Лингвофилософские основания риторики и герменевтики тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.19, кандидат филологических наук Пихновский, Пётр Владимирович

  • Пихновский, Пётр Владимирович
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2004, Тверь
  • Специальность ВАК РФ10.02.19
  • Количество страниц 138
Пихновский, Пётр Владимирович. Лингвофилософские основания риторики и герменевтики: дис. кандидат филологических наук: 10.02.19 - Теория языка. Тверь. 2004. 138 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Пихновский, Пётр Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ РИТОРИКИ И ГЕРМЕНЕВТИКИ.

1.1. Основания человеческого бытия как онтологическая основа лингвистического исследования.

1.2. Специфика задач риторики и герменевтики.

1.2.1. Специфика задач риторики и герменевтики с точки зрения совершенствования человека.

1.2.2. Специфика задач риторики и герменевтики с точки зрения поиска истины.

1.2.3. Связь проблематик совершенствования человека и поиска истины.

Выводы по Главе 1.

Глава 2. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ РИТОРИКИ И ГЕРМЕНЕВТИКИ.

2.1. Смысл и средство.

2.2. Смыслы и средства в языке.

2.3. Различия в восприятии вещественных и текстовых феноменов.

2.4. Экспликация содержания ключевых понятий, выступающих в качестве методологических схем описания феноменов текстов.

Выводы по Главе 2.

Глава 3. КОНКРЕТНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ЗАДАЧ РИТОРИКИ И ГЕРМЕНЕВТИКИ.

3.1. Задачи герменевтики: адекватность понимания.

3.2. Задачи риторики: адекватность текстопостроения.

Выводы по Главе 3.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Теория языка», 10.02.19 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лингвофилософские основания риторики и герменевтики»

Настоящее диссертационное исследование посвящено разработке и упорядочению лингвофилософских оснований риторики и герменевтики. Основной усматриваемой нами при этом проблемой является противоречие между декларируемой фундированностью данных дисциплин языкознанием и реальной непрояснённостью их связей с ним. Между тем необходимо отметить, что языкознание как наука о языке [Кибрик 1998; Иванов 1998] не может одновременно отвечать специфическим потребностям в лингвистическом фундаменте всех нуждающихся в нём наук, чем отчасти объясняется существование многочисленных и зачастую весьма друг на друга непохожих направлений лингвистики. Как источник теоретического знания о языке лингвистика открыта для всех других наук, но использовать это знание рационально, приспосабливая его для собственных нужд, есть, без сомнения, дело последних. В результате элементом любой так или иначе связанной с изучением языка науки должно являться изложение её собственных лингвистических оснований, модифицированных в соответствии с её философским фундаментом и вытекающими из него целями и задачами.

Сообразно сказанному, следуя составляющим теоретическую основу настоящего исследования идеям представителей античной и немецкой классической философии (учение об этике как основе социально адекватного текстопроизводства [Аристотель 2000; Платон 2000а: 85-194, 369-434; 20006: 113-174 и др.; Секст Эмпирик 1976; Цицерон 1994]; учение об идее и эстетической идее [Платон 1994, 2000а, 20006; Kant 1790; Hegel 1830, 2004b, 2004с; Гегель 1968]; учение о деятельности и опредмечивании [Гегель 1968; Маркс 1955: 94, 121; Hegel 1830, 2004b, 2004с; Marx 1890, 1932]; феноменологическое учение [Гуссерль 2000; Husserl 1965, 1977]), а также идеям и начинаниям представителей Московского методологического кружка (ММК; см. [Бабайцев 2001]) [Щедровицкий 1993, 1995], Тверской школы риторики и герменевтики [Богин 1975, 1977, 1980, 1993, 2002 и др.; Богатырёв 1996, 1998, 20016; Варзонин 1998, 2001а, 20016; Галеева 1997, 1999; Крюкова 1999, 2000а, 20006; Соловьёва 1999] и других исследователей

Гумбольдт 2000; Брентано 1996; Литвинов 1996; Щерба 1974; Зарифьян 1990; Brentano 1982; Kulpe 1922], мы хотели бы продолжить наметившееся относительно новое направление исследования языка как системы формально-содержательных корреляций, обладающей значительным потенциалом эффективизации человеческой деятельности и улучшения человеческой природы. При этом основным отличием данного направления от прочих весьма многочисленных направлений «традиционной» лингвистики представляется чёткая установка на несамодовлеющую ценность изучения языка. Таким образом, под широко понимаемой рубрикой «традиционные» помещаются фактически все направления языкознания, которые эксплицитно не задаются вопросом о ценности языковых исследований с точки зрения первых и последних нужд человечества, т.е. исследуют язык как замкнутую систему отношений между элементами, которую Ф. де Соссюр определил как предмет «внутренней лингвистики» (langue). Результаты таких изысканий хотя и используются указанным «новым» направлением в лингвистике, но лишь как материал, организуемый сообразно целям этого направления или используемый при обосновании его установок и методов.

