Философская программа М. М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.03, доктор философских наук в форме научного доклада Махлин, Виталий Львович

  • Махлин, Виталий Львович
  • доктор философских наук в форме научного доклададоктор философских наук в форме научного доклада
  • 1997, Москва
  • Специальность ВАК РФ09.00.03
  • Количество страниц 53
Махлин, Виталий Львович. Философская программа М. М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании: дис. доктор философских наук в форме научного доклада: 09.00.03 - История философии. Москва. 1997. 53 с.

Оглавление диссертации доктор философских наук в форме научного доклада Махлин, Виталий Львович

Работа обобщает сделанное за тринадцать лет и намечает направления дальнейших исследований.

Актуальность темы. Три взаимосвязанных проблемы, которые зафиксированы в заголовке, дают основания считать тему актуальной:

1) До недавнего времени наследие русского мыслителя и ученого Михаила Михайловича Бахтина (1895-1975) было предметом интереса и интерпретации, как правило, со стороны литературоведов, филологов, семиотиков, историков культуры и т.п. Лишь в последнее время сложилось представление, что М.Бахтин — это философ прежде всего (хотя и особого рода). Все дошедшие до нас его работы (включая опубликованные в советское время монографии о Достоевском и Рабле) — на самом деле только фрагменты, тексты вне авторского контекста, за которым стоит вышколенный кантианством систематический мыслитель. Наследие его нуждается сегодня — по сравнению с 60-ми и даже 80-ми годами — по выражению самого Бахтина, в "обновленной проблематизации". Но где и как искать этот фундаментальный контекст бахтинского научно-философского авторства? Можно ли, как минимум, так сказать, прочертить пунктир непрерывности бахтинской мысли? Каковы, как он сам говорил, "посредствующие звенья", связывающие одни его идеи с другими, ранние работы с более поздними, включая и так называемые "спорные тексты", опубликованные под именами друзей? Как сочетаются Бахтин-философ, Бахтин-христолог и Бахтин-филолог и литературовед, ставший первооткрывателем в специальных областях гуманитарии в такой мере, в какой этого, пожалуй, на удалось ни одному из великих философов, XX в.? Каков масштаб историчности его мышления — масштаб, явно выпадающий из привычных представлений об историческом времени, сложившихся в Новое время? Каковы причины "второго рождения" Бахтина — не столько в его, сколько в наше время, — "гротескной хронологии" единственной в своем роде истории восприятия его концепций на родине и за рубежом за последние три с половиной десятилетия? Наконец, где "место" Бахтина в истории мысли, в гуманитарной культуре нашего столетия, как явления национального и, вместе с тем, общеевропейского, мирового?

2) Ответы на эти вопросы в данной работе мы ищем в такой проблемной .¡-■кости, которая далеко выходит за пределы бахтинистики и касается акту

Рекомендованный список диссертаций по специальности «История философии», 09.00.03 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Философская программа М. М. Бахтина и смена парадигмы в гуманитарном познании»

.-лвается сферой теории науки (где она обычно обсуждается), а имеет пряотношение также и к опыту гуманитарных наук, как исторической g ктике". Более того: вопрос Т.Куна о "смене парадигмы" ограничен теорети-S а !навательной плоскостью и моделью естественнонаучного познания; в этих cj j : !|ах актуальность вопроса, как кажется, не может быть осознана в полной —• Йными словами, проблематика Т.Куна нуждается в дополнительной, гер-зт^ческой тематизации в сфере исторического опыта и наук об историче-■ыте, т.е. в плоскости гуманитарного познания и философских основ его. d. такой дополнительной тематизации "смены парадигмы" ощущается сегодня повсеместно, особенно в отечественной философии и методологии гуманитарных наук. Это объясняется, очевидно, тем, что по не относящимся к науке причинам отечественная философия и гуманитария не сумели вполне реализовать те возможности, которые, по-видимому, созрели в России в начале XX в. Приходится констатировать, что в советской философии, ориентировавшейся, явным образом, на анахроническую и догматическую теорию познания естественнонаучного образца, — "смена парадигмы", как факт и фактор исторического бытия-события, социокультурной действительности жизненного мира (а отсюда научного сознания и познания), не могла быть в подлинном смысле осознана и тематизирована. Поэтому основное событие в западной (прежде всего немецкой) философии XX в. — "переход от мира науки к миру жизни"1 в самой философской науке — остается почти вовсе еще не понятым у нас в своих мотивациях, основаниях и результатах. С другой стороны, процесс смены парадигмы не мог не затронуть и отечественные гуманитарные науки: как и на Западе, у нас в пореволюционные годы произошел (давно зревший) раскол между гуманитарными науками и философией — "ихним Гейстом", как иронизировали между собою русские формалисты. То была относительно оправданная защитная реакция специальных наук против теоретизированных (в том числе и научных) притязаний Разума и Духа в самих "науках о духе", оберегавших специфику своего предмета. И в результате смена парадигмы, определившая, в значительной мере, пути развития как философских, так и иных гуманитарных наук, выразилась в том, что единство гуманитарно-филологического мышления (и, соответственно, гуманистического сознания), по точной констатации С.С.Аверинцева , "было взорвано во всех измерениях"2. Позитивные моменты "взрыва" имели очевидные резоны и выгоды; негативные же последствия должны были сказаться не сразу; но сегодня налицо скорее они. Бахтин оценил ситуацию в момент "взрыва", притом в полном объеме. Здесь, логически и исторически, место того "и", которое соединяет в названии данного исследования проблему научно-философской программы М.Бахтина с проблемой "смены парадигмы" и различными объективациями ее, прежде всего в "поворотах" философии — феноменологическом, экзистенциальном, онтологическом, диалогическом, лингвистическом, герменевтическом и т.п.

