Этническая идентификация черноморских адыгов-шапсугов, XVIII-XX вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Сивер, Александр Викторович

• Сивер, Александр Викторович
• кандидат исторических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Сивер, Александр Викторович

ВВЕДЕНИЕ.3

1. СВЕДЕНИЯ ОБ АДЫГАХ, О ШАПСУГАХ В ЕВРОПЕЙСКИХ И РУССКИХ ИСТОЧНИКАХ И ПРОБЛЕМА ЭТНОНИМА.25

2. ЭТ И ОIIД EH ТIIФ11К А Ц И Я ЧЕРНОМОРСКИХ ШАПСУГОВ В XVIII. — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. И ЕЕ ФАКТОРЫ.50

2.Е Абхазо-абазииские культурные связи шапсугов.50

2.2. Социальное устройство как фактор этнопдентнфикащш.73

2.3. Проблема генезиса шапсугов с позиции современной науки.97

3. ЭТНОИДЕНТИФИКАЦИЯ ЧЕРНОМОРСКИХ ШАПСУГОВ КАК ЧАСТИ АДЫГСКОЙ ОБЩНОСТИ (КОНЕЦ XIX — XX вв.).109

3.1. Военно-политическая консолидация первой половины XIX в. и аккультурация конца XIX — начала XX в.109

3.2. Советизация и Шапсугский национальный район.129

3.3. Шапсути на рубеже тысячелетий: претензии на национальную автономию и этнонацнональная идеология.154

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этническая идентификация черноморских адыгов-шапсугов, XVIII-XX вв.»

Черноморские шапсуги - коренное адыгское население Краснодарского края - занимают особое положение в адыгской общности, представляя немалый интерес для кавказоведов. Это особое положение проявлялось еще в XIX в., когда шапсуги были одной из наиболее многочисленных и влиятельных адыгских этнических групп и одним из трех «демократических племен» (абадзехи, натухайцы и шапсуги). Ныне черноморские шапсуги определяются как «адыгейцы» и, таким образом, ассоциируются с населением Республики Адыгея; однако, проживая вне адыгских автономий, они представляют собой своеобразный адыгский анклав за пределами «национальной» территории, при том, что это автохтонное население черноморского побережья Краснодарского края. С другой стороны, черноморские шапсуги по некоторым культурным и языковым характеристикам отличаются от адыгейцев Республики Адыгея, вследствие длительного раздельного существования. Считается даже (и отчасти не безосновательно), что именно у черноморских шапсугов сохранились наиболее архаичные формы традиционных адыгских обрядов, верований и т. п. элементов культуры. Наконец, в 20-х - 40-х гг. XX в. черноморские шапсуги имели автономию (Шапсугский национальный район) в составе Юго-Восточного, а затем Краснодарского края, которую впоследствии утратили, и сегодня существует национальное движение за восстановление этой автономии.

Поэтому представляется не случайным, что именно эта этническая группа адыгов оказалась в фокусе наиболее пристального внимания этно-логов-адыговедов. Периодически в Туапсинский район и Лазаревский район г. Сочи, где расположены шапсугские аулы, отправляются экспедиции и отдельные исследователи за полевым материалом; без этого материала в качестве иллюстрации не обходится не одна печатная работа по адыгской этнографии. Существует множество научных статей, специально посвященных черноморским шапсугам. Без упоминания о шапсугах невозможна ни одна более-менее серьезная работа по истории адыгов.

Однако что касается самих шапсугов, при всем обилии материала фундаментальных исследований о них почти нет. Существуют монография З.И. Керашевой 1957 г. «Особенности шапсугского диалекта адыгейского языка» [Керашева, 1957], диссертационные сочинения Э.Л. Коджесау 1954 «Семейные отношения шапсугов в прошлом и настоящем» [Коджесау, 1954] и И.Х. Тхамоковой 1983 г. «Шапсуги как социально-этническая общность (конец XVIII - первая половина XIX вв.)» [Тхамокова, 19836] - на этом список отдельных капитальных трудов о шапсугах заканчивается. При этом фундаментальная монография З.И. Керашевой посвящена лишь одному аспекту своеобразия шапсугов, а именно языковому. Диссертация Э.Л. Коджесау аккумулирует обширный этнографический материал, как по дореволюционному, так и по советскому периоду истории шапсугов, представляя его, однако, в жестком оценочном ключе (все дореволюционное представляется как исключительно отрицательное в противовес послереволюционному). Исследование же И.Х. Тхамоковой, объединившее все, что известно о шапсугах относительно конца XVIII - первой половины XIX вв., этим периодом и ограничивается, к тому же носит в основном информативный, фиксирующий характер. Разумеется, все это обусловлено рамками одной научной работы. Но это одновременно означает и то, что тема, представляющая несомненный интерес для исследователя, не исчерпана.

С этой точки зрения, автора привлек один из многих любопытных фактов, на который исследователи часто обращали внимание, но удовлетворительного объяснения он так и не получил. Дело в том, что шапсуги не всегда определялись как «адыги», в начале своей известной по источникам истории, т. е. с конца XVIII в. и, по крайней мере, всю первую четверть XIX в., они обозначались как «абазы», т. е. причислялись к абхазо-абазинскому массиву. Но уже со второй четверти XIX в. источники начинают все более уверенно ассоциировать шапсугов с адыгской общностью. Таким образом, фактически в течение жизни одного поколения произошла смена этнической идентификации и самойдентификацпн. Объяснение этому факту искали Л.И. Лавров, Я.А. Федоров, но ни одна из версий не оказалась достаточно убедительной.

А между тем, эта проблема подводит нас к вопросу более высокого уровня: о сущности этнической идентичности, т. е., фактически - о дефиниции предмета этнологии. Дискуссия об этом велась в отечественной этнологии на протяжении последних десятилетий и продолжается до сих пор. Официально доминировавшая до последнего десятилетия «теория этноса»1 [Бромлей, 1983) в настоящее время не удовлетворяет большинство отечественных ученых. С одной стороны, есть множество социальных групп, подпадающих, согласно этой теории, под определение «этноса» [Народы., 1994, с. 466], с другой - ни одна этническая общность не может соответствовать этому определению в полной мере. Уже в 90-е годы XX в. на страницах журнала «Этнографическое обозрение развернулась дискуссия о сущности и объективности этничности [Четко, 1994 Арутюнов, 1995; Козлов, 1995; Колпаков, 1995; Заринов, 1997; Ттиков, 1997]. Единого мнения так и не было выработано. Вообще в науке по этому поводу существует множество теорий - от поисков естественных оснований этнических связей [Smith, 1991] до утверждения о сконструированное™ этих связей [Anderson, 1983], не считая компромиссных вариантов [Геллпер, 1997; Nagel, 1994]. В действительности это свидетельствует о неоднозначности вопроса [Випер, 1998].

Это приводит к выводу, что важнейшим признаком этноса является то, что принято определять как «этническая идентичность (identity}» и «этническая идентификации (identification]». Разница между ними в том, что «.идентичность обычно понимается как идеальное отождествление инди

1 Согласно этой теории, этнос объявлялся исторически сложившейся устойчивой группой людей, основными составляющими понятия обычно определялись общность территории, культуры, в том числе языка, и самосознания. По крайней мере, это все было обязательно в период этногенеза [Козлов. 1997. с. 13]. В этом процессе в частности В.И. Козлов подчеркивает значение и других факторов: религии, расового отличия/сходства и т. д. [Trt.w же, с. 13-14]. С.А. Арутюнов также определил одним из условий формирования этнической общности развитие информационных связей, причем, по его мнению, именно одинаково решающее значение и синхронных, и дпахронных связей и отличает этническую общность от какой-либо другой [Арутюнов, 1989, с. 21, 55]. видом себя с той или иной социальной общностью, сопровождающееся ин-териорнзацией идентифицирующего поведения. А идентификация является, с одной стороны, механизмом становления идентичности, а с другой - актом ее распознавания» [Випер, 1998, с. 16]х. Вместе с тем само понятие «идентификация» неоднозначно и разнопланово, что подтверждает неоднотипность ее частных случаев. В этом смысле пример адыгов-шапсугов может быть показателен и должен послужить дальнейшему изучению сущности этничности и этнической идентификации. Поэтому выбор темы представляется автору актуальным.

ЦЕЛЬ настоящего исследования, исходя из всего вышесказанного, заключается в том, чтобы исследовать формы проявления и направленность этнической идентификации черноморских шапсугов в ее диахронном развитии. Подобная цель предполагает следующие ЗАДА ЧИ:

1. Изучить случаи и причины употребления по отношению к шапсугам этнонимов «абазы», «адыги» и «Агучипс»; выяснить значение понятий «племя», «народ» в русскоязычном и адыгоязычном контекстах.

2. Рассмотреть факты и выявить причины абазской или адыгской идентификации шапсугов, признаки, по которым они могли причисляться к топ или иной общности.

3. Проследить динамику и определить причины и возможные механизмы изменения черноморскими шапсугами своей этнической идентификации.

Для решения задач исследования и достижения его цели необходимо предпринять следующие шаги:

1 Конечно, употребление в русском тексте слова «идентификация» может вызвать возражение. Одни отечественные этнографы полагают его эквивалентом русскоязычного понятия «этническое самосознание» [Алексаидрепков, 1996\ч другие вовсе восстают против него: «Уже два десятка лет по печатным страницам "гуляет" уродливое словосочетание "этническая идентификация'", выдаваемое за устоявшийся термин. Сказать "этническое самосознание", ''этническое самоопределение" или как-то иначе, но по-русски, не хотят — не так научно звучит» [Бааигов, 1998, с. 20}. Но здесь нелишне вспомнить, что основная часть терминологии нашей науки, как и любой другой, нерусского происхождения, начиная с самого ее названия. И это - результат естественного сложения универсального международного научного языка, обслуживающего глобальный обмен теоретической и эмпирической информацией. К тому же, «идентификация» -действительно научный термин со вполне определенной дефиницией. указать «абазские» признаки в шапсугской материальной и духовной культуре, т. е. рассмотреть их этнографические связи с народами абха-зо-абазинского массива и вообще Черноморского побережья Кавказа. ® выяснить номинальное и реальное значение так наз. «адыгской демократии» как основного фактора этнической дифференциации шапсугов в рамках адыгской общности; © определить наиболее вероятный вариант этногенеза и начального этапа развития шапсугов как этнической общности (до Кавказской войны); © показать значение Кавказской войны и ее последствий, включая и естественные процессы аккультурации шапсугов в рамках российского общества, и целенаправленные действия российского руководства в этом направлении; о рассмотреть аккультурацнонную и национально-государственную политику Советской власти, период создания и существования Шапсугско-го национального района как факторы формирования национального самосознания шапсугов в XX в.; © показать формы проявления национального самосознания шапсугов на современном этапе (движение за воссоздание национального района); исследовать их современную этнонациональную идеологию. ОБЪЕКТОМ исследования, таким образом, является этническая группа причерноморских шапсугов (самоназвание - щапсыгъ, адыг. - шстсыгъ1). Это одно из бывших адыгских «племен», жившее в свое время на побережье Черного моря и в бассейне р. Кубань. Из более чем полутора десятков таких «племен» в настоящее время на территории Российской Федерации2 выделяются: кабардинцы, черкесы (бывшие бесленеевцы и часть кабардин

1 П.У. Аутлев [Аутлев, 1975, с. 252-254] рассматривает разные варианты этимология слова «щапсыгъ - шапсыгъ": шыгьэпсы (приручивший лошадь) + шыпсыгь (прирученная лошадь); ша (молоко) + псы (вода, река), + гьу (вблизи) - жители долины молочной реки и др. версии. Его собственная версия - ща (три) + апс (река) + гьу (около) - жители Трехречья (вероятный перевод гидронима Шапсухо).

