Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, кандидат филологических наук Надъярных, Мария Федоровна

  • Надъярных, Мария Федоровна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2007, Москва
  • Специальность ВАК РФ10.01.03
  • Количество страниц 277
Надъярных, Мария Федоровна. Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции: дис. кандидат филологических наук: 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы). Москва. 2007. 277 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Надъярных, Мария Федоровна

Введение.

Глава первая

Бразильский модернизм: история и поэтика.

Глава вторая

Новый регионализм и северо-восточный роман.

Глава третья

Традиция в диалектике художественного развития второй половины XX века.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», 10.01.03 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Бразильская литература XX века: проблема становления национальной традиции»

Предлагаемая работа посвящена исследованию проблемы становления национальной традиции в бразильской литературе XX века. Проблема традиции является приоритетной для бразильского сознания XX в., выступая в органической одновременности освоения национального наследия с формированием новых культурных ценностей. В диалектическом взаимодействии основных художественных сил современности, в динамике художественного процесса структурируется целостный, многомерный образ национального культурного прошлого. XX век справедливо считается особым этапом в развитии всех литератур Латинской Америки. Это время, когда словесность континента «обнаруживает тенденцию структурирования в самостоятельную систему, которая функционирует на основе собственных закономерностей и порождает собственные смыслы».1 Кристаллизация латиноамериканских художественных смыслов осуществляется в многоплановом взаимодействии национальных латиноамериканских литератур с мировой и собственной историко-культурной и художественной традицией. Познавая собственные корни, вопрошая о собственной самобытности, латиноамериканская литература творит новый образ мира, создавая новые линии взаимосвязей и взаимозависимостей в мировом культурном пространстве, превращаясь в объект художественного подражания и пристального исследовательского внимания.

Изучение становления национальных художественных традиций является одним из самых важных аспектов современной латиноамериканистики. Специфика латиноамериканского феномена традиции, особенности смыслового наполнения понятия традиции в

1 Земсков В. Б. Литературный процесс в Латинской Америке. XX век и теоретические итоги // История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20-90-е годы. Ч. 1. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27.

Латинской Америке были и остаются предметом моногочисленных дискуссий как отечественных, так и зарубежных латиноамериканистов.

На литературной карте континента бразильская литература представляет особый мир, обладает рядом отличий, возникших на специфической языковой, исторической, этнической, социальной основе. Но именно в силу историко-культурной, языковой выделенное™, бразильская словесность может служить своего рода моделью, позволяющей прояснить ряд существенных особенностей художественного процесса в Латинской Америке. Сказанное в полной мере относится к проблеме становления национальных традиций. Исследование бразильской специфики осмысления традиции, изучение функции национального наследия в литературе XX в. позволяет воссоздать целостную картину ее современного развития и существенно расширить понимание механизмов цивилизационно-культурного самоопределения в Латинской Америке в целом; того, как «из хаоса различных звуков рождалась постепенно симфония духа латиноамериканских народов».1

Бразильская модель взаимодействия современного художественного сознания и традиции, отношение к феномену традиции в данной национальной культуре вписывается в диалектику мирового культурного процесса XX столетия, когда «концепция традиции оказалась очень сложной, неоднозначной и изменчивой». Это определило полемическое отношение и к феномену, и к категории «традиции», подчас воспринимавшихся в сугубо негативном контексте. И в настоящее время различные ракурсы проблемы традиции остаются предметом пристального внимания всего комплекса гуманитарных наук, полем мировоззренческих противостояний: анализ проблемы становления

1 Шемякин Я. Г. Латинская Америка: традиции и современность. - М.: Наука. 1987. С. 182.

2 Стеценко Е. А. Концепция традиции в литературе XX века // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 49. национальной традиции в Бразилии способствует выявлению ценностно-смысловых функций традиции в современной культуре.

Феномен бразильской литературы XX в. в его целостности и внутренней противоречивости долгое время оказывался за пределами исследовательских интересов российского литературоведения. Представительная (и до сих пор во многом актуальная) работа И. А. Тертерян «Бразильский роман XX века» (1965), посвященная развитию реализма в бразильской литературе первой половины XX столетия, - это единственный опыт монографической систематизации определенного этапа литературного процесса в Бразилии. В статьях той же исследовательницы, как и в отдельных работах иных российских латиноамериканистов и бразильянистов (в том числе: Е. Н. Васиной,1 Ю. Н. Гирина,2 Н. С. Константиновой,3 Е. В. Огневой,4 Б. Ю. Субичуса5 и др.), затрагивались различные аспекты развития бразильской литературы, но не делалось попыток обобщения художественных тенденций всего интересующего нас периода. В отечественной науке крупномасштабный анализ культурных процессов в Бразилии предпринимался только в сфере искусствознания, в книге В. J1. Хайта «Искусство Бразилии. История и современность» (1989). Большая часть этого труда посвящена анализу художественных феноменов периода рубежа XIX-XX вв. и XX столетия, причем зарождение и развитие современного искусства Бразилии рассматривается в его контекстуальных связях с литературой страны. Различные аспекты литературного развития Бразилии XX в. были и

1 Васина Е. Н. Фольклорные традиции в современном бразильском театре // Искусство стран Латинской Америки. - М., 1986. С. 220-239; Она же. О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994, С. 172-180; Она же: Праздничная культура Бразилии // Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 260-271.

2 Гирин Ю. Н. Бразильский модернизм как зеркало русской революции / «Латинская Америка». 1994. № 7-8. С. 144-149.

3 Константинова Н. С. Бразильский театр и драматургия // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 148172. Многочисленные статьи исследовательницы собраны в ее авторский сборник: «Страна карнавала». -М.: РОССПЭН. 2003. 142 с.

4 Е. В. Огневой, в частности, принадлежат персоналии бразильских писателей в Энциклопедии «Культура Латинской Америки». - М.: Наука. 2000. 743 с.

5 Субичус Б. Ю. Из истории бразильской литературы // Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. С. 61-84. остаются предметом пристального исследовательского внимания зарубежных бразильянистов. За рубежом осмыслялись особенности художественного процесса прошлого столетия в его целостности; предметом анализов стали такие феномены как «бразильский модернизм» и «бразильский регионализм», универсалистская поэзия т. н. «поколения 45 года», неоавангардная экспериментальная поэзия второй половины XX века, неомифологическая, экзистенциально-психологическая проза этого времени. Вниманием науки пользуются авторские поэтики Ж. Гимараинса Розы и Ж. Амаду, М. де Андраде, К. Лиспектор и Ж. де Лимы, О. де Андраде, М. Бандейры, К. Друммонда де Андраде, В. де Морайса, Ж. Кабрала де Мело Нето и, А. Доурадо, А. Фильо и Д. Тревизана. В то же время различные ракурсы художественного процесса прошлого столетия, как и проблема национальной традиции до сих пор являются предметом острой полемики.

Особенности бразильской литературы прошлого столетия рассматривались в главе «Литература Бразилии», написанной автором данной диссертации для четвертой книги «Истории литератур Латинской Америки».' Именно это историографическое исследование, как и статьи автора, посвященные творчеству Ж. Амаду и Ж. Гимараинса Розы,2 стали основой для развития проблемного ракурса диссертации. Мы считаем, что бразильская литература XX в. - это целостный этап в развитии национальной словесности, обладающий признаками художественной системы; различные направления, течения, школы, индивидуальные поэтики, несмотря на полемичные, порой, внутренние отношения представляют собой звенья единого (матричного) процесса, обнаруживают межпарадигматическую связность. Особую системообразующую роль в художественном процессе играет национальная традиция.

1 История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20 - 90-е гг. Часть вторая. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 569-671.

2 Ж. Амаду // История литератур Латинской Америки. Кн. 5. Очерки творчества писателей XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2005. С. 240-277; Ж. Гимараинс Роза // Там же. С. 278-309.

Литература XX столетия является неизменным предметом интереса зарубежной бразильянистики (системное исследование литературы прошлого столетия в контексте проблемы традиции, насколько мы можем судить, проводится впервые). Но, обращаясь к бразильским концепциям национального литературного процесса, необходимо иметь в виду, что бразильские художественные тексты и исследовательские метатексты принадлежат единому типу культурного сознания; что концепции, оценки и переоценки художественных тенденций, модели периодизации, возникали в существенной одновременности с литературной динамикой. Среди важнейших «сил» национального художественного процесса в зарубежной бразильянистике выделяются следующие: бразильский модернизм, новый регионализм, «поколение 1945 г.». Все эти термины употребляются в двух значениях - широком и узком. Понятие «поколение 1945 г.» в узком смысле соотносится с универсалистским поэтическим течением в литературе второй половины столетия; в широком смысле -описывает как поэтические, так и прозаические феномены данного времени, будучи соотнесенным со всем «поколением» писателей, пришедшим в литературу в середине 1940-х гг. Термин бразильский регионализм (или новый регионализм) в узком смысле соотносится с оформляющейся с 1926 г. и развивающейся в 30 - 40-е гг. художественно-философской программой воссоздания отдельных областей (регионов) Бразилии; в широком смысле - термин прилагается ко всем феноменам литературы прошлого столетия, так или иначе связанным с соответствующей тематикой и проблематикой. Термин «бразильский модернизм» в узком смысле обозначает инновационные художественные явления 1920 - 1930-х гг.,1 в более широком смысле - служит выделению всех инновационных тенденций в бразильской литературе прошлого

1 См.: Bosi A. Historia concisa da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1977. P. 339-426; Barbadinho Neto R. Sobre a norma literária do modernismo. - Rio de Janeiro. 1977. 87 p. столетия;1 наконец, в самом широком смысле, термин охватывает весь комплекс литературы XX в., которая, в таком случае, определяется как «Эра модернизма».

Правомерность обобщения бразильской литературы прошлого столетия в «модернистской» терминологии критически анализировалась в монографии «Бразильский роман XX века» (1965) И. А. Тертерян. Исследовательнца акцентировала внимание на двух основных тенденциях, проявившихся в словесности первой половины столетия: это модернизм и реализм. «Противоборство» реализма и модернизма в Бразилии вписывалось в характерную для советского литературоведения модель литературного процесса, хотя и не совсем соответствовало реалиям бразильской словесности (что, впрочем, отмечала сама И. А. Тертерян). Явление и категория «бразильского модернизма» ведет свою историю от проведенной в 1922 году «Недели современого искусства» (Semana de Arte Moderna). Модернистами называли себя писатели, художники, архитекторы и музыканты, участвовавшие в разработке новой концепции национального своеобразия, целенаправленно стремившиеся к обновлению поэтики соответствующих видов художественной практики. Что же касается категории «реализма», то она была применена исследовательницей к творчеству прозаиков 1930-1940-х гг., принадлежащих к т. н. «школе северо-восточного романа»: Р. де Кейрос, Ж. Амаду, Ж. Линса ду Регу, Г. Рамоса и др. И. А. Тертерян, указывала, что эти авторы «не позаботились закрепить за собой какое-либо о объединяющее литературоведческое определение», проблема «реалистических» оснований их поэтики была поставлена и положительно решена исследовательницей. При этом доказывалось, что северо

1 См.: Castro S. A revoluçâo da palavra. - Petrópolis. 1976. 330 p.; Aguilar G. Poesía concreta brasileña en la encrucijada modernista. - Viterbo. 2003.453 p.

2 A literatura no Brasil. Estilos da época. V. 5: Era modernista.- Rio de Janeiro. 1986. 658 р. См. также: Nist J. The modernist movement in Brasil. - Austin. 1967. 320 p.; Martins W. O modernismo (1916-1945). - Sào Paulo. 1977. 313 p.; Coutinho A. La moderna literatura brasileña. - Buenos Aires. 1980. 167 p.

3 Тертерян И. А. Бразильский роман XX века. - M.: Наука. 1965. С. 6-7. восточный роман никак не соотносится с модернизмом. Обращаясь к эволюции реализма в бразильской прозе, И. А. Тертерян уделяла минимальное внимание отношению «северо-восточного» романа к традиции бразильского регионализма. Особая системность регионализма связана не с конкретным стилевым направлением (методом), но базируется на постоянстве «областнической» темы. Все писатели, чье творчество исследовала И. А. Тертерян, были близки новому регионализму, программа которого была во многом полемичной по отношению к модернистской программе. Однако в регионалистско-модернистской полемике выявляются не только взаимоисключающие оценки человека и мира бразильских, но и существенное единство самоидентификационных приоритетов, нацеленность на открытие специфики национального мира во всех его составляющих - исторической и современной, природной и этносоциальной. В то же время регионалистская программа отличается отчетливыми традиционалистскими установками.1

В 1980-е гг. И. А. Тертерян сняла проблему «борьбы» модернизма и реализма в бразильской литературе. Обратившись к эволюции модернизма в предисловии к сборнику «Поэзия Бразилии» (1983), она охарактеризовала модернизм как «начало нового искусства», связанного с «изменением эстетического вкуса и самого мироощущения» авторов.2 С указанием на отличия бразильского феномена от испано-американского и европейского модернизма, было отмечено, что бразильский модернизм -«явление более локальное и вместе с тем разнослойное, его. нельзя свести к противостоянию реализму».3 Здесь же были намечены контуры взаимодействия модернизма и регионализма, выделялось общее для

1 В литературоведческих оценках именно с регионализмом неизменно соотносится воспроизведение традиции в ее непрерывности и целостности. См. напр.: Pinto L. A. A ¡fluencia do Nordeste ñas letras brasileiras. - Rio de Janeiro. 1960. 154 p.

2 Тертерян И. А. Поэтический карнавал // Поэзия Бразилии. - М.: Худ. лит. 1983. С. 10-11.

3 Тертерян И. А. Поэтический карнавал. С. 11. течений тяготение к фольклору, углубленное внимание к символико-мифопоэтической сфере.

На наш взгляд, сосуществование модернизма и регионализма является важнейшей составляющей бразильского литературного процесса первой половины XX в., в данной работе обе тенденции будут анализироваться в их самостоятельности и в сравнении. В первой главе мы обратимся к рассмотрению феномена «бразильского модернизма», его истории и поэтики, с тем чтобы выявить основы художественой системности данного явления, обозначить специфику модернистского отношения к традиции, определить этапы модернистского развития. Особое внимание будет уделено авторским художественным моделям М. де Андраде, Ж. О. де Андраде, М. Бандейры, Ж. де Лимы, К. Друммонда де Андраде, Р. Боппа. Вторая глава будет посвящена анализу северовосточного романа в регионалистском контексте: в соотношении с философско-антропологической концепцией крупнейшего представителя регионалистской идеологии Ж. Фрейре, а также во взаимосвязях данного течения с традицией бразильского художественного регионализма. В центре нашего внимания будет творчество Ж. Америко де Алмейды, Р. Кейрос, Г. Рамоса, Ж. Линса ду Регу и, в особенности, Ж. Амаду. Мы привлечем к анализу иные прозаические феномены, обратимся к регионалистскому импрессионизму Э. Вериссимо, а также к католическому роману 30-х гг. На основе проведенного исследования мы попытаемся обозначить основные схождения и различия модернизма и регионализма. Третья глава будет посвящена художественному процессу второй половины XX в., выявлению особенностей взаимодействия новых художественных тенденций с регионализмом и модернизмом, с иными пластами культурного наследия. Мы сконцентрируемся на выявлении системообразующих ориентиров, чтобы выйти к типологии моделей данного этапа. Мы остановимся на поэзии Л. Иво, Ж. Кабрала де Мело Нето; на прозе А. Фильо, К. Лиспектор, А. Доурадо, Д. Тревизана, Д.

Рибейро. Особое внимание будет уделено творчеству крупнейших писателей данного периода - Ж. Гимараинсу Розе и Ж. Амаду. Итогом нашего анализа должно стать уточнение правомерности распространения «модернистской» модели на художественную систему бразильской литературы XX в. в ее целом, а также уточнение общей периодизации бразильской литературы прошлого века в контексте проблемы становления национальной традиции.

Наиболее существенные положения различных исследовательских работ будут отражены в отдельных главах диссертации и в примечаниях к ним; в соответсвующих разделах мы будем обращаться к обзорам литературоведческих интепретаций школ, течений и направлений бразильской литературы. Подробный анализ всей библиографии здесь, во введении, лишил бы концептуальной четкости те ее части, которые нуждаются в опоре на существующий научный опыт или предполагают полемику с определенными воззрениями.

Общая проблематика литературного процесса видится автору данного диссертационного исследования в его неотделимости от художественно-философских оснований - смыслового целого - тех произведений, которые являются «участниками» созидания словесности в ее динамике. Парадоксальным образом в отечественном литературоведческом сознании историко-литературный процесс до сих воспринимается в странной отграниченности от сферы художественной «онтологии».1 Соответственно, изучение литературного процесса понимается, порой, в чисто техническом свете, как своего рода предварительный этап, введение в исследовательскую деятельность, а не как важнейшая сторона и задача современного литературоведения. Однако

1 Ср.: «Наука о литературе проглядела (пожалуй, в гораздо большей мере, чем другие искусствоведческие дисциплины) главный предмет свой, занимаясь или историко-литературным процессом, его закономерностями, или поэтикой художественного произведения. Она во многом прошла мимо художественного произведения как особого смыслового целого, мимо художественного образа как особого не-атомарного предмета изучения». - Гей Н. К. Категории художественности и метахудожественности в литературе. Тезисы. //Литературоведение как проблема. - М.: Наследие. 2001. С. 281. категория «художественного процесса» вполне справедливо осознается в ее имманентной содержательной пограничности и междисциплинарности: «Эта категория находится на стыке эстетики, теории литературы, теории и истории искусства, а также поэтики».1 В изучении литературного процесса должны учитываться общекультурные взаимосвязи, только в контексте которых может выявиться своеобразие того или иного этапа в развитии литературы, развитие ее национальной или региональной специфики. О необходимости обобщенно-культурологического подхода к литературному процессу говорил в начале 1970-х гг. М. М. Бахтин, намечая методологические основания исследования словесности в ее динамике: «Так называемый литературный процесс эпохи, изучаемый в отрыве от глубокого анализа культуры, сводится к поверхностной борьбе направлений. Могучие, глубинные течения культуры,. действительно определяющие творчество писателей, остаются не раскрытыми, а иногда и вовсе не известными исследователям. При таком подходе невозможно проникновение в глубину больших произведений и сама литература начинает казаться каким-то мелким и несерьезным делом».2

Определение границ эпохи, само понятие той или иной эпохи, периодизация литературной истории - это один из самых сложных аспектов науки о литературе (и, соответственно, родственных ей искусствоведческих дисциплин)»,3 - указывал в конце 1980-х гг. А. В. Михайлов. Он акцентировал внимание на процессуальном аспекте изучения литературы как способе выявления художественных смыслов в их взаимодействии, как методе проникновения в сущность эстетической изменчивости. Научный подход к литературному процессу в принципе подразумевает диалектику частного и общего, целостности и фрагментарности, а главный уровень репрезентации целостности, по

1 Борев Ю. Б. Художественный процесс - категория эстетики и литературоведения //Теория литературы. Т. IV. Литературный процесс. - М.: Наследие. 2001. С. 3.

2 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. С. 330.