Существуют ещё языковые исследования, которые хотя и изучают язык как языковую деятельность (по Ф. де Соссюру, langage), но которых при этом цели слишком техничны или даже вовсе замкнуты на самом таком изучении, в силу чего данные исследования необходимо также отграничить от направления, названного здесь «новым». Таковы, например, прагматика и анализ дискурса, изыскания которых могут быть даже вовсе не связанными с языком как langue (ср. определение прагматики как «науки об употреблении языка» [Levinson 1983: 5]), но лишь как langage - языковой деятельностью, которая, кроме того, объективируется и отчуждается от личности (поскольку прагматика и анализ дискурса стремятся лишь описать, как протекает та или иная коммуникация, не уделяя внимания проблемам обучения социально адекватному общению или внутреннего изменения личности), т.е., как выражается В. П. Литвинов, «язык в своей феноменальной полноте здесь не присутствует» [Литвинов 1996].

Между тем языковую деятельность можно изучать и как проявление языка как динамического целого [Щерба 1974], как langage (по В. фон Гумбольдту, energeia или Erzeugung), существенным и при этом не упускаемым из виду моментом которого является язык как langue, но рассматриваемый как локализованный в сознании индивида [Соссюр 1999: 16-19, 24] «материальный объект» [Скребнев 1985; 16-18], как «психофизиологическая речевая организация» человека [Щерба 1974: 25], его языковая личность [Богин 1975, 1977, 1982, 1984 и др.], уровень развития которой, следовательно, в известной мере обусловливает уровень развития самого человека, его способность к деятельности и коммуникации (ср.: «Дар речи даже не какая-то одна из человеческих способностей рядом со многими другими. Дар речи отличает человека, только и делая его человеком. Этой чертой очерчено его существо. Человек не был бы человеком, если бы ему было отказано в том, чтобы говорить.» [Хайдеггер 1993: 259]; «.Языки представляют собой первую и необходимую ступень, отталкиваясь от которой народы оказываются способными следовать высшим устремлениям» [Гумбольдт 2000: 67]).

Наука предположительно существует для того, чтобы обслуживать нужды общества. Таким образом, прикладное знание всегда имеет первостепенное значение, независимо от того, согласны ли с этим утверждением сами учёные (можно, например, отметить преобладающее предпочтение фундаментальных исследований прикладным в одних кругах, и обратное в других). Точно так обстоит дело и с лингвистикой. В различных частных случаях начало изучения языка могло иметь разнообразные корни, проистекая из стремления ответить как на практические, так и теоретические вопросы. Однако, до тех пор, покуда общество не может позволить себе роскошь «науки ради науки», языкознание остаётся призванным служить его первичным насущным потребностям.

Потребности общества, удовлетворять которые призвано языкознание и родственные ему дисциплины весьма многообразны. Среди прочих, представляется возможным выделить вопросы, решением которых занимаются риторика и герменевтика. Ю. Н. Варзонин и А. А. Богатырёв предлагают считать предметом риторики оптимизацию общения, вслед за древними авторами (Аристотель, Квинтилиан, Платон, Цицерон, Эпиктет и др.) указывая, что риторика призвана служить внутреннему самосовершенствованию человека и поиску истины [Богатырёв 2002; Варзонин 1998: 39, 66, 85 и др.]. Герменевтика, будучи ориентированной на сохранение и передачу культурной традиции и апеллируя к высшим ценностям [Богатырёв 2002], во многом служит тем же целям, приводя к духовному развитию личности. При этом такое развитие предполагает индивидуальное освоение и развитие общественно-исторического опыта необходимого для жизнеспособности общества. Освоение и развитие опыта сопровождается развитием рефлективной способности человека.

Являясь центром всякой деятельности (ср.: «Народ создает свой язык как орудие человеческой деятельности» [Гумбольдт 2000: 68]) и в качестве языковой личности центром личности вообще (так, по мнению JI. С. Выготского, основным качественным отличием человеческой психики является её опосредованность употреблением орудий и особенно знаков [Леонтьев, Лурия 1956: 6-23; Выготский 1956: 119-147]), язык (речевая деятельность) способен существенно повлиять на наличие прогресса в обществе. Ибо, коль скоро развитие производительных сил определяет способ производства и характер производственных отношений [Marx 1890: 11, 402; 1894: 260, 855], то и мера социальной адекватности коммуникации должна быть прямо пропорциональна прогрессу в самой деятельности. Так, Ю. В. Рождественский утверждает, что «.речь может быть более или менее эффективной. Если речь неэффективна, то деятельность в обществе не развивается» [Рождественский 1997: 152]. Стремясь развить способность личности пользоваться языком, т.е. фактически развить саму личность, риторика и герменевтика способны сыграть немалую роль в том, что касается эффективности материального и, тем паче, духовного производства. Такова собственно связь предметов указанных наук с самыми насущными потребностями общества (яркий пример возможных негативных социальных последствий в национальном масштабе в результате простого неумения различать ситуативный смысл формально тождественных языковых единиц даётся М. Л. Макаровым [Макаров 2002: 126-132]).