3) Актуальной представляется предпринятая в этом исследовании двусторонняя попытка реконструировать философскую программу Бахтина на путеводной нити "перехода", о котором говорит Гадамер, а сам этот парадигматический сдвиг или переход рассмотреть как имманентную логику бах-тинского авторства, как программу. Наследие Бахтина, освобожденное от дурной модернизации (если угодно, "постмодернизации"), на наш взгляд, обладает, при всей своей внешней незавершенности и недоговоренности, мощным потенциалом "собирания" исторической действительности мира, сознания и познания. В ситуации сегодняшнего философского и общекультурного кризиса, как

1 Гадамер Г.-Г. К русским читателям // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., "Искусство", 1991. СЛ.

2 Аверинцев С.С. Филология // "Краткая литературная энциклопедия", М., "Сов. энциклопедия", 1972. Кол. 979. бы утраты реальности вместе с саморазложением многих укоренившихся теоретических и общественных представлений и идеализаций, такое собирание исторической реальности, частью которой мы сами являемся, необходимо для новой продуктивной ориентации. Речь идет о более или менее общем ходе вещей; для России, как и в начале века, ситуация является особенно острой и ответственной. За научной проблемой смены парадигмы стоит "ино-научный" опыт, то, что можно назвать, употребляя выражение Достоевского, русским "запросом на идею". Задача, по-видимому, состоит в том, чтобы суметь отказаться от ряда исторических (до- и по-революционных) интуиций, предрассудков и иллюзий, не отказываясь, однако, ни от парадигматического для XX в. русского опыта, ни от своего "права на слово" — права, которое сегодня и впредь придется отстаивать заново.

Степень разработанности проблемы. Уже к началу 90-х гг. на Западе и в России появился ряд монографий (М.Холквиста/К.Кларк, Г.С.Морсона/ К.Эмерсон, Цв.С.Тодорова, В.С.Библера), в которых были сделаны интересные и продуктивные попытки осмыслить единство бахтинской мысли (так называемый "диалогизм" М.Бахтина) в контексте современной истории гуманитарной культуры Х1Х-ХХ вв. Тем не менее "второй конец века" принес такие резкие изменения социокультурного, научно-теоретического, общественного порядка, ситуация в самой бахтинистике так явно изменилась и продолжает меняться на наших глазах, что ощущается нужда в новых подходах, способных, с одной стороны, освободить бахтинистику от модернизаций, а с другой — подтвердить смелый тезис Бахтина о "положительной модернизации" на материале его собственного творчества. В самом деле: по мере того как появляются архивы Бахтина1 и достоянием общественности становятся его собственные свидетельства2 и свидетельства мемуаристов3, наряду с появлением материалов по истории так называемой Невельской школы философии4, — становится все очевиднее некая онтологически-событийная "нестыковка" горизонтов: в бахтинистике — между интерпретациями и предметом интерпретаций, вне бахтинистики — между началом и концом XX в. Невозможно признать случайным тот факт , что в 60-80-е гг. Бахтина зачастую истолковывали (и у нас, и на Западе) с тех самых теоретических позиций, с которыми он полемизировал на протяжении всей своей жизни (формалистических, структуралистских, сциентистских, марксистских и т.п.). Все это сегодня стало невозможным; своеобразная "реакция" против Бахтина в филологии (особенно в пост-советской) — тому подтверждение. Деконструируются старые представления в новой ситуации. Бахтин в СССР и по-своему на Западе

1 Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах Т.5: Работы 1940-начала 60-х годов. М.,1996.

