Путь Владимира Нарбута: идейные искания и творческая эволюция тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Кожухаров, Роман Романович

• Кожухаров, Роман Романович
• кандидат филологических наук
• 2009

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Путь Владимира Нарбута: идейные искания и творческая эволюция»

Поэт-новатор, соратник Гумилева, Городецкого, Ахматовой, Мандельштама, Михаила Зенкевича по акмеистическому цеху, выдающийся организатор литературного процесса, талантливый журналист и редактор, крупный общественный и партийный деятель Владимир Нарбут сегодня по-прежнему мало известен, а наследие его изучено далеко не достаточно.

Возможно даже констатировать ситуацию, при которой исследовательские изыскания по Нарбуту, развиваясь в пошаговом темпе, с продолжительными, порой необъяснимыми паузами, являя в этом движении и основательные научные открытия, тем не менее так и не переросли в устойчивый, последовательный интерес отечественных историков литературы и литературоведов к творчеству и судьбе поэта.

Более того, литературоведческие усилия в этом направлении со временем только затрудняются. Линия постижения нарбутовского стиля в отечественной истории литературы оказывается созвучна самой творческой интенции объекта изучения: настойчивому движению Нарбута-поэта в,русле непрекращающегося стилевого поиска, по пути усложнения, смыслового герметизма. Впрочем, соответствие это скорее обусловленное. Элитарность художественного мира объекта исследования задаёт вектор герметизации самого исследования. Чем явственнее из исторического небытия проступают этапы судьбы поэта, чем четче улавливаются богатейшие обертоны и вибрации «подземного гула» (выражение Н. Асеева) нарбутовской поэзии, тем объяснимей становится изначальная сложность задачи, встающей перед исследователями.

Освобождаясь от ярлыков, слухов и легенд, личность одного из самобытнейших поэтов XX века, с необычайной полнотой вобравшая и феноменально воплотившая «тектонические разломы», пожалуй, самой яркой и трагической эпохи русской истории, предстает в многогранности творческих устремлений.

Во многом именно сложность изучения творческого наследия Нарбута спровоцировала отход от герменевтического пути исследования и последовательный «крен» литературоведческого интереса в сферу событийно-биографическую. Открытия, опирающиеся на серьезную архивную работу в русле источниковедения, соседствовали с областью домыслов и слухов, способствующих мифологизации личности автора на фоне практически полного небытия его поэзии как таковой.

Возвращение в большую литературу творческого наследия того, кому Гумилев прочил «одно из самых значительных мест в послесимволической поэзии»1, затянулось на долгие десятилетия. Данная ситуация, подспудными и явными противоречиями обусловленная, закономерно либо парадоксально сложившаяся, постепенно выработалась в устойчивый ракурс восприятия, в позицию. Суть её - подтрунивание и периферийность, не менявшиеся, несмотря на кардинальную (отчасти — в 1950-е гг., всецело — в конце 1980-х - начале 1990-х гг.) смену идеологических и вкусовых ориентиров отечественного литературоведения. Создается впечатление, что ракурс воззрения на поэта сквозь призму подтрунивания и периферийности устраивает всех - и научный мир в лице историков литературы и критиков, и издателей, и, как следствие, читательскую аудиторию (формирующую свои вкусы во многом под руководством первых двух). Лишь в последнее десятилетие (конца XX - начала XXI вв.) интерес к творчеству Нарбута приобрел более серьезный характер и был отмечен рядом исследовательских публикаций, касающихся различных аспектов его судьбы и творчества. Однако, этот сугубо научный, литературоведческий интерес существует на фоне прежнего отсутствия полновесных переизданий нарбутовской поэзии, практически полного незнания имени и творчества поэта широким читателем.

Как следствие - продолжается ситуация недоумения, длится во времени фигура игнорирования художественного мира поэта, чьи жизнь и творчество стали ярким воплощением историко-культурных противоречий первой трети XX века.

В 1920 г. Нарбут писал: «Дыши поглубже, поприлежней щупай.// Попристальней гляди.// Живи.». И жил, воплощая им же самим сформулированные заветы. Особенно зримо эти заветы проявлялись в издательской и редакторской деятельности Нарбута. Как подчеркнул J1. Чертков, первый серьезный исследователь судьбы поэта, одна из ключевых ипостасей Нарбута - его «организаторский талант, умение сплачивать лучшие литературные силы»2. Одно перечисление фактов биографии Нарбута и артефактов, появившихся на свет его стараниями, уже само по себе наглядно демонстрирует выдающийся вклад поэта и издателя в становление и развитие до- и послереволюционного отечественного литературного процесса.

1911 год - активнейшее участие Нарбута в издании в Петербурге журнала «Gaudeamus», в котором сотрудничал Блок и состоялся поэтический дебют Ахматовой. 1913 - издание и редактирование в северной столице «Нового журнала для всех». 1917 год - на малой родине поэт активно участвует в работе Глуховского Совета, печатается в

1 Стихи и письма. Анна Ахматова. Н. Гумилев/ публ. Э.Г. Герштейн// Новый мир. - 1986. - №9. - С. 220.

2 Чертков JI. Судьба Владимира Нарбута// Владимир Нарбут. Избранные стихи. - Париж: La presse Libre, 1983.-С.8. газете «Глуховский вестник». 1918 год - в Воронеже он выпускает двухнедельник «Сирена», первое литературное периодическое издание в пореволюционной, разоренной России, собравшее на своих страницах весь цвет отечественной литературы. В 1919 году в Киеве Нарбут участвует в издании журналов «Солнце труда» и «Красный офицер».

Именно в этот период, отмеченный в судьбе поэта трагической вереницей ситуаций «на грани смерти», он напишет: «Жизнь моя, как летопись, загублена// Киноварь не вьется по письму.// Я и сам не знаю, почему// Мне рука вторая не отрублена. Руку Нарбут потерял после нападения банды на имение тестя в «святую» рождественскую ночь 1918 года, которую собралось праздновать всё большое семейство. Младший брат Сергей и управляющий имением Миллер были убиты, чудом спасся двухлетний сын Нарбута Роман. Самого Нарбута, получившего несколько штыковых и пулевых ран, свалили вместе с трупами в навоз, что и помогло ему не замерзнуть лютой зимой. Утром, тяжелораненого, жена отвезла его в город, где из-за начавшейся гангрены ему ампутировали кисть левой руки4.

В октябре 1919 года «коммунистического редактора», пробиравшегося по занятой «деникинцами» территории, в Ростове-на-Дону арестовывает контрразведка Добровольческой армии. «Как большевицкого поэта и журналиста»5 Нарбута приговаривают к расстрелу, и только внезапный налет красной конницы возвращает ему свободу. Бумага «об отказе от болылевицкой деятельности», которую Нарбут под страхом смерти якобы подписал тогда в застенках, в 1928 году и решит вопрос о смещении его со всех руководящих постов и исключении из партии.

Но это будет позже, а пока Нарбут - в самом эпицентре кипучего, бурного строительства «весеннего терема» новой жизни. В 1920 году он организует литературный процесс в послереволюционной Новороссии, охватывая его живительными токами обширнейшую территорию, куда входят Полтава, Севастополь, Николаев, Тирасполь, Херсон. В Одессе, ставшей центром этой культурно-просветительской деятельности, Нарбут начинает выпуск журналов «Лава» и «Облава», возглавляет ЮгРОСТА и объединяет под своим началом талантливую молодежь, позже, с подачи В. Шкловского окрещенную «южно-русской школой»6. Нарбут руководит Радиотелеграфным агентством Украины (РАТАУ) в тогдашней столице Советской Украины - Харькове. С 1923 года он в

3 Владимир Нарбут. Александра Павловна. - Харьков: Лирень, 1922. - С. 21.

4 См.: Глуховский вестник. - 1918. - №2. См. также: воспоминания внучки поэта Т.Р. Романовой в кн.: Владимир Нарбут. Стихотворения. -М.: Современник, 1990.-С. 27.

5 Арест Владимира Нарбута// Вечернее время (Ростов). - 1919. -№ 382. - 9 окт. - С. 3. Цит. по: Тименчик Р.Д. К вопросу о библиографии В.И. Нарбута// De visu. - 1993. -№11. - С. 55.

6 Об этом периоде подробно в ст.: JI. Берловская. Владимир Нарбут в Одессе// Русская литература. - 1982. -№3.-С. 196-201.

Москве7, в секретариате ЦК ВКП (б) заведует подотделом, курирующим непериодическую печать и художественную литературу.

Нарбут редактирует журналы «Вокруг света» и «30 дней», создает и возглавляет правление одного из крупнейших советских издательств - «Земля и Фабрика». В «ЗиФе», позже преобразованном в издательство «Художественная литература», увидели свет многие книги И. Бабеля, В. Шишкова, А. Серафимовича, А. Неверова, С. Григорьева и др. Благодаря стараниям Нарбута, сначала в журнале «30 дней», а потом и отдельным изданием в «ЗиФе», был напечатан роман И.Ильфа и Е. Петрова «12 стульев». Вплоть до октября 1928 года, Владимир Нарбут, по справедливому замечанию А.С. Серафимовича, играет роль «собирателя литературы Земли Союзной»8.

Если обратиться к поэзии Нарбута и его биографии, создается впечатление, что сама душа поэта представляет ристалище разнонаправленных сил, стремившихся вырваться на авансцену бытия, осуществиться здесь и сейчас во что бы то ни стало. Неумолимость совершавшихся с Нарбутом и вокруг него событий, лихорадочные запросы времени словно подстегивали эти устремления.

Стремление дать Нарбута-поэта «всего», в развитии разнонаправлено, зачастую диаметрально воплощавшихся исканий, в осуществлении творческой интенции через преодоление, попытку в согласовании трагически несовместимых полюсов бытия, либо заведомо «отпугивает» исследователя (нельзя объять необъятное, свести воедино несводимое), либо обусловливает избирательный принцип исследования, когда сугубо конкретные проблемные или стиховедческие аспекты его творчества рассматриваются вне более общих целей и задач.

В контексте выше обозначенной проблемы определяющей становится формула JI. Гинзбург, которая указала на «великую несогласуемость» двух главных для русской интеллигенции XX века «комплексов»: «комплекса модернизма, индивидуализма, элитарной душевной жизни и комплекса народнической традиции и воли к справедливому общественному устройству»9.

7 Более точной датировке переезда Владимира Нарбута в Москву могут помочь следующие публикации и документы: в №3 «Журналиста» за 1923 год опубликовано письмо Нарбута еще как директора Ратау (г. Харьков), а в №6 за тот же год в качестве иллюстрации к материалу С. Ингулова, соратника Нарбута по одесским событиям, Центральному бюро сектора работников печати и редакции «Журналиста» (Нарбут посвятил ему поэтический сборник «Плоть»), помещена фотография работников Радио-телеграфного агентства Украины, где Нарбут представлен уже как бывший директор. 12 апреля 1923 года ректор Московского института журналистики К. Новицкий (входивший, как и Нарбут, в 1920-е гг. в руководящие органы секции работников печати) обращается в подотдел печати агитпропа ЦК РКП: «Московский институт журналистики предполагает превратить учебную газету «Вечерние известия» в ежедневное издание и просит п/отдел печати направить для работы в «Вечерних известиях» в качестве заведующего редакцией тов. Нарбута, прибывшего из Украины» (РГАСПИ. Ф.17, оп. 60, ед. хр. 924).

8 Письмо А.С. Серафимовича Нарбуту, 23 декабря 1927 г. - Отдел рукописей ИМЛИ. Ф. 57, on. 1, № 32.

9 Гинзбург JI. В поисках тождества// Советская культура. — 1988. — 12 ноября.

