Лингво-текстологическое исследование Синодального списка Новгородской первой летописи тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Гиппиус, Алексей Алексеевич

• Гиппиус, Алексей Алексеевич
• кандидат филологических наук
• 1996

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Гиппиус, Алексей Алексеевич

Введение.

Глава 1. К истории сложения текста Новгородской первой летописи.

§1.0. Очерк истории текстологического изучения старшего извода Н1Л.

§1.1. Данные палеографии: Тимофей пономарь и писцы Синодального списка.

§1.2. Был ли использован Синодальный список составителем младшего извода Н1Л?.

§1.3. Источники Синодального списка.

§1.4. Дополнительные источники Новгородской владычной летописи за первую четверть XIII в.

§1.5. Новгородские летописные своды XII в. и Начальная летопись .л.

§1.6. Ключевой момент в истории текста Н1Л?.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лингво-текстологическое исследование Синодального списка Новгородской первой летописи»

Синодальный список Новгородской 1-й летописи (ГИМ, Син. 786, далее СС Н1Л, СС) принадлежит к числу тех избранных памятников древнерусской письменности, которые с полным основанием могут быть названы классическими. Его основополагающее значение как исторического, лингвистического и литературного источника общеизвестно. Древнейший из сохранившихся списков русских летописей, СС был опубликован еще в конце XVIII в., и с тех пор многократно издавался и интенсивно исследовался историками и филологами.

Как всякий классический источник, СС изучался не только в разных аспектах, но и в большинстве из них не один раз. Специальные исследования посвящены истории текста памятника, его источникам, составу и соотношению с другими летописями. Видное место занимает СС и во всех общих построениях истории русского летописания.

Не менее обстоятельным и углубленным было лингвистическое изучение рукописи. Начиная с книги П.А.Лавровского "О языке северных русских летописей" (1852), язык СС неоднократно становился предметом монографического описания и анализа. Событиями в развитии исторической русистики стали работы Б.М.Ляпунова (1900) и Е.С.Истриной (1923), посвященные соответственно фонетике и синтаксису СС. Систематическое исследование морфологии имени и глагола в СС было предпринято в 1950-х — 1960-х гг. (работы М.Ф.Парахиной, В.А.Семянко, З.Ф.Петрусь, Т.И.Фрояновой — см. литературу в: СК Х1-ХШ, N270, с.262, а также Будих 1969). В 1970-х гг. в фонетическом и отчасти морфологическом аспектах рукопись была вновь исследована Й.Дитце (1975, 1980), который подготовил также свое издание СС (1971) и частотный словарь памятника (1977). Наконец, уже сравнительно недавно, опыт качественно новой интерпретации деклинационных парадигм СС был предпринят А.В.Дыбо (1987, 1988). Последним исследованием, специально посвященным СС, является работа У.Швайера (1992), анализирующего памятник с позиций лингвистики текста.

В целом на сегодняшний день СС является, бесспорно, одной из наиболее хорошо изученных древнерусских рукописей. Несмотря на это количество нерешенных проблем истории текста памятника остается весьма значительным, а его лингвистический потенциал — использованным в далеко не полной мере.

Отправным пунктом настоящего исследования послужили палеографические наблюдения автора, которые не только повлекли за собой существенный пересмотр традиционной лингвистической интерпретации рукописи, но также, не вписываясь ни в одно из предлагавшихся ранее текстологических построений, заставили еще раз и под новым углом зрения рассмотреть весь комплекс вопросов, связанных с происхождением текста СС. Предпринимаемый в работе анализ памятника носит, таким образом, комплексный характер, определяющий научную новизну диссертации.

До настоящего времени лингвистическое и текстологическое изучение СС шли почти непересекающимися путями: исследовавшие рукопись лингвисты за редкими исключениями не обращались к вопросам истории текста, а текстологи в своих разысканиях практически не использовали лингвистический материал. Взаимная изоляция двух направлений исследований, обеспечивая до некоторой степени методологическую последовательность в пределах каждого из них, вместе с тем принципиально ограничивает круг потенциально разрешимых задач, формируя особую, "запретную" для обеих дисциплин проблематику, перед которой вынужденно останавливаются и "чистая" текстология, и "чистая" лингвистика. Речь идет о реконструкции первоначальной структуры летописного текста и его исходного языкового облика. Поскольку такая реконструкция составляет одну из главных целей диссертации, на данной проблеме необходимо остановиться подробнее.

Как текст, состоящий из записей, сделанных в разное время разными авторами, любая погодная летопись должна была изначально представлять весьма пестрое в языковом и литературном отношениях образование. "Идеальная", дошедшая в подлиннике летопись, вероятно, без особого труда могла бы быть разделена на участки, созданные отдельными книжниками-летописцами. Эти участки были бы так или иначе противопоставлены на всех уровнях — от почерка и графики до особенностей литературного стиля. С лингвистической точки зрения они, разумеется, должны были бы рассматриваться как самостоятельные тексты. Сопоставительный анализ этих текстов, расположенных к тому же в естественной хронологической последовательности, несомненно, обнаружил бы постепенную, от летописца к летописцу, эволюцию языка, преемственность лингвистической традиции и ее нарушения и т.д.