2 Основная масса адыгов проживает за пределами бывшего СССР, в основном в странах Ближнего Востока. Это потомки махаджиров, покинувших Кавказ после окончания Кавказской войны. цев) и адыгейцы (общий для всех эндоэтношш - адыгэ, адыги1), последние, в свою очередь, подразделяются на четыре этнические группы: абадзехи, бжедуги, темиргоевцы и шапсуги. Часть шапсугов проживает в населенных пунктах Республики Адыгея (кубанские), а другие — в аулах Черноморского побережья Краснодарского края (черноморские). Наблюдатели 18341838 гг. определяли численность шапсугов от 77 400 до 210 и даже 300 000 чел. [Гарданов, 1969, с. 89]. Ныне их численность - около 10 000 чел. (1989 г.) [Народы., 1984, с. 413]. Разумеется, в своем исследовании автор не мог не коснуться частично этнографии и истории других народов и этнических групп, соседствующих с шапсугами или родственных им: других групп адыгов (в частности, натухайцев, кабардинцев), абазин, абхазов, садзов, убьт-хов и др.

ПРЕДМЕТОМ же является этническая история черноморских шапсугов, их этническое самосознание, некоторые черты их культуры и трансформация всего этого во времени.

РАМКИ ИССЛЕДОВАНИЯ — географические и хронологические, определяются объектом и предметом. Географические рамки, исходя из объекта исследования, соответствуют границам расселения шапсугов и тех народов, которые рассматриваются в настоящей работе. В целом это можно определить как Северо-Западный Кавказ, т. е территория современных Краснодарского края, Республики Адыгея, Республики Карачаево-Черкесия, а также частично Кабардино-Балкарии (все - субъекты Российской Федерации) и Абхазии. В отношении конкретно шапсугов необходимо сказать следующее. Определить границы этнической территории для опи

1 «К середине XIX в. из восемнадцати подразделений адыгов, существовавших вначале века, реальное значение имели одиннадцать: 1) кабардинцы, 2) бесленеевцы, 3) темиргоевцы, 4) бжедуги, 5) хатукаевцы, 6) мохошевцы, 7) мамхеговцы, 8) егерукаевцы, У) абадхехи. 10) шапсуги, 11) натухайцы. Ядром складывающихся в начале XIX в. адыгских народностей делаются, кроме кабардинцев, также и темиргоевцы, с которыми в значительной мере объединяются егерухаевцы, мамхеговцы, адемиевцы. Крупнейшая адыгская народность начинает формироваться в это время на базе объединившихся натухайцев и шапсугов, к которым тяготели и абадзехи» [Гарданов. 1963, с. 77]. сываемых черноморских групп весьма сложно по той простой причине, что реально их как таковых не существовало. Номинально же территория расселения шапсугов включала в себя как Черноморское побережье Кавказа от р. Пшады до р. Шахе (Малый Шапсуг), так и северные склоны Главного Хребта и предгорья до р. Кубани межу pp. Афипс и Адагум (Большой Шапсуг). С северо-запада шапсуги условно граничили с натухайцами, с востока — с бжедугами и абадзехами, с юго-востока — с убыхами и другими более малочисленными группами Черноморского побережья: ахчипсин-цами, мдавеевцами. Гечь и др. Северной и юго-западной естественными границами были соответственно р. Кубань и Черное море {Энциклопедия, 1997, с. 550]. В настоящее время шапсуги проживают в 12 сельских аулах (Агуй-Шапсуг, Псебе, Ципка, Большое Псеушхо, Малое Псеушхо Туапсин-ского района Краснодарского края, Наджиго, Лыготх, Калеж, Хаджико, Тхагапш, Большой Кичмай, Малый Кичмай Лазаревского района г. Сочи). Часть шапсугов живет в населенных пунктах Большого Сочи (пос. Ахин-там, Головинка, Чемитоквадже, Лазаревское, Аше, Шхафит и др.), в городах Туапсе, Сочи и в других местах (см. Приложение 8).

Соответственно предмету исследования, нижняя хронологическая граница определена XVIII в., когда шапсуги начинают фиксироваться источниками как самостоятельная этнокультурная единица. Верхняя граница, доходящая до наших дней, датирована XX в. Таким образом, работа должна проследить трансформацию этнического самосознания черноморских шапсугов от первого их появления в истории до настоящего времени.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА исследования, принятая автором, основана на нескольких концептуальных теоретических предпосылках.

Прежде всего, автор стал на ту точку зрения, что этническая идентификация - явление в основе своей психологическое, а потому во многом иррациональное и на уровне индивида максимально субъективное. Определение Б. Андерсоном наций как «воображаемых сообществ» [imagineed communities] вполне применимо к любым сообществам основанным на этнической идентификации: «.потому что члены даже самых малых наций никогда не узнают своих соплеменников при встрече и даже не услышат о них, однако в сознании каждого живет представление о сообществе» [Anderson, 1983, р. 6]. При таком понимании ясно, что содержание и ориентация идентификации могут зависеть от политических, исторических и иных обстоятельств, т. е. это явление, способное трансформироваться [Nagel, 1994, р. 152]. Следовательно, при исследовании этнической идентификации и, особенно, ее трансформации необходимо обращать внимание на тот исторический и идеологический контекст, в котором эта идентификация проявляется.

Однако идентификация предполагает и стремление объективизировать ее. Ведь сам вопрос об идентификации становится актуальным при контактах представителей разных общностей, при необходимости отграничиться, отличиться от них; само по себе существование терминов «адыги», «абазы», «шапсуги» и т. п. предполагает наличие не-абазов, не-адыгов и нешапсугов. Такое деление не может долго существовать, будучи исключительно фиктивным, оно должно быть материализовано наличествующими или вновь сконструированными отличиями (проявляемыми поочередно или в комплексе) самого разного свойства - от языка и религии до деталей быта и физико-антропологических особенностей. Эти отличия в отечественной науке получили наименование «этнические признаки» и, по теории этноса, полагались объективными критериями научного выделения этносов [Бром-лей, 1983, с. 49]; во всяком случае, предполагалось, что они и послужили формированию этнического самосознания [Крюков, 1976, с. 63]. Хотя, по мнению автора, правильнее будет их понимать не как формирующие факторы этнической идентичности, а как поддерживающие факторы этнической идентификации, и рассматривать именно с этой точки зрения.

Этнические признаки» (реально существующие или вымышленные) формируют общую картину, как правило, достаточно поверхностную, которая канонизируется и становится «этническим стереотипом» [Condamoea.

1998. с. 65]1 и маркером этнического единства/различия как индивидов, так и целых сообществ [Геллиер, 1997, с. 100]. Формирующийся для обслуживания идентификации, этностереотнп сам формирует ее, задавая идентифицирующие программы для различных комбинаций характеристик [Гшиков, 1998, с. 9-10] и заставляя декларировать свою идентичность соответствием стереотипу. Поэтому при выделении «этнических признаков» (или факторов идентификации) «Первичную значимость имеют только те характеристики, которые используются для маркировки различия и групповых границ, а не представления специалистов о том, что более характерно или «традиционно» для дайной общности» [Иоеитичиостъ., 1995, с. 21].

При сравнении этих «признаков», т. е. культурных особенностей шапсугов с таковыми у других адыгов и абхазо-абазинских народов автор поступил традиционно: выделялись те или иные детали, и затем поочередно сравнивались с соответствующими элементами других культур. При этом автор имеет в виду, что любое разделение культуры на какие бы то ни было составляющие в высшей степени условно, поскольку культура целиком представляет собой единый комплекс.

В XX в. совершенствующиеся средства и способы передачи информации вплоть до глобальных коммуникационных сетей сводят культурную изолированность к нулю. В таких условиях уже не культурные различия определяют этническую идентичность, а наоборот, необходимость декларировать эту идентичность побуждает сохранять и по возможности культивировать такие различия. Между тем, казалось бы, вопреки этому, именно в XX в. произошел и продолжается до сих пор рост этнического самосознания и национализма, на что обратил внимание, в частности, Э. Геллиер [Геллиер, 1994]. Он же попытался объяснить этот феномен тем, что в ре

1 Слово «стереотип» здесь употреблено не в оценочном, а в констатирующем значении, т. е. как определенные «шаблоны» [Этнические. 1985, с. 3], каноны чего-либо. «В этнических стереотипах, как и в целом в межэтнических установках, важна не истинность или ложность их когнитивного содержания, а убежденность в соответствующем знании и его соответствующее наполнение» [Сожктюва, 1998. с. 66]. зультате экспансии Высокой (элитарной) культуры в область Низкой (народной) «.этничность занимает место родства в качестве основного средства идентификации» [Там Dice, с. 102]. Это мнение интересно также и с той точки зрения, что, судя по всему, действительное значение связей, которые мы называем этническими и связываем с существованием такой реальности, как «этнос», «народ», «национальность» - в прошлом было иным, чем сегодня, и, соответственно, иной тогда была сущность «этнической» идентичности.

Пытаясь показать диахронное развитие шапсугской идентичности, автор применил к своему исследованию историко-хронологический метод, при котором факты располагаются в хронологической последовательности - более позднее после более раннего, следствие после причины. Это призвано представить трансформацию этнической идентификации шапсугов как длительный и последовательный процесс.

Собственный полевой материал автора, использованный в исследовании, был собран с помощью как прямого интервьюирования информантов, так и в ходе наблюдения за бытом и поведением шапсугов. Иногда в ответах и рассказах информантов затрагивались темы, не предполагавшиеся в вопросе - таким образом, например, были получены некоторые идеологические формулировки. Критерий отбора информантов (предполагаемый и реальный) зависел от их способности и желания дать полезную информацию: традиционно предполагается, что такой информацией, как наиболее архаичной, так и современной, обладают люди старшего поколения. Но реально старики, если и могут дать требуемые сведения, то делают это не особо охотно; основными донорами этнографической информации (и не только этнографической) оказываются краеведы и идеологи, т. е. люди сравнительно не старые. Разумеется, во многих случаях получаемые сведения являются скорее конструктом, нежели отражением реальности, тем более, что в условиях продолжающейся аккультурации и ассимиляции о многом приходится говорить в прошедшем времени. Подтвердить или опровергнуть слова информантов способно непосредственное наблюдение самого исследователя. Естественно, в данном случае речь не идет в полном смысле слова о «включенном наблюдении» (participant observation), признаваемом наиболее объективным способом получения информации, поскольку поездки носили достаточно непродолжительный характер. Но собственные выводы из наблюдений автор смог использовать в исследовании. Данные о проведении современной свадьбы почерпнуты в том числе из видеоматериалов, сделанных и предоставленных самими шапсугами. В тексте работы рядом с наименованием аула, откуда взят материал, в скобках или через запятую указан год. когда этом материал был получен.

Несколько слов необходимо сказать о терминологии. Прежде всего, это касается такого неоднозначного термина, как «племя», которым традиционно определяются подразделения адыгского массива наиболее высокого порядка, в том числе шапсуги. Этот термин использовался с конца XVIII в., когда он еще не имел того значения, которое приобрел в этнологической науке позднее, после работ Л,Г. Моргана и др. Советские ученые столкнулись с противоречием между закрепившейся традицией определения этих общностей и сложившейся научной терминологией. В частности, В.К. Гар-данов указывал: «.нам кажется более правильным говорить в этом случае не о племени, а о народности, хотя у адыгов в Х?Х в. п сохранялись наряду с другими пережитками первобытнообщинного строя следы древнего родо-племениого деления» [Гарскшов, 1967, с. 20]. К тому же, само существование у адыгов XVIII - XIX вв. «племен» и «народностей» по терминологии отечественной этнографии XX в. весьма сомнительно. Поэтому термин «племя» автор употребляет традиционно для подобной темы, т. е. только для обозначения этнических групп адыгской общности, заключая слово в кавычки. Для определения подобных типологически, но аморфных по самосознанию общностей автор позволил себе употребить термин, также использовавшийся в XVIII -XIX вв. - «общество». вергнуть слова информантов способно непосредственное наблюдение самого исследователя. Естественно, в данном случае речь не идет в полном смысле слова о «включенном наблюдении» (participant observation), признаваемом наиболее объективным способом получения информации, поскольку поездки носили достаточно непродолжительный характер. Но собственные выводы из наблюдении автор смог использовать в исследовании. Данные о проведении современной свадьбы почерпнуты в том числе из видеоматериалов, сделанных и предоставленных самими шапсугами. В тексте работы рядом с наименованием аула, откуда взят материал, в скобках или через запятую указан год. когда этом материал был получен.