3 Михайлов А. В. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века // Михайлов А. В. Языки культуры. - М.: ЯРК. 1997. С. 43.

Михайлову, - это уровень «национальных» литератур: «Целостный процесс - литературно-исторический уровень, на котором задается и оправдывается смысл литературного развития, - тот круг, в котором соограничиваются и соопределяются пласты литературной истории. Таким уровнем и таким горизонтом служит. процесс развития национальной литературы, литературы народа. История литературы целостна и органична именно как история литературы национальной, хотя, разумеется, сама сущность народного, национального постигалась, осмыслялась, переживалась принципиально по-разному в разные эпохи».1

Необходимость дифференцированного подхода к категориям национального, народного приобретает особое значение в пространстве латиноамериканской культуры, в контексте которой, порой, проблематизируется сама возможность применения данных понятий: «Нация в Латинской Америке вовсе не есть нация в традиционном смысле слова, а как бы форма индивидуации единого супернационального единства - «расы», «народа-континента». Народ же в европейском смысле этого слова, как тысячелетиями складывающаяся во взаимодействии с природной средой психофизическая индивидуальность с собственным строем языка и претворенных в формах своей жизни мироотношением, здесь просто не имел времени сложиться», - указывал в свое время Ю. Н. Гирин. Однако, наряду с «континентальными» смыслами категория национального может соотноситься с конкретикой исторического, социального, этнического развития отдельных самостоятельных культурных «субъектов», причем латиноамериканское понимание категорий «нации» и «народа», складывавшееся в процессе культурного самоопределения континента, отличалось специфической подвижностью, было ориентировано не столько на описание уже возникших этнических

1 Михайлов Л. В. Диалектика литературной эпохи. // Михайлов А. В. Языки культуры. - M.: ЯРК. 1997. С. 35.

2 Гирин Ю. Н. К вопросу о самоидентификационных моделях латиноамериканской культуры // Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. С. 43. единств, сколько на программирование возможных путей достижения идеального состояния целостности. В этническом контексте именно категории национального приписывается целеполагающая функция, ориентирующая, в том числе, развитие культуры, обуславливающая понимание тех явлений и категорий, которые воспринимаются в контексте «национальной» проблематики, в том числе, категории и феномена традиции.

Историческое становление культурных традиций в Латинской Америке происходит во взаимодействии расово-этнических и историко-социальных факторов, а восприятие собственных культурных традиций, ценностно-смысловое отношение к культурному прошлому моделируется и корректируется идентификационными процессами. Особенности восприятия традиции в бразильской литературе XX в., пути приобщения к культурному наследию и взаимодействия с ним вписываются в общий контекст развития идеи традиции и осознания статуса традиции в бразильской культуре, которые, на наш взгляд, требуют специального освещения.

Становление бразильской литературы начинается в первые века колонизации той территории Нового света, которая была названа португальцами Землей Святого креста. Как писала И. А. Тетерян: «Бразильская литература имеет свое свидетельство о рождении: первый литературный памятник был создан в те самые дни, когда началась история этой страны, в конце апреля 1500 года».1 Памятники XVI в. принадлежат к документально-художественной дескрипции - это описания природного и человеческого (индейского) бразильского мира -письма, отчеты (реляции) миссионеров, путешественников, колонистов (территория была переименована в Бразилию в первый век колонизации, именем страны стало индейское слово «brasil» - наименование красного

1 Тертерян И. А. Литература Бразилии в XVI веке. Первые памятники // История литератур Латинской Америки. Кн. 1. - M.: Наука. 1985. С. 351. сандала, древесина которого высоко ценилась в Европе). Позднее возникает поэтическая дескрипция, в XVII в. художественные смыслы приобретают самоценное значение: так начинает складываться традиция бразильской литературы, начинает накапливаться первоначальный идейно-образный фонд, который (как и везде в Латинской Америке) станет основой будущего художественного развития.

Что же касается идеи традиции, то ее проявление правомернее всего относить к XVIII в.: ко времени возникновения первых литературных сообществ - «Академий», унаследовавших название от сходных объединений, существовавших в Португалии. Существенную часть наследия Академий1 составили документально-художественные генеалогические и историографические труды, создававшиеся в целях отражения непрерывного процесса становления бразильского «социума», жизни колонии в ее отличиях от жизни метрополии. Именно в них, на наш взгляд, впервые обозначается проблема преемственности, связности прошлого и настоящим - проблема традиции. Ее контуры намечаются в антропологическом (генеалогическом) и социально-историческом контексте, культурный аспект проявляется в обобщенном виде (вне собственно художественных смыслов) как периферийный уровень историографии. Но в конце XVIII в. проблема традиции обретает сугубо художественный контекст. В это время начинается взаимодействие новой литературы с «хрониками» освоения Бразилии: история Бразилии входит в сюжет эпических поэм «Уругвай» (1769) Ж. Б. да Гамы (1741-1795) и «Карамуру» (1781) Ж. де Санта Рита Дурана (1722-1784), созданных на основе этнографических, исторических данных, почерпнутых из первых текстов. К выражению духовной самостоятельности обращается ориентированное на классицизм и идеологию Просвещения поэтическое сообщество «Бразильская Аркадия»: в творчестве К. М. да Косты (1729

1 «Бразильская Академия Забытых» (1724-25) и «Бразильская Академия Возрожденных» (1759) появились на Северо-Востоке страны. В Рио-де-Жанейро существовала «Академия Счастливых» (1736-1740).

2CändidoA. Formagäo da literatura brasileira. - Säo Paulo. 1959. V. l.P. 122-156.

1789), И. Ж. де Алваренга Пейшото (1744-1792), Т. А. Гонзаги (1744-1810) заявляет о себе литературный традиционализм; впервые обозначается проблема эстетического отношения к бразильской реальности; проблема ее образного воплощения в слове. Осознаваемая бесконечность мира преображается и преодолевается в границах осознаваемой художественности текста с помощью традиционного, «готового» риторического кода: пасторального. Аркадийская поэзия как бы собирает «общие места» пасторальной образности, выстраивает систему канонизированных элементов, стремясь приобщить к завершенной известности «культуры» необъятное «варварство» бразильского мира.1

7 сентября 1822 г. в истории Бразилии начался новый этап: страна была объявлена независимой империей. Смена политического статуса стала считаться границей в истории культуры, в том числе в бразильской литературной истории: период до 1822 г. получил название «колониального» и был содержательно отграничен от нового «независимого» или «национального» периода. В контексте «национального» самоутверждения начинает разрабатываться концепция «национальной» культуры, пересматривается «колониальное» наследие. Программа «национальной» литературы определяется в творчестве писателей-романтиков (1830-1870). Впервые национальные смыслы литературы обозначаются Д. Гонсалвисом де Магальяинсом (1811-1882) в статье «Об истории литературы в Бразилии» (1833). Писатель считал, что в новой литературе должно возродиться индейское «наследие», что же касается португалоязычных истоков словесности, то острожно указывалось на авторов XVIII в., как на провозвестников новой традиции, но не упоминались иные ориентиры «национального» в колониальном прошлом. На протяжении следующего двадцатилетия построение истории

1 «Варварской» родиной называет Бразилию К. М. да Коста в Прологе к Собранию своих стихотворений, противопоставляя это «варварство» «культуре» - поэтической традиции. См.: Costa С. М. Prologo ао leitor // Candido A., Castello J. A. Presei^a da literatura brasileira. - S3o Paulo. 1964. V. 1. P. 136. См. подробно: Надъярных M. Ф. Иберийская паторальная традиция в поэзии Клаудио Мануэла да Коста // Iberica Americans Культуры Нового и Старого Света в их взаимодействии. - СПб.: Наука. 1991. С. 148-155. бразильской литературы, поиск традиции остаются идеальной целью романтической критики, однако начало литературы чаще всего совпадает с моментом обретения независимости, то есть наличие традиции отрицается вовсе, но развитие словесности подразумевает обязательное обращение к индейской «поэзии» - мифам и легендам коренных жителей Бразилии.1 В 1850-е гг. (в трудах А. Ж. Маседо Соареса, Ж. Франсиско Лижбоа) в концепцию привносится тезис о необходимости исследования взаимодействия португальского и индейского. «По мнению Маседо Соареса, - писала И. А. Тертерян, - бразильской литературе, чтобы достичь мирового уровня, недостает только ощущения национальной традиции, "духа веков"». Исследовательница выявляет в бразильской романтической эссеистике стремление к «синтезу двух начал - местного и привнесенного европейцами», приводя характерное высказывание Маседо Соареса: «Наши традиции двояки, и поэт, если он хочет быть национальным, должен стремиться к гармонии индейского и португальского».3 «Португальское наследие» осмыслялось в антропологической, исторической, этнической, но не в художественной перспективе. В текстах освоения Бразилии виделся один из источников «достоверных» сведений об индейцах, о колонизации, о быте и нравах колонистов. В прочтении дескриптивной литературы XVI-XVII вв. писателями-романтиками доминирует установка на «достоверность». Ж. де Аленкар (1829-1877), крупнейший романист и теоретик романтизма, скрупулезно документирует свои произведения, детали индейского и колониального быта обрастают комментарием, отсылками к тем «первотекстам», в которых содержится истинное «свидетельство» о реальности, претворяемой теперь в романную форму. Статусом художественной традиции первые тексты не наделяются, исток В 1840-е гг. эти идеи отстаивают С. Нунес Рибейро («О национальном характере бразильской литературы», 1843) и Ж. Норберто («Общие соображения относительно бразильской литературы», 1843).

2 Тертерян И. А. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 2. - М.: Наука. 1985. С. 529.

3 Цит по: Cándido A. Formafäo da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1975. V. 1. P. 10. национальной» литературы Гонсалвес Диас, Аленкар усматривают в индейской мифологии, в креольском фольклоре и в непосредственности «лирического» сообщения с миром бразильской природы.

Романтическая модель развития словесности отличалась специфической дискретностью: между индейским первоначалом традиции (долитературной архаикой) и собственно бразильской литературой, возникающей то ли в конце XVIII в., то ли в начале XIX в., образовывалось странное зияние. Явление «особой» «национальной» литературы происходило как-то «вдруг», из своего рода образного вакуума, но на ярком фоне идеологии «независимости»: на начальном этапе формирования концепции литературного процесса в Бразилии не определялся момент генезиса многочисленных образов и мотивов, принципиально значимых для нового - «постколониального», этапа. При этом романтизм взаимодействовал с доступными образцами колониальной словесности, обращаясь к ним как к информативному наследию, новая литература осваивала и впитывала поэтику словесного освоения Бразилии, но приобщение к художественности первых памятников, тождественное возникновению существенного единства традиции, происходило как бы на уровне подсознания. На сознательный уровень выводилась неупорядоченность традиции, ее дискретность.

Фикционалистское преодоление дискретности было намечено в 1872 г. Ж. де Аленкаром. В предисловии к собственному роману «Золотые сны» Аленкар создал «виртуальный» образ идеальной «органической» литературной континуальности, поступательного и непрерывного движения от архаики к современности. Писатель выделял три этапа литературной эволюции: «примитивный» или «коренной», исторический и собственно литературный. Первый включал «легенды и мифы дикарской покоренной земли; традиции, которые окутывали детство народа». Исторический период соотносился со временем колонизации: со временем «соединения народа-колонизатора с американской землей», временем преображений и превращений, когда «проясняются краски, начинается полет фантазии, язык насыщается мягкими модуляциями, формируются новые обычаи, возникает новый образ жизни».1 Наконец, третий этап, названный «детством нашей литературы», начинался с момента обретения политической независимости и еще не закончился. Три периода выступали в предельной взаимосвязанности и взаимозависимости, но объединялись не соположением фактов реальной литературной истории, а единством личности и творчества самого Аленкара. Каждому из периодов (за исключением последнего) соответствовала не какая-то реальная историческая литературная «продукция», но собственные романы писателя. Долитературному «примитивному» периоду как бы принадлежал роман-легенда «Ирасема», историческому - «Гуарани» и «Серебряные копи», литературному - «Ствол Ипе», «Тиль», «Гаушо», «Золотые сны». Модель Ж. Аленкара, на наш взгляд, являла собой первый систематический опыт изобретения традиции, характерного для последующей бразильской литературы - заполнения вымыслом субъективно ощущаемой смысловой пустоты в художественной истории.

Романтическая программа базировалась на идеале поиска духовных первоначал нации, на утверждении самобытности и оригинальности в литературе, сополагаемых с поисками особенной бразильской литературной «нормы». Концепция «национальной словесности» оформляется в контексте рефлексии о «правилах» воплощения бразильского духа (в романтизме теория поначалу опережает творческое воплощение, а не идет вослед уже созданным произведениям). Озабоченность созданием строго нормированной поэтики не мешает усилению пиетета перед европейскими образцами, как классическими, так и современными (Ж. де Аленкар резко критиковал индеанистскую поэму

1 Освоение земли обозначается Аленкаром в символике брачного союза (порт. - «consorcio»), в котором человек «наделял землю культурой», а земля «окутывала человека ароматами девственной природы, погружала в переливы великолепной музыки». У Аленкара непереводимая игра слов: «reverbera9oes de um solo espléndido» - и «переливы великолепного соло», и «отражения великолепий земли» - Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1959. V. 1. P. 697.

Гонсалвиса де Магальяинса «Конфедерация Тамойосов» (1856) за несоответствие канону героической эпопеи).1 Бразильский романтизм как бы нуждается в устойчивом коде, способном противостоять неоформленности мира. Ориентация на образец, норму, намеченная в конце XVIII в. и усилившаяся в эпоху романтизма, объясняется существенной незавершенностью рождающейся системы словесности. Вступая в период интенсивного становления, литература как бы искала опоры для достижения собственной целостности в апробированных формах и методах художественного и философского осмысления реальности. Устойчивая (пусть даже чужая) традиция становилась средством постижения своего, «неопределенного» мира, помогала завершить неясные очертания собственного образа в «готовом слове». И в романтизме, и позднее своеобразной «канонизации» подвергаются не только давние традиции, в качестве «образца» воспринимаются современные тенденции (например, натурализм).

В «эпоху» романтизма кардинально трасформируется жанрово-родовая система литературы: возникают драма и роман (не представленные в колониальной словесности). На наш взгляд, значимым оказывается принцип отбора моделей, служивших становлению словесности, проявление и в драме, и в романе специфической архаизирующей функции. В первых бразильских романах закреплялись простейшие формы осуществления жанра, как бы уплотненно повторявшего витки своего развития; освоение устойчивых типов (романа странствий, простейшего романа испытаний) происходило на уровне первичных моделей. Таковы написанные по образцу раннего плутовского романа «Воспоминания сержанта полиции» (1854-1855) М. А. де Алмейды (1831-1861); созданная по образцу любовной идиллии «Смуглянка» (1844) Ж. М. де Маседо (1820-1822); одноактные комедии J1. К. Мартинса Пены (1815-1848), ориентированные на простейшую комедию нравов и фарс.

1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1958. V. 4. P. 874-875.

Сложившаяся формализованная структура соответствовала задачам первичной типизации, собиранию «эпизодов» быта и нравов в единство художественного текста.

Концепт «единства» - один из самых существенных в романтизме, -определяет построение идеальной картины мира, выражающей синтетическую полноту. Мифологема синтеза структурирует этнокультурную программу романтиков, видевших в идеале человека бразильского (носителя и выразителя национальной культуры) гармоничное соединение автохтонного и португальского начал. В 1840 -70-е гг. эволюционирует романтический индеанизм: мир индейцев воссоздается и мифологизируется в русле определения основ традиции в эссеистике Ж. Норберто, А. Маседо Соареса, в поэзии Д. Ж. Гонсалвиса ди Магальяинса, А. Гонсалвиса Диаса, в творчестве Ж. де Аленкара. Эссеист Ж. Норберто писал в 1843 году: «Прошлое индейцев - это наша история, ибо у нас нет средневековой истории с рыцарями, турнирами, легендами, питающими воображение европейских поэтов. Но не только в Европе каждое место освящено преданием. У нас есть свои мифы, свои духи рек, озер, гор и долин. Нам не хватает только пера, которое запечатлело бы наших Оссианов, Фаустов и Айвенго».1 Образ коренных жителей Бразилии создается на основе освоенных бразильской литературой XVIII в. мифологем «естественного человека», «доброго дикаря», с привлечением опыта героической эпопеи («они [индейцы, - М. Н.] должны быть сходны с героями Гомера и Вергилия»)2 и пасторальной образности; с использованием топики рыцарского романа. «Старые» модели совмещаются с новыми формами, функционировавшими в Европе. В индеанистике - с опытом «исторической» прозы В. Скотта и романовл поэм Шатобриана. Но привлекаются и элементы индейской языковой

1 Cándido Л. Forma?äo da literatura brasileira. - Säo Paulo. 1976. V. 2. P. 20-21.

2 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 3. P. 540.

3 Сопоставительный анализ романов Аленкара, Шатобриана и Скотта см. в: Тертерян И. А. Бразильский индеанизм // Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1974. С. 226-259. картины мира, вводимые в индеанистские произведения в качестве «готового» истинного языка, мифопоэтически соответствующего миру. В зарождающемся позже регионалистском романе, воссоздававшем в парадигме идеально-естественного человека типичных представителей различных областей страны, в качестве «готового» слова выступают фольклорные элементы, фигурирующие на уровне цитат, обобщающих и резюмирующих моменты сюжетного развития. Индейские и фольклорные «образы» приобретают значение «образцового» художественного языка, «правильного» способа воссоздания национальной реальности.

Образцовым статусом наделяет креольский фольклор Аленкар, чрезвычайно внимательный к проблеме языкового воссоздания мира. Именно он впервые анализирует на бразильском материале проблему «языкового плена»: непреодолимого парадокса создания бразильской литературы на португальском языке. Писатель (цикл заметок «Наш Песенник», 1874) наблюдает за фольклорным преображением слова, приобретающим бразильские «интонации» в лексике, в словообразовательных (обилие уменьшительно-ласкательных форм) и в синтаксических конструкциях. В фольклоре раскрывается «дух. лесов, выразительность природного колорита, американского образа жизни».1 Народная стихотворная и песенная культура, воссоздавшая «непрестанную борьбу с природой», выражает эпическое отношение к миру, свойственное бразильцам - покорителям Нового Света. Оно и должно быть воспринято литературой вместе с иными элементами фольклорного мироощущения: особым отношением к любви, сродством с животным и природным миром во всех его проявлениях, погружением в «анонимную коллективность» (multidao anónima), со всевозможными языковыми «неправильностями», бытующими в народном искусстве. Усвоение речевых «неправильностей» фольклора - это специальный пункт развития словесности, преодоления ее

1 Alencar J. de. Obra completa. - Rio de Janeiro. 1960. V. 4. P. 962.

2 Ibid. P. 973. тогдашнего «естественного состояния иммитации». Бразильская литература «может оказаться совершенно неправильной, - утверждал писатель, - но это будет устрашающая и блистательная неправильность (incorreçao) великолепной бухты Гуанабарра, поражающей и восхищающей всякого впервые созерцающего ее».1 Бразильский «образец» изначально содержит некоторую «неправильность», «необразцовость», и понятие о национальной «норме» преображается в контексте этой «анормальности».