Судьба поэзии Нарбута как будто бы коренится в мучительной, точнее, мученической «великой несогласуемости» многих её начал, и, в первую очередь, начала бытийного. Сын помещика, потомок древнего казачьего дворянского рода - и. активнейший участник болыневицкого строительства. Тонкий лирик, явивший в своем творчестве (цикл «Большевик», книги «Казненный Серафим» и «Александра Павловна», поздние стихи «Воспоминание о Сочи-Мацесте», «Сердце», «Ты что же камешком бросаешься.») неподражаемые образцы поэтически воплощенной «элитарной душевной жизни», — и «борец за простоту», в безжалостный период войны литературных группировок 1920-х гг. попытавшийся «маленькие задачки чистого стиходелания» примирить с «широкими целями помощи словом строительству коммуны»10. Эта несогласуемость, как свидетельствует творческий путь поэта, несла скрытую угрозу самому его существованию. Последний прижизненный поэтический сборник Нарбута «Александра Павловна» вышел в харьковском издательстве «Лирень» в 1922 году". После этого в творческой биографии - одни «неявленные» вехи: подготовленная к печати в 1923 году и так и не увидевшая свет книга «Казненный Серафим»; собранный в 1930-е годы поэтический сборник «Спираль», гранки которого были рассыпаны в типографии; эпизодические публикации образцов «научной поэзии» в литературной периодике и общее молчание Нарбута-поэта.

Фоном этого безмолвия стал стремительный карьерный взлет и ещё более стремительное падение Нарбута - общественного деятеля. Протоколы заседаний Центральной контрольной комиссии ЦК ВКП(б), хранящиеся в Российском гос. архиве социально-политической истории (РГАСПИ), скрупулезно восстанавливают перипетии безжалостного столкновения на советском литературно-издательском Олимпе 1920-х гг. двух непримиримых конкурентов. Один из них - Нарбут, «член ВКП (б) с 1917 г., партбилет № 1055, из дворян. зав. книжно-журнальным п/отделом отдела печати ЦК ВКП (б)», председатель правления «ЗиФа». Другой - А.К. Воронский, «член ВКП (б) с 1904 г. редактор журнала «Прожектор», «Красная Новь» и председатель «Круга» -объединения писателей»12.

В 1927 году Нарбут обращается в ЦКК ВКП(б) с требованием «оградить его от распространяемых т. Воронским, порочащих его сведений о прежней его литературной

10 Владимир Маяковский. Полное собрание соч. в 13 т. Т. 12: Статьи заметки и выступления (Ноябрь 19171930). - М.: Худ. литература, 1959. - С. 63.

11 В письме Нарбута к М. Зенкевичу от 12.08.1922 г. говорится о поэтическом сборнике «Пасха», который вышел в Москве, в ГИЗе, в 1922 г., после сборника «Александра Павловна». См. в кн.: Владимир Нарбут. Михаил Зенкевич. Статьи. Рецензии. Письма. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - С. 263.

12 Постановление секретариата ЦКК ВКП (б) от 25.07.1927, пр. №129. - РГАСПИ. Ф. 613, on. 1, д. 70, л. 81. 6 деятельности (сотрудничал в «Новом времени» и в бульварных изданиях, печатал порнографические произведения и что вообще является некоммунистическим элементом)»13. Ходатайство Нарбута не дало результатов. Поначалу оно было частично удовлетворено, но 21 сентября 1928 года его исключают из ВКП(б). На этот момент он уже год как смещен с руководящих постов, среди которых: председательство в правлении крупнейшего советского издательства «Земля и фабрика», заведывание подотделом секретариата ЦК ВКП (б), членство в центральном бюро секции работников печати Всеработпроса.

В течение восьми лет Нарбут будет перебиваться случайными заработками, литературной подёнщиной. Всё это время его, убежденного большевика, будет преследовать клеймо предателя, давшего «в Ростове-на-Дону в 1919 году показания деникинской контрразведке, опорачивающие партию и недостойные члена партии»14.

Это восьмилетие во многом задаст ракурс для посмертного восприятия поэтического наследия Нарбута, которые станут доминантными в эпоху советского литературоведения.

В середине 1930-х гг. Нарбут предпринимает последнюю попытку вернуться в большую поэзию. Его стихи появляются в журналах «Новый мир» (№6, 1933), «Молодая гвардия» (№3,1934), «Красная новь» (№2, 1934; №10, 1935), «Тридцать дней» (№4,1935). Однако порыв этот, во многом отчаянный, встречает резкая критика, выводящая «поэта-маргинала» за рамки большой литературы, куда-то на периферию.

Показательно, что лейтмотивом в новой волне ругательной риторики по адресу Нарбута становится ещё 1912 годом датированное обвинение поэта в «порнографии», вынудившее его после выхода в свет и изъятия тиража сборника «Аллилуйя»15 бежать от судебного преследования в Эфиопию.

Отныне его стихи воспринимаются исключительно сквозь призму «перегруженности физиологизмом», «грубого натурализма», «откровенности, доходящей до цинизма» и пр.

Теперь, после знакомства с подробностями партийных разбирательств по делу Нарбута 1927-1928 гг., становится очевидным, что повсеместно звучавшие в рецензиях и статьях 1930-х гг. обвинения стихов Нарбута в «болезненно-сексуальной окрашенности»16 питаются не только материалом дореволюционных судебных преследований, но и

13 Постановление секретариата ЦКК ВКП (б) от 25.07.1927, пр. №129. - Там же.

14 Из протокола заседания партколлегии Центральной контрольной комиссии ВКП (б) от 21.09.1928, №41, п. 2. - РГАСПИ. Ф. 613, on. 1, д. 85, л. 170.

15 Приговор Петербургского окружного суда от 18 сентября 1912 об уничтожении книги «Аллилуйя». -РГИА. Ф. 777, оп. 18, д. 68, л. 7.

16 Селивановский А. Эдуард Багрицкий// Новый мир. - 1933. - №6. - С. 211. 7 отголосками формулировок, долетевших до чуткого слуха критиков из закрытых протоколов ЦКК ВКП (б).

Неким «программным» обобщением, квинтэссенцией антинарбутовской литературоведческой кампании, можно считать словарную статью о Нарбуте в Литературной энциклопедии, выходившей под редакцией В.М. Фриче в 1929-1935 гг. Здесь поэт представлен как «сын помещика», воспевавший «все твари божие» вплоть до «погани лохматой», за «фетишизацией предметов» скрывавший «апологию капиталистического строя, характерную для всего творчества акмеистов». Его стихи революционной тематики, по безапелляционному мнению автора, укрывшегося за инициалами «З.-М.», это «общее славословие революции, облеченное в выспренные, евангелические тона», а новые стихи 1930-х гг. характеризуются «перегруженностью физиологизмом, тенденциями к подмене социальных явлений биологическими». Отсюда и итоговый приговор: «подлинной мировоззренческой перестройки Н. не произвел»17. «Окончательно и бесповоротно» закрепляет пренебрежительное, «периферийное» отношение к его творчеству статья В. Кирпотина «Литература и советский период»18. Литературоведческий «приговор» был «прозорливо» вынесен незадолго до ареста Нарбута в октябре 1936 года. В такой, весьма двусмысленной зависимости от контекста эпохи во многом будет складываться посмертная судьба творческого наследия Нарбута.

Книги Нарбута не переиздаются и после его официальной реабилитации - в 1956 г.19 Единственный путь приобщения к творческой судьбе поэта — непосредственное знакомство с текстами, вживание, строка за строкой, в «твердую породу» (выражение Л. Озерова) нарбутовского стиха — по-прежнему закрыт для широкого читателя и, вследствие тотальной «раритетности» прижизненных нарбутовских изданий.

Начавшие робко появляться после 1956 г. на страницах газет, журналов и монографий упоминания о Нарбуте, немногочисленные попытки научного, литературоведческого осмысления масштаба личности и творчества автора, «вопиющего против гладкописи, против шаблона и общих мест»20, неизменно заслоняла непроглядная «пелена домыслов и мифов» по поводу его «таинственной и страшной» судьбы - судьбы

17 З.-М. [Захаров-Мэнскнй Н.] Нарбут// Литературная энциклопедия в 11 т.: Т.7/ Ком. Акад.; НИИ лит. и искусства. -М.: ОГИЗ РСФСР, «Сов. Энциклопедия», 1934. - Стб. 588.

18 Октябрь. - 1936. -№ 6. - С. 214. См. отзыв Г. Адамовича о В.Я. Кирпотине, датированный 1932-м г.: «На его мнения все ориентируются. К его словам прислушиваются. Несомненно, теперь начался «кирпотинский период» советской словесности». - В кн.: Г. Адамович. Литературные заметки. Кн.2. - СПб.: Алетейя, 2007. - С. 439.

19 См. посмертную выборку: Нарбут Владимир Иванович, 1888 г.р., место рождения: Украина, русский, место жительства: Москва, арестован в 1936 г., осудивший орган: Тройка УНКВД по ДС, осужден 07.04.1938, статья: контрреволюционная агитация, расстрелян 14.04.1938, реабилитирован 19.10.1956. - В кн.: За нами придут корабли: Список реабилитированных лиц, смертные приговоры в отношении которых приведены в исполнение на территории Магаданской области. - Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1999.

20 Озеров Л. О Владимире Нарбуте // Простор (Алма-Ата). - 1988. - №3. - С. 157. падшего ангела» и «исчадия ада» (В. Катаев). Постепенно туман мифологизации усиливался, сгущаясь под сводом «апокрифических», большей частью к беллетристике относящихся, источников, немало способствовавших созданию искаженно-шаржированного образа Нарбута, которыми до сих пор питаются любители окололитературных легенд и преданий. В этом ряду персонажей имя Нарбута соседствует с Бабичевым из романа Юрия Олеши «Зависть», и даже с булгаковским Воландом. Скорее к издёвке следует отнести название весьма ладно скроенного повествовательного опыта Елены Афанасьевой - «Колбасник с восточного факультета»21, Там Нарбут в качестве главного действующего лица выведен под собственной фамилией.

Все писавшие о Нарбуте так или иначе возвращаются к «зловещему шаржу» на поэта в «Алмазном венце» Катаева, его «Колченогому», хотя можно было бы обратить внимание на портрет работы Георгия Иванова в «Петербургских зимах» - в такой же степени карикатурный, хотя и более неоднозначный22.

Созвучие оценок в устах авторов, находящихся подчас на прямо противоположных позициях, только подтверждает тезис о «несогласуемости» Нарбута в контексте того или иного общепринятого знаменателя. «Параллельно и одновременно» схожая двойственность восприятия Нарбута вызрела и в стане литературоведов, что, в частности, было прозорливо подмечено Львом Озеровым. С одной стороны, как подчеркивает поэт, «историки и теоретики литературы (от Виктора Шкловского до Владимира Орлова) всегда высказывали недоумение по поводу замалчивания жизни, личности, дела Владимира Нарбута», но в то же время, «заодно с беллетристами подтрунивали над Владимиром Нарбутом литературоведы»23. Весьма красноречивая характеристика уровня научного интереса к творчеству поэта, наглядно демонстрирующая следование логике: если не удается «объяснить», то нетрудно позаимствовать у критиков 1930-х гг. «эстафету пренебрежения».

Первое после гибели поэта развернутое упоминание о нем в книге воспоминаний К. Зелинского приходится на 1959 год, через три года после реабилитации Нарбута. Констатация, с которой мемуарист начинает свой разговор о поэте, удручающа: «ныне уже позабытый»24. Попытки «апелляций» к забвению, пусть и непоследовательно, но всё же предпринимались. Причем, если до 1950-х гг. включительно Нарбут упоминается как

21 Афанасьева Е. Колодец в небо. - http//wvvw.ne-bud-duroi.ru

22 «Соотнесённость» этих двух «портретов» отметил В. Беспрозванный в работе «Нарбут в восприятии современников»// Новое литературное обозрение. - 2005. - №72. - С. 193-206.

23 Озеров Л. Там же. - С. 159.

Зелинский К. На рубеже двух эпох. Литературные встречи 1917-1920 гг. — М.: Сов. писатель, 1959. — С. 18. забытый акмеист, которому нет места в новой советской литературе25, в 1960-е намечается иная тенденция. Нарбут в числе небольшой группы других акмеистов такой «пропуск» получает, правда при необходимом условии - заочном «открещивании» от старой «акмеистической веры». В частности, А. Волков пишет: «В своем творчестве советских лет они отошли от эстетических принципов акмеизма, которые оказались чуждыми новой советской эпохе». Исследователи 1960-х гг. всё смелее включают Нарбута в контекст «разрешенных» к изучению как одного из тех поэтов (вместе с Городецким, Ахматовой), которые «постепенно вошли в советскую литературу»26.