Несколько слов необходимо сказать о терминологии. Прежде всего, это касается такого неоднозначного термина, как «племя», которым традиционно определяются подразделения адыгского массива наиболее высокого порядка, в том числе шапсуги. Этот термин использовался с конца XVIII в., когда он еще не имел того значения, которое приобрел в этнологической науке позднее, после работ Л.Г. Моргана и др. Советские ученые столкнулись с противоречием между закрепившейся традицией определения этих общностей и сложившейся научной терминологией. В частности, В.К. Гар-данов указывал: «.нам кажется более правильным говорить в этом случае не о племени, а о народности, хотя у адыгов в Х?Х в. и сохранялись наряду с другими пережитками первобытнообщинного строя следы древнего родо-племенного деления» [Гардстов, 1967, с. 20]. К тому же, само существование у адыгов XVIII - XIX вв. «племен» и «народностей» по терминологии отечественной этнографии XX в. весьма сомнительно. Поэтому термин «племя» автор употребляет традиционно для подобной темы, т. е. только для обозначения этнических групп адыгской общности, заключая слово в кавычки. Для определения подобных типологически, но аморфных по самосознанию общностей автор позволил себе употребить термин, также использовавшийся в XVIII - XIX вв. - «общество».

Что касается собственно этнонимии, то термин «адыгейцы», являющийся скорее политонимом, нежели этнонимом1, используется тогда, когда речь идет о времени политического самоопределения этой общности в послеоктябрьский период. До этого относительно «племен», впоследствии составивших адыгейскую общность, для отличия их от кабардинцев (во многом специфичных) автором принимаются термины «западные адыги» и «кубанские адыги» как в принципе синонимичные, но с одним нюансом: в первом случае черноморские шапсуги подпадают под это определение, а во втором - нет. Равным образом употребление термина «адыгейский язык» относится к периоду его формирования, т. е. начиная с 20-30-х гг. XX в. Предшествующая лингвистическая общность определяется как «адыгский язык», хотя имеется в виду, что единого языка как такового не было, а был конгломерат лингвистически близких друг другу языковых и диалектных форм. Этноним «черкес» употреблен в двух значениях: относительно дореволюционного периода - как экзоэтноннм адыгов, относительно послеоктябрьского - как полнтоним, обозначающий адыгское население Карачаево-Черкесии.

Автором использован и иноязычный понятийный инструментарий, в частности, термины «ирридентизм» и национализм. Понятие «национализм» здесь означает не идею национального (этнического) превосходства, в чем практически совпало бы с понятием «шовинизм», а идею формирования и поддержания нации. В нашем случае национализм предполагает формирование нации на этнической основе, в связи с чем используется термин «этнонациональная идеология».

Термин «ирридентизм» определен американским политологом Дж. Майалом, который разделяет понятие «самоопределение» на «ирридентизм» [irridentism] (от итальянского «irrkknta», «вызволение») и на «раскол» [secession], при этом первый термин должен, по его мнению означать,

1 Само по себе слово «Адыгея» этимологизируется как «страна адыгов», соответственно «адыгейцы» - жители страны адыгов. территориальные требования одного суверенного национального государства к другому. Требования в основном подкрепляются «историческими и/или этническими аргументами.». [Mayal, 1994, р. 270]. В нашем случае этот термин призван указать на стремление одной этнической общности культурно, исторически или политически ассоциироваться с другой общностью (например, черноморских шапсугов - с адыгейцами Республики Адыгея).

Термин «аккультурация» также используется в работе и обозначает «целый комплекс процессов, происходящих при заимствовании, отвержении новых элементов и реорганизации старой культуры» [Билз, 1997, с. 348].

ИСТОЧНИКИ для исследования использовались трех видов: опубликованные нарративные, архивные и полевые этнографические материалы как собственные, так и других исследователей.

В условиях, когда, как было сказано выше и будет показано ниже, культура шапсугов во многом приобретает черты искусственной конструкции, основанной на литературных известиях о себе, описательные источники приобретают особую важность. Некоторые из таких использованных автором источников сконцентрированы в хрестоматии «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов» (Нальчик, 1974 — А Б КИЕ А). Среди них такие авторитетные для своего времени авторы как Ж.Б. Тавернье, Я.Я. Стрейс, Ж. Шарден, Э. Кемфер, А. дела Мотрэ, К. Главани, Дж. Кук, К. Пейсонель, Г1.С. Паллас, Я. Потоцкий, Р. Скасси, Ж.-В.-Э. Тебу де Мариньи, Ш. де Бесс, Ф.Д. де Монперэ, Дж. Белл, Дж. Лонгворт и мн. др. Источниками служат также сочинения отечественных авторов: исследователей и наблюдателей, таких как И.Г. Гербер, Г.Ю. Клапрот, С.М. Бронев-ский [Броневский, 1999], И.Ф. Бларамберг [Бларамберг, 1999], Н. Ф. Дубровин [Дубровин. 1927], Л.Я. Люлье [Люлье 1929]: участников Кавказской войны как с российской стороны (К.Ф. Сталь [Сталь, 1900], Г. Новицкий [ГАКК, ф. 249, on. 1, д. 328], Ф.Ф. Торнау [Секретная., 1999] и мн. др.), так и со стороны горцев (Т. Лапинский [Латшский, 1995] и др.). Особое место занимают данные непосредственно адыгов — Хан-Гирея [Хан-Гирей, 1893, 1974, 1978], Ш.Б. Ногмова1 [Ногмов, 1957], при этом в работе Ш.Б. Ногмова история адыгов рассматривается сквозь призму исторических преданий [Лавров, 1980], что тоже немаловажно. Надо сказать, что каждый из перечисленных авторов по-своему определял черты адыгского стереотипа, пропуская его через призму собственных этических и культурных убеждений, что впоследствии было воспринято европейцами, а далее и самими адыгами. Ценный фактический материал содержится также в региональных серийных изданиях дореволюционного периода - «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», «Кавказский сборник», «Кубанский сборник».

Относительно XVIII - XIX вв. этот материал дополняется материалом архивных документов. В настоящем исследовании использованы главным образом материалы Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), а также Архивного отдела администрации г. Новороссийска (АОАН), Государственного архива Республики Адыгея (ГАРА) и Центра документации по новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК -бывший партийный архив Краснодарского крайкома КПСС). В ГАКК основной материал, интересующий автора, содержался в фонде № 774 — «Канцелярия помощника Начальника Кубанской области по управлению горцами». Это данные о военно-народном управлении горцами, материалы горских словесных судов, документы о проведении в области крестьянской реформы и др. Использовались материалы других фондов: № 249, № 260, № 348, j\o 418, №> 460, № 468, № 660, N° 799 — всего 51 дело. В том числе, в частности: «Описание горских народов, собранные подполковником Генерального штаба Г. Новицким» [ф. 249, on. 1, д. 3028], «Пояснительная записка о личных правах туземного населения Кубанской области» [(р. 348, on.

1 Полное имя Хан-Гирея - Султан Хан-Гирей, где Султан - родовое имя. а Хан-Гирей - личное. Имя Ш.Б. Ногмова - Шора Бекмурза Ногма. Автором в основном тексте употреблены варианты имен, указанные в Библиографическом списке - Хан-Гирей и Ш.Б. Ногмов.

1, д. 9} и мн. др. В АОАН использован фонд № Р-9 (Черноморский окружной Исполнительный комитет), содержащий некоторые документы по истории образования Шапсугского национального района, и фонд j\r9 Р-11 (Черноморский окружной комитет по планированию), где содержатся некоторые сведения о национальном составе округа. В ГАРА: фонд N° Р-327 (Горская секция при областном отделе управления Кубано-Черноморского ревкома), содержит выступления делегатов II горского съезда 2-8 марта 1921 г., а фонд № Р-328 (Исполнительный комитет Горского окружного национального совета рабочих, крестьянских, солдатских и горских депутатов) - материалы Горского исполкома. В ЦДНИКК использованы документы, касающиеся Шапсугского национального района (фонды № 9, 662 и 656 - соответственно Черноморский окружной, Туапсинский и Лазаревский (Шапсугский) районные комитеты ВКП(б) - КПСС). Как документальный использован некоторый материал издания Кавказского наместничества газеты «Кавказ» (г. Тифлис) и органа современного «общественного парламента» черноморских шапсугов - Адыгэ Хасе газеты «Шапсугия» (пос. Лазаревское г. Сочи). Использован также документальный материал, любезно предоставленный из собственных личных архивов A.M. Ждановским (бывший председатель Краснодарского краевого Совета народных депутатов, г. Краснодар), М.Х. Чачухом (председатель Адыгэ Хасэ, пос. Лазаревское), А.К. Натхо (краевед, аул Агуй-Шапсуг), А.А. Ржавиным (историк, кандидат исторических наук, аул Большой Кичмай).

Все эти материалы в основном представляют информацию с русской стороны и частично с адыгской. Третий субъект информации - турецкие источники - представлен предельно скудно и опосредовано. К сожалению, автор не имел возможности воспользоваться подобными источниками, хранящимися в архивах Турции, в результате чего оказались недоступны более обширные сведения об идентификации адыгских групп, в частности, шапсугов в турецких документах и материалы о махаджирах, бытовые и фольклорные материалы, собранные турецкими наблюдателями в ХУШ

XIX вв. Однако автор постарался восполнить этот пробел за счет других источников - переводов турецких документов в отечественных архивах, фактического материала в исторических трудах и т. п.

В диссертации использован собственный полевой материал автора, собранный им во время поездок в Лазаревский район г. Сочи в августе — сентябре 1997 г., Лазаревский и Туапсинский районы в августе 1998 г. Этнографический материал об адыгах и абхазо-абазинских народах почерпнут также из работ отечественных этнографов и историков. В частности, у А.В Авксентьева [Авксентьев, 1979], А.И. Аджинджала [Адлсинджал, 1969], Е.П. Алексеевой, Ю.Д. Анчабадзе, П.У. Аутлева [А у тлев, 1975], Б.Х. Бгаж-нокова [Бгажноков, 1979, 1983, 1985, 1999], В.К. Гардаиова, Е.Н. Даниловой [Данилова, 1973, 1984], Ш.Д. Инал-Ипа, Л.И. Лаврова, М.А. Меретукова, М.М. Покровского, Я.С. Смирновой [Смирнова, 1963 1964а, б, 1976] и мн. др. Использованы также данные кубанской шапсуженки выпускницы Кубанского государственного университета Н. Н. Коробовой (аул Афипсип, Республика Адыгея).

ИЗУЧЕННОСТЬ ТЕМЫ. С одной стороны, как уже было сказано, больших специальных исследований по шапсугам почти нет, а по вопросу этнической их идентификации нет вовсе. Но это не означает, что исследователю нельзя опереться на опыт предшественников. Этнографический материал по шапсугам огромен. Практически с самого момента своего попадания в поле зрения письменных источников шапсуги привлекали интерес наблюдателя и исследователей. Правда, выделить сведения именно о шапсугах в свидетельствах XVIII вв. (например, у Эвлия Челеби [Челеби, 1979]) можно лишь по сопутствующим указаниям, поскольку они, вероятнее всего, включались наблюдателями в абазинский массив [АБКИЕА, Паллас, с. 216].

Причислять шапсугов к адыгам начали с конца XVIII - начала XIX в., указывая их в числе адыгских племен [АБКИЕА, Потоцкий, с. 241], причем со второй четверти XIX в. - все более уверенно. Однако целенаправленно посещать Шалсугию с целью сбора этнографического материала в этот период было, по сути, некому, т. к. эта территория в основном стала зоной боевых действий Кавказской войны. Таким образом, поставщиками этнографического материала (зачастую невольными) становились русские разведчики и лазутчики, ведшие разведку среди шапсугов (наиболее знаменитые - Ф. Торнау и Г. Новицкий) и сами шапсуги, плененные или перебежавшие на русскую территорию. Основная масса этого материала хранится в архивных делах, если не считать опубликованных мемуаров. В это число можно включить и данные адыгских просветителей, в частности, Хан-Гирея, чей труд [.Хан-Гирей, 1978] содержит наиболее авторитетный по тому времени материал: «"Записки о Черкессни" Хан-Гирея представляют собой первое в этнографической литературе историко-этнографическое описание адыгов» [Гарданов, 1980, с. 23]. В послевоенное время этот материал стал более доступен широкой аудитории. Вышли воспоминания участников войны, в частности, Ф.Ф. Торнау (1864 г.), который проводил разведку в том числе и среди черноморских шапсугов, и других участников событий в этом районе. К этому времени в Европе были опубликованы мемуары английских путешественников и агентов, действовавших на Черноморском побережье среди шапсугов: Э. Спенсер (1839 г.), Дж. Лонгворт (1840 г.), Дж. Белл (1848 г.). Эти произведения также содержали ценные сведения по этнографии черноморских шапсугов. Таким образом, период до второй половины XIX в. характеризуется в основном накоплением фактического (в определенном смысле «полевого») материала.

