Репрессивная политика Советского государства в Сибири, 1928 - июнь 1941 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Папков, Сергей Андреевич

• Папков, Сергей Андреевич
• доктор исторических наук
• 2000

Оглавление диссертации доктор исторических наук Папков, Сергей Андреевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ОСНОВАНИЯ И ПРЕДПОСЫЛКИ РЕПРЕССИЙ. РЕГИОНАЛЬНЫЙ ■1 ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ.

1. Взгляды большевиков на роль насилия в переустройстве общества.

2. Характеристика исполнительного аппарата.

ГЛАВА II. РЕПРЕССИИ В ПЕРИОД КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ.

1. Хлебозаготовительный кризис конца 20-х годов и расширение карательных мер против крестьянства.

2. Эскалация насилия в деревне.

3. Карательная политика как инструмент закрепления колхозного строя.

4. Спецпереселенцы.

ГЛАВА III. АКЦИИ ПРОТИВ '■ВРЕДИТЕЛЕЙ" И ' ОППОРТУНИСТОВ".

1. Чистки начала 30-х годов.

2. Подавление остатков оппозиции и проявлений инакомыслия.

3. Карательные операции против групп национальных меньшинств.

4. Лагерная система.

ГЛАВА IV. РЕПРЕССИИ середины 30-х гг.

1. Кампания против бывших оппозиционеров.

2. Кемеровский процесс.

ГЛАВА V. ТЕРРОР 1937-1938 гг.

1. Предпосылки усиления репрессий.

2. Преследование бывших партизан и кадров Красной Армии.

3. Массовые операции щ.

ГЛАВА VI. КАРАТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД

1. Изменения в механизме и способах осуществления репрессий.

2. Новые спецпереселенцы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Репрессивная политика Советского государства в Сибири, 1928 - июнь 1941 гг.»

Современное российское общество переживает процесс глубокой трансформации. Возрождение рыночной системы и организация новой политической структуры положили начало постепенной смене модели социального развития и становлению нового типа общественной идеологии . Но переход к институтам демократии сопровождается большими трудностями, многие из которых обусловлены преодолением негативных традиций прежней политической культуры в системе власти и в самом обществе. Реалии современной общественной жизни в России убедительно свидетельствуют о том, что формирование демократического строя не может происходить стихийно, без систематического накопления гражданами соответствующих знаний и опыта. В этой связи особую актуальность преобретает осмысление недавнего исторического прошлого. Не только для науки, но и для современной общественной практики полезную роль играют знания, позволяющие реконструировать картину сложного, во многом драматического развития взаимоотношений власти и общества в России. Важно выяснить причины и особенности того политического экстремизма и ксенофобии, которые на протяжении десятилетий сопровождали деятельность правящей элиты в СССР и нередко проявляются и сейчас в поведении представителей властных структур, партийных групп и отдельных социальных слоев. Общество не должно забывать трагических уроков прошлого. Проблема полного избавления от наследия сталинизма как пережитка старой политической культуры, замешанной на неуважении к закону, игнорировании политических и гражданских свобод, выдвигает задачу всестороннего изучения особенностей и последствий репрессивной политики периода сталинской диктатуры .

Повышенный интерес к истории данной эпохи вызывается и тем, что в 30-е годы завершилось формирование советской карательной системы, качества которой^сохранялись фактически, в течение нескольких последующих десятилетий. Учитывая этот Факт, необходимо выявить конкретные пути и формы развития репрессий на стадии их максимального использования, т.е. в период радикального социального переустройства в ССОР. Важно понять какие цели преследовало политическое руководство, против каких общественных сил оно применяло карательные акции, как при этом реагировало общество и насколько глубоки были последствия репрессивных мер. Целостную картину Функционирования государственной репрессивной машины в масштабах всей страны невозможно воссоздать без анализа действий региональных государственно-правовых и политических институтов. Одним иэ важных и в то же время специфичным районом СССР в конце 20 - начале 40-х годов являлась Сибирь. Исследование регионального аспекта темы имеет принципиальное значение для осмысления исторического опыта взаимоотношений центральной и местной власти в осуществлении общегосударственной политики.

Изучение советской репрессивной политики в исторической науке.

Первые содержательные оценки репрессивной политики советского государства были непосредственно связаны с освещением текущей деятельности органов Коммунистической партии и государственной власти. Они представляли собой прямое отражение официальных правительственных установок. Публиковавшиеся по горячим следам брошюры, сборники статей, информационные бюллетени 30-х годов готовились, как правило, практическими работниками государственного аппарата и юриспруденции, в задачу которых входило изложение либо разъяснение официальной точки зрения по тем или иным адпектам деятельности судебно-правовой системы.1) В этих изданиях освещалась практика применения репрессивных мер в отношении отдельных социальных групп населения, выступавших объектом партийно-государственной политики в деревне, комментировались показательные процессы над "вредителями" в сфере экономики. Выполняя в основном практическую задачу по обобщению опыта работы органов правоохранительной системы и распространению единых требований в применении уголовного законодательства, эти публикации преследовали также определенные идеологические цели: конкретные материалы и соответствующие комментарии к ним служили наглядной иллюстрацией острой классовой борьбы в стране и усилий по преодолению сопротивления внутренних противников.

Официальный подход, сложившийся в 30-е годы в интерпретации репрессивной политики органов власти, получил свое законченное выражение в "Кратком курсе истории ВКП(б)". Текст этого пропагандистского издания, в подготовке которого принял участие Сталин, несколько десятилетий служил апологетической моделью в освещении политической и социальной истории СССР. Основываясь на известных идеологических постулатах о классовой борьбе, сопротивлении свергнутых сил и необходимости их подавления, "Краткий курс" давал полное оправдание политическим действиям правящего режима, представляя их как "волю партии". В соответствии с этим подходом репрессии против различных социальных элементов он рассматривал в качестве закономерной и необходимой меры в интересах народа и строительства социализма.

В рамках данной концепции интерпретировалось также содержание советской карательной политики и её мотивы. Согласно официальной версии, репрессии со стороны советской власти были продуктом чрезвычайной обстановки. Они вызывались не только острой классовой борьбой, навязанной свергнутыми классами, но и преступной (с точки зрения самой власти) деятельностью политических сил, не принявших "генеральной линии", т.е. были по своей природе ответным шагом на посягательства противника. Так, подавление t троцкистов, зиновьевцев и других оппозиционеров оправдывалось тем, что эти группы готовились изнутри разрушить партию и её единство для "реставрации капитализма", а ликвидация "шахтинских вредителей", как утверждал "Краткий курс", позволила предотвратить дальнейший подрыв экономики страны-, Особые меры в отношении кулаков в свою очередь находили объяснение в том, что "кулаки стали сопротивляться все сильнее и сильнее." Они "стали массами отказываться продавать Советскому государству излишки хлеба, ко* торых накопилось у них немало- Они стали проводить террор против колхозников, против партийно-советских работников в деревне, стали поджигать колхозы, ссыпные пункты государства." На эти действия "классового врага" партия ответила адекватно: ".кулачество было изолировано, сопротивление кулачества и спекулянтов было сломлено."2)

О массовых репрессиях 1937-1938 гг. в "Кратком курсе" по существу ничего не сообщалось. Несколько строк было посвящено лишь итогам показательных судебных процессов по "делу генералов" во главе с Тухачевским и "делу право-троцкистского блока" Бухарина-Рыкова. Перечислив совокупность "преступлений", совершенных бывшими советскими военачальниками и государственными деятелями на протяжении двадцати лет", книга по истории ВКП(6) завершила обзор этого периода кратким резюме: "Советский суд приговорил бухаринско-троцкистских извергов к расстрелу. НКВД привел приговор в исполнение. Советский народ одобрил разгром бухаринско--троцкистской банды и перешел к очередным делам."3)

Новый период в освещении событий 1928 - 1941 гг. открылся после XX съезда КПСС. Доклад Н.С.Хрущева "О культе личности И.В.Сталина" послужил отправной точкой в процессе пересмотра некоторых вопросов советской истории, включая также проблему пережитых страной политических репрессий. Наиболее важным аспектом начавшихся перемен было прежде всего официальное признание самого Факта преступлений сталинского режима и их массового характера. На XX, а затем на XXII съездах КПСС получили огласку многочисленные свидетельства о репрессиях в отношении советских военачальников, партийных и государственных деятелей, соратников Ленина, что само по себе говорило о необходимости детального исследования данного периода.

Благодаря оценкам Хрущева и появлению комплекса разоблачительных фактов, были внесены существенные поправки как в интерпретацию конкретных событий прошлого, так и в освещение самого Феномена сталинизма. Особенность нового подхода, закрепившегося в советской историографии, заключалась в попытке вывести Сталина иэ контекста "правильной" и "последовательной" большевистской политики. Противопоставив "культ личности" и его последствия обшей стратегии партии в строительстве социализма, руководство КПСС преследовало прежде всего идейно-политические цели: ни Сталин, ни его экстремистские методы не должны были бросить тень на партию и её "генеральную линию". В связи с этим в политическом поведении Сталина и тех, кто действовал вместе с ним, стали выделяться отдельные "ошибки" и "негативные моменты", тогда как 1 политика партии в целом признавалась правомерной и отвечавшей ленинским принципам.

Б социально-политической обстановке, порождённой XX съездом, впервые появилась возможность открыто обсуждать тему массовых репрессий. На страницах отечественных журналов и книг были опубликованы воспоминания бывших политзаключенных; одновременно ста-^ ли печататься литературно-художественные произведения, осмысливающие последствия сталинского правления. Но серьезный научный анализ проблемы по-прежнему был невозможен: усилия исследователей сковывались политическими факторами, что наиболее отчетливо выражалось в сохранении такого режима доступа к архивным источникам, который не позволял формировать полноценную документальную базу. Только мемуаристика и художественная литература могли непродолжительный период осваивать тематику и формировать опре-* деленное общественное мнение о событиях 30-х годов. Но даже беллетристика сыграла огромную роль. Советское общество, продолжая существовать в обстановке международной самоизоляции, постепенно продвигалось вперёд в понимании сущности того режима, который был создан Сталиным.

Опубликованные в 60-е годы воспоминания, записки и рассказы 1И* А.И.Солженицына, генерала А.В.Горбатова, Г.Шелеста, В.Дьякова и других авторов 4) явились важной вехой на пути расширения объективных знаний о репрессивной сталинской политике. Как имеюшие вполне достоверную источниковую основу, эти работы стали использоваться во многих научных исследованиях западных авторов, а затем и в отечественной историографии.

Из данного круга работ наиболее важное историографическое значение, несомненно, имело Фундаментальное исследование А.И.Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" 5)„ Основанная на показаниях свидетелей жертв репрессий, официальных документах и личном опыте автора, эта книга - одновременно аналитическая работа и исторический источник. Солженицын представил комплексное исследование истории террора в России с момента установления советской власти и до периода развенчания Сталина. В отличие от разоблачений Н.С. Хрущёва, он проследил генетическую связь политики сталинизма с большевистской практикой первых лет советской власти, указав при этом на основной источник политического экстремизма в СССР, заключавшийся в стремлении навязать России доктринальную систему. Представив свой труд в художественном стиле и образах, Солженицын ввел читателей в мир лагерной жизни, показал структуру и Формы тюремной экономики, характер следствия и судопроизводства, дал представление о сети сталинских лагерей и масштабах принудительного труда. На родине писателя книга смогла увидеть свет только в 1989 г.

Если в СССР в 60-е годы под влиянием критики "культа личности" делались лишь первые шаги в накоплении информации о сталинизме , то на Западе к тому времени уже сложился ряд серьезных научных школ. В крупных университетах сформировались советологические центры, были опубликованы эмпирические труды, послужившие основой современных концепций в историографии. Сталинский режим изучался не только в самых крайних его проявлениях, но и как составная часть советской системы, созданной революцией 1917 г.6>

Принципиальные подходы в исследовании феномена сталинизма формировались под влиянием работ М.Фейнсода, Х.Арендт, К.Фридриха, З.Бжезинского, Л.Шапиро, М.Левина, Р.Конквеста, Э.Д"анкоз.7) В числе публикаций, появившихся на Западе в период активного развития советологии, самое крупное эмпирическое исследование о сталинских репрессиях, несомненно, представлял труд Р.Конквеста "Большой террор". Собрав обширные свидетельские показания жертв террора, выявив массу сведений из открытых советских источников, Конквест сумел дать наиболее подробное описание драматических событий 30-40-х годов. Его взгляд на происхождение массовых репрессий в советском государстве полностью лежит в русле той концептуальной модели, которая рассматривала сталинскую диктатуру как особый тип тоталитарного режима, основанный на господстве и универсальном контроле партии, возглавляемой вождем, официальной идеологии и узаконенном терроре. "Было бы неверно утверждать, -пишет Конквест, - что террор - неизбежное следствие, вытекающее из самой природы советского общества и коммунистической партии. Но тем не менее, террор не мог быть развязан на ином фоне, чем характерный фон большевистского правления".8) В своей книге исследователь выделил несколько существенных черт сталинской политики террора, которые составляют ее историческую уникальность- Во-первых, указывает Конквест, "террор использовал методы обычных уголовных преступлений: людям внушались не ошибочные идеи, а такие обвинения по адресу оппозиции, которые, как было великолепно известно самому внушавшему, были вымыслом." Во-вторых, его отличало то, что террор был развязан в период, когда СССР достиг сравнительно спокойного и даже умеренно благополучного состояния. И, наконец, главное - это "просто масштаб Е террора". "Количество жертв, - заключает Конквест, - было чересчур громадным, чтобы оправдать какую бы то ни было политическую или социальную цель."9) Глубокий аналитик и талантливый интерпретатор документов, автор "Большого террора" вскрыл подоплеку многих секретных сталинских операций против политических оппозиционеров. Он исследовал скрытые стороны показательных судебных процессов, воспроизвел психологическую и моральную атмосферу тех лет. Вполне обоснованными представляются и выводы Конквеста о характере преобладавших настроений в обществе. "Говоря о жизни советских людей в 1936-38 годах, - пишет он, - трудно передать этот бесконечный, еженощный, бросающий в пот страх, страх в ожидании того, что арест наступит еще до рассвета. Ночью - страх, а днем - бесконечное притворство, лихорадочные усилия доказать свою преданность Системе Лжи. Таково было "нормальное" состояние советского гражданина."10) Несмотря на то, что в своей работе Конквест не имел возможности опираться на советские архивные источники, его книга по объему привлеченного материала, глубине оценок и обобщений остается одной из наиболее признанных в историографии .

В 70-е годы в советологии Запада в ходе дискуссий о природе советского строя складывается "ревизионистское" направление.11) В его рамках были подвергнуты пересмотру все основные периоды истории СССР, начиная с Октября 1917 г. Изменились подходы и в понимании сталинизма. Различие оценок прежней "традиционалистской" (или "тоталитарной") и новой ("ревизионистской") исследовательской моделей коснулось как самой природы сталинского государства, так и сущности пережитого страной террора. В своих интерпретациях "ревизионисты" доказывали, что режим сталинцев не был абсолютной диктатурой, силой навязывавшей обществу различные эксперименты. Это была "слабая власть", которая вынужденно принимала решения и действовала под влиянием общественных настрое* ний и интересов, идущих из народа. Отсюда делался вывод, что политика репрессий была не только результатом политических устремлений власти, но и активного "давления масс".12)

Таким образом, в новых западных оценках сталинская диктатура оказывалась менее суровой и даже зависимой от общественного мнения системой.

