Общественно-политическое развитие российской деревни 1920-х гг.: Социально-психологические аспекты. На материалах губерний Верхней Волги тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Лазарев, Сергей Владиславович

• Лазарев, Сергей Владиславович
• кандидат исторических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Лазарев, Сергей Владиславович

Введение.

Глава I. Социально-политическая активность крестьянства в перевыборных кампаниях низовых советов.

§ 1. Перевыборные кампании 1921-1924 гг.

§ 2. Перевыборные кампании 1924-1925 гг.

§ 3. Перевыборные кампании 1926-1928 гг.

Глава II. Неофициальная информация как форма проявления крестьянской активности.

Глава III. Крестьянские организации в годы новой экономической политики.

§ 1. Сельские и посевные комитеты.

§ 2. Движение за создание крестьянских союзов.

Глава IV. Религия и церковь в крестьянской жизни 20-х гг.

§ 1. Сельские церковно-приходские общины.

§ 2. Отношение крестьян к церковной собственности.

§ 3. Крестьяне и сельское духовенство.

§ 4. Религиозное сознание крестьянства 20-х гг.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Общественно-политическое развитие российской деревни 1920-х гг.: Социально-психологические аспекты. На материалах губерний Верхней Волги»

Исторический процесс, его постижение и осмысление неразрывно связаны с человеком. Человек, человеческие общности различного масштаба взаимодействуют, соотносятся друг с другом во времени. Происходит непрерывный процесс отчуждения человека и стремление вернуть утраченную целостность путем постижения уже объективированного, отчужденного опыта. Этот процесс осуществляется не только на уровнях научного познания, идеологии, но и через другие сферы общественного сознания. Культурная традиция общности или общества, сформированные в нем стереотипы и картина мира, степень усвоения их личностью, индивидуальные черты характера и психики личности - все эти факторы опосредуют целеполагание людей. История в этом смысле представляется деятельностью людей, преследующих свои цели1.

Среди различных общностей, творивших и творящих историю человечества, значительное место принадлежит крестьянству. Крестьянство как общественное образование (в марксистской социологии как общественный класс) начинает формироваться в эпоху разложения первобытного общества в связи с прогрессирующим разделением труда. Крестьянство входило в социальную структуру древних и средневековых обществ. На сцене истории оно выступало в различных ипостасях и амплуа. Оно могло выступать в виде «культуры безмолвствующего большинства», чей труд, быт и другие проявления жизни нашли слабое отражение в источниках. Крестьяне были участниками различных социальных движений, острых общественных конфликтов, о которых мы знаем гораздо больше. С конца средневековья по мере развития промышленности, осуществления промышленной революции, развития городов крестьянство вступило в полосу своей трансформации. В разных странах под влиянием различных условий этот процесс пошел в различных направлениях. В России он 4 пришелся на вторую половину XIX - первую треть XX вв. Одним из этапов был и рассматриваемый нами период 20-х гг. XX в. Об актуальности этой большой научной проблемы свидетельствует тот факт, что в рамках 18 международного конгресса исторических наук предусматривалось проведение круглого стола по теме: «История русской деревни после 80-х гг. XIX века» 2.

Помимо научной актуальности изучения судьбы русского крестьянства в 20-е гг. проблема имеет и практическое значение. В рамках происходящих в нашей стране изменений ' свое место занимают преобразования на селе. В них вновь большую роль играет государство. Однако преобразования идут трудно. Одна из причин этого - недоучет реальных условий функционирования аграрного производства и жизни на селе в нашей стране. В том числе не учитывается в должной мере реакция самих сельских жителей на предлагаемые схемы преобразований3. Изучение сознания крестьянства 20-х гг. позволяет лучше понять корни некоторых элементов сознания современных селян и оттенить произошедшие в нём изменения, а также понять реакцию крестьян на мероприятия власти.

Наконец, нельзя забывать, что целый ряд стран Востока, Латинской Америки остаются по своему типу странами аграрными и аграрно-индустриальными. В их экономическом и политическом развитии крестьянский фактор играет существенную роль, вплетаясь тем самым в контекст современного мирового развития.

Известно, что выявление актуальной научной проблематики возможно на основе обобщения и анализа уже проведенных исследований. Мы обращаемся к анализу историографии. Специфика темы нашего исследования предполагает в этом разделе не только обзор развития изучения общественно-политической жизни деревни 20-х гг., включая исследования по общественной психологии крестьян. Стоит коротко остановиться и на характеристике развития социальной психологии в нашей стране. 5

Как научная дисциплина социальная психология оформилась на рубеже Х1Х-ХХ в. Однако на духовный облик и специфику поведения представителей различных слоев общества обращалось внимание и ранее. Достаточно вспомнить описание различных характеров у древнегреческого ученого Теофраста. В частности в своей книге «О характерах» он описывал тип крестьянина. Значительный материал в этой области был накоплен мировой художественной литературой4. Некоторые идеи о специфике психологического склада общностей, народов высказывались философами.

Социальная психология как самостоятельная дисциплина изначально обращалась к вопросам национальной психологии (труды М. Лацаруса, X. Штейнталя, В. Вундта), коллективной психологии масс (Г. Лебон, Г. Тард, С. Сигеле), подсознательным мотивам социальных действий людей (3. Фрейд) 5.

Первым в русской психологии определение задач и методов социальной психологии дал в 1910 году В. М. Бехтерев6. Социально-психологические проблемы начинают затрагиваться в различных отраслях знания. В социологии вопрос о взаимоотношениях лидера и массы, специфику межличностных отношений в толпе подробно рассматривал Н. К. Михайловский. Он же предпринял попытку охарактеризовать социальную психологию русского крестьянина. Социально-психологические сюжеты нашли место и в социологических исследованиях Н. И. Ка-реева и Е. В. Де Роберти. С марксистских позиций рассматривал вопросы социальной психологии в своих теоретических трудах Г. В. Плеханов. На необходимость учета социальной психологии различных классов, состояния масс, их настроения для практической революционной, а впоследствии и государственной деятельности указывал В. И. Ленин7.

Не были в стороне от этого и российские историки. В. О. Ключевский в курсе лекций по русской истории стремился дать живые характе6 ристики исторических личностей для передачи особенностей исторического периода. Признавая значение природно-географических факторов в истории каждого народа, В. О. Ключевский стремился связать с ними о психологический склад русских крестьян (Лекции 4, 17) . К вопросам социальной психологии обращался и Н. А. Рожков. В 1899 г. он начал публикацию цикла статей, в которых художественные произведения рассматривал как источник для реконструкции социального типа личности. Н. А. Рожков попытался в своей периодизации русской истории выделить для каждого периода свой тип личности. Однако эта попытка не была успешной. В исследовательской литературе указывается на произвольность выбора критериев, по которым производился отбор, причем характеризовались главным образом только представители верхов и средних слоев общества9.

В целом можно констатировать, что на рубеже Х1Х-ХХ веков социальная психология в России оформилась как самостоятельная дисциплина и начала оказывать влияние на другие отрасли фундаментальных и прикладных наук.

Переходя к характеристике литературы интересующего нас периода, следует отметить, что революционные события, роль в них крестьянства, необходимость вести работу среди этой общности, составлявшей большинство населения страны, создавали предпосылки и необходимость исследования крестьянства. Характеристика литературы 20-х гг. дана в историографическом исследовании А. М. Селиванова. Согласно оценке учёного, она не была монолитной по своей тематике и назначению. Общее, что объединяло эту литературу - это наличие в открытом или скрытом виде отношения к существующей власти, установленной системе экономических, политических, культурных и социально-психологических отношений и взаимодействий.10 Хотя большинству работ не доставало в тот период теоретических обобщений, этот недостаток компенсировался их фактологической насыщенностью11. 7

Особенно важно для нас подчеркнуть, что многие работы 20-х г. содержали богатый фактический материал для изучения социально

12 психологического облика крестьянства тех лет . Они вбирали в себя описание быта, повседневной жизни, традиций, сохранявшихся в крестьянской среде, а также отмечали проникновение новых явлений в крестьянскую жизнь. Фиксировались оценки и отношение крестьян к советам, власти, религии и церкви. Иногда можно встретить и подборку частушек, бытовавших у крестьян. Применительно к изучаемому региону Верхней Волги следует назвать работы А. М. Большакова13. В его трудах представлены материалы изучения различных сторон жизни крестьян Гориц-кой волости Тверской губернии. Не только содержательный материал, но и некоторые методы подхода к его сбору и обработке указывали на социально-психологическую составляющую его работ. Так, им было предпринято исследование идеалов сельских детей методом анкетного опроса14.

Ценный материал содержит опубликованное исследование одной из волостей Костромской губернии. В нём содержится характеристика состояния местных органов власти и общественно-политических организаций. Приведены суждения и оценки крестьян, касающиеся религии, различных аспектов общественной жизни15.

Большой интерес для исследователя представляют сборники, выходившие под редакцией В. Г. Тана-Богораза16. В них представлены этнографические очерки о жизни конкретных селений в первой половине 20-х гг., социально-психологические портреты отдельных крестьян.

Жизнь деревни 20-х гг. в восприятии рабочих, приезжавших туда во время отпусков, представлена в двух сборниках, вышедших в Ленинграда".

В данное время велись и теоретические социально психологические исследования. В них начинала использоваться марксистская методоло-18 гия . В этот период работали такие психологи как Л. Н. Войтловский, 8

М. А. Рейснер, Ю. В. Франкфурт, К. Н. Корнилов19. Велись в этой области и прикладные исследования. Еще в феврале 1920 г. известные ученые Г. Шпет, Г. Челпанов и В. Портезинский составили докладную записку об организации на историко-филологическом факультете МГУ кабинета этнической и социальной психологии. Создаваемая научная структура должна была заниматься практическими исследованиями этнической и социальной психологии населения России, а также готовить научные

9П кадры в данной области . В 1922 г. существовал Институт Социальной психологии под руководством Р. Ю. Виппера. Видным социальным психологом-практиком, одним из лидеров советской психотехнической школы был И. Н. Шпильрейн21.

В 30-е г. изменившаяся политическая обстановка в стране оказала влияние на гуманитарные науки, включая историю и социальную психологию. Допускавшийся в 20-е г. плюрализм оценок и методологий при явной поддержке властью марксизма и распространении его в область гуманитарных исследований заменила монополия одной методологии, которая в таких условиях редуцировала в догматику и идеологию. В таких обстоятельствах социально-психологические исследования, обсуждение проблем общественной психологии оказались свернуты. «С начала 30-х годов интерес к проблемам общественной психологии заметно упал. Приблизительно в течение 30 лет в советской философской и психологической литературе общественной психологии как науки почти не упоминалось. Точнее говоря, если о ней вспоминали, то преимущественно в плане критики состояния и развития этой науки в капиталистических странах », - оценивал сложившееся в то время состояние В. Н. Колбановский22.

В других странах социальная психология продолжала развиваться. Еще в 20-х г. в социальную психологию вошел метод эксперимента и математическая обработка полученных данных. Большой вклад в это направление внесли работы немецкого ученого В. Меде и американца 9

Ф. Олпорта23. Следует отметить, что на важность метода эксперимента и

24 статистической обработки данных указывал и В. М. Бехтерев . Сам Бехтерев использовал эти методы для доказательства повышения активности личности при работе в коллективе.

В данный период появляются теории, для подкрепления которых потребовались данные этнологии, истории. В 30-е гг. А. Кардинер и Р. Липтон сформулировали концепцию «базисной личности», т. е. Такой личностной конфигурации, которая разделяется большей частью членов общества как результат того раннего опыта, который является для них общим. Авторы данной теории уделяли большое внимание способам ухода за детьми в различных обществах25.

С другой стороны, социальная психология стала источником для формирования новых направлений в исторических исследованиях. Пионерами в этом деле оказались французские ученые. Можно отметить, что во Франции сформировалось два направления. Одно из них группировалось вокруг журнала «Анналы». Лидерами его стали историки М. Блок и Л. Февр. Своей целью они поставили изучение специфического духовного склада людей конкретной исторической эпохи. Этот склад, по их мнению, во многом зависел от глубинных мыслительных структур, присущих и общих всем представителям данной эпохи, вне зависимости от их социального положения. Данные структуры в значительной степени не подконтрольны их носителям. Именно Февр и Блок ввели в научный

26 язык термин: «менталитет» . Направление изучения ментальностей у нас наиболее известно. Менее известно другое направление. Оно оформилось в 40-е г. Основателями его являлись И. Мейерсон и Ж. П. Вернан. В отличие от теории ментальностей, которая концентрируется на содержании человеческого сознания, Мейерсона и его последователей интересовало развитие процессов и свойств психики, принципы ее строения27.

В отличие от социальной психологии исследования деревни периода НЭПа в 30-50-е гг. в отечественной исторической науке не были свер

10 нуты полностью. Однако и они испытали на себе те негативные тенденции, которые оказывали влияние на все общественные науки. Научная значимость темы оказалась подчинена политической конъюнктуре. Большое влияние на исследования оказывала идеологическая схема «Краткого курса истории ВКП(б)». Фактологическая насыщенность работ уменьшалась, факты дозировались в угоду схеме. Целый пласт литературы 20-х гг. либо не принимался во внимание, либо рассматривался только как объект критики. На первое место в исследованиях вышла социально-экономическая проблематика, вопросы общественно-политичес

90 кой жизни ушли на периферию .

Сложившаяся ситуация начала меняться в начале 60-х гг. в связи с изменением политического климата в стране и последовавшим за этим оживлением в общественных науках.

Фактически социальная психология была реабилитирована как научная дисциплина. В 1963 г. на страницах журналов «Вопросы психологии» и «Вопросы философии» прошла дискуссия по вопросам общественной психологии. В феврале 1963 г. в Институте философии АН СССР прошло первое совещание по вопросам общественной психологии. В июле этого же года данная тема стала предметом обсуждения на II Всесоюзном съезде общества психологов. В ходе дискуссий выявилось расхождение понимания предмета социальной психологии. Сторонники одной точки зрения утверждали, что предметом социальной психологии должна стать психология личности. Другие делали упор на изучение психологии общностей и масс. Были поставлены вопросы о структуре и составных элементах предметной области данной науки, о соотношении обществен

29 ной психологии и идеологии . Делались первые подходы к изучению отдельных социально-психологических феноменов. Так, Б. Д. Парыгин обратился к изучению общественного настроения30.

Важно отметить, что рассмотрение всех поставленных вопросов проходило сквозь призму марксистской методологии. Общественное

11 сознание, включая общественную психологию, рассматривалось как производное от общественного бытия, среди различных человеческих общностей на первый план выходили классы. Признавалось, что общественная психология своими гранями касается других общественных наук и областей знания: эстетики, этики, этнографии, истории. Однако на данном этапе взаимодействие общественной психологии и истории в нашей науке только начиналось.

В данный период также фиксируются позитивные изменения в изучении жизни советской деревни периода НЭПа и, в частности, ее общественно-политической составляющей. Отправной точкой в исследованиях данного периода можно считать работу Э. Б. Генкиной, посвященную переходу страны к НЭПу, а также коллективную работу, рассматривающую жизнь страны в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сельским партийным организациям этого периода

•з 1 была посвящена статья М. И. Бахтина . Уже в этих работах наметилось стремление вернуться к конкретному фактологическому обоснованию выводов. Эта тенденция окрепла в 60-е гг. после XX съезда партии.