В отличие от риторики и герменевтики, другие лингвистические дисциплины либо вообще не заявляют о своей ориентированности непосредственно на прогресс в обществе, уделяя основное внимание фундаментальным проблемам (т.е., по существу, вторичным, имеющим ценность лишь постольку, поскольку их решение необходимо для решения проблем, непосредственно связанных с потребностью общества), либо указывают в качестве своей цели на чисто техническое удовлетворение потребности общества в эффективной коммуникации (лингвосемиотика, лингводидактика и информационное обслуживание [Рождественский 2000: 269 и далее]). Между тем можно утверждать, что с точки зрения риторики и герменевтики проблема удовлетворения социальных потребностей прежде всего связывается с развитием конкретной личности. Одновременно, развитие физических и, как в данном случае, духовных способностей человека вообще, возможно рассматривать как главный и, пожалуй, единственный приемлемый критерий общественного прогресса.

Из установки на развитие должны вытекать основные теоретические положения риторики и герменевтики. Поскольку в настоящее время, обе науки традиционно считаются частными языковедческими или, по крайней мере, филологическими дисциплинами (действительно, едва ли кто-либо станет отрицать наличие теснейшей связи обеих наук с языкознанием - и та, и другая всегда преимущественно имели дело с языком, пусть даже и не только с ним), то, исходя из данного Ю. В. Рождественским определения прикладного языкознания как «особой научно-практической деятельности, целью которой является усовершенствование языковых контактов в обществе» [Рождественский 2000: 268], риторику и герменевтику вполне можно отнести к этой области лингвистики. (Необходимо всё же отметить, что приводимая Ю. В. Рождественским характеристика прикладного языкознания, позволяет сделать выводы о значительном отличии целей последнего от упомянутых выше целей риторики и герменевтики.)

С другой стороны, несмотря на сложную судьбу, периоды расцвета и заката, и многочисленные «ревизии» дисциплинарной номенклатуры, в результате чего обе науки исчезали, возникали вновь или становились разделами языкознания, лингвистических дисциплин [Виноградов 1962: 16;

Литвинов 1996; Общая риторика 1986: 58-61; Задорнова 1984: 109; Топоров 1998; Dijk 2000] или философии, риторика и герменевтика не утратили окончательно своего предмета и заключающейся в нём самостоятельности этих дисциплин. Одновременно, развитие науки о языке дало им возможность укрепить собственную лингвистическую базу и на таком основании достичь новых теоретических и практических высот.

Тем не менее, теоретические основания обеих наук покоятся не только или даже не столько в лингвистике. Так, Ю. Н. Варзонин вполне убедительно обосновывает точку зрения, согласно которой риторика не является частью лингвистики, но теории коммуникации [Варзонин 1998] (впрочем, и лингвистика может быть рассмотрена как область последней). Филологическую герменевтику можно подчинить культурной герменевтике вообще, куда наряду с ней входят герменевтика живописи или скульптуры, философская, математическая или любая другая герменевтика. Кроме того, если риторика как наука о речевом воздействии нуждается в этическом основании, то герменевтика в существенных своих моментах может сливаться с эстетикой (ср. определение красоты у Гегеля как «чувственной видимости идеи»), разумеется, если последняя не станет трактовать «формы прекрасного» в отвлечении от содержательности таких форм.

Так или иначе, допустимым представляется утверждать, что понятийно-терминологический аппарат описания языка в рамках «традиционной» лингвистики не всегда соответствует проблемам, решаемым в рамках герменевтики и риторики, своеобразие описания которых обусловлено их установкой на развитие языковой (и рефлективной) способности человека (так, согласно Ю. Н. Варзонину, «у риторики и лингвистики разный интерес к языку» [Варзонин 20016: 101]). До сих пор, однако, теоретические разработки обеих дисциплин основывались преимущественно на «традиционно-лингвистическом» фундаменте - разумеется, там, где был необходим именно лингвистический фундамент. Одновременно предпринимались попытки совмещения и согласования аппаратов лингвистики и риторики/герменевтики, а также логики, философии и проч. (см. работы Г. И. Богина), что приводило к возникновению явных и скрытых противоречий. Между тем ни риторика, ни герменевтика не являются чисто прикладными дисциплинами, призванными распространять языковую норму как результат исследований, проводимых в рамках теоретического языкознания. Обе дисциплины нуждаются в собственной теории, в том числе собственной лингвистической теории, которая, основываясь на высоких достижениях фундаментального языковедения, была бы одновременно адаптирована для риторико-герменевтического описания.