В целом же, "ревизионистское" направление дало важный импульс дальнейшему изучению советской действительности. Оно затронуло прежде всего проблемы социальной жизни людей и возбудило интерес к изучению многообразия взаимоотношений государства и общества. В рамках "ревизионистской" историографии были поставлены новые вопросы для научного осмысления: какие социальные источники питали сталинский режим, насколько сильно было общественное сопротивление этой власти, какова была степень вовлеченнос ти масс в репрессии и так далее.

В последние годы на Западе появляются работы, представляющие собой попытку синтеза подходов "традиционалистской" и "ревизионистской" историографических школ. В этом смысле весьма характерной является книга Г.Гилла "Истоки сталинской политической системы" .13) Г.Гилл не рассматривает систему государственного уп равления 30-х годов в противопоставлении личной диктатуры Сталина слабостям контроля центра на местном уровне. Он вполне справедливо считает, что диктаторский строй в СССР не был основан на личном вмешательстве Сталина в решение всех вопросов. Местным руководителям предоставлялась значительная степень самостоятельности и автономности. Однако Сталин, пишет Г.Гилл, в любой момент мог проконтролировать своих представителей на местах и, если это было необходимо, ликвидировать проявления неподчинения.

1 Таким образом, эа последние десятилетия научная историческая мысль на Западе претерпела сложную эволюцию- В острых дискуссиях между "тоталитарной" и "ревизионистской" школами продолжают вырабатываться новые подходы в изучении советского общества с учетом не только открывшихся архивных данных, но и радикальных изменений самой социальной системы, произошедших в России за ми

• нувшее десятилетие.

Развитие советской историографии 60-70-х и первой половины 80-х годов отчетливо отражало официальные установки, заложенные XX съездом КПСС. Изучение государственной репрессивной политики в этот период еше не могло стать отдельной областью научного анализа, но исследование социально-политических процессов позволяло накапливать эмпирический материал о характере и масштабах репрессивных мер, использовавшихся властью в ходе переустройства

• общества. Проблематика карательной политики находила отражение в публикациях о социальной, или классовой, борьбе периода кануна и проведения коллективизации деревни. Известная идеологическая эа-данность этих изданий была очевидной, однако наиболее крупные и обобщающие работы таких исследователей, как Б.А.Абрамов, Ю.А.Мо-шков, Ю.С.Кукушкин, С.П.Трапезников, Н.А.Ивницкий, В.А.Сидоров и некоторых других авторов,14) позволяли установить периодизацию основных акций раскулачивания; они описывали также некоторые формы сопротивления крестьян-кулаков и правительственную политику'в отношении раскулаченных. В частности, в монографии Н.А.Ив-ницкого 15) на доступных для того времени материалах были показаны основные этапы проведения насильственных экспроприаций раскулачиваний) и массовых выселений крестьян, предпринята характерная попытка осветить положение спецпереселенцев в районах ссылки.

На материалах Сибири аналогичные проблемы разрабатывались исследователями: В.А.Демидовым, Н.Я.Гущиным, Ю.В.Купертом, Ф.С. Пестриковым, И.С.Степичевым, В.Т.Шуклецовым и другими.16)

Новый, третий, этап в развитии отечественной исторической науки начался на рубеже 80-90-х годов в условиях "перестройки". Он характеризовался значительным расширением тематики. Благодаря доступу к новым архивным источникам в научный оборот был введен массив дополнительной информации о лействиях сталинского режима, опубликованы многочисленные мемуары, документальные очерки и статьи.

Обладая несомненными достижениями в освещении прошлого, "перестроечная" историография однако несла ешё определённый идеологический отпечаток, находивший выражение в подходах к анализу Фактов советской истории с позиций "обновлённого социализма" и "возврата к Ленину". В изданиях этих лет 17) Ленин и Сталин резко противопоставлялись друг другу, как политики-антиподы, а репрессии сталинского режима оценивались как "извращения и деформации политической системы социализма ради удовлетворения личных интересов, личного властолюбия Сталина".18)

В историографии начала 90-х годов тема политических репрессий становится самостоятельным объектом изучения. Из общего анализа сталинской диктатуры вычленяются её отдельные характерные проявления, одновременно предпринимаются попытки на основе статистических данных определить истинные масштабы человеческих потерь. Поиску научных критериев и оценок способствовало появление в печати работ Р.А.Медведева, А.В.Антонова-Овсеенко, З.И.Файнбу-рга, Д. А.Волкогонова, О. В. Хлевнюка, В.Н.Земскова, В.Н.Попова, Л.П.Рассказова и других авторов.19). Важной особенностью становится также активная разработка проблем на региональном уровне, о чем свидетельствовал выход в свет публикаций С.Кропачева, Д.Д. Лаппо, В.М.Кириллова, а также различных сборников.20)

Возросло внимание и к изучению социально-психологических корней возникновения тоталитарного режима в Советской России (СССР). Существенным вкладом в разработку этих проблем стала, в частности, новаторская работа И.С.Кузнецова.21)

При всём многообразии исторических сюжетов и привлекаемого материала современная российская историография в основном базируется на одной обшей предпосылке. Как бы ни оценивались последствия сталинизма, сама репрессивная политика тесно связывается с проблемой строительства социализма в его марксистско-ленинском толковании, а также с насильственной попыткой сталинского руководства воплотить в жизнь политическую модель, основанную на тотальном контроле и подчинении общества партийному руководству -носителю идеала организованности и дисциплины. На основании этого универсального подхода выстраиваются усилия исследователей в стремлении описать социальные и политические события 30-х годов. Поскольку в мировоззрении большевиков идея социализма непременно увязывалась с перспективами индустриального переустройства страны, политика репрессий в литературе рассматривается во взаимосвязи с социально-экономическим переворотом, произведённым партиен в ходе индустриального скачка и коллективизации. ". Сталинская группировка, - пишет, например, О.В.Хлевнюк, - взяла на вооружение следующую программу. При помощи насилия в короткие сроки ликвидировать частнособственнический сектор в экономике -экспроприировать нэпманов и кулаков, коллективизировать бедняцкие и середняцкие хозяйства. Сосредоточив в своих руках все производительные силы, государство перестанет считаться с экономическими закономерностями, интересами производителя, отменит деньги, организует прямой продуктообмен и сосредоточит все ресурсы на выполнении приоритетных целей - прежде всего создании мощной тяжелой промышленности и укреплении вооруженных сил. (.)

Короче говоря, идеальное общество мыслилось сталинским руководством как слаженный механизм, на вершине которого - абсолютно независимый и от общества, и от обязанностей учитывать какие-либо социально - экономические закономерности руководящий центр, а в основании - беспрекословно и сознательно подчиняющиеся массы. Для тех, кто согласен на эти правила, - обещание всяческих благ в грядущем социализме. Для тех, кто против, - принуждение под угрозой суровых репрессий."22)

По мере накопления эмпирических знаний появились различные подходы и в оценке собственно репрессивной политики. Причём, из-за отсутствия необходимых и надёжных источников, вопрос о некоторых этапах репрессий во многом оставался неясным, что в свою очередь оставляло возможность для выдвижения разного рода гипотез. Исследователи пытались прежде всего найти объяснение наиболее острому и противоречивому периоду в сталинской политике - событиям 1937-1938 гг. Они стремились ответить на вопрос, какие причины побудили Сталина перейти к массовому уничтожению граждан, включая правящий слой коммунистов, и какие цели могли быть достигнуты этой мерой. Мнения историков выразились в различных оценках. Часть исследователей придерживалось той точки эреният что внезапная эскалация насилия в 1937 г. была вызвана резким обострением борьбы между верховной властью и регионально-отраслевой номенклатурой, значительно выросшей после революции и потому претендовавшей на перераспределение властных полномочий.

Данную позицию отражает, в частности, фундаментальное издание "Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления" .23) Опираясь на концепцию борьбы элит, авторы этой работы (соответствующий раздел подготовлен

А.В.Шубиным) приходят к выводу, что причиной, вызвавшей усиление напряжённости в ВКП(6), было "интенсивное формирование бюрократических кланов. Наиболее мощными были территориальные группировки (ленинградская, киевская, ростовская и др.). Одновременно формировались и отраслевые кланы хозяйственной бюрократии, пользовавшейся известной автономией." Под воздействием трудностей "большого скачка", пишут авторы, эти кланы постепенно превращались во внутрипартийную оппозицию центру (сталинскому Политбю ро), не имея, однако, возможности встать на путь легальной борьбы. Для Сталина и его окружения в этом заключалась особая опасность: они "не знали, кто в действительности находится на их стороне, а кто готов внезапно выступить против."24)

Следовательно, логика массовых арестов и казней 1937-1938 гг. , по мнению авторов "Тоталитаризма", заключалась в основном в превентивном уничтожении потенциальных противников в лице отдельных элитарных групп, способных в определенный момент ликвидировать власть Сталина. Такое объяснение имеет определенное основание и может быть подкреплено соответствующими фактами. Однако оно не учитывает важных обстоятельств. Прежде всего оно игнорирует универсальный характер террора, при котором уничтожение партийно-государственной элиты и членов партии вообше составляло лишь малую полю жертв массовых чисток. Очень трудно допустить, что уничтожение отдельных слоёв общества и национальных групп методом плановых разверсток было лишь побочным результатом борьбы, Сталина с региональными или отраслевыми элитами. Можно ли установить какую-либо связь между "списочными" расстрелами рядовых советских граждан, например, религиозных сектантов или "харбин-иев' , и обвинениями, собранными агентами Сталина против "клановых" деятелей? Необходимо признать, таким образом, что сведение политики террора к цели ликвидации автономных кланов внутри большевистской партии, не позволяет найти полный ответ о причинах беспрецедентного политического выбора Сталина. Но другого объяснения авторы "Тоталитаризма" не предлагают. Лишь в одном случае они дают понять, что у руководства ВКП(б) существовал некий замысел. предполагавший глобальную чистку в советском об-шестве. Они отмечают: "Наступая на непартийную часть общества, сталинская группировка надеялась не только укрепить режим, но и создать тотально управляемое общество. "25)

Попытка объяснить террор действием антисталинских оппозиционных сил содержится также в книге В.3.Роговина о 1937 годе. 26) Автор этой работы базируется на троцкистской концепции противопоставления сталинизма ленинизму и стремится показать, что террор был продуктом перерождения политического режима. Роговин избегает рассмотрения массовых карательных операций. Он анализирует в основном действия против троцкистов и других внутрипартийных групп. В итоге обшая картина репрессий значительно сужается и представляется как преследование политических противников Сталина. Аналогичный подход отмечается и в другой работе этого автора, посвяшенной разгрому троцкистской оппозиции.27)

Несколько иной подход к оценке общего плана осуществления массовых репрессий сформировался на основе работы А.Авторхано-ва 28), впервые вышедшей в свет задолго до появления известных ныне документов. В своих предположениях и обобщениях Авторханов отталкивался в основном от некоторых достаточно известных Фактов. Согласно его версии, НКВД в течение 1935 и 1936 гг. провело "глубоко законспирированную работу по учету бывших и по установлению будущих врагов сталинского режима". На основании этого учета и был подготовлен чудовищный план универсальной чистки всех групп и слоев населения СССР, обеспечивающий создание "морально-политического единства советского народа". Сущность его, как подтвердили последующие события, пишет Авторханов, заключались в том, что "вс& взрослое мужское население и интеллигентная часть женского" было поделено на несколько категорий и установлены их доли, подпадающее под ликвидацию на основании "признаков враждебности".29) Авторханов считает, что таких категорий было не менее семи, а общее число неблагонадежных граждан * подлежащих аресту составляло от трех до четырех процентов к общей численности населения,.т.е. около пяти миллионов человек.30)

Если наличие плана, о котором пишет Авторханов, можно признать доказанным выявленными сверхсекретными постановлениями Политбюро и приказами НКВД по производству массовых арестов и расстрелов, 31) то приводимые им абсолютные цифры ("Я уверен, что этот "план заготовок людей" был значительно перевыполнен"32)) не находят подтверждения в опубликованных данных. По тем сведениям, которые сообщил КГБ СССР, за весь период с 1930 по 1953 год репрессиям подверглись 3.778.234 человека, из которых 786.098 были расстреляны.33)

Теме репрессивной политики с 1917 по 1991 гг. посвящена работа юриста Ю.И.Стецовского.34) По своему замыслу эта книга является попыткой реконструкции огромного пласта советской истории, и потому оказывается трудно осуществимой. Автор использовал обширный Фактический материал, почерпнутый преимущественно иэ газетно-журнальных публикаций последних лет, и дал собственную оценку карательной политики. Но в этой оценке имеются существенные пробелы. Так, характеризуя сталинскую эпоху, автор опускает многие важные события и целые периоды: о репрессиях 1928-1929 гг. например, пишет одним абзацем; так же освещаются действия режима в начале 30-х годов. Раскрывая конкретное содержание карательных мер, книга тем не менее не позволяет установить причин в перемене советской политики и не вскрывает различий в характере репрессий того или иного периода. Поэтому и линия поведения правящего режима трактуется крайне упрощенно: она представляется как реализация некоего абстрактного заговора или немотивированного плана по уничтожению части общества. (Для обоснования такого взгляда автор использует соответствующую терминологию: "война с народом", "охота на людей", "план ьорьбы с народом" и т.п.)

Серьезным вкладом в отечественную историографию сталинизма является монография 0.В.Хлевнюка, посвященная деятельности Политбюро УК ВКП(б) в 30-е годы.35) Подробное освещение в ней находит также проблема политических репрессий, их причин и последствий. Основываясь на материалах фондов Политбюро, О.В.Хлевнюк проанализировал основные повороты в политике центральной власти; он попытался раскрыть внутреннюю логику репрессий и их зависимость от конкретных обстоятельств. Описывая крупнейшие карательные операции. он, в частности, показал связь кампании "борьбы с вредительством" в начале 30-х годов с провалами в экономической сфере и попытками Сталина списать вину за кризис в стране на "буржуазных" специалистов.

Важное внимание в книге уделено описанию механизмов "болъшо-го террора". Отвергая мнения тех, кто считает проведение массовых репрессий бесконтрольной, полустихийной, слабоуправляемой кампанией, Хлевнюк пишет: ". можно утверждать, что "чистка" 1937-1938 гг. была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах всего государства. Она проводилась под контролем и по инициативе высшего руководства СССР".36) Автор постарался найти логическое объяснение массовым преступным акциям властей в этот период. Он выделяет две группы факторов. К первой из них он относит обшие причины, по которым террор и насилие были главным инструментом государства и без которых режим не мог существовать как таковой. Вторая группа имела отношение к конкретной политической ситуации. Она выражалась в стремлении уничтожить в преддверии войны потенциального "внутреннего врага" и повысить мобилизационную готовность общества и партийно-государственного аппарата ( с.193-194 ) .