Установка на конкретно-историческое обоснование выводов стимулировала архивные изыскания и публикацию источников. В этот период были изданы стенограммы X, XI, XII и XIII съездов пар

32 тии . С 1955 г. выходил журнал «Исторический архив», в котором публиковались документы по интересующему нас периоду. Так, здесь была опубликована стенограмма беспартийного крестьянского заседания делегатов IX съезда Советов (1922 г.), материалы которого демонстрируют оценку крестьянскими избранниками, в частности, таких организаций как селькомы и посевкомы, создававшиеся государством33.

Освоение вводимого в научный оборот материала сначала происходило на уровне статей и небольших брошюр. В конце 60-х гг. появля

12 ются первые монографические исследования. Следует назвать работу Ю. А. Полякова «Переход к НЭПу и советское крестьянство»34. В ней был поднят широкий круг вопросов. Большое место было уделено социально-экономическому положению крестьянства накануне и в первые годы НЭПа. Отдельные главы были посвящены политической жизни деревни. В них рассматривались партийные организации и комсомол в деревне, сельские советы и выборы в них. Для нас важно, что в этой книге автор затронул и социально-психологический аспект, касающийся нао г строения крестьян на рубеже 20-х гг. . Обращение к изучению настроения крестьянства не было случайным. Во-первых, настроение стало одним из первых социально-психологических явлений, которое стали изучать социальные психологи в нашей стране. Во-вторых, настроения конкретного класса, его динамика, позволяли показать живую картину происходивших событий. Через настроения находили субъективное выражение объективные потребности крестьянства. В-третьих, на значимость этого феномена указывали сами участники политических процессов того времени.

В 1968 г. увидела свет книга Ю. С. Кукушкина, посвященная вопросам развития сельских советов и связанной с ними социально-политической борьбе в деревне на протяжении 20-х гг. В работе определенное место отведено перевыборным кампаниям в сельские советы как показателю социально-политической активности крестьян. В исследовании был затронут и сюжет о попытках создания крестьянских союзов, рассматриваемый в контексте истории классовой борь-бы36.

В это время делались и попытки обозначить новые научные проблемы в исследованиях по крестьянству 20-х гг. В 1965 г. В. П. Данилов и С. И. Якубовская подготовили к публикации статью «О фигуре умолчания в исторической науке». Анализируя изучение проблематики НЭПа в советской исторической науке, авторы указывали, что наиболее

13 полно оказался исследован период перехода к НЭПу, тогда как вопрос о «выходе» из НЭПа оказался табуирован37. Данный материал вызвал критику авторов в идеологическом отделе ЦК КПСС, а статья так и не увидела свет. Тем не менее В. П. Данилову удалось опубликовать статью, посвященную общественно-политической обстановке в деревне накануне коллективизации. В ней автор рассматривал состояние сельских партийных организаций, избирательные кампании конца 20-х гг., состав сельсоветов, классовую борьбу в деревне, экономические мероприятия власти

38 по ограничению зажиточных слоев в деревне .

Еще одна проблема, которая была поставлена и вызвала дискуссии, это - судьба крестьянской общины как социальной организации крестьян. Высказаны были две противоположные точки зрения. С. П. Трапезников указывал на то, что крестьянская община переросла в социалистическую форму сельского хозяйства - колхоз. Большую роль при этом, по его мнению, сыграла антикулацкая кампания во время кризиса хлебозаготовок 1928-1929 гг. Иной позиции придерживался В. П. Данилов. Он полагал, что община, общинный механизм социальной организации крестьянства в ходе этой кампании был разрушен. Автор указывал на закон от июля 1930 г. о ликвидации общин в районах сплошной коллективизации. Факты принятия коллективных решений крестьян о вхождении в колхозы В. П. Данилов в отличие от С. П. Трапезникова объяснял не столько добровольным волеизъявлением последних, сколько применяемыми в этом случае принудительными мерами. Спор был разрешен политическими средствами. Позиция С. П. Трапезникова была одобрена партийными кругами как более отвечающая ортодоксальному партийному взгляду на происходившие события39.

Итак, можно констатировать, что социально-психологические аспекты общественно-политической жизни деревни в период НЭПа в исследованиях 60-х гг. еще только начинали попадать в поле зрения ученых.

14

Однако достижением данного этапа в развитии историографии стало оформление представления о содержании понятия «общественно-политическая жизнь деревни». В исследовании этой темы наметились две основные сферы. Во-первых, это изучение собственно аграрной истории, социально-экономических, политических, бытовых условий, влиявших на общественное сознание и политическую активность крестьян, их участие в деятельности общественно-политических организаций. Вторую сферу составляют исследования системы конкретных политических организаций на селе как части политической системы государства, истории их возникновения и развития, выполняемых функций40.

В 70—80-е гг. разработка теоретических проблем социальной психологии, включая и возможности её применения в исторических исследованиях, изучение социальной психологии крестьянства на конкретном материале активизировалось.

В обществоведческой литературе на монографическом уровне разрабатывались вопросы общественного сознания, взаимоотношения идеологии и социальной психологии. Следует назвать в этом ряду работы А. К. Уледова, В. С. Грехнева41.

Отдельной темой стала разработка теоретико-методологических вопросов изучения психологии класса42. Применительно к изучению социальной психологии крестьянства эти вопросы рассмотрены в работах И. Т. Левыкина43. Автор опирался на опыт изучения колхозного крестьянства. Общетеоретической разработке темы социальной психологии крестьянства посвящена была работа В. В. Новикова, а также коллективная работа группы психологов.44 Следует отметить стремление авторов данных работ рассматривать социальную психологию крестьян в её историческом развитии, дополнять теоретические положения конкретным материалом. Так, В. В. Новиков активно использовал в работе материалы полевых исследований жизни колхозного крестьянства Ярославской области, включая интервью, опросы и т. д.

15

Следует отметить, что в 80-е гг. наряду с исследованиями классового сознания и социальной психологии классов появились исследования психологии масс, обыденного сознания45. В 1986 г. вышла работа Д. М. Угриновича по психологии религии. За десять лет до этого к данной теме обращался К. К. Платонов46. Последние две работы представляют для нас интерес, поскольку религиозное сознание играло большую роль в формировании духовного облика крестьянства.

В отечественной исторической науке развернулось обсуждение возможностей применения понятий и положений социальной психологии в исторических исследованиях. В 1971 г. вышел сборник статей «История и психология», в котором приняли участие историки и социальные психологи. Наряду с теоретическими разработками в данном издании были представлены статьи, рассматривавшие и конкретный исторический материал в социально-психологическом аспекте. Например, статья Б. К. Литвака, посвященная особенностям социальной психологии крепостных крестьян в России в первой половине XIX в.47 Данный сборник вышел под редакцией Б. Ф. Поршнева. Заметным явлением стало издание работы данного автора «Социальная психология и история»48. Для Б. Ф. Поршнева социальная психология - это прежде всего наука о человеческих общностях, взаимоотношениях внутри них и между ними. Он предостерегал от перенесения на социальную психологию методов и подходов марксистской политэкономии, указывая на специфику социально-психологических явлений. В то же время он отмечал, что «социальная психология не покушается на объективные законы общественно-экономической жизни. Она изучает механизмы психического взаимодействия людей, поведение которых в конечном счете детерминировано этими законами»49.

Помимо собственных разработок проблематики использования социальной психологии в исторических исследованиях отечественные ученые обратились к изучению опыта в этой области зарубежной историо

16 графии. Еще с 60-х гг. этим вопросом стал заниматься А. Я. Гу-ревич50. В 1982 г. в Ростове-на-Дону вышла книга И. Г. Белявского и В. А. Шкуратова «Проблемы исторической психологии»51. В данной работе авторы рассматривали достаточно широкий круг направлений взаимодействия истории и психологи. Так, например, они характеризовали исторические исследования в рамках оформившейся в 60-70-х гг. американской школы психоистории.

Таким образом, в 70-80-х гг. историческая наука в нашей стране более глубоко разрабатывала вопросы применения социальной психологии в исторических исследованиях, привлекая при этом и зарубежный опыт. Сохранявшаяся в стране идеологическая и методологическая монополия оказывала сдерживающее и искажающее влияние на данный процесс. Но уже к концу 80-х гг. ситуация изменилась в лучшую сторону.

Подробный обзор историографии изучения общественно-политической жизни доколхозной деревни в 70-80-е гг. дан в уже упоминавшей

52 ся нами работе А. М. Селиванова . Выделим те аспекты, которые представляют интерес для темы нашего исследования.

Заметным событием в исследовании истории деревни периода НЭПа стал выход двух монографий В. П. Данилова, посвященных социально-экономическому развитию деревни, складывавшейся в ней социальной структуре и социальным отношениям53. Автор подробно и обстоятельно исследовал существенные стороны крестьянской экономики и социальную структуру крестьянства 20-х гг. Для нас это представляет интерес в том смысле, что без знания этих аспектов крестьянского бытия невозможно понять социальную психологию крестьянства. Мы вправе спорить относительно степени, жесткости связи экономики и социальных отношений с общественным сознанием, но не учитывать конкретику первых двух невозможно. Для нас представляет также интерес подробный анализ историком демографической структуры сельского общества 20-х гг. на основе данных переписи населения 1926 г. Можно присоеди

17 ниться к выводу автора, что молодость сельского населения объясняет

54 некоторые черты его социального поведения .

В рассматриваемый период, особенно в 80-е гг., появляются выполненные на конкретно-историческом материале работы о социальной психологии крестьянства. Основная масса исследований представляла собой статьи в различных тематических сборниках. Главным направлением исследований являлось изучение социально-политических настроений и политического сознания крестьянства55. Обращает на себя внимание тот факт, что большинство исследований сконцентрировалось на двух темах. Изучались в первую очередь настроения крестьян во время перехода к новой экономической политике, а также социальное настроение и политическое сознание крестьян накануне массовой коллективизации56. Попытку рассмотреть динамику общественно-политических настроений крестьян на всем протяжении 20-х гг. предприняли в своей статье Н. Л. Рогалина и В. Е. Щетнев57.

В качестве примера исследований социально-психологических аспектов общественно-политической жизни деревни 20-х гг. в региональном разрезе следует привести работы сибирских историков. Особенно активно эти темы разрабатывал И. С. Кузнецов58.

В рассматриваемый период к данной тематике примыкал целый ряд работ по проблеме идейно-политического воспитания крестьянства в 20-е годы, работе партии и государства в этой области59. Не подвергая сомнению воздействие этих сил на общественно-политическую и духовную жизнь деревни, стоит отметить, что степень эффективности такого влияния нередко преувеличивалась.

Специфика рассмотрения социальной психологии крестьянства на этом этапе развития историографии состояла также в том, что во многих исследованиях общие тенденции изменения политического сознания советского доколхозного крестьянства и отдельные его аспекты затрагивались специалистами лишь как составная часть других вопросов истории

18 советской деревни60. К недостатку разработки темы в тот период можно отнести то обстоятельство, что при рассмотрении социальной психологии крестьян акцент делался на консервативных чертах крестьянина-единоличника, а позитивные изменения в сознании крестьян связывались только с коллективизацией. В целом изучение социальной психологии крестьянства 20-х гг. продолжало оставаться актуальной задачей. На это указывали в начале 80-х гг. в своей статье В. П. Данилов и В. П. Шерстобитов61. В введении к обобщающей многотомной работе «История кре

Г'У стьянства в СССР» также подчеркивалась эта задача . К сожалению, в первом томе этой серии, посвященном советскому крестьянству в 1917— 1927 гг., вопросы социальной психологии крестьянства оказались не затронуты.

Еще одной темой исследования этого периода стала культура крестьянства в период НЭПа. Конец 70-х - 80-е гг. стали временем активизации исследований в этой области. Сама проблема предполагала освещение широкого круга тем: развитие культурно-просветительных учреждений на селе, организация культурной жизни, грамотность населения, крестьянская печать и селькоровское движение и т. д. Вопросы крестьянской культуры, духовного облика людей 20-х гг. поднимались в статьях, опубликованных в тематических сборниках по вопросам изу

ГО чения культуры советского времени . В одной из таких статей В. П. Данилов дал характеристику особенностей крестьянской культуры того времени, связав её с особенностями хозяйственного уклада крестьянства. Важно также отметить, что здесь он выступил против распространенной тенденции рассматривать главным образом только «культурный рост» крестьянства, под которым во многом следовало понимать влияние на крестьянскую культуру индустриального общества. Историк ставил задачу изучения крестьянской культуры как конкретно-исторического феномена с присущими ему закономерностями и особенностями64.

19

В. А. Козлов затронул проблему трансформации психологии личности в период революционных преобразований. Автор на примере 20-х гг. фиксировал две особенности: с одной стороны, широта усвоения нового мировоззрения, новых ценностей, норм опережала глубину их освоения, а с другой стороны, у части населения наблюдалось вербальное, внешнее усвоение новых норм при внутреннем сохранении старых. Человек оказывался в состоянии противоречия, диссонанса. В. А. Козлов отмечал также, что социально-классовая принадлежность создавала возможности, варианты путей развития личности. Однако реализовывались они через систему ценностных ориен

65 тации .

К середине 80-х гг. появились и монографические исследования по проблеме культурного развития страны в первое десятилетие советской власти и, в частности, крестьянства66. В 1988 г. вышла в свет коллективная работа В. А. Козлова, П. С. Кабытова и Б. Г. Литвака: «Русское кре

СП стьянство. Этапы духовного освобождения» . В сжатых очерках авторы попытались рассмотреть эволюцию духовного облика русского крестьянства со второй половины ХУШ в. до 30-х гг. XX в. В качестве отдельного периода они выделили период 20-х гг., НЭП. Исследователи уделили много внимания развитию политического сознания, религиозности крестьян.

Значение исследований по культуре крестьян этого периода состоит в том, что накопленный в них конкретный материал создает основания для более весомых и конкретных суждений о социальной психологии крестьян. Общности и индивиды действуют в определенном культурном контексте. Будучи создателями культуры, они отражают в ней особенности своей социальной психологии. С другой стороны, культура выступает мощным регулятором поведения индивида и общности при условии непрерывного воспроизводства, передачи и усвоения норм путем воспитания.

20

Обращение к вопросам общественной психологии и культуры крестьянства 20-х гг. в отечественной историографии привело к возвращению из полузабытья литературы того времени, в которой, как мы уже отмечали выше, были работы, уделявшие внимание крестьянской психологии и культуре.

Поскольку диссертация выполнена на материалах губерний Верхнего Поволжья, обратимся к исследованиям по данному региону. Темы общественно-политической жизни деревни 20-х гг. нашли отражение в выходивших тематических сборниках68. В 80-е гг. широкий круг вопросов по общественно-политической жизни деревни, в том числе и на материалах региона, затронут в работах А. М. Селиванова. Он исследовал сельские партийные и комсомольские организации, советы и перевыборы на селе, беспартийные крестьянские конференции и их роль в общественно-политической жизни деревни в начале 20-х гг. Особо отметим работы автора по селько-мам, посевкомам и кресткомам. Историк ставил задачей при изучении этих организаций определить их роль в пробуждении общественно-политической активности крестьян в начале 20-х гг. В силу этого автор останавливался на реакции крестьян на создаваемые организации, анализи

69 ровал причины такой реакции, в том числе и психологические .