Таким образом, объектом настоящего исследования является язык, рассматриваемый как языковая способность человека, результатом описания которой выступает язык как схема, которая, в свою очередь, в случае адекватной фиксации свойств объекта позволяет в дальнейшем рационально использовать эти свойства для влияния на объект в целом.

Предмет исследования составляют те свойства языка как объекта, которые делают возможным решение задач риторики и герменевтики, а именно, задач (само)совершенствования личности и поиска истины. Такая постановка вопроса выводит на первый план свойство языка быть средством и системой средств общения, притом что «признание языка как средства общения даёт основание рассматривать язык в его единственной функции, а именно в функции коммуникации, представляющей собой действительно сложное интегрированное явление, в котором интегрированы все свойства языка, обнаруживаемые в процессе обслуживания им жизни человеческого сообщества на всех этапах его развития» [Колшанский 1984: 3].

Вслед за Г. В. Колшанским и Ю. М. Скребневым [Скребнев 1975: 7073] мы признаём, что язык обладает единственной функцией -коммуникативной. Все остальные, выделяемые разными исследователями [Звегинцев 1979; Якобсон 1975], функции либо являются производными от коммуникативной, либо указывают на частные свойства языка. Так, например, фатическая функция производна от коммуникативной, поскольку коммуникация невозможна без контактоустановления, а когнитивная функция указывает на свойство билатеральности единиц языка, благодаря чему за их материальными экспонентами закрепляется некоторое идеальное содержание. Тем не менее, за материальностью любого предмета человеческого обихода также стоит некое идеальное содержание, указывающее, например, на «присутствие» в данном предмете понятия о классе таких предметов вообще. При этом, однако, едва ли стоит утверждать, что одной из функций, например, стакана является сохранение и выражение знания о стакане вообще.)

Целью исследования является разработка и упорядочение лингвофилософских оснований риторики и герменевтики, прояснение связей указанных дисциплин с лингвистикой путём устранения противоречий и неясностей понятийно-терминологического характера.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

• описываются основания человеческого бытия, составляющие онтологическую основу лингвистического исследования;

• характеризуется специфика задач риторики и герменевтики с точки зрения совершенствования человека и поиска истины; с этой целью уточняются критерии совершенства, понятие истины, Истины;

• понятия смысл и средство рассматриваются с общеметодологических позиций и с позиций их бытования в языке;

• даётся характеристика различий в восприятии смыслов предметного мира и мира языковых текстов;

• эксплицируется содержание ключевых понятий, выступающих в качестве методологических схем описания феноменов текстов;

• для указания на область применимости сформулированных положений задаётся конкретное содержание задач риторики и герменевтики.

Актуальность исследования определяется недостаточной разработанностью лингвистических оснований риторики и герменевтики, наличием требующих устранения противоречий и неясностей понятийно-терминологического характера, необходимостью адаптации языкового описания к целям риторики и герменевтики и необходимостью замены принципа случайности и традиционности в разработке понятийно-терминологического аппарата данных дисциплин телеологическим принципом (согласно требованию в [Щедровицкий 19956: 548]). Иными словами понятийно-терминологический аппарат риторики и герменевтики должен определяться целями указанных наук, а не определять их.

Научная новизна исследования состоит в том, что:

• язык рассматривается как система средств общения, притом что термин средство употребляется не в общем, а в специальном значении ('коррелят/эпифеномен смысла'), хотя это и не означает, что мы полностью согласны с небеспочвенной, впрочем, аргументацией В. А. Звегинцева, попытавшегося обосновать незнаковую природу языка [Звегинцев 1956: 10-11; 1962: 20-53] (критику данной позиции находим в [Общее языкознание 1970: 45]);

• последовательно проводится принцип описания языка с позиций трансцендентальной феноменологии Э. Гуссерля, что позволяет рассматривать язык (языковой текст, языковую коммуникацию) как одну из модальностей человеческого бытия, один из возможных форматов интерпретации и преобразования мира и одну из ипостасей деятельности (следуя схеме мыследеятельности [Щедровицкий 1983, 1987], можно выделить три ипостаси деятельности: предметную, языковую и умозрительную);

• описание языка с позиций учения об интерсубъективности Э. Гуссерля позволяет рассматривать язык как медиум, посредник между людьми, обеспечивающий единство опыта и деятельности, т.е. единство человечества в целом;

• описание языка с позиций теории деятельности (К. Маркс, А. Н. Леонтьев, Г. П. Щедровицкий) позволяет рассматривать язык как разновидность, орудие и продукт деятельности, одновременно изменяющий человека и изменяемый человеком, что даёт возможность рационального целенаправленного воздействия на личность через воздействие на язык;

• в конструировании необходимых ключевых понятий применяется телеологический подход в противоположность подходу обобщающе-абстрагирующему [Щедровицкий 19956: 548]; развитие языковой способности рассматривается как одно из основных средств достижения цели культуры.

