann T. Die gesellschaftliche Konstruktion der Wirklichkeit. Frankfurt, 1972.

50. Bessner W. Die Begriffsjurisprudenz, der Reehtspositivismus und die Transzendentalphilosophie Immanuel Kants als Grundlagen der Soziologie und der politischen Ethik M. Webers. Weiden, 1968.

51. Betti E. Allgemeine Auslegungslehre. 1967.

52. Betti E. Die Hermeneutik als allgemeine Methodik der Geisteswissenschaften. Tubingen. 1962.

53. Biser E. Theologische Sprachtheorie und Hermeneutik. 1970.

54. Cassirer E. Philosophie der Symbolischen Formen. Bde 1—3. Berlin, 1927—1929.

55. Cohen G. Das Prinzip der Infinitisimal Methode und sein Geschichte. Berlin. 1883.

56. Cohen G. Kants Theorie der Enfahrung. Berlin. 1885.

57. Dempf A. Die Einheit der Wissenschaft. Mimchen, 1955.

58. Drehsen V. Religion und die Rationalisierung der modernen Welt. Max Weber (1864—1920). Duhm K. W. u. a. Das Jenseits der Gescllschafl.-Munchen, 1975. S. 89--154.

59. Freyer H. Soziologie als Wirklichkeitswissenschaft. Leipzig und Berlin, 1930.V

60. Geiger Th. Aufgaben und Slellung der Intelligenz in der Gesellschaft. -Stuttgart, 1949.

61. Habermas J. Erkenntnis und Interesse. Frankfurt, 1968.

62. Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. Bde 1-2. Frankfurt, 1981.

63. Habermas J., Luhmaim N. Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie? -Frankfurt, 1971.

64. Habernas J. Technik und Wissenschaft als Ideologie. Frankfurt, 1968.

65. Henrich D. Die Einheit der Wissenschaftslehre Max Webers. Tubingen, 1952.

66. Holzer H. Soziologie in der BRD: Theorienchaos und Ideologiereproduktion. -Berlin, 1982.

67. Jaspers K. Max Weber. Politiker, Forscher, Philosoph. Bremen. 1946.

68. Kierkegaard S. Gesammelte Werke. Abt. 16. Dusscldorf—Koln, 1957.71 .Kimmerle H. Die Bedeutung der Geisteswissenschaft fur die Gesellschaft. 1974.

69. Kon I.S. Der Positivismus in der soziologie. Berlin. 1968.

70. Lask E. Die Logik der Philosophie und die Kategorienlehre. Tubingen. 1911.

71. Lepsius M. R. Kritik als Beruf. Zur Soziologie der Intellektuellen / Kolner Zeilschrift fur Soziologie und Sozialpsychologie, Jg. 16, 1964.

72. Litt Th. Die Wiedererweckung des geschichtlichen BewuBtseins. Heidelberg. 1956.

73. Lotze R.G. Logik.Berlin. 1880.

74. Lowith K. Gesammelte Abhandlungen. Stuttgart, 1960.

75. Lowith K. Max Weber und Karl Marx. "Gesammelte Abhandlungen". Stuttgart, 1960.

76. Lowith K. Max Weber und seine Nachfolger / Mass und Wert. Jg. 3. Heft 1. 1939.

77. Luhmann N. Evolution und Geschichte / Luhmann N. Geschiehtc und Gesellschafl, 2. 1976. S. 284-309.

78. Lukacs G. Geschichte und KlassenbewuBtsein. Berlin, 1923.

79. Lundshut S. Kritik der Soziologie. Neuwied, Luchterhand (1929) 1969.

80. Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns. Hrsg. Von W.M. Spondel und C. Seyfarth. Stuttgart. 1981.

81. Max Weber und Soziologie heute. Hrsg. O. Stammer. Tubingen. 1965.

82. Misch H. Lebensphilosophie und Phanomenologie. Eine Auseinandersetzung der Diltheyschen Richtung mit Heidegger und Husserl. Philos. Anzeiger, 1929-1930,2. Aufl., Leipzig-Berlin, 1931.