Как известно, однако, реально дошедшие до нас летописи все представляют собой не оригиналы, а списки вторичных летописных сводов, вобравших в себя разнородный материал более ранних источников. Под пером позднейших компиляторов и переписчиков исходная структура летописного текста, оригинальный язык и стиль отдельных записей неизбежно подвергались весьма существенным искажениям. Осознание этого обстоятельства породило среди историков русского летописания известный пессимизм в отношении перспектив реконструкции первоначального состава летописей и поисков следов деятельности отдельных авторов-летописцев. Еще в 1820 г. П.М.Строев, скептически оценивая предположения своих предшественников об авторах Новгородской летописи, писал: "Мы не можем даже означить пределов, где каждый из них (древнерусских летописцев — А.Г.) начинал, чем оканчивал, и что именно принадлежит тому или другому. Новейшие испытатели истории тщетно старались исторгнуть из мрака забвения имена их и определить время и место их существования; ибо из всех разысканий вышли одни только догадки" (Строев 1820, УН-УШ). Почти столетие спустя сходным образом оценил возможности текстологического исследования Н1Л А.А. Шахматов (1908, 186-187): "Наличность у нас не самого текста новгородской летописи, а только копии с него, извлечения из него, отнимает у нас надежду определить главные моменты в истории владычного летописания, проследить смену летописцев, углубиться в исследование их источников и т.д.". В силу этого, по А.А.Шахматову, "историко-литературным явлением в настоящем полном смысле можно признать только летописный свод, летописный рассказ о прошедших временах, а никак не погодные записи летописцев" (там же)1.

Mutatis mutandis эти слова вполне могут быть отнесены к традиционному подходу к летописям как "историко-лингвистическому явлению", в большинстве случаев выражающемуся в суммарном обследовании целых летописных списков или же их частей, написанных отдельными писцами. Если в словарях и исследованиях по исторической лексикологии материал летописей приводится с указанием как листа рукописи, так и года записи, то в работах по историческому синтаксису, морфологии и, тем более, фонетике ссылки второго рода, как правило, отсутствуют.

Очевидно, однако, что и атрибуция всей совокупности лингвистических характеристик летописного памятника его последнему переписчику в не меньшей степени искажает реальное положение вещей, чем возведение их к оригиналу летописи. Полученный таким образом языковой портрет "писца" является в действительности лишь некоторым усредненным образом, вобравшим в себя лингвистические характеристики различных летописцев и писцов промежуточных списков и имеющим потому весьма неопределенную пространственно-временную приуроченность2.

1 Ср. постулируемый У.Швайером (1992, 5.269), со ссылкой на Н.С.Трубецкого, принцип анализа каждого отдельного летописного списка как целостного ^а^ИеИИск ) текста.

2 Как методологический принцип, признание примата нормативной установки переписчиков над языковыми характеристиками переписываемых текстов, восходит в литературе к трудам Н.Н.Дурново. Следует заметить, однако, что сам Н.Н.Дурново не склонен был абсолютизировать роль писца в формировании лингвистической фактуры создаваемого им списка. Данная им характеристика языка летописей носит весьма взвешенный характер. По словам Дурново "позднейшие переписчики, хотя и вносили в текст изменения согласно современным им орфографическим и грамматическим нормам, не могли стереть всех следов своих протографов. Данные для истории русского языка за Х1-ХШ вв., извлекаемые из летописных сводов XIV в. и позднее, касаются главным образом синтаксиса, в меньшей степени морфологии и в еще меньшей — фонетики" (Дурново 1969, с.112-113).

Языковая гетерогенность, свойственная любому памятнику, сохранившемуся не в оригинале, а в списке, делает актуальной задачу лингвистического "расслоения" или стратификации текста, выявления в нем языкового "субстрата", образованного чертами, восходящими к протографу, и "суперстрата", как совокупности черт (в свою очередь многослойной), привнесенных в текст в процессе его редактирования и переписки (ср.: Федер 1989, с.317, где та же проблема формулируется в иной перспективе как разграничение черт приобретенных, т.е свойственных только рассматриваемому списку, и унаследованных от его непосредственного оригинала). Даже частичное разделение этих двух категорий явлений означает резкое повышение лингвистической информативности источника, придавая его видению стереоскопичность, которой полностью лишен взгляд, скользящий по поверхности текста, условно отождествляемой с языком последнего писца.

При анализе списков памятников, изначально однородных по языку (в силу жанровой природы текста и/или наличия единого автора или переводчика) критерий отнесения того или иного лингвистического факта к субстратным или суперстратным явлениям может быть только внешним. Лингвистическое "расслоение" списка в таком случае возможно лишь путем сопоставления с другими списками того же памятника. Установление критического текста путем применения традиционной текстологической процедуры позволяет на лексическом и отчасти синтаксическом уровнях решить эту задачу с большой степенью надежности3.

Для текстов "открытой традиции", обладающих сложной структурой и состоящих из разновременных частей, созданных разными авторами, важнейшим ключом к лингвистической стратификации и выявлению элементов первоначальной языковой оболочки, являются различия в лингвистических характеристиках отдельных участков самой исследуемой рукописи (при условии, что рукопись или опреде

3 Из последних работ в этой области наиболее выразительны результаты предпринятого А.М.Молдованом исследования рукописной традиции и языка древнерусского перевода Жития Андрея Юродивого (см., в частности: Молдован 1994а, Молдован 19946) ленная ее часть написана одним писцом)4. При отсутствии дополнительных оснований для появления таких различий, они могут быть с большой вероятностью трактованы как лингвистическое отражение сложного состава протографического текста5. Летописи, в силу своей уникальной текстовой структуры, представляют в этом отношении особый интерес.