В постромантический период «анормальность» национального культрообразования признается в качестве объективного факта, но рассматривается не как основа «самобытности», а как преграда к ее достижению. Основой философских обобщений служит позитивизм, в русле которого с конца 1860-х гг. осмысляются возможные социальные и культурные преобразования. В исследованиях крупнейшего философа того времени Т. Баррето (1839-1889) критически пересматривается романтическая идеализация национального начала. Исходя из оппозиции «природы» и «культуры», Баррето полемизирует с апологией «идиллической естественности»: природа - это непреобразованное «первичное состояние вещей», лишенное этического целеполагания. Утопия «естественного человека» сменяется идеалом человека культурного или общественного, чья деятельность основана на понимании правил и норм социума - «великого механизма человеческой культуры».3 Оценивая бразильскую культуру, Баррето утверждал, что она, как и нация в целом, еще не достигла внутренней целостности, но поддерживается только механическими внешними связями, подчиненными государственно-бюрократическим структурам. В Бразилии еще не возникла национальная традиция, не сформировалась органическая

1 Alencar J. de. Obra completa. V. 4. P. 982.

2 Lins I. Historia do positivismo no Brasil. - Säo Paulo. 1964. 661 p.

3 Цит. по: Paim A. Escola do Recife // Paim A. O estudo do pensamento filosófico brasileiro. - Rio de Janeiro. 1979. P. 61-69. социальная культура», судьба бразильского народа не определилась окончательно, он переживает переходный период.1 Такая трактовка национальной проблемы знаменовала начало кардинального изменения в понимании национальной сущности как еще неопределенной, незавершенной, неясной; намечала истоки той концепции, которая закрепится в XX в. Однако для философа актуальным было преодоление «анормальной» переходности, включение Бразилии в единый ритм культурного переустройства. Обозначившиеся контуры новой концепции обостряют внутрикультурную потребность в «завершении» «неопределенностей». Но в стремлении к целостному самообоснованию усиливаются традиционалистские тенденции: в усвоении новых философских и художественных концепций обостряется тяготение к образцам, причем, то, что в Европе воспринималось в полемике, в Бразилии принималось, как нормативная модель.2

Капистрано де Абреу (1853-1927) пытается выйти из кризиса самосознания на основе эволюционистской системологии и позитивизма. В исследованиях «Открытие Бразилии и ее историческое развитие с XVI века» (1883), «Главы колониальной истории» (1907) он пробует создать целостный образ исторической традиции, обобщая данные географической, этнографической и исторической наук. Обращаясь к литературному процессу, Абреу рассматривает искусство слова в контексте воздействия «климата», «почвы» и «метисации» и приходит к пессимистическим выводам относительно будущего национальной литературы. По его мнению, этнокультурное смешение отрицательно сказывается на эволюционных процессах; стремясь выявить литературную бразильскую «норму», исследователь констатирует внекультурную анормальность национальной традиции. Barreto Т. Traaos de literatura comparada de século XIX // Barreto T. Estudos alemaes. - Rio de Janeiro. 1926. P. 122.

2 См.: Надъярных M. Ф. Литература Бразилии // История литератур Латинской Америки. Кн. 3. Конец Х1Х-начало XX века (1880-1910-е годы) -М.: Наследие. 1994. С. 590-601.

В области литературоведения рубеж веков знаменателен появлением ряда полномасштабных литературных историй. В период 1880-х - 1910-х гг. выходят в свет труды Арарипе Жуниора, Ж. Вериссимо, С. Ромеро, стремящихся к воссозданию полной картины национальной традиции. Наиболее полная системная периодизация бразильской литературы принадлежала литературоведу, философу, социологу, фольклористу С. Ромеро (1851-1914). Его «История бразильской литературы» (первое издание вышло в 1888 г., последнее, переработанное - в 1912 г.) основывалась на методологии И. Тэна и Г. Т. Бокля, вслед за которыми Ромеро пришел к «органической» концепции развития искусства слова, представавшего как отражение гения (характера, духа) народа. Национальную духовность Ромеро рассматривал в контексте проблемы метисации, он одним из первых пытался объяснить, каким путем шло в Бразилии взаимопроникновение европейской, негритянской и индейской культур. Исследователь задает четкую систему координат литературной эволюции, выделяя в ней четыре этапа. Этап «зарождения» помещался в границы 1500 - 1750 гг.; 1750 - 1830-е гг. соответствовали первому «независимому этапу»; 1830 - 1870 - романтическому преобразованию словесности. Период с 1870 г. по время последних изданий «Истории» описывался как критическая реакция на романтизм. Предложенная периодизация остается релевантной для современных Историй бразильской литературы, однако в построениях Ромеро специально выделенный «этап зарождения» терял основополагающее значение.

Опираясь на концепцию «национального характера», С. Ромеро исключает из истории литературы авторов XVI в. Для него все они -выразители чисто португальского видения бразильского мира.1 И другими

1 Оговаривается особое положение Ж. де Аншьеты: который «однажды уехал в Бразилию и стал нашим, сдружился с землей, посвятил себя дикарям, стал одним из двигателей нашей цивилизации». - Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 351. Однако, словесное, а не «цивилизационное», творчество Аншьеты лишь опосредованно соотносится с бразильской литературой. Ромеро считает его «простым предшественником» будущих национальных свершений, но не более, отказывая произведениям миссионера в художественных достоинствах. - Ibid. Р. 359,373. создателями бразильской литературной историографии первые памятники колониальной словесности либо вовсе изымались из пространства «национальной» традиции (Ж. Вериссимо), либо рассматривались в критической перспективе (Арарипе Жуниор).1 Негативистский пафос был направлен на «вторичность», стилевую зависимость произведений колониального периода от соответствующих европейских образцов; а к «нехудожественности» и «неоригинальности» добавлялось отсутствие «национального духа».

В «Истории» С. Ромеро среди авторов XVII в. достойными упоминания оказываются В. ду Салвадор, Б. Тейшейра, М. Ботельо де Оливейра, Г. де Матос, но их произведения именно упоминаются, а не анализируются; перечисляются в связи с «освоением» бразильского мира, но не наделяются статусом влиятельности на последующее развитие. В текстах XVII в. приветствуется нативистская линия, зарождение «внутренней принадлежности» автора бразильскому миру. Но сама по себе обращенность к американской природе не является доводом для признания автора «бразильским»: красота природы «спонтанно возникает. со времен Перо Вас де Каминьи», но, «вовсе недостаточно У описывать американский пейзаж, чтобы говорить о себе: я - американец». Критерий «литературного национализма» использовался в первых историях наравне с категориями «национального характера», «бразильского видения» как методологическое основание для определения истоков традиции. Однако, в результате, как и на романтическом этапе (хотя и в иной парадигме, и на ином материале) в историях С. Ромеро, Ж. Вериссимо, А. Жуниора образ национальной культуры представал как дискретный. С. Ромеро, пытаясь определить, что значит «быть американцем», «быть бразильцем», то есть, подойдя к центральному для

1 Арарипе Жуниор исследует колониальные памятники в перспективе «варваризации» - «помрачения рассудка» (obnubilado), в котором пребывали первые поселенцы, оказавшись в варварской среде тропиков. - Araripe Junior. Obra crítica. - Rio de Janeiro. 1963 V. 3. P. 407,479.

2 Romero S. Historia da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1960. V. 2. P. 383. всей концепции пункту, сам того не замечая, конструирует своеобразную категориальную лакуну.

Оказывается, что «бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», не могут быть четко интерпретированны. С. Ромеро пишет: «Быть бразильцем, значит быть им по сущности духа, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Значит, обладать внутри себя неким неопределенным, но реальным чем-то, что является только нашим, тем, чем никто другой не обладает» (Ser brasileiro é sê-lo no ámago do espirito, com todos os nossos defeitos e todas as nossas virtudes. E ter em si um qué indefinível mas real, que é só nosso, que ninguém mais tem).1 В свою очередь, «национальный характер пока еще не совсем определен (näo está ainda bem determinado), по причине тенденции к подражательности, которая является одним из его свойств, таким, которое препятствует тому, чтобы этот характер ясно определился».2 Таким образом, категории «бразильскости», «национального характера» концентрируют вокруг себя семантическое поле неопределенности, представленной соположенными синонимами (для выражения неопределенности Ромеро использует слова «indefinível», «um qué», «näo determinado»). Неопределенность характера переносится на литературные факты, на художественные принципы, соотнесенные с критерием «национального». «Бытие по-бразильски», как и словосочетание «национальный характер», по сути, не поддаются непосредственному истолкованию, не могут быть содержательно четко интерпретированны.3

На рубеже XIX - XX вв. проблема непределенности национального характера, субъективная логика непризнания ценности колониальных памятников соединялись с объективной логикой «незнания» собственной

1 Romero S. Historia da literatura brasileira. P. 383.

2 Ibid. P. 383-384.

3 Или - просто не могут вербализоваться в логических категориях, соотносясь с той сферой сознания, категоризация которой способна аналитически разрушить некое ядро культуры, ее центр, утаиваемый в пролиферирующих неопределенностях. Центр-это синтетическая мифометафора, которая возникает в «определении» С. Ромеро: «сущность духа» - ámago do espirito. Слово «ámago» соединяет в своей литературной и реальной истории. К моменту появления первых исследований литературного процесса известный текстовой фонд колониального периода, в особенности начального этапа словесности, был минимален и труднодоступен для изучения. Основной корпус памятников, XVI в. сохранялся в рукописях, редкими были переиздания авторов XVII -XVIII вв. На информационные лакуны, препятствующие созданию идеальной целостной эволюционной картины ссылаются авторы Историй литературы, историографы (К. де Абреу в «Открытии Бразилии и ее историческом развитии с XVI века»). Культурологи говорят о «неполноте» национальной традиции, подразумевая реальную неполноту информации о ней. В преодолении информационных зияний интенсифицируется изучение документов первых веков колонизации, намечается программа академических переизданий всего написанного на территории страны в колониальный период. Но публикации и новые исследования, посвященные началу колонизации Бразилии, возникающие в XX в., корректируют, но не исключают мотив «неполноты» и «неполноценности».

Проблема традиции соотносится с противоречиво трактуемой проблемой метисации. Арарипе Жуниор, связывая национальное и метисное, приходит к выводу, что метисный характер, «идеально» (то есть полно) репрезентирующий национальную реальность, не соответствует общепринятым канонам «идеального» в искусстве. В свою очередь С. Ромеро считает, что создание полной эволюционной литературной хронологии подразумевает рассмотрение эволюции этно-культурного взаимодействия, но критическое отношение к первым памятникам препятствует ее проявлению.

К началу XX в. сфера национальной традиции мыслилась как многокомпонентная незавершенная целостность, в которую входили многозначности духовное и телесное; человеческое и природное, обозначая и «сущность», и «нутро», и сердцевину «растений». фрагменты португалоязычного литературного наследия, креольского фольклора, автохтонного «наследия» и афро-бразильского фольклора (впервые к нему в контексте проблемы традиции обращается С. Ромеро, начинающий сбор источников). Однако все составляющие сферы традиции характеризовались ценностно-смысловой неустойчивостью. Отношение к наследию колониального периода проблематизировалось в художественном и идентификационном контекстах (на рубеже XIX-XX вв. в позитивистском контексте неустойчивым стал «национальный» статус романтической литературы). Автохтонные источники отчетливо представали в их эволюционной отделенное™ от общего литературного процесса, а романтическое восприятие креольского фольклора в перспективе его нормативной идеальности сменилось критическим отношением к фольклорным источникам, которые оказались сдвинутыми на периферию традиции, где уже определилось место для афро-бразильского фольклора.

В идейном и художественном (в творчестве Р. Помпейи, Ж. М. Машадо де Ассиза, А. Лимы Баррето и др.) пространстве рубежа веков оформляется новое видение национального характера, национальной «сущности», воссоздающихся в понятиях «неопределенности», «противоречивости». В первые десятилетия XX в. эта точка зрения становится общепринятой, превращаясь в основу национальной самокритики или «реалистического национализма», сменившего «оптимистический национализм» XIX столетия.1 Едва ли не последним всплеском оптимизма в оценках национальной специфики была книга А. Селсо «Почему я горжусь своей страной» (1900), которая сразу превратилась в классический цитатник и сделалась предметом непрекращающихся насмешек, символом упрощенного, бессмысленного патриотизма, окончательным антитезисом которому звучал заголовок книги Ф. Лагрека «Почему я не горжусь моей страной» (1919).

1 Morreira Leite D. О caráter nacional brasileiro. - Säo Paulo. 1983. P. 207-208.

С позиций национальной самокритики оспаривались все основания «национальной гордости» (всего Селсо выделял одиннадцать, включая территориальные преимущества Бразилии, величие и красоту ее природы, величие национального характера и т. д.), кроме одного - великого будущего страны.1 Тема великого будущего превращается в одну из «навязчивых идей» национальной мысли: рубеж веков обрамлен утопическими романами «Царство Киато: в стране истинности» (1892, опубл. в 1922 г.) Р. Теофило и «Сан Пауло в 2000 году, или Национальное возрождение: хроника будущего бразильского общества» (1909) Г. Барнслея. Но в отличие от книги Селсо и в них, и в научных футурологических концепциях, будущее и настоящее Бразилии отграничивались друг от друга. Настоящее, отождествляемое с состоянием болезни (в 1916 году выходит исследование Б. де Магальинса «Великий больной Южной Америки»), понимается как «хаос», тогда как будущее ассоциируется с состоянием «космическим» - организованным, целостным, правильным. Переход к идеальному будущему предполагал коренное преобразование национальной модели, подразумевал реорганизацию политической и экономической системы и соотносился с полным изменением национального характера.

Социально-экономическая ситуация того времени предоставляла бесконечные возможности для критики. В первые десятилетия XX в. патриархальная, полуфеодальная общественная система, базирующаяся на латифундистском землевладении, начинает трансформироваться в систему аграрно-индустриальную: формируется новая сеть коммуникаций, ускоренными темпами развивается промышленность. При растущей потребности в наемном труде происходит социальная переориентация малоимущего населения, перемещающегося в крупные населенные пункты, а промышленные центры (Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло и др.) и

1 Morreira Leite D. О caráter nacional brasileiro. P. 211-217. См. также: Skidmore Т. Е. Preto no branco. Ra?a e nacionalidade no pensamento brasileiro. - Rio de Janeiro. 1976. P. 117 провинция культурно, экономически все больше отдаляются друг от друга. Развитию препятствует политический и хозяйственный традиционализм, исчерпавшее себя поместное землевладение - основа олигархической власти: вплоть до 1920-х гг. две трети земли принадлежали 0,1% населения, мало заинтересованному в реальных экономических реформах.

Непреодолимое противостояние прогресса и традиции, феодальных и капиталистических тенденций составило экономическую основу национальной самокритики, но причины экономического и общекультурного кризиса подчас усматриваются в почти метафизической ущербности национального характера. Проблема национального характера в первой четверти XX в. продолжала исследоваться в связи с проблемой метисации, в полемике или развитии современных этно-социальных теорий. Болезненный вопрос о перспективах метисации выносится в центр программных книг - романа Ж. да Граса Араньи (1868-1931) «Ханаан» (1902) и очерков Э. да Куньи (1866-1909) «Сертаны» (1902). Их объединяет восприятие метисации как соединения несоединимого, столкновения крайностей «варварства» и «культуры» в человеке бразильском. Но Аранья усматривал в победе варварства необходимый момент приобщения к первоистокам бытия, признак молодой силы, отличающей Бразилию от «дряхлой» Европы; Кунья же считал этническое смешение («варваризацию» культурной личности) первостепенной причиной неспособности Бразилии к нормальному социально-культурному строительству. Хотя и автор «Сертанов» видел в метисе не только «низшее» существо, воплощение безволия, бесформенности, но и своеобразного титана, порожденного бразильской землей.

Безволие, недоразвитость и гиперболизированная сила, но не метисов, а негров выносятся на первый план в историко-этнографическом исследовании Р. Н. Родригеса (1862-1906) «Африканцы в Бразилии» (1905, книге этой, несмотря на отчетливость расовых предрассудков, суждено было сыграть важную роль в дальнейшем изучении афро-бразильской культуры). Концепция «низшей», варварской расы соседствует у Родригеса с пониманием негритянского мира как «иного», принципиально отличного от мира «белых». «Инаковость» негров вызывает пессимистическую оценку бразильской культуры: метисация отождествляется Родригесом с разрушением единообразия, целостности, необходимых для стабильного социокультурного процесса.

Тема национального безволия, инерции, пассивности варьируется в публицистике, эссеистике, социологии 1900 - 1910-х гг. С констатации общего культурного кризиса начинается исследование А. Торреса (18651917) «Проблема бразильской нации. Введение в программу национальной организации» (1914): «Упадок национальной культуры стал очевидным. Мы вообще никогда не будем обладать собственной культурой. Мы — народ, не способный идти, у нас нет собственного мнения, нет умственного ориентира».1 В 1911 г. Абреу пишет об исконной «дряхлости бразильского народа», символически сопоставляя бразильца и Бразилию с жабуру (птица из отряда голенастых, похожая на аиста): «Стать у нее возвышенная, лапы толсты, крылья крепки, но день за днем проводит она, скрестив конечности, погруженная в печаль; суровую, погасшую, ничтожную».2 Видение национального мира сквозь призму гротеска, проявившееся в высказывании Абреу, становится к середине 1910-х гг. принципиально значимым. Именно в это время появляется новый символ национального «ничтожества»: герой очерков Монтейро Лобато (18821948) — человек-гриб — «урупе».

Окрытие возможностей гротескной (контрастной, многоплановой) выразительности было важнейшим шагом в эволюции художественного отражения национального характера. Но гротеск входил в систему позитивистской критичности, определявшей ценностно-смысловую Torres, Alberto. О problema nacional brasileiro. Introduçâo a um programa de organizaçào nacional. - Sào Paulo. 1982. P. 15-16

2 Capistrano de Abreu J. Correspondência. - Rio de Janeiro. 1955 V. 2. P. 21 систему взглядов большинства бразильских интеллектуалов начала XX в., видивших путь к целостности в обличении несовершенств.

Понятие о неоднородности, внутренней многосоставности национального характера функционирует в контексте сугубо отрицательных коннотаций, воспринимаясь отнюдь не как проявление самобытности, но как препятствие на пути ее обретения. Однако в 1910-е гг. намечается иное отношение к проблеме этнокультурной «неопределенности», как и к проблеме «метисной» традиции, реализованное в новой идейно-художественной системе, получившей название бразильского модернизма.

Похожие диссертационные работы по специальности «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», 10.01.03 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Надъярных, Мария Федоровна

Заключение.