Теоретическая значимость исследования заключается в:

• описании философских и лингвофилософских предпосылок возможности достижения целей риторики и герменевтики;

• адаптации лингвистической теории для удовлетворения целям риторико-герменевтического описания;

• устранении противоречий между базовыми понятиями лингвистической семантики и логики языка (значение, понятие, денотат, сигнификат, референт, коннотация содержание, смысл, интенсионал, экстенсионал и др.) путём телеологической конструкции и ре-конструкции их содержания;

• экспликации или телеологической конструкции содержания ряда терминов риторико-герменевтического описания (усмотрение, ситуация, интенсиональность, экстенсиональность, адекватность понимания и продукции текста);

• описании специфики и конкретного содержания задач риторики и герменевтики;

• разработке лингвистической парадигмы, допускающей новое решение старых вопросов, таких как теория метафоры и метафоричности, вообще проблема асимметрии формы и содержания в языке (со всеми вытекающими отсюда проблемами лексикологии, лексикографии и грамматики) и проч.

Практическая ценность исследования заключается в возможности использования его результатов при разработке общих и специальных теоретических и практических курсов по риторике, филологической и общекультурной герменевтике и ряду других филологических дисциплин (лингвистической поэтике, теории и интерпретации текста, стилистике, лингводидактике); возможна адаптация основных положений данного исследования с целью внедрения их в систему образования в основной и старшей школе; предполагается также, что их усвоение приводит к оптимизации рефлективной и языковой способности личности, повышению эффективности действования конкретной личности во всех сферах деятельности и эффективизации человеческой деятельности в целом.

Иллюстративным материалом исследования послужили тексты и отрывки текстов на русском и английском языках. Принимая, однако, во внимание тот факт, что в основу исследования положен априорный принцип телеологической конструкции понятий, которые при этом выступают как средства, позволяющие упорядочить некий эмпирический материал (в отличие от апостериорного принципа обобщающей абстракции как метода построения понятий, в которых пытаются зафиксировать «существенные» свойства неорганизованного материала), следует указать, что целью анализа текстов является преимущественно иллюстрация (области) практической применимости конструируемых теоретических положений, а не абстрагирование данных положений «из» анализируемых текстов. В связи с этим объем эмпирического материала довольно незначителен. Необходимо, впрочем, также отметить, что при отборе текстов была предпринята попытка удержаться от впадения в одну из возможных при этом крайностей: тенденциозности или бессистемности отбора. Несмотря на то, что тексты подбирались для иллюстрации конкретных теоретических положений, нетрудно заметить, что по своей сути они не являются уникальными, но, напротив, репрезентируют те или иные текстовые классы и типы.

В качестве методологической основы исследования выступает синтез учения об опредмечивании (Фома Аквинский, Г. В. Ф. Гегель, К. Маркс, О. Кюльпе), учения об интенциональности (Св. Августин, Св. Фома Аквинский, Св. Ансельм Кентерберийский, Ф. Брентано, Э. Гуссерль и др.), трансцендентальной феноменологии Э. Гуссерля, теории деятельности (А. Н. Леонтьев, К. Маркс), системомыследеятельности

Г. П. Щедровицкий), идей Тверской школы риторики и герменевтики Г. И. Богина. Следующие положения задают основную «рамку» исследования:

• человек есть существо деятельностное;

• деятельность протекает в трёх логических пространствах (действительностях [Богин 1993: 92]) - пространстве предметных представлений, пространстве текстовой коммуникации, и пространстве чистого мышления (т.е. мышления в невербальных, хотя, в целом, и поддающихся вербализации, схемах и парадигмах) [Щедровицкий 1983,1987] (Приложение 1);

• деятельность объективируется в продуктах деятельности, каковыми являются и тексты естественного языка; ситуация, опредмеченная в тексте, может быть распредмечена при действовании с текстом;

• человеческое сообщество представляет собой сообщество монад [Гуссерль 2000: 474-495], в интерсубъективности которых мир конституируется в качестве феномена, смысла; человеческое бытие и деятельность, следовательно, протекают как совместное создание и воссоздание смыслов (человек «порождает смысл во всем, что он делает» [Kockelmans 1973: 99]), обладающих некими материальными коррелятами, в которых смыслы опредмечиваются с целью их разделения монадами;

• эффективизация деятельности может быть достигнута двумя путями, первый из которых основан на развитии рефлективной способности личности в обществе, а второй - на технологическом упорядочивании общественных структур и процессов, не имеющих прямого отношения к совершенствованию личности; необходимо отметить, что второй путь неизбежно приводит к пропорциональному росту отчуждения, что порождает новый круг проблем и т.д.;

• в рамках первого подхода, рефлективная способность понимается как способность создавать, воссоздавать и хранить смыслы, т.е. способность мышления, понимания и памяти, каковые являются инобытиями, ипостасями рефлексии; применительно к культурному действию, развитие рефлективной способности означает развитие способности к опредмечиванию и распредмечиванию, т.е. способности осваивать и творить культуру, что является единственным и непременным условием человеческого существования вообще и, в частности, полноценного существования;

• наибольшим потенциалом развития рефлективной способности личности обладает язык, выступающий как универсальная коммуникативная система, обусловливающая интерсубъективность посредством опредмечиваемой в языковых текстах и разделяемой монадами деятельности.