Проявления лингвистической гетерогенности русских летописей и ранее обращали на себя внимание исследователей. Из литературы, посвященной СС H1JI, в этом отношении выделяется книга Е.С.Ис-триной (1923), в которой специальный раздел (с.198-202) отведен синтаксическим особенностям отдельных частей СС. В последнее время интерес к этой проблематике заметно активизировался, распространившись с синтаксических явлений на данные морфологического уровня. Работы, специально анализирующие распределение лингвистического материала по отдельным частям (не почеркам!) летописных памятников, касаются в основном традиционной для исторической русистики проблематики образования и употребления форм простых претеритов (см. статьи Ф.Оттена (1972) о глагольных формах в Степенной книге, Э.Кленин (1993) об употреблении форм перфекта в Лаврентьевской летописи и особенно — В.М.Живова (1995) о простых претеритах в Мазуринской летописи XVII в., где проблема языковой гетерогенности летописей рассматривается и в теоретическом аспекте). Особый интерес для нашей темы представляют наблюдения над СС Н1Л, содержащиеся в работах A.A.Зализняка по древненовгородскому

4 В отличие от вертикальной лингвистической гетерогенности текста, являющейся следствием трансформации исходной языковой системы в процессе переписки, данное явление может быть названо горизонтальной лингвистической гетерогенностью. В дальнейшем, говоря о лингвистической гетерогенности летописей, мы имеем в виду именно этот аспект.

5 Весьма показательны в этом отношении собранные С.Ю.Темчиным (1993, с. 13-29) данные о распределении некоторых орфографических вариантов в древнейших кириллических списках Евангелия. Как показал С.Ю.Темчин, даже в такой подвижной сфере, как орфография, списки Х1-ХН вв. сохраняют свидетельства поэтапного сложения древнейшего славянского перевода Евангелия. диалекту. Как обнаружил АА.Зализняк (1986, с.135; 1993, с.223), в ряде морфологических позиций (в частности — в Д.ед.муж. о-склонения и формах склонения членных прилагательных) распределение вариантных флексий носит отчетливо выраженный хронологический характер, отражая постепенность смены старых окончаний новыми в полном соответствии с показаниями берестяных грамот.

Авторы названных работ в своих наблюдениях и выводах намеренно не выходят за рамки собственно лингвистической проблематики. Между тем изучение языковой гетерогенности летописей составляет как раз ту область, в которой интерес лингвиста вплотную соприкасается с интересом текстолога. Анализ языковых различий между отдельными частями списка вполне может быть использован как средство обнаружения скрытых границ между участками текста, восходящими к разным источникам или созданными разными авторами-летописцами.

Такая постановка проблемы в принципе не нова. Характерно, однако, что значение анализа формальных (лингвистических и стилистических) признаков отдельных частей летописных памятников для реконструкции их состава и источников было впервые обосновано не лингвистом, а историком — это сделал Б.А.Рыбаков в своей известной монографии "Русские летописцы и автор Слова о полку Игореве" (1972). Подвергнув такому формальному анализу текст Киевской летописи XII в., Б.А.Рыбаков выделил в нем ряд участков ("кусков"), созданных отдельными княжескими летописцами, а также напластования, связанные с деятельностью позднейших редакторов. Выводы исследователя получили дальнейшее развитие в работах В.Ю.Франчук, предложившей первый опыт лингвистического "расслоения" Киевской летописи, опирающийся на построение Б.А.Рыбакова и в известной мере его уточняющий.

Хотя эвристическая ценность использованного в названных работах принципа выявления формальных признаков отдельных авторов-летописцев, представляется несомненной, степень достоверности содержащихся в них выводов колеблется в весьма широких пределах — от положительно доказанных утверждений до предположений, носящих сугубо гипотетический характер и потому воспринимаемых большинством исследователей с осторожностью.

Причина этого отчасти заключается в самом характере исследованного материала. Достоверность реконструкции первоначальной структуры летописи находится в прямой зависимости от того, насколько эта структура была изменена в процессе редактирования текста, и от того, в какой мере нивелированными в процессе переписки оказались признаки, противопоставлявшие части текста, созданные разными авторами. Очевидно, что чем больше текст редактировался и переписывался, тем более затруднена оказывается такая реконструкция. Киевская летопись XII в., сохранившаяся в древнейшем Ипатьевском списке 1425 г. и многократно редактировавшаяся, представляет в этом отношении исключительно сложный материал.

С другой стороны, достоверность произведенной Б.А.Рыбаковым реконструкции вызывает серьезные сомнения методологического характера. Согласно программе, сформулированной автором во Введении, "первой стадией работы должно быть выявление формальных признаков различия летописных статей и изучение размещения этих признаков во всех частях свода, а также установление их корреляции между собой" (Рыбаков 1972, с. 16). Однако эта первая (и, заметим, главная) стадия, долженствующая составить объективное основание для последующих выводов, не образует самостоятельной части исследования, что было бы естественно. Фактически эта работа остается "за кадром", тогда как "в кадре" происходит постоянное соотнесение содержательных и формальных характеристик отдельных участков текста, причем последние привлекаются к анализу по мере необходимости и без особой системы. Это особенно относится к лингвистическим признакам, трактовка которых Б.А.Рыбаковым часто весьма произвольна и составляет наиболее уязвимую часть его аргументации. С другой стороны, в работе В.Ю.Франчук лингвистический анализ Киевской летописи целиком базируется на уже готовой схеме Б.А.Рыбакова и лишь в очень незначительной степени играет роль активного инструмента вскрытия структуры летописного текста.

Высокая гипотетичность выводов, свойственная исследованию Б.А.Рыбакова, проистекает, на наш взгляд, от недостаточно последовательного применения избранного метода к крайне сложному по структуре материалу. Сам же принцип выявления формальных признаков отдельных "авторских" участков летописного текста кажется весьма перспективным.