В 1964 году, в книге 1 «Максим Горький и советская печать», вышедшей в серии «Архив Горького», целый раздел отведен переписке Горького и Нарбута. В предваряющей письма биографической справке сжато даны ипостаси Нарбута: творческая («до Октябрьской революции принадлежал к группе акмеистов. После революции выступал со стихами, приветствующими советский строй») и общественная («.вступил в Коммунистическую партию и некоторое время принимал активное участие в работе отдела печати ЦК РКП (б). руководил издательством «Земля и фабрика» («ЗиФ»)»27. Датировка ключевых вех биографии Нарбута дана в преамбуле совершенно произвольно: годом смерти поэта назван 1946-й, годом вступления в партию - 1921-й. Вместе с тем, опубликованное в разделе письмо Нарбута Горькому от 7 августа 1925 г., и ответ Горького из Сорренто от 17 августа 1925 г. в полной мере раскрывают масштаб личности Нарбута-издателя, наглядно иллюстрируя эпистолярную формулу Серафимовича о нем как о «собирателе литературы земли Союзной», а также воспоминания работника отдела печати ЦК ВКП (б) А. Аршаруни о Нарбуте как о руководителе «принципиальном и сведущем в делах не только поэзии, но и литературы вообще»28. Публикация эпистолярной подборки в серии «Архив Горького» ценна также данной в преамбуле ссылкой на статью Нарбута «Читатель хочет романтизма», опубликованную в №10 «Журналиста» за 1925 год. По сути, это отсылка к целому пласту мало изученной нарбутовской публицистики, разрабатывавшей насущные вопросы развития литературного процесса (на протяжении 1920-х гг. статьи Нарбута регулярно выходили на страницах «Журналиста» - журнала теории и практики печати, органа Центрального и

Московского бюро секции работников печати)29.

25 Михайловский Б.В. Русская литература XX века (с девяностых годов XIX века до 1917 г.). - М.: Учпедгиз, 1939; История русской литературы: в 10 т. Т. X: Литература 1890-1917 годов/ Отв. ред. А.С. Бушмин. -МЛ.: Изд-во АН СССР. - 1954.

26 Новикова К. Щеглова Л. Русская литература XX века. - М.: 1966. - С. 258.

27 М. Горький и советская печать. Кн. 1./ Архив A.M. Горького. Т.Х. - М.: Наука, 1964. - С. 60.

28 Берловская Л. Владимир Нарбут в Одессе// Русская литература. - 1982. -№3. - С. 201.

1 29 С некоторыми из статей Нарбута, опубликованных в свое время в «Журналисте», можно ознакомиться в сборнике, вышедшем в начале 2009 г. См.: Владимир Нарбут. Михаил Зенкевич. Статьи. Рецензии. Письма.

В контексте эпистолярного наследия Горького имя Нарбута упоминается неоднократно. В частности, в «Литературном наследстве» 1963-го года, в комментарии к переписке Горького и Гладкова, где датой смерти Нарбута опять назван 1946 г.30; в той же серии 1965-го года, в комментарии к письму Э. Багрицкого А. Штейнбергу, где вехи жизни Нарбута опять указаны неточно31. Имя Нарбута оказывается здесь рядом с именем бывшего соратника «по левому крылу акмеизма» М. Зенкевичем. Минует ещё два года, прежде чем сам М. Зенкевич скажет своё слово о Нарбуте-поэте. Публикацию знаменитого нарбутовского стихотворения «Россия» в альманахе «День поэзии» за 1967 год предварит краткая биографическая заметка Зенкевича. Одним из ключевых эпизодов в судьбе Нарбута с точки зрения Зенкевича является его отказ от поэзии. Автор заметки акцентирует на этом читательское внимание: «В 1921 году Нарбут бросил писать стихи. В стихах тех лет я написал по поводу такого отречения «Отходную из стихов» с заключительной строфой:

Свершу самоубийство, если я На миг поверю, что с тобой Расстаться можно так, поэзия, Как сделал Нарбут и Рембо!»32.

Из заметки Зенкевича следует, что последним сборником, выпущенным самим Нарбутом, является изданная в Харькове в 1921 году «Советская земля», «куда вошли лучшие его стихи о революции». Однако именно после 1921 года творчество поэта достигает своей вершины: он создает и выпускает в свет поэтическую книгу «Александра Павловна» - «сборник лирических импровизаций, властных и предельно свободных» (по определению Р. Тименчика)33. Следом, в 1923 году, Нарбут готовит к печати поэтическую книгу «Казненный Серафим», в не меньшей степени исполненную «предельной свободы», лиризма и мастерства. Остается лишь догадываться, сознательно ли близкий друг Нарбута не упомянул об «Александре Павловне» и «Казненном Серафиме». Возможно, умолчание

- М.: ИМЛИ РАН, 2008. - 332 с. Публикации в этом сборнике снабжены обстоятельными комментариями. Однако необходимо отметить, что период сотрудничества Нарбута-издателя и рецензента с «Журналистом» первым подробно рассмотрел автор данной диссертации. См. в ст.: Кожухаров Р. Недостижимость «простоты» (О творческих противоречиях Владимира Нарбута)// Вестник Литературного института им. A.M. Горького/ Отв. ред. А.Н. Ужанков. - 2007. - №2. - С. 154-173.

30 Горький и советские писатели: неизданная переписка/ Институт мировой литературы АН СССР. - (Лит. наследство; Т.70). - М.: Наука, 1963. - С. 94.

31 Из творческого наследия советских писателей/ Институт мировой литературы им. А.М.Горького АН СССР. - (Лит. наследство; Т. 74). - М.: Наука, 1965. - С. 457

32 Владимир Нарбут /Вст. ст. М. Зенкевича// День поэзии. - М.: Сов. писатель, 1967. - С. 226.

33 Тименчик Р.Д. [Владимир Нарбут]// Русские писатели. 1800-1917: Биограф. Словарь./ Гл. ред. П.А. Николаев. - М.: Большая Российская энциклопедия. - Т. 4.: М. - П. - 1999. - С. 229. было обусловлено стремлением «не навредить» предпринятой попытке возвращения «позабытого» поэта в контекст большой литературы. Так или иначе, Зенкевич выводит эти сборники, вобравшие шедевры нарбутовского лиризма, за рамки разговора о поэте. Заканчивается заметка Михаила Зенкевича констатацией: «К сожалению, широкому читателю из-за отсутствия переизданий творчество этого самобытного большого поэта мало известно».

Уже здесь исподволь намечаются два возможных пути возвращения поэта из небытия. Один, издательский «герменевтический», объективно необходимый: переиздание творческого наследия Нарбута, возвращение его самобытной поэзии к широкому читателю, литературоведческое изучение текстов произведений поэта. Второй путь - «биографический», в котором впоследствии возобладала мифологизация личности и судьбы самого поэта: отрывочные сведения о нем постепенно превращались в апокрифический свод легенд, пронизанных полувымыслом-полуправдой. Сам Зенкевич роняет в своей публикации «зерна» такой мифологизации, до отказа нагнетая ситуацию «отказа от поэзии» («бросил писать», «отречение») и одновременно смещая реальную дату самого момента отказа, по меньшей мере, на два года.

Годом позже появляются воспоминания К. Паустовского, где образ Нарбута вновь дается в противоречивой «несогласуемости» личности и творчества. Паустовский подчеркнуто разделяет ипостаси Нарбута-человека и поэта: «На сцену вышел Владимир Нарбут, сухорукий человек с умным, желчным лицом. Я увлекался его великолепными стихами, но еще ни разу не видел его»34. Портретные характеристики Нарбута и здесь даются с нарастанием экспрессии: «.Нарбут начал читать свои стихи угрожающим, безжалостным голосом. Читал он с украинским акцентом. Стихи его производили впечатление чего-то зловещего. Но неожиданно в эти угрюмые строчки вдруг врывалась щемящая и невообразимая нежность. Нарбут читал, и в зале установилась глубокая тишина»35. Поэт во время чтения со сцены гипнотически воздействует на слушателей, среди которых и Паустовский. Стихи оказываются лишь средством этого воздействия, и мемуарист, подчеркивая это, невольно вносит свою лепту в тенденцию мифологизации личности Нарбута в ущерб герменевтике, пристальному вниманию к творческому наследию поэта.

В этом же, 1968 году, в «Краткой литературной энциклопедии»36, появляется словарная статья о Нарбуте. Вехи биографии излагались здесь информационно сухо,

34 Паустовский К. Собрание сочинений: в 8 томах. Т. 5, - М.: Худ. литература, 1968. - С. 153.

35 Там же, с. 153.

36 [Владимир Нарбут]// Краткая литературная энциклопедия/ Гл. ред. А. А. Сурков. - М.: Сов. энцикл., 1962-1978.-(Т.5: 1968.)-Ст. 100-101. однако были лишены оценочных ярлыков, а те немногие места, где содержались характеристики особенностей стиля поэта, «интонированы» положительно: «В 1912 Н. примкнул к лит. группе «Цех поэтов», представляя вместе с М.А. Зенкевичем левое ее крыло, резко выступавшее против пустой красивости и шаблонного изящества в поэзии. Стихи второго сб. «Аллилуйя» (1912), конфискованного царской цензурой, насыщены физиологическими образами, посвящены гротескно-сатирич. изображению уездного мелкопоместного быта». Как ключевые можно было расценить фразы, венчающие словарную статью: «Подготовил к печати сб. стихов «Спираль». Незаконно репрессирован. Реабилитирован посмертно»".

В этом же году Л.И. Скорино упоминала о Нарбуте в «Истории русской советской литературы» как о масштабной личности «поэта-организатора», вдохновителя будущей «южно-русской школы»: «ЮгРОСТА - организация, соединившая в себе и газету, и телеграфное агентство, и агитационно-пропагандистский отдел, и клуб, и театр. Одним из создателей ЮгРОСТА явился Михаил Кольцов. А 15 мая 1920 г. возглавил эту организацию поэт Владимир Нарбут. Вокруг ЮгРОСТА объединились молодые одесские литераторы, возник «коллектив поэтов», куда входили Валентин Катаев, Эдуард Багрицкий, Юрий Олеша, Илья Ильф, Семен Кирсанов»38. Это упоминание (равно как и статья в энциклопедии) зафиксировало возобновляющееся внимание к «позабытому» поэту. Вместе с тем, в «Именном указателе к четырем томам» вышеназванной «Истории.» даты жизни Нарбута опять-таки названы неточно: «1887-1937». Как неведение другого рода следует расценивать дату смерти поэта, указанную в «Краткой литературной энциклопедии»: «15.Х1. 1944». Взятая из справки магаданского загса, она на долгие годы станет официальной, как и причина смерти: «упадок сердечной деятельности»39.

Символично, что упоминание Л. Скорино о Нарбуте в историческом обзоре советской литературы появляется в рамках развернутой статьи (в формате неторопливого подробного повествования — с «этапами становления», анализом произведений и хронологией) о Валентине Катаеве. Усилиями именно этого представителя «южнорусской» школы фигура Нарбута окончательно обретет черты мифического персонажа. Намеренно или случайно, но произойдет это как раз к очередной «двойной» нарбутовской годовщине.

37 Там же. -Ст. 100.

38 Скорино Л.И. [В.П. Катаев]// История русской советской литературы: в 4 томах. Т.З. - М.: ИМЛИ им. A.M. Горького АН СССР, 1968. - С. 243. См. также: История русской поэзии: в двух томах. Т.2. - Л.: Пушкинский дом, 1969. - С. 389.

39 См.: Бялосинская Н. Панченко Н. Косой дождь// Владимир Нарбут. Стихотворения. - М.: Современник, 1990.-С. 43.