Но к концу войны военный интерес сменяется познавательным и научным. Однако этот научный интерес ограничивается компиляцией и публикацией этнографических фактов, как ранее собранных, так и вновь получаемых. Так, К.Ф. Сталь собрал материал по косвенным данным (от разведчиков, пленных и перебежчиков), служа на правом фланге Кавказской линии, и в 1900 г. в «Кавказском сборнике» вышел его «Этнографический очерк черкесского народа» [Сталь, 1900], содержащий кроме прочего и шапсугскую информацию. Еще раньше, в 1871 и 1882 гг. вышли труды Н.Ф.

Дубровина и Ф.И. Леонтовича, где среди прочего компилятивного материала об адыгах есть упоминания и о шапсугах [Дубровин, 1871, с. 86-87, 8798, 103-105; Леонтович, 1882, с. 119]. Наиболее же серьезным исследователем шапсугов XIX в. стал Л.Я. Люлье, посвятивший им несколько специальных статей [Люлье, 1927]. Л.Я. Люлье является - автор первого адыго-русского словаря (1841 г.), основой которого, по мнению 3. И. Керашевой, послужил именно шапсугский диалект [Керашева, 1957, с. 11].

В советское время этнографический материал о черноморских шапсугах начал собираться еще более активно. В Черноморскую Шапсугию начали специально ездить исследователи (в частности, Л.И. Лавров, Е.М. Шиллинг) и посылаться научные экспедиции; результатом одной из них, в 1939 г., стал сборник статей «Религиозные пережитки у черкесов-шапсугов» (под ред. С.А. Токарева и Е.М. Шиллинга) [Религиозные., 1940]. В итоге шапсугский материал занял заметное место в научных статьях и монографиях по адыгской этнографии [Лавров, 1983; Мафедзсв, 1986; Меретуков, 1974; и др.], истории [Анчабадзе, 1993; Гарданов, 1963; Лавров, 1946, 1978; Половипкипа. 1999 и др.], хозяйству [Алексеева, 1957; Калоев, 1981; Каита-рия, 1986; Сиюхова, 1974 и др.], обычному праву и социальной структуре [А санов, 1990; Бгажноков, 1979, Гарданов, 1967; Денисова, 1998, 1999; Кажа-ров, 1981, 1992; Коджесау, 1962 и др.], религии [Азаматова, 1997; Калмыков, 1987; Мижаев, 1973; Шортанов, 1982]. Особое внимание шапсугам уделили в своих трудах Е.П. Алексеева [Алексеева, 1957, 1974], Ю.Д. Анчабадзе [Анчабадзе,, 1994, 1984], П.У. Аутлев [А у тлев, 1975], Н.Г. Волкова [Волкова, 1974], В.К. Гарданов [Гарданов, 1963, 1967], В.Х. Кажаров [.Кажаров, 1981. 1992, 1993], Ш.Д. Инал-Ипа [Инал-Ипа, 1962, 1982, 1984, 1995], Л.И. Лавров [Лавров, 1965, 1968, 1978, 1983, 1989], М.А. Меретуков [Меретуков, 1971, 1983, 1993], М.М. Покровский [Покровский, 1956, 1958],. В основном (за исключением работ, охарактеризованных ниже) в таких публикациях данные о шапсугах приводятся как иллюстративный материал, а не с целыо их анализа и исследования. Из этого списка, однако, выделяются упомянутые фундаментальные труды З.И. Керашевой, Э.Л. Коджесау и И.Х. Тхамоко-вой, специально посвященные шапсугам.

Развитие движения шапсугов за восстановление автономии в 90-х гг. XX в. послужило появлению нескольких работ на тему истории этой автономии и современной этнокультурной и идеологической ситуации у шапсугов. На тему этнической самоидентификации и элементов национальной идеологии шапсугов высказался в двух своих статьях констатирующего характера В.А. Дмитриев [Дмитриев, 1991, 1993]. Статьи на эту тему директора Лазаревского филиала музея истории г. Сочи Т.В. Половинкиной [Поло-винкииа, 1991J999а] были написаны специально для газеты «Шапсутия» и, таким образом, предназначены в основном для самих шапсугов. Ее же монография «Черкесия - боль моя» [Половинкина, 19996] (единственная на сегодняшний день монография по истории шапсугов) носит скорее популярный, нежели научный характер. Сотрудник Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований (АРИГИ) А.А. Ржавин (черноморский шапсуг из аула Большой Кичмай) уделил место истории образования Шапсугского национального района в своем диссертационном сочинении 2000 г. «Национально-государственное устройство Краснодарского края в 20-е - 50-е годы» [Ржавин, 2000] и посвятил этому отдельную статью в «Информационно-аналитическом вестнике» АРИГИ [Ржавый, 1999].

На более высоком уровне, теоретическом, некоторые вопросы до сих пор остаются спорными. Одним из них является проблема этногенеза. Шапсуги традиционно воспринимались как подразделение адыгов и, соответственно, их этногенез увязывается с этногенезом адыгов в целом. У отечественных историков и этнографов не вызывает сомнения тот факт, что адыги - автохтонным населением Северо-Западного Кавказа, по крайней мере в своей основе. Разночтения появляются лишь в деталях. [Вижев, 1997, с. 9-14; Лавров, 1978, с. 38-39]. Неоднозначно мнение и по вопросу этногенеза непосредственно шапсугов, именно в связи с непостоянством их соотнесения с адыгами и абазами [Аса/юв, 1990; Волкова, 1974; Тхамокова, 19836;

Федоров, 1983], в частности, Л.И. Лаврову принадлежит версия об абазинском происхождении шапсугов. [Лавров, 1946. 1955]. Рассматривался вопрос и о социальной структуре шапсугского общества, т. е. о его «демократии», он стал предметом своеобразной дискуссии в отечественном адыговедении. При этом, естественно, все советские исследователи пытались разрешить эту проблему, опираясь на формационную теорию и рассматривая социальную структуру адыгских обществ с точки зрения феодальной формации. С этих позиций «демократичность» шапсугского общества действительно выглядела «преувеличенной»; произошедший же в конце XVIII в. «переворот», ограничивший власть феодалов, объясняется «классовой борьбой» [Гарданов, 1967; Покровский, 1958]. Некоторые современные авторы [Денисова, 1998, 1999] напротив, склонны несколько романтизировать и даже гипертрофировать шапсугскую «демократию». Всех этих вопросов (в том числе их историографии) автор намерен коснуться в соответствующих параграфах диссертации, посвященных этим проблемам.

Таким образом, есть возможность не только для использования предыдущего опыта, но и для дискуссии, предполагающей самостоятельные изыскания.

НА УЧНАЯ НОВИЗНА исследования заключается, следовательно, во-первых, в том, что автор попытался рассмотреть вопрос об этнической идентификации шапсугов в развитии, чему ранее не было посвящено комплексных работ. Во-вторых - в выводах, к которым пришел автор по некоторым вопросам, в частности, касательно проблемы этногенеза шапсугов, сущности адыгского «племени», адыгской «демократии» и др. Кроме того, в работе использованы архивные и иные документы, впервые введенные в научный оборот (многие документы об адыгах, переселившихся в Черноморское войско, материалы горских словесных судов, документы, относящиеся к истории создания Шапсугского национального района и современного шапсугского движения за автономию).

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ работы позволяет использовать приведенные в ней этнографические и исторические факты при подготовке научных публикаций, докладов, лекционных курсов. Содержащиеся в диссертации выводы, оценки и обобщения также могут быть применимы в конструировании межнациональных отношений на Северном Кавказе, и, таким образом, данное исследование может представлять интерес для практических работников, занимающихся сферой межнациональных отношений в Российской Федерации, что, несомненно, важно в нынешней социальной и политической ситуации. Возможно, что обращение к проблеме трансформации этнической идентичности послужит толчком к дальнейшим исследованиям в этой области.

СТРУКТУРА диссертации определена ее целью и задачами. Работа состоит из Введения, двух глав. Заключения, Библиографического списка и Приложения. Введение содержит обоснование актуальности темы, целей и задач, рамок исследования, его объекта и предмета, методологической основы характеристику источииковой базы и степени изученности темы, определение научной новизны и практической значимости работы. Глава 1 посвящена вопросам, связанным с поочередным отнесением шапсугов к «абазе» и адыгам: рассматривается вопрос об употреблении в XVIII - начале XIX вв. этнонима «шапсуги» и значении понятия «племя» в первой половине XIX в. Глава 2 посвящена факторам «абазской» идентификации шапсугов (элементы материальной культуры, религиозные и социальные моменты), генезису и начальным этапам развития шапсугов. Глава 3 характеризует условия, в которых и на основе которых происходило развитие шапсугов в рамках адыгской общности - совместное противостояние Российской империи в первой половине XIX в., аккультурация второй половины XIX - начала XX в. и советизация XX в., проводившаяся, зачастую целенаправленно, хотя и по объективным причинам и послужившие определенной «унификации» адыгейской культуры; в этой же главе делается попытка проследить процесс изменения идентификации шапсугов и его воз

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Сивер, Александр Викторович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в конечном итоге можно сформулировать следующие выводы.

Главное, что позволяет существовать этнической общности — это осознание общностью в целом, равно как и каждым ее представителем, своего единства в отличие от других таких же общностей («чувство солидарности» [sense of solidarity] по Э.Д. Смиту [Smith, 1991, р. 29]). Споры о сущности этнической идентификации как проявления этого чувства сходства/различия на основании бытовых, лингвистических, конфессиональных, обычно-правовых, политико-правовых и иных предпочтений продолжаются по сей день. Происходит это, в том числе и потому, что это явление (при условии, что оно не исключительно умозрительное) само по себе неоднозначно и во многом не понятно. В этой связи примечательно, что ориентация этнической идентификации может изменяться во времени. Так, идентификация черноморских шапсугов в течение двух последних веков претерпела кардинальную трансформацию, а именно: от декларации разделения себя и остальных адыгов в рамках дихотомии «абаза/адыги» (XVIII в.) до полного соотнесения себя с адыгейцами Республики Адыгея в наши дни.

Рассматривая процесс развития идентификации, необходимо иметь в виду факторы, влияющие на это развитие. Судя по всему, само по себе подразделение адыгов такого уровня, как шапсуги (впоследствии в отечественной историографии обозначенное как «племя»), изначально нельзя рассматривать исключительно как этнокультурную группу. Это было объединение. основанное не только (и даже не столько) на культурном сходстве, но и на территориальном соседстве, административном единстве, а также на родственно-генеалогической связи и отношениях искусственного родства. Таким образом, идентификация на персональном уровне могла определяться местом жительства, подчиненностью тому или иному владельцу, связями реального или искусственного родства, причем в каждом индивидуальном случае по-своему. Вообще, вполне возможно, что общности племена»), воспринимаемые наблюдателями как однотипные, на деле таковыми не являлись: шапсуги и, скажем, бжедуги, могли представлять собой объединения на различной основе. Соответственно и идентифицировать себя и друг друга они могли по-разному. Для шапсугов, вероятнее всего, решающее значение имели договорные и генеалогические связи, для других адыгов - территориальные, политико-административные, культурные (это не значит, что другие типы связей полностью игнорировались).