Эта работа задумывалась в стремлении воссоздать целостный художественный и смысловой образ бразильской литературы XX столетия. Поначалу единство бразильского смысла соотносилось автором диссертации с принципиально значимой для всех латиноамериканских литератур «идентификационной» проблематикой - или, скорее, с проблемой поиска самобытности. Как-то получилось, что слово «самобытность», как и слово «своеобразие», пришедшие в российскую латиноамериканистику в 1970-е гг.1 позднее практически исчезли из научного словаря. Заместившие их категории «самости», «самоидентификации», «самоопределения» культурологически резче очерчивают проблемное поле латиноамериканского самоосознания, выявляют те цивилизационные, культуроустроительные функции, которая выполняет литература континента,2 но, в то же время, некритичное применение этих категорий как бы исподволь расслаивает восприятие собственно художественного ядра словесности, придавая литературе предметную однозначность целеполагания. А вот сочетание «своеобразия» и «самобытности» способно, пожалуй, воспроизвести (по-русски) творческую реальность отношения к слову в Латинской Америке.

Жоан Гимараинс Роза называл основанием своего художественного мира «чувство метафизики языка».3 Бразильский прозаик вполне серьезно именовал себя мистиком, включая момент «откровения», как принципиально необходимый, в систему своего творческого метода.4 Творчество воспринималось им как священнодействие, как приобщение к

1 Концепции историко-культурной самобытности Латинской Америки. - М.: Наука. 1978. 189 е.; Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976.275 с.

2 Земсков В. Б. К построению модели латиноамериканской культуры) на материале литературы) // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. С. 76-88.

3 Diálogo com Guimaraes Rosa // Guimaraes Rosa. Coletánea organizada por E. F. Coutinho. - Rio de Janeiro. 1983. P. 88.

4 Guimaraes Rosa J. Sobre a escova e a dúvida // Guimaraes Rosa J.Tutameia (Terceiras estórias). - Rio de Janeiro. 1969. P. 157-158.

евангельской истине, ибо для Гимараинса Розы жизненно актуальна тождественность Слова и Бога.1 Задачей писателя становилось обнажение первичной семантики: «Я стремлюсь таким образом употреблять всякое слово, как будто оно только что родилось, стремлюсь омыть его от нечистот обыденной речи и вернуть ему его первоначальный смысл».2 По Гимараинсу Розе, истинное писательство - ответственность перед словом, познание словесной реальности - оказывается синонимом богопознания, и

«помогает человеку победить зло». «Бразильцу еще только предстоит создать свой собственный язык,4 - утверждал писатель, считая, впрочем, что незавершенность системы «бразильского» языка, переживаемая динамика формирования придает ему особую жизнетворческую силу. По сравнению с португальским, бразильский «язык» сильнее, метафизически богаче, сокровеннее, ближе к первосмыслам мира, он предстает как пролиферирующая система, впитывающая и объединяющая значения (что исторически объясняется причинами этнокультурного взаимодействия, лексическим обогащением за счет афро-индейского влияния), как система открытая, транзитивная.

Мистическое благоговение перед словесной реальностью, характерное для Гимараинса Розы, сущностно объединяется с общей для латиноамериканских писателей завороженностью словом. Л. Лима и X. Л. Борхес, О. Пас и Г. Гарсиа Маркес, К. Фуэнтес и М. Варгас Льоса, как и многие другие, каждый по-своему, фиксировали онтологическую значимость овладения словом, способным создать - раскрыть смысл мира. В историко-культурном контексте проблема «своего слова» естественно объясняется возникшим в процессе духовного самоопределения Латинской Америки переживанием «чужого» и «чуждого» слова, обделенности собственным языком, особенно актуальным для литературы,

1 Diálogo com Guimaräes Rosa. P.88

2 В оригинале: «reduzi-Ia a seu sentido original». Ibid. P. 81.

3 Ibid. P. 83-84

4 Ibid. P. 74

которая, за малым исключением, развивается на языках европейских и вынуждена оставаться в границах «внутренних форм» той или иной языковой системы. Самобытность возникает в процессе семантических трансформаций с добавлением к устоявшейся системе значений ситуативного оттенка смысла. Именно с наращением «оттенков» (matiz) смысла соотносил развитие латиноамериканской литературы один из создателей континентальной культурологии доминиканец П. Энрикес Уренья.

Проблема самобытности - ключевая в латиноамериканском художественном сознании - неизменно связана с поиском некоего скрытого первоначала, первообраза мира, где осуществляется равенство полноте своего «я»; от которого идет дальнейшее обоснование своей онтологической единственности. Не случайно потерявший память Пилигрим из романа мексиканца Карлоса Фуэнтеса «Терра Ностра» должен попасть в «заповедное» место, отмеченное на карте белым цветом - цветом универсальной возможности и скрытой гармонии красок, в то лоно, куда устремлено и из которого вышло все существующее; в то пространство, где живут повелители чар, знаков и слов. Стремление обрести собственный «язык», слово, которое способно в нагромождении кажимостей выявить истинное, единственное значение реальности, сопутствует формированию латиноамериканской литературы и становится особенно настойчивым в XX столетии. Возрождая традиционную топику, писал эквадорец X. Каррера Андраде о великой Книге Америки, о предназначении поэта, которому суждено собрать в поэтическую гармонию хаос природного текста. «Язык означает бытие в своей реальности, жизнь в реальности», - утверждал герой романа аргентинца Хулио Кортасара «Игра в классики». Когда набухали кровью, приобретали мучительную осязаемость слова «смерть» и «убийство» свершилось «воспитание души» неказистого журналиста из романа перуанца Марио

Варгаса Льосы «Война конца света»: он стал писателем - хранителем памяти. Слово должно овеществиться, обрести «плоть и кровь» чтобы человек узнал свою судьбу, приобрел право на «свою» реальность, сохранил историю, в которой ни один, даже самые неприглядный момент не может забыться.

В латиноамериканской литературе языковая стихия онтологически обращена на обретение себя в мире «вещей». Ж. Гимараинс Роза избрал местом свершения своего языкового действа сертаны, Ж. Кабрал де Мело Нето преобразил в подмостки ауто - «всеобщего действа» - тропы и воды Северо-Востока, праздничное действо романов Ж. Амаду разыгрывалось в пронизанном чудом «всеобщем» пространстве бразильского города-мира. И не случайно, наверное, столь важной оказывается для бразильской словесности праздничная мистерия Рождества, символически соотносимая с рождением нового слова, воплощающего смысл Нового мира. Бразильская литература XX столетия непрестанно стремилась к «новому открытию» собственных смыслов во встрече художественного слова с реальностью. Но «новые открытия» непременно отсылали к прежним открытиям «своего» мира в слове, возрождали первоначальные смыслы культуры: в поиске самобытности раскрывалось пространство национальной традиции. Образ национального наследия структурировался в динамике художественного процесса, а постоянное взаимодействие с национальной традицией, обостренное внимание к проблеме традиции, в свою очередь, стали важнейшими системообразующими факторами литературного развития, основой формирования того устойчивого художественного кода, который объединил писателей различных направлений и школ в единое целое национальной литературы.

Пределом и мерой завершаемой работы был национальный горизонт бразильской литературы. Но, конечно, развитие бразильской словесности естественно вписывается в общелатиноамериканский художественный

процесс. Литературная современность в Бразилии, как и везде в Латинской Америке, открывается в 1920-е гг. приобщением к поэтике авангарда: в синтетическом восприятии различных авангардных программ начинается становление бразильского модернизма. Однако, в отличие от большинства латиноамериканских авангардных школ, бразильский модернизм проявляет особый эволюционный потенциал (модернистскую парадигму «культурного многоязычия» мы соотнесли со временем 1920-х - середины 1940-х гг.), развивается в общенациональную концептуально-художественную программу перестройки бразильской культуры. Выдвигая программу «Нового открытия Бразилии», модернизм объединяет апологию новизны с апологией архаики, соединяет слово книжной традиции с устным словом в пародийно-парафрастическом диалоге, погружается в глубинные мифопоэтические и фольклорные смыслы культуры. Именно с модернизмом связано начало существенной трансформации восприятия и воссоздания бразильской самобытности, новый образ которой воплощался не только в литературе, но и в пластических искусствах, и в музыке.

Специфику бразильской литературной ситуации первой половины XX в. определяет полемическое сосуществовании модернизма и регионализма (развитие регионалистской идейно-художественной концепции связано с периодом середины 1920-х - середины 1940-х гг.). Регионалистская проза Бразилии, в свою очередь, не может не соотноситься с испаноамериканским теллуризмом (почвенничеством) в воссоздании природной стихии и ностальгически-утопического образа уходящего патриархального мира, в обнажении драматической ситуации разобщения человека и природной среды, маргинализации «почвенного человека». Но именно в Бразилии на раннем этапе развития регионализма символический опыт постижения природных смыслов существенно дополняется отображением духовного пространства «человека

бразильского», предпринятым Ж. Амаду. На наш взгляд, существенная одновременность развития модернистской и регионалистской художественных программ создала, по сути, уникальную ситуацию взаимодействия дополнительных смыслов, привела к диалектическому обогащению обеих систем и существенно повлияла на дальнейшее развитие бразильской литературы. Во второй половине века (с середины 1940-х гг.) модернистская и регионалистская концепции, преображаясь в ближайшую традицию, становятся предметом синтетического восприятия, обуславливая художественные смыслы нового этапа бразильской словесности, способы ее диалога со всей национальной культурой. В модернистском обобщении авангардных интенций (здесь стоит еще раз подчеркнуть ценностный смысл архаических, примитивистских, мифопоэтических тяготений) готовилась смысловая база для литературы второй половины века: «новая» проза и поэзия Бразилии обращены не столько к европейскому опыту авангардной инновации и архаизации, сколько к недавней национальной традиции. Модернистское «собирание» разнообразных языков культуры в стремлении к максимально полной репрезентации «своего» художественного смысла стало одним из ориентиров развития бразильской словесности XX в. Именно в таком «языковом» значении функционируют жанрово-стилевые литературные фрагменты, первичные речевые жанры; в качестве языка культуры воспринимается фольклор. Следует отметить, что мифопоэтические и фольклорные тяготения бразильской словесности во многом сопоставимы с художественностью «магического реализма»:1 миф и фольклор оказываются некоей призмой для воссоздания коллективного архетипического сознания, для воплощения особого внеиндивидуального

'А. Ф. Кофман, уточняя область применения данного термина, выделил следующие составляющие поэтики «магического реализма»: обращение к индейскому или негритянскому сознанию; воссоздание «многосоставного героя» - члена некоей коллективной общности; при этом «цивилизационное сознание осмысляет действительности через дорационалистическое сознание и одновременно осмысляет само примитивное сознание»: Кофман А. Ф. Проблема «магического реализма» в латиноамериканском романе //Современный роман. Опыт исследования. - М.: Наука. 1990. С. 192-193.

типа героя. Но в бразильской литературе интерес к «дорациональному» сознанию выявляется в модернизме, который, собственно, производит предварительное освоение мифопоэтической «инаковости». А произведения Ж. Гимараинса Розы, Ж. Амаду, Ж. Кабрала де Мело Нето, по времени соотносимые с испаноамериканским «магическим реализмом» (А. Карпентьер, М. А. Астуриас), обращены не к «дорационалистическому», а к промежуточной - «метисной», синтетической - форме сознания, возникшей в осуществленном единстве рационального и иррационального, то есть не к осмыслению «иного», но к воплощению самобытно «своего». Внимание к мифопоэтической «инаковости» индейца возродится в творчестве Адониаса Фильо, Д. Рибейро, А. Калладо, то есть, в неоиндеанистском романе 1970-1980-х гг. (его испаноамериканский аналог представлен, в частности, в творчестве М. Варгаса Льосы - романы «Говорун», 1987; «Литума в Андах», 1993), в структуру которого входит момент критического сопоставления устной мифопоэтики с рационализированным письменным словом: то есть момент культурного разноязычия, возникающий в контексте существенной проблематизации отношения к национальной традиции.

Однако, столь же важной для бразильской литературы второй половины XX столетия оказывается регионалистский «традиционализм»: в художественном пространстве нового регионализма собирается, развивается, структурируется символико-мифологическая образная система, основы которой были заложены в предшествующий период. В свое время А. Ф. Кофман указывал на необходимость разысканий в области генезиса отдельных мотивов и образов латиноамериканской «мифологической инфраструктуры».1 Совершенный в данной работе экскурс к истокам формирования регионалистской художественности показывает, насколько актуальной для литературы всего XX в.

1 Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. -М.: Наследие. 1997. С. 23.

оказывается трансформируемый и интепретируемый в романе северовосточной школы первичный образный фонд, складывающийся со времен бразильского романтизма. Уже тогда (в творчестве Ж. де Аленкара) проявилось сознательное, рефлективное отношение к традиции, которое считается «очень характерным для латиноамериканских писателей».1 Многие «мифологемы» (ср. «безликая засуха», «дерево у дома», «кентавр»; метафоры в индеанистских романах) вводились писателем в открыто-идеологическом контексте или в метатекстовом сопровождении. Автор, мысливший себя основоположником традиции, вполне сознательно производил отбор образов, обозначавших связь с автохтонным наследием или очерчивающих «идеал» новой синтетической культуры, воплощенной в ее носителе - новом человеке. Отношение к творчеству, как к сознательному выполнению культуросозидательной миссии являет собой типологическую модель творческого поведения,2 причем служение создаваемой традиции ставится неизмеримо выше непосредственного художественного самовыражения.3

В служении традиции воплощается латиноамериканский вариант культуртворческой нормативности, обозначенный В. Б. Земсковым в триаде «Творец - Инновация - Традиция», подразумевающей, что «в латиноамериканской ситуации Творец не порождается Традицией, здесь он своими усилиями создает Традицию».4 Выделяя данный тип творчества и традиции, исследователь соотносит иные типы (Традиция-Творец-Традиция; Традиция-Творец-Инновация) с традиционными (в том числе, с

1 Земсков В. Б. Литературный процесс в Латинской Америке. XX век и теоретические итоги // История литератур Латинской Америки. Кн. 4. XX век: 20-90-е годы. Ч. 1. - М.: ИМЛИ РАН. 2004. С. 27.

2 См.: Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. 279 с. Особенно статьи: Земсков В. Б. О культуртворческой норматичности в Латинской Америке (С. 514); Шемякин Я. Г. Личностный уровень межцивилизационного общения и типы творческой личности в Латинской Америке (С. 15-37); Хайт В. Л. Новый Свет как утопия и жизнетворческие стереотипы в латиноамериканской культуре (С. 150-163).

3 См: письма М. де Андраде, где автор неоднократно говорит о необходимости принесения непосредственного самовыражения в «жертву» идеальной традиции. - Andrade М. de. Cartas a Manuel Bandeira. - Rio de Janeiro. 1967. P. 118, 120-121, 124, 188 et al.

4 Земсков В. Б. О культуртворческой нормативности в Латинской Америке // Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. С. 8.

автохтонными американскими) культурами и с условной нормой Старого Света. На наш взгляд, латиноамериканское (и бразильское, в частности,) отношение к традиции все же сообразуется и с инновационно-интепретационным типом, характерным для культуры новейшего времени: то есть, наряду с моделью «Творец - Инновация - Традиция» в Латинской Америке функционирует модель «Традиция / Традиции - Творец -Интерпретация», причем, существенной оказывается множественность источников наследия, ориентирующая концепцию национальной литературы в Бразилии, начиная с романтизма.

Конечно, может возникнуть вопрос: как соотносится латиноамериканская специфика с общими культурными процессами новейшего времени? Утверждается ведь, что латиноамериканская «европоязычная культура» не создала «собственной подлинно самобытной духовно-эстетической парадигмы», но просто проявила «готовность к наиболее адекватному самораскрытию в условиях культурной парадигмы неклассического типа».1 Здесь, наверное, задуматься, насколько «неклассические» тяготения новейшего (европейского) культурного сознания были подготовлены и обусловлены как фактом «открытия» Америки, так и европейским «вхождением» в мир (этнический, природный) Нового Света. Ведь европейская «неклассическая парадигма» начала проявлять себя после открытия Америки. При некритической апелляции к «неклассическому» как-то не учитывается, что «вовлечение открытого Колумбом континента в орбиту европейской цивилизации оказало существенное воздействие на самое цивилизацию», не берутся в расчет «приобретения, которыми обязано индейской Америке духовное развитие Европы. без которых весь новоевропейский культурный цикл

1 Субичус Б. А. Культура Латинской Америки после конкисты // Культура Латинской Америки. - М.: РОССПЭН. 2000. С. 51-52.

выглядел бы иначе».1 Становление «неклассической парадигмы», новейшей культуры «Старого Света» необходимым образом обусловленно не только обособленным внутренним ритмом европейской культуры, но целым комплексом взаимодействий, в которых контакту Старого и Нового Света принадлежит особая роль; причем сама степень завершенности процесса глобального цивилизационного переустройства, может стать поводом для отдельной дискуссии. Так, Я. Г. Шемякин считает, что европейская культура окончательно оформилась именно благодаря открытию Америки: «новоевропейская культура не смогла бы обрести цельность и законченность, не увидев. свое собственное, скрытое от нее мраком забвения, мифологическое прошлое».2

Мы считаем, что бразильская литературная ситуация XX столетия (как и общелатиноамериканская), не совпадая полностью с «западным» художественным процессом, может и должна соотноситься с ним в своей обособленности. Естественно, здесь мы можем наметить только контуры такого сопоставления, открыв перспективу для дальнейших возможных исследований. Итак: бразильская ситуация являет собой модификацию взаимной дополнительности инновационных и традиционных тенденций в культуре XX в., причем особого внимания, пожалуй, требует выявляемое многообразие «традиционалистских» тяготений. Во-первых, традиционалистскую трансформацию переживает в своем развитии модернистская система. Обращаясь к становлению модернизма, мы говорили, о том, что модернистская система проявляла себя на фоне парнасского и символистского традиционализма: в пространстве культуры рубежа XIX - XX вв. бразильские «школы» сопоставимы с различными тенденциями «традиционалистского» или «неоклассицистического»

1 Кутейшикова В. Н. Осповат Л. С. Новый латиноамериканский роман - новый тип художественного сознания // Приглашение к диалогу. Латинская Америка: размышления о культуре континента. - М., 1986. С. 67.

2 Шемякин Я. Г. Межцивилизационное взаимодействие и процесс культургенеза в Латинской Америке // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М., 1994. С. 20.