Поставленные задачи определили использование следующих методов исследования: разработка понятий и анализ теоретического материала проводится на основе метода понятийного анализа, а также описательносравнительного метода; использовались общенаучные методы обобщения и описания, филологический метод фронтального интерпретационного (риторико-герменевтического) анализа, сопоставительный метод, метод интроспекции и философский метод дедукции.

На защиту выносятся следующие теоретические положения:

1. наибольшим потенциалом оптимизации деятельности обладает язык как средство языкового воздействия на личность - субстрат и субъект деятельности;

2. оптимизация деятельности посредством языкового воздействия как предмет риторики и герменевтики обусловливает специфику задач этих дисциплин как задач поиска языковых путей совершенствования человека и обнаружения истины;

3. задачи риторики и герменевтики могут быть реализованы в случае рассмотрения языка в качестве языковой модальности деятельности, в которой конституируются, объективируются и фиксируются неизвестные предметному миру феномены;

4. для соответствия целям риторико-герменевтического описания содержание основных понятий семантики и логики языка может и должно быть подвергнуто телеологической ре-конструкции;

5. понятие «адекватность» должно конструироваться телеологически: адекватность понимания не есть соответствие понимаемого и понятого, но постановка способов действования при понимании в зависимость от цели культуры; адекватное текстопостроение способствует достижению не цели коммуникации, но цели культуры.

Апробация результатов исследования проходила на международной научной конференции «Онтология возможных миров в контекстах классической и неклассической рациональности» (СПбГУ, Санкт-Петербург, 2001), международной научной конференции «Лингвистические основы межкультурной коммуникации в сфере европейских языков» (НГЛУ, Нижний Новгород, 2001), II Межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Коммуникативные аспекты языка и культуры» (ТПУ, Томск, 2002), межвузовской научной конференции «Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения» (КГПУ, Курск, 2002), восьмой международной герменевтической конференции «Понимание и рефлексия в коммуникации, культуре и образовании» (ТвГУ, Тверь, 2002), международной научной конференции «Язык. Время. Личность» (ОГУ, Омск, 2002), на заседаниях кафедры Английской филологии ТвГУ. По теме диссертации опубликовано 11 работ общим объемом 2,5 п.л.

Цели и задачи исследования определили его объём, структуру и содержание. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы, списка словарей и справочных изданий, списка источников иллюстративного материала и двух приложений. В Главе 1 рассматриваются философские предпосылки описания лингвистических оснований риторики и герменевтики, разрабатывается онтологическая основа исследования, характеризуется специфика задач риторики и герменевтики. В Главе 2 разрабатываются методологические и лингвистические основы риторико-герменевтического описания, эксплицируется содержание ключевых понятий, выступающих в качестве методологических схем описания феноменов текстов. В Главе 3 задаётся конкретное содержание задач герменевтики (адекватность понимания) и риторики (адекватность текстопостроения).

Похожие диссертационные работы по специальности «Теория языка», 10.02.19 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Теория языка», Пихновский, Пётр Владимирович

Выводы по Главе 3

1. Адекватность понимания определяется выбором цели культуры в качестве основания понимания, что позволяет унифицировать последнее. Унификация в данном случае не означает, впрочем, отсутствия вариативности, но нормативность и нормоцентричность понимания. Отсутствие вообще какой-либо нормы разрушительно влияло бы на деятельность и отрицало бы саму возможность человеческого сообщества. Предпочтение данной нормы обусловлено тем, что, во-первых, она в наибольшей степени соответствует потребностям общества, а во-вторых, предполагает наивысшую степень развития рефлективной способности человека, поскольку в качестве предпосылки требует рефлексии над тем, что есть цель культуры и, кроме того, в результате всегда служит напоминанию о последней. Лежащая в основе данной нормы схема понимания динамична и рефлективна в отличие от схем неориентированных на достижение цели культуры - статичных и нерефлективных.

2. Важно, что адекватное понимание не есть прерогатива профессиональных филологов или людей многознающих, но людей с развитой рефлективной способностью, не подавленной навязыванием статичных схем. Экспликация непонимания для непонимающего возможна путём демонстрации адекватного понимания и, в первую очередь, техник и правил понимания. В качестве вспомогательных методов экспликации неадекватности понимания и применяемых техник понимания можно также назвать сократический диалог.