Соответственно, «абазская» идентификация шапсугов со стороны других адыгов могла быть основана на нескольких реалиях, делающих шапсугов сходными с абхазо-абазинскпми народами. Во-первых, это проживание на южных склонах Главного Кавказского хребта, на Черноморском побережье, т. е. в «абазском» ареале. Во-вторых, это сходство с «А базой» по многим чертам культуры, материальной и духовной. Причем в области материальной культуры (земледелие и мореплавание, жилище, одежда и т. п.) это сходство было обусловлено экологическими условиями Черноморского побережья Северного Кавказа, но могло восприниматься как свидетельство генетического родства. В области духовной культуры (в частности, религиозные связи, вплоть до общих культов и их совместного отправления) действительно наблюдается осознанно поддерживаемое единство, стремление составить некую единую общность в рамках натухайцев, шапсугов и убыхов. О существовании этой общности свидетельствовал термин «Агучипс» -самоназвание черноморских «племен», выделявшее их как из «абазского», так и из «адыгского» массивов.

На эту идентификацию в качестве рефлексии влияли данные наблюдателей (главным образом, европейских), формировавшие в своей компиляции определенный стереотип, который через продолжающиеся контакты возвращался к адыгам. В частности, очевидно, дихотомия «демократические/аристократические племена» является идеологическим конструктом, созданным не без вмешательства европейских схем. Однако этот конструкт основывался все-таки на реалиях социальной организации шапсугов и натухайцев, менее жесткой в сословном отношении, чем у остальных адыгов.

До повсеместного признания шапсугов адыгами это отличие служило одним из факторов отнесения шапсугов к «Абазе», т. к. имело параллели в убыхском, садзском и абхазском обществах. При включении шапсугов в адыгскую общность «демократичность» продолжала оставаться отличающим признаком, что выделяло их уже в рамках этой общности.

Вообще, причисление наблюдателями шапсугов к адыгам не означает, что сами шапсуги и их соседи были полностью с этим согласны. Об «абаз-ской» идентификации шапсугов и существовании термина «Агучипс» мы узнаем еще во второй половине XIX в. от Л.Я. Люлье. В конце XIX - XX в. для обозначения обособленности черноморских шапсугов в отношении них используется термин «хакучи», в том числе этот термин используется жителями северных аулов Черноморского побережья (в основном Туапсинского района) по отношению к шапсугам Лазаревского района, т. к. основную массу «северных» черноморских шапсугов составили потомки переселенцев из Большого Шапсуга, а «южных» - жители бывшего Малого Шапсуга. Однако влияние европейской литературы на конструкцию шапсугской идентичности становилось все более решающим по мере того как адыги, в том числе шапсуги, под действием естественной и целенаправленной аккультурации утрачивали естественный механизм диахронной трансмиссии своей культуры.

Учитывая вышеназванные факторы, на основании документальных источников, развитие этнической идентификации черноморских шапсугов представляется следующим образом.

Судя по всему, предки шапсугов представляли собой конгломерат «вольных обществ», каких было не мало на границе абхазо-абазинской и адыгской зон культурного влияния, испытывавших это влияние обеих зон в равной мере. Изначально будущие шапсуги составляли различные родоп-леменные объединения и обитали в бассейнах рек, Шапсухо, Аше, Псезуа-пе, Шахе. Между этими объединениями происходили мощные процессы интеграции, обусловленные сходством многих элементов культуры. Равную, если не решающую, роль играла и утилитарная необходимость (например, союз для защиты от врага). В итоге это привело к формированию четырех «соприсяжннчеств»: Гоаго, Соотох, Схапете и Кобле, а также - к северо-западу от них - Натхо и Нетахо, которые все первоначально также являлись самостоятельными «обществами».

Уже в XVIII в. (хотя, наверняка, ранее, но мы не располагаем об этом свидетельствами) эти «сопрнсяжничества» или «братства» образовали два более крупных объединения, т. н. «племена» шапсугов и натухайцев, которые вместе с частью убыхов составили союз еще более высокого порядка -общность «Агучипс». По мере повышения уровня объединения, оно представляло собой все более рыхлую структуру, но позволяло декларировать свою общность и отличие от соседей, проявляя, таким образом, свою «эт-ничность».

В это время намечается широкая экспансия шапсугов, причем главным образом в северном направлении, за счет ассимиляции соседних «обществ» и целых «племен». Возрастают их контакты с адыгами, которые привели к активному обмену инновациями, однако шапсуги с натухайцами и адыги воспринимали друг друга как различные общности — адыги считали шапсугов и натухайцев частью абхазо-абазинского массива, а сами шапсуги не отождествляли себя ни с «Абазой», ни с адыгами. Источники, базирующиеся на данных адыгских информантов, не фиксируют шапсугов раньше второй половины XVIII в. потому, что, вслед за адыгами, объединяли их с «Абазой», не выделяя из огромного числа «обществ» абхазо-абазинской культурной ориентации. Однако постепенно шапсуги стали все более сближаться с остальными адыгами. Этому способствовали активные контакты с представителями адыгов (религиозные, торговые, военные), результатом которых стало в том числе, восприятие адыгского языка (или, что вероятнее, постепенная адыгизация собственного). Процесс все большего втягивания шапсугов в адыгскую сферу привел к тому, что к концу века уже почти никто из наблюдателей не сомневался, причисляя шапсугов к адыгам, хотя сами они, как и кубанские адыги, ощущали это единство не столь сильно.

Сочетание процессов интеграции и стремления к дифференциации коснулось и соционормативной сферы. «Демократический» статус шапсугов и натухайцев стал основанием для образования двух политических и этнокультурных полюсов — «аристократического» во главе с Кабардой и «демократического», в лице натухайцев, шапсзтов и абадзехов. Благодаря этому шапсуги сохранили номинальный статус «Абазы» до самой середины XIX в., а затем часть из них стала ассоциироваться с хакучами - небольшим горным «обществом» на территории Малого Шапсуга, разбойным и анархичным по своему стереотипу. Биполярная система привела не только к складыванию взаимной независимости в политико-правовом отношении, но и стала причиной активных этнических процессов. Имеется в виду миграция из «аристократических племен» в «демократические» и, как следствие - усиление шапсугской экспансии в глубь адыгской территории, ассимиляции ими ряда адыгских «племен», что в свою очередь, еще более катализировало интеграционные процессы.

В XIX веке события Кавказской войны и ее последствия усилили интеграцию внутри адыгов, хотя в ходе Кавказской войны черноморские шапсуги еще пытались сохранить самостоятельность, например в отношении деятельности наибов Шамиля и их панчеркесских и теократических проектов. Не имела продолжения и попытка государственного объединения абадзехов, убыхов и шапсугов под властью Сочинского меджлиса в 1861 г., однако она лишний раз свидетельствует о том, какое значение имела Кавказская война для интеграции западных адыгов. Махаджирство, т. е. эмиграция большинства населения в пределы Османской империи, привело к резкому сокращению численности адыгов, что позволило им обрести более компактное и сплоченное состояние. Своеобразным способом такого состояния стало переселение на равнину, под единую юрисдикцию, остатков западноадыгских «племен». Процесс взаимной ассимиляции западных адыгов был усилен аккультурацией со стороны доминировавшей культуры

Российской империи, а затем - Советской власти, следствием чего стала унификация культуры и самосознания западных адыгов.

Их единая идентификация окончательно оформилась в XX в. созданием собственно западноадыгской (адыгейской) автономии, формированием алфавита и письменного адыгейского литературного языка. Одновременно внутри общности идут процессы субннтеграции, и шапсуги становятся центром консолидации остатков натухайцев, хакучей и других близких по культуре «племен». В итоге шапсуги оформились как этническое подразделение адыгейцев наряду с абадзехами, темиргоевцами и бжедугами. Но в рамках шапсугской общности выделяются черноморские шапсуги, переселенные в конце прошлого века обратно на побережье и, таким образом, получившие возможность несколько притормозить нивелировку своей культуры в рамках общеадыгейской.

Черноморские шапсуги, в отличие от кубанских, не вошли в состав адыгейской автономии, вначале получив собственную, а затем утратив ее. Это наложило на их современную идентификацию отпечаток двойственности. С одной стороны, дружественные и родственные отношения с кубанскими шапсугами и другими адыгейцами позволяют им декларировать единство с ними, которое неизменно подчеркивается. С другой - сохраняется определенная изолированность и, как следствие - осознание своей особо-сти, как лингвистической (шапсугский диалект, хакучинский говор), так и этнографической (культивируются и выставляются напоказ наиболее архаичные, «исконные» детали). Все это проявляется как в культурной сфере, так, еще более, и в политической. Попытки «сохранить» утрачиваемую культуру в современных условиях, установить действенный механизм ее воспроизводства, приводят к ее развитию в качестве не столько воспроизводимой на основе законсервированных элементов, сколько реконструируемой по этнографическим и историческим свидетельствам. Политический аспект современной идентификации черноморских шапсугов выражается в стремлении восстановить автономию в рамках Российской Федерации и Краснодарского края и вполне оформленной национальной идеологии, которая в свою очередь выступает как одна из форм проявления этнической идентичности на современном этапе.

Таким образом, «абазская» идентификация шапсугов в XVIII - начале XIX вв. была актуальна только для остальных адыгов, сами шапсуги считали себя частью черноморского сообщества «Агучипс». Причины перемены этнической идентификации представляются следующими. Во-первых, это реальные процессы интеграции в адыгскую общность через возрастающие с XVIII в. контакты, консолидацию во время Кавказской войны, унификацию и аккультурацию в последующее время. Во-вторых, это идеологические реалии XX в., определяющие этничность по языковым, историческим и национальным (в политическом смысле) параметрам. Механизмы процесса также вариативны (декларация этничности через культуру, язык, политическое устройство, ориентацию на более крупную общность) и зависят от исторического и политического контекста.

Конечно, проблема специфического проявления этнической идентичности не исчерпывается черноморскими шапсугами. Эта тема может и должна быть изучена на примере других народов Северного Кавказа: абхазо-адыгских и нахских народов (убыхов, различных групп абазин, абхазов, адыгейцев, черкесов, кабардинцев, ингушей и чеченцев), конфессиональных и лингвистических групп осетин, различных общностей Дагестана (например, народы-аулы, такие, как Кубачи), удин (уникальной этнической группы Северного Азербайджана), таких своеобразных народов, как черкесские греки и армяне, горские евреи и мн. др. Достойны изучения в этом контексте также народы, не считающиеся «коренными» для Северного Кавказа, чья этническая идентификация достаточно своеобразна: понтийские греки (грекоговорящие ромеи и тюркоговорящие урумы), амшенские армяне, хемшилы, месхетинские турки, езиды, ассирийцы и т. д. Вообще проблемы механизмов и вариантов этнической идентификации касаются не только кавказских народов. Пример адыгов-шапсугов на этом фоне - капля в море. Но он лишний раз показывает, насколько интересна и важна эта тема, и на сколько необходимо ее дальнейшее изучение.

БИ Б Л ИОГРАФИ ЧЕСКИ Й СПИСОК

Сокращения:

АНИИ ЯЛИ—Адыгейский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории.

АН И И ЭЯЛИ—АдыгейскиГ! научно-исследовательский институт этнографии, языка, литературы и истории.

КОИРГО —Кавказский отдел Императорского Русского географического общества.

КБНИИ—Кабардино-Балкарский научно-исследовательский институт.

КЭС—Кавказский этнографически!! сборник.

СМОМПК—Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа.

СЭ—Советская этнография.

ЭО—Этнографическое обозрение

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Сивер, Александр Викторович, 2001 год

1. АбОоков, А.И. К вопросу о генетическом родстве абхазо-адыгских и на-хско-дагестанских языков.-Нальчик, 1976.-146 с.

2. Авксентьев А.В. О характере проявления религиозных пережитков в Карачаево-Черкесии // Проблемы атеистического воспитания в условиях Карачаево-Черкесии.-Черкесск, 1979.-С. 15-41.

3. Адиль-Гирей С. Жена черкеса (сцена из черкесской жизни) II Кавказ. -1847. № 11.-С. 1-2.

4. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. -Нальчик. 1974. -633 с,

5. Адыги численность: факты и вымыслы // Шапсугия.-1993, № 6 (30). -С. 1.