Значительную часть современной историографии составляет литература, посвященная анализу создания и развития тюремно-лагерной системы в СССР. Исследование этой тематики очень тесно связано с механизмами тоталитарного режима, оно открывает возможности для выяснения сущности самого террора, его мотивов и последствий. Изучением системы ГУЛАГа в последнее десятилетие занимались многие историки, политологи, социологи и публицисты, о чем свидетельствует значительный объем литературы, появившийся в конце 80-х

- 90-е годы. С различных позиций и на основе широкого круга источников были подвергнуты анализу многие проблемы истории ГУЛАГа. Вопросы зарождения системы освещались в работах Е.М.Гиляро-ва, А.В.Михайличенко, М.Г.Деткова, С.А.Красильникова.37) С.И.Кузьмин, А.Н.Дугин, В.Н.Земсков, Г.М.Иванова описали общие тенденции ее развития, воспроизвели количественные характеристики, показали социальное и политическое значение советской лагерной системы. 38) Большая аналитическая работа одновременно проводилась и на региональном уровне. Ее результатом явилась подготовка многочисленных статей, сборников документов и ряда монографических исследований.39)

Благодаря значительным коллективным усилиям, в изучении советской пенитенциарной системы достигнуты несомненные успехи. В распоряжении исследователей теперь имеется не только широкий комплекс эмпирических данных, но и достигнута довольно высокая степень их обобщения. Об этом, в частности, наглядно свидетельствует изданный обществом "Мемориал" и Государственным архивом Российской Федерации фундаментальный справочник по советским исправительно-трудовым лагерям (составитель М.Б.Смирнов). 40) В "Справочнике" собраны первичные сведения о 476 ИТЛ за 1923-1960 гг. , включая материалы об административном подчинении и дислокации лагерных управлений, численности и составе заключенных, характере и объектах производственной деятельности, кадровом составе лагерной администрации и местонахождении их архивов. Интересующийся историей создания и развития сибирских лагерей также найдет в этом издании немало полезной информации. Здесь содержится описание СибУЛОНа и Сиблага, Енисейского, Норильского, Горно-Шорского, Томско-Асинского и других лагерей. По характеру и объему отобранного материала, равно как и ценности вспомогательных сведений, настоящее издание бесспорно будет служить одним из самых важных источников в дальнейшем изучении советской пенитенциарной системы.

Для понимания правовых аспектов осуществления репрессий в Советском Союзе важное значение имеет фундаментальная работа П.Соломона "Советская юстиция при Сталине".41) На основе широкого эмпирического материала П.Соломон подробно описал историю становления и развития советского уголовного права, раскрыл принципиальные особенности правосудия как инструмента политической власти и средства контроля Сталина над обществом. Выделяя ключевые аспекты правоприменения закона в СССР, автор отмечает, что "с начала тридцатых годов Сталин превратил советское уголовное законодательство в свое собственное право. Практически все изменения в законодательстве несли на себе отпечаток его руки. Сталин использовал уголовное право для многих целей: для того, чтобы выжать остатки зерна из закромов голодных крестьян, для оказания давления на своих чиновников, для предотвращения падения роста рождаемости, для укрепления трудовой дисциплины на ра-ьочем месте." 42)

Большое место в работе П.Соломона отведено анализу взаимоотношений между законом и террором в сталинском государстве. В этой связи автор воспроизвел два различных подхода, существующих в западной историографии. Один из них заключается в том, что массовые репрессии, начавшиеся с коллективизации, по* сути устранили уголовное судопроизводство. Другое же мнение выражается в том, что области права и политического произвола существовали отдельно друг от друга как автономные сферы. П.Соломон полагает, что правильными являются обе эти точки зрения, но они имеют отношение к разным периодам советской истории: если образ террора или внесудебного преследования в большей степени характерен для основной части ЭО-х годов и преимущественно связан с осуществлением коллективизации и "большого террора", то после 1938 г. закон и репрессии были разделены.

В характеристике историографии репрессивной политики сталинизма особое значение занимает тема насилия над крестьянством. Как и другие проблемы в отечественной науке, это направление стало разрабатываться вне рамок партийной идеологии лишь в последнее десятилетие. Тем не менее в научной литературе уже накоплен богатый эмпирический материал и сформировались определенные традиции анализа проблемы.

Крестьянство было одной из самых многочисленных жертв государственного террора, поскольку сама коллективизация по сути являлась сплошной репрессией. За последние годы о подготовке, ходе и последствиях коллективизации в российской деревне, об участи крестьянского населения написано довольно много. По этой теме публиковались документальные сборники ("Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг." - М., 1989), исследования Н.А.Ивницкого, В.П.Дат нилова, М.А.Вылцана и некоторых других авторов. В частности, Н.А.Ивницкий 43) впервые привлек новые документы Политбюро, которые отразили процесс подготовки массового раскулачивания крестьян в 1930 году. На примере отдельных регионов он показал механизм реализации известного постановления ЦК от 30 января 1930 года ("О мерах по ликвидации кулацких хозяйств.") и реакцию крестьян на насилие со стороны властей, привел статистику потерь крестьянской экономики.

Появились также специальные исследования, раскрывающие трагедию ссыльных крестьян, так называемых спецпереселениев.44)

Одно из направлений в современной историографии представляют исследования репрессий в отношении национальных меньшинств в СССР. В публикациях на эту тему высняются масштабы и периоды насильственных переселений, кампании массовых арестов, исследуется их политический и социальный контекст. Наиболее значительные результаты получены в освещении репрессий против граждан польской, немецкой, корейской национальностей, прибалтийских республик.45) Литература о жертвах национальных групп продолжает расширяться.

В 1990-е годы изданы первые работы, в которых предпринимаются попытки комплексного освещения репрессий 30-х годов в Сибири. Сибирская тематика осваивалась в основном в трех направлениях: в изучении лагерной системы, последствий насильственной коллективизации и исследовании репрессий 1937-1938 гг. Указанные темы представляли основной путь развития историографии как на общероссийском, так и на региональном уровне. Работы аналитического характера были представлены очерками Ю.А.Якунина, И.Л.Гущина, И.Николаева, И.Ушницкого, Р.Горчакова, М.Шангина, монографическими работами И-Н.Кузнецова, Н. Я. Гущина, Л.П.Белковец, В.Н. Ту-гужековой, С.В.Карлова, В.М.Самосудова и др.46) К последней группе относится также ряд публикаций, где в разных аспектах рассматривается роль карательных органов Сибири в период террора и репрессии внутри самой системы особых учреждений. На эту тему, в частности, написана книга В.А.Бобренева, В.Б.Рязанцева, 47) статьи А.Г.Теплякова 48), ряд коллективных трудов. 49) Изданы также ценные воспоминания М.Шрейдера, одного из руководителей органов НКЕШ в Сибири в 30-х годах.50)

В числе работ, появившихся на рубеже 80-90-х годов, следует выделить сборник статей "Чрезвычайщина". Иэ истории Омского Прииртышья 20-30-х годов", подготовленный группой омских исследователей под руководством А.И.Шумилова.51) Материалы сборника затрагивают несколько важных проблем, связанных с осуществлением репрессий в условиях сибирского региона. Привлекая новые источники, один иэ авторов этого издания <А.И.Шумилов) предпринял попытку проанализировать историю возникновения, борьбы и разгрома омской группы "рабочей оппозиции", являвшейся одной иэ наиболее стойких антисталинских организаций в Сибири. Он рассмотрел этапы деятельности оппозиции, ее программные установки, осветил организаторскую роль лидеров группы сопротивления.

В других статьях данного сборника нашли отражение аспекты применения репрессивных мер в связи хлебозаготовительным кризисом конца 20-х годов и пребыванием Сталина в Сибири, затронуты проблемы организации спецпоселений в регионе, в частности, история возникновения Кулайской спецкомендатуры.

Выделяя основные черты "сибирской" части историографии проблемы сталинской репрессивной политики, следует прежде всего назвать Фрагментарность в освещении как отдельных затрагиваемых авторами тем, так и обшей политики в целом. Причины этого кроются в том, что исследовательский процесс находится на стадии пересмотра многих прежних подходов и оценок, а также накопления новых эмпирических знаний.

Тем не менее, попытки подготовить обобщающие работы по отдельным аспектам репрессивной политики в Сибири получили отражение в ряде специальных публикаций.

Одной из первых обобщающих работ по проблеме сталинских репрессий в условиях Сибири, является монографическое исследование И.Н.Кузнецова, вышедшее в свет в 1993 г.52) Книга представляет собой попытку восстановить целостную картину массовых преследований различных слоев и групп населения в конце 20 - 30-е годы. Ее автор привел новые данные, позволяющие представить структуру карательных органов Западно-Сибирского края, формы судебной и несудебной процедуры осуществления репрессий, механизмы регулирования деятельности органов ОГПУ-НКВД на территории Сибири. Исследуя отдельные этапы использования репрессивного аппарата в ходе коллективизации в крае, И.Н.Кузнецов впервые обратил внимание на применение таких несудебных Форм рассмотрения уголовных дел, как "тройки" при ПП ОГПУ, созданные по постановлению ЦИК СССР от 3 Февраля 1930 года на время ликвидации кулачества в деревне. Он показал практику проведения депортаций крестьян, затронул вопрос о причинах и способах преследования групп технической интеллигенции и специалистов старой школы. В этой связи в его работе приводятся Факты Фабрикации некоторых крупных дел, в частности, о "белогвардейском заговоре". Используя материалы архивов региональных управлений ФСБ, автор попытался также проанализировать репрессии второй половины 30-х годов и роль партийных органов в организации массовых арестов. На основании изученных документов И.Н.Кузнецов сделал ряд важных выводов, касающихся массового поведения граждан в период террора. Он справедливо отмечает, что вера многих людей в необходимость осуществления репрессий исключала возможность реального противодействия беззакониям 30-х годов и что лииа, репрессированные за попытки действительного, а не мнимого сопротивления режиму составляли ничтожную долю общей массы арестованных.53)

Следует вместе с тем отметить, что работа И.Н.Кузнецова, как одна из первых попыток комплексного подхода к освещению репрессий в Сибири, не лишена слабых сторон: отдельные ее положения носят схематический характер, многие важные события и процессы остались вне рамок исследования. В то же время некоторые Факты воспроизведены лишь в том объеме, в каком они были зафиксированы в печати 30-х годов и публикациях конца 80 - начала 90-х годов, о чем наглядно свидетельствует, в частности, описание хода подготовки и проведения Кемеровского процесса над "вредителями" в угольной промышленности. Кроме того, работа содержит и Фактические неточности. Так, например, автор ошибочно утверждает, что репрессивные массовые акции ОГПУ против сибирского крестьянства начались с лета 1930 г. (с. 11), а не с первых месяцев, и что с осени 1932 г. репрессии в деревне пошли на спад (с.21) (в действительности снижение общих масштабов репрессий фиксируется только в 1934 г.).

Теме становления и функционирования лагерного комплекса в Сибири посвящены работы Л.И.Гвоздковой.54) В основу книг этого автора (первая издана как монография, две последующие - как сборники документов) положены материалы закрытых прежде архивов МВД и на этих же материалах построены авторские выводы. Суммируя оценки содержания работы о лагерях на территории Кузбасса, изданной в 1994 г., трудно найти определенную характеристику. Строго говоря, о монографии невозможно составить какое-либо позитивное мнение. Анализ конкретно-исторических проблем подменен в ней эмоциональными или банальными положениями ("исправительно-трудовые лагеря не исправляли людей, а увеличивали выпуск продукции" (с.29), "бытовые условия осужденных и санитарное состояние зон оставляли желать лучшего" (с.86) и т.д.). При этом

Фоном изложения материала служат высказывания автора о том, например, что "даже за решеткой творческая мысль советского гражданина продолжала служить идеям социализма" (с.100), или о том, что в сибирских лагерях "повсеместно применялось социалистическое соревнование"(с.97). В дополнение к этому содержание книги изложено с большим количеством стилистических и орфографических ошибок.

Некоторые из перечисленных недостатков перешли и в другую, более крупную работу Л.И.Гвоздковой, вышедшую в 1997 г.55) В целом новая монография несет немало полезной информации о репрессивных акциях и лагерной структуре в Кузбассе, помогает восстановить хронику событий 30-50-х годов. Но в то же время ценное ядро материала в ней растворяется в массе второстепенных Фактов, не отвечающих ни жанру, ни тематике самой работы. Книга явно перегружена разного рода производственными и технологическими деталями: вопросами проектирования и Финансирования лагерных строек, исполнения различных смет, рассуждениями о недостатках в "использовании гужевой силы", об отсутствии материалов, инструментов и т.п., - причем все это именуется "сложными производственными задачами". Автор определенно недооценил то обстоятельство, что механический подход к применению документов лагерной администрации не может восполнить усилия по существу проблемы -реконструкции картины реального положения жертв лагерной системы и роли принудительного труда. Вполне очевидно, что при более критическом подходе к источникам, обшее представление о таких лагерных комплексах, как Сиблаг или Горно-Шорский лагерь, о которых подробно пишется в данной работе, могло оказаться иным. В этой же книге обнаруживаются кроме того прямые (дословные) заим-^ ствования из чужих публикаций (в частности, выдержки из "Большого террора" Р.Конквеста), которые приводятся без кавычек и указания их автора.

Оригинальную, насыщенную богатым Фактическим материалом работу подготовил томский исследователь Б.Н.Уйманов.56) В книге этого автора введено в научный оборот большое количество новых • документов, часть которых извлечена из местных архивов бывшего

ОГПУ-НКВД. В нее включены данные о массовых депортациях сибирских крестьян в начале 30~х годов, о крупных крестьянских мятежах в районах спецпоселений (Чаинское и Чумышское восстания), об отдельных репрессивных акциях НКВД на предприятиях Томска и в сельских районах. Привлекая материалы архивно-следственных дел, автор подробно осветил механизмы осуществления репрессий. Он показал способы Фабрикации обвинений, процедуру следствия и судоп-% роизводства. В его работе получила освещение роль руководящих работников Сибири - Р.И.Эйхе, Ф.П.Грядинского, И.И.Баркова - и многих сотрудников НКВД в организации террора. Автор сумел также отразить взляд на репрессии той части аппарата НКВД, которая стала жертвой чистки. Широкая документальная основа книги В.Н.Уйманова и описание на базе новых источников ряда крупных • репрессивных акций в Сибири составляет наиболее ценную ее часть.

Вместе с тем в ней есть и слабые места. Несмотря на название работы, в ней практически нет материалов о терроре после 1938 г. , в очень ограниченном объеме представлены сведения о репрессиях, относящихся к периоду войны и послевоенной эпохе.