83. Mommsen W.J. Max Weber und die deutsche Politik. 1890-1920. Tubingen. 1959.

84. Muhlmann W.E. Max Weber und die rationale Soziologie. Tubingen. 1966.

85. Munch R. Gesellschaftsgeschichte als Enrtwicklungslogik gcsellschaftlicher Rationalisierung? / Kolner Ztschr. Soziol. und Sozialpsychol., 1980. Bd. 32, N 4. S. 774—786.

86. Munch R. Theorie des Handelns. Zur Rekonstruktion der Beitrage von T. Parsons, E. Durkheim und M. Weber. Frankfurt. 1982.

87. Munch R. Uber Parsons zu Weber: Von der Theorie der Ralionalisierung zur Theorie der Interpretation / Max Weber und die Ralionalisierung sozialen Handelns. Stuttgart, 1981. S. 108-148.

88. Natorp P. Uber die Methode der exakten Naturwissenschaften. Berlin. 1907.

89. Natorp P. Allgemaine Psyhologie nach kritisher Methode. Marburg. 1912.

90. Natorp P. Einleitung in die Psichologie nach kritisher Methode. Marburg. 1888.

91. Natorp P. Philosophic, ihr Problem, ihre Probleme. Berlin. 1911.

92. Nelson B. Der Ursprung der Moderns.- Frankfurt a. M., 1977.

93. Plessner H. Gesammelte Schriften. Bde 1-53. Frankfurt, 1980—1981.

94. Prewo R. Das Wissenschaftsprogramm Max Webers. Frankfurt, 1979.

95. Rickert H. Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. Tubingen, 1921

96. Rickert H. Max Weber und seine Stellung zur Wissenschaft / Logos. Bd. 14. Hft. 2. S. 222-237.

97. Schelting A. V. Max Webers Wissenschaftslehre. Das logische Problem der historischen Kulturerkenntnis. Die Grenzen der Soziologie des Wissens. -Tubingen, 1934.

98. Schelting A. von. Max Webers Wissenschaftslehre: Das logische Problem der historischen Kulturerkenntnis. Die Grenzen der Soziologie des Wissens. Tubingen, 1934.

99. Schluchter W. Die Entwicklung des okzidentalen Rationalismus: Eine Analyse von Max Webers Gesellschaftsgeschichte. Tubingen, 1979.

100. Schluchter W. Die Paradoxic der Rationalisierung: Zum Verhaltnis von "Ethik" und "Weet" bei Max Weber / Ztscht. Soziol., 1976. S. 256—284.

101. Schluchter W. Die Parasoxie der Rationalizierung. Zum Verhaltnis von "Ethik" und "Welt" bei Max Weber/ Zeitschrift fur Soziologie, 5,1976. S. 256-284.

102. Schluchter W. Religion und Lebensfuhrung. Bde 1—2. Frankfurt, 1988.

103. Schmidt G. Max Webers Beitrag zur empirischen Industrieforschung / Kolner Ztschr. Soziol. und Sozialpsychol., 1980. Bd. 32, N 1. S. 76—92.

104. Schmidt G. Technik und kapitalistischer Betrieb: Max Webers Konzept der industriellen Entwicklung und das Rationalisierungsproblem in der neueren Industriesoziologie / Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns. S. 168—188.

105. Schutz A. Der sinnhafte Aufbau der sozialen Welt. Wien, 1932.

106. Schutz A. Gesammelte Aufsatzc. Bd. 1. Haag, 1971.

107. Sprondel W. M. Sozialer Wandel, Ideen und Interessen: Systematisierungen zu Max Webers Protestantischer Ethik / Religion und Gesellschaftliche Entwicklung.- Frankfurt a. M., 1973. S. 206—224.