порядка (к таковым бесспорно относится, например, романская школа во Франции). Но в динамике модернистского развития выявляется постепенное оформление новых традиционалистских программ, в большой мере обусловленное программой «Нового открытия Бразилии»: с одной стороны, возникают негризм и индеанизм, актуализирующие этнические пласты национального наследия; с другой - именно в модернистской среде формируется поэзия католического универсализма, предваряющая универсализм «поэтического поколения 1945 г.». Таким образом, в бразильском контексте выявляется характерная ситуация «неоклассицистического» преображения инновационной поэтики (авангарда),1 за которым следует постмодернистский «традиционализм» или синтетическая традиционность литератур второй половины века.2

Но не менее существенным, на наш взгляд, является полемическое сосуществование «новаторства» и «традиции», представленных в одновременности развития модернизма и регионализма. Новый бразильский регионализм может соотноситься с целым рядом «почвеннических» течений, как европейских, так и североамериканских (немецкая «литература родной стороны», французский «натюризм» рубежа XIX - XX вв., североамериканский «риджионализм» XX в. и т. д.), вырабатывавших свои традиционалистские программы. Заметим, что по сей день остается актуальным вопрос соотношения «регионалистской» традиционности с инновационными и иными «традиционалистскими» течениями культуры прошлого столетия. Появление (возрождение)

1 В развернутой временной перспективе «неоклассицизм» (неотрадиционализм) XX в. предстает как специфически параллельная авангарду система: в развитии индивидуальных авангардных поэтик наблюдается постоянное пересечение с традиционализмом: стоит назвать здесь перипетии творческих выборов П. Пикассо, С. Эйзенштейна, П. Элюара, X. Балля, Ф. Пессоа. А в мире музыки колебания между авангардом и традиционализмом и вовсе складываются в целую систему, представленную именами Д. Мийо и И. Стравинского, П. Хиндемита, Ф. Бузони и С. Прокофьева. Причем творчество Пикассо и Стравинского наиболее «ярко» представляет возможные межсистемные переходы или даже обозначает, (сходную с отсутствием) проницаемость границ между собственно авангардом и собственно неотрадиционализмом.

2 «Каждое литературное направление ищет своих опорных пунктов в предшествующих системах, - то, что можно назвать «традиционностью», - Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука. 1977. С. 281.

«почвенничества» трактовалось в перспективе преодоления романтизма1

на пути обретения «большого стиля». А в начале XX в. была сформулирована собственно «неоклассицистическая» перспектива «возвращения к природе», правда, в парадоксальном сочетании с примитивистско-архаическими тенденциями.3 Таким образом, была концептуально намечена возможная перспектива схождения авангарда (с его несомненными теллурическими и архаическими тенденциями) и почвеннического традиционализма, которая, на наш взгляд, требует дальнейшего исследовательского внимания.

В бразильском литературном контексте проблема архаики непосредственно связана с проблемой традиции. Развитие бразильской литературы (как и всей латиноамериканской) зиждется на своеобразном эволюционном парадоксе. Противоречивость эволюционного процесса обусловлена противоборством в нем дискретного и континуального начал. С одной стороны, «эволюция есть не что иное, как саморазвертывание некоторой изначальной сущности, заложенной в архетипических, предковых формах»,4 с другой же является преодолением, трансформацией этих форм, отказом от традиции. Арахаическая архетипическая изначальная сущность всякой литературы относится к области мифопоэтического, долитературного пространства, структура которого постепенно трансформируется, превращаясь в собственно литературную. Такого превращения «своего» мифа в «свою» литературу бразильская литература как будто не знает. В культурно-художественном сознании XX в. изначальная литературность бразильской словесности воспринимается как проявление феномена культурной избыточности,

1 Raymond М. De Baudlaire au surrelisme. - Paris. 1957. P. 65-72.

2 См.: Вейдле В. В. Возрождение чудесного // Вейдле В. В. Умирание искусства. - СПБ.: Аксиома. 1996. С. 122-161.

3 Бакст Л. Пути классицизма в искусстве / Аполлон. 1909. № 2-3. Впрочем, непосредственная взаимосвязь «классики», «природы» и архаики была акцентирована еще у Г. Вельфлина: Вельфлин Г. Классическое искусство. - М.: Айрис-Пресс. 2004. С. 8-10.

4 Марков В. А. Моделирование литературной эволюции в свете идей Ю. H. Тынянова / Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 87.

являющегося одним из важнейших моделирующих факторов системы национальной традиции. С преодолением культурной избыточности во многом связана эволюция литературного бразильского модернизма, определившая специфику модернистского «изобретения» традиции, ее «варваризации», развивавшейся на основе пародийно-деформационной инверсии первых текстов, но результатом модернистского обращения к истокам бразильской словесности, как к «ложным», самонедосточным образам мира, стало введение первых текстов в современность в качестве «вымыслов», обозначив характер позднейшего обращения к этому текстовому фонду. Проблема «культурной избыточности» традиции остается актуальной для бразильского сознания на протяжении всего прошлого столетия, определяя, к его последней четверти, один из аспектов критики традиции, проявляющейся, в частности, в концепции Д. Рибейро, конкретизирующей общую проблему столкновения гетерогенных традиций в перспективе подавления устной модели мира письменной. Как указывалось, модель Рибейро противоречиво сочетает модернистские смыслы (концепция метисации) с их инверсией: поглощение языком литературы языка мифа предполагает, что «культурная» модель, в отличие от автохтонной («варварской»), сохраняет самотождественность, целостный смысл собственного «языка».

Но в построениях Д. Рибейро не в полной мере учитываются особенности семиотически кризисной парадигмы «открытия», подразумевающей активизацию в мышлении пластов, «изоморфных мифологическому языку».1 Текст, создаваемый в рамках этой парадигмы, является не просто культурно-избыточным, но семиотически, знаково избыточным, он как бы содержит в зародышевом состоянии множество противоречивых смыслов.

1 В общем смысле пересечения границы, вхождения в «чужое» пространство. См.: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф-имя-культура // Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. С. 535.

Амбивалентность истоков национальной традиции воспринимается модернистами (возобновляющими парадигму «открытия», как таковую), а затем проявляется в литературоведческой переоценке раннего этапа развития литературы. Концепция литературной эволюции, возникающая во второй половине XX в., радикально отличается от первых опытов систематизации бразильской словесности. Релевантными для развития литературы начинают считаться все тексты, созданные в Бразилии или о Бразилии в колониальный период. Конечно, сохраняются расхождения в трактовке их «национального» содержания,1 художественных достоинств, но не оспаривается их принадлежность к бразильской традиции, начало которой датируется моментом написания письма Перо Вас де Каминьи. В упоминавшемся многотомном коллективном труде «Литература в Бразилии» (первое издание - 1955-1959 гг.), созданном под руководством А. Коутиньо, не только выявляется «бразильскость» всего написанного на территории Земли Истинного Креста, но акцентируется особая миметичность, даже реалистичность первых памятников, «достоверно» воспроизводящих бразильский мир на начальном этапе «познания земли». «Бразильский» мимесис, непосредственная соотнесенность литературы с реальностью являются своего рода «почвенническими» знаками самобытности и выступают в качестве факторов непрерывности традиции, объединения авторских интенций в «подсознательном стремлении всех бразильских писателей к созданию портрета Бразилии». «Бразильская литература возникает в момент открытия Бразилии. Она становится бразильской с самого начала, как становится бразильцем европеец, проникший на новые земли», - утверждал А. Коутиньо, рассматривая «моментальное» превращение европейца в бразильца сквозь призму

' А. Кандидо, например, подчеркивает двойственность первых памятников, принадлежащих, по его мнению, к лузо-бразильскому культурному пространству. - Cándido A. Literatura е historia na América Latina (do ángulo brasileiro) // Hacia una historia de la literatura latinoamericana. Coord. A. Pizarro. - México. 1987. P. 174-179.

2 A literatura no Brasil. V. 1 Preliminares e generalidades. - Rio de Janeiro. 1986. P.182

3 A. Coutinho. Conceito da literatura brasileira. - Petrópolis. 1980. P. 10.

концепта «помрачения сознания» (obnubilado), «изобретенного» в конце XIX в. Арарипе Жуниором. Но тогда концепт был введен для критической характеристики «анормальности» всего начального культурного комплекса, - Коутиньо превращает «помрачение рассудка» в сугубо положительный феномен, рассматривая его как такое изменение, которое открыло сознание «первых поселенцев» навстречу архаическим смыслам и их воплощению.1 Сложность заключается в том, что на уровне текстов, особенно самого раннего колониального периода, «измененные состояния сознания» практически не находят себе выражения, хотя именно с ними могут связываться мотивы «восторга» и «ужаса», характерные для всех «хроник» освоения бразильского мира (как, впрочем и для испаноязычных воплощений Нового Света в слове), сообщающих им специфический синтетический мифо-логический импульс.2

Начальное осуществление бразильской литературы по времени соотносится с тем типом традиционалистской культуры, где литература еще насквозь риторична, как в смысле специфической функции слова, так и способа «обобщения действительности».3 Словесность в Бразилии, как и везде в Новом Свете, стремясь компенсировать ситуацию открытия-разрыва, настаивала на целостности своего смыслопорождающего кода. «Риторическое слово» как бы обволакивает новую реальность: новизна -открытие - исчезает в находке ожидаемого, достижении чаемого. Все новое обрамляется своего рода предсказывающим дискурсом, слагавшимся из развивающихся (научных) представлений о том, какими

'A. Coutinho. Conceito da literatura brasileira. Р. 10-12. Примечательно, что принимая во внимание архаизирующее «искажение» сознания, исследователь никак не учитывает его возможное влияние на возникающую образную модель мира, отстаивая ее миметический характер.

2 А. Ф. Кофман неоднократно указывал на специфическую функцию памятников первых веков колонизации, выполняющих своеобразную «роль эпоса» для наследующей этим памятникам художественной системы: «мифологемы, образы, оппозиции, которые обозначились еще в первых памятниках конкисты. восполняют те опорные мифологические константы, какие давало европейским литературам их античное и эпическое наследие». - Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. - М.: Наследие. 1997. С. 300.

3 См.: Аверинцев С. С. Риторика как подход к обобщению действительности // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.: ЯРК. 1996. С. 158-190; Михайлов А. В. Роман и стиль // Михайлов А. В. Языки культуры. - M.: ЯРК. 1997. С. 406.

должны быть «заморские» земли, а также из античных, библейских, европейских в целом и иберийских представлений о возможных «чудесных землях». Новый мир должен был во плоти явить предвосхищенное культурой чудо, реализовать «вымысел» в реальности. Вера в обретение «чуда» смешивала античный, языческий мифологизм с христианскими апокрифами; миссионеры, путешественники, конкистадоры с великолепной простотой писали и об амазонках, и об Атлантиде, и о людях с песьими головами; и том, что у индейцев имеются «сведения» о Потопе, и о том, что в памяти индейцев сохранены воспоминания о пребывании на этой земле Св. апостола Фомы.

При этом само «открытие» Нового Света описывается в первое время с помощью специфического концепта «инвенции».1 С самого начала в восприятии Нового света - как и почему эта часть земной суши была явлена свету Старому - соединились взаимодополняющие смыслы. Идея запланированного открытия сосуществовала с идеей находки, случайного обретения, в которых, в свою очередь, слились предопределение и мистика, обозначенные в единстве концепта «инвенции». А идея «нахождения», «обретения», «встречи» с неким объектом была номинативно закреплена в двух планах - в плане вещей и в плане слов: в плане «слов» «inventio» отчетливо принадлежит риторическому ряду, будучи начальным элементом традиционной пятичастной системы структурирования речи, а вместе с тем и мира. Латинское слово «inventio», как и испанское «invención», и португальское «invençâo» выступают, на наш взгляд, в качестве символического номинативного комплекса, являющего единство «вымысла» и «реальности», «находки», «открытия» и «изобретения».

1 Судя по всему, открытый Колумбом континент впервые попадает в семантическое поле концепта, когда в 1507 году картограф M. Вальдземюллер, указывает (на латыни), что «четвертая часть света обретена» (inventa est).

В словесном освоении Бразилии возникает модель будущей художественной системы, ядро-эмбрион будущей мотивно-образной структуры. Бесконечно повторятся в разных контекстах и в различных семантических трансформациях мотивы изобилия и полноты, незавершенности человека и мира латиноамериканских, как, впрочем, и мотив «пробуждения памяти об истине» (впервые употреблявшийся миссионерами по отношению к индейцам).1 Будут разиваться и мотивы противостояния природы человеку, мотивы покорения мира, продиктованные процессом реального (экономического, хозяйственного, в том числе) освоения земли. Образы, знаки и концепты первотекстов могут рассматриваться как своего рода имена будущих мотивно-сюжетных разверток, и по своей функции они подобны мифопоэтическим номинативным элементам.2 Первые текстов содержат в зародышевом состоянии множество противоречивых смыслов, готовых превратиться в полноценные сюжетные структуры, развернуться в бесконечную протяженность оппозиционных рядов. Такова специфическая «архаика» бразильской (латиноамериканской) литературы: в ней закреплена двойственная предковая форма, которая определяется особым логико-имагинативным комплексом, возникшим в напряженной связанности полюсов осознающей свою индивидуальность ренессансной культуры и мифа. В двойственности культуротворческого мифологизма закладывается «генетический» структурный художественный код нарождающейся системы.

Но оценка первых текстов приходит из будущего, из того концептуально-образного пространства, которое формирует новая культурная личность, создающая свой «идентификационный» дискурс. В

1 Nôbrega M. da. Cartas do Brasil e mais escritos. - Coimbra. 1955. P. 54.

2 «В «сильных» мифопоэтических ситуациях, - пишет В. H. Топоров, возникающих в текстах с определенным уровнем «энергетичности», разнообразие этимологических объяснений ключевого имени. в принципе соответствует множеству мифологических мотивов, связываемых с персонажем, являющемся носителем подобного имени». - Топоров В. Н. Миф о Тантале // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 62.

идентификационном дискурсе «открытие», «изобретение» и «вымысел» связываются со сферой традиции, с проблемой культурной памяти. Наличие легитимной, верифицируемой традиции постоянно отрицается, но традиция столь же постоянно изобретается (открывается заново) в соответствии с данным на момент изобретения культурным «Я», что неминуемо порождает эффект субъективизации и возможность бесконечной реинтерпретации фактов. Амбивалентность поиска / отрицания прошлого (первоистока) задается поиском самобытности в контексте продолжающегося этнокультурного взаимодействия. Новое открытие - углубление в генезис собственной культуры - направляет художественное (исследовательское) сознание к истоку: к критической точке столкновения гетерогенных традиций («культурной катастрофе», по Ж. Фрейре): к драме деперсонализации тех «действующих лиц», которые были вовлечены в создание нового субъекта культуры. Романтическая метафора («неполные породы» Ж. де Аленкара), будучи переведенной на язык антропологии, отнюдь не отменяет гротескно-телесную перспективу восприятия национального культурообразования, но, напротив, заостряет сугубую соотнесенность культурного «взаимодействия» с состоянием культурных личностей, с необходимой, хотя и мучительной утратой самотождественности каждой из них. Более того, именно в XX в. метафорический код существенно ритуал изируется: жертвенные, ритуальные смыслы культурообразования (утрата идентичности, в конечном итоге, по смыслу сближается с ритуальным разъятием, расчленением жертвы) обретают отчетливую телесность в модернистской «антропофагии».

В то же время «неопределенность первоистока» является специфической характеристикой процесса культурообразования, исходящего из амбивалентной оценки начального этапа. Потребность в выявлении границ, создания и осознания пределов культурной личности

постоянно сталкивается с бесконечной открытостью, реальной незавершенностью системы национальной культуры, но неизменной остается «инвенционная» парадигма, отдельные проявления которой структурируют процесс формирования национальной традиции - от ее «изобретения» Ж. де Аленкаром к модернистскому «новому открытию Бразилии» и собиранию множества ее языков - нахождению ее противоречивых смыслов. Инвенция проявляет себя и в мифопоэтической номинации Ж. Америко де Алмейды, и в инициационной многомерности персонажей, созданных Ж. Амаду, в структурной взаимозависимости вымысла и реальности, характерной для регионалистского романа. Синтетические смыслы инвенционной парадигмы воплощаются во второй половине века в апологии «истинного вымысла», объединяющей творчество Ж. Гимараинса Розы и Ж. Амаду, Ж. де Лимы, С. Мейрелес, Ж. Кабрала де Мело Нето. Художественный вымысел, отождествление писательского труда с «изобретательством», теснейшим образом связаны со специфическим долгом писателя перед миром - долгом именования, возрождающим архаическую номинативную ситуацию, придающую бразильской словесности особое рукотворно-телесное значение и наделяющую «изобретателя слов» статусом культурного героя, способного вобрать в себя и объединить разрозненные смыслы мира, в том числе, культурного.

В тексте и метатексте бразильской культуры «изобретение» и «вымысел» являются звеном структурообразования, как и иные конструктивные элементы, они обладают собственным символико-мифопоэтическим потенциалом. В концепте «инвенции» изначально заложена специфическая многозначность, подразумевающая идеальную одновременность проявления иррационального и рационального начал. Рациональность риторических корней «инвенции» обладает не только узко-техническим потенциалом, но и отчетливым когнитивно-

тропологическим значением, проявляющемся в понимании тропов (метафоры, в первую очередь), как основы такого речеизложения, которое направлено на познание мира. Но сам риторический ряд приобретает по мере развития идентификационного дискурса специфическую телесность: «антропофагия» - нахождение и потребление «чужих» первоисточников, их присвоение и переваривание до сих пор понимается как культуртворческий механизм «изобретения» «своего» художественного кода. Расчленение непосредственно предшествует воссозданию -возрождению мира в слове (то есть «е1осийо»). Созидание словесной реальности, «вымысла» превращается в акт жертвоприношения, тождественный первотворению, является принципиальным условием жизни культуры. В соположении и противопоставлении «открытий», «изобретений» и «вымыслов», проявляющихся из единого семантического поля, выстраивается единство «инвенционной» - картины мира, того пространства, где «реальность» равна «вымыслу».

Избранная библиография.

I. Источники. I.I. Модернизм.

1. Andrade M. de. Ficcâo. - Rio de Janeiro. 1974. 122 p.

2. Andrade M. de. Macunaíma. (O herói sem nenhum caráter). - Sao Paulo. 1970. 222 p.

3. Andrade M. de. Poesías completas. - Sâo Paulo. 1966. 383 p.

4. Andrade O. de. Marco zéro. V. 1. A revoluçâo melancólica. - Rio de Janeiro. 1974. 280 p.

5. Andrade O. de. Marco zéro. V. 2. Châo. - Rio de Janeiro. 1974. 291 p.

6. Andrade O. de. Memorias sentimentais de Joâo Miramar. - Sao Paulo. 1964. 170 p.

7. Andrade O. de. Poesías reunidas. - Rio de Janeiro. 1978. 203 p.

8. Andrade O. de. Serafim Ponte Grande. - Sâo Paulo. 1985. 215 p.

9. Andrade O. de. Telefonema. - Rio de Janeiro. 1974. 172 p.

10. Andrade O. de. Trechos escolhidos. - Rio de Janeiro. 1967. 123 p.

11. Bandeira M. Poesia completa e prosa. - Rio de Janeiro. 1987. V. 1-2. 1525 p.

12. Bopp R. Cobra Norato e outros poemas. - Rio de Janeiro. 1976. 150 p.

13. Drummond de Andrade C. Poesia completa e prosa organizada pelo autor. -Rio de Janeiro, 1983. V 1-2. 1534 p.

14. Lima J. de. Poesia completa. - Rio de Janeiro. 1980. V. 1-2. 372-484 p.

I.II. Проза первой половины XX в.