2 Беседы В.Д.Дувакина с М.М.Бахтиным. М.,1996.

3 Бочаров С.Г. Об одном разговоре и вокруг него// "Новое литературное обозрение", №2 (3993). С. 7089. См. также воспоминания Г.Д .Гачева, В.В.Кожинова, В.Н.Турбина и др.

•Николаев Н.И. Невельская школа философии: М.Бахтин, М.Каган, Л.Пумпянский И М.М.Бахтин и философская культура XX в. Выпуск первый. Часть 2. Спб., 1991. С.31-43; Каган Ю.М. Люди не нашего времени // "Бахтинский сборник". Кн. 11, М., 1991.С.87-98; Лекции и выступления М.М.Бахтина в записи Л.В.Пумпянского I Публ. и прим. Н.И.Николаева. // Бахтин как философ. М., "Наука". 1992.С.221-252; Пул Б. Роль М.И.Кагана в становлении философии М.М.Бахтина (от Германа Когену к Максу Шелеру) // "Бахтинский сборник". Кн. III. М.Д997.С.162-181; Пумпянский Л.В. Невельские доклады / Подг. текста Н.И.Николаева И "Литературное обозрение", 1997, № 2.С.З-19. /См. 7; 15; 20; 21/. был в 60-80-е гг., мы бы сказали, Троянским конем другости (инаковости): он был настолько своеобразен и, вместе с тем, как бы понятен, что его не преминули сделать внешним авторитетом внутреннего самоутверждения, не разобравшись в сути дела; это объясняет пост-советский рессентимент. Такие понятия, как "диалог", "карнавализация", "полифония" превратились (у нас и на Западе) в своего рода жаргон неподлинности — так велико расхождение между смыслом этих понятий у Бахтина и экспроприацией понятий в особенности на почве идеологического постмодерна.'Можно говорить о заслуженном кризисе бахти-нистики сегодня: прежние представления само-деконструировались, а новые еще не возникли. При этом дискуссии вокруг идей Бахтина не только не идут на убыль, а наоборот, ширятся и обновляются (в "Индексе цитирования" за рубежом Бахтин занимает третье место). В 90-е годы появились работы, тесно связанные с темой данного исследования. Сюда относятся попытки понять "бахтинскую революцию" в гуманитарном познании1; междисциплинарные контексты бахтинской мысли XIX-XX вв.2; перформативный аспект бахтинского авторства в связи с проблемой Бахтина и его "масок"3. Важны также работы в историко-культурном и теоретическом жанре "Бахтин и ."4; исследования взаимоотношений бахтинской мысли с "постмодернизмом"5, с "лингвистическим поворотом" в России и на Западе6. Особое значение для нашей темы имеют новейшие историко-философские и теоретико-методологические исследования7. Наконец следует упомянуть новую отрасль бахтинистики, посвященную сближению российской и зарубежной бахтинисти-ки8. Эти и подобные работы подготавливают новые подходы к наследию Бахтина в большом контексте "конца Нового времени".

Цель и задачи исследования. Наметить реконструктивный подход к философской программе М.М.Бахтина в ее развитии — подход, преобразующий условия возможности восприятия и понимания его авторства с нашего сегодняшнего места-времени: такова цель диссертационного исследования. В соответствии с нею ставятся следующие задачи:

1) реконструировать принципиальное направление и смысл преобразования М.М.Бахтиным западной философской традиции, от Платона до неокантианства;

2) тематизировать "диалогизующий фон" (Бахтин) — историко-философский и общекультурный — бахтинской программы, т.е. тот объектив

1 Ponzio A. La revoluzione bachtiniana: II pensiero di Bachtin e l'ideologia contaparanea. Bari 1997.

2 Bakhtin in Contexts: Across the Disciplines / Ed. by Any Mandelker. Evanston (111.) 1995.

3 Bachtin e le sue maschere: 11 percorso bachtiniano fino ai Problemi dell' opera di Dostoevski) (1919-1929). Bari 1995.

4 Bachtin e.: Averincev, Benjamin, Frend, Greimas, Levinas, Marx. Bari 1993; Haynes D.I. Bakhtin and the Visual Arts. Cambridge UP 1995.