Стоит упомянуть и о росте внимания к истории крестьянства, (в том числе и российского), в зарубежной историографии. Со второй половины 60-х гг. за рубежом наметилась активизация исследований различных сторон жизни крестьянства. Во многом это было связано с процессами, происходившими в развивающихся странах, в социальной структуре которых большой удельный вес составляли крестьяне. В 60-70-е гг. обозначились контуры и предмет специфического направления комплексных исследований - крестьяноведения.70. Ряд исследований зарубежных специалистов были посвящены крестьянству 20-х гг. в России. Здесь следует назвать работы Т. Шанина, М. Левина, Ю. Та-ниучи71.

21 ч

Рассматривая современное развитие тех областей гуманитарных исследований, которые оказались в поле нашего внимания, необходимо прежде всего отметить следующее.

Произошедшие в стране политические изменения в конце 80-х - начале 90-х гг. привели к «раскрепощению» гуманитарного знания. Оно освободилось от идеологического контроля. Появилась реальная возможность разрабатывать ранее «неблагонадежные» темы, в сферу исследований возвращаются ранее умалчивавшиеся имена и события. В научный оборот вовлекаются новые источники, происходит их публикация. Свобода, полученная гуманитарным знанием, выразилась также и в возможности применять различные методологические подходы при разрешении стоящей познавательной проблемы. Наконец, в этот период можно фиксировать возрастающую интеграцию российского гуманитарного знания в мировую науку.

Однако обозначенные позитивные явления не исчерпывают всей картины, разворачивающейся на наших глазах. Отечественное гуманитарное знание испытывает глубокий методологический кризис и прежде всего - кризис марксистской методологии. Примат классового подхода, некоторые устойчивые оценки, сложившиеся в марксизме, в том числе и в отношении к крестьянству, не могут удовлетворить современных исследователей. Подвергается сомнению и жесткий экономический детерминизм марксизма. В качестве альтернативы выдвигается многофакторный подход. Отказ от методологии марксизма порой принимает радикальные формы и чаще всего имеет под собой политические мотивы. На наш взгляд, ряд принципов марксистской методологии: принцип историзма, принцип системности и др. и в настоящее время сохраняют свою значимость.

Справедливости ради необходимо отметить, что определенные трудности методологического характера испытывает и вся мировая ис

22 торическая наука. Частично это связано с активным проникновением в исторические исследования данных других гуманитарных дисциплин. Меняется научная парадигма историков, их взгляд на задачи, цели и предмет своего исследования.

В изучении истории крестьянства на современном этапе отечественные историки активно знакомятся с опытом и данными, накопленными зарубежным крестьяноведением. Большую роль в организации такого обмена играют В. П. Данилов и Т. Шанин. С 1992 г. работает теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития». В его рамках обсуждаются рефераты наиболее значительных исследований в этой области: концепция моральной экономики крестьян Дж. Скота, работа Т. Шанина по истории изучения крестьян и теоретическим аспектам новой дисциплины. Нужно отметить, что из поля зрения участников семинара не выпадали и вопросы идейно-культурных характеристик крестьян, их общественного сознания. Эти темы затрагивались в обсуждавшихся работах Э. Вульфа, О. Вебера. Материалы данных семинаров публиковались на страницах журнала «Отечественная исто

72 рия» .

Важным событием стал выход в 1992 г. сборника «Великий незнакомец», содержавшего отрывки из работ отечественных и зарубежных ученых, внесших свой вклад в изучение крестьянства. В подборке освещены специфика экономической организации жизни крестьян, особенности их участия в политических процессах, крестьянская культура73.

Вышел в свет первый выпуск ежегодника «Крестьяноведение». В нем помимо теоретических вопросов освещались конкретные исторические проблемы крестьянства, публиковались материалы о современном состоянии аграрной сферы нашей страны, а также научная хро

74 ника .

Под руководством В. П. Данилова и Т. Шанина были осуществлены важные документальные публикации по истории крестьянства75. Про

23 должая эту тему, заметим усилившийся интерес к источникам субъективного происхождения: мемуарам, письмам, включая и документы, вышедшие из среды самих крестьян. В них отражены не только отклики на масштабные социально-экономические процессы и политические события, но и данные об обыденной жизни крестьян76.

В последние годы продолжалось изучение теоретических и историографических аспектов взаимодействия истории и психологии. Свои пп исследования продолжил А. Я. Гуревич . Философские аспекты возникновения представлений о менталитете рассмотрены в работе па

Б. В. Маркова . Изучение проблем исторической психологии продолжил В. И. Шкуратов79. Теоретические вопросы социально-политической пси

ОЛ хологии рассмотрены в учебнике Г. Г. Дилигенского . К сказанному нужно добавить, что в последние годы активизировалась публикация трудов ведущих зарубежных психологов и социальных психологов на

О 1 страницах специальных журналов и отдельными изданиями . Это расширяет возможность знакомства с выводами и подходами ведущих специалистов за рубежом по проблемам массового сознания, стереотипов, коллективных представлений и культурного контекста функционирования психики.

Итак, методологические поиски, продолжающееся проникновение и взаимное влияние социальной психологии и истории, расширение свободы поиска создают благоприятные условия для изучения социальной психологии крестьянства на конкретном историческом материале.

Об интересе к данной теме свидетельствуют прошедшие летом и осенью 1994 г. научные конференции: «Революция и человек. Социальнопсихологический аспект», «Менталитет и аграрное развитие России 82

Х1Х-ХХ вв.» . Обращает на себя внимание фактологическая насыщенность докладов. Рассуждения о социальной психологии крестьян не носят абстрактного характера, а опираются на исторический материал. Появился ряд диссертационных работ, посвященных социальной психо

24 логии крестьян в исторические периоды, непосредственно примыкающие

83 к рассматриваемому нами времени .

Изучением социальной психологии крестьян в 20-е гг. на материалах Сибири продолжал заниматься И. С. Кузнецов84. В 1992 г. вышла работа автора, в которой рассмотрен широкий круг вопросов социальной психологии крестьян: отношение к труду, богатству и бедности, собственности, политическое сознание крестьян, отношение к рели

85

ГИИ .

Представления крестьян о социализме на основе крестьянских пио/ сем стали предметом изучения Т. П. Мироновой00. В 1997 г. появилась монография Д. X. Ибрагимовой «НЭП и Перестройка: Массовое созна

87 ние сельского населения в условиях перехода к рынку» . По своему характеру данная работа представляет сравнительно-историческое исследование. Реконструкция массового сознания крестьян осуществляется при помощи количественных методов на основе писем крестьян в середине 20-х гг. в «Крестьянскую газету». Исследовательница приходит к выводу о малом удельном весе в массовом сознании крестьян чисто рыночных идей функционирования аграрной сферы. Основная масса крестьян в той или иной степени ориентировалась на помощь государства88. Это обстоятельство вкупе с выявляемой автором работы этатистской направленностью сознания основной массы партийцев-руководителей объясняют одну из причин неустойчивости НЭПа. Проблемы обыденной жизни крестьянства 20-х гг., их политической активности затрагиваются в статьях К. Б. Литвака89.

Таким образом, современный уровень изучения социальной психологии крестьянства 20-х гг. создает предпосылки для преодоления отмечавшегося специалистами разрыва между остротой идей и гипотез по

90 -г т данной теме и их подкрепленностью историческим материалом . Изучение социальной психологии крестьян развивается на региональном уровне. Думается, что результаты подобных исследований будут способство

25 вать уточнению общего и особенного в социальной психологии крестьян такой большой страны, какой была Советская Россия и затем СССР.

Завершая историографический обзор, нельзя не отметить еще одну тенденцию. Речь идет об общем взгляде на рассматриваемый нами период НЭПа. На рубеже 80-х - 90-х гг. интерес к НЭПу в первую очередь как экономической системе повысился. Она рассматривалась как позитивный опыт, который необходимо использовать в осуществляемых преобразованиях в стране. Во многом эти оценки были направлены на переориентацию общественного сознания и в силу этого оказывались политизированными. Однако ход современных событий оказался иным, более радикальным. Общественный интерес к НЭПу остыл. Создалась возможность более объективно взглянуть на этот период развития страны, увидеть сложности и противоречия в различных сферах жизни того времени. Именно такой подход просматривается, в частности, в статьях сборника «НЭП. Приобретения и потери». Применительно к крестьянству подобный вывод сделал немецкий исследователь М. Венер: «Годы НЭПа по сравнению с последующим периодом были, конечно, лучшим временем. Но что НЭП не являлся «золотым временем» для рабочих и тем более для крестьян, в этом нет сомнений»91. М. Венер отметил актуальность изучения социального и экономического положения крестьян в 20-е гг. в различных регионах страны, а также «ментальной истории» крестьян, подчеркнув в этой связи особую важность изучения местных источников92. В современной историографии НЭПа в качестве одного из реальных его противоречий рассматривается противоречие между степенью экономических и политических уступок, сделанных большевиками крестьянству и

93 другим слоям общества . Проблема, таким образом, рассматривается преимущественно с точки зрения политики власти, позиции «верхов». Изучение же социальной психологии крестьянства, его политической активности, политического сознания позволяет нам взглянуть на ситуацию под иным углом и определить, в какой мере крестьянство принимало или

26 не принимало сложившееся положение, в чем специфика его политического поведения. Иными словами, речь идет о восприятии и позиции «низов». Так М. Левин 30 лет назад начал изучать именно это. За ним последовали и многие другие зарубежные историки. В 70-80-е гг. возникло целое направление: «новая социальная история».

Историографический обзор показывает, что изучение социальной психологии крестьянства в нашей стране во многом совпадало с периодами изучения общественно-политической жизни советской докол-хозной деревни: период параллельного развития в 20-е гг., спад в 30-50-е гг., возрождение интереса к этим вопросам в 60-е гг. В 70-е гг. этот процесс продолжился, но в основном на уровне теоретических наработок. В 80-е гг. появились конкретно-исторические исследования в данной области. Главным образом изучались политическое сознание и политические настроения крестьян в период перехода к НЭПу и во время подготовки к коллективизации. В конце 80-х - 90-е гг. проблемы изучения социальной психологии крестьянства в целом и крестьянства 20-х гг. в частности остаются актуальными. Обращает на себя внимание расширение источниковой базы исследователей, стремление к фактологическому подкреплению выдвигаемых гипотез. Появилась возможность уйти от схематизма в описании политической психологии крестьян, поднять не затрагивавшиеся ранее вопросы. Необходимо изучение и других тем, связанных с социальной психологией крестьян. В частности, отношение крестьян того времени к религии и церкви.

Диссертационное исследование выполнено на материалах губерний Верхнего Поволжья. Главной целью исследования является выделение и описание тех социально-психологических аспектов, которые оказывали существенное влияние на общественно-политическое развитие крестьянства 20-х гг. Данное время отличалось сочетанием старых и новых черт в жизни крестьян. Столь же противоречивым было и сознание крестьян того времени. Для этого отрезка истории невозможно говорить об абсо

27 лютной общественно-политической пассивности крестьян. Им была свойственна и общественно-политическая активность, но активность, имевшая свою специфику. Выяснение социально-психологических факторов общественно-политической активности крестьянства 20-х гг. является сквозной задачей первых трех глав данной работы. Наряду с нашедшими в литературе освещение темами истории создания в начале 20-х гг. посевкомов и селькомов, а также историей избирательных кампаний в сельсоветы, мы для решения поставленной задачи обратились к изучению мало разработанных вопросов. Это касается движения крестьян за создание общекрестьянской организации - Крестьянского союза. Предметом исследования стала также неофициальная устная информация как форма проявления политической активности крестьян. Последняя глава работы касается вопроса отношения крестьян к церкви и религии. Если в предыдущих главах рассматривается реакция крестьянства на новые политические институты, политические события, попытки крестьянства вписаться в новую политическую систему общества, то в этой главе освещается отношение крестьян в новых условиях к той форме общественного сознания и тому социальному институту, которые сопровождали жизнь крестьян на протяжении веков. В главе описывается отношение крестьян к приходской общине, церковному имуществу, священникам. Выясняется вопрос о ведущем мотиве такого отношения. В главе решаются задачи по исследованию динамики религиозности различных групп крестьян, выявлению основных социально-психологических факторов воспроизводства религиозности в крестьянской среде. Наконец, в данной главе делается попытка определить влияние религиозной культуры на восприятие крестьянами политической жизни, их реакцию на политические события.

Специфика работы (на стыке истории и социальной психологии) требует затронуть в введении методологические аспекты, относящиеся как к историческому пласту, так и к сфере социальной психологии.

28

При подходе к проблеме мы руководствовались следующими основными принципами. Принцип историзма. Он предполагает во-первых, рассмотрение явления в его развитии, а во вторых, рассмотрение явления в контексте конкретной исторической ситуации. Данное требование тем более актуально, что конкретные проявления социальной психологии трудноуловимы. От исследователя требуется знание практически всех сторон жизни общества, общности, индивида изучаемой эпохи.

Принцип системности предполагает в нашем случае рассмотрение социальной психологии крестьян как структурного компонента целостной социальной системы, какой являлось крестьянство. С другой стороны, само крестьянство оказывалось вовлеченным в более широкую социальную систему советского общества 20-х гг. Как компонент этой большой системы оно испытывало на себе ее влияние, в разной степени испытывали эти влияния и её структурные части. Наконец, принцип системности предполагает, что функции системы как целого определяют функции, которые выполняет в системе каждый из компонентов. Выявленные качества социальной психологии крестьян, таким образом, определяются функцией крестьянства как целостного образования.

С принципом системности можно связать принцип многофакторного объяснения социальной психологии крестьян. Не отрицая определяющих факторов, влияющих на то или иное явление или процесс, данный принцип позволяет избежать сверхжесткого детерминизма.

Требует уточнения понимание объекта нашего исследования - крестьянства. В обобщающей работе по истории крестьянства в СССР находим признание того, что дефиниция «крестьянство», условия и хронологические рамки его возникновения остаются недостаточно исследованными и вызывают споры. Можно выделить две точки зрения. Согласно первой крестьянство - общественный слой, появляющийся с появлением парцеллярного хозяйства и совокупности мелких производителей в сельском хозяйстве. Их социальное положение, правовой статус, характер

29 развития менялся в зависимости от той общественной системы и ведущих производственных отношений, в которые крестьянство вписывалось. Согласно другой точке зрения крестьянство - это общественный класс конкретной общественно-экономической формации - феодального общества94. В настоящее время отечественные исследователи обращаются к тем определениям, которые выработало зарубежное крестьяноведение. Так, Э. Вулф определил крестьян как земледельцев, которые выращивают урожай и разводят скот в сельской местности, но которые в отличие от американских фермеров заботятся об удовлетворении потребностей своего собственного хозяйства более, нежели о приобретении прибыли. Другие определения также концентрировались на специфике крестьянской экономики и подчиненном положении крестьян95. Одно из наиболее полных определений дал Т. Шанин: крестьяне - мелкие сельскохозяйственные производители, которые с помощью простого оборудования и труда членов семей производят в основном для своего собственного потребления, а также для исполнения своих обязанностей перед носителями политической и экономической власти. В более развернутом виде данная характеристика включает у Шанина четыре взаимосвязанных аспекта: семейный двор, сельскохозяйственное производство, деревня и её культура, зависимое положение по отношению к доминирующим общественным силам96.