В ряду крупных работ, освещающих трагедию сибирского крестьянства и духовенства в 30-е годы, следует отметить публикации писателя и историка М.С.Шангина. Две его книги - "Террор против совести" и "Мятеж обреченных" 57) - охватывают широкий спектр событий, связанных с репрессиями в районах Омска и Омского Прииртышья. Особенность авторского подходам.С.Шангина заключается в интересе к конкретной личности, к ¿^маленькому человеку", ставшему жертвой политики государства в период кдллектй^изаиии в деревне. Исследователь воспроизводит множество персональных сведений. почерпнутых из архивно-следственных дел, публикует протоколы допросов и другие официальные материалы, иллюстрируя таким образом характер следствия, проводимого органами ОГПУ-НКВД низового уровня. Через судьбы отдельных граждан, преимущественно сельских жителей - крестьян и священников,- он раскрывает картину массового разрушения деревни и церкви в 30-е годы.

В книге "Мятеж обреченных" автор осветил этапы вызревания, развития и подавления Муромцевского восстания крестьян в 1930 г. (район бывшего Варабинского округа). Введенные им в научный оборот документы ПП ОГПУ позволяют установить, что в качестве участников восстания карательные органы Сибири арестовали более тысячи человек, из которых свыше 60 были приговорены к расстрелу.

Важную группу исследований составляют работы, затрагивающие проблему репрессий против представителей этнических меньшинств в Сибири. В частности, в книге В.И.Эдокова опубликованы важные данные о преследованиях групп алтайской (ойротской) интеллигенции и руководителей Горно-Алтайской области, в числе которых был известный художник Г.И.Гуркин (Чорос-Гуркин).58) Наряду с другими , специальными вопросами, автор данной монографии описал малоизвестные стороны подготовки и проведения показательного судебного процесса 1934 г. по делу "буржуазных националистов", ввел в 9 научный оборот материалы архивно-следственных дел второй половины 30-х годов.

Для характеристики сталинской политики в отношении национальных меньшинств Сибири важное значение имеют материалы и выводы монографии Л.П.Белковец, посвященной судьбам немецкого крестьянства.59) Особенность данной публикации заключается в • том, что в ней, с привлечением массива документов партийных органов и ОГПУ-НКВД, прослежена эволюция политической ксенофобии сталинского руководства, следствием которого стало массовое уничтожение части населения немецких колоний в Сибири в 30-е годы. Автор выявил конкретные связи настроений немецкого населения с внутри- и внешнеполитическими переменами в положении СССР; на примере сибирских немцев показал процесс Формирования образа врага в официальной пропаганде,

• О репрессиях против одной иэ национальных групп в Сибири сообщает также работа В.Н.Ханевича.60) На примере небольшого польского поселка на севере Томской области автор показал трагизм положения сельских жителей„ подвергшихся преследованию как национальное меньшинство. Произведенные им подсчеты свидетельствуют о том, что в 1937-1938 гг. в селе Белосток жертвой репрессий

• стала подавляющая часть взрослого мужского населения.

Серьезный вклад в освещение драматических событий 30-х годов вносят публикации барнаульского писателя и публициста В.В.Гриша-ева.61) Работы этого автора - серия очерков, в основу которых положены оригинальные документы Алтайского краевого управления НКВД и местных архивов. Представленные в них материалы раскрывают целый комплекс репрессивных операций НКВД в Алтайском крае в 1937-1938 гг. против различных социальных и политических групп.

• Они также знакомят с яркими документами о судьбах жертв террора - военных и технических специалистов, представителей национальных меньшинств, партийных и советских работников. В.В.Гришаев сообщает массу новых сведений как об отдельных личностях, жизнь и деятельность которых была тесно связана с Сибирью, так и о характерных особенностях кампании репрессий в регионе. Важные де

• тали, введенные им в научный оборот при описании роли партийных органов и действий НКВД в период террора, позволяют глубже представить мотивы и логику поведения людей, а также механизмы осуществления карательной политики.

Отдельные проблемы, связанные с осуществлением репрессий в Сибири, освещаются в специальных статьях П.П.Боханова, А.В.Гай-дамакина, И. В. Павловой, С.Н.Повариова, В.Г.Рудина, Ю.Н.Шинкарен-ко.62)

В частности, И.В.Павлова 63) затронула вопрос о показательных судебных процессах над сельскими руководителями осенью 1937 г. На основе анализа условий подготовки и проведения показательного суда в одном из районов (Северном) Западно-Сибирского края она попыталась найти обяснение смысла общей кампании, организованной политическим руководством страны. Вступая в полемику с

• западными исследователями, автор приходит к выводу о том, что процессы были составной частью репрессий и служили цели переложить обвеетвенность за положение в стране на местных руководителей.

В.Г.Рудин представил серию статей о репрессивных акциях в Кузбассе.64) Он описал ряд крупных дел, сфабрикованных органами

НКВД в период террора 1937-1938 гг.: "дело право-троцкистекого Кузбасского блока", "Российского Общевоинского Союза", "Шорской

• националистической организации" и другие.

Подводя итоги историографического анализа, следует заключить, что тема политических репрессий за последнее десятилетие стала самостоятельной ветвью научного знания. Этой тематике посвящено большое количество специальных исследований, а круг ее проблем отражает широкий спектр отношений между советским государством и обществом. В литературе зафиксированы многообразные сведения о Формах и методах политики репрессий в отношении различных субъектов обшества, дан анализ репрессивных законодательных актов сталинского государства, выявлены некоторые общие социальные и демографические последствия карательной политики. Одновременно с этим в отечественной историографии выработаны принципиальные подходы в освещении данной темы, которые позволяют связывать анализ репрессивных действий сталинского режима с об* щим направлением большевистской политики, ориентированной на структурную перестройку российского общества в соответствии с представлениями партийного руководства о социалистической модели общественного устройства.

Определенные успехи в изучении политики сталинских репрессий достигнуты и на региональном уровне, в том числе в Сибири. Вы* шедшие в минувшее десятилетие статьи, воспоминания, документальные сборники, монографические исследования дали богатый материал для научного осмысления действий сталинского режима в условиях отдельного региона. Вместе с тем имеющихся работ для полноты оценок явно недостаточно. Прежде всего сказывается отсутствие обобщающих исследований. В литературе еше не получили должного освещения вопросы о наиболее характерных чертах советской репрессивной политики на региональном уровне, о периодизации такой политики, о ее основных этапах. Нет ясности в оценке социальных, демографических, психологических и нравственных последствий репрессий. В дополнительном освещении нуждаются такие проблемы, как коллективизация и раскулачивание в Сибири, принудительное выселение крестьян, массовые чистки в колхозной деревне. С объективных позиций предстоит изучить развитие государственного террора середины и второй половины 30-х годов, его особенности и проявления на местном уровне, чтобы понять логику тех событий, жертвами которых оказались многие национальные и социальные группы населения Сибири и страны в целом. С попыткой восполнить этот пробел во многом связано появление данной работы.

ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ. ОБЪЕКТОМ данного исследования является политика советского государства в условиях Сибири. Под термином "политика государства" понимается взаимосвязанная деятельность институтов власти и управления, направленная на разработку целей всего общества и составляющих его коллективных субъектов, организацию масс и мобилизацию ресурсов для осуществления этих целей. Задача более полного определения объекта исследования требовала учитывать специфику исторического развития советского государства как государства партийно-идеократического типа.

Одна из важнейших реалий советской системы заключалась в том, что государство и его политика служили инструментом монопольной партии, а интересы партии, выраженные в ее программных установках, осуществлялись как интересы всего общества. Основываясь на Факте превращения советского государства в придаток партии, ее аппарата и вождя, автор трактует понятие "политика государства" также как 'политика партии" или "партийно-государственная политика' .

ПРЕДМЕТОМ диссертационного исследования стали причины, тенденции, характер, этапы и особенности государственной репрессивной политики 1928 - первой половины 1941 гг. , анализ ее проявлений и последствий. Составной частью партийно-государственной и общественной жизни в стране в указанный период были политические репрессии. Под репрессиями в широком смысле этого термина понимается совокупность насильственных мер против партийных объединений, социальных групп, слоев общества и отдельных граждан, осуществлявшихся органами государственной власти для достижения определенных политических целей. По своей природе политические репрессии являются порождением неправового государства и служат неправовым целям. Выступая в качестве инструмента текущей политики, они регулируются исключительно интересами правящего режима и могут быть внезапно востребованы и так же внезапно отменены. Таким образом, репрессии рассматриваются автором как элемент политического действия, как особый (экстремальный) способ побуждения общества к определенному поведению, используемый правящей элитой в тех случаях, когда установленные правовые процедуры не позволяют ей добиться поставленных целей. Политические репрессии проявляются в многообразных формах и методах преследования общественных элементов. Одни из них, как административная ссылка, высылка или лишение избирательных прав, могут носить продолжительный временной характер, но затрагивают при этом лишь часть личных прав и свобод репрессированного. Такие Формы могут быть квалифицированы как дискриминационные или ограничительные. Другие - проявляются в радикальных формах: аресты, насильственные депортации, тюремно-лагерная изоляция, казни. Эти репрессии означают лишение субъекта его основных гражданских прав, прежде « всего право на безопасность и правосудие. Они носят долговременный, кратковременный или даже одноактный характер, но для общества в целом и отдельных индивидов имеют более серьезные последствия.

В тех случаях, когда радикальные репрессивные меры государства приобретают массовый характер, превращаясь в периодические • кампании по подавлению партийных, религиозно-этнических или социальных групп, они характеризуются как государственный террор. Следовательно, понятия "политика репрессий" и "политика террора" могут рассматриваться как обозначения явлений одного порядка, хотя первое несколько шире второго. Термину "репрессивная политика" соответствует термин "карательная политика". В тексте диссертации эти термины взаимозаменяемы, что в известной мере оправдывается существующей лингвистической традицией. Их равноз

• начное употребление фиксируется как в текущем делопроизводстве органов советской власти, так и в официальном пропагандистском обороте описываемого периода. Аналогичный семантический подход в отношении этих терминов, как равноупотребляемых, закрепился и в современной историографии.

Автор не планировал рассмотреть все аспекты репрессивной по

• литики, поскольку в рамках одного исследования это было бы невозможно . Предметом анализа избраны только наиболее острые, радикальные формы и способы осуществления репрессий, вычленение которых из общего контекста политики определялось ясно выраженным критерием - использованием насилия (как правило, в массовой Форме) в решении текущих политических задач. Переход государства от дискриминационных (ограничительных) мер к применению насилия и есть начало политических репрессий в строгом смысле слова. Та

• ким образом, предмет изучения ограничивался лишь той сферой государственной политики, которая относилась к выработке решений и реализации мер, связанных с насильственными действиями институтов власти и управления.

ЦЕЛЬЮ представленной диссертации является историческая реконструкция процесса реализации репрессивной политики советского

• государства в условиях Сибири в 1928 - первой половине 1941 гг.

Исходя из поставленной цели, были определены конкретные задачи исследования. Эти ЗАДАЧИ включают в себя:

- изучение причин перехода государства к расширению мер внеэкономического принуждения в сибирской деревне в период свертывания нэпа;

- исследование основных тенденций политики репрессий в отношении сибирского крестьянства;

• - анализ репрессивных акций государства против дискриминируемых ("непролетарских") городских слоев населения, социальных и национальных групп;

- выявление причин и характера политики репрессий против внутрипартийной оппозиции и проявлений инакомыслия в Сибири;

- анализ особенностей развития политического террора во вто* рой половине 30-х - первой половине 1941 гг.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ рамки исследования охватывают Сибирь и в основном совпадают с территорией современных Омской, Томской, Новосибирской, Кемеровской, Иркутской областей, Алтайского и Красноярского краев, республик Горный Алтай и Хакасии. В течение всего исследуемого периода внутренние административные границы

Сиьири подвергались постоянным изменениям, в соответствии с которыми менялась и структура управления. До августа 1Э30 г. тер-Ф ритория данных регионов в административном, политическом и экономическом отношении составляла единое пространство - Сибирский край, находящийся в велении Сибкрайисполкома. В 1930 г. эта обширная территория была разделена на две части: Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский края, из которых в 1934 г. в свою очередь выделились в качестве самостоятельных образований Красноярский • край и Омская область. Пересмотр границ в основном завершился во второй половине 1937 г, когда по решению ПИК СССР были созданы Новосибирская, Иркутская области и Алтайский край.

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ рамки диссертационного исследования охватывают период 1928 - июнь 1941 гг. Выбор таких границ обусловлен несколькими причинами. Прежде всего, эти рамки соответствуют общей периодизации советской истории как эпохи "сталинской революции сверху", т.е. наиболее радикальных социальных преобразований % во всех сферах жизни советского общества. В 1928 г. произошел глубокий поворот в политическом курсе большевистского правительства , сущностью которого стало свертывание нэпа и возвращение к использованию принудительных мер для разрешения экономических и политических проблем государства. С этого времени насильственный слом старой социальной структуры в стране приобрел необратимый • характер, а репрессивный аппарат стал играть перманентную роль инструмента политического контроля и воздействия государства на общество. Указанный период заключает в себе и главные политические события: динамика и масштабы репрессий в эти голы отличались особым характером, не имевшим аналогов в политической истории XX столетия, беспрецедентны были и их последствия. Верхние временные рамки исследования ограничиваются периодом завершения развития страны в мирных условиях. Со вступлением СССР в Великую Отечественную войну содержание внутренней политики существенно изменяется. Одновременно происходит резкая смена направлений, объектов и масштабов карательных действий властей, что позволяет выделить начало военной эпохи как четко выраженный рубеж в развитии репрессивной политики.

Источники.

В процессе работы над темой был использован широкий корпус документов различного происхождения, включаюший в себя как опубликованные, так и не публиковавшиеся ранее архивные материалы. По содержанию и характеру информации источники по теме можно разделить на несколько групп.

К первой из них следует отнести издания мемуарного характера. Этот вид источников включает воспоминания жертв политических репрессий - бывших узников лагерей, - сведения которых представляют большую ценность для прояснения мотивов и особенностей кампаний массовых арестов, выявления структуры, форм и динамики ка* рательной пенитенциарной системы, анализа положения заключенных. Важную часть данного комплекса источников составляют мемуары бывших заключенных сибирских лагерей. В конце 80- 90-е годы были опубликованы многочисленные воспоминания жертв репрессий, в том числе записки и письма А.Шалганова, И.А.Картель, В.И.Сизова, Т.М.Хитаровой, М.Г.Кайнова, П.И.Белых, Л.А.Коновалова, Л.Е.Алина и др.65)

Обработка и вовлечение в научный оборот воспоминаний жертв 41 "" РОССИЙСКАЯ

ГОСУДАРСТЗЕИИАЙ БИБЛИОТЕКА репрессий, как первоисточника, отражающего субъективные взгляды и оценки, была связана с соблюдением ряда условий- Одно иэ них состояло в требовании учитывать, что воспоминания заключенных всегда носят локальный характер и касаются лишь той части предмета, которую свидетель мог оценивать лично, на основе собственных наблюдений. Событие или явление, переданное через мемуары, в реальности могло иметь как общий, так и частный характер. Особенно критического отношения требуют к себе воспроизводимые по памяти статистические данные, касающиеся динамики (численности, состава, смертности, перемещения) лагерного населения, а также объемов и характера производства. Для широких обобщений и выводов "лагерная" мемуаристика безусловно нуждается в проверке и подкреплении другими источниками.