15. Almeida J. A. de. A Bagaceira. - Rio de Janeiro. 1979. 313 p.

16. Amado J. О pais do carnaval - Cacau - Suor. - Sâo Paulo. 1955. 347 p.

17. Amado J. Jubiabá. - Sâo Paulo. 1957. 308 p.

18. Amado J. Mar morto. - Rio de Janeiro. 1990. 223 p.

19. Amado J. Capitâes de areia. - Sâo Paulo. 1990. 231 p.

20. Amado J. Terras do sem fim. - Sâo Paulo. 1955. 327 p.

21. Amado J. Sâo Jorge dos Ilheus. - Sâo Paulo. 1954. 363 p.

22. Amado J. Seara vermelha. - Sâo Paulo. 1955. 333 p.

23. Lins do Regó J. Ficçâo completa. - Rio de Janeiro. 1976. V. 1-2. 2795 p.

24. Penna C. Romances completos. - Rio de Janeiro. 1958. 1388 p.

25. Queiroz R. de. Quatro romances. - О quinze - Joâo Miguel - Caminho de pedras - As très Marias - Rio de Janeiro. 1960. 492 p.

26. Ramos G. Caetés. - Rio de Janeiro. 1969. 239 p.

27. Ramos G. Sâo Bernardo. - Rio de Janeiro. 1978. 197 p.

28. Ramos G. Angústia. - Rio de Janeiro. 1964. 208 p.

29. Ramos G. Vidas secas - Rio de Janeiro. 1963. 170 p.

30. Veríssimo E. Fic9áo completa. - Rio de Janeiro. 1966-1967. V. 1-5.

I.III. Поэзия второй половины XX в.

31. Ivo L. Poesías completas. - Rio de Janeiro. 1990. 1287 p.

32. Ivo L. O sinal semafórico. - Rio de Janeiro. 1974. 475 p.

33. Meireles C. Poesias completas. - Rio de Janeiro. 1973-1974. V. 1-9.

34. Meló Neto J. C. de. Poesia completa. 1940-1980. - Lisboa. 1986. 452 p.

1. IV. Проза второй половины XX века.

35. Adonias Filho. Corpo vivo. - Rio de Janeiro. 1971. 134 p.

36. Adonias Filho. O forte. - Rio de Janeiro. 1969. 136 p.

37. Adonias Filho. Luanda Beira Bahia. - Rio de Janeiro. 1977. 139 p.

38. Adonias Filho. Memorias de Lázaro. - Rio de Janeiro. 1974. 162 p.

39. Adonias Filho. Noite sem madrugada. - Sao Paulo. 1983. 158 p.

40. Adonias Filho. Os servos da morte. - Rio de Janeiro. 1967. 301 p.

41. Adonias Filho. As velhas. - Rio de Janeiro. 1977. 126 p.

42. Amado J. Gabriela, cravo e canela. - Lisboa. 1970. 486 p.

43. Amado J. Os pastores da noite. - Sao Paulo. 1968. 320 p.

44. Amado J. Tenda dos milagres. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1987. 337 p.

45. Amado J. Teresa Batista cansada de guerra. - Lisboa. 1975. 475 p.

46. Amado J. Tocaia Grande: a face obscura. - Rio de Janeiro. 1985. 505 p.

47. Amado J. Os velhos marinheiros. - Lisboa. 1970. 327 p.

48. Callado A. Bar Don Juan - Amadora. 1976. 205 p.

49. Callado A. Concerto carioca - Rio de Janeiro. 1985. 403 p.

50. Callado A. Quarup - Rio de Janeiro. 1968. 496 p.

51. Dourado A. A barca dos homens - Rio de Janeiro. 1961. 237 p.

52. Dourado A. Ópera dos mortos - Rio de Janeiro. 1974. 205 p.

53. Dourado A. O risco do bordado. - Rio de Janeiro. 1970. 273 p.

54. Guimaraes Rosa J. Ave, palavra. - Rio de Janeiro. 1985. 304 p.

55. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. Manuelzáo e Miguilim. - Rio de Janeiro. 1970. 193 p.

56. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. No Urubúquaqua no Pinhém. - Rio de Janeiro. 1965. 246 p.

57. Guimaraes Rosa J. Corpo de baile. Noites do sertao. - Rio de Janeiro. 1969. 251 p.

58. Guimaraes Rosa J. Estas estórias. - Rio de Janeiro. 1969. 231 p.

59. Guimaráes Rosa J. Grande sertao: veredas. - Rio de Janeiro. 1987. 568 p.

60. Guimaráes Rosa J. Primeiras estórias. - Rio de Janeiro, 1962, 176 p.

61. Guimaráes Rosa J. Sagarana. - Sao Paulo. 1968. 365 p.

62. Guimaráes Rosa J. Tutameia. Terceiras estórias. - Rio de Janeiro. 1969. 193 P-

63. Lispector C. Urna aprendizagem ou o livro dos prazeres. - Rio de Janeiro. 1970. 175 p.

64. Lispector C. A cidade sitiada - Rio de Janeiro. 1983. 174 p.

65. Lispector C. A hora de estrela. - Rio de Janeiro. 1978. 104 p.

66. Lispector С. O lustre - Rio de Janeiro. 1985. 239 p.

67. Lispector C. A ma?á no escuro - Rio de Janeiro. 1970. 257 p.

68. Lispector C. A paixáo segundo G. H. - Rio de Janeiro. 1968. 217 p.

69. Lispector C. Perto do corafáo selvagem. - Rio de Janeiro. 1972. 201 p.

70. Ribeiro D. Maíra. - Rio de Janeiro. 1978. 403 p.

71. Ribeiro D. Utopia selvagem. - Rio de Janeiro. 1982. 201 p.

72. Trevisan D. Novelas nada exemplares. - Rio de Janeiro. 1975. 172 p.

73. Trevisan D. A morte na pra?a. - Petrópolis. 1979. 104 p.

74. Trevisan D. O vampiro da Curitiba. - Rio de Janeiro. 1970 299 p.

I.V. Манифесты и документы.

75. Almeida J. A. de A palavra e o tempo (1937-1945-1950) - Rio de Janeiro. 1968.325 р.

76. Andrade M. de. Aspectos da literatura brasileira. - Sao Paulo. 19. 263 p.

77. Andrade M. de. Cartas a Manuel Bandeira. - Rio de Janeiro. 1968. 441 p.

78. Andrade O. de. Um homem sem profissáo. Memorias e confissoes. - Rio de Janeiro. 1974. V. 1-2.

79. Bandeira M. Apresentafáo da poesia brasileira. - Rio de Janeiro. 1974. 324 p.

80. Bopp R. Movimentos modernistas no Brasil. 1922-1928. - Rio de Janeiro. 1966. 168 p.

81. Bopp R. Vida e morte de antropofagia. - Rio de Janeiro. 1977. 94 p.

82. Brasil: Io tempo modernista. 1917-1929. Documentafáo. Pesquisa, selefáo, planejamento: M. Rosetti Batista, Т. P. Ancona López, Y. Soares de Lima. - Sao Paulo. 1972. 459 p.

83. Dourado A. Urna poética de romance - Sao Paulo. 1973. 125 p.

84. Lanterna verde. - Rio de Janeiro, 1972, 315 p.

85. Mendoza Teles G. Vanguarda europeia e modernismo brasileiro. Apresentafáo dos principáis poemas, manifestos, prefacios e conferencias vanguardistas de 1857 a 1972. - Petrópolis. - 447 p.

I.VI. Антологии.

86. Antología escolar de crónicas. - Rio de Janeiro. 1973. 238 p.

87. Antología da nova poesía brasileira. - Rio de Janeiro. 1970. 366 p.

88. Antología da novíssima poesía brasileira. 1962 - 1977. - Lisboa. 19-. 194 p.

89. Antología da poesía brasileira. V. 3. Os Modernistas. - Porto. 1984. 1183 p.

90. Antología da poesía brasileira contemporánea. 1945 - 1979. - Lisboa. 1986. 659 p.

91. Antología da poesía mineira: fase modernista. - Belo Horizonte. 1946. 107 p.

92. Cámara Cascudo L. da. Antología do folclore brasileira. S. XVI - XX. - Sao Paulo. 1956. 628 p.

93. Cándido A., Aderaldo Castello J. Presera da literatura brasileira. V. III. Modernismo. - Sao Paulo. 1967. 383 p.

94. O novo conto brasileira (1960-1980) / Silverman M. - Rio de Janeiro. 1970. 366 p.

95. Poesia viva. - Rio de Janeiro. 1969. 284 p.

96. Poetas contemporáneos antologiados por H. L. Alves. - Sao Paulo. 1985. 202 PII. Исследования. Специальная литература.

II.I. Работы отечественных латиноамериканистов.

II.I.I. Работы по литературе, культуре, истории Бразилии.

97. Васина Е. Н. Фольклорные традиции в современном бразильском театре // Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. С. 220-239.

98. Васина Е. Н. О некоторых аспектах взаимодействия профессиональной и народной культур Латинской Америки // Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994, С. 172-180.

99. Васина Е. Н. Праздничная культура Бразилии // Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. С. 260-271.

100. Гирин Ю. Н. Бразильский модернизм как зеркало русской революции / «Латинская Америка», 1994, № 7-8. С. 144-149.

101. Глинкин А. Н., Константинова Н. С., Окунева Л. С. и др. Бразилия. Реформы и прогресс. - М.: ИЛА РАН, РГНФ. 1997. 214 с.

102. Забелина Т. Ю., Сосновская А. А. Бразилия до и после чуда. - М.: Наука. 1986. 173 с.

103. Константинова Н. С. Страна карнавала. Несколько эссе о бразильской культуре. -М.: Наука. 2003. 143 с.

104. Кострицына Т. Б. Природа чудесного и карнавально-смеховая стихия во «втором баиянском цикле» Ж. Амаду. Автореферат на соискание степени кандидата филологических наук. - М. 1994. 20 с.

105. Кочурова Т. И. Алейжадиньо: у истоков национального искусства / Латинская Америка. 1972. № 5. С.112-127.

106. Культура Бразилии. - М.: Наука. 1981. 272 с.

107. Тертерян И. А. Бразильский индианизм // Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1970. С. 226-259.

108. Тертерян И. А. Бразильский революционный театр: поиски и достижения // Современный революционный процесс и прогрессивная литература. - М.: Наука. 1976. С. 263-282.

109. Тертерян И. А. Бразильский роман XX века. - М.: Наука. 1965. 230 с.

110. Тертерян И. А. Литература Бразилии // История зарубежной литературы после Октябрьской революции. Ч. I. 1917-1945 гг. - М.: МГУ. 1969. С. 533-544.

111. Тертерян И. А. Негристская тенденция в бразильской литературе XX века // Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976. С. 131-168.

112. Тертерян И. А. Поэтический карнавал // Поэзия Бразилии - М., 1983. С. 3-32.

113. Тертерян И. А. Сертан, широкий как мир // Гимараэнс Роза Ж. Рассказы. - М.: Худ. лит. 1980. С. 3-18.

114. Федотова В. Н. К вопросу о тематизме «Бразильских бахиан» Э. Вила Лобоса // Музыка стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1983. С. 126137.

115. Федотова В. Н. Творчество Эйтора Вила Лобоса и бразильская народная музыка // Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. С. 106-127.

116. Хайт В. Л. Искусство Бразилии. История и современность. - М.: Искусство. 1989. 270 с.

117. Хайт В. Л. Национальное и интернациональное в современной архитектуре Бразилии // Латинская Америка. 1971. С. 29-39.

118. Хайт В. Л. Оскар Нимейер и его архитектурная теория // Оскар Нимейер. Архитектура и общество. -М.: Прогресс. 1975. С. 5-14.

II.I.II. Работы по истории и теории литературы, культуры, истории Латинской Америки в целом.

119. Березкин Ю. Е. Мифы заселяют Америку. - М.: ОГИ. 2007. 360 с.

120. Гончарова Т. В., Стеценко А. К., Шемякин Я. Г., Универсальные ценности и цивилизационная специфика Латинской Америки. Кн. 1-2. - М.: ИЛА РАН. 1995. Кн. 1-2.

121. Гирин Ю. Н. К проблемам интерпретации латиноамериканской культуры / «Латинская Америка». 1996. № 10. С. 107-111.

122. Гирин Ю. Н. «Граница» и «пустота»: к вопросу о семиозисе в пограничных культурах / Вопросы философии. 2002. № U.C. 85-94.

123. Григулевич И. Р. Религиозный синкретизм в Латинской Америке // Локальные и синкретические культы. -М.: Наука. 1991. С. 273-288.

124. Земсков В. Б. Алехо Карпентьер - изобретатель Латинской Америки // Карпентьер А. Мы искали и нашли себя. - М.: Прогресс. 1984. С. 5-23.

125. Земсков В. Б. Аргентинская поэзия гаучою - М.: Наука. 1977. 223 с.

126. Земсков В. Б. Культурный синтез в Латинской Америке: культурологическая утопия или культурообразующий механизм / Латинская Америка. 1999. № 4. С. 94-101.

127. Земсков В. Б. Латинская Америка и Россия (Проблема культурного синтеза в пограничных цивилизациях) / ОНС. 2000. № 5. С. 96-103.

128. Земсков В. Б. Первооткрыватели Нового Света // Хроники открытия Америки. 500 лет. -М.: Наследие. 1998. С. 250-261.

129. Иберо-Америка в мировом цивилизационном процессе (дискуссия) / Латинская Америка. 1999. № 5-8; № 11.

130. Искусство стран Латинской Америки. - М.: Наука. 1986. 240 с.

131. История литератур Латинской Америки. Кн. 1 - 5. - М.: Наука -ИМЛИ РАН. 1985-2005.

132. Кириченко Е. И. Три века искусства Латинской Америки. - М.: Искусство. 1972. 220 с.

133. Концепции историко-культурной самобытности Латинской Америки.-М.: Наука. 1978. 189 с.

134. Кофман А. Ф. Аргентинское танго и русский мещанский романс // Литература в контексте культуры. - М.: МГУ. 1986. С. 220-233.

135. Кофман А. Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. -М.: Наследие. 1997.318 с.

136. Кофман А. Ф. Проблемы магического реализма в латиноамериканском романе // Современный роман. Опыт исследования. -М.: Наука. 1990. С. 183-201.

137. Культура Латинской Америки. Энциклопедия. - М.: РОССПЭН. 2000, 743 с.

138. Кутейщикова В. Н. Роман Латинской Америки в XX веке. - М.: Наука. 1964. 334 с.

139. Кутейщикова В. Н., Осповат Л. О. Новый латиноамериканский роман. -М.: Сов. пис. 1983. 424 с.

140. Латинская Америка. Энциклопедический справочник. - М.: СЭ. Т. 12. 1979.

141. Лукин Б. В. Истоки народнопоэтической культуры Кубы. - Л.: Наука. 1988. 273 с.

142. Мамонтов С. П. Испаноязычная литература стран Латинской Америки XX века. - М.: Высш. шк. 1983. 327 с.

143. Огнева Е. В. Латиноамериканский роман. Поиски национальной души; К «новому латиноамериканскому роману»// Зарубежная литература XX в.-М.: Высш. шк. 2004. С.373-385; 518-554.

144. Огнева Е. В. От «новых времен» к «исходу века»: новый латиноамериканский роман как мост между эпохами. - М.: ЭКОН. 2000. С.187-197.

145. Очерки истории латиноамериканского искусства. - М.: МГК. 1997. 240 с.

146. Петякшева Н. И. Латиноамериканская «философия освобождения» в контексте компаративистики. - М.: Наука. 2000. 243 с.

147. Приглашение к диалогу. Латинская Америка: размышления о культуре континента. -М.: Прогресс. 1986. 471 с.

148. Современная литература Латинской Америки. - М.: ИЛА АН СССР. 1976. 168 с.

149. Строганов А. И. Новейшая история стран Латинской Америки. - М.: Высш. шк. 1995.415 с.

150. Тананаева Л. И. Об истоках латиноамериканского праздника / Искусствознание. 1999. № 1. С. 11-22.

151. Тертерян И. А. Латиноамериканский роман и развитие реалистической формы // Новые художественные тенденции в развитии реализма на Западе. - М.: Наука. 1982. С. 265-294.

152. Тертерян И. А. Человек мифотворящий. - М.: Сов. пис. 1988. 559 с.

153. Тертерян И. А., Пискунова С. И. Литература стран Латинской Америки - литература Бразилии. // Зарубежная литература 1945-1980 гг. - М.: МГУ. 1989. С. 291-334.

154. Формирование национальных литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1970. 282 с.

155. Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. - М.: Наука. 1976. 275 с.

156. Шемякин Я. Г. Латинская Америка: традиции и современность. - М.: Наука. 1987. 190 с.

157. Шемякин Я. Г. Европа и Латинская Америка. Взаимодействие цивилизаций в контексте всемирной истории. - М.: Наука. 2001. 390 с.

158. Ibérica Americans. Культуры Нового и Старого Света XVI-XVIII вв. в их взаимодействии. - СПб.: Наука. 1991. 288 с.

159. Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. - М.: Наука. 1994. 222 с.

160. Ibérica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. - М.: Наследие. 1997. 279 с.

161. Ibérica Americans. Праздник в ибероамериканской культуре. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. 399 с.

II.II. Зарубежные исследования по литературе, культуре, истории Бразилии.

162. Abdala J. В. A escrita neo-realista (análise socio-estilística dos romances de C. de Oliveira e G. Ramos). - Sao Paulo. 1981. 127 p.

163. Abdala J. B. Campelli S. Y. Tempos de literatura brasileira. - Sao Paulo. 1986.304 p.

164. Aderaldo Castello J. José Lins do Regó. Modernismo e regionalismo. -Sao Paulo. 1961.210 р.

165. Aderaldo Castello J. O movimento academicista no Brasil. - Sao Paulo. 1969.350 р.

166. Adonias Filho. Modernos fíccionistas brasileiros - Rio de Janeiro. 1958. 242 p.

167. Adonias Filho. Modernos fíccionistas brasileiros - Rio de Janeiro. 1965. 88 p.

168. Adonias Filho. O romance brasileiro de 30. - Rio de Janeiro. 1969. 155 p.

169. Adonias Filho. Sul de Bahia. Chao de cacau: urna civilizado regional. -Rio de Janeiro - Brasilia. 1978. 113 p.

170. Aguilar G. Poesía concreta brasileña en la encrucijada modernista. -Viterbo. 2003.453 p.

171. Aires F. O natal na poesía brasileira. - Rio de Janeiro. 1957. 236 p.

172. Amaral Aracy A. Artes plásticas na Semana de 22. Subsidios para urna historia da renova?ao das artes no Brasil. - Sao Paulo. 1979. 335 p.

173. Amaral Aracy A. Blaise Cendrars no Brasil e os modernistas - Sao Paulo. 1970. 197 p.

174. Amaral Aracy A. Modernidade e identidade: as duas Américas I do tempo // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. - Sao Paulo. 1990. P. 171-184.

175. Amaral Aracy A. Tarsila, sua obra e seu tempo. - Sao Paulo. 1975. V 1-2.

176. Andrade Muricy J. C. Panorama do movimento simbolista brasileiro. -Rio de Janeiro. 1952. V. 2. 202 p.

177. Antello R. Na ilha de Marapatá (Mário de Andrade le os hispanoamericanos). - Sao Paulo. 1986. 345 p.

178. Araujo M. Quadrantes do modernismo brasileiro. - Rio de Janeiro. 1958. 43 p.

179. Arrigucci Jr. D. Os pobres na literatura brasileira. - Sao Paulo. 1983. 117 P-

180. Arroyo L. A cultura popular em Grande sertao: veredas. - Rio de Janeiro. 1984. 315 p.

181. Aspectos do modernismo brasileiro. - Porto Alegre. 1970. 217 p.

182. Avila A. O poeta e a consciéncia crítica. Urna linha de tradi?áo, urna atitude de vanguarda. - Petrópolis. 1969. 103 p.