Данное определение можно принять за рабочую дефиницию в нашем исследовании. Важным атрибутом при определении крестьянства является специфическая социальная форма его организации - крестьянская община. Она выполняла функции экономической, социальной и культурной регуляции внутри крестьянского общества и выступала посредником в их отношениях с внешним социальным миром. Как показывают конкретно-исторические исследования, одним из следствий революции 1917 г. стало укрепление общинного землепользования, поколебленного реформой П. А. Столыпина97. Иногда этот факт интерпретиру

30 ется как архаизация крестьянства. В. П. Данилов склонен принимать это с определенными оговорками, указывая на то, что сами крестьяне были уже далеко не так архаичны98. Тем не менее, в 20-е гг. община продолжала выполнять еще одну функцию, на которую обращал внимание в своем теоретическом исследовании крестьянской общины Р. Редфилд, а именно: интеграция крестьян и их сознания в целостное

99

МЫ» .

При рассмотрении вопроса о крестьянской социальной психологии в этот период надо учитывать следующую историческую перспективу. В конце XIX в. перед Россией встала сложная задача преобразования аграрной сферы, вызванная переходом к индустриальному обществу. Данные преобразования предполагали трансформацию крестьянства в иные социальные категории, «раскрестьянивание». Исследователям известны различные итоги происходивших изменений:

1. Фермеризация.

2. Социально-экономическая дифференциация.

3. Пауперизация.

4. Коллективизация.

5. Окрестьянивание100.

Для России большую роль в этой трансформации играло государство. После реформ Столыпина в результате аграрной революции, поддержанной и санкционированной пришедшими к власти большевиками, произошло известное окрестьянивание. В 20-е гг. наблюдались процессы социально-экономической дифференциации и пауперизации, хотя темпы их власть сильно переоценивала. Политика по отношению к крестьянам как экономическая, так и социальная стала предметом дискуссий в партийно-государственной среде. Но и в это время государство не устранялось от воздействия на крестьян. Опыт, полученный крестьянами в революциях, усилия партии и советского государства по воздействию на экономику и социальную жизнь крестьян, нарушали замкнутость крестьян

31 ских обществ, вносили в них новые культурные ценности и модели поведения.

Для губерний Верхнего Поволжья это особенно актуально в связи с тем, что, во-первых, эти губернии располагались между двумя важнейшими политическими центрами страны: Москвой и Ленинградом. Во-вторых, часть крестьян региона уходила на отхожие заработки именно в крупные городские центры, выступая таким образом связующим звеном между городом и деревней.

Если иметь в виду социально-психологические аспекты, связанные с теорией и методологией исследования, то следует остановиться на следующих моментах.

В историографическом обзоре нами было отмечено, что социальная психология крестьянства рассматривалась в советских исследованиях с позиций классового подхода. Она представлялась как элемент сознания конкретного класса = макросоциальной общности. Подобный подход имел свои сложности. Наблюдения за конкретным поведением представителей того или иного класса показали, что оно не всегда совпадает с теми интересами, мотивами, которые должны были диктоваться сущностью положения данного класса. Были предложены следующие объяснения выявленному феномену. В своей работе «Психология класса. Проблемы методологии исследования» В. В. Шаронов разводил понятия классовое сознание и сознание класса. В первом случае предлагалось понимать сознание, отражающее социальное содержание, классовую сущность. Во втором - объем реального сознания социальной общности в каждый данный момент исторического развития101. Те элементы сознания и социальной психологии, которые не отвечали представлению о

1 гр классовом сознании, трактовались как иллюзорные . В своей статье 1975 г. Г. Г. Дилигенский ставил вопрос о зазоре между объективной общностью, определяемой местом в системе производственных отношений, и субъективной психологической общностью, то есть готовность

32 индивидов идентифицировать себя с присущими им социальными характеристиками103. В своей последней работе по социально-политической психологии Г. Г. Дилигенский в целом скептически оценивает возможности широких понятий «народ», «масса», «класс» для психологического анализа, «ибо в них фактически стираются индивидуальные и социально-групповые различия, без учета которых такой анализ не возки можен» .

Еще более категоричен в своих суждениях Н. А. Косолапов: «Сложный социальный субъект должен существовать физически, как вполне реальное материальное образование, иметь достаточно четко определяемые физические пределы, рамки, границы, формы. В психологическом и конкретно-социальном смыслах не могут быть признаны субъектами класс, нация социальная группа: эти и некоторые другие понятия суть абстрактные, аналитические (иногда чисто статистические) категории, а не реальные человеческие организации. Ими можно оперировать в философско-социологических теориях и концепциях, но не на уровнях политико-психологического анализа»105. Таким образом, понятию класс отводится роль абстрактной категории, наличие же психологии класса ставится под сомнение. Продолжая логику такого рассуждения, мы должны прийти к выводу о невозможности применения такого понятия для реконструкции, например, той же политической психологии крестьянства, ибо историческое исследование - это всегда опора на факты, конкретику. Автор приведенной выше цитаты предлагает в качестве альтернативы понятие «сложный социальный субъект». В нашем случае по предлагаемым критериям его выделения мы должны обращаться к изучению крестьянства в рамках общины, возможно, волости, губернии. Но полученный материал таких исследований неизбежно даст некоторые повторяющиеся явления, тенденции. Они и являются конкретным наполнением выбранной для осмысления действительности абстрактной категории.

33

Обращает на себя внимание, что данными исследователями игнорировались также и категория «масса» и массовая психология. Между тем, теория массового общества и психология масс выступает в качестве влиятельной объясняющей теории, конкурирующей с концепцией классовых обществ и классовой психологии при рассмотрении поведения людей индустриальных обществ. Если теории классов рассматривают массы как «шлаки» или субстрат в процессе классообразования, то теория масс полагает в них самую суть современного общества106. Масса - временная совокупность равных анонимных и схожих между собой людей, в недрах которой идеи и эмоции каждого имеют тенденцию выражаться спонтанно107. Отличительными свойствами масс признаются статистический характер общности, стохастическая (вероятностная) природа общности, ситуационный характер общности, её гетерогенный состав, анонимность

108 и аморфность, отсутствие структуры . В числе предпосылок возникновения масс называют разрыв социальных связей, быстроту передачи информации, миграцию населения, ритм городской жизни109. Взглянув на крестьянство 20-х гг. с этой позиции, мы можем констатировать, что процесс массовизации крестьянского общества шел: имелась тенденция маргинализации части крестьянской бедноты, трудовые миграции части крестьян, воздействие на крестьянство через средства массовой информации. Однако традиционные социальные структуры крестьянства сохранялись и поддерживали единство крестьянской общности. Соответственно и массовая психология не овладела крестьянами в полной мере.

При рассмотрении методологических аспектов исследования нельзя пройти мимо категории менталитет, ментальность. Следует отметить, что общепризнанного понятия и четкого определения нет. Сами представители школы «Анналов» определяют ментальность как систему в движении, являющуюся объектом истории, все элементы которой связаны между собой. Это система образов, представлений, которые в разных группах или стратах, составляющих общественную формацию, сочетают

34 ся по-разному, но всегда лежат в основе человеческих представлений о мире и своём месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей110. А. Я. Гуревич, анализируя это понятие у историков школы «Анналов», отмечал, что в ментальности мысль не отделена от эмоций. Она включает как совокупность базисных представлений людей данной эпохи, так и набор мыслительных процедур, «психическую оснастку». Особо он подчёркивал слабую отрефлексированность содержания и мыслительных процедур на уровне ментальности. Это полубессознательный уровень. Наконец, отмечается, что в конкретной исторической эпохе умственный инструментарий являлся общим для всех слоев данного общества111. Анализируя подобные определения, Л. Н. Пушкарев справедливо указывал, что определение ментальности через перечисление её предметной области создает соблазн для расширения или сокра

1 10 щения набора базовых компонентов .

В нашем исследовании определение менталитета явилось скорее ориентиром, вектором поиска, чем конкретной рабочей дефиницией. Прежде всего стоит указать, что материал, с которым мы работали, лежит в уровне большей рефлексии, на стыке социальной психологии и идеологии. Мы рассматриваем высказывания крестьян о власти, коммунистах, о бедноте, которые они выражали, о которых спорили, а значит в той или иной степени рефлексировали. Впрочем, на проблематику ментальности выводит использование нами в исследовании термина установка. Понятие установки было сформулировано грузинским психологом Д. Н. Узнадзе, который определил её как предшествующую любым, в том числе психическим актам, субъективную готовность осуществлять именно те акты, которые адекватны данной ситуации. В 1935 г. американский психолог Г. Олпорт сформулировал понятие аттитюда как состояния готовности, организованное на основе предшествующего опыта. Итак, когда крестьяне действуют в определенной ситуации или определенным образом реагируют на то или иное событие, на

35 уровне подсознания срабатывает установка. Однако в литературе указывается, что установка укрепляется сначала в сознании субъекта, приобретает вербальное выражение и лишь потом укрепляет

113 ся в аффективной и бессознательной сферах психики . Таким образом, те бессознательные установки, которые воспроизводятся индивидами, некогда были в той или иной степени отрефлексиро-ваны. С другой стороны, при взаимодействии с постоянно меняющейся социальной средой индивид попадает в ситуацию диссонанса, когда прежние установки не адекватны ситуации или их вообще нет. Одним из выходов в таком случае может быть формирование новых установок на внешнем вербальном уровне. Таким путем происходит постоянное взаимодействие различных уровней и сфер психики. Кроме того, мы не ставили своей задачей выделение общих и для крестьян, и для представителей сил, стоявших у власти, мыслительных процедур, «психической оснастки». Наша задача состояла, напротив, в выявлении тех расхождений в представлениях «верхов» и «низов», которые служили почвой для возникавших конфликтов.

Ряд конкретных определений социально-психологических явлений даются нами непосредственно по ходу изложения в главах. Здесь же хотелось бы остановиться ещё на одном важном понятии. При рассмотрении психологических аспектов активности крестьян, их взаимоотношений с другими социальными силами нельзя пройти мимо понятия авторитет. В социологии под этой категорией понимают одну из основных форм осуществления власти, основанной на общепризнанном влиянии какого-нибудь лица или организации в различных сферах жизни. Широко известна типология источников или гарантов авторитета, предложенная М. Вебером: гарантами авторитета могут быть:

1. Традиция.

2. Рационально обоснованная законность (легальность).

3. Харизма114.

36

Психологический словарь понимает под этим термином влияние индивида, основанное на занимаемом им положении, должности, статусе и т. д. Оно также включает признание за индивидом права на принятие ответственного решения в процессе совместной деятельности. Подчеркивается, что авторитет может не совпадать с носителем власти, им может обладать индивид, в наибольшей степени соответствующий сложившемуся идеалу и тем самым выступающий референтным для окружающих115. В реалиях жизни деревни 20-х гг. авторитет играл существенную роль в политических симпатиях крестьян, в выборе и доверии к источнику информации.

Мы уже отмечали, говоря о методологии исследования, трудность изучения социальной психологии крестьян: её трудноуловимый характер, множество факторов, влияющих на неё. Это требует знания различных сторон жизни крестьян, мобилизации широкого круга источников. Задача изучения конкретного функционирования социальной психологии крестьян с целью последующих теоретических обобщений или проверки выдвигаемых гипотез требует максимального приближения к источникам, исходящим непосредственно из среды крестьян, либо от тех лиц или организаций, которые находились в прямом контакте с крестьянами. С этой целью мы обратились к изучению архивов таких структурных единиц партийно-советской системы, как волостные исполнительные комитеты советов и уездные комитеты партии.

Говоря об архивах виков, можно констатировать различную степень их сохранности. Особенно мало документов сохранилось от начала 20-х гг. В описях дел за эти годы порой значатся только ведомости на выдачу жалования советским работникам. Тем не менее, работу в этом направлении необходимо вести. Наиболее подробно нами был изучен фонд Бурмакинской волости Ярославского уезда и губернии: Государственный архив Ярославской области. (Далее: ГАЯО Ф. Р-426). Наибольший интерес вызвали находящиеся в этом фонде постановления общих

37 собраний граждан деревень и сел (сходов) по вопросам организации посевкомов и селькомов, постановления сходов, касающиеся регулирования религиозной жизни деревни, списки прихожан сельских церковных приходов данной волости, позволившие рассмотреть демографический и, отчасти, социальный состав церковных общин.

Разнообразен материал, отложившийся в фондах укомов партии. Это и официальные циркуляры и распоряжения, отправляемые в волостные партийные организации, и отсылаемые в губком информационные сводки о политическом состоянии уезда, результатах проводимых кампаний. Особенно хочется отметить такую группу источников, как товарищеские письма руководителей волостных партийных организаций в укомы. В них содержится подробное освещение реакции крестьян на различные мероприятия власти, их настроения, подробности местной политической жизни и быта крестьян. Этот источник позволяет также составить представление о низовых партийных работниках, которые олицетворяли власть на местах.

Сообщения из волостей входили в состав уездных информационных сводок. Последние поступали в губкомы партии. Там на их основе, а также на материале собственных источников и информации, поступавшей по каналам местных структур ОГПУ, составлялись губернские информационные сводки, поступавшие в ЦК партии большевиков. Отдельным разделом в них был раздел о политическом положении и настроениях крестьянства. Особое место в нем уделялось итогам перевыборов в советы, слухам в среде крестьян, выступлениям за создание крестьянских союзов. Выстраивалась информационная пирамида. Естественным в таких случаях было отсечение деталей, полутонов. Внимание концентрировалось на общих тенденциях, приводились наиболее яркие факты, касающиеся общественно-политической обстановки в деревне.

38

Политические настроения, политическая активность крестьян в то время может быть прослежена на материалах беспартийных крестьянских конференций. Комплекс документов, относящихся к этим мероприятиям, в основе своей состоит из двух групп источников: а) протоколы проведенных беспартийных конференций; б) доклады представителей советской или партийной власти о проводившихся собраниях. К недостаткам первой группы источников относится то, что они не всегда отражают ход прений и выступления участников конференций по поднимавшимся вопросам. В резолюциях конференций зачастую фигурируют либо воспроизведение текста предложенной резолюции представителем власти, либо формулировки вида: «Принять к сведению». В таких случаях реальную картину настроения крестьян могут отражать именно доклады представителей власти. Так, именно благодаря им, удалось отметить, что за вышеприведенными формулировками резолюций скрывалось далеко не единодушное одобрение, не активная поддержка, а апатия и равнодушие. Наконец, благодаря этим отчетам может быть выявлена специфическая форма крестьянского сопротивления: при формальном одобрении или частичном согласии с предлагаемыми решениями - фактический их саботаж. К недостаткам второй группы источников относятся заостренные классовые характеристики своих противников и оппонентов на конференциях.