Вторая группа источников включает в себя комплекс документальных публикаций: тематические сборники и книги памяти жертв политических репрессий.66) В ряду наиболее значимых работ этой группы следует выделить серийную публикацию документальных материалов о спецлереселенцах Западной Сибири, подготовленную научным коллективом под руководством В.П.Данилова и С.А.Красильнико-ва.67) В это издание вошел обширный массив документов, отразивший трагедию двух основных потоков вынужденных переселенцев, крестьян из российских регионов и жертв социально-этнических чисток предвоенного времени (в основном - иэ западных приграничных районов СССР). Включенный в сборник материал, сопровождаемый комментариями и примечаниями, освещает технологию и этапы массового раскулачивания в сибирской деревне, знакомит с режимом изоляции сосланных крестьян, с условиями их существования и эксплуатации на государственных предприятиях. Подробно показаны также различные уровни управления жизнью спецпереселенцев. Данное издание является наиболее полным, не имеющим аналогов собранием первоисточников о трагической судьбе депортированных советских граждан. Вместе с тем необходимо было учитывать, что основную часть указанного сборника составили документы официального происхождения. Это обязывало критически подходить к их использованию. Документация служебного предназначения по проблемам спецпереселенцев имеет ряд характерных особенностей. Во-первых, Фиксируя различные аспекты кампании насилия или ее последствий, каждый из официальных документов основывается на постулате некой "законности" производимых депортаций и отражает прежде всего позицию государства или отдельных его институтов. Во-вторых, эта документация крайне тенденциозна в освещении реального положения сосланных граждан. Она часто сознательно избегает описания деталей жизненного устройства репрессированных, не дает действительной картины бесправия, нишеты и произвола в спецпоселениях, о которых сообшают воспоминания ссыльных крестьян. Тенденциозный характер служебной документации выражается также в обилии доступных для широкого изучения директивно-нормативных материалов по вопросам организации труда спецпереселенцев, их снабжения, медицинского и культурного обслуживания. Преобладание в открытом хранении источников такого свойства давало основание исследователям 60-80-х годов для выводов о "значительной работе" и "успехах" советской власти по "трудоустройству и перевоспитанию кулаков" .

Материалы, введенные в научный оборот составителями сборника "Спецпереселенцы в Западной Сибири", значительно расширили ис-точниковую базу изучения насильственных депортаций, в известной степени они представили не только действия субьекта репрессивной политики, но и ее объект. Это документальное собрание отчасти дополняется и отчасти дублируется другим аналогичным изданием, выполненным В.Н.Макшеевым.68)

Широкий комплекс информации о политических репрессиях содержит периодическая печать. Это - один из самых ярких и массовых документов эпохи. Периодические издания конца 20 - начала 40-х годов выходили одновременно на нескольких уровнях, охватывая значительный спектр событий в округах (1928-1930 гг.), сельских районах (с 1930-193Э гг.), на крупных промышленных предприятиях, стройках, шахтах, рудниках, в городах, областях и краях Сибири. В обшей сложности периодически выходило в свет более сотни наименований .

Как первоисточник гаэетно-журнальные издания рассматриваемого периода обладают несомненным достоинством в двух ключевых аспектах: в определении политического курса власти, интенции режима, а также в отражении событий на местном уровне и массовых настроений. Несмотря на партийно-пропагандистекое предназначение, периодика позволяет реконструировать целостную картину политического процесса в стране и его динамику в условиях Сибири. Не менее важная роль ее состоит и в освещении конкретных событий, включая репрессивные акции властей в отношении различных социальных и политических сил. Иэ материалов газет и журналов удалось получить ценные сведения о преследовании специалистов старой школы, карательных акциях против крестьянства, кадров интеллигенции национальных меньшинств, бывших оппозиционеров и многие другие. В отдельных случаях публикации в открытой печати позволяли обнаружить существование той или иной проблемы и таким образом стимулировали поиски соответствующих материалов в архивных Фондах с последующим восстановлением подлинной картины событий данного периода.

Трудности использования периодики для анализа репрессий вытекали из самой природы советской печати, определявшей служебный характер газет, строгую избирательность и дозировку информации. 69) Если одни факты и события, как например, разоблачение "вредителей" в сфере экономики или дискредитация внутрипартийных

• оппонентов, находили подробное освещение в соответствии с официальным заказом, то другие, как массовые акции насилия, никогда не становились достоянием гласности. Исполнение печатью роли идеологического инструмента репрессивной политики режима особенно наглядно проявлялось в освещении острых периодов террора. Создавая атмосферу страха и своего рода комплекс коллективной ответственности, краевые и областные газеты ("Советская Сибирь", "Восточно-Сибирская правда", "Красное знамя" (Томск), "Омская

• правда", "Красноярский рабочий", "Алтайская правда"), многочисленные городские и районные издания 1937-1938 гг. публиковали огромное количество сведений о раскрытых "врагах народа", арестах руководящих партийных и советских работников, рядовых граждан. Большое идеологическое значение придавалось также тиражированию материалов открытых и показательных судебных процессов.

• Учитывая основные характеристики газетной информации о репрессиях, - объемы ее распространения, идентичность фактуры, идеологические стереотипы, лингвистические шаблоны, - можно определенно судить об особенностях государственного управления репрессивным процессом.

Отдельную, наиболее важную группу источников составляют неопубликованные документы. Б нее вошли материалы партийных органов и прежде всего документация краевых (Сибирского, Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского) комитетов ВКП(б). Основная часть материалов этих структур сосредоточена в архивохранилищах Москвы, Новосибирска и Иркутска. Значение источников данного вида определяется той политической и организационной ролью, которую краевые комитеты партии играли в осуществлении стратегического курса ЦК ВКП(б) и Политбюро. Благодаря высокому статусу крайкомов, в их архивных фондах отложились документы не только партийных структур, но и многих репрессивных институтов власти: справки и информационные сводки подразделений ОГПУ-НКВД, отчеты органов прокуратуры и следствия, судов, военных трибуналов, пенитенциарных учреждений. Важно учитывать, что материалы делопроизводства крайкомов и обкомов партии носили, как правило, строго конфиденциальный или секретный характер, предназначались для внутреннего пользования, и потому реально отражали основные замыслы и действия властных структур. Документы руководящих органов ВКП(б) позволяют достаточно ясно представить главные этапы государственной репрессивной политики на уровне отдельных регионов, определить особенности и характер этих этапов и вместе с тем получить массу эмпирических данных о способах воздействия власти на общество.

Задача выявления в Фондах ВКП(б) необходимых материалов отчасти облегчалась тем обстоятельством, что та группа документов, которая в наибольшей мере была связана с репрессивной практикой партии и государства, концентрировалась Фондообраэователем в "особых папках", а также в особых описях под названием "секретно-директивная часть" (в Новосибирском архиве это - Ф.2, оп.2;

Ф.З, оп.2; Ф.4, оп.34). Включение в научный оборот этих сведений дало возможность осветить многие аспекты массовой трагедии крестьянства накануне и в период коллективизации в Сибири. Они позволили изучить и такие проблемы, как развитие внутрипартийной борьбы, выявление оппозиционных настроений и подавление их носителей, участие партийных структур и отдельных руководителей в организации террора. Чрезвычайно ценными оказались также материалы партийных комитетов и организаций краевых и областных подразделений ОГПУ-НКВД: протоколы обших собраний, заседаний руководящего состава (актива), партийных бюро. До конца 80-х годов эти документы хранились в общепартийных фондах в режиме, исключавшем доступ к ним исследователей. В настоящий, момент, хотя и в неполном виде, они открыты для широкого изучения.

Крупный блок документации по теме исследования составляют материалы архивных фондов региональных управлений Федеральной службы безопасности Российской Федерации и управлений Министерства внутренних дел. Архивы этих государственных учреждений содержат богатейшую информацию о событиях и процессах политической жизни в Советской России, часть которой стала вполне доступной для научного анализа. Это прежде всего архивно-следственные дела жертв политических репрессий, а также различные аналитические материалы органов ОГПУ-НКВД, относящиеся к эпохе 20-40-х годов. Диссертантом была проведена исследовательская работа в архивах управлений ФСБ Новосибирской, Кемеровской, Омской, Томской, Иркутской областей и Красноярского края. Изучено в совокупности несколько тысяч архивно-следственных дел и ряд специальных отчетов 1927-1941 гг. В освещении темы особое внимание было уделено наиболее крупным политическим "делам" , каждое иэ которых эатрагивает судьбы десятков, сотен или даже тысяч граждан и оформлено в виде серии томов с материалами следствия, обвинения и последующего прокурорского надзора. Таковыми являются прежде всего дела о "Трудовой Крестьянской Партии", "Белогвардейском заговоре", "Российском Общевоинском Союзе" (РОВС) (архив УФСБ по Новосибирской области); "Кемеровский процесс" 1936 г. (архив УФСБ по Кемеровской области); дело о "Контрреволюционном право-троцкистском заговоре" 1937-1939 гг. (в большинстве архивов УФСБ) и некоторые другие.

Архивно-следственные дела, безусловно, составляют основной массив документации фондов ФСБ. Как правило, каждое такое дело содержит единообразный набор материалов следственной процедуры: постановление об аресте с указанием статьи обвинения и справку об аресте, протокол обыска, акт о конфискации вешей, медицинскую справку о состоянии здоровья арестованного. Основной объем следственного дела занимают материалы допросов арестованного и обвинительное заключение. Однако использование данного вида источника в научном обороте требует строгого учета процессуальных и политических особенностей судебно-репрессивной системы сталинского государства. Юридически установлено, что большая часть архивно-следственных дел содержит фальсифицированные обвинения и такого же свойства доказательства вины обвиняемых (материалы допросов, очных ставок, свидетельские показания и т.п.). Поэтому устранение всевозможных аберраций представляет собой основную проблему при изучении и введении в оборот такого источника. Во многих случаях значительно большей ценностью обладают дополнения к архивно-следственным делам (иногда в объеме нескольких томов одного дела), содержащие результаты прокурорских проверок подлинности обвинений и приговоров в связи с частичной реабилитацией 1939-1941 гг. и второй половины 50-х годов. В этот период многие свидетели и жертвы политических преследований были еше живы, и их показания сыграли важную роль в выявлении организаторов и участников трагических событий, в раскрытии истинных мотивов и способов осуществления репрессий в стране.

К числу наиболее ценных документов принадлежат также аналитические материалы Фондов управлений бывшего ОГПУ-НКВД (в архивах УФСБ): справки, отчеты, докладные записки, меморандумы. Информационный потенциал их очень высок, поскольку они включали в себя комплексные данные о проведенных операциях, статистику арестов и предназначались лишь узкому кругу ведомственных руководителей. Однако этот вид источников остается мало доступным для научного изучения из-за существующих ограничений. Кроме того, в 40-60-е годы часть отчетно-аналитической документации подверглась массовой проверке и уничтожению, в результате чего ее общие объемы в настоящий момент значительно уступают объемам архивно-следственных дел.

Материалы двух указанных выше групп архивных источников (партийных комитетов и специальных органов) дополняются многообразными сведениями секретного делопроизводства советских организаций. Для решения задач в рамках настоящего исследования наибольшую ценность имели документы, выявленные в Фонде Сибирского (в последующем - Западно-Сибирского, Новосибирского) краевого исполнительного комитета (Ф.47, оп.5). Значение этих источников определялось наличием комлекса документации, отражающего ряд важных аспектов государственной репрессивной политики на региональном уровне: осуществление насильственного переустройства деревни, становление и развитие пенитенциарной системы в Сибири, массовые депортации и организация спецпоселений, репрессивные акции против национальных групп и другие. По многообразию и объему представленных источников Фонд крайисполкома следует оценивать как уникальный. Характерной чертой собранной в нем документации является также высокая степень ее достоверности. Содержащиеся здесь материалы закрытых заседаний крайисполкома, отчеты прокуратуры, судов, справки ОГПУ-НКНД о проводимых массовых кампаниях, обследования мест заключения и другие документы позволили получить широкое представление о направлениях и объектах репрессий рассматриваемого периода.

Следует отметить, что не по всем разделам исследования удалось обнаружить необходимые источники в таком объеме, который позволил бы добиться полной реконструкции событий прошлого. Неполнота и фрагментарность базы данных особенно отчетливо проявились в попытках восстановить обобщенную статистику жертв репрессий в регионе как за весь изученный период, так и за отдельные годы. Однако эта проблема не смогла стать препятствием для выявления принципиальных сторон, а именно: сущностных черт и особенностей советской репрессивной политики как инструмента социальных преобразований в Сибири в 1928 - первой половине 1941 гг. В целом состояние источниковой базы по проблемам политических репрессий в Сибири дало возможность решить сформулированные выше задачи.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ. Данное исследование основано на общенаучных принципах системного подхода, в рамках которого политика государства предстает в виде сложной иерархической системы, а репрессии - ее компонентом, подсистемой. Репрессивная политика рассматривается как системный многомерный предмет изучения, как специфическая область деятельности государственной власти, обладающая характерными признаками на общегосударственном, региональном и местном уровнях.

Основным методологическим принципом работы является также принцип историзма. Он позволял подойти к анализу советской репрессивной политики в контексте конкретно-исторических событий в России изучаемого периода. Этот принцип обязывал рассматривать факты и процессы эпохи в их взаимосвязи и развитии, выявлять общегосударственные и региональные особенности репрессивных мер и их последствия. Важное значение имели и такие принципы, как детерминизм (поиск широкого спектра социальных, экономических, политических, психологических и других факторов, определявших исторический выбор) и ретроспективный подход (определение места изучаемого процесса в предыдущем и последующем развитии, включая его оценку с позиций современного опыта).

Помимо общеисторических методов исследования автор использовал методы смежных наук: политологии, социологии, статистики.

Принципиальный подход в организации исследования соответствовал общепринятой позитивистской традиции, требовавшей соблюдения определенных условий - строгой регистрации Фактов, качественной текстологии, научной систематизации фактов, анализа языка, терминологии, мысли, идеологических блоков.

Методологические позиции исследования заключались также в стремлении подходить к изучению темы на основе принципов, позволяющих рассматривать проблему политических репрессий и принуждения как нарушение элементарных прав личности и норм человеческого общежития, закрепленных в настоящее время в международных и российских кодексах о правах человека. Такой подход открывает возможность отчетливо представлять и оценивать особенности со* ветской внутренней политики и содержание отдельных действий правительства на каждом историческом этапе и в каждом случае, когда насилие использовалось как инструмент партийно-политической борьбы или социальных преобразований.

В ходе анализа фактического материала, составляющего основу работы, автор формировал исследовательскую концепцию преимущественно на базе "традиционалистской" модели изучения советской системы и советского опыта преобразований, получившей широкое распространение как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Исходя из принципов "традиционализма", сталинский режим рассматривался как особая политическая система, основанная на господстве партийно-политической элиты, овладевшей государственным аппаратом и стремившейся распространить контроль на все общество с целью проведения в жизнь собственной программы ускоренной социальной модернизации. В этой связи действия правящего режима оценивались как определяющий источник внутренних изменений в стране.