В 1977 г. в серии «Библиотека всемирной литературы» вышел I том «Советская поэзия». В него были включены пять «хрестоматийных» стихотворений Владимира Нарбута, посвященных революционной России. В этом же томе, в подборке Анны Ахматовой помещено её стихотворение «Про стихи» («Это - выжимки бессонниц.») с посвящением Владимиру Нарбуту40. Казалось, грань забвения вот-вот будет преодолена.

Однако память о поэте в его юбилейный год оказалась потревоженной совсем по-иному. В 1978 году в №6 журнала «Новый мир» публикуются воспоминания Катаева «Алмазный мой венец», где Нарбут выведен под прозвищем «Колченогий». Автор «мовизма» не жалеет красок, создавая «демонический» портрет «одной из самых удивительных, и, может быть, даже зловещих фигур. странного порождения эпохи». Катаев пишет: «С отрубленной кистью левой руки, культяпку которой он тщательно прятал в глубине пустого рукава, с перебитым во время гражданской войны коленным суставом, что делало его походку странно качающейся, судорожной, несколько заикающийся от контузии, высокий, казавшийся костлявым, с наголо обритой головой хунхуза, в громадной лохматой папахе, похожей на черную хризантему, чем-то напоминающий не то смертельно раненого гладиатора, не то падшего ангела с прекрасным демоническим лицом, он появлялся в машинном бюро Одукросты, вселяя любовный ужас в молоденьких машинисток». Наиболее зримые, экспрессивные черты для своего зловещего портрета Катаев заимствует из поэзии «портретируемого». Достаточно вспомнить лирический тетраптих Нарбута «Большевик»: «Обритый наголо хунхуз безусый,// хромая, по пятам твоим плетусь,// о, Иоганн, предтеча Иисуса, чрез воющую волкодавом Русь.// И под мохнатой шапкой великана// пугаю высунутым языком,// как будто зубы крепкого капкана// зажали сердца обгоревший ком». Катаев не скрывает основного источника своей сюжетной линии о «Колченогом»: «О нем ходило множество непроверенных слухов». Отсюда - значительная удельная доля вымысла. Только в процитированном отрывке, где образ поэта дается без оговорок на возможную неточность, Катаев как минимум дважды говорит неправду: заикание Нарбута никак не связано с контузией на гражданской войне (по воспоминаниям сына поэта Романа, «Нарбут заикался всегда <. .> Отец неожиданно подкрался к Володе, когда тот рассаживал цветы на клумбе, и напугал. С тех пор заикался»41). То же касается и хромоты поэта. Сам Нарбут в 1913 г. в анкете С.А. Венгерова для издания биографического словаря русских писателей и ученых, на вопрос о замечательных событиях в своей жизни отвечал:

40 Ключевую роль в создании этого стихотворения Ахматовой сыграл теоретик русского авангарда Н. Харджиев. См. об этом: В. Беспрозванный. Анна Ахматова—Владимир Нарбут: к проблеме литературного диалога. — На сайте: н Hv>.rufIit:iiiii.iuAe\ts.h(mI

41 См. в кн.: Владимир Нарбут. Стихотворения. - М.: Современник, 1990. - С. 12.

14

Болезнь 1905-1906 гг., после которой последовала коренная ломка мира духовного». Сын поэта в своих воспоминаниях уточняет: «В 18-летнем возрасте ему вырезали пятку (правая нога)»42.

Определяющим для характеристик «Колченогого» в «Алмазном венце» становится развернутая аллюзия многозначного нарбутовского образа «казненного серафима». Вот как описывает Катаев впечатление от чтения самим «Колченогим» стихотворения «Самоубийца»: «Нам казалось, что ангел смерти в этот миг пролетел над его наголо обритой головой с шишкой над дворянской бородавкой на его длинной щеке. Я не буду цитировать еще более ужасных его стихотворений, способных довести до сумасшествия. Нет, колченогий был исчадием ада. Может быть, он действительно был падшим ангелом, свалившимся к нам с неба в черном пепле сгоревших крыл. Он был мелкопоместный демон, отверженный богом революции. Но его душа тяготела к этому богу». В дальнейшем, продолжая сюжетную линию «Колченогого», Катаев вновь демонстрирует хорошее знание нарбутовской поэзии, выбирая из нее для своего полотна самые зловещие краски. Кульминацией повествования становится сцена, в которой тот под угрозой самоубийства «отбивает» у своего младшего соратника по Одессе -«ключика» (Юрий Олеша) возлюбленную - «дружочка» (Серафима Суок — вторая жена Нарбута). Вся драматургия этой сцены заимствована из поэмы Нарбута «Александра Павловна», в которой к героине поэмы является мертвец-оборотень: «Я потянусь, захлюпаю, я встану // Чуть снова месяц ззубренным серпом// Распорет чрево, - встану и, хромая,// Межой поковыляю<. .> Не звени, стекло// В окне, куда, нырнув, теряя капли// Белесой слизи с рук и живота,// Протискиваю лысый, липкий череп.». Катаев вторит: «Именно в этот миг кто-то постучал в окно. Стук был такой, как будто постучали костяшками мертвой руки. Мы обернулись и увидели верхнюю часть фигуры Колченогого, уже шедшего мимо окон своей ныряющей походкой, как бы выбрасывая бедро <.> Профиль красивого мертвеца. Длинное белое лицо <.> Колченогий был страшен, как оборотень». «Умертвив» в созданном пылким воображением персонаже человека, Катаев выносит приговор, в иносказательной форме которого проступает поистине «прокураторская» претензия на итоговую оценку всего масштаба личности и поэтического наследия «Колченогого»: «Пока он все это говорил, за высокой каменной стеной заиграла дряхлая шарманка, доживавшая свои последние дни, а потом раздались петушиные крики петрушки. Щемящие звуки уходящего мира». Логическим резюме из созданной в «Алмазном венце» картины становится сентенция автора «мовизма»: «Теперь, когда я пишу эти строки, колченогого никто не помнит. Он забыт».

42 Там же.-С. 12.

После выхода в свет катаевского «мовизма» слова «забытый» и «малоизвестный» становятся общим местом в контексте большинства упоминаний о Нарбуте. Причина очевидна: нарбутовское наследие, несмотря на официальную реабилитацию поэта, на родине по-прежнему находилось под гнетом небытия. «Книги Владимира Нарбута доставались с трудом. Их было мало. Тиражи мизерны. Потом книги были запрещены», -с горечью констатирует Л. Озеров в 1988 г.43, и замечание это, с оговорками, в такой же мере «де-факто» справедливо для 1980-х гг., как и для 1930-х.

По сути, беллетристический приговор Катаева Нарбуту выстроен с оглядкой на безапелляционные литературоведческие формулы 1930-1950 гг.: поэт безвозвратно забыт, ибо, всецело принадлежа акмеизму с «его холодным эстетизмом и гербариями засушенных, собранных со страниц античных и средневековых антологий цветов»44, по определению является воплощением старого, «уходящего» мира.

Вместе с тем, писал же Д. Мирский: «Абстрактные, расплывчатые, туманно-религиозные образы наводняют стихи Ахматовой, Гумилева. Мандельштам вместо конкретных предметов давал однословные сцепления ассоциаций». И только у Нарбута и Зенкевича отмечалось «последовательное выполнение акмеистической программы»45. Именно эта «последовательная» верность Нарбута акмеизму с его «словом-названием вещи»46 позволила литературоведам начала 1980-х гг. включить его в число поэтов, которых революция «выводила из замкнутого прежде круга абстрактно-схоластических суждений о некоем «новом искусстве» и «новом миросозерцании», открывала. творческие перспективы»47. Показателен круг этих авторов, футуристический (исключая Тихонова и Городецкого) по духу: «Велимир Хлебников и Николай Тихонов, Сергей Городецкий и Николай Асеев, Василий Каменский и Владимир Нарбут»48. В этой обзорной статье, в разговоре о Нарбуте историк литературы В. Базанов, пожалуй, впервые за долгое время предпринимает попытку объективной оценки фигуры поэта, делая акцент на «раздвоении» авторской личности» Нарбута: «По-своему противоречивой была и поэзия Владимира Нарбута — активного в прошлом участника акмеистического «Цеха поэтов». В отличие от многих других акмеистов он сразу после революции зарекомендовал себя деятельным организатором литературной жизни <. .> Однако в его

43 Озеров JI. О Владимире Нарбуте// Простор (Алма-Ата). - 1988. - №3. - С. 157.

44 История русской советской поэзии (1917-1941)/АН СССР, Инс-трус. лит-ры; Отв. Ред. В.В. Бузник. -JL: Наука, 1983.-С. 135.

45 Мирский Д. Литературно-критические статьи. - М.: Советский писатель, 1978. - С. 230.

46 История русской советской поэзии (1917-1941)/ АН СССР, Инс-трус. лит-ры; Отв. Ред. В.В. Бузник. - Л.: Наука, 1983.-С. 135.

47 Базанов В. Поэзия первых лет революции (1917-1921)// История русской советской поэзии (1917-1941)/ АН СССР, Инс-трус. лит-ры; Отв. Ред. В.В. Бузник. - Л.: Наука, 1983. - С. 103.

48 Там же, с. 103. стихах было немало контрастов. Автор примечательной для своих лет поэтической формулы-обобщения: «Россия Разина и Ленина,// Россия огненных столбов!.» - он мог в одном и том же году горячо призывать пролетарские массы в бой за светлое будущее («Товарищи! За трудовое право, За власть Советов - каждый, кто крылат, Иди федеративною облавой!), взволнованно заострять внимание читателей на смертельной опасности, которая нависла над страной («Ты видишь, ты слышишь, ты знаешь, рабочий: Коммуна в опасности! Враг у ворот!»), а вместе с тем в традициях акмеистического воспевания «грубой плоти» живописать натуралистически отталкивающие картины»49. Формулируя тезис о «раздвоении» нарбутовской личности, исследователь резюмирует: «Как непросто подчас проходило овладение новым жизненным материалом даже у тех, кто искренне стремился слить свой голос с голосом революционной эпохи. И не случайно в 1920-е годы В. Нарбут совсем отходит от поэтического творчества. Убедившись в невозможности использовать старые акмеистические принципы в новой поэзии и не найдя им достойной замены, он целиком переключается на организационную и партийную работу»50. Это резюме по сути перефразирует ещё при жизни Нарбута, до его опалы, выдвигавшуюся версию отказа от поэзии51.

Выводы В. Базанова во многом перекликаются и со статьей JI. Берловской «Владимир Нарбут в Одессе», годом раньше, в 1982 г. опубликованной в журнале «Русская литература». Эту статью в контексте развития «вопроса нарбутоведения» следует считать этапной, ибо её автор впервые за долгие годы предпринял попытку серьезного, лишенного мифологизации литературоведческого исследования, основанного на архивных источниках и текстах произведений Нарбута. Полем исследования JI. Берловская избрала ключевой в творческой биографии Нарбута «одесский период», ставший для поэта «школой не только политического воспитания, но и творческого самоопределения на новых путях»52. Исследователь расценивает «прежние акмеистические увлечения» поэта как балласт, который «отнюдь не способствует творческому освоению нового жизненного материала», и делает вывод: «Эстетические установки акмеизма тормозили движение к решению тех задач, которые революционная действительность поставила перед Нарбутом - поэтом и гражданином»53. Однако, не взирая на такую последовательную «оглядку» автора статьи на «магистральную линию» советского литературоведения в вопросе «позиционирования» по отношению к акмеизму, в целом работа Берловской ознаменовала начало «специального, уважительного и

49 Там же.-С. 109-110.

50 Там же. - С. 110.

51 Например, отзыв И. Лежнева. См.: Лежнев И. Где же новая литература?// Россия. - 1924. -№ 1. - С. 187.

52 Берловская Л. Указ. соч. - С. 201.

53 Там же, с. 200. внимательного» изучения уникального стиля Нарбута, попытку серьезного взгляда на противоречия его художественного мира. Вносит Берловская свою лепту и в вопрос «мифологизации» Нарбута, вступая в скрытую полемику с «иными мемуаристами», у которых встречаются «недопустимые высказывания, порочащие человека, давно ушедшего из жизни»54. Мозаичный портрет поэта исследователь создает не на основе «непроверенных слухов», а отталкиваясь от свидетельств современников поэта, в том числе - соратника Нарбута по отделу печати ЦК ВКП (б).