Проведение кампаний по перевыборам в сельсоветы в 20-е гг. являлось важным событием политической жизни. В настоящее время в научный оборот введено значительное количество статистических данных об этих кампаниях: явка избирателей, итоги выборов, состав сельских и волостных органов власти, динамика численности лишенных избирательных прав. Однако недостаточно изученным остается спектр мнений и суждений, высказывавшихся крестьянами во время этих кампаний в разные периоды времени, факторы, влиявшие на активность крестьян. Особенно

39 это актуально для периода конца 20-х гг. В качестве источника при решении данной задачи можно использовать отчеты представителей власти, присутствовавших и проводивших выборы в волостях. Конечно, ценность этих отчетов различна. Она зависела от подготовленности, заинтересованности, установок их авторов. Некоторые из них ограничивались сухой статистикой и общими характеристиками. В других мы находим более подробные сведения, включая пересказ выступлений крестьян на предвыборных и перевыборных собраниях. К сожалению, в данных источниках мало дословных, стенографических воспроизведений таких выступлений. Между тем, для социально-психологического подхода важно не только что говорится, но и как говорится: какие используются образы, обороты, каков эмоциональный фон речи.

Документы, исходящие непосредственно от крестьян, используемые в данном исследовании - крестьянские письма. Важность этого источника для изучения социальной психологии признается многими исследователями116. В работе были использованы крестьянские письма, отложившиеся в фонде «Крестьянской газеты». Фонд находится в Российском государственном архиве экономики. (Далее: РГАЭ. Ф. 396). Материалы фонда сгруппированы в 11 описей, идущих в хронологическом порядке. Внутри описи дела имеют свою последовательность. Сначала идут дела, собранные из писем, пришедших из различных губерний страны. Они сгруппированы по тематическому принципу, например, «Политические настроения крестьян и их отклики на текущие события», «Рассуждения крестьян на тему: общее экономическое положение». Далее дела группируются по географии адресатов (по губерниям). Внутри же этих больших групп документы распределены по тематическим рубрикам.

В своей работе мы использовали письма, выбранные из дел, составленных из писем крестьян со всей страны, а также письма, сгруппированные и происходящие из губерний Верхнего Поволжья. Наиболее обстоя

40 тельно были изучены письма, относящиеся к периоду 1924-1925 гг. Наряду с подборками писем об общем политическом и экономическом положении крестьян, о выборах, сельсоветах, работе коммунистов и комсомола на селе, нами были использованы письма о культурном состоянии деревни, о работе с женщинами и делегатском движении, а также письма со стихами и рассказами крестьян. К сожалению, остались недоступными дела с рисунками и карикатурами, направляемыми крестьянами в газету. К трудностям работы с этим видом источника можно отнести: а) чтение рукописного текста иногда плохой сохранности или с трудной каллиграфией; б) стилистические и грамматические особенности текстов, иногда затрудняющие понимание мысли автора; в) трудности установления адреса, даты письма и рода занятия автора. Это бывает особенно необходимо, когда автор излагает собственные взгляды и оценки. К техническим трудностям работы над этим фондом относится то обстоятельство, что многие дела находятся в рассыпанном состоянии и с ними приходится знакомиться непосредственно в хранилище архива.

При работе с крестьянскими письмами следует учитывать еще один момент. В массиве крестьянских писем значительную группу составляли письма крестьянских корреспондентов. Селькорами признавались те крестьяне, которые постоянно писали в газету. По данным выборки 888 анкет селькоров среди них в 1924 г. 79% составляли крестьяне. Селькоры были молоды. Среди них самую большую группу составляли лица в возрасте 21-25 лет (43%), а группа до 30 лет составляла 79%117. Молодость селькоров влияла на их восприятие окружающего мира. Не меньшее значение имело то обстоятельство, что часть селькоров являлась сельскими активистами. Они ориентировались на новую власть, и поэтому в их корреспонденции явления деревенской жизни рассматриваются сквозь призму уже существующих оценок их властью. Иными словами, речь идет об определенном социальном заказе.

41 оссийс

Г0С*ЙАРСТ!= 'ЧБЯИСД

В письмах авторы иногда сами указывают свою принадлежность к корпусу селькоров, отмечая номер своего удостоверения. Косвенно, но не с полной гарантией, на это может указывать написание письма на специальном бланке «Крестьянской газеты». Подтвердить статус того или иного автора как крестьянского корреспондента можно обратившись к делам с анкетами кресткоров, хранящихся в фонде «Крестьянской газеты».

Работа с крестьянскими письмами требует оценки их репрезентативности и степени достоверности. Относительно первого аспекта можно отметить, что в газету писали, как правило, наиболее активные и грамотные люди. Обращает на себя внимание, что по данным о письмах за конец 1923-1924 гг. на регион ЦПР падало 22,8% всех писем крестьян по стране. Известно, что на этот регион приходилось 14,3% сельского населения страны. Эти данные показывают высокую активность населения 118 региона . В то же время распределение пишущих крестьян по социальным группам и сравнение полученных результатов с удельным весом этих групп в сельском населении показало более высокую активность членов сельских производственных коллективов, рабочих совхозов. Активно писали также служащие и представители сельской интеллигенции119. Относительно второго аспекта укажем, что в письмах происходило намеренное или ненамеренное искажение фактов. Поэтому по наиболее важным сообщениям факты проверялись. Газета делала запросы в различные инстанции. Факты либо подтверждались, либо опровергались. Крестьянские корреспонденты предупреждались об ответственности за распространение ложных сведений и фактов. При работе с письмами как массовым источником, при анализе мнений, интерпретаций, настроений искажениями конкретных фактов, имевшими место в ряде случаев, можно пренебречь. Однако при конкретном анализе общественно-политической жизни в отдельном регионе, местности они играют существенную роль. Так, по данным прокурора Ярославского уезда на со

42 вещании рабселькоров в 1927 г. отмечалось, что из всех заметок, по информации которых проводились проверки, факты подтвердились в 53%

120 случаев, намеренно ложной была признана всего одна заметка . Искажение информации могло быть средством выплеснуть обиду, дискредитировать конкретное лицо, свести счеты. Однако речь чаще всего шла о непреднамеренном искажении информации.

Ещё одним источником, который был привлечен для исследования, является крестьянский фольклор. Среди различных жанров фольклора выделяются частушки. Частушка возникла из старинной плясовой песни крестьян и впервые заявила о себе в 80-е годы XIX в. Появление такой формы фольклора связано с ускорением ритма крестьянской жизни, вторжением в эту жизнь изменений. Исследователи подчеркивали широкую распространенность и популярность частушек. В 20-е гг. частушки появлялись также и на фоне общего подъема стихотворчества крестьян -самоучек121. Таким образом, коллективное творчество в это время сочетается с творчеством индивидуальным. Частушки 20-х гг. собирались и публиковались современниками, в том числе и по региону Верхней

Волги. Приводятся частушки и в некоторых исследованиях

122

20-х гг. о жизни деревни . В последующее время издание частушек, созданных самими крестьянами, сокращалось. Печаталось много частушек, написанных специально для пропаганды в деревне. Уникальным изданием стала публикация в 1965 году в серии памятников русского фольклора частушек в записях советского времени. Она была подготовлена на основе материалов, собранных в фондах Института русской литературы (Пушкинский дом), происходивших главным образом из Северо

123 западного региона . Необходимо упомянуть том частушек, выпущенный в рамках библиотеки русского фольклора, а также выпущенный том политических частушек из собрания А. Д. Волкова124.

При работе с частушками следует учитывать ряд особенностей этого источника. Во-первых, среди всего их массива частушки, затрагиваю

43 щие общественно-политические темы, несущие непосредственную публицистичность, составляют меньшинство. Во-вторых, основная масса частушек создана в молодежной среде, в возрастной группе с 15-17 лет до 25 лет. Деревенская действительность воспринимается глазами молодёжи, лирическая тема оказывается в частушках преобладающей. В этом смысле можно согласиться с В. П. Даниловым, который считал, что частушка не обладает энциклопедичностью и универсальностью125. В-третьих, нужно учитывать не только содержание текста частушки. Важна среда её бытования. Что послужило толчком к созданию частушки или её воспроизведению? Какова реакция зрителей на её исполнение? Получила ли частушка распространение? - вот те вопросы, на которые не всегда удается найти ответы, но которые важны для раскрытия социальной психологии крестьян через этот источник126.

В качестве примера использования в работе произведений устного народного творчества можно привести легенду «Черт родился», записанную костромским краеведом В. Смирновым . Отметим, что краеведческое движение, получившее широкое распространение в 20-е гг., обращало свое внимание на изучение не только прошлого местного края, но и на происходившие в нем изменения. Далеко не все материалы, собранные в то время краеведами, были опубликованы. В настоящее время интерес к краеведческим материалам возрождается. Роль краеведческих материалов при реконструкции обыденной жизни крестьян 20-х гг. оценивается 128 очень высоко . В нашей работе мы использовали такой источник и результат краеведческой работы как паспорта волостей Рыбинского уезда Ярославской губернии. Данные документы хранятся в Центре документации по новейшей истории Ярославской области (ЦДНИ ЯО. Ф. 18. Оп. 5. Д. 3). Они были составлены в конце 20-х гг. и содержат сведения по широкому кругу вопросов экономического и общественно-политического состояния конкретной административно-территориальной единицы. В данном источнике мы не найдем сведений о настрое

44 ниях, взглядах и оценках крестьян, но данный источник рисует тот фон, на котором рождались последние. Данные этих паспортов позволили, например, подтвердить сохранение жизнеспособности приходских церковных общин, и слабость кружков общества «Безбожник» в деревнях даже в конце 20-х гг.

Подводя итог всему вышеизложенному в данном разделе, следует еще раз подчеркнуть, что изучение социальной психологии российского крестьянства периода НЭПа является актуальной задачей, имеющей научное и практическое значение. Проводя исследования этой проблемы на стыке научных дисциплин, необходимо использовать методологический багаж, накопленный как историками, так и социальными психологами. Наконец, непременным условием современного исследования в этой области является широкая база фактов, охватывающая различные стороны жизни крестьянства того времени.

45

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Лазарев, Сергей Владиславович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подведём общий итог нашей работы. В центре нашего внимания находилось изучение социально-психологических аспектов общественно-политической активности крестьянства в 20-е гг.

Одним из направлений проявления общественно-политической активности крестьян в это время являлось их участие в выборах в местные органы власти. Выборы являлись также барометром, показывавшим крестьянские настроения, демонстрировавшим их мнения и оценки, стереотипы сознания. Пассивность и настороженность отличали крестьянский электорат в период выборов в местные советы 1921-1924гг. За этим скрывалось недовольство составом и деятельностью местных органов власти, страх понести наказание за возможное несогласие с предлагаемыми кандидатурами и проявленную инициативу, ощущение невозможности решить свои проблемы через местную власть, ориентация на местный крестьянский сход как инструмент местного самоуправления, традиционная пассивность отдельных групп потенциальных избирателей (молодёжь, женщины).

В середине 20-х гг. ситуация улучшилась. Активность крестьян-избирателей, как свидетельствует статистика, повысилась. Сказались мероприятия, проводившиеся властью в рамках курса «Лицом к деревне». У крестьян появилась возможность более открыто высказывать своё мнение на собраниях, беспартийных конференциях, а также через печать. Однако у части крестьян существовала неуверенность относительно сохранения взятого властью курса. На советских и партийных работников зачастую продолжали смотреть как на «чужаков». Негативная эмоциональная окраска подобного восприятия могла уходить, если данные лица завоёвывали авторитет. Спецификой политической психологии крестьян в этот момент было убеждение, что все трудности и издержки новой жиз

202 ни, которые ложились на их плечи, являются искажениями на местах политики центральной власти.

Ещё одной особенностью политической психологии крестьянства была персонификация власти, причём и на местном, и на общегосударственном уровне. Таким образом на сферу политики проецировалась модель управления крестьянским хозяйством, двором, где решающее слово принадлежало хозяину, «большаку».

В новых условиях выборов середины 20-х гг. активизировались и те силы, которые не симпатизировали большевикам и их власти. На них как на референтную группу могла ориентироваться часть крестьян.

Данные по избирательным кампаниям второй половины 20-х гг. показывают продолжавшийся рост избирательной активности крестьян. В отечественной историографии были подробно рассмотрены лишь ряд факторов, повлиявших на такой рост. К их числу можно отнести возврат к практике жесткого ограничения избирательных прав, опора власти на бедноту, сельскую молодёжь и женщин, привлечение на советскую работу в деревню дополнительных партийно-советских сил.

Однако этим не исчерпывались все факторы, повлиявшие на подобный рост активности. Активность крестьянства в этот период мы предложили разложить на позитивную, негативную и формальную. Позитивной активностью обладали те группы крестьян, которые сознательно поддерживали существовавшую власть. Негативную активность имели те группы крестьян, которые стремились использовать выборы для того, чтобы высказать представителям власти своё недовольство, рассказать о нуждах. Они не теряли надежды достучаться наверх и быть понятыми, а также признавали необходимым сохранение связи власти и крестьянства через систему советов. Наконец, существовала формальная активность, когда крестьяне голосовали лишь для того, чтобы не навлекать на себя подозрений в нелояльности.

203

В ходе выборов второй половины 20-х гг. прослеживалось обострение дискуссий крестьян о бедноте. Осью их рассуждений стал стереотип, представлявший бедняков лодырями. В этот же период наблюдалось постепенное смещение острия критики с местной на центральную власть. Обострился в социально-политической психологии крестьян и такой комплекс, как «ревность к городу», «ревность к рабочим». Дополнительную нервозность избирательным кампаниям конца 20-х гг. добавили трудности с хлебоснабжением населения региона. Они были связаны с кризисом хлебозаготовок в стране. Политический выбор бедноты в этот момент диктовался отчасти и тем, какая сила сможет удовлетворить её витальную потребность в хлебе: зажиточный сосед или власть через свои институты.

Ещё одной и довольно специфической формой проявления активности крестьян являлось распространение в их среде неофициальной информации - слухов. Заметим, что слухи являлись неотъемлемым компонентом традиционной крестьянской культуры. Через них в крестьянские общества проникала информация о происходившем за пределами их замкнутого мира.

Основными факторами циркуляции слухов в среде крестьян 20-х гг. можно считать следующие обстоятельства:

Информационный вакуум в деревне, особенно в начале 20-х гг.

Специфика восприятия крестьянами получаемой информации. Она зависела не только от общего культурного уровня развития крестьян, но и от наличия у них определённых установок и стереотипов, определявших избирательность получаемой информации и её интерпретацию. Так, любое упоминание об обострении внутриполитической или внешнеполитической обстановки связывалось крестьянами с угрозой войны и её последствиями.

204

Наличие в деревне альтернативных официальным каналам источников и интерпретаторов информации. Будучи недовольными политикой власти, некоторые из этих лиц могли распространять сознательно искажённую и ложную информацию.