Вместе с тем учитывались и такие подходы, которые обогатили методологию благодаря разработкам представителей "социальной школы" (именуемых также "ревизионистами"). Для понимания природы общественного строя и характера государственного управления в СССР в 20-40-е годы важное значение имели выводы "ревизионистов" о том что массы являлись не только объектом, но и активным субъектом сталинской политики. Критерии широкого участия народных масс в политическом процессе, на которых акцентирует свое внимание "ревизионистская школа", помогают определить реальные истоки поведения правящего режима в рассматриваемый период.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Папков, Сергей Андреевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Активное использование репрессивного государственного аппарата и репрессивных мер в качестве средства преобразования общества и решения текущих политических, социально-экономических и других задач являлось одной из важнейших особенностей развития Советского государства в конце 20 - начале 40-х годов. Значительные масштабы и многообразие карательных действий, осуществленных правящим режимом против различных слоев общества, а также реализация их с помощью широкого набора государственно-правовых механизмов позволяют рассматривать эти действия как вполне определенный тип политики с выраженными целями и соответствующими средствами. Особенность этой политики заключалась в том, что она носила характер перманентной чистки, осуществлявшейся волнообразно на всем протяжении рассматриваемого периода. Наиболее типичными ее проявлениями служили кампании массовых судебных преследований при реализации тех или иных правительственных мероприятий, массовые депортации, специальные операции против отдельных групп населения и единичные акты репрессий в отношении лиц, признаваемых потенциальными противниками режима. В соответствии с общеполитическими и прагматическими задачами, которые руководство страны стремилось решить в ходе преобразований, менялись объекты и методы репрессий, изменялись также способы использования карательного аппарата государства и сам этот аппарат.

В условиях сибирского региона развитие репрессивной политики сталинского режима, как и по всей стране, прошло несколько этапов и проявилось в многообразных Формах.

Переход правящей группы к использованию репрессий в качестве инструмента социальных преобразований в Сибири был непосредственно связан с политико-экономической ситуацией в стране и регионе. Он вызревал в обстановке хозяйственного кризиса конца 20-х годов, порожденного нарушением товарообмена между крестьянским сектором экономики и промышленностью, и соответствующим обострением проблемы продовольственного обеспечения возрастающих потребностей государства. В условиях раэбалансирования рыночных отношений руководство большевистской партии приняло решение расширить применение мер внеэкономического принуждения в ходе кампаний хлебозаготовок, положив таким образом начало процессу насильственной ликвидации в деревне единоличных крестьянских хозяйств с целью замещения их системой колхозов.

С 1928 г. применение репрессивных мер становится одним из ключевых рычагов социальной перестройки деревни, постепенно распространяясь и на другие сферы экономической и общественной жизни в стране. Основным объектом репрессий на данном этапе являлись группы зажиточных крестьян, так называемые кулаки, располагавшие наиболее крупными запасами хлеба и сырьевых продуктов. Для овладения произведенных ими товаров власти прибегали к искусственно выстроенным правовым механизмам: в период хлебозаготовительных кампаний они использовали волюнтаристский, расширительный, подход в применении уголовного права и судебных преследований, который допускал конфискацию "излишков продукции" наряду с производством арестов, тюремной изоляцией и высылкой из деревни их владельцев (преимущественно на основании 107 и 61 статей УК РСФСР). В то же время для нейтрализации проявлений крестьянского недовольства и сопротивления конфискациям, власти значительно расширили применение внесудебных (чрезвычайных) методов репрессий. Для этой цели использовались органы ОГПУ и специально созданные "пятерки". В конце 20-х годов, в связи с расширением государственных конфискационных мер при хлебозаготовках, количество арестов, производимых местными подразделениями ОГПУ в Сибири, также резко возросло.

Дальнейшая эволюция репрессивной политики правящего режима была связана с попытками руководства страны организовать ускоренное проведение коллективизации деревни и окончательную ликвидацию кулаков. Практическая реализация этого замысла значительно интенсифицировала применение репрессивных мер против крестьянства. С начала 1930 г. в процессе воздействия государства на зажиточную часть деревни произошел переход к прямым (не легитимированным судебно-правовыми процедурами) массовым конфискациям имущества кулаков и вовлечение в репрессии в качестве их субъекта значительных групп бедноты и сельской администрации. В условиях Сибири это придало карательным действиям в деревне хаотический характер. Такие акции, как изъятие и раздел имущества кулаков, аресты, выселение из деревни осуществлялись повсеместно и произвольным образом, на основании постановлений местного актива, но решающая организационная роль принадлежала руководящим партийным и государственным органам.

Целенаправленное использование принудительных и репрессивных мер в ходе разрушения старого уклада в деревне проявилось в нескольких направлениях: в отношении наиболее зажиточной и активной части сельских хозяев власти применили такие виды преследований, как арест, заключение в трудовой лагерь, а также вынесение приговоров к высшей мере наказания (расстрелу); значительное количество крестьянских семей подверглось депортации в особые конце! нтрационные зоны, созданные в отдаленных районах страны.

Поскольку активизация репрессий и угроза их применения не позволили властям завершить процесс объединения большинства крестьян в колхозах в 1930 г., в рамках одной кампании, процедура дальнейшего использования карательных акций была изменена. В течение 1931-1933 гг. органы ОГПУ при содействии местных партийных и государственных организаций провели в Сибири серию крупных, в организационном плане более подготовленных, операций (в основном в форме депортаций) по изоляции остатков сопротивляющихся крестьян, что привело к существенному увеличению доли коллективизированных хозяйств в крае.

Процесс преобразований в деревне, связанный с закреплением колхозного строя, внес важные коррективы как в обший характер, так и способы дальнейшего осуществления репрессивной политики правительства. С существенным расширением в начале 30-х годов государственной и колхозно-кооперативной собственности в деревне репрессии стали решающим средством их защиты и упрочения. Меры жесткого воздействия, применяемые государством в данный период, распространялись (прямо или косвенно) не на отдельные категории крестьян, как в период борьбы с кулаками, а на всех, принятых в колхозы и совхозы. В отношении рядовых участников общественного производства репрессии (или угроза их применения) выступали как способ принуждения к коллективному труду, в отношении организаторов производства (председателей колхозов, бригадиров, членов сельских советов и т.д.) - как инструмент подчинения первичных производственных и управленческих звеньев требованиям государства. В ходе закрепления колхозного строя в деревне в Сибири (1931-1934 гг.) преобладающее значение получили такие виды преследований, как исключение из колхоза и высылка в спецпоселения, а также судебные репрессии эа незначительные нарушения с осуждением на длительные сроки лишения свободы. Характерной особенностью данного периода являлись массовые преследования по суду во время проведения основных сельскохозяйственных кампаний (уборка урожая, хлебосдача, посевная и др.). К середине 30-х годов в отдельных районах Сибири не менее трети крестьянских семей имели в своем составе осужденных в период коллективизации, а в некоторых селах доля таких семей достигала 60-80 процентов.

В контексте общих радикальных преобразований экономики и социальной сферы начала 30-х годов важное политическое значение придавалось также преследованиям представителей старой интеллигенции и ликвидированного госаппарата (бывших чиновников, офицеров, торговых, банковских служащих и т.п.), включая также представителей церкви и других упраздненных структур, объединявшихся официальным понятием "социально-чуждые". Репрессивные действия ОГПУ против этих общественных элементов вызывались не проявлениями какой-либо активности данных групп, а представляли собой часть общей планомерной чистки, которую режим рассматривал как превентивную меру в отношении потенциальных противников. В 1930-1933 гг. органы ОГПУ в Сибири провели ряд массовых кампаний против представителей старого строя, арестовав по сфальсифицированным обвинениям несколько тысяч граждан этой категории. Большинство из них были заключены в местах лишения свободы, другие -расстреляны. Вслед эа этим были проведены изъятия остатков внутрипартийной оппозиции и массовые чистки в кадровом составе районов национальных меньшинств. Это позволило режиму произвести обновление части руководящего аппарата и укрепить свои позиции в сфере управления.

Новый этап в осуществлении репрессий в Сибири, как и в стране в целом, начался после убийства С.М.Кирова. Основные его черты характеризовались подготовкой и проведением серии акций партии и НКВД, направленных на Физическую ликвидацию бывших сторонников троцкистской оппозиции. Важной составной частью этих акций стал Кемеровский процесс - один из первых показательных судов над политическими противниками Сталина. С помощью этого судебного действия и последовавших за ним московских показательных процессов руководству страны удалось добиться необходимых политических результатов: представить партии и обществу доказательства существования широкого и глубоко законспирированного проникновения в хозяйственные, партийные и другие структуры государства "вредительских троцкистских элементов". Такой итог открыл возможности для перехода к широкой кампании массовых репрессий в самой большевистской партии.

Реализация сталинского плана проведения чистки партии в условиях Сибири началась во второй половине 1936 года, но широкие Формы приобрела после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. Первыми ее жертвами являлись члены партии, имевшие какие-либо связи с бывшими оппозиционерами, а также получившие взыскания политико-идеологического характера. Затем арестам стали подвергаться "вредители" в сфере экономики и управления. С лета 1937 г. , со времени подготовки первых выборов в Верховный Совет СССР, органы НКВД перешли к реализации "особых приказов" НКВД СССР, подготовленных на основании решений Политбюро ЦК ВКП(б) о проведении в стране массовых репрессий. Аресты по определенному плану (лимитам и "линейным приказам") в период 1937 - 1938 гг. являлись кульминацией политики репрессий. Программа массовых арестов преследовала решение нескольких задач: ликвидацию основного ядра партийного аппарата с целью его обновления; устранение части управленцев и военных кадров; изъятие потенциально "враждебных элементов", включая национальные группы, имевшие этническую принадлежность к "враждебным государствам", и всех подозреваемых в нелояльности советской системе.

Массовые операции НКВД и вынесение приговоров по упрошенной процедуре (решениями "троек" и Особого совещания), прекратились во второй половине 1936 г., вследствие чего в дальнейшем осуществлении репрессивной политики произошли некоторые перемены. Характерной чертой предвоенных лет стало восстановление в деятельности органов НКВД ряда формальных процессуальных норм, предусмотренных Уголовным кодексом (прокурорского надзора эа ходом следствия, судебного рассмотрения дел), а также смещение и обновление части аппарата карательных институтов.

Дальнейшие изменения коснулись и характера репрессий. В связи с обострением внешнеполитической ситуации руководством страны было принято решение об ужесточении рабочего законодательства. В политической и социальной практике начала 40-х г^йов это означало, что наряду с преследованиями по политическим мотивам режим вновь стал активно воздействовать на трудовые отношения посредством аппарата судебной власти. Масштабы преследования трудящихся в предвоенный период, главным образом по Указу Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года об уголовной ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с работы и опоздания, были чрезвычайно высокими. В условиях Сибири они были сопоставимы с судебными репрессиями периода коллективизации.

Исторический опыт Сибири, как одного из крупнейших регионов

России, показал, что государственная репрессивная политика сыграла решающую роль в развитии социальных преобразований в конце 20 - начале 40-х годов. Распространяясь на большие массы людей и оказывая на них прямое воздействие, она позволяла ее инициаторам добиваться значительного ускорения процессов разрушения старой экономической и социальной структуры в стране и одновременно закреплять новую создаваемую систему. А

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Папков, Сергей Андреевич, 2000 год

1. ПЕРИОДИЧЕСКАЯ ПЕЧАТЬ а) Газеты

2. Алтайская правда (Барнаул). 1938-1941;

3. Вечерний Новосибирск, 1990;

4. Восточно-Сибирская правда (Иркутск). 1931-1937;

5. Железнодорожник Кузбасса. (Новосибирск). 1936;

6. За азот. (Кемерово). 1937;

7. За уголь. (Осинники). 1936;7. За цинк. (Белово). 1937;

8. Знамя ударника (Белово). 1936-1937.9. Известия. 1937;

9. Кировеи. (Ленинск-Кузнеикий) 1936-1937;

10. Коксохимик. (Кемерово). 1937;

11. Красное знамя. (Томск). 1935-1937, 1989;

12. Красноярский рабочий. (Красноярск). 1934-1941;

13. Кузбасс. (Кемерово). 1936, 1989;

14. Ленинский шахтер. (Ленмнск-Кузнецкий). 1937;16. Неделя (Москва). 1969;

15. Омская правда. 1935-1938, 1989;

16. Правда. (Москва). 1928-1941;

17. Проходчик. (Ленинск-Кузнецкий). 1935;

18. Советская Сибирь. (Новосибирск). 1928-1941;

19. Сталинец. (Прокопьевск). 1937;

20. Труд. (Москва). 1991 - 1992;1. Журналы

21. Военно-исторический журнал. 1993-2000;

22. Вопросы истории, 1990-1999;

23. Известия ЦК КПСС. 1989-1991; 4 . Источник (Москва). - 1994-1999;5. Москва. 1988;

24. На ленинском пути. (Новосибирск). 1930;

25. Наука и жизнь. (Москва). 1990;

26. Наш современник (Москва). 1991;

27. Нева (Санкт-Петербург). 1996;

28. Отечественная история. 1994-2000;

29. Социалистическая законность. (Москва). 1936:

30. Социологические исследования (Москва). 1990:

31. Уголь Кузбасса. (Новосибирск). 1936.1. АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

32. Российский центр хранения и использования документов новейшей истории (РЦХИДНИ).

33. Фонд 17 Секретариат ЦК ВКП(б). оп.2, д.514 оп.З. д.731, 746, оп.21, д.3201, 3205, 3207, 3235

34. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Фонд 9414 ГУЛАГ НКВД СССР.оп.1, д.30, 854, 1943, 1944, 2740, 2919, 2922. 2925, 2926, 2947оп.1 доп., д.367. Фонд 393 НКВД РСФСР, оп.2, д.1796

35. Фонд 8131 Прокуратура Союза ССР. оп.27, д.797щ Фонд 1235 Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.1. Секретная часть.оп.2, д.1366.

36. Фонд 9479 Отдел труд- и спецпоселений ГУЛАГа НКВД СССР, оп. 1с, д.61, 62.

37. Российский государственный архив экономики (РГАЭ).

38. Фонд 9163 Всесоюзный трест по строительству в районах Дальнего Востока - "Дальстрой".оп.5, д. 1, 2, 3, 7, 27, 63. Фонд 7566 Всесоюзный трест по добыче золота - "Союээолото". оп.1, д.1961

39. Фонд 1020 Исполнительный комитет Новосибирского областного Совета народных депутатов. оп.4-А, д.17. оп.8, д.35.

40. Фонд 1199 Управление министерства юстиции РСФСР по Новосибирской области.оп.1, д.11, 14.оп.1-А, д.1, 4, 11.

41. Фонд 1027 Новосибирский областной суд. оп.9, д.1.