Упоминаниями о Нарбуте сопровождаются и «Новые материалы и исследования», посвященные жизни и творчеству Александра Блока, в 5-ти томах «Литературного наследства». Упоминания эти, пусть и данные вскользь, тем не менее, в целом представляют Нарбута как деятельного участника литературной жизни пред- и послереволюционной России. В четвертом томе блоковского пятитомника, в разделе «Блок и литераторы», опубликовано письмо Нарбута Блоку, а также обширные выдержки из очерка Нарбута «О Блоке. Клочки воспоминаний», с комментариями Р. Тименчика, содержащими подробности издательской деятельности поэта, в частности его деятельное участие в выпуске журнала в 1911 г. «Gaudeamus», а в 1918-1919 гг. издание в Воронеже журнала «Сирена»55.

Воронежскому» периоду, ставшему в биографии Нарбута этапным, посвятил свою статью А. Крюков56. Этот период, относительно короткий, тем не менее, был отмечен бурной организаторской деятельностью поэта. «Являясь членом редакционной коллегии «Известий Воронежского губисполкома», он вел в газете воскресную «Литературную неделю», где печатал, помимо прочего, и свои собственные стихи, а также статьи и заметки по вопросам культуры. Появлялись его публикации и на страницах журнала «Вестник Воронежского округа путей сообщения». Но в литературную историю воронежского края он вошел прежде всего как создатель любопытного журнала «Сирена»57. Рассказывая о редакторской деятельности Нарбута в Воронеже, А. Крюков обращает внимание и на то, что человеческий облик поэта от нас словно бы «ускользает»58.

1988 г. - год столетия со дня рождения Нарбута (и пятидесятилетней годовщины его гибели) - ознаменовался, помимо уже упоминавшейся публикации Л. Озерова, и

54 Там же, с. 201.

55 Тименчик Р.Д. Блок и литераторы. I. Блок - советник студенческого журнала// Лит. наследство. Т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 4. - М.: Наука, 1987. - С. 546-549.

56 Крюков А. Редактор Владимир Нарбут//Подъем (Воронеж). - 1987. -№11. -С. 111-119.

57 К 90-летию «Коммуны»// Коммуна (Воронеж). - 2007. - 6 февраля.

58 Крюков А. Указ. соч. - С. 111. юбилейной статьей Р. Тименчика59. Впоследствии Р. Тименчик подготовит глубокую статью о Нарбуте для библиографического словаря «Русские писатели. 1800-1917»60. Нельзя не упомянуть и небольшую, но до предела насыщенную материалом, заметку Р. Тименчика «К вопросу о библиографии В.И. Нарбута», опубликованную в №11 журнала «De Visu» в 1993 году. В заключительном абзаце заметки говорится: «Впереди - научное издание сочинений незаурядного поэта, работа равно интересная и русским, и украинским филологам, и продолжение разысканий, начатых тридцать лет тому назад Леонидом Чертковым»61. Однако подготовку отдельного издания стихотворений Нарбута, первого на родине поэта после 1922 года, на тот момент уже осуществили Н. Бялосинская и Н.Панченко. Книга «Владимир Нарбут. Стихотворения» вышла в свет в 1990 году, за три года до публикации Р. Тименчика в «De visu». Остается лишь догадываться, почему в заметку не были внесены «поправки по состоянию» на 1993 год, тем более, что вторая часть абзаца, о «разысканиях» по Нарбуту Леонида Черткова, начатых «тридцать лет назад», то есть, относительно 1993 года —в 1963 году, оказывается хронологически верной.

По сообщению Л. Озерова, рукопись первого отдельного издания произведений поэта была подготовлена Леонидом Чертковым к печати ещё в 1964 году, при самом активном участии В.Б. Шкловского и ближайшего друга Нарбута, акмеиста М. А. Зенкевича62. Книга «Владимир Нарбут. Избранные стихи», снабженная предисловием и комментариями Леонида Черткова, вышла в Париже в 1983 году - спустя более 60 лет после последнего прижизненного издания нарбутовской книги «Александра Павловна». Впрочем, выход сборника не спровоцировал возобновления в литературе русского зарубежья устойчивого интереса к творчеству Нарбута. Публикация Леонида Черткова ознаменовалась лишь рецензионным, тем же годом датированным откликом В. Бетаки63. Таким образом, формула Д. Кленовского, еще в 1954 году причислившего Нарбута к авторам, «казненным молчанием»64, и за рубежом оправдывала себя в полной мере. Вместе с тем, зарубежное литературоведение о Нарбуте было ознаменовано появлением двух работ, которые можно считать этапными в определении «направленческого» и мировоззренческого контекста нарбутовского творчества. В 1950 г. Л. Страховский, в

59 Тименчик Р.Д. В.И. Нарбут (К 100-летию Нарбута)// Памятные книжные даты. - М.: Книга, 1988. - С. 159-162.

60 Тименчик Р.Д. [Владимир Нарбут]// Русские писатели. 1800-1917: Биограф. Словарь./ Гл. ред. П.А. Николаев. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. - Т. 4.: М. - П. - 1999. - С. 227-230.

61 Тименчик Р. К вопросу о библиографии В.И. Нарбута// De Visu. - 1993. -№11. - С. 57.

62 Озеров JI. А. Михаил Зенкевич: тайна молчания// Зенкевич М. А. Сказочная эра: Стихотворения. Повесть. Беллетристические мемуары. -М.: Школа-Пресс, 1994.-С. 12.

63 Бетаки В. Избранные стихи Владимира Нарбута// Русская мысль (Париж). - 1983.-24 ноября.

64 Кленовский Д. Казненные молчанием// Грани (Франкфурт-на-Майне). - 1954. -№23. - С. 108. статье «Three Sojourners in the Acmeist Camp: Sergei Gorodetsky, Vladimir Narbut, Mikhail Zenkevich»65, обращает внимание на особое, «гостевое» место в лоне акмеизма Городецкого, Нарбута и Зенкевича. Эта точка зрения, а также тезис о влиянии творчества «синдика» Городецкого на поэзию своих младших товарищей по цеху, цозже будут разрабатываться литературоведами в контексте вопроса об особом, «левом фланге» в акмеистическом лагере. Не менее значимой следует считать статью R.D.B. Thomson «The Vision of the Bog: The Poetry of Vladimir Narbut»66, где впервые задаётся концептуальный для современного нарбутоведения вектор богоискательства.

В СССР, в 1990 году, через семь лет после подготовленного JI. Чертковым парижского издания, на волне «возвращенной» литературы, большим тиражом выходит сборник Нарбута. Эта книга, подготовленная в издательстве «Современник», снабженная большим предисловием и комментарием, стала первым наиболее полным собранием стихотворений поэта, увидевшим свет на его родине. Казалось бы, вернувшись из небытия к широкому читателю, неповторимый художественный мир одного из самых ярких поэтических новаторов XX века станет объектом пристального внимания исследователей и читателей. Ведь именно так настигла волна признания друзей Нарбута — Гумилева, Мандельштама, Ахматову. С поэзией Нарбута этого, однако, не случилось. С 1990 года стихи его отдельной книгой больше не издавались.

Параллельно с выходом сборника в СССР, в нью-йоркском «Новом журнале» появилась подборка Нарбута «Стихотворения: монастырские песни»67. Ранние произведения Нарбута 1911-1913 гг. а также предпосланная подборке статья подготовившего публикацию И. Померанцева68 акцентировали внимание на практически не изученной лирике поэта, к тому же впервые предпринималась попытка сосредоточиться на собственно «духовной» сфере творчества Нарбута. Попытка эта, связанная и с обращением к проблеме стиля поэта, зарождения корневых черт его художественного мира (воплощение которого было неотделимо от мучительного духовного поиска, осуществления «вочеловечения») возникла как бы в пику «заговору небрежения» в отношении Нарбута на Родине, где поэт по-прежнему воспринимался сквозь призму «скандальной репутации»69 и «вызывающего антиэстетизма»70.

65 Leonid I. Strakhovsky. Three Sojourners in the Acmeist Camp: Sergei Gorodetsky, Vladimir Narbut, Mikhail Zenkevich// Russian Review. — Vol. 9. — No. 2 (Apr., 1950). — Published by: Blackwell Publishing on behalf of The Editors and Board of Trustees of the Russian Review. — Pp. 131—145.

66 R.D.B. Thomson. The Vision of the Bog: The Poetry of Vladimir Narbut// Russian Literature (Amsterdam). — 1981.-vol. 10.-№ 4.-Pp. 319-338.

67 Померанцев И. Духовная поэзия Нарбута// Новый журнал (Нью-Йорк). - 1990. - Кн. 212. - С. 106-108.

68 Там же.-С. 106-108.

69 Миронов А. Духовные стихи Владимира Нарбута// Известия Уральского государственного университета. - № 49. - 2007. - С. 232-241.

В конце 1980 - еер.1990 гг., в преддверии и после публикации сборника Нарбута, появились книги воспоминаний - Н. Мандельштам71, Э. Герштейн72, В. Шаламова73, С. Липкина74, где имя поэта упоминается достаточно часто (по крайней мере, в сопоставлении с предыдущими десятилетиями). В воссоздаваемом мемуаристами портрете Нарбута проступают скрытая полемика с «Алмазным венцом» Катаева, стремление к объективному тону («Я любила Нарбута, - пишет Н. Мандельштам. -<.> По призванию он был издателем, — зажимистым, лукавым, коммерческим. Ему доставляло удовольствие выторговывать гроши из авторского гонорара, составлявшего в двадцатые годы, когда он управлял издательством, совершенно ничтожный процент в калькуляции книги. Это была его хохлацкая хохма, которая веселила его душу даже через много лет после падения»75).

Эти публикации не только оживили линию «биографического» интереса к поэту, но и в какой-то мере наметили в ней «беллетристическую тенденцию» (например, статьи В. Беспрозванного «Владимир Нарбут в восприятии современников»76, О. Лекманова «О чем могли (бы) поговорить Владимир Нарбут и Александр Булатович»77). Однако подлинными открытиями в биографическом направлении стали архивные исследования историка A.M. Бирюкова. Основанные на работе с документальными первоисточниками, эти изыскания прояснили детали последнего, «колмыского» этапа в трагической жизни Нарбута, отчасти известного по сохранившимся в архиве В.Б. Шкловского письмам Нарбута из заключения к супруге78. Опубликованный А. Бирюковым протокол последнего допроса поэта «о/у 4-го отделения УГБ УНКВД по ДС сержантом ГБ Моховым» в «карперпункте №2» Магадана 4 апреля 1938 г. и выдержки из других документов проливают свет на тайну гибели поэта, вокруг которой бытует несколько версий. В свете этих изысканий наиболее вероятной представляется версия, по которой Нарбута

70 Гаспаров М. Избранные статьи. - М.: НЛО, 1995. - С. 332.

71 Мандельштам Н. Воспоминания. - М.: Книга, 1989. - 479 е.; Н. Мандельштам. Вторая книга. Воспоминания. М.: ACT, 2001.-507 с.

72 Герштейн Э. Мемуары. - СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. - 528 с.

73 Шаламов В.Т. Воспоминания. - М.: ACT, Астрель, 2001.-384 с.

74 Липкин С. В Овражном переулке и на Тверском бульваре// С. Липкин. Квадрига. - М.: Аграф, 1997. - С. 310-337.

75 Мандельштам Н. Вторая книга. Воспоминания. М.: ACT, 2001. - С. 40.

76 Беслрозванный В. Владимир Нарбут в восприятии современников// Новое литературное обозрение. -2005.-№72.-С. 193-206.

77 Лекманов О. О чем могли (бы) поговорить Владимир Нарбут и Александр Булатович// Звезда. -2007. -№1.

78 См.: Владимир Нарбут. Стихотворения. - М.: Современник, 1990. - С. 371-382. расстреляли 14 апреля 1938 года, в день его пятидесятилетия, в рамках исполнения на Колыме «ежовского» приказа №0044779.