6. Адыгские (черкесские) тексты. Кяхские говоры—Хакучннскнй говор II СМОМПК. Вып. 21. -Тифлис, 1896. Отд. 2. -С. 245-267.

7. АОлсинОжал AJ4. Из этнографии Абхазии. -Сухуми, 1969.-251 с.

8. Адыгейская автономная область. Посвящается 25-летию автономии Советской Адыгеи. -Майкоп. 1947. -239 с.

9. Азсшапюва М.-К.З. Этнографические этюды: К 90-летию со дня рождения. -Майкоп, 1997. -120 с.

10. Александренков Э.Г. Этническое самосознание или этническая идентичность? //ЭО. -1996. № 3. С. 13—22.11 .Алексеева Е.П. Очерк по экономике и культуре народов Черкессии в XV-XVII вв. -Черкесск, 1957. -148 с.

11. Алексеева Е.П. Происхождение народов Кавказа. -М., 1974. -290 с.

12. АлиберОов Т.Д. Из истории земледелия у адыгов в XIX веке. // Ученые записки / АНИИ ЯЛИ. Т. 8. -Майкоп, 1968. -С. 43-52.

13. Анчабадзе Ю.Д. Абаза. (К этнокультурной истории народов Северного Кавказа) // Кавказский этнографический сборник. Т. 8. -М., 1984. -С. 141-166.

14. Анчабадзе Ю.Д., Волкова Н.Г. Этническая история Северного Кавказа XVI-XIX вв. // Народы и культуры: Материалы к серии. Вып. 27. Народы Кавказа. Книга 1. -М., 1993. -287 с.

15. Аристотель. Политика. Афинская полнтия.—М., 1997. -460 с.

16. Арутюнов С.А. Билингвизм и бикультурализм // СЭ. -1978. Аго 2. -С. 3— 14.

17. Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. —М., 1989.-243 с.

18. Арутюнов С.А. Языки народов Кавказа // Народы Кавказа. Антропология, лингвистика, хозяйство. —М., 1994. —С. 93-116.

19. Арутюнов С.А. Этничность—объективная реальность (отклик на статью С,В. Чешко) //ЭО. —1995. № 5. —С. 7 — 10.21 .Асанов Ю.Н. Родственные объединения адыгов, балкарцев, карачаевцев и осетин в прошлом. -Нальчик, 1990. -270 с.

20. И.Аутлев К. Л. Фонетические особенности бжедугского диалекта адыгейского языка. Автореф. дисс. канд. филол. наук. -Майкоп, 1966. -19 с.

21. Аутлев М. Ответ претенденту // Шапсугия. —1994. № 11 (47). —С. 1-2.

22. Аутлев М. Национальный вопрос и расистская арифметика // Шапсугия. -1998. j\o 6 (137). -С. 2—3.

23. Аутлев П. У. Из адыгейской этнонимии // Сборник статен по этнографии Адыгеи. —Майкоп, 1975. —С. 237—263.

24. Байбурин А.К. Семиотический статус вещей и мифология // Сборник Музея антропологии и этнографии. Вып. 27. Материальная культура и мифология. —Л., 1981. —С. 215—226.

25. Бакаев А.Ш. Адыгская цивилизация. Автореф. дисс. доктора ист. наук. —Нальчик, 1997. -35 с,

26. Бгажиоков Б.Х. Некоторые особенности культуры общения адыгов // СЭ. —1979. № 5. С. 105—144.

27. Бгажиоков Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов. —Нальчик, 1983.

28. Бгажиоков Б.Х. Традиционное и новое в застольном этикете адыгов. // СЭ. —1987. Nq 2. —С. 89—101.

29. Бгажиоков Б.Х. Адыгская этика. —Нальчик, 1999. -96 с.

30. Бестужев-Марлинский А.А. Сочинения. В 2 тт. Т. 2. —М., 1981. —592 с.

31. Бетрозов Р.Ж. Адыги. (Истоки этноса). Нальчик. —1990. -136 с.

32. Бетрозов Р.Ж. Происхождение и этнокультурные связи адыгов. —Нальчик, 1991.-166 с.31 .Бетрозов Р. Синдика государство древних адыгов // Шапсугия. 1993. — № 2. —С. 3—4.

33. Билз Р.Л. Аккультурация // Антология исследовании культуры. Т. 1. — СПб., 1997. —С. 348—370.

34. Бинкевич Е, Р. К истории черкесского жилища. // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. Т. VI (1948 г.). —М. 1949. -С. 75- 79.

35. Бларамберг PL Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое описание Кавказа. —Нальчик, 1999. -406 с.

36. Блягоз З.У. Некоторые вопросы развития лексики адыгейского языка в условиях адыгейско-русского билингвизма (социолингвистическое исследование). // Учен. зап. / АНИИ ЭЯЛИ. Т. 19. Языкознание. —Майкоп, 1974,—С. 201—226.

37. АЪ.Броневский С. М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Извлечение по Центральному и Северо-Западному Кавказу. — Нальчик, 1999. -225 с.

38. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. —М.,1983. -411 с.

39. Буроье 77. Социология политики. —М., 1993. -333 с.

40. Бурдье П. Начала. —М. 1994. -287 с.

41. Быковский С. Бездарность всегда дремуча // Шапсугия. —1993. № 5 (29). —С. 5.4&.Бэрзэдж Н. Изгнания черкесов. —Майкоп, 1996. -226 с.

42. Верещагин А.В. Путевые заметки по Черноморскому округу. —М., 1874.— 203 с.

43. Веришгора А.Д. Феофилактова Т.М. К вопросу о прорусской позиции западноадыгских феодалов // Междунар. науч.-практ. конф., посвящ.150.летию со дня рождения Ф.А. Щербины. Тез. док. и сообщений. -

44. Краснодар, 1999.—С. 143-145.

45. Винер Б.Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения. // ЭО. —1998. №4. —С. 3-26.

46. Вобжоков Х.Д. О русской лексике в адыгейском языке. // Учен, зап / АНИИ ЯЛ И. Т. 2. Языкознание. —Майкоп, 1963. —С. 33-58.

47. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII— начале XIX в. —М, 1974. -276 с.

48. Волкова Н.Г. Джавахишвили Г. И. Бытовая культура Грузии: XIX—XX вв.: традиции и инновации. —М., 1982. -238 с.

49. Воспоминания о Кавказе // Библиотека для чтения. Т. 81. СПб., —1847. —Отд. 3. С. 1—22.

50. Всесоюзная перепись населения 1939 г.: Основные итоги. —М. 1992. — 254 с.

51. В чем суть шапсугской проблемы? // Шапсугия. —1992. № 21. —С. 1.

52. Гарбапов В. К. О расселении и численности адыгских народов в первой половине XIX в. // СЭ. —1963. № 4. —С. 72—93.

53. Гарбапов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII-первая половина XIX в). — М., 1967. -230 с.

54. Гарбапов В.К., Мамбетов Г.Х. Хан-Гирей и его «Записки о Черкессии» // КЭС. Т. 7. —М., 1980. —С. 3-216.

55. Гвашев А. Миф о добровольном присоединении Черкесии к России II Шапсугия. —1993. № 15 (99). —С. 3.

56. Ы.Геллнер Э. От родства к этничности // Цивилизация. Вып. 4. —М., 1997. -С. 95-102.уЪ.Георги И. Г. Описание обитающих в Российском государстве народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений и прочих достопамятностей. Ч. 1. —СПб., 1795. —76 с.

57. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. -М., 1881. Репринтное воспроизведение: -М. 1981. Т. 2. И-О. -779 с. Т. 3. П. -555 с.

58. Ю.Денисова Н.Н. Некоторые аспекты адыгской демократии. // III Конгресс этнологов и антропологов России 8-11 июня 1999 г. Тезисы докладов. — М., 1999а.—С. 71.

59. Думанов Х.М. Некоторые вопросы изучения большой семьи и патронимии у адыгов. // Вестник КБННИ. Вып. 4. —Нальчик, 1970. —С. 70—81.

60. Дьячков-Тарасов А. И. Абадзехи. // Записки КОИРГО. Кн. 22. Вып. 4. — Тифлис, 1902. -50 с.

61. Ш.Ермолов А.П. Письма. —Махачкала, 1926. -56 с.

62. ЪХ.ЗагурскийЛ. Искажение добытых наукою фактов по описанию Кавказа в сочинении Г. Риттиха «Племенной состав контингентов Русской Армии».—СПб., 1875. —32 с.

63. Заровиая Е.А. Великий Октябрь и раскрепощение адыгейки, // Учен, зап / АНИИ ЭЯЛИ. Том IX. История. -Майкоп, 1969. -С. 87-111.

64. Зверева Ю.И. Поселения абазин в XIX—нач. XX в. (Историко-этнографическое исследование). Автореф. дисс. канд. ист. наук. —М., 1985. -22 с.

65. Ы.Зевакип Е.О. Западный Кавказ в известиях европейских путешественников и писателей XIII XVIII вв. // Краткие сообщения / Ии-т этнографии АН СССР. Вып. 1. — М„ 1946 г. —С. 83-84.

66. Ннал-Нпа Ш.Д. Абхазы. (Историко-этнографические очерки). —Сухуми, 1965.-695 с.

67. Инал-Ипа Ш.Д. Очерки об абхазском этикете. —Сухуми, 1984. -205 с.

68. Инал-Ипа Ш.Д. Садзы. Историко-этнорафические очерки. // Народы Кавказа. Кн. 2. (Мат. к сер. Народы и Культуры. Вып. 28). —М., 1995. -286 с.

69. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. —М., 1988.-544 с.

70. История США. Т. 1 (1607-1877). —М., 1983. -688с.

71. Калсаров В.Х. К вопросу о феодальных привилегиях в общинном землепользовании адыгов в первой половине XIX века // Вопросы этнографии и этносоциологии Кабардино-Балкарии. -Нальчик, 1981. С. 65—80.

72. Калсаров В.Х. Адыгская Хаса. (Из истории сословно-представительских учреждений в феодальной Черкесии). -Нальчик, 1992. -160 с.

73. Кантария М.В. Некоторые этнические аспекты хозяйственного быта адыгов. // Культура и быт адыгов. Вып. 6. -Майкоп, 1986. -С. 3—19.

74. Карпов Ю.10. «Вольные общества» Северного Кавказа в XVIII первой половине XIX в. (К вопросу о роли патриархально-родовых и общественных институтов в процессе формирования раннеклассовых отношений). Автореф. дисс. канд. ист. наук. -Л., 1984.-18 с.

75. Касумов А.Х. Касумов Х.А. Геноцид адыгов. -Нальчик, 1992. -200 с.

76. Келлер К, Ляйстер А.Ф. К зооэтнографии Кавказа и истории его домашних животных // Известия КОИРГО. Т. 22. Вып. 4. -Тифлис, 1914. -С. 366-348.

77. Керашев А. Т. Патронат в системе сословно-классовых отношений адыгов в дореформенный период. // Культура и быт адыгов. Вып. 7. -Майкоп, 1988.'-С. 3—22.

78. Керашева 3 И. Особенности шапсугского диалекта адыгейского языка. -Майкоп, 1957. -147 с.

79. Керашева 3.11. Некоторые вопросы становления адыгейского литературного языка // Адыгейская филология. Сб. ст. Вып. 7. -Ростов н/Д., 1976.-С. 13—20.

80. Киржшюв С. К вопросу об этикете адыгов в общественном и семейном быту. // Археолого-этнографический сборник. Вып. 1. Нальчик, 1974.-С. 166-172.

81. Коблев С. Дайте слово шапсугу. Открытое письмо В. Павлову автору статьи «Велика Россия, а отступать некуда», «Кубанский курьер» от 18 февраля 1992 г. за № 30 // Шапсугия. -1992. № 11—12. - С, 3, 7.

82. Кобычев В.П. Современное адыгейское народное жилище и его история. // Труды АН ИИ ЯЛ И. Т. 4. -Майкоп, 1965. -54-75

83. Кобычев В. П. Поселение и жилище народов Северного Кавказа. -М. 1983.-195 с,

84. Ковалевский М., Миллер В. В горских обществах Кабарды // Вестник Европы. Т. 4. -СПб., 1884.