42. Фонд 7 Западно-Сибирская краевая контрольная комиссия.оп.1, д.267, 425, 462 Фонд 18 Новосибирский окружной комитет ВКП(б).оп.1, л.813, 961, 1295, 1480 Фонд 19 Барабинский окружной комитет БКП(6). оп.1, д.235

43. Фонд 20 Новониколаевская окружная контрольная комиссия. оп.1, д.164

44. Фонд 22 Новосибирский городской комитет БКП(б). оп.1, д.101 оп.З, д.423

45. Фонд 34 Бердский районный комитет ВКП(б). оп.4, д.69.

46. Фонд 460 Партийный комитет УГБ, УНКВД, УНКГБ, УКГБ по Новосибирской области.оп.1, д.1, 9, 10, 14, 17. 123 Фонд 1204 Партийный комитет ПП 0ГПУ, УНКВД, УМВД по Западно-Сибирскому краю и Новосибирской области. оп.1, Д.22-А.

47. Государственный архив Красноярского края (ГААК) Фонд 384оп.2с, д.45

48. Центр документации новейшей истории Омской области (ЦДНИ00. .

49. Фонд 17 Омский областной комитет ВКП(6). оп.1, д.228. оп.2, д.246 оп-5, д.125.1331. Фонд 6оп.1, д.2221. Фонд 14оп.2, д.61

50. Центр документации новейшей истории Иркутской области ШДНИ ИО)

51. Фонд 123 Восточно-Сибирский крайком ВКГК6). оп.1? д.119.оп.2, д.358

52. Ыентр документации новейшей истории Кемеровской областицдни ко >.

53. Фонд 74 Кемеровский городской комитет ВКЛ(б).оп.2, д.601. Фонд 15оп. 7, д.164.193

54. Центр документации новейшей истории Красноярского края1. ОДНИ КК>.

55. Фонд 26 Красноярский краевой комитет ВКП(б). оп.1, д.37, 91, 246. оп.З, д.8, 151. Фонд 10 - Красноярский окружной комитет ВКП(б). оп.1, д.510.

56. Архив Управления ФСБ по Новосибирской области Фонд архивно-следственных дел.л.3591. 4087, 4502, 4504, 4944, 7217, 7285, 8437, 9048, 9625, 11516, 11959, 12628, 14535, 17116.

57. Архив Управления ФСБ по Кемеровской области. Фонд архивно-следственных дел.д.5469.

58. Архив Управления ФСБ по Томской области. Фонд архивно-следственных дел.д.П.-717, 804, 812, 1331, 2285, 2543, 3526, 4654, 4921, 4969, 11042.

59. Архив Управления ФСБ по Иркутской области. Фонд архивно-следственных дел.д.1527, 5387, 10576.

60. Архив Управления ФСБ по Красноярскому краю. Фонд архивно-следственных дел.д.П-4946, 9773, 16785.

61. Архив Управления ФСБ по Омской области. Фонд архивно-следственных дел.д.576670.

62. Архив Управления МВД РФ по Амурской области (Благовещенск).

63. Фонд БАМлаг ОГЛУ-НКВД СССР.оп.2, д.147, 617, СО-6579.

64. Архив УВД по Иркутской области

65. Фонд 5 Отдел мест заключений УНКВД по Восточно-Сибирскому краю. оп.1, д.179, 189.

66. СПРАВОЧНИКИ, СБОРНИКИ ДОКУМЕНТОВ, ВОСПОМИНАНИЯ.

67. Агабеков Секретный террор. Записки разведчика. М.: Современник, 1996.

68. Административно-территориальное деление Сибири. (Справочник). Новосибирск, 1966.

69. Алин Д.Е. Мало слов, а горя реченька. Невыдуманные рассказы. Томск: Водолей, 1999

70. Байтальский М. Троцкисты на Колыме. // Минувшее. Исторический альманах. Вып.2. М.: Прогресс: феникс, 1990

71. Белых П.И. Своими глазами. (Воспоминания узника ГУЛАГа). Новокузнецк: Кузнецкая крепость, 6/г.

72. Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Сборник документов в 5-ти томах. Томск, 1991-1999 .

73. Восстание в Парбигской комендатуре. Лето 1930 г. (Публикация С.А.Красильникова и 0.М.Мамкина). // Исторический архив, 1994, N3.

74. Гинзбург, Евгения. Крутой маршрут. Хроника времен культа личности М.: Советский писатель, 1990.

75. Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т.1-2. -Барнаул, 1998, 1999.

76. Жертвы репрессий. Нижний Тагил. 1920-1980-е годы./ Сост. В.М.Кириллов.- Екатеринбург, 1999; и др.

77. Жуков А.Ю. и др. ГУЛАГ в Карелии, 1930-1941. Сборник документов и материалов. Петрозаводск, 1992.

78. Из истории земли Томской. Год 1937. Сборник документов и материалов. Томск, 1998.

79. Из истории раскулачивания в Карелии. 1930-1931 гг. (Документы и материалы). Петрозаводск, 1991.

80. История коллективизации сельского хозяйства в Восточной Сибири (1927-1937 гг.). Документы и материалы. Иркутск, 1979.

81. Картель И.А., Сизов В.И., Хитарова Т.М. Пока дышу надеюсь. - Кемерово: Кн. изд-во, 1991.

82. Книга Памяти жерт политических репрессий: Т.1-2./ Сост.

83. П.И.Чепкин, О.Н.Вразовская, Т.А.Бурак. ~ Горно-Алтайск: Юч-Сюмер,1996, 1999.ф 17. Книга памяти жертв политических репрессий Кемеровской области. Т.1-3./ Сост. Л.И.Гвоздкова. Кемерово, 1995-1997.

84. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов УК. Изд. 9-е. Т.З. 1922-1925. М. : Политиздат, 1984.

85. Крыленко Н.В. Обвинительные речи по наиболее крупным политическим процессам. М.: Юридическое издательство, 1937.

86. Кривиикий В. Я был агентом Сталина. // Тайны истории. Век XX. м. 1997.

87. Маэур Д.П. Наказание без преступления. Записки реабилитированного. Краснодар: Кн.иэд-во, 1992.

88. Мемориал-аспект, 1993-1994.

89. Нарымская хроника. 1930-1945. Трагедия спецпереселенцев. Документы и воспоминания./ Сост. В.Н.Макшеев.- М.: Русский путь,1997.

90. Наша малая родина. Хрестоматия по истории Новосибирскойобласти. 1921-1991. / Сост. В.И.Баяндин, В.А.Ильиных, С.А.Кра-сильников, И.С.Кузнецов и др. Новосибирск, 1997.

91. Не предать забвению. Книга памяти репрессированных в 30-40-е и начале 50-х годов, связанных судьбами с Ярославской областью. Т.1-3. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1993Г -1995;

92. Неизвестная Россия. XX век. Сборник документов и материалов. Вып. 1-3.- М.: Историческое наследие, 1992 1993;

93. О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н.С. XX съезду КПСС 25 Февраля 1956 года. // Известия ЦК КПСС, 1989, N 3.

94. Орлов, Александр. Тайная история сталинских преступлений.- М.: Автор, 1Э91.

95. Память Колымы. Воспоминания, письма, Фотодокументы о годах репрессий. Магадан: Кн. иэд-во, 1990;

96. Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. / Под ред. Н.Г.Охотина и А.Б.Рогинского. М.: Звенья, 1999.

97. Принудительный труд. Исправительно-трудовые лагеря в Куз-щ. бассе (30-50-е гг.). Т.1-2. Отв.ред. Л.И.Гвоздкова. Кемерово:1. Кузбассвуэиэдат, 1994.

98. Раскулаченные спеипереселенцы на Урале. Екатеринбург, 1994.

99. Разгон, Лев. Непридуманное. М., 1991.

100. Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. М.: Политиздат, 1991.

101. Репрессии 30-40-х гг. в Томском крае. / Сост. И-Кузне-Ж иов. Томск: Томский гос. ун~т. - 1991.

102. Рождение ГУЛАГа: дискуссии в верхних эшелонах власти. Постановления Политбюро UK ВКП(б). 1929-1930 гг. (Публикация С.А. Красильникова). // Исторический архив, 1997, N4.

103. Сандлер A.C., Этлис М.М. Современники ГУЛАГа: Книга воспоминаний и размышлений. Магадан: Кн. иэд-во, 1991.jrt 38. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессияхи реабилитации жертв политических репрессий. / Сост. Е.А.Зайцев.- М., 1993.

104. Сибирский Белосток. Сб. документов и материалов, / Сост. Ханевич В.А. Томск, 1998.

105. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923 ~-1960: Справочник. / Сост. М.Б.Смирнов. М.: Звенья, 1998.

106. Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского ^ правительства РСФСР. М., 1928-1929.

107. Советский энциклопедический словарь. М., 1980.

108. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 весна 1931 г. / Сост. С.А.Красильников. В.Л.Кузнецова, Т.Н.Осташко и др. - Новосибирск: Наука, 1992.

109. Спецлереселениы в Западной Сибири. Весна 1931 начало 0 1933 года. / Сост. С.А.Красильников, В.Л.Кузнецова, Т.Н.Осташкои др. Новосибирск: ЭКОР, 1993.

110. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938 гг. / Сост. С.А.Красильников, В.Л.Кузнецова, Т.Н.Осташко и др. Новосибирск: ЭКОР, 1994.

111. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1939-1945. / Сост. С.А.Красильников, В.Л.Кузнецова, Т.Н.Осташко и др. Новосибирск: ЭКОР, 1996.

112. Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сб. док-тов. / Сост.

113. О.В.Хлевнюк 0.В., А.В.Квашонкин, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая.- М.: АИРО-ХХ, 1995.

114. Судьбы. Воспоминания, дневники, письма, стихи, путевые заметки, протоколы допросов. Барнаул, 1996.

115. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы, в пяти томах. 1927-1939./ Т.1. Май 1927 ноябрь 1929. / Под ред. В.Данилова, Р.Маннинг, Л.Виолы. -М., 1999.

116. Фойгт Л.И. Сталинск в годы репрессий. Воспоминания. Письма. Документы.- Вып.2.- Новокузнецк: Кузнецкая крепость, 1995.

117. Хрущев Никита Сергеевич. Воспоминания. Избранные Фрагменты. М., 1997.

118. Шалганов А. Дневник. // Реабилитированы посмертно. Вып.2. М., 1988.

119. Шрейдер, Михаил. НКВД изнутри. Записки чекиста. М., 1995.

120. Экономическая контр-революция в Донбассе. (Итоги Шахтинс-кого дела). Статьи и документы. Под обшей редакцией Н.В.Крыленко. М., 1928.

121. Яковенко М.М. Агнесса. М: Звенья, 1997.1. ЛИТЕРАТУРА

122. Абрамов Б.А. Коллективизация сельского хозяйства великая революция в социально-экономических отношениях и во всем укладе жизни крестьянства. - М., 1967.

123. Авторханов А. Ленин в судьбах России: Размышления историка. Garmisch - Partenkirchen. - 1990.

124. Авторханов А. Технология власти. М. : Слово, 1991.

125. Административно-командная система управления: Проблемы и Факты. М., 1992.

126. Альбац Е. Мина замедленного действия. М. , 1992.т 6. Антонов-Овсеенко A.B. Сталин и его время. // Вопросы истории. 1989. - N 4-6.

127. Аренд, Ханна. Истоки тоталитаризма. Пер. с англ.- М.: НентрКом, 1996.

128. Арсеньев Б. Хлебозаготовки и карательная политика. // На ленинском пути, 1930, N2.

129. Баиаев И.Л. Колымская гряла архипелага ГУЛаг (заключенные). // Исторические аспекты Северо-Востока. Магадан, 1996. ^ 10. Белковец Л.П."Большой террор" и судьбы немецкой деревни в

130. Сибири (коней 20-х -30-е годы). М. , 1995.

131. Беломоро-Балтийский канал имени Сталина. М., 1934.

132. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990.

133. Берлинских В.А. Вятлаг. Киров, 1998.

134. Бобренев В„А., Рязанцев В.Б. Палачи и жертвы. М.: Военное изд-во, 1993.

135. Бугай Н.Ф. Л.Берия И.Сталину: "Согласно Вашему указа* нию. . . " , - М.: "АИРО-ХХ", 1995.

136. Волкогонов Л.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. М., 1989.

137. Волкогонов. Дмитрий. Ленин. Политический портрет. Кн.1. -М.: Новости, 1997.

138. Гайдамакин A.B. 30-е годы: Лоля директорская. // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея, 1997, N5.

139. Гиляров Е.М., Михайличенко A.B. Становление и развитие ИТУ советского государства (1917-1925 гг.). Ломодедово, 1990;

140. Гвоэдкова Л.И. Сталинские лагеря на территории Кузбасса. (30-40-е гг.). Кемерово, 1994.

141. Г'воздкова Л.И. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997.

142. Гвоздкова Л.И. Теория принуждения и насилия в трудах идеологов Октябрьской революции. // Актуальные проблемы новейшей отечественной истории. Сб. науч. трудов. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1999.

143. Гиниберг Л.Л. Массовые депортации крестьян в 1930-1931 гг. и условия существования их в северных краях (по материаламособых папок" Политбюро ПК ВКП(б) и "комиссии Андреева"). // Отечественная история, 1998, N 2.

144. Годы террора. Книга памяти жертв политических репрессий.- Пермь: Изд-во "Здравствуй", 1998;

145. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы.- М.: Политиздат, 1989.

146. Горчаков Р. Игарский мартиролог. // Урал. 1990. - N 5.

147. Гришаев, Василий. Убитые дважды. Документальный очерк. // Алтай. 1992. - N 3.

148. Гришаев В. Реабилитированы посмертно. (К истории сталинских репрессий на Алтае). Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1995.

149. Гришаев, Василий. Дважды убитые. (К истории сталинских репрессий в Бийске). Барнаул, 1999.

150. Гурьянов А.Э. Масштабы депортации населения в глубь СССР в мае-июне 1941 г. // Репрессии против поляков и польских граждан. М.: "Звенья", 1997.

151. Гурьянов А.Э. Польские спеипереселенцы в СССР в 1940-1941 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. М.: "Звенья" , 1997.

152. Г'ушин И.Л. Тень прошлого: записки прокурора. 2-е изд. -Барнаул, 1990;

153. Г'ушин Н.Я. Классовая борьба и ликвидация кулачества как класса в сибирской деревне (1926-1933 гг.). Новосибирск, 1972;

154. Гущин Н.Я. Сибирская деревня на пути к социализму. (Социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926-1937 гг.). Новосибирск, 1973;

155. Гущин Н.Я., Ильиных В.А. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е середина 1930-х гг.- Новосибирск, 1987.

156. Гушин Н.Я. "Раскулачивание" в Сибири. (1928-1934 гг.). Методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, 1996.

157. Демидов В.А. К социализму, минуя капитализм. Очерки социалистического строительства в Горно-Алтайской автономной области (1917-1940 гг.). Новосибирск, 1970;

158. Демидов В.В. Что стояло за сибирской "беспринципной групповщиной" в 1930 г.? // Партийный вестник (Новосибирск), 1989, N18.

159. Демидов В.В. Политическая борьба и оппозиция в Сибири. 1922-1929 гг. Новосибирск, 1994.