Ценные биографические сведения о детстве и юности поэта содержатся в воспоминаниях его родных, процитированных, в частности, в монографии П. Белецкого «Георгий Иванович Нарбут», посвященной старшему брату — выдающемуся художнику, «мирискуснику», родоначальнику украинской графики. Воспоминания сына поэта Романа Нарбута развернуто приводятся во вступительных статьях Н. Бялосинской и Н. Панченко к сборнику 1990 г., а также во вступлении к обширной подборке нарбутовских стихотворений, опубликованной в том же году внучкой поэта Т.Р. Нарбут совместно с В. Устиновским80.

Подготовленная JI. Пустильник в №3 журнала «Арион» за 1995 г., публикация нарбутовских стихотворений и писем к М. Зенкевичу дала ещё одно, эпистолярное подтверждение - устами самого автора - глубокой укоренённости нарбутовского художественного мира в русском поэтическом авангарде. Ведь на стилевую и образную близость поэзии Нарбута к футуристам указывали ещё Брюсов81 и Шкловский.82 Р. Тименчик спустя десятилетия, в 1999 г. подчеркивал, что логика стилевого поиска футуристов была «параллельна и одновременная нарбутовской».83 Однако посыл о новаторском, авангардистском по духу начале поэзии Нарбута литературоведением середины 1990-2000 гг. практически не был развит, причем показательно, что такое «невнимание» наблюдается на фоне растущего читательского и литературоведческого интереса к русскому поэтическому авангарду.

За последние годы в свет были выпущены несколько сборников, составленных с целью представить наиболее полную картину новаторских исканий русской литературы первой половины XX века. При этом составители, совершенно справедливо расширяя границы русского поэтического авангарда за счет других, помимо традиционного футуризма, поэтических направлений (и акмеизма в том числе), как правило, даже не упоминают об «акмеистическом футуристе» (В. Марков) Нарбуте. Такова, в частности,

79 Бирюков A.M. За нами придут корабли: Список реабилитированных лиц, смертные приговоры в отношении которых приведены в исполнение на территории Магаданской области. — Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1999.

80 Т.Р. Нарбут, В.Н.Устиновский. Владимир Нарбут// Ново-Басманная, 19. - М.: Худ. литература., 1990. - С. 313-329.

81 Валерий Брюсов. Собр. соч.: в 7 томах. Т. 2. - М.: 1975. - С. 400.

82 Виктор Шкловский. Юго-Запад// Литературная газета. - 1933. - 5 января.

83 Тименчик Р.Д. [Владимир Нарбут]//Русские писатели 1800-1917: Биограф. Словарь/Гл. ред. П.А. Николаев. - М.: Большая Российская энциклопедия. - Т.4.: М. - П. - 1999. - С. 298. ситуация с претендующими на «всеохватность» антологиями «Поэзия русского футуризма»84 и «Поэзия русского авангарда»85.

Герменевтическая линия постижения нарбутовской поэзии по-прежнему скорее напоминает пунктир с протяженными лакунами. Отсюда путаница в датах, фактах биографии, почти всегда сопутствовавшая печатным упоминаниям имени Нарбута еще во времена советских литературных обзоров и с успехом перекочевавшая в новейшее литературоведение. Чего стоит из относительно «свежих» пассаж критика, записавшего поэта в солидном периодическом литературном издании в. имажинисты86. По точному замечанию одного из исследователей, имя Нарбута по-прежнему скорее «на слуху», чем на своем заслуженном месте в ряду первых литературных величин.

Лишь с появлением исследований Р. Тименчика, А. Бирюкова, О. Лекманова, Н. Богомолова87 и И. Кукулина88, защищенной в 2007 г. диссертации А. Миронова - первой диссертационной работе о Нарбуте, стало возможным констатировать наметившееся преодоление ситуации избирательного, «внеконтекстного» восприятия судьбы Нарбута и его наследия. Однако, эти исследования также акцентируют внимание на одной из ключевых проблем нарбутоведения: на трудностях контекстуализации его творчества.

Цель данного исследования состоит в том, чтобы проследить основные направления и раскрыть содержание идейно-эстетических исканий и творческой эволюции Нарбута. Для достижения цели необходимо решить следующие задачи:

- определить общий ракурс восприятия творческого наследия Нарбута в «контексте эпохи» с учётом всей полноты мировоззренческих, идейно-эстетических и общественно-культурных противоречий поэта;

- очертить местоположение творчества Нарбута в литературном процессе (символизм, акмеизм, футуризм, экспрессионизм);

- показать глубокое своеобразие идейно-эстетических исканий Нарбута, с одной стороны, укоренных в поле христианской системы ценностей, а с другой, четко увязанных с идеей социального обновления мира;

- выявить степень соотношения «революционного» и «библейского» в поэтике Нарбута, зримо обнаружить «присутствие» в его поэтическом мировоззрении натурфилософских исканий, однако, воспринятых и полемически усвоенных сквозь

84 Поэзия русского футуризма/ Вст. ст. В.Н. Альфонсова, С.Р. Красницкого. - Сиб.: Академический проект, 1999.-752 с.

85 Поэзия русского авангарда/ Сост. П. Басинский. - М.: Эксмо, 2005. - 350 с.

86 А. Ивин. На берегах Днестра// Литературная газета. -2006. -№15.

87 Н.А. Богомолов. «Дыр бул щыл» в контексте эпохи// Новое литературное обозрение. - 2005. - №72. - С. 172-192.

88 Кукулин И. История пограничного языка: Владимир Нарбут, Леонид Чертков и контркультурная функция// Новое литературное обозрение. - 2005. - № 72. - С. 207-223. призму учения Г. Сковороды, основанного на идее «сродности» и «христианского добронравия» совершенного человеческого общества;

- проследить эволюцию идейно-эстетических воззрений Нарбута (его движение к «быто-эпосу», а затем, обращение к лиро-эпическим жанрам), в контексте его критической и издательской деятельности;

- актуализировать аспект «великой несогласуемости» идейно-эстетических исканий Нарбута в контексте его творческого пути.

Для решения поставленных задач в исследовании использовались методология историко-культурного анализа и герменевтики. Интерпретационный подход ко всей совокупности фактов творческой деятельности поэта сочетается в диссертации с архивными разысканиями, обращением к первопубликациям, осмыслением контекстов. Все это позволяет выявить ключевые проблемы творческой эволюции поэта, проследить процессы возникновения и преодоления идейно-эстетических противоречий, возникающих на протяжении всей писательской судьбы Нарбута.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Кожухаров, Роман Романович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В поэтическом творчестве и жизненном пути Нарбута ярко воплотились глубинные противоречия одной из самых сложных, не поддающихся односложным трактовкам, эпох в русской истории и истории русской литературы. Не придуманная, неискусственная, «дыханием почвы и судьбы» обусловленная, кровная связь со своим временем («суровой пристегнуто ниткой»), провиденциальные предощущения «мудрой жертвы» наполняют поэзию Нарбута трагедийным звучанием, неизбывным фоном экзистенциального отчаяния наделяют наследие автора «Аллилуйи», «Плоти», «Советской земли», «Александры Павловны» и «Казненного Серафима» чертами глубокого своеобразия, выделяя его и в первом ряду русских поэтов XX века.

Мировоззренческие искания, открытия Нарбута в области формы и содержания наглядно отразили стремление «постсимволистов» - акмеистов и представителей других направлений «нового искусства», - выйти за круг идейно-эстетических ценностей, очерченный символизмом. И современники Нарбута, и современные исследователи наследия поэта справедливо отмечают «совершенно особое место» его стиля в историко-литературном контексте становления литературных школ и направлений русской поэзии первой трети XX в. Творческая интенция автора «быто-эпоса» являла глубокое отличие, с одной стороны, развивая векторы мировоззренческих и эстетических открытий символизма, восходящих, прежде всего, к Анненскому, Брюсову, Блоку и Белому; с другой стороны, зримо обозначала в акмеизме «натуро-реалистическую» линию, питающуюся токами русской и украинской прозы, наследием Гоголя, Сковороды, Льва Толстого (наблюдение Л. Озерова). Эта, «левофланговая», «виевская» (по определению самого поэта) линия культивировалась в рамках авторской идейно-эстетической программы, вырабатывавшейся в лоне теснейшего родового взаимодействия лирики и эпоса, парадоксальным образом находя в современной Нарбуту литературе созвучие и в творчестве «синдика» «Цеха поэтов» Городецкого, и «традиционалиста» Бунина, и в формально-эстетических исканиях футуристов. Сопричастность нарбутовских воззрений и их поэтического воплощения руслу русского поэтического авангарда становится настолько тесной, что автор «Аллилуйи» попадает в ряд той самой «инженерной литературы», которую футуристы используют, как «каркас», «зерна» для своего творчества. Такова, в частности, достаточно наглядная, Н. Богомоловым проиллюстрированная, ситуация со стихотворением «Нежить» из нарбутовского сборника «Аллилуйя», звуковая ткань которого становится основой, квинтэссенцией для создания «заумного» «Дыр бул щыл.» Крученых.

Весьма перспективной для дальнейшего исследования видится проблема поэтической переклички идейно-эстетической системы художественного мира Нарбута с творчеством поэтов-современников, как близких к «акмеистическому» кругу (Мандельштам, М. Зенкевич, Г. Иванов), так и футуристов (Хлебников, Крученых, Маяковский, ранний Пастернак), а также с поэзией Есенина ( тема Махно и «мужичьего бунта» в творчестве обоих поэтов, идейно-тематическое созвучие поэм «Анна Онегина» и «Александра Павловна»), Заболоцкого и «обернутое» (линия «Капитана Лебядкина» в русской поэзии, заданная нарбутовским эпиграфом к поэме «Александра Павловна» и подхваченная «обериутами»). Вопрос о творческих влияниях в контексте идейно-эстетических исканий Нарбута выходит за рамки отечественной литературы, вбирая в поле пристального внимания и наследие «проклятых поэтов» и, в первую очередь, поэзию Бодлера и Рембо, и поэтику немецких экспрессионистов и, прежде всего, автора сборников «Морг» и «Плоть» Готфрида Бенна. В свете этих сопоставлений продуктивной видится разработка проблемы подспудного экспрессионизма, выработанного в творчестве Нарбута в период его увлечения «быто-эпосом». Открытия в области формы и содержания, сделанные автором «Аллилуйи», «Плоти», «Александры Павловны», воспринятые современниками и последующими поколениями литературоведов сквозь призму «эстетики безобразного» и «воинствующего антиэстетизма», в действительности, позволяют говорить о переоценке поэтического творчества Нарбута как уникального явления русского поэтического экспрессионизма. Явление это состоялось как итог сохранившихся на протяжении всего творческого пути Нарбута тенденций к бытовизации собственной поэзии, сознательного культивирования доминанты эпического начала над лирическим.

Идейно-эстетические искания Нарбута наиболее отчетливо проявились в его критическом и эпистолярном наследии. В ходе «атаки на символизм», а в какой-то степени, по инерции этой литературной борьбы, автор «Аллилуйи» пошел дальше старших товарищей по акмеизму, провозгласив себя «натуро-реалистом» и «виевцем». Впрочем, «наклон к эпосу» последовательно прослеживается в работах Нарбута-критика, от самых ранних публикаций в журнале «Gaudeamus» до обширного свода статей и рецензий в журнале «Журналист» и отзыва 1928 года «Летописец гражданской войны. Д.А. Фурманов». Этап сотрудничества Нарбута с «Журналистом», совпавший с его работой в Москве на руководящих постах в правлении издательства «ЗиФ» и ЦК ВКП (б), проливает свет на мотивы, спровоцировавшие его отказ от стихотворного творчества. Ситуация эта, в частности, нашла последовательное отражение в его статьях и письмах.