183. Avila A. Código de Minas e poesia anterior. - Rio de Janeiro. 1969. 238 P-

184. Avila A. Barroco mineiro. Glossário de arquitetura e ornamentado. - Sao Paulo. 1980. 220 p.

185. Azevedo Filho J. A. de. Poesia e estilo de C. Meireles. - Rio de Janeiro. 1970. 199 p.

186. Azevedo Filho J. A. de. Sobre o modernismo no Brasil / Jornal de letras, artes e ideias. Lisboa. 1992. № 522. P. 16-17.

187. Baciu S. Manuel Bandeira de corpo inteiro. - Rio de Janeiro. 1966. 181 p.

188. Bandeira A. R. Jorge de Lima. O roteiro de urna contradigo. - Rio de Janeiro. 1959. 135 p.

189. Barbadinho Neto R. Sobre a norma literária do modernismo. - Rio de Janeiro. 1977. 87 p.

190. Barbosa F. Morte e vida Severina no «Folk-lore pernambucano» de Pereira da Costa. - Sao Paulo. 1989. 118 p.

191. Barbosa Filho H. José Américo de Almeida e «A bagaceira» / Revista de cultura. Vozes. Rio de Janeiro. 1986. № 9. P. 652-660.

192. Bastide R. Brasil, térra de contrastes. - Sao Paulo - Rio de Janeiro. 1979. 282 p.

193. Bastide R. As religioes africanas. - Paris. 1960. 317 p.

194. Bastide R. Sociologia do folclore brasileiro. - Sao Paulo. 1959. 321 p.

195. Beltráo L. Comunica9áo e folclore. - Sao Paulo. 1971. 151 p.

196. Bosi A. Historia concisa da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1970. 571 p.

197. Bosi A. O conto brasileiro contemporáneo. - Sao Paulo. 1978. 293 p.

198. Brasil F. de Assis A. Guimaráes Rosa. Ensaio. - Rio de Janeiro. 1969. 154 p.

199. Brasil F. de Assis A. O modernismo. - Rio de Janeiro. 1976. 148 p.

200. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. O romance. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1973. 179 p.

201. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. O conto. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 158 p.

202. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. A crítica. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 136 p.

203. Brasil F. de Assis A. A nova literatura. A poesia. - Rio de Janeiro -Brasilia. 1975. 142 p.

204. Brito Broca J. A vida literária do Brasil - 1900. - Rio de Janeiro. 1960. 308 p.

205. Brito M. da Silva. Historia do modernismo brasileiro. Antecedentes da semana de arte moderna. - Rio de Janeiro. 1978. 322 p.

206. Bruno H. Novos estudos de literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1980. 294 p.

207. Bruno H. Rachel de Queiroz. - Rio de Janeiro. 1977. 214 p.

208. Buarque de Holanda S. Raízes do Brasil. - Sao Paulo. 1948. 298 p.

209. Buarque de Holanda S. Visáo do Paraíso. Os motivos edénicos no descobrimento e coloniza9áo do Brasil. - Rio de Janeiro. 1977. 214 p.

210. Campos H. de Ruptura dos géneros na literatura latino-americana. - Sao Paulo. 1977. 80 p.

211. Cándido A. O direito á literatura. - Lisboa. 2005. 288 p.

212. Cándido A. Forma?ao da literatura brasileira. - Sao Paulo. 1959. V. 1-2.

213. Cándido A. Introducción a la literatura del Brasil. - La Habana. 1971. 73 P-

214. Cándido A. O observador literario. - Sao Paulo. 1959. 106 p.

215. Carneiro Campos R. Arte, socidade e regiao. - Salvador. 1960. 118 p.

216. Carneiro E. Dinámica do folclore. - Rio de Janeiro. 1965. 187 p.

217. Carneiro E. O negro brasileiro. 80 anos de abolÍ9áo. - Rio de Janeiro. 1968. 127 p.

218. Carneiro J. F. Apresentasáo de Jorge de Lima. - Rio de Janeiro. 1958. 117 p.

219. Cassiano N. A felicidade pela literatura. - Rio de Janeiro. 1983. 241 p.

220. Castro J. Fome, um tema proibido. - Petrópolis. 1984. 154 p.

221. Castro J. Geografía da fome. - Brasil. 1948. 404 p.

222. Castro Nei L. Universo e vocabulário do Grande Sertáo. - Rio de Janeiro. 1970. 195 p.

223. Castro S. A revoluto da palavra. Origens e estrutura da literatura brasileira moderna. - Petrópolis. Rio de Janeiro. 1976. 279 p.

224. Castro S. Teoría e política do modernismo brasileiro. - Petrópolis. 1979. 146 p.

225. Cavalcanti P. Vida e obra de Jorge de Lima. - Rio de Janeiro. 1969. 123 P-

226. Cavalcanti Proeja M. Estudos literarios. - Rio de Janeiro - Brasilia. 1974. 504 p.

227. Cavalcanti Proenija M. José de Alencar na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1966. 147 p.

228. Cavalcanti Proeja M. A obra literária e a expressáo lingüística. - Rio de Janeiro. 1974. 389 p.

229. Cavalcanti Proeja M. Roteiro de Macunaíma. - Rio de Janeiro. 1969. 401 p.

230. Cavalcanti Proeja M. Trilhas no Grande sertáo. - Rio de Janeiro. 1958. 220 p.

231. Cavalieri R. V. Cecilia Meireles: o ser e o tempo na imagem refletida. -Rio de Janeiro. 1984. 119 p.

232. Cidáde H. O conceito da poesía como expressáo da cultura. Sua evolusáo através da literatura portuguesa e brasileira. - Coimbra. 1957. 438 p.

233. Clare L. Voltolino e as raizes do modernismo. - Sáo Paulo. 1991. 283 p.

234. Coelho J. F. Manuel Bandeira pre-modernista. - Rio de Janeiro. 1982. 74

235. Coimbra C. Fenomenología da cultura brasileira. - Sáo Paulo. 1973. 158 P-

236. Coutinho A. Conceito da literatura brasileira - Petrópolis. 1980. 166 p.

237. Coutinho A. Crítica e críticos. - Rio de Janeiro. 1969. 245 p.

238. Coutinho A. Introdufao á literatura no Brasil. - Rio de Janeiro. 1976. 321

239. Coutinho A. La moderna literatura brasileña. - Buenos Aires. 1980. 167 P-

240. Coutinho A. O processo da descolonizaçâo literaria - Rio de Janeiro. 1983.267 p.

241. Coutinho A. A tradiçâo afortunada (O espirito da nacionalidade na crítica brasileira). - Sâo Paulo. 1968.199 p.

242. Coutinho E. Aproximaçâo com a literatura de cordel e o cordel na literatura / Cadernos brasileiros. Rio de Janeiro. 1970. № 58. P. 41-52.

243. Coutinho E. O romance de açucar: José Lins do Regó, vida e obra. - Rio de Janeiro. 1980. 110 p.

244. Cristovâo F. A. Cruzeiro do sul a norte. - Lisboa. 1983. 280 p.

245. Cristovâo F. A. Graciliano Ramos: estrutura e valores de um mundo de narrar. - Rio de Janeiro. 1977. 247 p.

246. Cunha L. A. Educaçâo e desenvolvimento no Brasil. - Rio de Janeiro. 1980. 293 p.

247. Cunha M. Carneiro da. Antropología do Brasil. Mito, historia, etnicidade. -Sao Paulo. 1987. 173 p.

248. Cunha M. Carneiro da. Os direitos do índio. - Sao Paulo. 1987. 230 p.

249. Dacanal J. H. Dependência, cultura e literatura. - Sâo Paulo. 1993. 321 p.

250. Damasceno B. G. Poesia negra no modernismo brasileiro. - Campiñas. 1988. 142 p.

251. D'Ambrosio O. Macunaíma: «O grande mau» / Leitura. Sao Paulo, 1993. № 133. P. 13-14.

252. Dassin J. Política e poesia em Mário de Andrade. - Sao Paulo. 1978. 236 P-

253. Del Fiorentino T. A. Utopia e realidade. - O Brasil no comeco do s. XX. -Sao Paulo. 1979. 153 p.

254. Encontro internacional de estudos brasileiros. - Sâo Paulo. 1972. V. II. 347 p.

255. Escorel 1. A pedra e o rio. Urna interpretaçâo da poesia de Joâo Cabrai de Meló Neto. - Sâo Paulo. 1973. 124 p.

256. Eulalio A. A aventura brasileira de Biaise Cendrars. Ensaio. Cronología. -Sâo Paulo. 1978.301 p.

257. Fabris A. O futurismo paulista: hipóteses para o estudo da chegada da vanguarda ao Brasil. - Sao Paulo. 1990. V. 1-2.

258. Fabris A. A questâo futurista no Brasil // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. - Sao Paulo. 1990. P. 67-80.

259. Facó A. Guimarâes Rosa do ícone ao símbolo. - Rio de Janeiro. 1982. 84

260. Facó R. Cangaceiros e fanáticos. Génese e lutas. - Rio de Janeiro. 1978. 223 p.

261. Faria A. A., Barros E. L. de Getúlio Vargas e sua época. - Sao Paulo. 1986. 108 p.

262. Faria M. A. O. de. Os modernistas e o futurismo / Revista de Letras. Sao Paulo. 1984. P. 25-36.

263. Fassy A. Brasil: do FMI ao caos. - Sao Paulo. 1984. 166 p.

264. Fausto B. A revoluto de 30: historiografía e historia. - Sao Paulo. 1978. 118 p.

265. Felinho M. Graciliano Ramos. - Sao Paulo. 1983. 78 p.

266. Ferreira Reis A. C. A cultura brasileira. Suas raízes e seu processo de desenvolvimento / Ocidente. Lisboa. 1970. № 392. P. 234-243.

267. Fernandes J. O existencialismo na fic?áo brasileira. - Goiánia. 1986. 270 P-

268. Fisher A. O áspero oficio - Rio de Janeiro. 1977. 184 p.

269. Freyre G. Casa grande & senzala. Formagáo da familia brasileira sob o regime da economía patriarcal - Rio de Janeiro. 1981. 573 p.

270. Freyre G. Homem, cultura e trópico. - Rio de Janeiro. 1962. 234 p.

271. Freyre G. Nordeste. Aspectos da influencia da cana sobre a vida e a paisagem do Nordeste do Brasil. - Rio de Janeiro. 1967. 183 p.

272. Freyre G. Problemas brasileiros de antropología. - Rio de Janeiro. 1959. 261 p.

273. Freyre G. Regiáo e tradigáo. - Rio de Janeiro. 1968. 323 p.

274. Graciliano Ramos / Coletánea organizada por S. Brayner. - Rio de Janeiro. 1978. 316 p.

275. Guimaraes Rosa. / Coletánea organizada por E. F. Coutinho. - Rio de Janeiro. 1983. 579 p.

276. Guimaraes Rosa W. Relembramentos. Guimaraes Rosa o meu pai. - Rio de Janeiro. 1985.294 p.

277. Gullar F. Vanguarda e subdesenvolvimento. Ensaios sobre a arte. - Rio de Janeiro. 1978. 143 p.

278. Gouveia A. Massacre e siléncio: temas coloniais na literatura brasileira / Leitura. Sao Paulo. 1992. № 125. P. 13-14.

279. Guelfi M. L. F. Novíssima: estética e ideologia na década de vinte. - Sao Paulo. 1974. 220 p.

280. Haberly D. T. Three sad races. Racial identity and national conciounsness in Brazilian literature. - Cambridge. 1983. 198 p.

281. Harland M. Plotino e Jung na obra de Guimaráes Rosa / Coloquio. Letras. Lisboa. 1978. № 46. P. 28-35; 1979. № 49. P. 20-33.

282. Hulet C. L. Brasilian literature. V. 3: 1920-1960. - Washington. 1975. 375 p.

283. Joachim S. Posmodernidade fíccional no Brasil / Revista de cultura. Vozes. Rio de Janeiro. 1991. № 4. P. 469-475.

284. Josef B. Modernismo brasileiro: vanguarda, carnavaliza5áo e modernidade / Revista iberoamericana. Pittsdurg, 1982. P. 118-119.

285. Junqueira I. Gullar e a poesia social // Junqueira I. Á sombra de Orfeu. -Rio de Janeiro. 1984. P. 211-214.

286. Inteligencia brasileira / Moraes R. et al. - Sao Paulo. 1986. 305 p

287. Lafetá J. L. 1930: A crítica e o modernismo. - Sao Paulo. 1974. 212 p.

288. Lausimar L. O mistério do homem na obra de Drummond. - Rio de Janeiro. 1978. 91 p.

289. Lara C. de. Klaxon & Terra roxa e outras térras: dois periódicos modernistas de Sao Paulo. - Sao Paulo. 1972. 307 p.

290. Leite Moraes L. Ch. Modernismo no Rio grande do Sul. - Sao Paulo. 1972. 358 p.

291. Leite Moraes L. Ch. Regionalismo e modernismo (o «caso» gaucho). -Sao Paulo. 1978. 296 p.

292. Letteratura populare brasiliana e tradizione europea. - Roma. 1978.257 p.

293. Lima R. Sob a rúbrice do modernismo. - Rio de Janeiro. 1967. 201 p.

294. Lins A. Filosofía, historia e crítica na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1967. 128 p.

295. Lins A. Poesia moderna do Brasil. - Rio de Janeiro. 1967. 115 p.

296. A literatura no Brasil (dire?áo de A. Coutinho). V 1-6. - Rio de Janeiro, 1986.

297. Lucas F. O caráter social da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1970. 138 p.

298. Lucas F. A crise da cultura literária no Brasil pos-bu / Leitura. Sao Paulo. 1988. № 73. P. 12-13.

299. Lucas F. A face visível. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1973. 137 p.

300. Lucas F. 1928-1978. Cinquentenário da Segunda revolufáo modernista // Lucas F. Razáo e emofao literária. - Sao Paulo. 1981. P. 71-75.

301. Lucas F. O romantismo e a funda?áo da nacionalidade / Leitura. Sao Paulo. 1986. № 55. P. 2-3.

302. Lucas F. Século XX, um balan?o / Leitura. Sao Paulo. 1986. № 55. P. 89.

303. Lima Amoroso A. Quadro sintético da literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1956. 158 p.

304. Lins A. Os mortos de sobrecasaca. - Rio de Janeiro. 1963. 460 p.

305. Lins I. Historia do positivismo no Brasil. - Rio de Janeiro. 1963. 460 p.

306. Lins O. Do ideal e da gloria. Problemas inculturais brasileros. - Sao Paulo. 1977. 189 p.

307. Lopes M. Costa. A situado do escritor e do livro no Brasil. - Rio de Janeiro. 1963. 422 p.

308. Lucchesi I. Crise e escritura: urna leitura de Cl. Lispector e Vergílio Ferreira. - Rio de Janeiro. 1987. 145 p.

309. Manuel Bandeira / Coletánea organizada por S. Brayner. - Rio de Janeiro. 1980. 345 p.

310. Martins H. Do barroco a Guimaráes Rosa. - Belo Horizonte. 1983. 351 p.

311. Martins W. A crítica literária no Brasil. - Rio de Janeiro. 1983. 576 p.

312. Martins W. Historia da inteligencia brasileira. - Sao Paulo. 1978. V. 5-6.

313. Martins W. O modernismo (1916-1945).-Sao Paulo. 1977. 313 p.

314. Mary L. D. Joáo Guimaráes Rosa. Travessia literária. - Rio de Janeiro. 1968. 220 p.

315. Matta R. da. Carnavais malandros e heróis. Para urna sociologia do dilema brasileira. - Rio de Janeiro. 1983. 281 p.

316. Mello e Sousa G. de. O Tupi e o Alaude. Urna interpretado de Macunaíma. - Sao Paulo. 1979. 105 p.

317. Mendonca A. S. L., Sá A. de. Poesia de vanguarda no Brasil: de Oswald de Andrade ao poema visual. - Rio de Janeiro. 1983. 283 p.

318. Mendoza Teles G. Camoes e a poesia brasileira. - Sao Paulo. 1976. 315

319. Mendonfa Teles G. Drummond. A estilística da repetifao. - Rio de Janeiro. 1970. 200 p.

320. Mendonfa Teles G. Estudos de poesia brasileira. - Coimbra. 1985. 380 p.

321. Menegali H. Roteiros da poesia. - Belo Horizonte. 1960. 125 p.

322. Merquior J. G. Formalismo e tradifao moderna. O problema da arte na crise da cultura. - Rio de Janeiro - Sao Paulo. 1974. 258 p.

323. Merquior J. G. Razáo do poema. Ensaios de crítica e de estética. - Rio de Janeiro. 1965. 247 p.

324. Merquior J. G. Verso universo em Drummond. - Rio de Janeiro. 1976. 261 p.

325. Meyer A. Guia do folclore gaucho. - Rio de Janeiro. 1968. 195 p.

326. Moisés C. F. Poesia e realidade. - Sao Paulo. 1977. 213 p.

327. Moisés M. Literatura: mundo e forma. - Sâo Paulo. 1982. 368 p

328. Monteiro Casais A. A palavra essencial. Estudos sobre a poesia. - Sâo Paulo. 1965.272 p.

329. Monteiro Casais A. Figuras e problemas da literatura contemporánea brasileira. - Sao Paulo. 1972. 229 p.

330. Moraes E. de. Manuel Bandeira (análise e interpretaçâo literária). - Rio de Janeiro. 1962. 265 p.

331. Moraes Jardim E. de. A brasilidade modernista: Sua dimensâo filosófica. -Rio de Janeiro. 1978. 265 p.

332. Morreira Leite D. O caráter nacional brasileiro. Historia de urna ideología -Sâo Paulo. 1983.378 p.

333. Napoli R. O. de. Lanterna verde e o modernismo. - Sâo Paulo. 1970. 168 P-

334. A narrativa ontem e hoje / Red.: Vassalho L., Casais S. Moraes S. - Rio de Janeiro. 1984. 191 p.

335. Nist J. The modernist movement in Brasil. - Austin. 1967. 320 p.

336. Penna J. O. de Meira. Em berço espléndido. - Rio de Janeiro. 1974. 233 P-

337. Peregrino Jr. Très ensaios. Modernismo. Graciliano. Amazonia. - Rio de Janeiro. 1969. 134 p.

338. Pérez R. Escritores brasileiros contemporáneos. Séries 1-2. - Rio de Janeiro. 1960-1964. 321 p.

339. Pinto L. A influência do Nordeste na letras brasileiras. - Rio de Janeiro. 1960. 154 p.

340. Placer X. Modernismo brasileiro. Bibliografía (1918-1971). - Rio de Janeiro. 1972. 401 p.

341. Placer X. Modernismo e vanguarda. - Lisboa. 1984. 222 p.

342. Pólvora H. Graciliano, Machado e outros. - Rio de Janeiro. 1975. 158 p.

343. Pragana M. E. Collier. Literatura do Nordeste: em torno de sua expressâo social. - Rio de Janeiro. 1983. 166 p.

344. Preto-Rodas R. A. The black presence and two Brasilian modernists: Jorge de Lima and José Lins do Rego / Tradition and renewal: essays on twentieth-century Latin Amercan literatures. - Urbana. 1975. P. 81-101.