5 Lavala J.M. La postmodernidad y Mijail Bajtin. Madrid 1991; Malcuzynski M.-P. Entre - dialogues avec Bachtin ou sociocritique de la [de| raison poliphonique. Amsterdam 1992.

6 Friedrich J. Der Gestalt der Sprachform; Paradigmen von Bachtin bis Vygotskij. Berlin 1993.

7 Freise M. Michail Bachtins philosophische Ästhetik der Literatur. Frankfurt a. M. etc. 1993; Bemard-Donalds M.F. Mikhail Bakhtin: Between Phenomenology and Marxism. Cambridge UP, 1994.

8 Face to Face: Bakhtin in Russia and the West. Sheffield UP; Emerson C. The First Hundred Years of Mikhail Bakhtin. Princeton UP 1997. ный исторический контекст, который Бахтин, буквально, "имел в виду" и ответом на который стало его авторство;

3) поставить проблему "смену парадигмы" в философии, в гуманитарном мышлении XX в. под углом зрения социокультурных трансформаций извне и изнутри "теории";

4) охарактеризовать основные теоретико-философские и общегуманитарные программы исхода из "забвения бытия" в ситуации конца Нового времени;

5) установить "условия невозможности" (ограничения) продуктивной встречи с бахтинской мыслью в горизонте идеологического постмодерна — теоретических практик культуравангарда и социального утопизма на стадии самоотрицания и эпигонской радикализации;

6) рассмотреть истоки гуманитарного кризиса нашего времени изнутри проблемной констелляции начала XX в., на путеводной нити критики Бахтиным классического и нового "теоретизма", "монологизма" и т.п.;

7) поставить проблему неофициальной русской культуры 20-х гг., постсимволистской и пост-революционной, как непосредственной "почвы" бахтинской мысли;

8) поставить в связь литературно-философские монографии Бахтина о Достоевском и Рабле с его философской , программой преобразования гуманистически-просветительского Разума. С точки зрения этой задачи тезис Бахтина о "радикально новой авторской позиции" Достоевского-художника в полифоническом романе1 оборачивается вопросом о радикально новой авторской позиции самого Бахтина в культуре XX в., но не в художественном, а в научно-философском познании.

Методологические основы и источники исследования. Соискатель опирался на три группы источников. Во-первых, основной ориентацией и опорой служила методология самого Бахтина: внешне фрагментарная, она обладает внутренней цельностью и, главное, актуальным герменевтическим потенциалом2. Во-вторых, мы опирались на неисторицистскую концепцию жизненного мира опыта, времени и историчности, которая через С.Кьеркегора и В.Дильтея, М.Хайдеггера и Э.Гуссерля, Г.Миша и западных "философов диалога" ведет к Г.-Г.Гадамеру, образуя новую парадигму познания, которую можно назвать эк-зистенциально-феноменолого-герменевтической философией "жизненного мира" /см. 8, с. 56/. В-третьих, соискатель опирался на работы отечественных философов и исследователей общегуманитарной ориентации (работы С.С.Аверинцева, Л.М.Баткина, В.С.Библера, В.В.Бибихина, П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдова, А.Ф.Лосева, М.К.Мамардашвили, А.В.Михайлова, Л.А.Микешиной, Н.В.Мотрошиловой, А.П.Огурцова, Э.Ю.Соловьева, Г.В.Сориной, С.С.Хоружего и др.), а также на бахтиноведческую литературу — отечественную (С.Г.Бочаров, К.Г.Исупов, А.Н.Исаков, В.В.Кожинов, Н.И.Николаев, О.Е.Осовский, В.Н.Турбин и др.) и зарубежную (В.Ляпунов, А.Михайлович, Г.С.Морсон, М.Холквист, В.Страда, К.Эмерсон и др.).

1 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,"Сов. писатель", 1963. С. 77.

2 См., в частности: Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук // Бахтин М.М. Соб. соч. Т.5. Цит. изд. С.7-10.