108. Sprondel W. M., Seyfarth C. Vorwort / Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns.

109. Sprondel W. M., Seyfarth C„ Konau E., Schmidt G. "Soziologie soil heiBen.": Einige Einmerkungen zur Weber-Rezeption aus AnlaB des 80.

110. Geburtstages Johannes Winkelmann / Kolner Ztschr. Soziol. und Sozialpsychol., 1980. Bd. 32, N 1. S. 11—11.

111. Sprondel W.M. "Experte" und "Laie": Zur Entwicklung von Typenbegriffen in der Wissenssoziologie // Grathoff R., Sprondel W.M. (Hg.) Alfred Schutz und die Idee Alltags in der Sozialwissenschaft. Stuttgart, 1979., S. 140-154.

112. Tenbruck F. H. Das Werk Max Webers / Kolner Ztschr. Soziol. und Sozialpsychol., 1975. Bd. 27, N 4. S. 663—702.

113. Tenbruck F.R. Die Genesis der Methodologie Max Webers / Kolner Ztschr. Soziol. und Sozialpsychol., 1959. Bd. 11, N 3. S. 574—630.

114. Walter A. Max Weber als Soziologe / Jahrbuch fur Soziologie 2. Karlsruhe, 1926.

115. Weber M. Die protestantische Ethik und der Geist des Kapilalismus. -Munchen und Hamburg, 1956.

116. Weber M. Die Protestantische Ethik. Bd. 2. Gutersloh, 1978.

117. Weber M. Die Protestantische Ethik. Bd. 1. Munchen Hamburg, 1965.

118. Weber M. Die Verhaltnisse der Landarbeitcr im ostelbischen Deulschland. Schriften des Vereins fur Sozialpolitik. Bd. 55. Leipzig, 1892.

119. Weber M. Gesammelte Aufsalze zur Religionssoziologie. Bde 1—3. Tubingen, 1978—1986.

120. Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Wissenschaftslehre. Tubingen, 1951.

121. Weber M. Gesammelte Aufsiitze zur Soziologie und Sozialpolitik. Tubingen, 1924.

122. Weber M. Gesammelte politische Schriften. Tubingen, 1951.

123. Weber M. Gesamtausgabe, Abt. 1. Bd. 16: Zur Neuordnung Deutschlands. Schriften und Reden 1918—1920. Tubingen, 1988.

124. J 28. Weber M. Gesamtausgabe. Abt. 1. Bd. 10: Schriften und Reden 1905—1912. Zur Russischen Revolution von 1905. Tubingen, 1989. 129. Weber M. Gesamtausgabe. Abt. 1. Bd. 15: Zur Politik im Weltkrieg. Schriften und Reden 1914-1918. Tubingen, 1984.

125. Weber M. Staatssoziologie. Berlin, 1966.

126. Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Bd. 1—2. Koln—Berlin, 1964.

127. Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Bde 1—2. Tubingen, 1956.

128. Weber M. Zur Russischen Revolution von 1905 / Gesamtausgabe. Abt. 1. Bd. 10. Tubingen, 1989.

129. Weber Marianne. Max Weber, ein Lebensbild. Tubingen, J.C.B. Mohr, 1926 (bibliographie de l'ceuvre de Max Weber).

130. Weiss J. Max Webers Grundlegung der Soziologie. Munchen, 1975.

131. Weiss J. Rationalitat als Kommunikabilitat. Uberlegungen zur Rolle von Rationalitatsunterstellungen in der Soziologie / Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns. Stuttgart, 1981. S. 39-58.