3. Адекватность текстопроизводетва определяется тем, способствует ли оно достижению цели культуры. Наличие в модели коммуникации по крайней мере двух коммуникантов не позволяет однозначно связать адекватность текстопроизводства с успешностью общения, которое также определяется тем, способствует ли оно (его результат) достижению цели культуры (в свою очередь, успех коммуникации невозможно отождествить с достижением целей общения). Адекватное текстопроизводство может лишь способствовать успешной коммуникации, но не гарантировать её.

4. Поскольку собственные цели коммуникантов недоступны наблюдению извне, их необходимо объективировать в текстах в виде целей общения или интенций текстов. Это приводит к повышению ответственности продуцента при выборе средств текстопостроения, что, в свою очередь, должно стимулировать развитие рефлективной способности. Объективация целей общения позволяет типологизировать интенции текстов как (1) совпадающие с целью культуры, (2) изоморфные и (3) неизоморфные ей.

5. Основным условием успешности коммуникации является наличие «метацели» общения, объединяющей коммуникантов и организующей коммуникацию с точки зрения хотя бы одного из них. Пределом всех возможных «метацелей» общения выступает цель культуры. Адекватность текстопостроения, каковая конкретно заключается в контроле интенции собственного текста, в целом заключается в готовности к быстрой смене тактики общения в соответствии со стратегией - «метацелью», а также в готовности риторически адекватно реагировать на эксцессы неадекватной риторики. Таким образом, задача риторики состоит не в обучении приемам адекватного текстопостроения, но в подготовке «ритора» способного создавать адекватные тексты и пользоваться при этом вновь создаваемыми, а не заимствованными приемами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведённое исследование представляет собой первую или одну из первых попыток последовательной разработки лингвофилософских оснований риторики и герменевтики. Необходимость в таком исследовании была объективно обусловлена тем фактом, что при наличии значительных достижений в области теории и особенно практики данных наук их языковедческий фундамент остаётся в целом непрояснённым, заимствуемым у «традиционного» языкознания без учёта специфики их задач, раскрытой в пунктах 1.2.1.-1.2.3. Главы первой настоящего исследования, и без адаптации к ним. По-своему проблемы продукции и рецепции текста (дискурса) решаются и в рамках «традиционно-лингвистических» дисциплин - прагматики, анализа дискурса и психолингвистики, которые, обладая собственной методологией, модифицировали также и языковую онтологию исследования. Между тем риторика и герменевтика в целом оказались лишены таковой, что приводило к известной неполноте их аргументации, например, в том, что касается перехода от текстовых форм к формам сознания. Симптоматичным с этой точки зрения представляется указание на психолингвистический характер исследования языковой личности в ранних сочинениях Г. И. Богина [Богин 1975: 3], несмотря на всю герменевтичность его методов и целей. В позднейших его работах и работах других представителей Тверской школы риторики и филологической герменевтики статус феномена усмотрения - и в целом распредмечивания, трактуемого как «сложный процесс восстановления (и освоения посредством применения духовных сил и способностей) человеком опредмеченной в продукте деятельности» [Богатырёв 20016: 57] - оставался ещё непрояснённым, так что, по устному замечанию Г. И. Богина, необходимо было привыкать к понятийной парадигме риторико-герменевтического описания.

Данная проблематика непосредственно связана с вопросом об «интеллекте» (в нестрогом смысле) как субстрате языковой деятельности. Так, если прагматика и анализ дискурса предпочитают механистическую трактовку сознания (при характерном интересе к проблеме искусственного интеллекта и «компьютерной науке»), а психолингвистика натуралистическую (интерес к механизмам понимания на нейронном уровне), риторико-герменевтическая концепция должна включать идеалистический подход к сознанию, который в трудах представителей Тверской школы риторики и герменевтики разрабатывался преимущественно как проблема соотношения души (рефлективной реальности) и духа (онтологической конструкции). Однако данная весьма древняя, уходящая корнями в античность традиция необходимая при описании некоторых техник понимания (в частности, техники интендирования [Богин 2002]), оказывается лишь ограниченно применимой для описания других техник (например, распредмечивания) или в целом для описания той онтологии субъективности и интерсубъективности, которая только и позволяет рассматривать язык как субстанцию языковой модальности деятельности и которая, таким образом, фундирует феномен усмотрения. Этими обстоятельствами и объясняется выбор гуссерлевской эгологии и чистой психологии внутреннего в качестве идеалистического учения о сознании, позволяющего раз навсегда отмести все предположения о нейронной или фреймовой опосредованности понимания и других рефлективных процессов.

Начало разработке лингвистических оснований риторики и герменевтики было, несомненно, положено в исследованиях языковой личности [Богин 1975, 1977, 1982, 1984 и др.], однако при этом из виду упускался субстанциальный аспект языковой системы. Предпринятое впоследствии исследование субстанциальной стороны понимания текста [Богин 1993], оказалось не вполне свободным от противоречий в трактовке ключевых положений соответствующей задачам риторики и герменевтики теории языка, которой это исследование, впрочем, и не было специально посвящено. Таким образом, выполненная нами работа представляется нам логически необходимым звеном во всей цепи исследований по риторике и герменевтике, эксплицирующим лингвистические основания последних.