Научная новизна исследования. Мысль о внутреннем единстве бахтинской мысли не нова; новым в данном исследовании является попытка реконструировать это единство по его же собственной логике, развернув герменевтический потенциал программы Бахтина, используя, по бахтинской терминологии, наш сегодняшний "избыток видения", нашу "причастную вненаходмость" бытию-событию XX в. Такой подход к "архитектонике ответственности" (М.Холквист), "прозаике" (Г.С.Морсон и К.Эмерсон), "диалогизму" (М.Бахтин) означает три вещи. Во-первых, необходимо, отказавшись от постмодернизаций, разведение контекстов: логика бахтинского авторства должна быть увидена и осмыслена одновременно "изнутри" программы — как "единство становящейся (развивающейся) идеи"1 и "извне" программы — в объективном, конкретно-историческом процессе смены парадигмы в философии и гуманитарном познании в особенности первых десятилетий XX в. -Во-вторых, другой стороной методического разведения контекстов в данной работе является прояснение онтологически-событийного различия между началом и концом XX в.; это различие контекстов, как мы надеемся показать, в значительной мере объясняет многочисленные постмодерные аберрации в истории восприятия идей Бахтина В-третьих, онтологически-событийное различие между началом и концом XX в. понимается как условие возможности проблемного "совпадения" с Бахтиным в большом времени гуманитарной культуры, как реальность самого интереса к Бахтину в наше время.

Сказанным определяются более конкретные моменты новизны:

1) ключевые понятия или паратермины бахтинской программы не только и не столько формально-дефинитивно определяются, сколько применяются к самой программе и к событию смены парадигмы, в качестве герменевтической практики;

2) "диалогизм" Бахтина укореняется в исторически объективном и исторически же незавершенном большом контексте так называемой "постидеалистической философии" Х1Х-ХХ вв., ближайшим образом — в направлении "социальной онтологии" XX в.;

3) для описания или фиксации событийных трансформаций ино-научного порядка, влиявших на смену парадигмы в теоретических практиках, вводятся новые понятия: "трансцендентальная рокировка", "альтернативный моноло-гизм", "опричное мышление" и др. Такие понятия — не столько термины, сколько паратермины, образованные по типу ряда бахтинских понятий и имеющие — как и у современников Бахтина: М.Хайдеггера, Ф.Розенцвейга, Ф.Эбнера, — не теоретизирование "строгий", а событийно "участный" (воплощенный) ха-1 рактер. С их помощью мы пытаемся осветить реальность гуманитарного кризиса и смены парадигмы по ту сторону "теоретизма";

4) тематизируется и диалогически разрешается дилемма современной бах-тинистики, которая стоит перед выбором между деконструкцией бахтинского авторства и обновленной проблематизацией его;

5) понимая философскую программу Бахтина как ключ ко всем его идеям

1 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М. "Искусство". 1979. С.360. и концепциям, соискатель ставит под вопрос пост-современные интерпретации этих идей и концепций, показывая исторические границы ("условия невозможности") диалога с Бахтиным как раз в ту эпоху (начиная с 60-х гг.), когда, казалось бы, влияние Бахтина на мировую гуманитарию стало фактом;

6) логика программы Бахтина ставится в связь с развитием других программ исхода из забвения бытия и теоретизма Нового времени, причем не по внешнему "влиянию" или сходству, не в плане детерминации, а скорее в плане со-бытийной "со-детерминации"1;

7) в духе бахтинской концепции "неофициальной культуры" ставится вопрос о "третьем ренессансе" в русской культуре 10-20-х гг.; сопринадлежность Бахтина этому звену преемственности в отечественной мысли — важный аспект защищаемой в диссертационном докладе концепции /см. 19/;

8) в противоположность случайным и неисторичным аналогиям между мышлением Бахтина и традициями русской религиозно-философской мысли (от исихазма до "религиозного ренессанса" начала XX в.) соискатель переносит эту проблематику в конкретно-исторический — европейский и русский — контекст "трансформации философии" (К.-О.Апель), "перехода от мира науки к миру жизни" (Г.-Г.Гадамер), т.е. в план единораздельного для Запада и России события — смены парадигмы в гуманитарном познании.

Положения, выносимые на защиту:

1. Научно-философская программа М.М.Бахтина невыводима из тех "влияний" на нее в философии и в культуре, без которых она в то же время немыслима, не могла бы состояться. "Степень ответности" (по его же выражению) на все влияния (западные и русские) у Бахтина настолько велика, что его идеи и концепции невозможно адекватно интерпретировать ни путем редукции их к чему-то уже известному и (якобы) понятному, ни альтернативным этому путем изоляции бахтинской мысли из исторического контекста (и неизбежной в этом случае сугубой "модернизации-под-себя").