Характерно, что творческая эволюция Нарбута, во всей своей сложной и противоречивой динамике, сопровождавшейся порой кардинальной переоценкой тех или иных значимых фигур литературного процесса, отмечена парадоксальным постоянством в отношении двух имен, представляющих «русский эпос» - Гоголя и Бунина. Творчество Бунина в восприятии Нарбута — прежде всего некий камертон, эстетическая мера, по которой выверяются его собственные взгляды на литературу. Гоголь - это основа мировоззрения, некое родовое начало, в художественном мире Нарбута неотделимое от отчей Глуховщины, от детства, проведенного в родной Нарбутовке. Кровное, «земляное» родство, наполненное метафизическими смыслами здесь неотделимо от литературного генезиса Нарбута, более того, во многом определяет - корневым, глубинным воздействием - пути дальнейшей творческой эволюции поэта. В этом пути, ознаменованным выработкой уникального жанра «быто-эпоса», Гоголь воспринимается автором «Аллилуйи» и «Плоти», прежде всего, как тот, кто «дал русскому эпосу многое». В движении к эпосу именно Гоголь для Нарбута - первая и главная, путеводная фигура.

В какой-то мере подводящей черту под идейно-эстетическими исканиями, в рамках насущной для Нарбута оппозиции «лирика — эпос», можно считать его статью 1926 года «Летописец гражданской войны. Д. А. Фурманов»351. Здесь Нарбут дает ключевые, итоговые формулы о своем понимании эпоса: «Эпос и есть то главное, что составляет сердцевину всех литературных вещей Дм. Фурманова. И стоит Фурманову ступить чуть в сторону, отойти от эпического, попытаться стать «художником», как он начинает безнадежно спотыкаться. Вот почему переделка «Чапаева», начатая Фурмановым (незадолго до смерти) в цепях художественного обрамлення (курсив мой - Р.^Г.)полотна, нам представляется не совсем удачной. Наша революция - поход чапаевцев и проч. -была искренней, «нутряной», мощной и огромной. Где тут искать инкрустацию, литераторские погремушки, образы (курсив мой — Р.К.)\ Жив - и вечно будет жить! -один лишь художественный образ - сама Октябрьская революция.»352. В резком противопоставлении Нарбутом, с одной стороны, «нутряного», «живого», эпического и, с другой стороны, «литераторского», «художнического» зримо проступает в пору акмеизма выработанная установка на «действительно и жизненное», которая в эпоху «социального заказа» трансформировалась в позицию отрицания «художнического», индивидуального «я» поэта, в пику радению за рабоче-крестьянского «пролетписателя», пишущего для пролетарских масс. Однако и в период сотрудничества с ВАППом Нарбут остается верен изначально определившимся литературным ориентирам. И в статье о Фурманове, в

351 Красная печать. - 1926. - №6. - С. 72-74.

352 Нарбут В. Летописец гражданской войны: Д.А. Фурманов. Цит. по: Владимир Нарбут. Михаил Зенкевич. Статьи. Рецензии. Письма. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - С. 97.

155 качестве неподражаемого образца новой литературы для трудящихся масс, Нарбут называет «такие титанические художественные полотна, как гоголевский Тарас Бульба»333. «Наклон к эпосу» нарбутовских исканий достигает в этот период своего апогея. «Чисто эпические стороны повествования» «Тараса Бульбы» Гоголя и «Чапаева» Фурманова Нарбут сравнивает в максимально широком контексте — «через широчайшие исторические перспективы и дела», когда «устами и рукой» писателя «говорят и водят. сотни тысяч и миллионы приведенных революцией в движение рабоче-крестьянских масс».

Проблема соотношения в творчестве лирики и эпоса - двух родовых начал литературы - являлась для поэта определяющей на всем протяжении его творческой эволюции. Отправной точкой в попытках выработать собственную идейно-эстетическую программу можно считать «кампанию за акмеизм против символизма» (Ал. Чеботаревская), в ходе которой в акмеистическом кругу был сформулирован воспринятый Нарбутом принцип «мужественно-твердого и ясного взгляда на жизнь». В этом «направленческом» противостоянии лирика, «эмоциональный, музыкальный лиризм» (Жирмунский), воспринималась как корневое начало символизма, которому следует безоговорочно противопоставить новую литературу, «выступившую в защиту всего конкретного, действительного и жизненного» (Нарбут).

Эти тенденции, драматически, на глубинном онтологическом уровне вступившие после революции 1917 года в резонанс с противоречиями эпохи, регламентированной лозунгом «социального заказа» и пролеткультовскими взглядами на искусство, можно воспринять как «сверхэксперимент», в жернова которого оказалась вовлечена не только «муза-совесть», но и «глухая. черноземная» судьба поэта. Нарбут попытался редуцировать до нуля лирическую, а, по сути, - поэтическую составляющую своего творческого «я», механически перекрыть в себе начала поэтического вдохновения, не востребованного эпохой ВАППа и «пролеткульта». Итоги эксперимента оказались трагическим: лиризм, закупоренный в собственных истоках, столь свойственный художественному миру поэта, оказал стихийное противодействие прозаизации, обернувшееся мучительным душевным надломом. Печатью бурного лирического мятежа отмечены почти все стихи сборников «Александра Павловна» и «Казненный Серафим» -вышедших и подготовленных к печати непосредственно перед тем, как Нарбут перестал заниматься поэтическим творчеством. Обратной стороной этого лирического выплеска стало усложнение формы нарбутовских произведений, усиление в них смыслового герметизма и недосказанности. Показательно, что сама ситуация отказа Нарбута от поэзии стала значимым, имевшим широкий резонанс, фактом литературной жизни тех лет.

353 Там же. - С. 98.

В целом, формальные поиски Нарбута, его открытия в области метрики и ритма, техники стихосложения, воздействие этих открытий на последующее развитие русской поэзии в целом, заслуживают отдельного серьезного исследования не в меньшей степени, чем изучение идейно-содержательных пластов его поэзии (на что, в основном, было нацелено данное исследование). Сделанный в работе акцент на мировоззренческие и идейно-содержательные аспекты видится первостепенным в плане преодоления наметившихся в литературоведении трудностей в вопросе объективного восприятия наследия Нарбута, позволяющих, по наблюдениям исследователей, констатировать ситуацию «на удивление слабой изученности» и «проблемы контекстуализации» нарбутовской поэзии.

Ситуация эта в немалой степени обусловлена сохраняющейся актуальностью вопроса о библиографии Нарбута, впервые зримо обозначенного Р. Тименчиком354 в 1993 году. В скрупулезном источниковедческом исследовании нуждается как свод поэтических изданий, так и отдельные публикации и сборники художественной прозы, возможным автором которых мог бы являться Нарбут. Например, в каталоге Российской национальной библиотеки книга «На охоте. Разсказы. В Нарбут. М., тип. Я.Г. Сазонова, 1912 г.» хранится в каталоге под именным указателем В.И. Нарбута. А Р. Тименчик считает, что авторство этой книги принадлежит однофамильцу поэта355. До сих пор не обнаружены несколько авторских сборников Нарбута, на которые ссылался и сам поэт, и его современники. К таким, «фантомным позициям» (Р. Тименчик), указанным в библиографических справочниках и внесенных в библиотечные каталоги под гриф «Desideratum», помимо поэтических сборников Нарбута «Вий» (П., 1915), «Веретено» (К., 1919), «Стихи о войне» (Полтава, 1920), следует добавить сборник «Пасха». О том, что «книга Нарбута «Пасха» вышла в 1922 г., в Москве, в ГИЗе», указано в комментарии к письму Нарбута к Зенкевичу, датированному 1922 годом356, однако, например, в каталоге Российской национальной библиотеки это издание значится в лакунах. Уточнение именно этой «фантомной позиции» значимо тем, что, возможно, сборник «Пасха» - название которого в контексте нарбутовского наследия воспринимается исполненным провиденциальной символики - является последним прижизненным изданием поэта.

Трагедия и рок творческой личности Нарбута состоит в том, что, будучи укорененным всей своей поэтической природой в поле христианских ценностей, он с головой погрузился в борьбу с «обветшалым миром», во многом ассоциируя с «отжившим» и клерикальную догму. Однако свою поэзию, густо замешанную на

354 Тименчик Р. К вопросу о библиографии В.И. Нарбута// De Visu. - 1993. -№11 (12). - С. 55-58.

355 Там же. - С. 56.

356 Владимир Нарбут. Михаил Зенкевич. Статьи. Рецензии. Письма. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - С. 263.

157 евангельской тематике, Нарбут искренне включал в духовное поле «новой жизни», своё видение обновления жизни во многом соотнося с евангельскими заветами. В контексте литературных влияний эта ситуация в какой-то мере оказалась спроецированной на отношение поэта к Пушкину: от футуристически задиристого «бунта против классика» в молодости («отчего же не плюнуть на Пушкина») до последовательного, возрастающего с годами «вживания» в пушкинские темы и образы (устойчивые мотивы «предателя»-Мазепы, воспринятые сквозь призму пушкинской «Полтавы»; образы старухи и Германна из «Пиковой дамы»; наконец, ключевой для поэтики Нарбута, сложный образ «казненного серафима» (перекликающийся с «падшим ангелом», Иудой-большевиком, пророком), в котором причудливо отразилось одновременное «присутствие» пушкинского стихотворения «Пророк» и в образах «шестикрылого» меченосца-серафима, и получившего вместо сердца «угль, пылающий огнем», пророка. И в целом, поэтике Нарбута свойственна «оппозиционность», «разнополюсность» порой взаимоисключающих друг друга идейно-эстетических пластов, и, одновременно, стремление соединить их в одно целое («всё на одну плывёт дорожку.»), «в огне» поэзии получить «искупительный» сплав «высокого» и «низкого» («собор всей твари»), призванный открыть путь к гармонизации неразрешимой сложности «онтологического» сопряжения метафизики и быта, духа и плоти, человеческого и Божественного.

В связи с этим нельзя не признать, что наметившаяся в отдельных исследованиях современных литературоведов, имеющая свои исторические предпосылки, тенденция к трактовке поэтического мировоззрения Нарбута исключительно в русле натурфилософии и «воинствующего антиэстетизма» далеко не исчерпывает всего богатства идей и смыслов нарбутовской поэзии. Широкий историко-литературный и общекультурный контекст значения творческого наследия Нарбута, значимое место поэта в первом ряду фигур, оказавших не только «внутреннее», идейно-эстетическое, но и «внешнее», «организующее», воздействие на развитие русской литературы XX века, становится очевидным и при обращении к его критической, редакторской и издательской деятельности. В разнообразии и полноте творческих ипостасей, во всем масштабе предстает личность незаурядного поэта-новатора, издателя и литературного критика, общественного деятеля, творческий дар которого требует и самого пристального, глубокого, систематического изучения со стороны литературоведов, и более частых отдельных переизданий наследия поэта, должных ознаменовать возвращение поэзии Нарбута к широкому читателю.

СПИСОК РАБОТ, ОПУБЛИКОВАННЫХ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ:

Статьи, опубликованная в ведущем рецензируемом научном журнале, рекомендованном ВАК РФ, и в сборниках международных научно-практических конференций:

1. Кожухаров Р. Владимир Нарбут между большевизмом и христианством/ Р. Кожухаров// Вопросы литературы/ Гл. ред. Л.И. Лазарев. - 2009. - №3. - 468-472.

2. Кожухаров P.P. Наследники «благороднейшего»: К вопросу об истоках акмеизма в контексте творчестве И. Анненского/ P.P. Кожухаров// Иннокентий Федорович Анненский. Материалы и исследования. 1855— 1909./ По итогам международных научно-литературных чтений, посвященных 150-летию со дня рождения И. Анненского/ Ред. Колл. С.Н. Есин, В.П. Смирнов, Л.М. Царева, А.И. Червяков/ Ред.-сост. С.Р. Федякин, С.В. Кочерина. - М.: Литературный институт им. A.M. Горького, 2008. - С. 357-370.

3. Кожухаров P.P. Георгий Иванов и Владимир Нарбут: полюса «акмеистического» мировоззрения/ P.P. Кожухаров// Сборник материалов Международных научно-литературных чтений, посвященных Георгию Иванову. - М.: Литературный институт им. A.M. Горького, 2009. - Объем 0,5 авт.л. - (В печати).