85. Кодлсесау Э.Л. Семейные отношения шапсугов в прошлом и настоящем. Автореф. дисс. канд. ист. наук. -М., 1954. -17с.

86. Коджесау Э.Л. Некоторые пережитки родового быта у адыгейцев в XIX в. (VII Междунар. конгресс антропол. и этногр. наук. -Москва, август 1964 г.). М., 1964. -7 с.

87. КоОжесау Э.Л. Патронимия у адыгов. // СЗ. -1962. № 2. -С, 8-119.

88. Козлов В.И. Проблематика этнпчности, // ЭО. -1995. № 4. -С. 39—54.

89. Козлов BJI. История гибели великого народа: Русский вопрос. .М.,1997.-384 с.

90. Колпаков Е. И. Этнос и этничность. // ЭО. -1995. № 5. С. 13—23.

91. Конституция Российской Социалистической Федеративной Советской Республики. -М., 1918.-31 с.

92. Коротаев А.В. Горы и демократия: к постановке проблемы // Восток. -1995. №3. -С. 18—26.

93. Косвен М.О. Семейная община и патронимия. -М., 1963. -220 с.

94. Крюков М.В. Эволюция этнического самосознания и проблема этногенеза // Расы и народы. Вып. 6. -М. 1976. -С. 42—63.

95. Куадже Р.З. Анты это адыги // Шапсугия. -1993. №>4 (28). -С. 1, 2. №5 (29). -С 5, 6.

96. Куадже Р. Адыгагъ -лицо нации. // Шапсугия. -1994. jYq 5 (41). -С. 3—4.

97. Куадже, Р. Адыги и греки // Шапсугия. -1993. 11 (35). -С. 1, 3.

98. Куадже Р. Штрихи к истории шапсугов // Шапсугия. -1995. № 21 (80). -С. 3-4.

99. Куадже Р. Александр Македонский великий антоадыг // Шапсугия. -1997, № 15-16 (122-123). -С. 5

100. Кубов Ч.Ч. Борьба областной партийной организации за осуществление сплошной коллективизации сельского хозяйства в Адыгее // Учен, зап. / АНИИ ИЯЛИ. Т. IX. История. -Майкоп, 1969. -С. 42—86.

101. Кудаева С. Османская империя в судьбе адыгов // Шапсугия. -1994. № 12—13 (48—49).-С. 6.

102. Кудашов В.Я. Исторические сведения о кабардинском народе. -Нальчик, 1991.-283 с.

103. Кузнецов JI.В. Одежда армян Понта: Семиотка материальной культуры.-М., 1995.-294 с.

104. Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие Кабарды и Бал-карии в XIX в. -Нальчик, 1965. -420 с.

105. Кумыков Т.Х. К вопросу о выселении адыгов в Турцию // Учен. зап. / КБННИ. Вып. 43. Серия нст.-филол. -Нальчик, 1971. -С. 12-26

106. Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию — последствия Кавказской войны. -Нальчик, 1994. -115 с.

107. Купижева Л.З. Домашние промыслы и ремесла абазин в XIX—нач. XX в. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1974. -26 с.

108. Кушева Е.Н. Из истории сношения западных адыге и северокавказских абазин с русским государством в XVI-XVII веках // Труды / КБНИИ. Вып. 4. Серия ист. -Ставрополь, 1963. -С. 138—145.

109. Лавров Л.И. Обезы русских летописей. // СЭ. 1946. № 4. С. 161-170.

110. Лавров Л. И. Адыги в раннем средневековье. // Сборник статей по истории Кабарды.-Нальчик, 1955.-С. 19-64

111. Лавров Л.И. Этнографический очерк убыхов. // А И ИИ ЯЛ И. Учен, зап. Т. VIII. -Майкоп, 1968. -С. 5-24

112. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. -Л., 1978. -182 с,

113. Лавров Л.И. Еще об интерпретации Ш.Б. Ногмовым кабардинского фольклора. //КЭС. Т. 7.-М. 1980. -С. 217-221.

114. Лавров Л.И. Этнография Кавказа. -Л. 1983. -224 с.

115. Лавров Л. И. Роль естественно-географических факторов в истории народов Кавказа. // КЭС. Т. IX. Вопросы исторической этнографии Кавказа. -М„ 1989.-С. 5-8.

116. Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. -Нальчик, 1995. -462 с.

117. Леонтович Ф. И. Адаты Кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа, Вып. 1. -Одесса, 1882.-396 с.

118. Ловпачс Н. Древность адыгов на Западном Кавказе можно измерять по шапсугам. // Шапсугия. -1993. Лго 9 (33). -С. 3.

119. Люлье Л.Я. Черкессия. Исторнко-этнографические статьи. -Краснодар, 1927. -48 с.

120. Мамбетов Г.Х. Материальная культура сельского населения Кабардино-Балкарии (Вторая половина XIX—-60-е года XX века). -Нальчик, 1971.-407 с.

121. Мальцев В.Н. Административные реформы в казачьих областях Северного Кавказа во второй половине XIX в. // Проблемы истории казачества. -Волгоград, 1995. -С. 94-106.

122. Матвеев О.В. О предпосылках возникновения адыгейской народности в 60-80-х гг. XIX в. // Проблемы историографии и истории Кубани. Сб. науч. трудов. -Краснодар, 1994. -С. 138-146.

123. Мафедзев С.Х. О народных играх адыгов. -Нальчик. 1986.-141 с.

124. Мафедзев С.Х. К проблеме о национальном самосознании (на примере адыгов). // Черкесия в XIX веке (материалы I Кошехабльского форума «История достояние народа»). -Майкоп, 1991. -С. 13-27.

125. Меликшивили Г.А. К вопросу о характере древних закавказских и средневековых горских кавказских классовых обществ. // История СССР. -1975. № 6. -С. 44-53

126. Меликсет-Беков Л. М. Pontica Transcaucasica Ethnica. (По данным Миная Медичи от 1915-1919 гг.). // СЭ. -1950. № 2. -С. 163-175.

127. Меретуков М.А. Формы заключения брака у адыгов. // Учен. зап. / АН И И ЯЛ И. Т. 13. -Майкоп, 1971. -С. 284-385.

128. Меретуков М.А. Свадьба и свадебная обрядность у адыгейцев в прошлом и настоящем. //Учен. зап. / АН ИИ ЯЛ И. Т. 13. -Майкоп, 1974. .С. 347-479.

129. Меретуков М.А. Развитие семьи и семейного быта адыгов в 20-х гг. // Культура и быт адыгов (этнографические исследования). Вып. 5. -Майкоп, 1983.-3-41.

130. Меретукова Ш. Правда сближает, ложь разъединяет. // Шапсугия. -1994. № 6 (42). -С. 2-3.

131. Ми.жаев М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия у адыгов. -Черкесск, 1973. -208 с.

132. Микелидзе Д.X. К вопросу о классификации жилищ в Аджарии. // Очерки этнографии Аджарии. -Тбилиси, 1982. -С. 38-51.

133. Моммзен Т. История Рима. Т. 1. -СПб., 1994.-733 с.

134. Мровели Л. Жизнь Карталийскпх царей. Извлечение сведений о народах Северного Кавказа и Дагестана. -М. 1979. -103 с.

135. Напсо Ф. Шапсуги, я с вами! // Шапсугия. -1994. №> 17 (53). -С. 2-3.

136. Народы России. Энциклопедия. -М. 1994. -479 с.

137. Национально-государственное строительство Российской Федерации: Северный Кавказ (1917-1941 гг.). -Майкоп, 1995. -287 с.

138. Наши традиции. // Шапсугия. -1992. № 21. -С. 2

139. Не плюйте в душу шапсуга. // Шапсугия. -1996. № 6 (89). -С. 1.

140. Неподоба В. Кавказу. // Шапсугия. 1998. М> I (132). С. 6.

141. Пехай Ф. Раздумья над строками Пушкина. // Шапсугия. -1997. № 17 (124).-С. 3.

142. Нпбо, А. История черкесов: взгляд изнутри. // Шапсугия. -1998. №10 (141).-С. 3.

143. Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа, составленная по рассказам кабардинцев.-Нальчик, 1957.-159 с.

144. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М. 1983. -797 с.

145. От Астрахани до Тифлиса. // Кавказ. -1868. Nq 13. -С. 1

146. Очерк северной стороны Кавказа. // Кавказ. -1847. № 2. -С. 6-8.

147. Перышц А.И. Геронтотнмные традиции и долгожительство на Северном и Западном Кавказе. // Северный Кавказ: бытовые традиции в 20 в. -М., 1996.-С. 8-30.

148. Письмо г-жи Труснхнной к приятельнице. // Кавказ. -1847. Nq 23. -С. 1.

149. Покровский М.В. Адыгейские племена в конце 18-первой половине 19 в. //КЭС. Т. 2,-М., 1958.-С, 91-138

150. Покровский М.В. Социальная борьба адыгейских племен в конце XVIII—первой половине XIX веков и ее отражение в общем ходе Кавказской войны. (Материалы к совещанию). -М., 1956. -37 с.

151. Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII—первой половине XIX века: Социально-экономические очерки. -Краснодар, 1989. -320с.

152. Половинкина Т. Справка об истории Шапсугского национального района. // Шапсугия. -1991. №1. -С, 2.

153. Половинкина Т. К 75-летию образования Шапсугского национального района. // Шапсугия. -1999. Лг9 25 (185). -С. 2-4.

154. Половинкина Т.В. Черкесия боль моя. Исторический очерк (древнейшее время - начало XX В.). -Майкоп, 1999. -196 с.

155. Пономарев А. Шапсугия. Очерки. -Майкоп, 1938. -79 с.

156. Потоков А. О национальных проблемах России. Заметки по поводу одного закона. // Шапсугия. -1995, № 20 (79). -С. 2-3.

157. Потоков А. Язык душа народа. // Шапсугия. -1996. № 5. -С. 3. А'Ь 6. -С. 4

158. Привилегированные сословия Кабардинского округа. // Кавказский сборник. № 3.-Тифлис, 1870.-С. 1-11 (45-55).

159. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 17 т. Т. 4. -М, 1994. -514с. Т. 12.-М., 1994.-588 с.

160. Раенко-Туранский Я.Н. Адыге до и после Октября. Ростов-н/Д. -Краснодар, 1927.-183 с.

161. Район упразднили. // Шапсугия. -1992. №11-12. -С. 3.

162. Религиозные верования у черкесов-шапсугов. (Материалы Шапсуг-ской экспедиции 1939 г.). -М., 1940. -82 с.

163. Ржавии А.А. Шапсугский национально-территориальный район: из истории образования. // Информационно-аналитический вестник Адыг. респ. ин-та гуманитарных исследований. Вып. I. -Майкоп, 1999. -С. 90100.

164. Ржавый А. А. Национально-государственные образования в Краснодарском крае в 20-е 50-е годы. Автореф. дисс. канд. ист. наук. -М., 2000.-21 с.

165. РжонОковскии А. Экспедиция в Хакучи 1865 г. // Кавказ. -1867а. № 84-99.

166. РжонОковскии А. Эпизод из жизни шапсугов 1780-х годов. // Кавказ. -18676. № 70. -С. 403-404.

167. Робакидзе АЛ. Традиционные формы поселения в Аджарии. // Очерки этнографии Аджарии. -Тбилиси, 1982. -С. 3-37.

168. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. -М., 1994. -416 с.

169. Савинов В. Достоверные сведения об Абазии. Воспоминания офицера, бывшего в плену у Абхазов. // Пантеон и репертуар русского театра. Кн. 1.-СП6., 1850.-С. 1-19 15-34.

170. Сборник статей по этнографии Адыгеи. -Майкоп, 1975. -330 с.

171. Секретная миссия русского разведчика барона Ф. Ф. Ториау. -Нальчик, 1999. -507 с.

172. С.еиь Д.В. К вопросу о значении термина «некрасовец». // Материалы Межвузовской конференции «Археология и краеведение Кубани». -Краснодар, 1997. -С. 50-53.

173. Сшохова Л.М. Из истории водного транспорта у адыгов в прошлом. // Учен. зап. / АНИИ ЭЯЛИ. Т. 18. -Майкоп, 1974. -С. 481-494.