2. В сегодняшней ситуации с Бахтиным — в бывшем СССР и на Западе, — когда степень известности ряда его концепций и понятий не находится ни в каком реальном соответствии с тем, что Бахтин называл "активным восприятием" и "активным пониманием", целесообразно методическое воздержание от суждения в отношении жаргонизированных и постмодернизированных паратерминов Бахтина, как "диалог", "карнавализация", "полифония" и др. Эти — более поздние — его понятия могут быть адекватно и вместе с тем продуктивно поняты только в качестве развития исходного философского замысла Бахтина.

3. Термин "диалог" не является изначальным или ключевым для понимания бахтинского "диалогизма" -— как и диалогического принципа вообще. Подобно западным инициаторам "философии диалога" (С.Кьеркегор, Ф.Розенцвейг, О.Розеншток-Хюсси и др.), которые либо вообще не употребляли этот термин, либо употребляли его редко и дифференцированно (а то и негатив

1 Термин "со-детерминация (co-deternrination) позаимствован у современного франко-американского философа, ученика П.Рикера и Э.Левинаса, Адриана Пепержака. См.: Peperzak A. The Relevance of Intersub-jectivity for First Philosophy and the History of Philosophy // Hermeneutic Phenomenology / Ed. by J. J.Kockelmans Washington 1988. P.322. но), Бахтин мыслил внутри программного диалогического принципа с самого начала, не пользуясь словом "диалог", а восприняв его извне во второй половине 20-х гг., он сумел придать этому понятию настолько разнообразный и дифференцированный смысл, как это не удалось ни одному из западных "Philosophen des Miteinander" ("философов общения").

4. "Смена парадигмы" в философии и науках исторического опыта в XIX и особенно XX в. — это объективный, конкретно-исторический, "диалогизирующий фон", который позволяет осмыслить одновременно уникальность и неуникальность (причастную вненаходимость) бахтинской программы бытию-событию современной гуманитарной культуры, т.е. позволяет понять само направление научно-философского замысла Бахтина и его развития на всех этапах творческой жизни мыслителя и ученого.

5. Диалогизирующим фоном парадигматического сдвига или сдвигов в современном гуманитарном познании может быть в философии преимущественно западный контекст, а в филологии и литературоведении преимущественно русский контекст первых десятилетий XX в. Путь западной философской и общегуманитарной мысли Бахтин прошел, в значительной мере, самостоятельно и своеобразно, многое предвосхитив в современной философской культуре и оставшись ею непревзойденным. В филологии, литературоведении и философской эстетике он еще более уникален (и одинок), поскольку он сумел осмыслить существо гуманитарного кризиса и "взрыва" начала XX в. и развить свою философскую программу в специализированных областях, т.е. за пределами собственно философии.

6. Герменевтический потенциал бахтинской мысли и сегодня еще остается почти вовсе невостребованным или нереализованным, потому что преобладающие в философском и научном познании формы мышления производны от тех

I теоретических практик, с которыми всю жизнь полемизировал и Бахтин-философ, и Бахтин-филолог, и Бахтин-литературовед. Более того: сегодняшний гуманитарный кризис науки и образования (у нас и на Западе) — это то самое, что Бахтин "хотел сказать", сумев уже в творческих достижениях революционизированных теоретических практик 10-20-х гг. разглядеть семена самоотрицания и новых кризисов.

7. Особое место Бахтина в русской философии и гуманитарии определяется тем, что он стал в XX в. по сути дела единственным после Вл.Соловьева и несравненно более глубоким ("диалогичным") проблематизатором западной философской традиции, от античности до наших дней. Именно в качестве критика спекулятивной метафизики Запада вплоть до ее греческих субстанциалистских истоков и источников — притом критика обновляющего, возрождающего мышление и науку — Бахтин, во-первых, оказался в подлинном смысле современником самокритики западного теоретизма ("метафизики", "платонизма", "логоцентризма" и т.п.), а во-вторых, сделал шаг вперед в развитии российской философской науки, не вышедшей за пределы анахронических западных образцов ни в "материалистическом", ни в "идеалистическом" своем варианте. В этом смысле "после" Бахтина философские и филологические науки в принципе не могут уже быть тем, чем они были "до" него. и

Практическая значимость исследования. Результаты и методология работы могут быть использованы при чтении курсов по истории современной философии и культурологии. Исследование может быть также использовано при разработке междисциплинарных программ — исследовательских и педагогических, а также при построении курсов или программ по философии, методологии гуманитарного познания, по истории "диалогического принципа", "герменевтической феноменологии" и русской философии начала XX в. Результаты исследования нашли отражение в курсах по истории философии, методологии гуманитарного познания, философии языка, философской эстетике, по философской и литературной герменевтике, читаемых автором для студентов и аспирантов гуманитарных факультетов МПГУ.