Слухи отражали стремления, желания и опасения крестьян. Для некоторых крестьян распространение слухов было способом выражения своего несогласия, протеста, эмоционального отношения к событиям. Распространение слухов во второй половине 20-х гг., когда информационный вакуум отчасти был уже прёодолён, свидетельствовало об ощущении крестьянами своего нестабильного положения. В их сознании возникал диссонанс и дискомфорт, вызванный сопоставлением информации, доносимой официальными источниками, с тем, что видели и как это понимали и ощущали сами крестьяне.

Другим направлением активности крестьян было их отношение и участие в создании общественных организаций в деревне. Одним из первых опытов власти по стимулированию позитивной активности и самодеятельности крестьянства стала организация посевкомов и селькомов на рубеже перехода от политики военного коммунизма к НЭПу. По своему практическому результату эта попытка оказалась неудачной. Создание данных организаций шло медленно, при значительной пассивности крестьян. Среди причин, повлиявших на подобный исход, выделяются следующие:

Крестьяне порой воспринимали эту организацию как очередную форму комитетов бедноты.

У крестьян вызывал неприятие при создании данных органов административный нажим при слабом разъяснении целей организации.

Крестьяне отторгали наиболее жесткие формы контроля и при

205 нуждения, предусмотренные в функциях посевкомов и селько-мов: принудительная ссыпка семенного фонда, учёт производительных сил хозяйства.

Крестьяне не желали безвозмездно выполнять общественные функции, возлагаемые на них участием в данных органах.

Наконец, немаловажным являлся общий психологический настрой крестьян. На исходе гражданской войны наблюдалось отчуждение крестьян не только от власти, но и от других слоёв общества, стремление замкнуться на себе.

Если инициатором создания селькомов и посевкомов в начале 20-х гг. выступала сама власть, то за создание крестьянских союзов выступали сами крестьяне. Случаи агитации за эти органы охватывают период середины и второй половины 20-х гг. Обращает на себя внимание пульсирующий и локальный характер этих выступлений. Наиболее сильные и устойчивые подобные выступления фиксировались там, где были местные лидеры, обладавшие авторитетом.

Социально-психологической подосновой многих таких выступлений становилась уже известная нам ревность крестьян к рабочим и городу. При всей субъективности и порой предвзятости некоторых суждений крестьян, они отражали и объективные факты их жизни: ножницы цен, фискальная политика государства по отношению к деревне, слабое развитие социальной сферы в деревне, трудности с поиском заработков в городах.

В рассматриваемом нами регионе наибольшее распространение у крестьян получил взгляд на крестьянские союзы как на крестьянский профсоюз. Другая часть крестьян видела в них организацию, через которую они могли бы выгодно реализовывать свою продукцию на внешнем и внутреннем рынке. Попытка лидеров крестьян предложить политические функции для этих организаций получала меньшую поддержку. Причин тому несколько.

206

Во-первых, крестьяне стремились избежать открытого политического конфликта с властью.

Во-вторых, мысль о политических гарантиях своих экономических прав оказалась востребованной лишь очень небольшой группой крестьян. Это обстоятельство наряду с установившейся в стране однопартийной системой делало невозможным легализацию крестьянских союзов и их трансформацию в крестьянскую партию.

Заключительная глава нашей работы была посвящена рассмотрению отношения крестьянства к религии, церкви, священникам.

В 20-е гг. не наблюдалось полного разрыва крестьян с религией. Приходские общины и приходские советы являлись важными социальными организациями крестьян. Активным ядром приходских общин являлись женщины (особенно старших возрастов) и мужчины пожилых лет. У нас есть основания предполагать, что в приходских советах преобладали как более религиозные люди, так и более зажиточные. В данное время приходская община не совпадала столь однозначно с общиной поземельной как в территориальном и численном аспекте, так и в аспекте интересов.

Сельские священники были для крестьян «чужаками». Как и в случае с коммунистами, сельские священники могли пользоваться авторитетом среди крестьян. Важно отметить, что у крестьянской общины и у крестьян как отдельных лиц в отношении к сельскому священнику преобладал экономический мотив. Речь шла о стоимости удовлетворения религиозной потребности. Напротив, у власти в отношении к сельским священникам преобладающим оказывался мотив политический.

Сельские священники, приходские советы с одной стороны и органы власти с другой в решении вопросов, связанных с церковью и религией, стремились заручиться поддержкой крестьянской общины. Первые стремились с их помощью вернуть утраченное за годы революции. Вто

207 рые стремились найти более широкую опору для осуществления своих антицерковных и антирелигиозных планов. Источники показывают различные решения сельских обществ по этим вопросам. Но там, где община выступала на защиту церковного имущества, большую роль играло то обстоятельство, что религия ещё включалась в сферу крестьянского «Мы».

Наибольшее отрицание религия вызывала у комсомольцев, партийцев, сельской молодёжи. Однако степень мировоззренческой зрелости отказа от религиозных убеждений у этих групп была не всегда высокой. Внутренняя убеждённость заменялась внешними требованиями принадлежности или ориентации на новую власть. Кроме того, сама специфика функционирования крестьянского хозяйства требовала сохранения в крестьянской семье нормальных взаимоотношений. В условиях, когда разные поколения семьи оказывались ориентированными на ценности разного направления, такие взаимоотношения могли сохраняться ценой известного компромисса. Подобный компромисс, однако, не всегда удавался. В итоге - комсомольские частушки с поруганием не только попов, но и самой религии. С другой стороны, домашние скандалы, порки детей за вступление в «безбожный» комсомол и пионерию.

Наряду со слабостью серьёзной антирелигиозной работы в деревне были и более глубинные причины и основания для сохранения религиозности крестьян. К ним можно отнести роль традиции, невозможность полностью контролировать природную составляющую аграрного производственного процесса, тяжёлый крестьянский труд, ощущение крестьянами своего приниженного социального положения, роль религии как интегратора крестьянского общества, потребность крестьян в утешительной функции религии.

Религиозное сознание и культура крестьян оказывали влияние на их политическое сознание. Идеи раннего христианства подпитывали эгалитарные настроения части крестьян. С этих позиций могла критико

208 ваться и власть за непоследовательность в проведении идеи равенства. Социалистический идеал мог восприниматься как рай на земле. Место пророка, святого занимал политический лидер, вождь масс, обладающий харизмой. Рождалась светская религия.

Период 1920-х гг. явился важным этапом в ходе длительного процесса трансформации традиционного крестьянства в России. Результаты нашего исследования показывают, что крестьянство не было абсолютно пассивно по отношению к происходившим изменениям. В значительной степени оно стремилось приспособиться, вписаться в новые условия жизни. У разных поколений и слоев крестьянства формировалась различная «стратегия выживания», был свой темп и способ осмысления и оценки происходивших изменений. Стремление новой российской власти к быстрому преобразованию крестьянства единственно на базе коллективных хозяйств, ставшее преобладающим в конце 20-х гг., вступало в конфликт с готовностью многих крестьян принять такие изменения, осуществляемые с такой скоростью и такими методами.

209

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Лазарев, Сергей Владиславович, 1999 год

1. Опубликованные документальные источники

2. Документы и материалы центральных государственных и партийных органов

3. Декреты Советской власти М., 1957. Т. 13.: 1 февраля 1921 г. 31 марта 1921 г. М.: Политиздат, 1989. 572 с.

4. Декреты Советской власти. М., 1957 -. Т. 14.: Апрель 1921 г. М.: Археографический центр, 1997. 412 с.

5. Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчёт. М.: Госполитиздат, 1963.915 с.

6. Одиннадцатый съезд РКП(б) (март апрель 1922 г.). Стенографический отчёт. М.: Госполитиздат, 1961. 873 с.

7. Двенадцатый съезд РКП(б) (17 25 апреля 1923 г.). Стенографический отчёт. М.: Политиздат, 1968. 903 с.

8. Тринадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчёт. М.: Госполитиздат, 1963.883 с.

9. Четырнадцатый съезд ВКП(б). Стенографический отчёт М.: ГИЗ, 1926. 1029 с.

10. Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1961.847 с.

11. Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. Т. 2. М.: Госполитиздат, 1962. 1722 с.

12. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 2. М.: Политиздат, 1983. 606 с.

13. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 3. М.: Политиздат, 1983. 494 с.

14. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 4. М.: Политиздат, 1984. 575 с.

15. Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (22-27 декабря 1921 г.). Стенографический отчёт. М., 1922. 316 с.243

16. X Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (23-27 декабря 1922 г.). Стенографический отчёт. М. 226 с.

17. XI Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (19-29 января 1924 г.). Стенографический отчёт. М., 1924. 208 с.

18. XII Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (7-11 мая 1925 г.). Стенографический отчёт. М., 1925. 270 с.

19. Съезды Советов РСФСР в постановлениях и резолюциях. Сб. док. М.: Изд-во «Ведомостей Верховного Совета РСФСР»., 1939. 540 с.

20. Отчёт народного комиссариата земледелия IX Всероссийскому съезду Советов за 1921 год. М. б/г. 255 с.

21. Документы и материалы местных государственных органов

22. Наказ крестьянам при перевыборах в Советы в 1924 г. Ярославль, 1924. 8 с.

23. Отчет Рыбинского губернского экономического совещания Совету Труда и Обороны на 1 апреля 1922 года. Рыбинск, 1922. 318 с.

24. Отчёт Рыбинского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов II губернскому съезду Советов за время с 1 марта по 1 октября 1921 г. Рыбинск, 1921. 345 с.

25. Отчёт XIII съезду Советов губисполкома 1921 1921 гг. Ярославль, 1922. XII,183 с.

26. Отчёт Владимирского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов XII губернскому съезду Советов о работе в период XI и XII съезда Советов. Владимир, 1921. 51 с.244

27. Отчёт Владимирского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов XIII губернскому съезду Советов за время с 25 марта по 10 декабря 1922 г. Владимир, 1922. 234 с.

28. Отчёт Владимирского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов XIV губернскому съезду Советов (декабрь 1921 г. ноябрь 1922 г.) Владимир, 1922 392 с.

29. Отчёт Иваново-Вознесенского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и губэкосо XII губернскому съезду Советов и губэкосо 15 декабря 1921 г. 10 декабря 1922 г. Иваново-Вознесенск, 1922. 320 с.

30. Отчет Тверского губернского исполнительного комитета XI губернскому съезду Советов (за январь декабрь 1922 г.) Тверь, 1922. 45 с.

31. Отчёт о деятельности Старицкого уездного исполнительного комитета и отделов его за период времени с декабря 1921 по декабрь 1922 г. Старица, 1922. 53 с.

32. Отчёт Тверского уездного исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов с 1 января по 1 ноября 1922 г. и протокол Тверского уездного съезда Советов IX созыва. Тверь, 1923. 198 с.

33. Тематические документальные сборники и материалы

34. Аппарат низовых советских органов. По материалам обследования НК РКИ РСФСР. 1925. М.;Л., 1926. 136 с.

35. Архивы Кремля: в 2 кн. Кн. 2.: Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. / Сост. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. М.: РОССПЭН, 1998. 647 с.

36. Волисполкомы и сельсоветы по данным обследования ЦКК РКП(б) и НК РКИ. М., 1924.219, VII с.

37. ВЧК ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства в 19211927 гг. (По материалам информационных сводок ВЧК - ОГПУ) / Сост. Г. Ф. Добро-ноженко. Сыктывкар, 1995. 193 с.

38. Выборы в Советы РСФСР в 1925 1926 г. (Предварительные итоги). Ч. 1-2. М.: НКВД, 1926.245

39. Голос народа: Письма и отклики рядовых советских граждан на события 1918— 1932 гг. / Под ред. А. К. Соколова. / Сост. В. С. Журавлёв и др. М.: РОССПЭН, 1998. 326 с.

40. Деревня при НЭПе: Кого считать кулаком, кого тружеником. Что говорят об этом крестьяне. М.: Красная новь, 1924. 104 с.

41. Документы свидетельствуют (Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг.) / Под ред. В. П. Данилова и Н. А. Ивницкого. М.: Изд-во Политической литературы, 1989. 526 с.

42. Избирательная кампания по РСФСР в 1923 г. К XI Всероссийскому съезду Советов РСФСР. М.: НКВД, 1924. 43 с.

43. Избирательная кампания в Советы РСФСР в 1924-1925 гг. (Предва-рительные итоги). Вып. 2. М., 1925. 172 с.

44. Калинин М. И. За эти годы: Статьи. Беседы. Речи. Л., 1926. Вып. 1. 378 с.

45. Крестьяне о Советской власти. М.; Л., 1929. 303 с.

46. Крестьяне о социализме (Письма в «Крестьянскую газету» к 10-тилетию Советской власти) / Публ. Т. П. Миронова // Советские архивы. 1987. № 5. С. 20-25.

47. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. («Антонов-щина»): Документы и материалы / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. Тамбов, 1994. 334 с.

48. Кронштадтская трагедия 1921 года // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 3-21.

49. Кронштадт 1921 г. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. / Под ред. А. Н. Яковлева / Сост. В. П. Наумов, А. П. Косаковский. М., 1997. 432 с.

50. Неизвестная Россия XX век. Сб. документов / Сост. Козлов В. А., Завьялов С. М. М.: Историческое наследие, 1993. Вып. 3. 413 с.

51. Новая волость-район. Материалы по районированию Центрально-промышленной области. М., 1925. 4.1. 193 с.

52. Письма во власть. 1917-1927: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям / Сост. А. Я. Лившин, И. В. Орлов. М.: РОССПЭН, 1998. 664 с.

53. Письмо крестьянина Ф. Морозова. Деревня Высоково Хабоцкой волости Бежецкого уезда Тверской губернии. 19 июня 1924 г. // Неизвестная Россия XX век. Вып. 3. М.: Историческое наследие, 1993. С. 201-202.246

54. Предварительные итоги избирательной кампании в Советы РСФСР в 1924— 1925 г. Вып. 1.М., 1925.63 с.

55. Русская православная церковь в Советское время. (Материалы и документы по истории отношений между государством и церковью. / Сост. Г. Штриккер. М.: Пропилеи, 1995. Кн. 1. 400 с.

56. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939; Документы и материалы в 4-х т. Т.1.: 1918-1922 гг. / Под ред. А. С. Береловича, В. П. Данилова. М.: РОССПЭН, 1998. 864 с.

57. Советы, съезды Советов и исполкомы. (Материалы к изучению советской системы управления). М.: НКВД, 1924. 159 с.

58. Стенограмма совещания беспартийных делегатов IX Всероссийского съезда Советов //Исторический архив. 1962. № 2. С. 59-79.

59. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 1.: Май 1927 ноябрь 1929 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: РОССПЭН, 1999. 880 с.

60. Шпет Г., Портезинский В., Челпанов Г. Докладная записка об учреждении кабинета этнической и социальной психологии (Публикация документа) // Вопросы психологии. 1990. № 4. С. 159-161.4. Фольклорные источники

61. Библиотека русского фольклора. Частушки. М.: Сов. Россия. 1990. 655 с.

62. Заветные частушки из собрания А. Д. Волкова: В 2 т. Т. 2.: Политические частушки / Сост. А. В. Кулагина. М.: Ладомир, 1999. 500 с.

63. Памятники русского фольклора. Частушки в записях советского времени. М.; Л.: Наука, 1965. 496 с.