345. Queiroz Jr. T. de. Preconceito de cor e a mulata na literatura brasileira. -Sâo Paulo. 1982. 123 p.

346. Quint A.-M. Clarice Lispector, Drummond. - Poitier. 1973. 206 p.

347. Rabassa G. O negro na ficçâo brasileira. - Rio de Janeiro. 1965. 461 p.

348. Ramos M. L. Fenomenología da obra literária. - Rio de Janeiro. 1974. 241 p.

349. Ribeiro D. Os brasileiros. - Petrópolis. 1978. 177 p.

350. Ribeiro D. Configurares histórico-culturais dos povos americanos. - Rio de Janeiro. 1980. 269 p.

351. Ribeiro D. Estudos de antropología da civilizado. - Rio de Janeiro. 1975. 200 p.

352. Ribeiro D. Os indios e a civilizado. A integrado das popula?5es indígenas no Brasil moderno. - Rio de Janeiro. 1970. 495 p.

353. Ribeiro D. Kadivéu: Ensaios etnológicos sobre o saber, o azar e a beleza. -Petrópolis. 1980. 318 p.

354. Ribeiro D. Aos trancos e barrancos: como o Brasil deu no que deu. - Rio de Janeiro. 1986. 258 p.

355. Rodrigues Filho N. A «Bagaceira»: ruina, utopia e decep?áo / Jornal de letras. Rio de Janeiro. 1987. № 432. P. 6.

356. Rodríguez Monegal E. Anacronismos. Mário de Andrade y Guimaráes Rosa en el contexto de la novela hispanoamaricana / Revista ibero-americana. Pittsburg. 1977. v. 43. № 98-99. P. 109-115.

357. Sabino M. Crónica em crise / Isto é Senhor. Sao Paulo. 1991. № 1117. P. 56-58.

358. Salles Teixeira de F. Literatura e consciéncia nacional. - Belo Horizonte. 1973. 213 p.

359. Sant'Anna A. R. Análise estrutural de romances brasileiros. - Petropolis. 1984. 214 p.

360. Sant'Anna A. R. O canibalismo amoroso. - Sao Paulo. 1985. 318 p.

361. Sant'Anna A. R. Carlos Drummond de Andrade: análise da obra. - Rio de Janeiro. 1980. 269 p.

362. Sant'Anna A. R. Música popular e moderna poesia brasileira. -Petrópolis. 1978. 152 p.

363. Santiago S. Urna literatura nos trópicos. - Sao Paulo. 1978. 152 p.

364. Santiago S. Carlos Drummond de Andrade. - Petropolis. 1976. 131 p.

365. Santos W. A constru?ao do romance em Guimaráes Rosa. - Sao Paulo. 1978.231 p.

366. Sayers R. S. O negro na literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1958. 458 P-

367. Sayers R. S. Onze estudos de literatura brasileira. - Rio de Janeiro. 1983. 232 p.

368. Schwartz J. O expressionismo pela crítica de Mário de Andrade, Mariátegui e Borges // Modernidade: vanguardas artísticas na América Latina. -Sao Paulo. 1990. P. 81-98.

369. Schwarz R. A Sereia e o Desconfiado. Ensayos críticos. - Rio de Janeiro. 1965. 186 p.

370. Schwarz R. Que horas sao? - Sao Paulo. 1987. 318 p.

371. Silva Ramos P. E. de. A literatura no Brasil. - Rio de Janeiro. 1986. 267 P-

372. Silverman M. Moderna fiC9áo brasileira. - Sao Paulo. 1982. 228 p.

373. Silverman M. Moderna sátira brasileira. - Sao Paulo. 1987. 245 p.

374. Skidmore T. E. Preto no branco. Ra?a e nacionalidade no pensamento brasileiro. - Rio de Janeiro. 1976. 328 p.

375. Slater A vida no brabante. A literatura de cordel no Brasil. - Rio de Janeiro. 1984.321 p.

376. Sodré N. W. Forma^áo histórica do Brasil. - Rio de Janeiro. 1979. 415 p.

377. Sodré N. W. Historia da literatura brasileira. Seus fundamentos económicos. - Rio de Janeiro. 1969. 596 p.

378. Sodré N. W.Revisáo do modernismo / Leitura. Sao Paulo. 1990. № 101. P.5.

379. Sodré N. W. Síntese da historia da cultura brasileira. - Rio de Janeiro. 1974. 136 p.

380. Stegagno Picchio L. La letteratura brasiliana. - Fiorenza, Milano. 1972. 699 p.

381. Tavares P. O baiano Jorge Amado e a sua obra. - Rio de Janeiro. 1980. 329 p.

382. Tavares P. Criaturas de Jorge Amado. - Sao Paulo. 1969. 311 p.

383. Ulchoa Leite S. Participado da palavra poética. Do modernismo á poesía contemporánea. - Petrópolis. 1978. 215 p.

384. Ventura R. Etnología afro-brasileira e historia literária nacional / Revista de crítica literaria latinoamericana. Lima. 1989. № 30. P. 221-229.

385. Violencia brasileira / Por Matta R. da, Pinheiro Pauli Machado M. C., Pinheiro P. S. - Sao Paulo. 1982. 117 p.

386. Xisto P. et al. Guimaraes Rosa em tres dimensdes. - Sao Paulo. 1970. 76 P-

387. Zilberman R. Vida nacional e experimentado na literatura brasileira / Jornal de letras. Rio de Janeiro. 1980. № 2. P. 125-128.

388. Zílio C. Artes plásticas. - Sao Paulo. 1983. 267 p.

III. Отечественные исследования по теории литературы. Культурология. Общие вопросы.

389. Аверинцев С. С., Андреев M. JL, Гаспаров M. JI., Гринцер П. А., Михайлов А. В. Категории поэтики в смене литературных эпох. // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. -М.: «Наследие». 1994. С. 3-38.

390. Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. -М.: Наука. 1972. С. 90-102.

391. Аверинцев С. С. Классическая греческая философия как явление историко-культурного ряда // Аверинцев С. С. Образ античности. - СПб.: Азбука-классика. 2004. С. 106-149.

392. Аверинцев С. С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. - М.: Наука. 1979. С. 8397.

393. Аверинцев С. С. Образ античности в западноевропейской культуре XX в. Некоторые замечания // Новое в современной классической филологии. -М.: Наука. 1979. С. 5-40.

394. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. - M.: Coda. 1997. 343 с.

395. Аверинцев С. С. Поэты. - М.: ЯРК. 1996. 364 с.

396. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.: ЯРК. 1996. 447 с.

397. Андреев Л. Г. Импрессионизм. - М.: Гелеос. 2005. 320 с.

398. Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. - М.: Наследие-Наука. 1992. 256 с.

399. Андреев М. Л. Средневековая европейская драма. Происхождение и становление (Х-XIII вв.). - М.: Искусство. 1989. 215 с.

400. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. - М.: ЯРК. 1999. 896 с.

401. Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. - М.: Наука. 1988. 331 с.

402. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. - М.: ЯСК. 2005. 224 с.

403. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди. - М.: РГГУ. 1995. 448 с.

404. Баткин Л. М. О некоторых условиях культурологического подхода // Античная культура и современная наука. С. 303-312.

405. Батракова С. П. Искусство и миф. Из истории живописи XX века. -М: Наука. 2002.215 с.

406. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худ. лит. 1975. 470 с.

407. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Худ. лит. 1972. 500 с.

408. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Худ. лит. 1990. 543 с.

409. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. 471 с.

410. Библер В. С. Кант-Галилей-Кант. - М.: Мысль. 1991. 320 с.

411. Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. -М.: Прогресс. 1991. 176 с.

412. Библер В. С. Мышление как творчество (Введение в логику мыслительного диалога). - М.: Политиздат. 1975. 398 с.

413. Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. Т. 1. Раннее христианство. Византия. - М. - СПб.: Универ. книга. 1999. 575 с.

414. Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. Т. 2. Славянский мир. Древняя Русь. Христианство. - М. - СПб.: Универ. книга. 1999. 527 с.

415. Бычков В. В. Эстетика поздней античности. -М.: Наука. 1981. 326 с.

416. Брагина Н. Г. Память в языке и культуре. - М.: ЯСК. 2007. 520 с.

417. Вейдле В. В. Умирание искусства. - СПБ.: Аксиома. 1996. 336 с.

418. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. - М.: Высшю шк. 1989. 406 с.

419. Гинзбург Л. Я. О лирике. - Л.: Сов. пис. 1974. 407 с.

420. Голенищев-Кутузов И. Н. Романские литературы. - М.: Наука. 1975. 531 с.

421. Голосовкер Я. Э. Логика мифа - М: Наука. 1987. 218 с.

422. Горан В. П. Древнегреческая мифологема судьбы. - Новосибирск: Наука. 1990. 335 с.

423. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». - М.: Индрик. 1993.328 с.

424. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. - М.: Искусство. 1984.351 с.

425. Даниэль С. М. Европейский классицизм. - СПб.: Азбука-Классика. 2003. 303 с.

426. Даркевич В. П. Народная культура средневековья. - М: Наука. 1988. 344 с.

427. Жирмунский В. М. Введение в литературоведение. - СПб.: Изд. СпбГУ. 1996. 440 с.

428. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. Запад и Восток: Статьи. - JL: Наука. 1979. 491 с.

429. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. - JL: Наука. 1977.407 с.

430. Западное литературоведение XX века. Энциклопедия. - М.: Intrada. 2004. 560 с.

431. Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.

II. Статьи о русской литературе. - М.: ЯРК. 2000. 880 с.

432. Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.

III. Сравнительное литературоведение. Всемирная литература. Стиховедение. -М.:ЯСК. 2004.816 с.

433. Иванов В. В. Категория времени в искусстве и культуре XX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - JL: Наука. 1974. С. 3966.

434. Иванов В. В. Очерки по предыстории и истории семиотики // Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. I. Знаковые системы. Кино. Поэтика. - М.: ЯРК. 1998. С. 605-811.

435. Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие системы. - М.: Наука. 1965. 246 с.

436. Иванов В. В. Эволюция ноосферы и художественное творчество // Ноосфера и художественное творчество. - М.: Наука. 1991. С. 3-37.

437. Из работ московского семиотического круга. Пространство и текст. «Основной миф». Семиотика фольклора. Семиотика авторского текста. - М.: ЯРК. 1997. 896 с.

438. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. - М.: Интрада. 1998. 255 с.

439. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М.: Интрада. 1996. 255 с.

440. Имя: Семантическая аура. - М.: ЯСК. 2007. 360 с.

441. Историко-литературный процесс: проблемы и методы изучения. -Л.: Наука. 1974. 272 с.

442. Каган Ю. М. По поводу слова «umbra» - тень // Античность и современность. -М.: Наука. 1972. С. 72-78.

443. Косиков Г. К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) // Проблема жанра в литературе средневековья. - М.: Наследие. 1994. С. 45-87.

444. Культурология XX век. Словарь. - СПб.: Универ. книга. 1997. 640 с.

445. Литература в контексте культуры. - М.: МГУ. 1986. 272 с.

446. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК Интелвак. 2001. 1600 стб.

447. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. - СПб.: Алетейя. 2001. 566 с.

448. Лихачев Д. С. Контрапункт стилей как особенность искусств // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. - Л.: Худ. лит. 1987. Т. 3. С. 440-449.

449. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X - XVII веков. Эпохи и стили // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. - Л.: Худ. лит. 1987. Т. 1. С. 24-260.

450. Лихачев Д. С. Русское искусство от древности до авангарда. - М.: Искусство. 1992. 407 с.

451. Лосев А. Ф. Бытие - имя - космос. - М.: Мысль. 1993. 958 с.

452. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль. 1993.959 с.

453. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат. 1991. 525 с.

454. Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. - М.: Гнозис. 1994. С. 17-246.

455. Лотман Ю. М. Об искусстве. - СПб.: Искусство-СПБ. 1998. 704 с.

456. Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. 704 с.

457. Марков В. А. Моделирование литературной эволюции в свете идей 10. Н. Тынянова / Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 83-90.

458. Марков В. А. Тынянов и современная системология / Тыняновский сборник. Вторые тыняновские чтения. Рига. 1986. С. 181-191.

459. Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. - М.: РГГУ. 1998. 576 с.

460. Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. - М.: Наука. 1990. 275 с.

461. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. - М.: Вост. лит. РАН-ЯРК. 1995. 408 с.

462. Минц 3. Г. Поэтика русского символизма. - СПб.: Искусство-СПБ. 2000. 480 с.

463. Мириманов В. Б. Особенности транслиминального художественного сознания / Советское искусствознание. 1987. № 22. С. 312-332.

464. Михайлов А. В. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. -СПб.: Изд. СПбГУ. 2006. 559 с.

465. Михайлов А. В. Несколько тезисов о теории литературы // Литературоведение как проблема. - М.: Наследие. 2001. С. 224-279.

466. Михайлов А. В. Обратный перевод. - М.: ЯРК. 2000. 852 с.

467. Михайлов А. В. Проблема характера в искусстве: живопись, скульптура, музыка // Современное западное искусство. XX век. - М: Наука. 1988. С. 209-278.

468. Михайлов А. В. Языки культуры. - М.: ЯРК. 1997. 909 с.

469. Миф-фольклор-литература. - Л: Наука. 1978. 251 с.

470. Мифы народов мира. - М.: СЭ. Т. 1-2. 1980-1982.

471. На грани тысячелетий. Мир и человек в искусстве XX века. - М: Наука. 1994. 272 с.

472. Надъярных Н. С. Дмитрий Чижевский. Единство смысла. - М.: Наука. 2005. 366 с.

473. Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности - М.: Прометей. 1989. 287 с.

474. Неклюдова М. Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX-началаXXвека.-М.: Искусство. 1991. 395 с.

475. Неретина С. С. Слово и текст в средневековой культуре. История, миф, время, загадка. -М.: Гнозис. 1994. 208 с.

476. Новичкова Т. А. Эпос и миф. - СПБ.: Наука. 2001. 248 с.

477. Панченко А. М. Топика и культурная дистанция // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. - М.: Наука. 1986. С. 236-250.

478. Пелипенко А. А. Яковенко И. Г. Культура как система. - М.: ЯРК. 1998.371 с.

479. Пермяков Г. Л. Основы структурной паремиологии. - М.: Наука. 1988.236 с.

480. Понятие судьбы в контексте разных культур. - М.: Наука. 1994. 318 с.

481. Постмодернизм. Энциклопедия. - Минск: Интерпрессервис. 2001. 1040 с.

482. Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени. - М.: Наука. 1983. 205 с.

483. Принципы анализа литературного произведения. - М.: МГУ. 1984. 197 с.

484. Природа в культуре Возрождения. - М.: Наука. 1992. 237 с.

485. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. - М.: Наука. 1976. 325 с.

486. Ревзин И. И. Субъективная позиция исследователя в семиотике / Ученые записки ТГУ. Труды по знаковым системам. Вып. V. (Тарту). 1971. С. 334-344.

487. Русский авангард в кругу европейской культуры. - М.: Радикс. 1994. 447 с.

488. Сазонова JT. И. Барокко-авангард: типология принципов конструирования художественного мира // Теоретико-литературные итоги XX века. T. II. Художественный текст и контекст культуры. - М.: Наука. 1977. С. 26-52.

489. Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. - М.: Наука. 1977. 203 с.

490. Современное зарубежное литературоведение. Концепции. Школы. Термины. Энциклопедический справочник. - М.: Интрада. 1996. 319 с.

491. Соколов Б. М. Художественный язык русского лубка. - М.: РГГУ. 1999. 264 с.

492. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Становление литературы. - М.: Наука. 1984. 246 с.

493. Стеблин-Каменский М. И. Миф. - М.-.Наука. 1976. 102 с.

494. Степанов Ю. С. Язык и метод. К современной философии языка. -М.:ЯРК. 1998.784 с.

495. Теория литературы. Литературный процесс. Под ред. Ю. Б. Борева. -М.: Наследие. 2001. 623 с.

496. Теория метафоры. - М.: Прогресс. 1990. 512 с.

497. Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 1. - М.: ЯСК. 2005.814 с.

498. Топоров В. Н. Миф о Тантале (об одной поздней версии - трагедии Вячеслава Иванова) // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 61-110.

499. Топоров В. Н. Понятие предела и eros в платоновской перспективе (этимологический аспект) // Античная балканистика. - М.: Наука. 1987. С. 107-128.

500. Топоров В. Н. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. - М.: Наука. 1987. С. 121-132.

501. Традиция в истории культуры. - М.: Наука. 1979.

502. Тынянов Ю. Н. Литературная эволюция. Избранные труды. - М.: Аграф. 2002. 495 с.

503. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука. 1977. 574 с.

504. Успенский Б. А. Избранные труды. Т. II. Язык и культура. - М.: Гнозис. 1994. 688 с.

505. Успенский Б. А. Семиотика искусства. - М.: ЯРК. 1995. 360 с.

506. Устные формы литературного языка. История и современность. -М.: Эдиториал УРСС. 1999. 384 с.

507. Устюгова Е. Н. Стиль и культура. Опыт построения общей теории стиля. - СПб.: Изд. СпбГУ. 2003. 257 с.

508. Философия наивности. - М.: МГУ. 2001. 335 с.

509. Флоренский П. А. У водоразделов мысли // Флоренский П. А. Сочинения. В 4 томах. Т. 3 (1-2). -М.: Мысль. 2000. 621-623 с.

510. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. - М.: Вост. лит. РАН. 1998. 800 с.

511. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. - М.: Лабиринт. 1997. 448 с.

512. Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН. 2002. 567 с.

513. Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. - М.: КомКнига. 2005. 279 с.

514. Цивьян Т. В. Образ и смысл жертвы в античной традиции // Палеобалканистика и античность. - М.: Наука. 1989. С. 119-131.

515. Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. Под ред. А. Я. Гуревича. - М.: Наука. 1990. 240 с.

516. Шкловский В. Б. О теории прозы. - М.: Сов. пис. 1983. 383 с.

517. Эйхенбаум Б. М. О литературе. - М.: Сов. пис. 1987. 541 с.

518. Этнопсихолингвистика. -М.: Наука. 1988. 192 с.

519. Языковая норма и эстетический канон. - М.: ЯСК. 2006. 336 с.

520. Якобсон Р. О. Избранные работы. - М.: Прогресс. 1985. 455 с.

521. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. - М.: Прогресс. 1987. 461 с.

522. Ястрежембский В. Р. Ритуальная коммуникация // Проблемы эффективности речевой коммуникации. - М.: ИНИОН АН СССР. 1989. С. 209-220.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.