Апробация работы. Основные положения и результаты, полученные в ходе диссертационного исследования, соискатель имел возможность высказать и обсудить с 1989 г. на следующих отечественных и международных научных конференциях, симпозиумах и семинарах:

• отечественные конференции, посвященные М.М.Бахтину: в Саранске (октябрь 1989 г.), Махачкале (октябрь 1990 г.), Ленинграде (февраль 1991 г.), Москве (МГУ, май 1992 г.), Москве (РГГУ, февраль 1994 г.), Невеле (сентябрь 1994 г.);

• международные конференции, посвященные М.М.Бахтину: в Манчестере (Великобритания, июль 1991 г.), Кокойоке (Мексика, июль 1993 г.), Москве (МПГУ, июнь 1995 г.), Серези-ла-Саль (Франция, август 1995 г.), Калгари (Канада, июнь 1997 г.); в отечественные и международные семинары или симпозиумы, посвященные М.М.Бахтину: в МПГУ (февраль 1994 г., январь 1995 г., февраль 1996 г.), в Шеффилде (Великобритания, июль 1995 г.), в университете Ювяскюля (Финляндия, май 1997 г.), в католической академии во Фрайбурге (Германия, ноябрь 1997 г.);

• отечественные и международные конференции и симпозиумы по русской философии: конференция "Личность и история" (Москва, МАИ, ноябрь 1991 г.), школа-семинар по русской философии для преподавателей российских вузов (Москва, МАИ, январь 1994 г.), русско-американская конференция "Перспективы русской философии" (Институт философии РАН, Москва, март 1993 г.), международная конференция "Обретения русской философии" (Бергамо, май 1994 г.);

• конференции по истории философии и методологии гуманитарного познания: "Философия и современность" (Москва, РГГУ, ноябрь 1994 г.), "Кьеркегор и современность" (Минск, БГУ, ноябрь 1995 г.), "Методологические проблемы преподавания философии" (Москва, РГГУ, ноябрь 1995 г.), "Апрельские чтения" на кафедре философии МПГУ (1993, 1995, 1997 гг.).

Структура диссертации. Диссертация защищается в виде научного доклада по совокупности опубликованных работ: в их числе монография, две брошюры, учебное пособие, статьи в журналах и сборниках научных трудов, другие формы научных публикаций. Доклад представляет собою обобщенное изложение результатов около семидесяти работ по теме диссертации. В тексте доклада даны необходимые ссылки на основные работы соискателя, указанные в библиографии. Доклад состоит (помимо вводной части) из трех разделов и Заключения1.

П. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Похожие диссертационные работы по специальности «История философии», 09.00.03 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «История философии», Махлин, Виталий Львович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Научное исследование наследия М.М.Бахтина, у нас и на Западе, находится еще почти в самом начале. Предложенный здесь подход не претендует быть ни единственно возможным, ни — тем более — сколько-нибудь исчерпывающим. Соискатель счел бы цель своего исследования достигнутой, задачи — выполненными, если удалось в итоге с большим основанием, чем прежде, переадресовать Бахтину слова, которые он сам однажды написал о Достоевском. Именно: Бахтин еще не стал Бахтиным, "он только еще становится им" (ЭСТ 316).

По теме диссертации в виде научного доклада опубликовано 68 работ общим объемом около 100 п.л. Из них наиболее существенными являются следующие:

1. Я и Другой: К истории диалогического принципа в философии XX в. — М.: "Либиринт", 1997. — 15,7 п.л.

2. "Из революции выходящий": Программа // "Бахтинский сборник". Кн. Ш. Под ред. В.Л.Махлина. — М.: "Лабиринт", 1997. — 3,1 п.л.

3. "Систематическое понятие" (заметки к истории Невельской школы) // Невельский сборник: Статьи и воспоминания. Выпуск I: К столетию М.М.Бахтина. Спб.: "Акрополь", 1996. — 0,8 п.л.

4. Герменевтика греха И Кьеркегор и современность / Под ред. Т.В.Щицовой. — Минск: РИВШиГО, 1996. — 1 п.л.