64. Симаков В. И. Сборник двухстрочных частушек (страданий). М., 1928. 52 с.

65. Смирнов В. И. Черт родился (Творимая легенда) // Труды Костромского науч. об-ва по изучению местного края. Кострома, 1923. Вып. 29. С. 17-20.2471.. Неопубликованные документы и материалы архивных учреждений

66. Российский государственный архив экономики (РГАЭ)

67. Фонд 396 Письма крестьян в редакцию «Крестьянской газеты». Оп. 2, Д.: 18,23,31,33,62, 93, 105, 106, 107, 108, 116, 118, 129, 138. Оп. 3, Д.: 1, 4,6, 182, 186, 643, 648, 653, 750, 756.

68. Государственный архив Ярославской области (ГЛЯО)

69. Фонд Р-426 Исполнительный комитет Бурмакинского волостного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

70. Оп. 1, Д.: 97, 98, 122, 167, 171, 173, 179, 302, 303, 353, 356, 368, 370, 369, 396, 418, 419, 420, 421, 423, 424, 425, 447.

71. Центр хранения документации по новейшей истории

72. Ярославской области (ЦДНИ ЯО)

73. Фонд 1 Ярославский губком партии.

74. Оп. 27, Д.: 542, 566, 591, 592, 684, 952, 978, 1558, 1689, 1709, 1710, 1733, 1791, 1792, 1793, 1794, 2193, 2233, 2374, 2375, 2376, 2377, 2378, 2380, 2381, 2430, 2622, 2643, 2656, 2696, 2722, 2883, 2893, 3169, 3329, 3357, 3358, 3359, 3360, 3361, 3432.

75. Фонд 13 Мологский уездный комитет партии. Оп. 1, Д.: 49, 53, 88, 109, 148,434,473,483. Фонд 18 - Рыбинский уездный комитет партии. Оп. 1, Д.: 43, 422, 1420. Оп. 2, Д.: 48, 95. Оп. 5, Д.: 3.

76. Фонд 19 Ростовский уездный комитет партии. Оп. 1, Д.: 145,238.2481.I. Исследования1. Книги

77. Авербух JI. X. Состояние современного отхожего труда в Ярославской губернии. Ярославль, 1928 30 с.

78. Аграрная политика Коммунистической партии и Советского правительства в период восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.). Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. С. Флёрова. Ярославль, 1982. 162 с.

79. Аграрная политика Коммунистической партии и Советского правительства в период восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.). Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. С. Флёрова. Ярославль, 1985. 126 с.

80. Аграрная политика Коммунистической партии и Советского правительства в период социалистического строительства. Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. С. Флёрова. Ярославль, 1978. 230 с.

81. Афанасьев В. Г. Системность и общество. М.: Изд-во политической литературы, 1980. 368 с.

82. Белявский И. Г., Шкуратов В. А. Проблемы исторической психологии. Ростов-на-Дону, 1982. 223 с.

83. Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. М.: Наука, 1994.398 с.

84. Большаков А. М. Деревня после Октября. JT: Прибой., 1925. 403 с. Большаков А. М. Деревня. 1917-1927. М.: Работник просвещения, 1927.471 с. Будилова Е. Социально-психологические проблемы в русской науке. М.: Наука, 1983. 232 с.

85. Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. Хрестоматия / Сост. Т. Шанин. М.: Прогресс-Академия, 1992. 431 с.

86. Вересаев В. В. Об обрядах старых и новых. М.: Новая Москва, 1926. 30 с. Верт Н. История советского государства. М.: Прогресс-Академия, 1995.544 с.

87. Владимирский Н. Н. Отхожие промыслы крестьянского населения Костромской губернии: Краткий очерк. Кострома, 1926. 43 с.249

88. Генкина Э. Б. Государственная деятельность В. И. Ленина. 1921-1923 гг. М.: Наука, 1969. 520 с.

89. Генкина Э. Б. Переход Советского государства к новой экономической политике (1921-1922). М.: Госполитиздат, 1954 504 с.

90. Глазами рабочего. Л.: Прибой, 1928. 106 с.

91. Грамши А. Тюремные тетради. М.: Изд-во политической литературы, 1991. Ч. 1. 560 с.

92. Грехнев В. С. Социально-психологический фактор в системе общественных отношений. М.: Изд-во МГУ, 1985. 183 с.

93. Громыко М. М. Мир русской деревни. М.: Мол. гвардия, 1991. 446 С. Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М.: Наука, 1986. 277 с.

94. Грушин Б. А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования М.: Изд-во политической литературы, 1987. 368 с.

95. Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М.: Индрик, 1993.328 с.

96. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня. Население, землепользование, хозяйство. М.: Наука, 1977. 320 с.

97. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня. Социальная структура, социальные отношения. М.: Наука, 1979. 358 с.

98. Дилигенский Г. Г. Социально-политическая психология. М.: Наука, 1994.304 с.

99. Деревня на новых путях. Андреевская волость Костромской губернии, Костромского уезда. (Материалы обследования) Кострома, 1925. 261 с.

100. Дробижев В. 3. Введение в изучение истории советского общества. М.: Высшая школа, 1983. 128 с.

101. Донков И. П. Антоновщина. Замыслы и действительность. М.: Изд-во политической литературы, 1977. 126 с.

102. Зотова О. И., Новиков В. В., Шорохова Е. В. Особенности психологии крестьянства (Прошлое и настоящее). М.: Наука, 1983. 168 с.

103. Ибрагимова Д. X. НЭП и Перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода крынку. М.: Памятники исторической мысли, 1997.217 с.250

104. Изменение социальной структуры советского общества 1921 середина 30-х годов. М.: Мысль, 1979. 343 с.

105. Исторический опыт трёх российских революций. В 3 т. М., 1985. Т.1.: Генеральная репетиция Великого Октября. Первая буржуазно-демократическая революция. М.: Изд-во политической литературы, 1985. 575 с.

106. История международных отношений и внешней политики СССР. М.: Международные отношения, 1967. Т.1. 440 с.

107. История советского крестьянства: В 5 т.М., 1986 1988. Т. 1.: Крестьянство в первое десятилетие Советской власти. М.: Наука, 1986. 492 с.

108. История и психология. Сб. статей / Под ред. Б. Ф. Поршнева М.: Наука, 1971.384 с.

109. Кабытов П. С., Козлов В. А., Литвак Б. Г. Русское крестьянство. Этапы духовного освобождения. М.: Мысль, 1988. 240 с.

110. Kapp Э. История Советской России. Кн. 1. М.: Прогресс, 1990. 768 с.

111. Коул М. Культурно-историческая психология. М.: Когито-Центр, 1997.432 с.

112. Козлов В. А. Культурная революция и крестьянство. 1921-1927 гг. (По материалам Европейской части РСФСР). М.: Наука, 1983. 217 с.

113. Коротаев В. И. Русский Север в конце XIX первой трети XX в. Проблемы модернизации и социальной экологии. Архангельск: Изд-во Поморского государственного университета, 1998. 190 с.

114. Косолапов И. А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. М., 1994. 240 с.

115. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М., 1996. 352 с.

116. Крестьянство ЦПР: История, историография, источники. Межвузовский тематический сб. Калинин, 1982. 146 с.

117. Крестьянство ЦПР: История, историография, источники. Межвузовский тематический сб. Калинин, 1987. 131 с.

118. Кривова Н. А. Власть и церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства / Предисловие Р. Г. Пихоя. М.: АИРО-ХХ, 1997. 248 с.251

119. Кузнецов И. С. Социальная психология Сибирского крестьянства в 20-е годы. Новосибирск, 1992. 96 с.

120. Кукушкин Ю. С. Сельские советы и классовая борьба в деревне. М.: Изд-во МГУ, 1968. 294 с.

121. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995 311с. Лебон Г. Психология социализма. СПб.: Макет, 1995. 544 с. Левыкин И. Т. Некоторые методологические проблемы изучения психологии крестьянства. Орёл, 1970. 186 с.

122. Левыкин И. Т. Теоретические и методологические проблемы социальной психологии: На опыте изучения колхозного крестьянства. М.: Мысль, 1975. 255 с.

123. Ленинградские рабочие о деревне (Итоги летних отпусков в 1925 году). Л.: Прибой, 1926. 173 с.

124. Лурье С. В. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994. 286 с.

125. Мак-Дауголл У. Основные проблемы социальной психологии. М., 1916.281 с.

126. Марков Б. В. Разум и сердце: История и теория менталитета. СПб.: Изд-во СПб. университета, 1993. 229 с.

127. Менталитет и аграрное развитие России Х1Х-ХХ вв.: Материалы международной конф. Москва 14-15 июня 1994 г. М., 1996. 440 с.

128. Менталитет: широкий и узкий круг рассмотрения. Сб. науч. трудов / Под ред. А. А. Разина. Ижевск: Изд-во Удмуртского гос. ун-та, 1994. 125 с.

129. Минц Л. Е. Отход крестьянского населения на заработки в СССР / Под ред. С. Г. Струмилина. М.: Вопросы труда, 1925. 201 с.

130. Митрофанов А. X. Самодеятельность крестьянства в великую кампанию. М.: Госиздат, 1921. 24 с.

131. Носова Г. А. Язычество в православии. М.: Наука, 1975. 152 с. НЭП. Приобретения и потери. Сб. статей. М.: Наука, 1994. 217 с. НЭП. Завершающая стадия: Соотношение экономики и политики Сб. статей / Редкол. В. П. Дмитренко и др. М.: Наука, 1998. 270 с.

132. Обновлённая деревня / Под ред. В. Г. Тана-Богораз. Л.: Госиздат, 1926.166 с.

133. Одиссей. Культурная антропология сегодня. М.: Наука, 1991. 192 с. Общественное сознание и его формы / Под ред. В. И. Толстых, Н. Б. Биккенин, Л. С. Мамут и др. М.: Политиздат, 1986 366 с.

134. Осокина В. Я. Социалистическое строительство в деревне и община. 19201930 гг. М.: Мысль, 1978. 146 с.

135. Павлюченков С. А. Крестьянский Брест или предыстория большевистского НЭПа. М.: Русское книгоиздательство, 1996. 301 с.

136. Петренко И. Я., Чужин П. И., Шмуратов С. Б. Экономика крестьянского хозяйства. М.: Интерпракс, 1995. 326 с.

137. Платонов К. К. Психология религии: Факты и мысли. М.: Политиздат, 1967.239 с.

138. Поляков Ю. А. Переход к НЭПу и советское крестьянство. М.: Наука, 1967.511с.

139. Поляков Ю. А. Советская страна после окончания гражданской войны. М.: Наука, 1986.271 с.

140. Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история / 2-е изд. М.: Наука, 1979.232 с.

141. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке. М.: Республика, 1995. 511 с.

142. Проблемы общественной психологии. М.: Мысль, 1965. 467 с.

143. Рачков В. П. На внутреннем фронте. Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1982.144 с.

144. Резунов М. Д. Сельские Советы и земельные общества. М.: Изд-во Ком. Академии, 1928. 77 с.

145. Рейснер М. А. Проблемы социальной психологии. Ростов-на-Дону, 1925.135 с.253

146. Революция в деревне: Очерки / Под ред. В. Г. Тана-Богораз. М.;Л., 1924. 144 с. Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии. М.: Наука, 1994. 4.1.299 с.

147. Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии. М.: Наука, 1994. Ч. 2. 203 с.

148. Россия в XX веке. Судьбы исторической науки Сб. статей / Под ред.

149. A. Н. Сахарова. М.: Наука, 1996. 720 с.

150. Русские. / Под ред. В. А. Александрова, И. В. Власова, Н. С. Полищук. М.: Наука, 1999 828 с.

151. Рязанцев Н. П. Перевыборы советов в общественно-политической жизни советской деревни в середине 20-х годов. Ярославль, 1992. 76 с.

152. Рыклин Г. Газета и селькоры. М.: Долой неграмотность, 1925. 165 с. Селиванов А. М. Социально-политическое развитие советской деревни в первые годы НЭПа. Саратов, 1987. 204 с.

153. Селиванов А. М. Советская деревня в первые годы мирного социалистического строительства. Ярославль, 1980. 81 с.

154. Селиванов А. М. Общественно-политическая жизнь советской деревни в первые годы новой экономической политики: Историография проблемы. Ярославль, 1985. 108 с.

155. Селиванов А. М. Социально-политическое развитие российской деревни в годы новой экономической политики: Историография проблемы. Текст лекций Ярославль, 1994. 48 с.

156. Сельсоветы и волисполкомы. Сб. статей / Под ред. Я. А. Яковлева, M. М. Хатаевича. М.;Л.: Госиздат, 1925. 128 с.

157. Сидоров В. А. Классовая борьба в доколхозной деревне. М.: Мысль, 1978.246 с. Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1984. 255 с.

158. Социальная психология: Краткий очерк. М.: Изд-во Политической литературы, 1975.319 с.

159. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни: Из истории и опыта партийной работы на селе. Межвузовский тематический сб. / Под ред.

160. B. Т. Анискова. Ярославль, 1976. 184 с.254

161. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни: Из истории и опыта партийной работы на селе. Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. Т. Анискова. Ярославль, 1978. 126 с.

162. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни: Из истории и опыта партийной работы на селе. Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. Т. Анискова. Ярославль, 1979. 136 с.

163. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни: Из истории и опыта партийной работы на селе. Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. Т. Анискова. Ярославль, 1980. 136 с.

164. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни: Из истории и опыта партийной работы на селе. Межвузовский тематический сб. / Под ред. В. Т. Анискова. Ярославль, 1981. 165 с.

165. СССР в период восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.): Исторические очерки / Под ред. А. П. Кучкина, Ю. А. Полякова, С. И. Якубовской. М.: Госполитиздат, 1955. 596 с.

166. Тард Г. Социальные этюды. СПб., 1902. 366 с.

167. Трифонов И. Я. Классы и классовая борьба в СССР в начале НЭПа. Ч. 1. Л.: Изд-воЛГУ, 1964. 311 с.

168. Уледов А. К. Структура общественного сознания: Теоретико-социологическое исследование. М.: Мысль, 1968. 324 с.

169. Уледов А. К. Общественная психология и идеология. М.: Мысль, 1985.268 с.

170. Угринович Д. М. Психология религии. М.: Политиздат, 1986. 352 с. Черных А. Становление Росси советской: 20-е гг. в зеркале социологии. М.: Памятники исторической мысли, 1998. 282 с.

171. Шаронов В. В. Психология класса. Проблемы методологии исследования. Л.: Изд-воЛГУ, 1975. 143 с.

172. Шихирев П. Н. Современная социальная психология США. М.: Наука, 1979.227 с.

173. Шкуратов В. Историческая психология. Ростов-на-Дону, 1994. 287 с. Шустрова И. Ю. Этнография русских Верхнего Поволжья. Праздничные традиции XIX начала XX вв. Учебное пособие Ярославль, 1994. 75 с.255

174. Шустрова И. Ю. Этнография русских Верхнего Поволжья. Семья и семейный быт крестьян XIX начала XX вв. Учебное пособие. Ярославль, 1996. 75 с.