В плане дальнейшей разработки этого метода СС H1JI представляет исключительно благоприятный материал. Таким его делает как древность самой рукописи, так и специфический характер новгородской летописной традиции XII-XIV вв. Относительно небольшой промежуток времени, отделяющий создание двух частей СС (предположительно, конец XIII в. и начало 1330-х гг.) от составления летописных записей за XII — нач. XIV вв., делает маловероятным существование значительного числа промежуточных списков, и позволяет рассчитывать на большую сохранность оригинальных черт языка и стиля (уже упоминавшиеся наблюдения А.А.Зализняка над морфологией СС в этом отношении весьма обнадеживают). С другой стороны, в отличие от Киевской летописи, скомпонованной из частей разнородного происхождения, текст H1JI имеет в своей основе погодную летопись, непрерывно ведшуюся при новгородской епископской кафедре на протяжении нескольких столетий. Не менее важна и другая особенность новгородского летописания, отмеченная А.А.Шаматовым: значительно менее активная, чем в Южной Руси, деятельность по составлению летописных сводов (см.: Шахматов 1908, с. 187). Как следствие этого, H1JI в целом и СС в особенности характеризуется существенно большей текстологической однородностью, чем любой другой древнерусский летописный свод.

Древность списка и относительная однородность текста позволяют использовать анализ лингвистической и стилистической гетерогенности СС как полноценный инструмент восстановления исходной структуры новгородской владычной летописи XII — нач. XIV вв. Чтобы результаты этого анализа могли претендовать на объективность, абсолютно необходимым представляется соблюдение следующих двух принципов:

1) языковой и стилистический материал, на основании которого делаются текстологические выводы, должен быть приведен в исследовании по возможности полно и в легко обозримой форме;

2) систематическое представление этого материала, т.е. описание реальной картины формальной гетерогенности текста, должно быть отделено от его интерпретации.

Как наиболее удобная для описания материала была избрана форма "атласа", состоящего из отдельных "карт", несущих информацию о хронологическом распределении в тексте конкретных элементов языка и стиля. Прототипом летописного лингво-стилистического "атласа" послужил тип диалектного атласа. Роль географической карты в нашем случае выполняет хронологическая сеть летописи, а роль изоглосс, очерчивающих области распространения диалектных явлений, — "швы", отделяющие группы статей, в которых рассматриваемый признак представлен, от смежных участков текста, на которых он отсутствует. Результатом обобщения собранных таким образом данных должно стать выявление групп хронологически близких швов и на этом основании — сегментация текста, выделение в нем участков, соотносимых с деятельностью отдельных летописцев или использованием разных источников (ср. пучки изоглосс, разграничивающие территориальные разновидности языка).

Анализ формальной гетерогенности СС Н1Л в форме его лингво-стилистического "атласа", обработка материалов "атласа" и итоговая сегментация текста летописи, составляют лишь один аспект настоящего исследования. Ему логически предшествует рассмотрение в свете обнаруженных новых данных комплекса традиционных проблем истории текста Н1Л. Центральной в этом комплексе является проблема соотношения двух изводов Н1Л — старшего, как по традиции именуется СС, и младшего, представленного в первую очередь Комиссионным и Академическим списками середины XV в. Сквозь призму этого соотношения рассматриваются вопросы предыстории СС, его непосредственные источники, отношение к протографу владычной летописи; реконструируются основные этапы становления текста Н1Л.

Структура работы. Двум аспектам проблематики диссертации отвечает ее двухчастная композиция. Работа состоит из двух глав, каждая из которых имеет собственное введение и заключение. В первой главе содержится очерк истории текстологического изучения

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Гиппиус, Алексей Алексеевич

§ 2.4. Заключение

Главным итогом исследования, предпринятого во второй части диссертации, является выделение в тексте Н1Л за XII — первую треть XIV вв. (т.е. в пределах, охваченных Синодальным списком) следующих участков, соотносимых с деятельностью одного княжеского и одиннадцати (или десяти, в зависимости от неясной интерпретации самого последнего участка) владычных летописцев:

6623(1115)-6640(1132) — летописец князя Всеволода; 6640(1132)-6664(1156) — летописец архиепископа Нифонта (Кирик); 6665(1157)-6671(1163) — летописец епископа Аркадия; 6672(1164)-6694(1186) — летописец архиепископа Ильи (Герман

Воята);

6695(1187)-6707(1199) — летописец архиепископов Гавриила и

Мартирия;

6708(1200)-6718(1210) - летописец архиепископа Митрофана; 6719(1211)-6734(1226) — летописец архиепископа Антония; 6734(1226)-6782(1274) — летописец архиепископов Спиридона и

Далмата (пономарь Тимофей); 6783(1275)-6806(1298) — летописец архиепископа Климента; 6807(1299)-6821(1313) — летописец архиепископов Феоктиста и

Давыда;

6822(1314)-6838(1330) — летописцы (летописец?) архиепископов

Давыда и Моисея. Помимо этого основного результата, анализ лингво-стилистичес-кой гетерогености СС позволил подтвердить ряд текстологических положений, выдвинутых в Главе 1. Подтвердилось, в частности, предположение, что юрьевский протограф CCI доходил лишь до 6703 г. и что на участке 6704-6707 СС восходит непосредственно к владычному своду, причем отредактированному за годы епископства Мартирия в 1199 г. С лингвистическими данными хорошо согласуется и предположение, что вставка во владычный свод Повести о взятии Царьграда была произведена летописцем архиепископа Антония, которым в связи с этим был переписан текст записей его предшественника за 6713-6718 гг. Наконец, дополнительное подтверждение в виде шва 6576X6599 (УД-) получило предположение о кодикологической гетерогенности юрьевского протографа СС, который в части до 6583 г. представлял собой оригинал княжеского "свода Всеволода".

Главным филологическим результатом исследования является существенное повышение информативности СС H1JI как лингвистического и литературного источника, возможность противопоставить усредненной картине языка и стиля СС, которой дор сих пор преимущественно оперировали исследователи, ряд языковых и литературных "портретов" новгородских летописцев XII — начала XIV вв.

Степень полноты этих "портретов" различна для двух частей СС, и само это различие весьма симптоматично, демонстрируя принципиально разные возможности соотношения в переписанном тексте черт, восходящих к оригиналу и привнесенных переписчиком.