132. Weiss J. Rationalitatsunterstellungen in der Soziologie / Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns.

133. Winckelmann J. Legitimitat und Legalitat in Max Webers Herrschaflssoziologie. Tubingen, 1952.

134. Winckelmann Johannes. Max Weber, Soziologie, weltgeschichtliche Analysen, Politik. Kroner Taschenausgabe, №229.

135. Kozyr-Kowalski S. Max Weber a Karol Marx. Warszawa, 1967.

136. Bendix R. Max Weber. An Intellectual Portrait. N.Y. 1962.

137. Bendix R., Roth G. Scholarship and Partisanship: Essays on Max Weber. Berkeley etc. 1971.

138. Berger P. Heretical imperative. N. Y., 1979.

139. Eisenstadt S. N. Tradition, Modernity and Change. N. Y., 1973.

140. Gouldner A. The Dialectic of Ideology and Technology. N. Y., 1976.

141. Gouldner A. W. The coming crisis of western sociology. L., 1971.

142. Hughes Stuart H. Consciousness and Society. New York, Aflred A. Knopf, 1961, 2nd ed.

143. Kristol I. The Adversary Culture of Intellectuals / Encounter. L., 1979. Vol. 53, N 4. P. 5—14.

144. Lipset S. M., Dobson R. B. The Intellectual as Critic and Rebel / Deadalus (Sommer 1972). P. 137—198.

145. Mayer J.P. Max Weber in German Politics. London, Faber, 1956, 2nd ed.

146. Mills Ch. The sociological imagination. L., 1959.

147. Mitzman A. The Iron Cage. A Historical Interpretation of Max Weber.- N. Y., 1970.

148. Nelson B. Max Weber and the discontense and dilemmas of contemporary universally rationalised post-Christian civilisation / Max Weber und die Rationalisierung des sozialen Handelns.

149. Nelson B. Weber's protestant ethics: Its origins, wanderings and forseeable futures / Beyond the classics: Essay in the scientific study of religion. N. Y., 1973. P. 71—130.

150. Parsons T. et al. Theories of Society.- London, Collier — MacMillan, 1965.

151. Parsons T. The Social System. N.Y. 1966.

152. Parsons T. The Structure of Social Action. N.Y. 1961.

153. Parsons Т., Piatt G. The American University, Cambridge/Mass, 1973.

154. Reich Ch. The greening of America. L., 1970.

155. Roszak T. Where wasteland ends: Politics and transcendence in postindustrial society. N. Y., 1973.

156. Sorokin P. Contemporary Sociological Theories.- N. Y., 1928.

157. Aron R. La Philosophie critique de l'histoire. Essai sur une theorie alleinande de l'histoire.- Paris, Vrin, 1964.

158. Aron R. La Sociologie allemande contemporaine. Paris, P.U.F., 1950.

159. Aron Я-Предисловие к работе: Max Weber. Le Savant et le politique. Paris, Plon, 1959.

160. Bendix R. Max Weber et la sociologie conternporaine.i

161. Fleischmann E. De Weber a Nietzshe. Archives europeennes de Sociologie. t.V, 1964, No 2, p. 190 — 238.

162. Freund J. Introduction a la traduction de la Wissenschaftslehare (Max Weber. Essais sur la theorie de la science.) Paris, Plon, 1965, p.9-116.

163. Freund J.Sociologie de Max Weber.- Paris, P.U.F., 1966 (biblio-graphie).

164. Gerth H.H.et Gerth H.I. Bibliography on Max Weber. «Social Research», vol. XVI, 1949.

165. Gerth H.H.et Mills C.Wright. Introduction aux extraits de l'oeuvre de Max Weber,publies sous le titre «From Max Weber: Essays in sociology», New York, Oxford University Press, A Galaxy book, 1958, p.3-74.

166. Halbwachs M. Economistes et historiens: Max Weber, un homme, une oeuvre. «Annales d'histoire economique et sociale», № 1, janvier 1929.

167. Merleau-Ponty M. Les aventures de la dialectique. P., 1955.

168. Mommsen W. La sociologie politique de Max Weber et sa philosophie de l'histoire universelle.

169. Rossi P.Objective scientifique et presuppositions axiologiques.

170. Strauss L. Droit naturel et histoire. Paris, Plon, 1954.

171. Weinreich M. Max Weber, l'homme et le savant. Paris, 1938.