175. Шустрова И. Ю. Очерки истории русской семьи Верхневолжского региона в XIX начале XX в. Ярославль, 1998. 119 с.

176. Яров С. В. Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918-1919 гг.: политическое мышление и массовый протест. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1999 167 с.

177. Peasants and peasants societies. Harmondsourth, 1979. 448 p.

178. Pethybridge Roger. One step backwards, tow steps forward. Soviet society and politics under the New Economic Policy. Oxford, 1990. 453 p.

179. Redfield R. The little community. Chicago, 1973. 181 p.

180. Redfield R. The peasant society and culture. Chicago, 1973. 91 p.

181. Shanin Teodor. The awkward class. Political sociology of peasantry in the developing society: Russia 1910- 1925. Oxford, 1972.

182. Tirabo Isabel A. The village voice. Women's views of themselves and their word in Russian chastushki of the 1920's // The Carl Beck papers in Russian and East European studies. The University of Pittsburgh. December 1993. № 1008. 69 p.2. Статьи

183. Анисков А. В. Партийное руководство периодической печатью Ярославской губернии в период восстановления народного хозяйства. 1921-1925 гг. // Регион Верхней Волги в годы строительства социализма. Ярославль, 1977. С. 3-30.256

184. Балашов М. Крестьянство глазами партийных агитаторов. 1918-1925 гг. // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1997. С. 80-88.

185. Бровкин В. Н. Россия в гражданской войне: власть и общественные силы // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 24-39.

186. Булдаков В. П. Имперство и российская революционность (критические заметки) // Отечественная история. 1997. № 1. С. 42-59.

187. Венер М. Лицом к деревне. Советская власть и крестьянский вопрос // Отечественная история. 1993. № 5. С. 86-108.

188. Венер М. Был ли НЭП? Некоторые размышления об историографии советского крестьянства 20-х гг. // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки / Под ред. А. Н. Сахарова. М.: Наука, 1996. С. 338-343.

189. Гимпельсон Е. Г. Политическая система и НЭП: неадекватность реформ // Отечественная история. 1993. № 2. С. 29-43.

190. Гиппиус Е. Интонационные элементы русской частушки // Советский фольклор. Вып. 4-5. М.;Л., 1936. С. 97-143.

191. Гуревич А. Я. Некоторые аспекты изучения социальной истории // Вопросы истории. 1964. № 10. С. 51-68.

192. Гуревич А. Я. История и психология // Психологический журнал. 1991. Т. 12. №4. С. 3-15.

193. Горинов М. М., Цакунов С. В. Ленинская концепция НЭПа: становление и развитие // Вопросы истории. 1990. № 4. С. 20-39.

194. Данилов В: П. Об исторических судьбах крестьянской общины в России // Ежегодник по аграрной истории. Вып. 4 (Проблемы истории русской общины). Вологда, 1976. С. 102-134.

195. Данилов В. П. К характеристике общественно-политической обстановки в советской деревне накануне коллективизации // Исторические записки. Т. 79. М.: Наука, 1966. С. 3-49.

196. Данилов В. П. К изучению культуры и быта советской доколхозной деревни // Советская культура. История и современность. М.: Наука, 1983. С. 376389.

197. Данилов В. П. О русской частушке как источнике по истории деревни // Советская культура. 70 лет развития. М.: Наука, 1987. С. 376-392.257

198. Данилов В. П., Якубовская С. И. О фигуре умолчания в исторической науке // Археографический ежегодник. 1992. М.: Наука, 1995. С. 326-331.

199. Данилов В. П., Шерстобитов В. П. Основные проблемы советского доколхоз-ного крестьянства // Проблемы истории советского крестьянства. М.: Наука, 1981. С. 6-30.

200. Дилигенский Г. Г. Некоторые методологические проблемы исследования больших социальных групп // Методологические проблемы социальной психологии. М.: Наука, 1975. С. 196-199.

201. Доброноженко Г. Ф. Крестьянство и государственная политика в деревне в 1920-е гг. (По материалам Архангельской, Вологодской, Северо-Двине кой губерний и Коми-области) // Материалы научных трудов гуманитарного факультета. Сыктывкар, 1995. С. 20-33.

202. Дьячков В. Л., Есиков С. А., Канищев В. В. Протасов Л. Г. Крестьяне и власть. Опыт регионального изучения // Менталитет и аграрное развитие России XIX-XX вв. Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня 1994 г. М., 1996. С. 146-154.

203. Ерёмин Е. В. Государственная политика по отношению к церкви и крестьянство 1917-1923 гг. // Материалы февральских чтений гуманитарного факультета. Сыктывкар, 1997. С. 30-34.

204. Ермолин Е. А. Христианская религиозная традиция и советская культовая практика 1920-1930-х гг. // Культура. Образование. Православие: Сб. материалов региональной научно-практической конф. Ярославль, 1996. С. 240-242.

205. Есиков С. А., Протасов Л. Г. «Антоновщина». Новые подходы // Вопросы истории. 1992. № 6-7. С. 47-57.

206. Зубкова Е. Ю. Ментальное измерение: поиски метода // Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 3: Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 1999. С. 3-22.

207. Иванов Ю. А. Местные власти и церковь 1922-1941 гг. (По материалам архивов Ивановской области) // Отечественные архивы. 1996. № 4. С. 90-94.

208. Кабанов В. В. Октябрьская революция и крестьянская община // Исторические записки. Т. Ill М.: Наука, 1984. С. 100-150.258

209. Козлов В. А. Человек революционной эпохи (К методологии исторического исследования) // Советская культура. История и современность. М.: Наука, 1983. С. 186-202.

210. Кудюкина М. М. Отношение российского крестьянства к власти во второй половине 20-х гг. // Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 3. Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 1999. С. 94-125.

211. Кудюкина М. М. Запад в представлении российского крестьянства в конце 1920-х гг. // Россия и внешний мир: Диалог культур. М., 1997. С. 60-68.

212. Кужба О. А. Местные органы власти в 1925-1927 гг. // НЭП. Завершающая стадия: Соотношение экономики и политики Сб. статей / Редкол. В. П. Дмитренко и др. М.: Наука, 1998. С. 160-172.

213. Кузнецов И. С. Социальная психология сельских коммунистов Сибири в 20-е гг. // Историография партийного руководства социалистическим строительством в Сибири. Новосибирск, 1990. С. 52-67.

214. Кузнецов И. С. Массовая психология сибирского крестьянства и политическая жизнь в деревне в 20-е гг. // Актуальные проблемы истории Советской Сибири. Новосибирск, 1990. С. 107-123.

215. Кузнецов И. С. О некоторых особенностях политического сознания сибирского крестьянства 20-х гг. // Проблемы истории Сибири: общее и особенное. Новосибирск, 1990. С. 78-84.

216. Кукушкина А. В. Церковь и голод 1921 года (По материалам Ярославской губернии) // Путь в науку: Сб. студ. науч. работ. Ярославль, 1992. С. 35-38.

217. Литвак К. Б. Политическая активность крестьянства в свете судебной статистики 1920-х годов // История СССР. 1991. № 2. С. 129-141.

218. Литвак К. Б. Жизнь крестьянина 20-х гг. Современные мифы и исторические реалии // НЭП. Приобретения и потери. Сб. статей. М.: Наука, 1994. С. 186-202.

219. Миронова Т. П. Политическое сознание советского доколхозного крестьянства в обществоведческой литературе 70-80-х гг. (К историографии вопроса) // Проблема историографии и истории культуры народов СССР. М., 1988. С. 115- 127. .

220. Миронова Т. П. Модели будущего в письмах крестьян конца 20-х годшЫ/Актуальные проблемы исторической науки. Ярославль, 1990. С. 55-57. ^

221. Московичи С. Социальные представления. Исторический взгляд // Психологический журнал. 1995. Т. 16. № 1. С. 3-18; № 2. С. 3-15.259

222. Некрасов А. А. Крестьянские движения 1918-1921 гг. в России как фактор перехода к НЭПу // Некоторые проблемы современной науки. Тез. конф. молодых учёных 6-7 февраля 1992. Ярославль, 1992. С. 43^15.

223. Никольский С. А. Земледелие и крестьянство как природно-исторические явления // Вопросы философии. 1991. № 2. С. 13-24.

224. Орлов И. В. Современная отечественная историография НЭПа. Достижения. Проблематика. Перспективы // Отечественная история. 1999. № 1. С. 102— 116.

225. Панцов А. В. Лев Давидович Троцкий // Вопросы истории. 1990. № 5. С. 65-87.

226. Петюкова О. Н. Роль сельского духовенства в общественной жизни России 1920-х гг. // Крайности истории и крайности историков. Сборник статей. К 60-летию проф. А. П. Ненарокова. М.: РНИСиНП, 1997. С. 188-184.

227. Пушкарёв Л. Н. Что такое менталитет: Историографические заметки // Отечественная история. 1995. № 3. С. 158-166.

228. Рачков В. П. Из истории деятельности Ярославской областной партийной организации по оживлению советов в деревне в 1925 г. // Доклады на науч. конф. ЯГПИ. Ярославль, 1962. Т.1, вып. 2. С. 112-121.

229. Революция и человек. Социально-психологический аспект. Науч. конф. // Отечественная история. 1995. № 4. С. 211-213.

230. Рогалина Н. Л., Щетнёв В. Е. Особенности социальной психологии и динамика общественно-политических настроений советского крестьянства в 20-е гг. // Социально-политический и культурный облик деревни в его историческом развитии. М., 1980. С. 51-55.

231. Рябинин А. Н. Антибольшевистские восстания крестьян в первые годы советской власти (1918-1921 гг.) // Актуальные проблемы естественных и гуманитарных наук. Исторические науки. Ярославль, 1995. С. 134-137.

232. Селиванов А. М. К вопросу о создании низовых крестьянских организаций в период перехода к мирному социалистическому строительству // Крестьянство ЦПР. Калинин, 1987. С. 64-77.

233. Селиванов А. М. К вопросу о социально-психологических факторах укрепления союза рабочего класса и крестьянства в условиях перехода к новой экономической политике260

234. Борьба Коммунистической партии и Советского правительства за восстановление народного хозяйства. 1921-1925. Ярославль, 1984. С. 69-75.

235. Селиванов А. М. Почин, одобренный В. И. Лениным. Из истории проведения беспартийных крестьянских конференций в Ярославской губернии в 1921-1925 гг. // Краеведческие записки. Ярославль, 1984. Вып. 5-6. С. 93-100.

236. Селиванов А. М. Об условиях и факторах создания беспартийных крестьянских организаций при переходе к новой экономической политике // Актуальные проблемы естественных и гуманитарных наук. Исторические науки. Ярославль, 1995. С. 138-140.

237. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар // Отечественная история. 1993. № 2. С. 3-28; 1997. № 2. С. 139-160.

238. Скрыпников А. В. Политические настроения крестьянства после гражданской войны // Проблемы социально-политического развития российского общества. Вып. 3. Воронеж, 1998. С. 71-73.

239. Соколов Ю. Песни фабрики и деревни // Вестник просвещения. 1925. № 4. С.109-124.

240. Таниучи Ю. К истории коллективизации сельского хозяйства в СССР: Государство и община // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. Сб. статей / Под ред. А. Н. Сахарова. М.: Наука, 1996. С. 364-372.

241. Усенко О. Г. К определению понятия «менталитет» // Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 3: Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 1999. С. 23-77.

242. Филатов В. С. К вопросу о социальной психологии // Доклады на науч. конф. ЯГПИ. Ярославль, 1963. Т. 2, вып. 2. С. 113-122.261

243. Хвостова Л. Б. Советская кооперация и общественное сознание крестьянства во второй половине 20-х годов // Вестник МГУ. Сер. 8, История. 1982. № 4. С. 24-32.

244. Шевяков С. П. Укрепление сельских советов в период восстановления народного хозяйства // Регион Верхней Волги в годы строительства социализма. Ярославль, 1977. С. 73-101.

245. Шерковин Ю. Л., Назаретян А. П. Слухи как социальное явление и как орудие психологической войны // Психологический журнал. 1984. Т. 5. № 5. С. 41-51.

246. Энгел Б. Бабья сторона // Менталитет и аграрное развитие России в XIX-XX вв. М., 1996. С. 75-91.

247. Эткинд А. М. Общественная атмосфера и индивидуальный путь учёного: опыт прикладной психологии 20-х годов // Вопросы психологии. 1990. № 5. С. 13-21.

248. Яковенко И. Г. Противостояние как форма диалога (Динамический аспект восприятия Запада). Текст II: Модернизация процесс диалога субкультур // Рубежи. 1995. № 6. С. 106-123.

249. Яхшиян О. Ю. Собственность в менталитете русских крестьян // Менталитет и аграрное развитие России Х1Х-ХХ вв. Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня 1994 г. М., 1996. С. 92-105.

250. Диссертации и авторефераты

251. Кабанова Л. В. Беспартийные конференции в системе общественно-политической жизни страны 1918-1928 гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук / Ярославский гос. ун-т. Ярославль, 1993. 26 с.

252. Кужба О. А. Деятельность крестьянских советов Верхневолжья в 1921— 1925 гг. (По материалам Тверской и Ярославской губерний). Автореф. дис. . канд. ист. наук / Тверской гос. ун-т. Тверь, 1997. 22 с.

253. Лаврик Л. А. Политические настроения дальневосточного крестьянства в годы НЭПа (1922-1927 гг.) Автореф. дис. . канд. ист. наук / Санкт-Петербургский гос. ун-т. СПб., 1995. 18 с.262

254. Летуновский С. Б. Общественное сознание крестьянства Мордовии конца XIX начала XX века. Автореф. дис. . канд. ист. наук / Самарский гос. ун-т. Самара, 1995. 24 с.

255. Посадский А. В. Социально-политические интересы крестьянства и их проявления в 1914—1921 гг. (На материалах Саратовского Поволжья). Автореф. дис. . канд. ист. наук / Саратовский гос. ун-т им. Н. Г. Чернышевского. Саратов, 1997.21 с.

256. Селиванов А. М. Социально-политическое развитие российской деревни в первые годы новой экономической политики: Автореф. дис. . д-р. ист. наук / Ярославский гос. ун-т. Ярославль, 1994. 55 с.

257. Хвостова Л. Б. Воздействие советской кооперации на общественное сознание крестьянства во второй половине 20-х годов. Автореферат дис. канд. ист. наук. / МГУ им. М. В. Ломоносова. М., 1982. 22 с.1.. Энциклопедии и справочники

258. Психологический словарь. М.: Политиздат, 1990. 494 с.

259. Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990. 432 с.

260. Христианство. Словарь. М.: Республика, 1994. 559 с.

261. Хронология российской истории. Энциклопедический справочник. М.: Международные отношения, 1994. 304 с.

262. V. Библиографические указатели.

263. Советская страна в период восстановления народного хозяйства (1921- 1925): Библиографический указ. документальных публикаций / Под ред. Э. Б. Генкиной. М.: Книга, 1975. 692 с.

264. Советская деревня в первые годы новой экономической политики (Указатель литературы 1921-1929 гг.) / Сост. Селиванов А. М. / Под ред. В. С. Флёрова. Ярославль, 1983. 34 с.263