160. Детков М.Г. Содержание пенитенциарной политики Российского государства и ее реализация в системе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в период 1917-1930 годов. М., 1992.

161. Дугин А.Н. Неизвестные документы о репрессиях 30-50-х годов (по Фондам ЦГА0Р). // Административно-командная система управления: проблемы и факты. М., 1992.

162. Еланцева О.П. Обреченная дорога. БАМ: 1932-1941.- Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1ЭЭ4.

163. Земсков В.Н. ГУЛАГ. // Социологические исследования, 1991, N 6.

164. Земсков В.Н. Заключенные в 1930-е годы: социально-демографические проблемы. // Отечественная история, 1997, N 4.

165. Земсков В.Н. Спецпереселенцы. // Социологические исследования, 1990. N 10.

166. Земсков В.Н. Спецпоселениы. // Социологические исследования, 1990, N 11.

167. Земсков В.Н. "Кулацкая ссылка" в 30-е годы. // Социологические исследования. 1991. - N 10,

168. Зиновьев Г. Владимир Ильич Ульянов-Ленин. // Сочинения.- т.XV. Л., 1924.

169. И снова об историках "ревизионистах.// Отечественная история, 1999, N3.

170. Иванова Г.М- ГУЛАГ в системе тоталитарного государства.-М. , 1997.

171. Ивницкий H.A. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.). М., 1972.

172. Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание (начало 1930-х гг.) М., 1994.

173. Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. По материалам Политбюро UK ВКП(б) и ОГПУ. // Судьбыроссийского крестьянства. М., 1Э96.

174. Иконникова И.П., Угроватов А.П. Сталинская репетиция нас* тупления на крестьянство. // Вопросы истории КПСС. 1991. - N1.

175. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1952.

176. Историческая энциклопедия Кузбасса. Т. 1. Кемерово, 1996.

177. История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.

178. История советского государства и права. Кн.З. - М., 1Э85.

179. Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала в середине 1920 начале 50-х гг. 4.1-2. - Нижний Тагил, 1996.

180. Кириллов В.М. Историография истории репрессий в СССР и на Урале. (1918-1990 гг.). // Власть и общество. Сборник научных трудов преподавателей исторического Факультета Нижнетагильского гос. пед. ин-та. Нижний Тагил, 1996.

181. Колоткин М.Н. Балтийская диаспора Сибири: опыт исторического анализа 20-30-х гг. Новосибирск, 1994;

182. Конквест, Роберт. Большой Террор. Пер. с англ. Л.Владимирова. Firenze: Edizioni Aurora, 1974.

183. Косачев В.Г. Накануне коллективизации. Поездка И.В.Сталина в Сибирь. // Вопросы истории, 1998, N5, с.101-105.

184. Красильников С.А. Ссылка в 1920-е годы.// Минувшее. Исторический альманах. Вып.21. М.- Спб, 1997, с.175-239.

185. Кржижановский Г. Вредительство в энергетике. // Плановое хозяйство, 1930, N10-11.- ю ^

186. Кропачев С. Большой террор на Кубани. Краснодар, 1993;

187. Крыленко Н.Б. Классовая борьба путем вредительства.1. М.-Л., 1930.

188. Крыленко Н.В. На борьбу с вредительством. М.: Московский рабочий, 1930.

189. Крыленко Н.В. Формы классовой борьбы на данном этапе. М.: Советское законодательство, 1933.

190. Кузнецов И.Н. Знать и помнить. Томск, 1993.

191. Кузнецов И.С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. Новосибирск, 1995.

192. Кузьмин С.И. Исправительно-трудовые учреждения в СССР (1917-1953). М., 1991.

193. Кукушкин Ю.С. Сельские Советы и классовая борьба в деревне (1929-1932 гг.). М., 1968;

194. Куперт Ю.В. Руководство Коммунистической партии общественно-политической жизнью западно-сибирской деревни в условиях• социалистической реконструкции (1926-1937 гг.).- Томск, 1982;

195. Кустова Н.Ф. Влияние репрессий на развитие угольной промышленности Кузбасса в 30-е гг. // Актуальные проблемы новейшей отечественной истории. Сб. науч. трудов. Кемерово: Кузбассвуэ-иэдат, 1999.

196. Лаппо Д.Д. Жертвы беззакония.- Воронеж: иэд-во гос.ун-та, 1994;

197. Ленин В.И. Две тактики социал-демократии в демократической революции. // Ноли. собр. соч. т.11.

198. Ленин В.И. Государство и революция. // Ноли. собр. соч.-т. 33.

199. Ленин В.И. Очередные задачи Советской власти. // Полн.собр. соч. т.36.

200. Ленин В.И. Доклад Центрального Комитета 29 марта 1920 го-ф да IX съезду РКП<6). // Полн. собр. соч. т.40.

201. Ленин В.И. К истории вопроса о диктатуре. // Поян. собр. соч. т.41.

202. Ленин В.И. Речь на III Всероссийском съезде профессиональных союзов 7 апреля 1920 г. // Полн. собр. соч. т. 40.

203. Ленин В.И. Дополнения к проекту вводного закона к Уголов-щг ному Кодексу РСФСР и письма к Д.И.Курскому. // Полн. собр. соч.- т.45.

204. Малиа М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии. // Отечественная история, 1997, N 5.

205. Малышева М.П., Познанский B.C. Голод на юге Западной Сибири в начале 30-х годов. // Гуманитарные науки в Сибири, 1995, N 1.

206. Маннинг, Роберта. Вельский район, 1Э37 год. Смоленск, • 1998.

207. Маслов Н. Политические процессы 30-х годов: характер и особенности. // Страницы истории КПСС. М. , 1988.

208. Медведев, Николай. Как уничтожали класс. // Иртыш, 1992, N11.

209. Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М. , 1990.тЧ 92. Мельтюхов М.И. Репрессии в Красной Армии; итоги новейшихисследований. // Отечественная история, 1997, N 5.

210. Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1929 1932 гг.). - М. , 1966;

211. Николаев И., Ушницкий И. Центральное дело; хроника сталинских преступлений в Якутии. Якутск: Кн.иэд-во, 1990

212. Николаев К.Б. К вопросу изучения Дальстроя. // Исторические аспекты Северо-Востока. Магадан, 1996. Ф 96. Они не молчали. / Сост. А.В.Афанасьев. - М.:Политиздат,1991.

213. Осташко Т.Н. Власть и интеллигенция: динамика взаимоотношений на рубеже 1920-1930-х годов. // Гуманитарные наукив Сибири. 1998, N2;

214. Осташко Т.Н. Дело "Краевого Филиала ЦК Трудовой крестьян-■i^ ской партии": политический заказ и его воплощение. // Гуманитарные науки в Сибири. 1999, N2.

215. Павлова И.В. Поездка Сталина в Сибирь. Почему в Сибирь? // ЭКО, 1995. N2.

216. Павлова И.В. Сталинские репрессии как способ преобразования общества. // Возвращение памяти. Историко-архивный альманах. Новосибирск, 1997.

217. Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской ® России 30-х годов. (Критика "ревизионистского" подхода.) // Отечественная история, 1998, N5.

218. Павлова И.В., Папков С.А. С чего начиналась Колыма. // Возвращение памяти. Историко-архивный альманах. Вып. 3 - Новосибирск, 1997.

219. Павлова И.В. Показательные процессы в российской глубин* ке в 1937 году. // Гуманитарные науки в Сибири, 1996, N2

220. Павлова И.В. Интерпретация источников по истории Советской России 30-х годов (постановка проблемы). // Гуманитарные науки в Сибири, 1999, N2.

221. Петров Н.В.Рогинский А.Б. "Польская операция" НКВД 1937 1938 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. - М.:1. Звенья" , 1997.

222. Петрова Е.И. Г.А.Бяткин в деле ТКП (по материалам новоси-^ бирского архива ФСБ), // Писатель. Общество. Власть.- Омск:изд. ОмГУ. 1995.

223. Плотников И.Е. Как ликвидировали кулачество на Урале. // Отечественная история. 1993, N 4.

224. Поварцов С.Н. Петр Драверт и дело ОИС (по материалам омского архива ФСБ). // Писатель. Общество. Власть. Омск: изд.4 ОмГУ, 1995.

225. Политический сыск в России: история и современность. Спб, 1997.

226. Попов Г.Х. Программа, которой руководствовался Сталин. // Наука и жизнь, 1989, N7.

227. Попов В.Н. Государственный террор в советской России, 1923-1953 гг.// Отечественные архивы, 1992, N 2;

228. Призвание Родине служить! Сборник. - Новосибирск: ИИ * "Writer", 1997.

229. Проскурин В.А. Норильский комбинат накануне и е годы Великой Отечественной войны. (Рукопись дипломной работы). Новосибирск, 1971.

230. Рапопорт, Виталий, Алексеев, Юрий. Измена Родине. Очерки по истории Красной Армиии. Лондон, 1988.

231. Расправа: прокурорские судьбы. М. , 1990.

232. Рассказов Л.П. Роль карательно-репрессивных органов в утверждении административно-командной системы (1928-1941 гг.). -УФа, 1993.

233. Рассказов Л.Н. Карательные органы в процессе формирования и Функционирования административно-командной системы. УФа,1Э94.

234. Реабилитирован посмертно. Вып. 1-2. - М.: Юридическая литература. 1988.

235. Режим личной власти Сталина. К истории Формирования. -М: изд. МГУ. 1989.

236. Роговин В. Сталинский неонэп. М-, 1994.

237. Роговин В.3. 1937. М. , 1996.

238. Роговин В.З. Партия расстрелянных. М., 1997.

239. Российско-германский диалог: насилие в посттоталитарных обществах. Материалы конференции. // Вопросы философии. 1995, N5.

240. Самосудов В.М. Большой террор в Омском Прииртышье. Омск, 1997.

241. Сидоров В.А. Классовая борьба в доколхоэной деревне 1921-1929 гг. М. 1978;

242. Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале: 1930-1936 гг.- М., 1995.

243. Советские немцы: у истоков трагедии. Предисловие В.И.Шишкина. // Возвращение памяти. Историко-публицистический альманах. Новосибирск, 1994.

244. Солженицын А.И. Один день Ивана Денисовича. // Новый мир. 1962. - N 11.

245. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования. Т.1-3. М.: Центр "Новый мир", 1990.

246. Соломон, Питер. Советская юстиция при Сталине. / Пер. с англ. М.: РОСПЭН, 1998.

247. Сталин И.В. К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. // Соч.т. 12.

248. Сталин И.В. О некоторых вопросах истории большевизма. Письмо в редакцию журнала "Пролетарская революция". // Соч. т. 13.

249. Сталин И.В. О работе в деревне. Речь на объединенном пленуме ПК и ЦКК ВКП(б) 11 января 1933 г. // Соч. т.13.

250. Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ПК ВКП(б). // Соч. т.13.

251. Сталин И.В. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа гор.Москвы 11 декабря 1937 года в Большом театре. М.: Партиздат, 1938.

252. Степичев И.С. Победа ленинского кооперативного плана в восточно-сибирской деревне. Иркутск, 1966;

253. Стецовский, Юрий. История советских репрессий. Б. м.,1997.

254. Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. М-, 1989.

255. Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937-1938. М.: ТЕРРА,1998.

256. Суровая драма народа: Ученые и публицисты о природе сталинизма. М.: Политиздат, 1989.

257. Тепляков А.Г. Портреты сибирских чекистов (1920-1953 гг.).// Возвращение памяти. Историко-архивный альманах. Вып.З. -Новосибирск, Изд-во СО РАН, 1997;

258. Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936-1946. // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 21.-Спб., 1997.

259. Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий,движений, режимов и их преодоления. Н. : Памятники исторической мысли, 1996.

260. Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. Т.2. Исторический опыт КПСС в осуществлении ленинского кооперативного плана. М.: Мысль, 1976.

261. Троцкий. Лев.- Сталин. Т.2. М.: Терра, 1990.

262. Тугужекова В.Н., Карлов C.B. Репрессии в Хакасии. / Ха-касс. гос. ун-т. Абакан, 1998.

263. Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было. (Западная Сибирь в конце 20-х начале 50-х годов). - Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995.

264. Уотт Л.К. Кто против кого устроил заговор? // Вопросы истории, 1989, N6.

265. Файнбург З.И. Не сотвори себе кумира. Социализм и "культ личности". (Очерки теории). М.: Политиздат, 1991.

266. Фейнсод, Мерл. Смоленск пол властью советов. Пер. с англ.- Смоленск, 1995;

267. Фицпатрик Ш. Как мыши кота хоронили. Показательные процессы в сельских районах СССР в 1937 г. // Судьбы российского крестьянства. М., 1996.

268. Франк С.Л. Из размышлений о русской революции. // Новый мир. 1990. - N 4.

269. Ханевич В.А. Белостокская трагедия. (Из истории геноцида поляков в Сибири). Томск, 1993.

270. Хлевнюк О. 26 июня 1940 г.: иллюзии и реальности администрирования. // Коммунист, 1989, N9.

271. Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М. : Республика, 1992.

272. Хлевнюк 0. Принудительный труд в экономике СССР. 1929 -1941 годы. // Свободная мысль, 1992. N13.

273. Хлевнюк 0. Управление государственным террором.// Свободная мысль. 1994. - N 7-8.

274. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М.: РОССПЭН, 1996.

275. Цаллин В.В. Архивные материалы о числе заключенных в конце 30-х годов. // Вопросы истории, 1991, N4/5.

276. Чекисты Красноярья. Изд. 2-е. Красноярск: Кн. изд-во, 1991.162. "Чрезвычайщина". Из истории Омского Прииртышья 20-30-х годов. // Сост. А.И.Шумилов. Омск: кн. иэд-во, 1990.

277. Шангин, Михаил. Террор против совести. Об уничтожении духовенства и трудового крестьянства в г.Омске и области. Омск : Кн. иэд-во, 1994 ;

278. Шангин, Михаил. Мятеж обреченных. Хроника Муромиевского восстания. Омск: Наследие: Диалог-Сибирь, 1998.

279. Шинкаренко Ю.Н. Политические репрессии на Алтае в 1920-30 гг. (на примере Михайловского района). Барнаул, 1999.

280. Шишкин В.И. Остров людоедов.// Земля Сибирь, 1992, N5-6.

281. Шпет в Сибири: Ссылка и гибель. / Сост. М.К.Поливанов и др. Томск: Водолей, 1995.

282. Шуклецов В.Т. Из истории экспроприации и трудового перевоспитания кулачества в Сибирском крае. // Из истории партийных и советских организаций Сибири. Новосибирск: Кн. иэд-во, 1962.

283. Шульгин, Василий. Опыт Ленина. // Наш современник. 1997, N11.170. 1!ипко А. Насилие лжи, или Как заблудился призрак. М. ,

284. Ципко А. 0 зонах. закрытых для мысли. // Суровая драма народа. Ученые и публицисты о природе сталинизма. М.: Политиздат , 1989.

285. Эдоков В.И. Возвращение мастера. Горно-Алтайск, 1994.

286. Якунин Ю.А. Черное и белое. Заметки прокурора. Омск: Кн. изд-во, 1990.