Язык в работе преимущественно рассматривается как схема, результат описания объекта, однако следует помнить, что схема, будучи адекватной, лишь отражает и эксплицирует реальные свойства последнего, тем самым являясь основанием для планирования возможного воздействия на объект -языковую способность человека. Если античный образовательный тривиум -грамматика риторика диалектика (логика) - предполагал, во-первых, усвоение языковых форм и правил их соединения, во-вторых, осознание различий в выборе форм и способов их соединения (в т.ч. нарушающих правила), и, в-третьих, обучение социально адекватному языковому действию, то в современной российской школе (в т.ч. высшей) обучение языку не поднимается выше ступени грамматики, а многообразие языковых форм фактически объявляется избыточным или, в лучшем случае, имеющим второстепенное значение, что, в частности, имеет своим следствием массовую бескультурность текстопроизводства. Данная ситуация обусловлена господствующим влиянием «традиционно-лингвистических» представлений о языке в сфере образования, выработка которых, как правило, не характеризуется целевой установкой на совершенствование человека. Таким образом, одной из задач настоящего исследования мыслилась разработка таких представлений о языке, которые позволили бы обучать культурному текстопроизводству. Едва ли при этом необходимо указывать на то обстоятельство, что культура в языковой деятельности важна не менее чем культура в деятельности предметной: глубокая опосредованность языком мышления вполне недвусмысленно подразумевает невозможность эффективизации предметной деятельности вне постановки вопроса об эффективизации языковой деятельности.

Для реализации задач исследования был избран телеологический подход к осмыслению лингвистических элементов понятийно-терминологического аппарата риторики и герменевтики. В большинстве случаев, содержание понятий не выводилось путём абстракции или обобщения свойства эмпирического материала, но конструировалось сообразно задачам организации такого материала в образовании.

Говоря о перспективах дальнейших исследований в русле адаптации лингвистической теории для целей риторики и герменевтики, следует отметить, что за рамками данной работы осталась проблематика «феноменологической» лексикологии (ср. вопросы на. 78-79), морфологии (лексическое vs.? грамматическое значение, части речи, служебные слова vs. морфемы и проч.) и синтаксиса (осуществление связи элементов текста как перевыражение связей между объектами в номинативном полагании); разработка теории метафоры как совмещения двух и более «просвечивающих» друг через друга объектов, полагаемых в единице формы, и - в общем плане - разработка вопроса о едином основании метафорического и метонимического «переноса»; другие вопросы, в целом связанные с проблематикой «основного вопроса языкознания» -соотношения формы и содержания, - притом что феноменологический подход в исследованиях позволяет усматривать непосредственную связь между этими двумя сущностями.

Таким образом, представляется возможным утверждать, что поставленная цель и задачи исследования были выполнены, а исходные положения нашли подтверждение. В результате исследования были разработаны лингвистические основания риторики и герменевтики, проанализированы философские и лингвофилософские предпосылки их описания, задано конкретное содержание задач указанных дисциплин.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Пихновский, Пётр Владимирович, 2004 год

1. АбушенкоВ.Л. Знание // Новейший философский словарь: 2-е изд., переработ, и дополн. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. -С. 392-394.

2. АвеличевА.К. Возвращение риторики // Общая риторика. М.: Прогресс, 1986. - С. 5-25.

3. Алексеев Н.Г. Заметки к соотношению мыследеятельности и сознания // Вопросы методологии. М.: 1991, №1 // http://www.circle.rii/archive/vm/v911 ale.zip.

4. Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. -М.: Мысль, 1975. Т. 1. - С. 63-367.

5. Аристотель. Риторика // Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. -С. 5-148.

6. Арутюнова Н.Д. Референция // Языкознание. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998.-С. 411-412.

7. Бабайцев А.Ю. СМД-методология // Новейший философский словарь: 2-е изд., переработ, и дополн. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. - С. 923-926.

8. Богатырёв А.А. Герменевтика versus Риторика // Герменевтика и Риторика в России. 2002, №1 // http://www.hermeneuticsonline.net

9. Богатырёв А.А. Понятийная и идейная семантическая интерпретация художественного текста // Лингвистический вестник: Сб. науч. тр. /Отв. ред. И.П. Сусов. Ижевск: УМО Sancta Lingua, 2001а. - Вып. 3. - С. 43-48.

10. Богатырёв А.А. Схемы и форматы индивидуации интенционального начала беллетристического текста: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 20016. - 197 с.

11. Богатырёв А.А. Текстовая эзотеричность как средство оптимизации художественного воздействия: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.19. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1996. - 24 с.12.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.