174. Смирнова Я.С. Новые черты в адыгейской свадьбе. // СЭ. -1962. jNo 5. -С. 30-39.20!. Смирнова Я.С. О некоторых религиозных пережитках у причерноморских адыгейцев. // СЗ. -1963. №> 6. -С.39-45.

175. Смирнова Я.С. Детский м свадебный циклы обычаев и обрядов у народов Северного Кавказа. // КЭС. Т. 6. -М., 1976. -С. 47-98.

176. Смирнова Я.С. Современная свадьба у народов Карачаево-Черкесии. // Полевые исследования института этнографии. 1975. -М., 1977. -С. 8391.

177. Смирнова Я. С. Избегание и процесс его отмирания у народов Северного Кавказа. // Этнические и этнокультурные процессы на Кавказе. -М„ 1978.-С. 118-163.

178. Смирнова Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. -М„ 1983.-263 с.

179. Смирнова Я.С. Положение и статус «старшей» женщины у народов Кавказа и его историческое истолкование. // КЭС. Т. 8. -М., 1984а. -С. 22-27.

180. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. -М., 1998.-389 с.

181. Спенсер Э. Путешествие в Черкесию. -Майкоп, 1994. -153 с.

182. Сталь К.Ф. Этнографический очерк Черкесского народа. // Кавказский сборник. Т. 21. -Тифлис. 1900. От. 2. -С. 53-173.

183. Студенецкая Е.Н. Современное кабардинское жилище. // СЭ. -1948. №4. -С. 105-123.

184. Студенецкая Е.Н. Одежда // Культура и быт народов Северного Кавказа (1917-1967). -М. 1968.-С. 151-184.

185. Тверитинов И.А. Национальное строительство в Северо-Восточном Причерноморье и на Кубани. //ЭО. -1992. № 1. -С. 21-26.

186. Твои обязанности в Рамадан. // Шапсугия. -1998. № 1 (32). -С. 4

187. Тлиф Х.В. Где здравый смысл? // Шапсугия. -1992. № 13-14. -С. 3.

188. Тлиф X. Сохранишь ли себя, Шапсугия! // Шапсугия. -1992. № 18. -С. о.

189. Тхайцуков М.С. Этнокультурные связи абазин в XIX—нач. XX в. (в связи с их этнической историей). Автореф. дисс. канд. ист. наук. -М., 1985.-18 с.

190. Тхамкоова И.Х. Из истории общественной организации шапсугов в первой половине XIX века. // Вопросы этнографии и этносоциологии Кабардино-Балкарии. -Нальчик, 1981. -С. 153-163.

191. Тхамокова И.Х. Шапсуги как социально-этническая общность (кон. XVII—пер. пол. XIX). Дисс. канд. ист. наук. -М., 1983а. -180 с.

192. Тхамокова И.Х. Шапсуги как социально-этническая общность (кон. XVII—пер. пол. XIX). Автореф. дисс. канд. ист. наук. -М., 19836. -22 с.

193. Федоров Я.А. Историческая этнография Северного Кавказа. -М., 1983.-125 с.

194. Хатонов А.А. Из истории адыгейских алфавитов. // Учен. зап. / АНИИ ЯЛИ.Т. 5. Языкознание. -Майкоп, 1966. С. 193-201.

195. Фоивиллъ А. Последний год войны черкесов за независимость. // Материалы для истории черкесского народа. Вып. 5. -Краснодар, 1927. -42 с.

196. Хагондоков. Из записок черкеса. // Военный сборник. Т. 54. -СПб., 1867.

197. Хан-Гирей. Записки о Черкессии. -Нальчик, 1978. -333 с.

198. Хан-Гирей. Избранные произведения. -Нальчик, 1974. -335 с.

199. Хан-Гирей. Князь Пшськой Аходягоко. // СМОМПК. Вып. 17. От. 1.-Тифлис, 1893.-С. 1-43.

200. Харламов М. История возникновения и развития города Армавира в связи с историей Закубаиского края. // Кубан. сб. Т. 17. -Екатеринодар, 1912.-С. 387-456.

201. Хахо А. Нысащэ. // Шапсугия. -1992. № 15-16. -С. 5.

202. Хейшхо П. Не зная брода. // Шапсугия. -1997. № 15-16 (122-123). -С. 3.

203. Хотко С.Х. Мусульманское духовенство и эмиграционное движение адыгов. // Культура и быт адыгов. Сб. ст. Вып. 8. -Майкоп, 1991. -С. 210-225.

204. Че.исо Г.К. Некоторые культурные особенности адыгов, проживающих в Израиле. // Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения. -Черкесск. 1993. -С. 280-304.

205. Четко С.В. Человек и этничность. // ЭО. -1994. Лг9 6. С. 35-49.

206. Чунтыжева Т. А кто мешает?// Шапсугия. 1992. № 15-16. С. 5.

207. Чунтыжева. Т. О положении женщины в Исламе. // Шапсугия. -1994. № 12-13 (48-49).-С. 7.

208. Чунтыжева Т. Свадьба и ее воспитательный потенциал. // Шапсугия. -1995. № 16 (75). -С. 3.№\1 (76). -С. 3-4.

209. Шагиров А.К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков. В. 2 т. Т. 1.-М., 1977. -224 с. Т. 2. -М., 1977.-289 с.

210. Шаповалов Н. Кому нужен Шапсугский национальный район. // Кубанский Курьер. -1992. №? 14 (46). С. 2

211. Шах-Бек-Мурзип. О быте, нравах и обычаях древних адыхейских или черкесских племен. // Кавказ. -1849. № 36. -С. 3-4.

212. Шоров М.А. О взаимодействии ислама с адыгской культурой. // Вестник Адыг. гос. университета. № 2. -Майкоп, 1998. С. 141-143.

213. Шортанов А. Т. Адыгская мифология. Нальчик, 1982. -196 с.

214. Щербина Ф. А. История Кубанского Казачьего войска. Т. И. Екатери-нодар, 1913. Репринтное воспроизведение. -Краснодар, 1990. -714 с.

215. Эсаозе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Исторический очерк Кавказско-горской войны в Закубанском крае и Черноморском побережье. -Майкоп, 1993. -120 с.

216. Энциклопедия по истории Кубани с древнейших времен до октября 1917 г. Краснодар, 1997. -560 с.

217. Этнические стереотипы поведения. -JI., 1985. -325 с.

218. Языки народов СССР. Т. 4. Ибернпско-кавказскис языки. -М., 1967. -513с.

219. Anderson В. Imagined Communities. Reflection of the Origin Spread of Nationalism. -London, 1983. -207 p.

220. Moral J. Irridentism and Secession Challenges // Nationalism. -Oxford -New York, 1994. -P. 269—280.

221. Nagel J. Construction Ethnicity: Creating and Recreating Ethnic Identity and Cultural. // Social Problems. V. 41. № 1. -Feb. 1994. -P. 152-176.

222. Smith A.D. The Ethnic Origins of Nations. Cambrige, 1991. -335 p.

223. Фонд № 249, опись N° 11 .Фонд № 249, опись №12.Фонд jNs? 249, опись №13.Фонд N° 249, опись N°14.Фонд № 249, опись №

224. Фонд № 249, опись N° 1, дело № 3028.

225. Фонд N° 260 , опись N° 1, дело № 204.

226. Фонд N° 260 , опись № 1, дело № 1194.

227. Фонд № 260 , опись № 1, дело № 1205.

228. Фонд N° 260 , опись № 1, дело № 1206.дело № 248. дело № 319. дело N° 353. дело № 730. дело N° 1003. дело №1012. дело № 1036. дело № 1170. дело N° 1186. дело № 1335. дело № 1406. дело № 1461. дело № 1618. дело № 1693.

229. Фонд № 260 , опись № 1, дело № 1490.

230. Фонд № 260 , опись № 1, дело № 1746.

231. Фонд № 261 описью 1, дело Ко 80.

232. Фонд jNb 261, опись№ 1, дело Х° 125.

233. Фонд Лг9 261 опись№ 1, дело № 244.

234. Фонд Kq 261, onncbjYo 1, делоХд 269.

235. Фонд М} 261, опись№ 1, дело № 285.

236. Фонд К. 261, описьХо 1, дело 890.

237. Фонд № 261, описьХо 1, дело № 527.

238. Фонд № 348, опись 1, дело Х° 9.

239. Фонд № 348, опись 1, дело Jn° 348. 31 .Фонд № 468, опись 2, делоХ° 561.

240. Фонд № 574, опись № 1, дело № 4208.

241. Фонд № 574, опись № 1, дело Kq 4209.

242. Фонд № 660, опись № 1, дело К° 5.

243. Фонд № 670, опись Кя 1, дело Х« 9 .

244. Фонд № 670, опись № 1, дело № 27.

245. Фонд № 774, опись 1, дело № 1.

246. Фонд Х° 774, опись 1, дело jYq 2.

247. Фонд № 774, опись 1, дело № 217.

248. Фонд № 774, опись 1, дело № 256.

249. Фонд Аго 774, опись 1, дело № 258.

250. Фонд № 774, опись 1, дело № 270.

251. Фонд К° 774, опись 1, дело № 307.

252. Фонд № 774, опись 1, дело JSr° 480.

253. Фонд Kq 774, опись 1, дело № 532.

254. Фонд № 774, опись 1, дело № 533.

255. Фонд № 774, опись 1, дело № 536.

256. Фонд № 799, опись Kg 1, дело X? 2 .

257. Фонд № 799, опись jNq 1, дело № 5.

258. Фонд № 799, опись № 1, дело № 11.

259. Центр доку ментации но новейшей истории Краснодарского кран.

260. Фонд № 9, опись Nq 1, дело Лг9 433 .

261. Фонд № 9, опись Nq I, дело № 418 .

262. Фонд № 652, опись № 1, дело № 68.

263. Фонд № 562, опись № 1, дело № 70.

264. Фонд Nq 656, опись № 1, дело Jnq 6 .

265. Фонд № 656, опись № 1, дело № 53.

266. Государственный архив Республики Адыгея.

267. Фонд № Р-327, опись Лгз 1, делоК° 5 .

268. Фонд №> Р-328, опись № 1, дело № 1.

269. Архивный отдел администрации г. Новороссийска.

270. Фонд Р-9, опись 1, дело № 361 .

271. Фонд Р-9, опись 1, дело № 486.

272. Фонд Р-9, опись 1. дело № 694.

273. Фонд Р-9, опись 1, дело № 715.

274. Фонд Р-, опись 1, дело № 993.

275. Фонд Р-11, опись 1, дело № 109.

276. Личный архив A.M. Ждановского (г. Краснодар).

277. Письмо Института истории Академии наук СССР директору Туапсинского историко-краеведческого музея им. И.Г. Полетаева тов. Поповой, председателю Туапсинского отделения Географического общества СССР при АН СССР Д. Ступченко. 24 сентября 1962 г.

278. Письмо Первого заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатова Председателю Краснодарского краевого Совета народных депутатов Н.И. Кондратенко. 10 апреля 1991 г.

279. Письмо Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР Р.Н. Нишанова Председателю Краснодарского краевого Совета народных депутатов Н.И. Кондратенко. 12 июня 1991 г.

280. Личный архив М.Х. Чачуха (нос. Лазаревское).

281. Письмо заведующего сектором кавказоведения Института этнографии Академии наук СССР им Н.Н. Миклухо-Маклая С.А. Арутюнова. 1991 г.

282. Решение II сессии Лазаревского районного совета народных депутатов о памятнике адмиралу П.М. Лазареву на железнодорожной станции Лазаревская. 27 августа 1992 г.

283. Личный архив А. А. Ржавила, (аул Большой Кичмай).

284. В фракцию крайисполкома о съезде шапсугов. 1925 г.

285. Протокол № 128 заседания Президиума Северо-Кавказского краевого исполнительного комитета. 17 октября 1930 г.

286. Постановление президиума Азово-Черноморского исполнительного комитета. 14 января 1934 г.

287. Личный архив А.К. Натхо (аул Агуй-Шапсуг).

288. Протокол № 53 заседания Оргбюро ВКП(б) Адыгейской (Черкесской) Автономной области 9 февраля 1924 г.