Статьи и тезисы, опубликованные в других изданиях:

1. Кожухаров P.P. Недостижимость «простоты»: О творческих противоречиях Владимира Нарбута/ P.P. Кожухаров// Вестник Литературного института им. A.M. Горького/ Отв. Ред. А.Н. Ужанков.

2007.-№2.-С. 154-174.

2. Кожухаров P.P. Трагический оксюморон: К 120-летию со дня рождения и 70-летию со дня гибели Владимира Нарбута/ P.P. Кожухаров// Литературная газета/ Гл. ред. Ю.М. Поляков. — 2008. - №16. - С. 15.

3. Кожухаров P.P. В ожидании Нарбута/ P.P. Кожухаров// Иные берега/ Журнал о русской культуре за рубежом/ Гл. ред. Н.Д. Старосельская.

2008.-№2.-С. 50-58.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кожухаров, Роман Романович, 2009 год

1. СПИСОК ПОЭТИЧЕСКИХ СБОРНИКОВ, ЖУРНАЛЬНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ, ПИСЕМ И ДОКУМЕНТОВ ВЛАДИМИРА НАРБУТА, ТЕКСТЫ КОТОРЫХ ИСПОЛЬЗОВАНЫ В ИССЛЕДОВАНИИ:

2. Стихи: Книга I. СПб.: Дракон, 1910. - 138 с.

3. Аллилуйя: Стихи / Оформ. И. Билибина, Г. Нарбута, М. Чемберс. СПб.: Цех поэтов, 1912. —46 с.

4. Любовь и любовь: 3-я книга стихов. СПб.: Наш век, 1913. - 13 с.

5. Плоть: Быто-эпос. Одесса, 1920. - 32 с.

6. В огненных столбах. Одесса: изд. Губпечати, 1920. - 42 с.

7. Советская земля. — Харьков, 1921. — 32 с.

8. Аллилуйя. Изд. 2-е. Одесса., 1922. - 32 с.

9. Александра Павловна: Жизнеописание. Харьков: Лирень, 1922. - 32 с.

10. Избранные стихотворения/ Подготовка текста, вст. статья и прим. Леонида Черткова. Paris: La presse Libre, 1983. - 256 с.

11. Стихотворения/ Подготовка текста, вст. статья и прим. Н. Бялосинской и Н. Панченко. — М.: Современник, 1990. 445 с.

12. Письмо Блоку Весна 1910 г.// Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 4. М.: Наука, 1987. - С. 547.

13. Письмо В.В. Розанову б.д.. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 1687, оп. №1, ед. хр. 7.

14. Последняя весна// Всемирная панорама. 1910. - № 43. - С. 15.

15. Письмо Брюсову от 19 марта 1911 г. -РГБ. Ф. 386, к. 96, ед. хр. 1.

16. Письмо Кузьмину от 5 апреля 1911 г. РГАЛИ. Ф. 232, on. 1, ед. хр. 308.

17. Вячеслав Иванов.Сог Ardens. (Speculum Speculorum. Эрос. Золотые Завесы. Любовь и смерть. Rosarium). М. К-во «Скорпион», 1911-1912 гг.// Новый журнал для всех. 1912. - №9. - Стб. 121.

18. Валерий Брюсов. Зеркало теней. Стихи. М. К-во «Скорпион», 1912 г. // Новый журнал для всех. 1912. - №9. - Стб. 122.

19. Н. Гумилев. Чужое небо. 3-я книга стихов. Изд. «Аполлона». СПБ. 1912 г.// Новая жизнь. 1912. - №9. - Стб. 265-266.

20. П. Радимов. Полевые псалмы. Стихи. Стр. 248. Казань. 1912. Ц. 1 р. 25 к.// Современник. 1912. - №3. - Стб. 337-338.

21. Н. Шульговский. Лучи и грезы. Стихи, поэмы и миниатюры. СПБ. 1912. Стр. 189.// Современник. 1912. - № 5. - Стб. 363.

22. А. Биск. Рассыпанное ожерелье. Стихи. СПБ. 1912// Новый журнал для всех. —1912.-№7.-Стб. 120-121.

23. Весенним днём// Нива. 1912. - № 4. - Стр. 273.

24. На баштане// Современный мир. 1912. - №11. - Стр. 144.

25. Осенняя сказка// Современный мир. 1912. - №11. - Стр. 144.

26. Прокаженные в Хараре// Новый журнал для всех/ Под ред. В. Нарбута. 1913. -Май.-С. 1.

27. Покойник// Новый журнал для всех/ Под ред. В. Нарбута. — 1913. — Апрель. — С. 1.

28. С. Городецкий. Ива. Пятая книга стихов. СПБ. К-во «Шиповник». 1913 г. Ц. 2 р.// Вестник Европы. 1913. - №4. - С.386-388.

29. А. Липецкий. Надя Данкова. Повесть в стихах. Изд. Книжн. Магазина бывш. М.В. Попова. Спб. 1913 г. О. Мандельштама. Камень. Стихи. Изд. «Акмэ» Спб.1913 г.// Новый журнал для всех. 1913. - №4. - Стб. 175-176.

30. Письмо В. Брусянину от 20 мая 1913 г. РГАЛИ. Ф. 42, оп. №2, ед. хр. № 5.

31. От редактора// Сирена (Воронеж)/ Гл. ред. В. Нарбут. 1918. - №№ 2-3. - С. 34.

32. Письмо Ремизову от 28/15 июля 1919 г. ИРЛИ. Ф. 256, on. 1, № 167// А. Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 2. - М.: Наука, 1981. - С. 124-125.

33. Отчет о работе ЮгРОСТА. — Государственный архив Одесской области (ГАОО). Ф. 99, он. 1, ед. хр. 588, л.26.

34. Конница Буденного// ЮгРОСТА (Одесса). 1920. - 26 мая.

35. Россия// Известия (Одесса). 1920. — 25 июня.

36. Pro domo sua (письмо из Харькова)// Журналист/ Орган Центрального Совета секции работников печати Союза Всеработпрос. — 1922. — №1. С. 62-63.

37. Хлеб// Красная Новь. 1922. - № 4. - С. 29.

38. О Блоке: Клочки воспоминаний// Календарь искусств (Харьков). 1923. - №1. - С. 2-3.

39. Белье// Календарь искусств (Харьков). 1923. - № 2. - С. 1.

40. Белье: Комментарий// Календарь искусств (Харьков). 1923. - № 4. - С. 10.

41. Неосновательные жалобы// Журналист. 1923. - №3. - С. 47.

42. План работы отделения непериодической печати и художественной литературы (25.11.1923 г.). Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17, оп. 60, д. 866, л. 50-68.

43. Одряхлевший «Современник»: «Современник», журнал науки, политики, литературы, теории и истории печати. Книга 2-я. Государственный Институт Журналистики.// Журналист. 1924. - №10. - С. 76.

44. От пера к гектографу, от гектографа к пишущей машинке, от пишущей машины к станку: Л.М. Клейнборт. «Очерки рабочей журналистики». 1873-1923 гг. 168 стр. Изд-во «Ленинград», 1924 г.// Журналист. - 1924. - №11. - С. 74.

45. О пролетарском, крестьянском и рабоче-крестьянском писателе// Журналист.1924.- №12.-С. 13-14.

46. Еще о литературных делах// Журналист. 1924. - №16. - С. 15-16.48. «Лаура в частушке»: (Нечто о новом авторе.)// Журналист. 1925. - №2. - С. 11-15.

47. Не совсем удачная «хрестоматия»: Хрестоматия рабочего журналиста. Под редакцией A.M. Русанова, с предисловием С. Ингулова. Изд-во «Пролетарий», Харьков, 19124 г., стр. 344 + IV. Тираж 5.000 экз. Цена 1 р. 90 к.// Журналист.1925.- №2.-С. 75-76.

48. Советский писатель и книга в цифрах и фактах// Журналист. 1925. - №3. - С. 6-9.

49. Книжно-журнальное дело// Журналист. — 1925. — № 5. — С. 15-18.

50. Что говорят издатели сами о себе: В.И. Нарбут, Председатель правления издательства «Земля и Фабрика».// Журналист. 1925. - №5. - С. 38-39.

51. Надо размежеваться: (В порядке обсуждения)//Журналист. 1925. -№10. - С. 5-6.

52. Письмо Горькому от 7 августа 1925 г.// М. Горький и советская печать. Кн. 1./ Архив A.M. Горького. Т. X. М.: Наука, 1964. - С. 60-66.

53. Читатель хочет романтизма// Журналист. 1925. — №10. - С. 15-16.

54. Художественная литература в 1924 и 1925 гг.// Журналист. 1926. - №1. -С.13-16.

55. Довольно клянчить!// Журналист. 1926. - № 6-7. - С. 24-25.59. «Итак.» За подписью «Редакция».// 30 дней. 1926. -№11. - С. 5-7.

56. Всесоюзная партийная перепись 1927 года Анкета. РГАСПИ. Ф. 17, оп. 9, д. 1875, л. 213.

57. Письмо В. Треневу от 29 августа 1927 г. РГАЛИ. Ф. №1398, оп. 2, № 409.

58. Письмо С. Подъячеву от 29 февраля 1928 г. РГАЛИ. Ф. 374, оп. №3, ед. хр. №9.

59. Письмо В. Панферову (1932-1934). РГАЛИ. Ф. 1128, оп. 2, ед. хр. № 288.

60. Микроскоп// Новый мир. 1933. - №6. - С. 43.

61. Перепелиный ток// Новый мир. 1933. - №6. - С. 43.

62. Говорит Марс// Молодая гвардия. 1934. - №3. - С. 96.

63. Бухгалтер// 30 дней. 1935. - №4. - С. 43.

64. На Тверском: Из цикла «Цыгане»// Красная новь. 1935. - №10. - С. 96.

65. От редактора// Э. Багрицкий/ Альманах/ Под ред. Влад. Нарбута. М.: Сов. писатель, 1936. - С. 47-48.

66. Стихи и письма/ Подготовка и вст. ст. JI. Пустильник// Арион. 1995. - № 3. -С. 39-48.1.. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ, ИСПОЛЬЗОВАННОЙ В ИССЛЕДОВАНИИ:

67. Весы. СПб. - 1909. - Июнь.

68. Гумилев Н. Письма о русской поэзии// Аполлон. -1911.- №6. С. 75.

69. Брюсов В. Новые сборники стихов// Русская мысль. 1911. - №2. - С. 232.

70. Пяст Вл. По поводу последней поэзии// Gaudeamus. -1911,- №5.

71. Толшемский X. В мире рясы. СПб.: Изд-во П.П. Сойкина, 1911. — 224 с.

72. Сковорода Г.С. Собрание сочинений/ С биографией Г.С. Сковороды М.И. Ковалинского, с заметками и примечаниями В. Бонч-Бруевича. Т. I. - СПб.: Тип. Б.М. Вольфа, 1912. - 543 с.

73. Приговор Петербургского окружного суда от 18 сентября 1912 об уничтожении книги «Аллилуйя». РГИА. Ф. 777, оп. 18, д. 68, л. 7.

74. А. Гарязин. К переходу журнала// Новый журнал для всех. 1913. - №6. -С. 3-6.

75. Глуховский вестник (Глухов). 1918. - №2.

76. Вас. Галахов <Вас. ГиппиуО. Цех поэтов// Жизнь (Одесса). 1918. - №5.- С.12.

77. Арест Владимира Нарбута// Вечернее время (Ростов). -1919. № 382.-9 окт.

78. В. Брюсов. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии// Печать и революция.- 1922.-Кн.7.-С. 51-52.

79. Зенкевич М. Владимир Нарбут. Плоть. Быто-эпос// Культура (Саратов). -1922. -№1. С. 6.

80. Лейтес А. «Плоть» Нарбута// Театр, литература, музыка, балет, графика, живопись, кино (Харьков). 1922. - №7. - С. 4-5.

81. Лейтес А. Эротика в Октябрьской революции// Театр, литература, музыка, балет, графика, живопись, кино (Харьков). 1922. - №10. - С. 6.

82. Гусман Б. 100 поэтов. Литературные портреты. Тверь: Октябрь, 1923. -С. 180-182.17.