В лингвистическом отношении с наибольшей (хотя, конечно, и относительной) полнотой характеризуются летописцы XII — середины XIII вв. (по Тимофея пономаря включительно), о языке которых можно судить по CCI. Различия между их языковыми установками прослеживаются уже на уровне графики и орфографии. Особенно заметно ослабление строгости графико-орфографической нормы у летописцев 2-й пол. XII в. (упрощение формы титла, употребление с и а в начале слога, последовательная запись через с ряда словоформ с этимологическим тк). Оно начинается у летописца Аркадия и достигает апогея в статьях летописца Гавриила и Мартирия. К более строгой орфографии возвращаются летописцы первой трети XIII в. (начиная с летописца Митрофана), у которых не только восстанавливаются элементы нормы, расшатанные их предшественниками, но и появляются такие сугубо книжные для своего времени графемы, как о (у летописца Митрофана) и | (у летописца Антония). Специфические черты графики и орфографии, выступающие в статьях CCI, атрибутированных Тимофею пономарю, не противоречат данным, извлекаемым из написанных им рукописей.

В плане отражения черт диалектной фонетики и морфологии еще ярче, чем в предыдущем аспекте, выделяется летописец Гавриила и Мартирия, которого вообще отличает особая нетвердость в навыках книжного письма и языка. В частности, в его статьях (6695-6707) сосредоточены 8 из 9 примеров без рефлекса второй палатализации, все 5 примеров замены i на и во флексиях "твердого" а- и о-склоне-ния, почти половина всех примеров -е в номинативе о-склонения, единственные в СС примеры с флексией в В.мн. я-склонения и М.ед. у'о-склонения). Замечательно вместе с тем, что в том или ином количестве диалектный элемент представлен на всех участках летописи (в пределах CCI), составляя таким образом принадлежность летописного языка в целом. В еще большей степени это может быть отнесено к соотношению древнерусских и церковнославянских черт, варьирование которых наблюдается у всех без исключения летописцев, так что по признакам этого круга в тексте вообще не выделяются сколько-нибудь отчетливые границы.

В плане поведения вариантов, противопоставленных как архаизмы и инновации, наблюдается закономерное тяготение последних к той части CCI, которая охватывает изложение событий XIII в. Рубежной в данном отношении является фигура летописца архиепископа Антония, в статьях которого количество фонетических и морфологических новшеств особенно велико (прояснение редуцированных в группах ТъгТ, Тъ1Т, отвердение конечного -мь, появление флексии -и в Р.ед. у'я-склонения и В.мн. уо-склонения, переход к новым формам членных прилагательных и местоимений, отражающим взаимодействие двух классов и др.). Можно сказать, что именно с летописцем Антония в СС "начинается" позднедревнерусская эпоха.

Несколько этапов проходит формирование стилистической структуры H1JI. В целом на протяжении XII — сер. XIII в. она развивается в сторону усложнения и обогащения новыми приемами. Первый важный шаг в этом направлении был сделан летописцем Нифонта — Кириком, перешедшим от доминирующего в княжеской летописи 1-й трети XII в. простого перечисления событий, к более развернутому рассказу о них (лингвистически этот переход проявляется в расширении временного спектра повествования, введении в него плюсквамперфекта; появлении новых типов предложений и, соответственно, новых союзных средств; увеличении доли причастий в общем количестве глагольных форм и т.д.). Следующее принципиальное изменение стиля происходит в статьях летописца Антония, с которым в повествование Н1Л впервые входит героическая топика воинских повестей с патетическими речами персонажей, риторическими обращениями к аудитории и т.д.

Наиболее "литературную" часть владычной летописи составляют записи в ней Тимофея пономаря — летописца владык Спиридона и Далмата. Значительно превосходя по протяженности другие выделенные участки текста и при этом будучи стилистически достаточно однородна, летопись Тимофея отличается обилием назидательных отступлений, часто основанных на библейских цитатах, эмоциональной напряженностью повествования, до предела насыщенного оценочной лексикой; широким использованием книжных элементов лексики и синтаксиса и целым рядом других стилистических черт, часто носящих (в пределах Н1Л) ярко выраженный индивидуальный характер. По-видимому, делая записи в манере, нетрадиционной для новгородского летописания, Тимофей в изместной мере опирался на Начальную летопись.

Отношения литературной и языковой преемственности, связывающие между собой отдельные части летописи, представляют вообще особое поле для наблюдений, открывающееся благодаря произведенной сегментации текста памятника. Так, если прямой преемник Тимофея — летописец архиепископа Климента — почти не ориентировался на труд своего предшественика, то для сменившего его в 1299 г. летописца Феоктиста именно летопись Тимофея явилась главным литературным образцом.

Будучи нацелено на реконструкцию структуры текста Н1Л, проведенное исследование основывалось преимущественно на наиболее ярких проявлениях языковой и стилистической гетерогенности СС. Углубленный анализ, опирающийся на эту реконструкцию, наверняка откроет новые грани языковых и литературных индивидуальностей новгородских летописцев ХИ-Х1У вв. и скорректирует уже сделанные выводы. Одновременно проделанная работа внушает определенный оптимизм относительно общих перспектив лингво-текстологического изучения памятников русского летописания.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Гиппиус, Алексей Алексеевич, 1996 год

1. Азбелев 1958 — С.Н.Азбелев. Новгородские местные летописцы // ТОДРЛ, т. 15, с.364-370.

2. Азбелев 1960 — С.Н.Азбелев. Новгородские летописи XVII в. Новгород.

3. Алешковский 1967 — М.Х.Алешковский. "Повють временних лгг" та ii редакцй // Украшьский юторичний журнал, N3, с.37-47.

4. Алешковский 1969 — М.Х.Алешковский. Первая редакция Повести временных лет // Археографический ежегодник за 1967 г. М., с. 13-40.