5. Лицом к лицу: Программа М.М.Бахтина в архитектонике бытия-события XX века // "Вопросы литературы", 1996 (май-июнь), Москва. — 0,5 п.л. (Переводы: на японский: в журнале "Бэндай Сисо" ("Современная мысль"), 1995, № 9; на английский: в кн.: Face to Face: Bakhtin in Russia and the West / Ed. by Carol Aldam, Rachel Falconer, Vitalii Makhlin & Alaster Renfrew. Scheffield 1997).

1 Бахтин H.M. Вера и знание (1926) // Бахтин H.M. Статьи. Эссе. Диалоги. М., "Лабиринт", 1995. С.113.

6. Время сбрасывает маски // "Бахтин под маской". Выпуск 5 (1) / Под ред. И.В.Пешкова. — М.:"Лабиринт", 1996. — 0,4 п.л.

7. Комментарии // Там же. — 2,9 п.л.

8. Бахтин и западный диалогизм И "Диалог. Карнавал. Хронотоп", 1996, № 3.

0,5 п.л.

9. За текстом: кое-что о западной бахтинистике с постоянным обращением к постсоветской 1! М.М.Бахтин в зеркале критики / Под ред. Т.Г.Юрченко. — М.: ИНИОН, 1995. — 1,3 п.л.

10. Я и Другой (истоки философии "диалога" XX века. Материалы к спецкурсу.

Спб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1995. — 8 п.л.

11. Третий ренессанс II Бахтинология (2) / Под ред. К.Г.Исупова. — Спб.: "Алетейя", 1995. — 1,3 п.л.

12. Невельская школа // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. / Под ред. А.И.Алешина. — М.: "Наука", 1995. — 0,4 п.л.

13. Бахтина круг // Там же. — 0,2 п.л.

14. "Принципиальный раскол" (анализ одного понятия М.М.Бахтина) II "Философские науки", 1995, № 1. — М,: "Гуманитарий". —0,6 п.л.

15. "Первоклетка" диалогизма // Там же. — 0,4 п.л.

16. Бахтин и "карнавализация" гуманитарных наук II М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук / Под ред. В.Л.Махлина. — Витебск, 1994. — 0,6 п.л.

17. Комментарии II Бахтин под маской". Выпуск 2: П.Н.Медведев. "Формальный метод в литературоведении". — М.: "Либаринт", 1993. — 0,8 п.л.

18. Комментарии // "Бахтин под маской". Выпуск 3. — М.: "Лабиринт", 1993. — 0,7 пл.

19. Бахтин и Запад (Опыт обзорной ориентации) II "Вопросы философии", 1993, № 1, 3. —2,1 п.л.

20. Что такое диалогизм? (рецензия) // "Диалог. Карнавал. Хронотоп", 1993, 1(2).

0,7 п.л.

21. Наследие М.М.Бахтина в контексте западного постмодернизма // М.М.Бахтин как философ. — М.: "Наука", 1992. — 1 п.л.

22. Событие и образ II "Диалог. Карнавал.Хронотоп", 1992, № 2. — 1 п.л.

23. К проблеме Двойника (прозаика и поэтика) // Философия М.Бахтина и этика современного мира / Под ред. О.В.Брейкина. — Саранск: МГУ, 1992. — 0,6 п.л.

24. От монологизма к диалогизму II М.М.Бахтин: Проблемы научного наследия.

Саранск: МГУ, 1992. — 1,3 п.л.

25. "Невидимый миру смех": карнавальная анатомия Нового средневековья // Там же. — 3,4 п.л. (Перевод на испанс. яз.: "Una risa invisible al mundo: La anatomía carnavalesca de la Nueva Edad Media" // Acta Poética (México). — 1997, № 18.

26. Невозможный диалог: Бахтин и советская "эстетика истории" // М.Бахтин и философская культура XX века (Проблемы бахтинологии). Выпуск первый. Часть 2. — Спб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 1991. — 0,8 п.л.

27. Бахтин и Достоевский (к проблеме диалоговедения) // Хронотоп / Межвузовский сб. Под ред. С.Н.Бройтмана. — Махачкала: ДГУ, 1990. — 0,6 п.л.

28. "Диалогизм" М.М.Бахтина как проблема гуманитарной культуры XX века // "Бахтинский сборник". Книга 1 I Под ред. В.Л.Махлина и Д.Куюнжича. — М.: "Прометей", 1990. — 1,4п.л.

29. Михаил Бахтин: философия поступка. — М.: "Знание", 1990. — 3,4 п.л.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.