5. Алешковский 1971 — М.Х.Алешковский. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М.

6. Алешковский 1981 — М.Х.Алешковский. Новгородский летописный свод конца 1220-х гг.// Летописи и хроники. 1980. М.

7. Бережков 1963 — Н.Г.Бережков. Хронология русского летописания. М.

8. Бобров 1985 — А.С.Бобров. Из истории книгописания Лисицкого новгородского монастыря в конце XIV—начале XVI вв.// Исследования памятников письменной культуры в собраниях и архивах отдела рукописей и редких книг. Л., с. 10-16.

9. Бобров 1993 — А.С.Бобров. Из истории летописания первой половины XV в. // ТОДРЛ, т.46, с. 1-20.

10. Буганов 1975 — В.И.Буганов. Отечественная историография русского летописания. М.

11. Будих 1969 — W.Budich. Aspekt und verbale Zeitlichkeit in der I Novgoroder Chronik. Graz.

12. Вздорнов 1972 — Г.И.Вздорнов. Лобковский Пролог и другие памятники письменности и живописи Великого Новгорода.//Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. М.

13. Виноградов 1923 — В.В.Виноградов. Исследования в области фонетики севернорусского наречия. Пг.

14. Водов 1986 — W.Vodoff. Quelques remarques sur la premiere chronique de Novgorod. — Studia slavica mediaevalia et humanistica Riccardo Picchio dicata / Ed. M. Colucci, G.Dell Agata, H.Goldblatt. Roma, p.741-753.

15. ГВНП — Грамоты Великого Новгорода и Пскова. Под ред. С.Н.Валка. М.;Л., 1949.

16. Гиппиус 1989 — A.A.Гиппиус. Система формальных признаков языка древнерусской письменности как предмет лингвистического изучения // Вопросы языкознания, N2, с.93-110.

17. Гиппиус 1990 — A.A. Гиппиус. Из истории взаимодействия региональных изводов церковнославянского в древнейшую эпоху (формы номинатива действительных причастий на -*onts // Советское славяноведение, N1, с.58-69.

18. Гиппиус 1993а — А.А.Гиппиус. Морфологические, лексические и синтаксические факторы в склонении древнерусских членных прилагательных // Исследования по славянскому историческому языкознанию. Памяти профессора Г.А.Хабургаева. М., МГУ, с.66-84.

19. Гиппиус 19936 — A.A.Гиппиус. Древнерусские наречия на базе компаратива // Problemi di morfosintassi delle lingue slave. Vol.4. Firenze.

20. Гринев 198$ — Н.Н.Гринев. Краткая редакция Русской Правды как источник по истории Новгорода XI в. // Новгородский исторический сборник. Вып.313., Спб., с.3-24.

21. Дитце 1975 — Die Sprache der Ersten Novgoroder Chronik: Die von der Synodalhandschrift graphisch reflektierte phonetische und phonologische Situation, Poznan (=Univ. im. A.Mickiewi cza w Poznaniu. Seria Filologia rosyjska 6).

22. Дитце 1977 — Frequentzworterbuch zur Synodalhandschrift der Ersten Novgoroder Chronik von Joachim Dietze. Halle (Salle).

23. Дитце 1980 — J.Ditze. Die Unifizierungtendenz in der altrussischen Deklination der Substantive (dargestellt an Beispiel der Ersten Novgoroder Chronik) // Zeitschrifrt für Slavistik,

24. Дмитриев 1973 — Л.АДмитриев. Житийные повести русского севера как памятники литературы XIII-XVII вв. Л.

25. Дурново 1933 — Н.Н.Дурново. Славянское правописание XI-XII вв.// Slavia, roc.XII, ses.1-2.

26. Дурново 1924 — Н.Н.Дурново. Очерк истории русского языка. М.

27. Дурново 1969 — Н.Н.Дурново. Введение в историю русского языка. М.

28. Дыбо 1988 — А.В.Дыбо. Деклинационные различия новгородских диалектов XIII-XIV вв. и их локализация // Балто-славянские исследования.1986. М., с.79-114.

29. Дыбо 1989 — А.В.Дыбо. Деклинационные различия новгородских диалектов XIII-XIV вв. и их локализация // Балто-славянские исследования.1987. М., с.162-186.

30. Евгений 1818 — Евгений (Болховитинов). Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. 4.1. СПб.

31. НГБ 1984-1989, с. 191-321. Зализняк 1995 — А.А.Зализняк. Древненовгородский диалект. М. Зимин 1954 — А.А.Зимин. К истории текста Краткой редакции Русской

32. Правды.// Труды Историко-архивного института, т.7. М. Зимин 1965 — А.А.Зимин. Феодальная государственность и Русская Правда

33. Исторические записки, т.76, М. Истрина 1923 — Е.С.Истрина. Синтаксические явления Синодальногосписка 1-й Новгородской летописи. Пг. Карамзин 1989 — Н.М.Карамзин. История государства Российского. Т. 1. М.

34. Клосс 1987 — Б.М.Клосс. Летопись Новгородская первая // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I (XI- первая половина XIV в.). Л., с.245-247.

35. Крысько 1993а — В.Б.Крысько. Общеславянские и древненовгородские формы Nom.Sg.Masc. о-склонения // Russian Linguistic, 1993, vol. 17, p. 119-156.

36. Крысько 19936 — В.Б.Крысько. Категория одушевлености в древненов-городском диалекте // Славяноведение, N3, с.69-79.

37. Крысько 1994 — В.Б.Крысько. Новые материалы к истории древненов-городского номинатива на -е // Вопросы языкознания, N6, с.78-88.

38. Кузнецов 1959 — П.С.Кузнецов. Очерки исторической морфологии русского языка. М.

39. Кузьмин 1977 — А.Г.Кузьмин. Начальные этапы древнерусского летописания. М.

40. Кучкин 1967 — В.А.Кучкин. Роль Москвы в политическом развитии Северо-Восточной Руси конца XIII в. // Новое о прошлом нашей страны. М.

41. Лавровский 1852 — П.А.Лавровский. О языке северных русских летописей. СПб.

42. Левин 1984 — В.Д.Левин. К характеристике русского извода старославянского языка // Wiener Slavistischer Almanach, Bd.13, s. 171-196.

43. Лихачев 1947a — Д.С.Лихачев. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л.

44. Лихачев 19476 — Д.С.Лихачев. А.А.Шахматов как исследователь русского летописания // А.А.Шахматов. 1864-1920. Сборник статей и материалов. М; Л, с.253-294.

45. Лихачев 1950 — Д.С.Лихачев. Археографический обзор списков "Повести временных лет" // Повесть временных лет. 4.2. Приложения / Под ред. В.П.Адриановой-Перетц. М.; Л., с.149-181.

46. Лихачев 1986 — Д.С.Лихачев. "Софийский временник" и новгородский политический переворот 1136 г. // Д.С.Лихачев. Исследования по древнерусской литературе. Л., с.

47. Лурье 1976 — Я.С.Лурье. Общерусские летописи XIY-XV вв. Л.

48. Лурье 1979 — Я.С.Лурье. Повесть о битве на Липице 1216 г. в летописании XIV-XVI вв. // ТОДРЛ, т.34, с.96-115.

49. Лурье 1993 — Я.С.Лурье. Феодальная война в Москве и летописание первой половины XV в. // ТОДРЛ, т.47, с.82-94.

50. Ляпунов 1900 — Б.М.Ляпунов. Исследование о языке Синодального списка 1-й Новгородской летописи. Спб.

51. Марков 1974 — В.М.Марков. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение.

52. Мещерский 1958 — Н.А.Мещерский. История иудейской войны Иосифа Флавия в древнерусском переводе.М.; Л.

53. Молдован 1994а — А.М.Молдован. Лексика древнеруского перевода в региональном аспекте. М.

54. Молдован 19946 — А.М.Молдован. Критерии локализации древнерусских переводов // Славяноведение, N2, с.69-80.

55. Мустафина 1991 — Э.К.Мустафина. Редкая форма имперфекта глагола быти в литературном языке Древней Руси. // Исследования по глаголу в славянских языках. История славянского глагола. М., с.55-61.

56. НПЛ 1950 — Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под ред. А.Н.Насонова. М.; Л.

57. Насонов 1969 — А.Н.Насонов. История русского летописания XI- начала XVIII вв. М.

58. НГБ 1977-1983 — В.Л.Янин, А.А.Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). М., 1986.

59. НГБ 1984-1989 — В.Л.Янин, А.А.Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.

60. НХЛ 1964 — Новгородская харатейная летопись. Издано под наблюдением акад. М.Н.Тихомирова. М.

61. Перетц 1924 — В.Н.Перетц. Древнейший список славянского толкового апокалипсиса // 81ау1а, РгаИа, гос.2, р.641-644.

62. Перфецкий 1922 — Е.Ю.Перфецкий. Русские летописные своды и их взаимоотношения. Братислава.

63. Петрухин 1994 — В.Я.Петрухин. Проблемы этнокультурной истории славян и Руси в 1Х-Х1 вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М.

64. Погодин 1857 — М.П.Погодин. Новгородские летописи // Изв. по ОРЯС, т.VI, вып. 3, с.228.

65. Подвигина 1966 — Н.Н.Подвигина. К вопросу о месте составления Синодального списка Новгородской первой летописи // "Вестник Московского университета", сер. IX, N1, с.67-75.

66. Приселков 1940 — М.Д.Приселков. История русского летописания Х1-ХУ вв. Л.

67. Прозоровский 1852 — Д.И.Прозоровский. Кто был первым списателем первой Новгородской летописи? // ЖМНП, ч.75, отд.2, с. 1-28.

68. Протасьева 1970 — Т.Н.Протасьева. Описание рукописей Синодального собрания (не вошедших в описание А.Горского и К.Невоструева). Т.1. М.

69. Рыбаков 1972 — Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор "Слова о полку Игореве". М.

70. Седельников 1929 — А.Д.Седельников. Несколько проблем по изучению древней русской литературы. Методологические наблюдения // Slavia, гос.VIII, ses.3.

71. Сенигов 1885 — И.П.Сенигов. О древнейшем летописном своде Великого Новгорода. СПб.

72. СК XI-XIII — Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI-XIII в. М.

73. Смирнов 1913 — С.Смирнов. Древнерусский духовник. Исследование по истории церковного быта. М.

74. Смирнова 1982 — Э.С.Смирнова, В.К.Лаурина, Э.А.Гордиенко. Живопись великого Новгорода. XV век. М. 1982.

75. Снегирев 1839 — И.Снегирев. Новгородский древний Пролог // "Русский исторический сборник", т.З, кн.З, М., с.294-295,

76. Соболевский 1889 — А.И.Соболевский. Рец. на изд.: Новгородская летопись по Синодальному списку / Под ред. П.И.Савваитова. Спб., 1888. -Русский филологический вестник, t.XXI, N1, с.121-123.

77. Соболевский 1907 — А.И.Соболевский. Лекции по истории русского языка. М. 1907.

78. Срезневский, I-III — И.И.Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка по письменым памятникам. СПб., 1893-1903. Т.1-3.

79. Срезневский 1853 — И.И.Срезневский. Исследования о летописях новгородских // Известия 2-го отд. АН, т.2.

80. Стратонов 1920 — И.АСтратонов. К вопросу о составе и происхождении краткой редакции Русской Правды. Казань.

81. Строев 1820 — Софийский временник или Русская летопись с 862 по 1534 г. / Издал П.М.Строев. 4.1. М.

82. Татищев 1962 — В.Н.Татищев. История Российская. T.l. М.; Л.

83. Творогов 1976 — О.В.Творогов. Повесть временных лет и Начальный свод. (Текстологический комментарий) // ТОДРЛ, т.30, с.3-26.

84. Темчин 1993 — С.Ю.Темчин. Было ли краткоапракосное Евангелие первой славянской книгой, переведенной с греческого // Исследования пославянскому историческому языкознанию. Памяти проф. Г.А.Хабургаева. М., с. 13-29.

85. Тихомиров 1941 — М.Н.Тихомиров. Исследование о Русской Правде. М.

86. Тихомиров 1887 — И.С.Тихомиров. О Тимофее пономаре, упоминаемом в Синодальном списке первой Новгородской летописи // ЖМНП, март, с.28-37.

87. Тихомиров 1892 — И.С.Тихомиров. Несколько заметок о новгородских летописях // ЖМНП, сентябрь, с. 144-152.

88. Тихомиров и Щепкина 1952 — М.Н.Тихомиров, М.В.Щепкина. Два памятника новгородской письменности // Труды ТИМ, М., вып.VIII.

89. Троцкий 1933 — И.М.Троцкий. Опыт анализа первой Новгородской летописи // Изв. АН СССР. Сер. VII, Отделение общественных наук. Л., N5, с.337-362.

90. Успенский 1987 — Б.АУспенский. История русского литературного языка XI-XVII вв. München.

91. Федер 1989 W.Feder. Texts of Closed Tradition: The Key to the Manuscript Heritage of Old Rus' // Harvard Ukrainian Studies, 12/13, p.313

92. Феннел 1980 — J.Fennell. The Tatar Invasion of 1223: Source problems. -Forschungen zur osteuropaischen Geschichte, Bd.27, p. 18-31.

93. Франчук 1986 — Франчук В.Ю. Киевская летопись: Состав и источники в лингвистическом освещении. Киев.

94. Черепнин 1948 — Л.В.Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. 4.1. М.; Л.

95. Шахматов 1897 — A.A.Шахматов. О начальном Киевском летописном своде //ЧОИДР, кн.З, с.1-58.

96. Шахматов 1908 — A.A.Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. Спб.

97. Шахматов 1909 — A.A.Шахматов. Предисловие к Начальному киевскому своду и Несторова летопись// ИОРЯС, т. 13, кн.1, с. 213-270.

98. Шахматов 1915 — A.A.Шахматов. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Пг.

99. Шахматов 1916 — A.A. Шахматов. Повесть временных лет. т.1, Спб.

100. Шахматов 1938 — A.A.Шахматов. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.; Л.

101. Шахматов 1947 — A.A.Шахматов. Киевский Начальный свод 1095 года // A.A.Шахматов. 1864-1920. Сборник статей и материалов. М.; Л., с.123-127.

102. Швайер 1992 — Ulrich Schweier. Zu der intra- und der intertextuellen funktionalen Belastung von Strukturelementen in der frühen ostslavischen Chroniken // Slavistische Beitrage. Band 304, München, s.269-295.

103. Щапов 1989 — Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси XI-XIII вв. М.

104. Щепкина и др. 1965 — М.В.Щепкина, Т.Н.Протасьева, Л.М.Костюхина, В.С.Голышенко. Описание пергаменных рукописей Государственного исторического музея, ч.1.Рукописи русские// Археографический ежегодник за 1964 г. М.

105. Щербатов, 1770 — История российская от древнейших времен. Сочинена князем Михайлом Щербатовым. Т.1, Спб.

106. Шлецер 1809 — Авг. Шлецер. Нестор. 4.1. М.

107. Янин 1962 — В.Л.Янин. Новгородские посадники. М.

108. Янин 1977 — В.Л.Янин. Очерки комплексного источниковедения. М.

109. Янин 1981 — В.Л.Янин. К вопросу о роли Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. // Летописи и хроники. 1980. М., с.153-181.

110. Янин 1982 — В.Л.Янин. Новгородский скрипторий рубежа XI-XII вв.// Археографический ежегодник за 1981 г. М., с.57-61.

111. Янин 1988 — В.Л.Янин. Некрополь Новгородского Софийского собора. Церковная традиция и историческая критика. М.

112. Янин 1991 В.Л.Янин. Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий. М.

113. Яниш 1874 — Н.Н.Яниш. Новгородская летопись и ее московские переделки. М.1. СОКРАЩЕНИЯ:1. Литературные памятники:

114. H1JI — Новгородская первая летопись

115. СС (H1JI) — Синодальный список H1JI

116. CCI — первая часть Синодального списка H1JI (лл.1-118об.)

117. СС2 — вторая часть Синодального списка H1JI (лл.119-166об.)

118. ПВЦ — повесть о взятии Царырада фрягами (в СС H1JI под 6712(1204) г.)

119. ГР — рассказ об избиении Глебом Рязанским рязанских князей (в обоихизводах H1JI под 6726(1218) г. ) ПК — повесть о битве на Калке (в обоих изводах H1JI под 6732(1224) г.) ПВЛ — Повесть временных лет2. Хранилища, издания:

120. ГИМ Государственный исторический музей, Москва

121. ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения

122. ИОРЯС — Известия Отделяния русского языка и словесности Санкт

123. Петербургской АН и АН СССР ПСРЛ — Полное собрание русских летописей

124. РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ И БАЛКАНИСТИКИ

125. ГИППИУС Алексей Алексеевич

126. ЛИНГВО-ТЕКСТОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СИНОДАЛЬНОГО СПИСКА НОВГОРОДСКОЙ ПЕРВОЙ ЛЕТОПИСИ

127. Специальность 10.02.01 Русский язык

128. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук