Лирическая героиня в русской лирике XIX века: На материале творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Изусина, Елена Вячеславовна

  • Изусина, Елена Вячеславовна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2005, Орел
  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 210
Изусина, Елена Вячеславовна. Лирическая героиня в русской лирике XIX века: На материале творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой: дис. кандидат филологических наук: 10.01.01 - Русская литература. Орел. 2005. 210 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Изусина, Елена Вячеславовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВЫДЕЛЕНИЯ КАТЕГОРИИ «ЛИРИЧЕСКАЯ ГЕРОИНЯ» И ПУТИ ЕЕ АНАЛИЗА.

1.1. «ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ» КАК ФОРМА ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОГО СОЗНАНИЯ.

1.2. «ЛИРИЧЕСКАЯ ГЕРОИНЯ» КАК КАТЕГОРИЯ

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ.

ГЛАВА 2. ИНТИМНЫЙ МИР ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ (НА МАТЕРИАЛЕ . ТВОРЧЕСТВА А.П. БУНИНОЙ, К.К. ПАВЛОВОЙ, М.А. ЛОХВИЦКОЙ).

2.1. ЭВОЛЮЦИЯ ОБРАЗА ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОМПЛЕКСЕ «ЛЮБОВЬ» (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА А.П. БУНИНОЙ, К.К. ПАВЛОВОЙ, М.А. ЛОХВИЦКОЙ).

2.2. ВОПЛОЩЕНИЕ ОБРАЗА ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ В

ТЕМАТИЧЕСКОМ КОМПЛЕКСЕ «СЕМЬЯ».

ГЛАВА 3. ДУХОВНЫЙ МИР ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА А.П. БУНИНОЙ, К.К. ПАВЛОВОЙ, М.А. ЛОХВИЦКОЙ)

3.1. ОБРАЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОМПЛЕКСЕ «ПОЭТ И ПОЭЗИЯ».

3.2. ОБРАЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ В СТИХОТВОРЕНИЯХ ХРИСТИАНСКОЙ ТЕМАТИКИ (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА А.П.

БУНИНОЙ, К.К. ПАВЛОВОЙ, М.А. ЛОХВИЦКОЙ).

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лирическая героиня в русской лирике XIX века: На материале творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой»

В русском литературоведении и критике женская поэзия всегда оценивалась неоднозначно. Сам факт ее существования либо безоговорочно приветствовался, либо категорически отрицался как негативное проявление процесса эмансипации, ведь осмелившись называться поэтом, женщина уравнивала себя в правах с мужчиной, а отказываясь от узко бытовой сферы применения своих способностей, претендовала на общественное поприще. Здесь таилась, по мысли противников художественной деятельности женщин, опасность опрощения, но одновременно с этим, по справедливому мнению сторонников, заключалась основа для принципиально иного, по открывающимся возможностям, развития литературы. Именно это и отмечал один из виднейших славянофилов И.В. Киреевский, который приветствовал появление на литературном Олимпе русских поэтесс: «Но теперь, с тех пор, как некоторые из лучших украшений нашего общества вступили в ряды литераторов; с тех пор, как несколько истинно поэтических минут из жизни некоторых женщин с талантом отразились так грациозно, так пленительно в их зеркальных стихах, - с тех пор название литератора стало уже не странностью, но украшением женщины; оно, во мнении общественном, подымает ее в другую сферу, отличную от обыкновенной.»[Киреевский 1911; 68] Конечно, острота этой проблемы не совсем понятна в наше время, но тот факт, что с так называемым «женским вопросом» причудливо переплелись судьбы русской литературы, не может оставить равнодушным ни одного современного исследователя ее истории.

Заслуживает особенного осмысления, на наш взгляд, тот факт, что женская поэзия чаще всего оценивалась не по своим прямым достоинствам или недостаткам, а по не совсем художественным критериям. Преимущественное внимание к жизни русских сафо1, скептическая

1 Так, Э.И. Стогов утверждал, что успехи Буниной на литературном поприще объяснялись близостью к императорскому двору, знакомством с княгиней Ольдербургской (Екатериной Павловной) и императрицей Марией Федоровной[Стогов 1903; 131]. И.И. Панаев, А.Я. Головачева осуждали поведение К.К. Павловой в быту, ее «любовь к снисходительность по отношению к их творчеству со стороны «собратьев по литературному цеху» в немалой степени способствовали упрощенному пониманию особенностей и возможностей женского художественного сознания. При этом, справедливости ради следует отметить, что русские поэтессы и сами подавали многочисленные поводы для подобного отношения, признавая вторичность своего творчества и расписываясь в собственной неопытности.

Отсутствие представлений о закономерности процесса вхождения женщин в литературу не только не способствовало развитию особой отрасли словесного искусства, но и исключало саму возможность общественного признания. Умноженная на перипетии литературной борьбы, патриархальность большинства русских литераторов XIX столетия иногда выражалась в откровенно неуважительном отношении к женщинам-поэтам. Так, А.П. Бунина, оказавшаяся в центре ожесточенной полемики между сторонниками «Беседы любителей русского слова» и арзамассцами, обвинялась последними в художественной беспомощности и нехудожественном использовании женского обаяния .

В таком контексте по рыцарски любезным кажется Е.А. Баратынский, в обращении к поэтессам-современницам всего лишь налагавший на них запрет: «Не трогайте парнасского пера!» Но его сверстник, бывший арзамасец по прозвищу «Сверчок», был более жестким и неумолимым, театрализации», эгоизм. П.П. Перцов писал о «нашумевшем романе» М.А. Лохвицкой и К.Д. Бальмонта (недоумение вызывает и то, что современная исследовательница Т.Д. Александрова также пытается разобраться в истории интимных отношений поэтессы, не имея при этом никаких материальных свидетельств. Вполне возможно, что за тайную любовь М.А. Лохвицкой она принимает мистификацию).

2 С.С.Уваров в пылу полемики не пощадил ни ее литературного таланта, ни женского достоинства, когда говорил: «У подошвы русского Пинда, посреди Беседы, цвела некогда нежная и скромная Певица. С самой колыбели она почувствовала влияние гениев и вздрагивала при имени седого деда. В зимний холод согревалась она у племянника его поэзии. Собравшись к огонечку, вся семья внимала с восхищением истинно ребяческим повестям седого деда; а когда матки придут святки, то юная Сафо предавалась всем движениям пылкого воображения. Таким образом летели дни и годы. Сафо и Фаон жили одной душою, увлекались одним чувством, писали одним пером. Уверяют даже, что красноречивый старец рукою, призывавшего на брань народов и царей, прижимал к сердцу страстную певицу, и — чинил ей иногда перья. Любезная простота нравов! Тебя не знает, кто не чтит Беседу!» Цит. по: [Свиясов 2003; 238-239]. Еще грубее и прямолинейнее был Д.В.Дашков. отказывая представительницам прекрасного пола в праве на творчество и даже ставя под сомнение их способность понимать стихи: «Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью самой раздражительною, едва ли не отказывала им в чувстве изящного. Поэзия скользит по слуху их, не досягая души; они бесчувственны к ее гармонии; примечайте, как они поют модные романсы, как искажают стихи самые естественные, расстраивают меру, уничтожают рифму»[Пушкин 1962; 16].

Пожалуй, не менее оскорбительной крайностью была безудержная «похвальность» всего того, что было создано русскими сафо. Такое отношение, например, еще сильнее задевало А.П. Бунину, которая искренне желала быть равной мужчинам в праве на объективную критику: «Стихотворец охотнее осыпает похвалами женщину-писательницу, нежели ^ своего товарища; ибо привык о себе думать, что знает больше, чем она. Он готов расточать ей комплименты, самые даже неумеренные <.> Мадригалы нравятся женщинам легкомысленным. Та, которая привыкла рассуждать, желает только, чтобы с нею достойно обходились. Не хвали ее, но не приноси в жертву своей гордости.»[Бунина 1902; 503]. Но, невзирая на возражения и протесты, современники продолжали восторгаться ее творчеством только потому, что «женщина-поэт, явление редкое в нашем Отечестве»[Мордовцев 1874; 48]. К сожалению, нельзя сказать, что положение в этом вопросе существенно изменилось в середине и конце XIX столетия.

Для большинства сочувствующих было очевидным, что появление женщины в литературе связано с потребностью самореализации: «новая русская женщина еще не пробовала своих сил в общественной деятельности»[Мордовцев 1874; 48]. Эта формула, как приговор, довлела над русскими поэтессами постоянно, заставляя их отчаянно сопротивляться этой художественной дискриминации. Не случайно, что Д.А. Мордовцев, отмечал особое отношение поэтесс к «женскому вопросу». А.П. Чехов принимал их потребность к самореализации в общественной жизни как форму проявления женской свободы [Чехов 1895; 169]. «Передовыми женщинами» своего времени называл поэтесс С. Эрнст [Эрнст 1916; 7].

Но даже самые доброжелательные отзывы не повлияли на отношение к женской поэзии, которая долгое время воспринималась как вторичное явление литературного процесса. На протяжении всего XIX века в критике, а затем и в литературоведении, проблемы женского творчества анализировались в основном лишь в двух аспектах: литературные заимствования и подражания (по существу, вопрос о вторичности женской поэзии) (Б. Садовской, С. Эрнст, Б. Грифцов, Э.И. Стогов), женская поэзия в контексте эпохи (С. Шевырев, К.Я. Грот, Ап. Григорьев, А.П. Чехов, Д.В. Григорович). Следует отметить, что ни одна публикация, посвященная творчеству А.П. Буниной, К. К. Павловой и М. А. Лохвицкой, не обходилась без попыток связать лирику поэтесс с теми или иными литературными именами.

Первая объективная оценка лирики А.П. Буниной была дана известным пушкинистом К.Я. Гротом, который, анализируя «Альбом» поэтессы, определил ее особое отношение к «женскому вопросу» и, оценивая достоинства автора, подчеркивал, что, вошедшая в русскую культуру под именами «Русская Сафо», «Северная Каролина», «Десятая муза», Бунина навсегда останется в памяти россиян как «явление нашей литературной истории»[Грот 1902; 501].

Биограф поэтессы А.П. Чехов также считал, что ее творчество было одним из проявлений женской свободы, и особо отмечал, что А.П. Бунина отстояла свое право на самостоятельность и в жизни, и в творчестве. В частности, он придавал особое значение тому, что поэтесса жила без родственников и даже без компаньонки в собственной квартире, что было не принято в дворянском кругу начала XIX века[Чехов 1895; 169].

Для критики последующей эпохи творчество А.П. Буниной не представляло особенного интереса. Так, Э.И. Стогов в конце XIX века утверждал: «Теперь не стали бы читать ее сочинений»[Стогов 1879; 52]. И таких критических оценок было довольно много. Некоторые рьяные приверженцы новой литературной эстетики, как, например, А.А. Волков, даже считали А.П. Бунину «ничтожным стихотворцем»[Волков 1915 ; 27].

При этом следует отметить, что критиков и литературоведов больше интересовало влияние поэтов-мужчин на ее творчество. Считалось, что лирика А.П. Буниной испытала влияние А.С. Шишкова (Е.В. Свиясов), И.И. Дмитриева, Г.Р. Державина (К.Я. Грот). Если же прямые аналогии не обнаруживались, то просто уточнялось, что «на Буниной <.> лежит печать нравственного воздействия кружка Н.И. Новикова, Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина»[Стогов 1879 ; 52].

Долгое время творчество А.П. Буниной было предано забвению. Современное литературоведение обращалось к творчеству поэтессы эпизодически и не всегда корректно. Так, В.В. Ученова, называя А.П. Бунину «первой царицей российской лирической музы», указывала, что поэтесса первой смогла преодолеть тематическую узость, свойственную женской поэзии: «Крепнущий поэтический голос Анны Буниной все реже обращается к воспеванию любовных вздохов, что в ту пору представлялось единственно возможной темой женской поэзии» [Ученова 1989; 4].

Отражением непоследовательности и поверхностности в изучении творчества А.П. Буниной можно считать и биографическую статью, опубликованную в словаре «Русские писатели», в которой дается краткая аннотация творчества поэтессы и рассматривается тема назначения поэта и поэзии. Исследователь А.К. Бабореко утверждает: «Бунина воодушевлена была идеей.о великом назначении поэта, мудреца, в очах которого «небесный огнь горит», глагол певца, по словам Буниной, должен разить «злобное коварство», «суемудрие» и вещать истину людям» [Бабореко 1990; 130]. При этом другие аспекты творчества поэтессы в статье не затрагиваются, что связано, очевидно, с основной установкой автора: познакомить читателей с личностью поэтессы.

В безусловно значительном диссертационном исследовании Бочарова Д.В. «Творчество А.П. Буниной в контексте русской литературы 1810-х годов» рассматривается всего лишь один из важнейших, с точки зрения исследователя, период творчества поэтессы, связанный с противостоянием двух лагерей: «литературных староверов» и кружком арзамасцев.

По справедливому наблюдению Д.В. Бочарова, А.П. Бунина смогла, оставаясь поэтом «старой школы», органично использовать новую поэтическую стилистику и обратилась к жанрам, привнесенным в русскую литературу романтиками. Но объяснений причин этого творческого синкретизма в тексте диссертации не приводится. Наиболее интересными и объективными, на наш взгляд, являются наблюдения исследователя над жанром элегии, который был характерен для поэзии В.А. Жуковского и его последователей и не использовался в творчестве «шишковцев» [Бочаров 1991; 7 - 9]. В этом контексте не вызывают возражения и выводы ученого, определяющего творчество поэтессы как «переходное».

К сожалению, анализ научно-критической и литературоведческой литературы, посвященной творчеству А.П. Буниной, заставляет говорить о том, что изучение ее наследия находится в стадии становления и еще ждет своего исследователя.

Творчество К.К. Павловой, «Московской Сафо», как называл ее А.С. Пушкин [Гроссман 1922; 12], на протяжении длительного времени интересовало критиков и литературоведов в основном только как образчик художественной вторичности. К 60 - 70-м годам XIX века ее имя было забыто, и лишь в конце XIX - начале XX века к осмыслению творчества поэтессы обратились сначала биографы (Д.И. Павлов, П.И. Бартенев, К. Храневич, Д.Д. Языков), затем критики, стремившиеся определить место К.К. Павловой в литературном процессе (Б. Садовской, С. Эрнст, Б. Грифцов), а потом литературоведы: В.Я. Брюсов, желавший «открыть» творчество забытой русской поэтессы для читающей публики, Б. Рапгоф, исследовавший «эволюцию мировоззрения» К.К. Павловой [Рапгоф 1916; 3].

Издание стихов К.К. Павловой с комментариями В.Я. Брюсова, в свою очередь, стало объектом широкой дискуссии. Литературовед А.И. Белецкий в «Известиях Отделения русского языка и словесности» выступил со статьей, в которой отмечал неточности в публикации некоторых текстов и в комментариях к ним и высказывал важную мысль о необходимости системного изучения женского литературного творчества [Белецкий 1917; 202]. И.Б. Смольянинов критиковал «небрежность подготовки двухтомника», многочисленные опечатки, неверную датировку, приписывание чужих стихов, бездоказательность некоторых фактов биографии [Смольянинов 1915 ;3].

Особое место в истории изучения творчества К.К. Павловой занимает статья Ю. Айхенвальда «Каролина Павлова», опубликованная в первом выпуске книги «Силуэты русских писателей». В ней критик утверждал мнение о том, что для поэтессы характерно «углубленное ощущение двойственности жизни». Бытие, по мнению Ю. Айхенвальда, делится К.К. Павловой, на две сферы: «жизнь внешнюю» и «жизнь внутреннюю», аналогом первой является проза, а второй - поэзия. Таким образов, по мысли исследователя, в центре творчества поэтессы лежит традиционная романтическая антитеза проза/поэзия. Естественно, что поэтесса делает акцент на внутренней жизни и стремится «.рассказать свою женскую душу, свою внутреннюю биографию» [Айхенвальд 1994; 154].

Отношение к творчеству К.К. Павловой кардинально изменилось в 20-е годы XX века, когда история литературы стала оцениваться с жестких идеологических позиций. Так, комментарии Е.П. Казановича к изданию стихотворений 1939 года насыщены традиционными для той эпохи инвективами и штампами о тематической узости лирики поэтессы [Казаневич 1939].

К объективной оценке творческой деятельности К.К. Павловой литературоведение вернулось только в конце 50-х годов XX века, когда в «Научных записках Черновицкого государственного университета» была опубликована статья P.M. Волкова «Русская баллада первой четверти XIX столетия и ее немецкие параллели» [Волков 1957; 83]. Рассмотрению баллады и роли поэтессы в развитии этого жанра посвящена и публикация Н.А. Лобковой «Русская баллада 40-х годов XIX века» [Лобкова 1969; 172], в которой лирический герой К.К. Павловой интерпретирован как переосмысление немецкой традиции (Э.Т.А. Гофман, Новалис, Л.Тик).

Новый этап изучения творчества поэтессы был связан с именем выдающегося литературоведа П.П. Громова. В обстоятельной статье, предваряющей издание стихов К.К. Павловой 1964 года, исследователь убедительно доказывал самобытность поэтессы, категорически не соглашаясь с утверждениями о вторичности и подражательности ее творчества. «Многое в индивидуальной художественной позиции К. Павловой объясняется тем, что она пытается осуществлять новые поэтические тенденции, сохраняя прямые явные связи с предшествующей, пушкинской эпохой» [Громов 1964; 21], - утверждал исследователь.

Не отрицая связи поэтессы с немецким романтизмом, П.П. Громов обнаруживает и специфические черты в лиро-эпических произведениях К.К. Павловой: отсутствие безысходности и субъективного истолкования ситуаций, разделение мироощущения автора и героя, изображение реального мира.

Идеи П.П. Громова получили развитие в «Краткой литературной энциклопедии», «Истории русской поэзии» под редакцией С.М. Городецкого и академическом издании «История русской литературы» (1981).

Из перечисленных исследований наибольший интерес, на наш взгляд, представляет фрагмент статьи Л.М. Лотман, включенный в «Историю русской поэзии». Как и ее предшественники, исследовательница обнаруживает связь поэзии К.К. Павловой с эстетическими программами Ап. Григорьева и А.П. Толстого, Н. Языкова, А. Баратынского и указывает, что ее поэтическое творчество вобрало в себя идеи философского романтизма и психологического реализма. и

Основной темой лирики К.К. Павловой 30-х годов исследовательница называет тему поэта и его места в обществе: «Павлова доходит в провозглашении независимости поэта до утверждения полной прихотливости, причудливости творца», в то же время она «отдала дань и историко-философским поэтическим размышлениям» [Лотман 1969; 165].

В анализе «утинского «цикла поэтессы Л.М. Лотман обращает внимание «на усвоение поэтессой достижений психологического романа середины века» [Лотман 1969; 166], именно это позволяет ученому сделать вывод о том, что К.К. Павлова сумела объединить в своем творчестве романтические и реалистические тенденции.

Уникальным является фрагмент статьи «Поэзия 40-50- годов» Б.Я. Бухштаба, посвященный литературной деятельности К.К. Павловой. Исследователь верно определяет основной пафос творчества поэтессы, которое называет «лирикой женского сердца». Б.Я. Бухштаб выступает против обвинений К.К. Павловой в холодности и отсутствии «чувства», и доказывает, что именно эмоции и переживания являлись основной темой ее творчества. «Холодность» же поэтессы он объясняет рационалистическим складом ее ума, внутренним достоинством личности. «Чувство как бы замуровано в холодном стихе: мы слышим голос женщины, говорящей о пережитых страданиях спокойно, с мужественным достоинством. Чувство описано обобщенно-ретроспективно и сдержанно» [Бухштаб 1970; 28]. Интересными и важными представляются наблюдения Б.Я. Бухштаба над стилистическими особенностями лирики К.К. Павловой, которые выражаются в «стремлении к замкнутым, обстоятельным фразам с установкой на адекватность», смелых сравнениях, «тонкой игре антитезами, четких афоризмах, броских концовках» [Бухштаб 1970; 29].

В последние годы XX столетия появились две диссертации, посвященные проблемам переводческой деятельности К.К. Павловой (А.И. Алексеева «Лингвистический анализ переводов К. Павловой» и Н.В. Фомичевой «Переводческая деятельность и литературные связи Каролины

Павловой»), созданы обстоятельные биографии поэтессы (И. Решетилова, М.Ш. Файнштейн, A.JI. Зорин, В. Фридкин, И.Б. Роднянская). Исследовались отдельные аспекты творчества поэтессы, в частности «утинский» цикл (Н.Г. Чертковер, О.Г. Золотарева, Н.А. Табакова, JI.K. Граудина). Работы Чертковер Н.Г. и Золотаревой О.Г. являются, на наш взгляд, наиболее важными разработками в осмыслении принципов циклизации и понимания некоторых особенностей творчества К.К. Павловой.

Определенный интерес представляет собой статья Е.Н. Лебедева, предваряющая последнее издание стихотворений поэтессы (1985 г.). Исследователь называет поэтессу «представительницей переходной эпохи» и объясняет некоторую противоречивость творчества К.К. Павловой «нестабильностью самой русской жизни 40-х годов». «Век-торгаш» привнес в общественное сознание «духовный раскол, бездуховную противоречивость и обособленность индивидуального сознания» [Лебедев 1985; 8]. Попыткой преодоления внутреннего кризиса, стремлением возвратить личности потерянную ею цельность определяется, по мнению Е.Н. Лебедева, внутреннее содержание всей лирики поэтессы.

Во вступительной статье С.Б. Рассадина «Неизвестный соловей», предваряющей последнее издание стихов К.К. Павловой, помимо традиционных сведений биографического характера, перечисления различных точек зрения на творческий путь поэтессы, современный критик высказывает предположение о том, что поэзия Каролины Павловой явилась предтечей творчества М.И. Цветаевой [Рассадин 1964; 19].

Автор публикации ««Мое святое ремесло!» О поэзии К.К. Павловой» Л.К. Граудина безоговорочно признает существование женской поэзии как особого литературного явления, в котором отводится «особое место» лирике К.К. Павловой. Исследовательница рассматривает жанрово-стилистические особенности творчества поэтессы и определяет, что для К.К. Павловой характерна «медитативная лирика философского содержания с ярко выраженными мотивами неизбежного одиночества и размышления о женской доле» [Граудина 2004; 23], что было вообще свойственно русской женской лирике. Но в то же время JI.K. Граудина считает, что содержательная сторона поэзии К.К. Павловой была значительно масштабнее, чем лирика ее современниц, а «лирическое «я» поэзии К. Павловой не ограничивалось проблемами только личной жизни поэтессы. Ей были не чужды гражданские, социальные и исторические темы, размышления о судьбе человека в обществе» [Граудина 2004; 24].

Большая и, без сомнения, лучшая часть статьи JI.K. Граудиной посвящена раскрытию положения о христианстве как духовной основе мировоззрения К.К. Павловой. В результате детального лингвостилистического анализа исследовательница приходит к выводу о том, что христианство «пронизывало» все творчество поэтессы: «Тема христианства, его истории, образ Бога, библейские сюжеты» [Граудина 2004; 24] определяли использование возвышенной лексики, яркого синтаксиса (инверсии, симметричного параллелизма стиховых рядов) в поэзии К.К. Павловой.

В диссертационном исследовании Т.А. Табаковой «Творчество Каролины Павловой» доказывается приверженность поэтессы романтической поэтике, игнорирование ценностей «жизни внешней», выдвижение на первое место поэзии как высшего проявления творческого начала и особой роли миссии поэта. Исследовательница утверждает, что романтическое сознание К.К. Павловой сформировалось в эпоху расцвета русского романтизма. Однако творческая зрелость поэтессы пришлась на более позднюю эпоху, отличавшуюся «переходным» характером. «Новое время (прагматические тенденции, усиление интереса к объективной действительности) потребовали от К. Павловой существенной жертвы. Одновременно с представлениями о высокой миссии поэта-романтика («последний поэт в век железный») рождается концепция о «труде», «святом ремесле», примиряющая ценности уходящей в прошлое и новой эпохи» [Табакова 1999; 14].

Следует отметить, что Т.А. Табакова одной из первых в современном литературоведении остановилась на проблеме религиозности поэтессы. Исследовательница считает, что к середине 50-х годов в творчестве К.К. Павловой усилились «примирительные тенденции». Причину этого Т.А. Табакова видит в том, что поэтесса пришла к необходимости Веры, славянофильскому пониманию идеи религиозного отречения. Укреплением религиозной позиции К.К. Павловой объясняет исследовательница выделение второго периода в творчестве поэтессы.

Своеобразным итогом изучения творчества К.К. Павловой на современном этапе является монография М.Ш. Файнштейна ««Меня Вы называли поэтом.» Жизнь и литературное творчество К.К. Павловой в ретроспективе времени» (2002 г.) Исследователь выделяет два периода в творчестве поэтессы. Первый - романтический период - исследователь называет синтетическим, объединяющим «философский романтизм Германии и духовные искания русской школы» [Файнштейн 2002; 51], и утверждает, что К.К. Павлова одновременно испытывала влияние Ф.В.Й. Шеллинга, Ф. Шиллера, с одной стороны, и А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Е.А. Баратынского, с другой. Особенно ценным оказывается наблюдение над заимствованием из немецкой литературы жанровых форм, сюжетов и образов.

Второй период - реалистический - исследователь связывает с изменениями в личной жизни поэтессы, вспыхнувшим в ее душе чувством и последующим разочарованием. Исследователь утверждает, что в творчестве К.К. Павловой «легко угадывается» жизнь «самой Каролины», а «единственным спасением» для нее называет творчество [Файнштейн 2002; 69].

Вслед за Ю. Айхенвальдом и Л.М. Лотман М.Ш. Файнштейн отмечает психологизм лирики поэтессы, доказывая, что творчество К.К. Павловой является «многогранным»: «Ей характерна и особая волнующая лиричность, и бескомпромиссная гражданственность» [Файнштейн 2002; 69], т.е. наряду с интимной и философской лирикой в творчестве поэтессы значительное место занимает поэзия гражданского звучания. Центральной же темой творчества К.К. Павловой М.Ш. Файнштейн безоговорочно называет тему назначения поэта и поэзии: «Важнейшая из тем в творчестве Павловой - «поэт и общество», постоянно присутствующая во множестве посланий и дум» [Файнштейн 2002; 53].

Достоинства монографии заключаются в умелой систематизации материалов и обобщении всего, сделанного предшественниками.

В современной западной славистике изучением творческой биографии К.К. Павловой занимались Б. Леттманн-Садони, автор работы «Каролина Карловна Павлова. Поэтесса русско-немецкого направления»; Ф. Гепферт «Поэтессы и писательницы России с середины XVIII до начала XX века»; польская исследовательница В. Лящак «Каролина Павлова. Лирическая психобиография». Работы эти в основном носят описательный характер и по большей части являются вторичными по отношению к исследованиям отечественных ученых.

Особо следует отметить, что творчество поэтессы стало предметом изучения зарубежных феминисток, для которых Каролина Павлова - автор, максимально точно выразивший идею освобождения женщины (Б. Хелд > «Ужасное совершенство: женщины и русская литература»; Д. Грин «Словарь русских женщин-писательниц»; К. Кэлли «История русской женской прозы. 1820 - 1992»). Полемический и не всегда научный характер этих изданий не позволяет говорить об их влиянии на изучение творчества русской поэтессы в целом.

Жизнь и творчество Мирры Александровны Лохвицкой также были предметом ожесточенных споров в критике и литературоведении. Положительную оценку лирики поэтессы давали Н.М. Минский и Вячеслав Иванов, снисходительно относились в ней Л.Н. Толстой и В.И. Немирович-Данченко. И.А. Бунин искренне восхищался М.А. Лохвицкой как человеком. А. Волынский, К. Бальмонт, Н. Абрамович, Н. Поярков безоговорочно принимали эстетическую программу поэтессы и именовали ее певицей культа страстного и раскрепощенного чувства. Д. Михайлов называл стихи М.А. Лохвицкой «источником свежей нравственной силы»[Михайлов 1904; 497]; В.Я. Брюсов утверждал, что «песни греха и страсти - лучшее, что создала.» поэтесса[Брюсов 1975; 318]; анонимный критик журнала «Нива» увидел в М.А. Лохвицкой продолжательницу Сафо и отмечал, что талант поэтессы «шире и ярче, чем у большинства современных писателей и писательниц»[Нива 1905; 771 ], Е.Н. Поселянин (Погожаев) писал о том, что «она была одной из первых женщин, так же откровенно говоривших о любви с женской точки зрения, как раньше говорили о ней, со своей стороны, только мужчины»[Поселянин 1905; 4].

Точное и эстетически обоснованное понимание поэзии М.А. Лохвицкой показал критик А.Измайлов, который писал: «Поэзия М.А. Лохвицкой - это исповедь трепещущего женского сердца, стихийное изъявление любовного чувства. Обнаженность темы, оказывающая шокирующее воздействие на значительную часть публики, прежде всего буржуазно-обывательской, столь неожиданный, подчас эмпатический стиль ее поэзии воспринимались как попытка поэтическим словом отстоять право женщины на собственное чувство, собственный голос не только в литературе, но и в обществе. Волнуя читателей, поэтесса тем самым сознательно или бессознательно, но своеобразно решала ставший в то время актуальным вопрос, связанный с женской эмансипацией»[Измайлов 1905; 3].

Критики демократического лагеря, напротив, находили в лирике М.А. Лохвицкой «изумительную узость духовного кругозора», «чисто институтскую наивность и неразвитость»[Якубович 1903, 77], нескромность»[Краснов 1897; 152], излишнюю страстность в описании чувств [Краснов 1900; 198]. Негативную оценку давали ее творчеству и такие представители демократов, как Е. Соловьев-Андреевич, Ф. Маковский.

Первой статьей, объективно оценивающей творчество М.А. Лохвицкой, была публикация Н.Я. Абрамовича «Эстетика и эротика», в которой лирика поэтессы осмыслялась как часть единого литературного процесса. Известный литературовед обращал внимание на то, что М.А. Лохвицкая заняла определенную, не заполненную до этого, литературную нишу. Она стала писать о нетрадиционном для целомудренной русской поэзии - чувственной любви. Заслугу поэтессы Н.Я. Абрамович видел в том, что она смогла «сохранить себя в поэзии «цветком земли», дать частицу жизненной стихийности, быть в лирике не выдуманной, не затянутой в модный наряд идей и образов, а существом во плоти и крови, осуществляющим в прекрасной полноте вечный закон любви и рассвета. .»[Абрамович 1908; 97]. Особенно знаменательно для нашего исследования рассмотрение образа лирической героини, который предпринял исследователь. В соответствии с существующими нормами своего времени, Н.Я. Абрамович называет его «поэтесса». По существу - это первая попытка анализа образа лирической героини М.А. Лохвицкой. Рассуждения Н.Я. Абрамовича достаточно субъективны, но его стремление охарактеризовать именно лирическую героиню, а не саму поэтессу, представляется важным и знаменательным.

Но, поистине, открывателем поэзии М.А. Лохвицкой для современного литературоведения был один из крупнейших знатоков русской литературы Г.А. Бялый. Он противопоставил ее творчество «эклектическому направлению» поэзии конца XIX века, как не знающее диссонансов жизни, жизнерадостное и яркое, как поэзию «мира чистой красоты». Но при этом он критически оценивал тематическую узость и ограниченность образной системы творчества М.А. Лохвицкой, а также указывал на специфические черты лирической героини М.А. Лохвицкой: противоречивость и экзальтированность.

В дальнейшем творчество М.А. Лохвицкой рассматривалось как начало символизма (В. Саянов), как реализация идей «чистого искусства» (Л.К. Долгополов) или «новой» поэзии (К.А. Кумпан); как поэзия самобытная, находящаяся вне художественных систем (Е.В. Иванова); как поэзия предсимволизма (А. Ханзен-Леве)3, как декадентская лирика (С. Сайоран), как поэзия, «не принадлежащая к какому-либо отдельному движению» (К. Томэй) [Tomei 1997; 452 ], как поэзия «переходного» периода (В. Марков и Н.В. Банникова), поэзия «безвременья» (С.В. Сапожков).

Последние десятилетия XX века характеризуются активизацией интереса к творчеству М.А. Лохвицкой. Среди разнообразных материалов и публикаций можно выделить статью «Время и поэзия Мирры Лохвицкой» Г.Лахути, которая посвящена изучению биографии поэтессы и многочисленных откликов на ее творчество среди русских писателей и критиков. Подробные описание и масштабная цитация объясняются подспудным стремлением автора статьи реабилитировать поэтессу, объяснить современному читателю роль М.А. Лохвицкой в литературном процессе рубежа XIX и XX веков.

В статье можно выделить несколько важных полемических моментов, способствовавших переоценке творчества М.А. Лохвицкой: несогласие с мнением о противоречивости мировоззрения поэтессы и верное, но совершенно не подготовленное и не доказанное материалами статьи утверждение о религиозности и «истинном христианстве поэзии Мирры Лохвицкой» [Лахути 1994; 24].

Последнее утверждение Г. Лахути вызвало негативную реакцию В. Макашиной, автора биографической статьи ««Чайная роза» русской поэзии», которая писала: «дана еще одна, достаточно тенденциозная, трактовка творчества поэтессы. »»[Макашина 1997; 8]. Данную точку зрения поддерживает и Т.Ю. Шевцова: «Стремясь популяризировать наследие Лохвицкой в наши дни, автор представил ее поэтессой сугубо религиозной

3 Это совпадает с точкой зрения на литературный процесс конца XIX века З.Г. Минц: «В русской литературе 1880-х годов определенно выделяются пласты, объективно близкие к «новому искусству» следующего десятилетия и привлекавшие внимание символистов, которые.могут быть объединены понятием «пре(д) символизм». Это лирика «школы Фета», поздненародническая поэзия, «философская поэзия восьмидесятников, творческая система Вл. Соловьева, стилистические поиски «натуралистического», «имприссионистического», «неоромантического» и т.п. характера и ряд других явлений литературной эпохи»[Минц 1988; 145]. направленности. Отсюда тенденциозен отбор стихов, написанных лишь на данную тему.Практика отбора и трактовка якобы как главного этого направления в творчестве Лохвицкой ведет к явному сужению ее поисков и поэтических свершений» [Шевцова 1996; 74].

Следует отметить, что пафос диссертационного исследования В. Макашиной «Мирра Лохвицкая и Игорь-Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур», в свою очередь, сводится к совершенно необоснованному утверждению о принадлежности творчества поэтессы к «массовой культуре».

С 70-х годов XX века имя М. Лохвицкой стало привлекать западных исследователей. Прежде всего, это было связано с активизацией идей феминистского движения. Исследователи Б. Хельд, Д. Тауман, К. Томей достаточно плодотворно пытались связать раскрепощение женского начала в поэзии Лохвицкой с процессом эмансипации.

Современные западные ученые Р. Гридан, Б. Хельд, С. Сайоран, К. Гроберг, изучая творчество М.А. Лохвицкой, отмечают прежде всего то, что ее художественные искания предвосхитили любовную лирику М. Цветаевой и А. Ахматовой. К. Гроберг находит параллели с творчеством И. Северянина, библейскими сонетами Г. Шенгели, «сафическими строфами» Софии Парнок [Groberg 1994; 383] и отмечает, что М.А. Лохвицкая характеризуется общепризнанным высоким уровнем творчества, которое «расширило область возможностей для женщин, которые будут создавать поэзию в XX веке» [Groberg 1994; 383]. Важным, на наш взгляд, является то, что в основном работа К. Гроберг посвящена особенностям стихосложения поэтессы, рассмотрению проблемы музыкальности, своеобразия ритмики и «аранжировки» [Groberg 1994; 381 - 384].

В противоположность этому Р. Гридан сосредоточила свое внимание на интимной лирике поэтессы и пришла к выводу о том, что «любовная лирика М. Лохвицкой подготовила почву для появления А. Ахматовой» [Greedan 1982; 30]. Эта мысль развивается и в работах Б. Хельд, которая высказывает предположение о том, что «поэтические искания Ахматовой и Цветаевой имеют отношение к традиции освобождения женщины у Лохвицкой» [Held 1987; 176]. В рамках этой же концепции С.Сайоран указывал не «неприкрыто эротическую и чувственную природу» стихов Лохвицкой [Cioran 1974; 317], К. Келли, как и в статье о К.К. Павловой, основной акцент делает на феминистской природе творчества поэтессы, на ее праве занимать достойное место в литературном процессе наряду с поэтами-мужчинами. С этих же позиций подошел к пониманию творчества М. Лохвицкой В.Ф. Марков, считающий, что ее лирика во многом предвосхитила поэзию К. Бальмонта, Вяч. Иванова, 3. Гиппиус, А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой.

В противоположность феминистской позиции зарубежных исследователей, современные отечественные литературоведы, в связи с явно наметившимся интересом к творчеству М.А. Лохвицкой, сосредоточили свое внимание на выявлении творческих связей поэтессы, обнаруживая влияние К.Н. Батюшкова, Л.А. Мея, А.А. Фета (В.Г. Макашина), К.Д. Бальмонта, И.А. Бунина (Е.В. Свиясов). В исследованиях последнего десятилетия рассматриваются идейно-эстетические искания и «нравственно-эстетические ориентиры» поэтессы (А.А. Девякина, И.Г. Минералова), определяется ее место в литературном процессе конца XIX - начала XX века (В.Г. Макашина, С.В. Сапожков). Уже в нынешнем тысячелетии появилось два издания лирики поэтессы, разрушившие вакуум, который существовал вокруг творчества этого удивительного и во многом непостижимого мастера художественного слова.

Из исследований последних лет наибольший интерес вызывает диссертационное исследование Т.Ю. Шевцовой «Творчество Мирры Лохвицкой: традиции русской литературной классики»(1998). На основе сопоставительного анализа лирики М.А. Лохвицкой с поэзией ее современников автор приходит к выводу о том, что творчество поэтессы отвечало «глобальным запросам времени». Основой поэзии М.А. Лохвицкой Т.Ю. Шевцова считает интимную лирики с характерными мотивами: любовь

- мечта о счастье, любовь — испытание, любовь - страсть, любовь - познание жизни, любовь - память, любовь - трагедия утрат. Исследовательница настаивает на том, что поэзия М.А. Лохвицкой — это своеобразные лирический дневник: «волнение первого свидания», «светлый образ первоначальной взаимной близости», обретение счастье, разрыв, «гибель надежды» [Шевцова 1996; 12].

Не вызывает возражений сопоставление лирической героини М.А. Лохвицкой и А.А. Ахматовой, проведенное на страницах диссертации. Важно, что Т.Ю. Шевцова обнаруживает общую для поэтесс «концепцию «любви-трагедии». «В их стихах раскрывается мучительная драма поверженного чувства, безнадежной потери счастья, горькие и страстные переживания» [Шевцова 1996; 13], - пишет исследовательница. Обнаруживает она и определенную перекличку образов и мотивов лирики М.А. Лохвицкой и М.И. Цветаевой.

Выбранная Т.Ю. Шевцовой методика лингво-поэтического анализа текста (традиции Г.О. Винокура, В.М. Жирмунского, Н.М. Шанского), позволила выявить характерную для лирики М.А. Лохвицкой систему мотивов и образов, доказать, что эстетические искания поэтессы восходят к творчеству Пушкина, Лермонтова, Фета и Майкова. «Влияние пушкинского гения сказалось в общей оптимистической направленности ее творчества, романтической устремленности к совершенству, гармонии, идеалу. Восприятие дисгармонии мира поэтессой, противоречий между земным и небесным, светом и тьмой, раем и адом, богом и Дьяволом непосредственно связано с лермонтовскими произведениями. Именно под их влиянием зародилось мучительное состояние лирического «я» Лохвицкой, претерпевшего раздвоенность, болезненные диссонансы, смятенность. От Фета поэтесса унаследовала поэзию «настроений», устремленную у передаче внутреннего мира личности, сильное «мелодическое» воздействие, тяготение к субъективизации реалий. С Ап. Майковым роднил Лохвицкую общий художетсвенный подход к созданию античного цикла: четкость композиционных контуров, декоративность и ясность рисунка, скульптурная выразительность образа» [Шевцова 1996; 14 - 15].

Жизнь и творчество М.А. Лохвицкой стало объектом изучения Т.Л. Александровой, автора подробной, но во многом бездоказательной биографии поэтессы. К достоинствам исследования можно отнести богатый фактический материал: цитацию критических статей и писем современников поэтессы, важные, но во многом вторичные, наблюдения интертекстуального характера (связь с творчеством Лермонтова и Майкова) [Банников 1979] рассмотрение мотива избранничества поэта, замечания о типологическом сходстве «Фейных сказок» К.Д. Бальмонта и «фей» М.А. Лохвицкой [Александрова 2003; 13].

Но есть в работе и досадные погрешности: отождествление художественного автора и лирической героини, смешение автора художественного и биографического[Александрова 2003; 17], пересказ поэтических текстов [Александрова 2003; 34, 58, 85]. На наш взгляд, стереотипным оказывается и утверждение о приоритете в творчестве поэтессы любовной тематики: «Интерес к проблеме счастья, возможность счастья, стремление найти «разгадку бытия» заставили Лохвицкую замкнутся на теме любви» [Александрова 2003; 18].

В 2004 году была защищена диссертация Т.Л. Александровой: «Художественный мир М. Лохвицкой», в которой была предложена еще одна периодизация творчества поэтессы. В основе предлагаемой исследовательницей классификации лежат изыскания в области стиля и жанровой системы. Ею выделяется три периода: 1888 - 1895 - формирование индивидуального поэтического стиля, наличие малых лирических форм; 1896 — 1899 - зрелое творчество, осознанное тяготение к модернизму, интерес к крупным формам - драматической поэмы, драмы; 1900 - 1905 — позднее творчество, «использование приемов поэтики символизма и в то же время -расхождение с символистами во взглядах», интерес к крупным формам [Александрова 2004; 5]. Упоминает Т.Л. Александрова и об изменении тематического своеобразия в последнем периоде: «Поэтесса оставляет прежнюю эротическую тематику и обращается к тематике религиозно-философской» [Александрова 2004; 6]. Предложенная исследовательницей классификация не вызывает возражений с позиций рассмотрения формальных аспектов творчества, но является слишком упрощенной по отношению к идейному содержанию лирики поэтессы.

Исследовательница находит различные типы (или «маски, как она их называет) лирической героини: мать, невеста, рыцарская жена, восточная одалиска, монахиня, пророчица, грешница, колдунья, барышня, пастушка, Сафо, весталка, фея, рабыня, нереида и т.д. Но она не учитывает того, что некоторые из перечисленных типов встречаются в отдельно взятых текстах, поэтому, на наш взгляд, следует говорить о литературной игре и рассматривать подтекст произведений, скрытое в нем отношение автора к любви, счастью, разочарованию и т.д.

Спорным представляется и утверждение о том, что религиозность поэтессы «была причиной неприятия и принижения ее многими современниками» [Александрова 2004; 8], Т.Л. Александрова явно не учитывает того обстоятельства, что религиозное чувство было свойственно не только М.А. Лохвицкой, но и большей части ее современников и коллег по литературному творчеству: В. Соловьев, Н. Минский, Д. Мережковский, А. Коринфский, С. Фруг, Н. Льдов и т.д. Более верной в этом отношении представляется точка зрения Л.П. Щенниковой, которая, считает, что для поэзии конца XIX века характерно стремление утвердить христианские идеалы: «Поэты, в силу их особого душевного склада, проявляющегося в острой эмоциональной восприимчивости, впечатлительности, реактивности, особенно остро переживали утрату христианского идеала и веры как незыблемой философско-религиозной основы бытия. Поэты 1880-х годов осмысляли свою эпоху как время экзистенциального кризиса, как страшное время без-верия, знаменующее собой наступление без-духовности. Возникла жгучая потребности отыскать в мироздании утраченный духовнонравственный Центр, найти и понять свое место в мироздании» [Щенникова 2002; 10].

Таким образом, искренняя и глубокая религиозность М.А. Лохвицкой не могла быть причиной неприятия творчества поэтессы современниками, так как ее нравственные и эстетические установки полностью соответствовали общим тенденциям эпохи.

На наш взгляд, несколько надуманным выглядит и утверждение Т.Л. Александровой о присутствии в творчестве поэтессы мотива «борьбы с собой», обусловленного христианским мировоззрением. С нашей точки зрения, творчество поэтессы, напротив, органично вписывалось в общелитературный процесс, которому был «свойствен заостренный диалогизм, дискуссионно-полемическое отношение к созданному предшественниками, обратившимся к тем же проблем, к содержанию письменных и иконических источников (прежде всего имеются в виду мифология, античное искусство, Библия, включающая в себя четыре Евангелия, Евангелия детства Иисуса Христа, иконы св. Софии, апокрифы, раннехристианские легенды и многое другое» [Александрова 2004; 22]. Идейно-эстетическим спором с предшественниками объясняются и стремление М.А. Лохвицкой переосмыслить античную образность на новом этапе развития человечества, и ее обращение к концепции В. Соловьева о главенстве женского начала, и концептуальное совмещение в рамках одного художественного текста язычества, иудаизма и христианства (что Т.Л. Александрова приняла за теософские искания М.А. Лохвицкой).

Абсолютно неприемлемым, на наш взгляд, представляется параграф «Фонический уровень», в котором делаются попытки рассмотрения системы стиха поэтессы. Именно здесь обнаруживаются ошибки фактического характера. «Нетрадиционные размеры (дольник, акцентный стих и т.д.) у нее не представлены вообще», - пишет А.Л. Александрова. На самом же деле неклассические размеры (термин М.Л. Гаспарова) в лирике М.А. Лохвицкой представлены в том же объеме, что и у некоторых других современников поэтессы, а общий процент использования неклассических размеров гораздо выше, чем у Михайловского, Случевского, Голенищева-Кутузова, Андреевского, Чуминой, Льдова, Ратгауза, Федорова, Бунина [Александрова 2004; 14].

Библиографический обзор критики и литературоведения показывает, что изучение поэтического наследия А.П. Буниной, К.К. Павловой и М.А. Лохвицкой во многом находится в стадии своего становления. Существующие диссертационные исследования и монографические издания только намечают основные пути осмысления творчества этих поэтесс, тогда как теоретическая проблема, связанная с выделением особой категории «лирической героини» и соответствующего ей термина, до сих пор не рассматривалась в системе литературоведческих представлений о формах воплощения авторского сознания. На конкретно-историческом уровне применение термина «лирическая героиня» характеризуется спонтанностью и некоторой неопределенностью. Внимание исследователей в основном сосредоточено на выявлении межтекстовых связей и заимствований в женской лирике, демонстрации идейно-тематической вторичности. Собственно феномен женской поэзии как полноценный и полноправный, обладающий своей динамикой развития и особенностями функционирования, впервые оказывается объектом целенаправленного литературоведческого анализа. Выявление типологической общности и индивидуальной специфики творчества выдающихся русских поэтесс XIX столетия, на наш взгляд, будет способствовать не только повышению статуса женской поэзии, но и глубине нашего знания о путях и формах эволюции отечественной литературы. Без сомнения, восполнение таких пробелов в истории русской словесности поможет понять и оценить величие и значение литературы, по праву считающейся самым прогрессивным и уникальным явлением в мировой художественной культуре.

Выбор имен мотивирован необходимостью определения особенностей эволюции женской лирики на протяжении всего XIX века, считающегося золотым фондом русской литературы. Именно потому нами был проведен последовательный анализ творчества поэтесс, наиболее значимых для переломных этапов русской поэзии. Очень важно в этом отношении, что А.П. Бунина была современницей А.С. Шишкова, А.А. Шаховского, Д.И. Хвостова, Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина, А.В. Жуковского, К.Н. Батюшкова. Она вошла в литературу, когда классицизм уже начал сдавать свои позиции, но еще не утратил своего значения, и стала свидетельницей утверждения сентиментализма, а затем просветительского реализма и предромантизма. На разных этапах своей творческой деятельности А.П. Бунина обращалась к достижениям этих литературных направлений: ее творчество органично включает в себя и назидательную нравоучительность, и попытки объяснить поведение человека социальными причинами, и утверждение культа чувствительности в «естественном человеке», и упование на приоритет духовных ценностей.

Творчество К.К. Павловой падает на еще более сложный период в истории русской литературы. Как поэтесса, она формировалась в эпоху гражданского романтизма, когда в литературе господствовало субъективно-личностное понимание жизни, стремление познать мир через собственное «я». В конце 30-х - начале 40-х годов К.К. Павлова стала свидетельницей размежевания славянофилов (А.С. Хомякова, Ю.Ф. Самарина, братьев Киреевских) и западников (А.Г. Герцена, Н.П. Огарева, Т.Н. Грановского, Е.Ф. Корша). Она не поняла причин ожесточенных идейных баталий, устранилась от идеологической борьбы и осталась на долгое время приверженцем романтических взглядов. Зрелое творчество поэтессы (50-60-х годы) проходило на фоне борьбы демократической литературы и школы «чистого искусства» и впитало в себя социальные мотивы, призыв к гражданскому служению и поэтику идеального, поклонение вечной красоте. Именно К.К. Павлова стала автором, гармонично соединившим в своем творчестве две, казавшиеся антиномичными, эстетические программы: романтическую и реалистическую.

Таким же синкретическим свойством в конце XIX века обладало творчество М.А. Лохвицкой. Она начинала литературную деятельность, ориентируясь на достижения «чистого» искусства, поэзию А.Н. Майкова и Л.А. Мея, впоследствии выражала взгляды эпохи поэтического «безвременья» (С.Я. Надсон, К.М. Фофанов, К.Н. Льдов), а затем стала ярым и последовательным сторонником модернизма, образцом для К.Д. Бальмонта и Игоря Северянина.

Актуальность диссертационной работы определяется необходимостью целостного научного анализа эволюции категории «лирическая героиня» в русской поэзии XIX века (на материале лирики А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой), что позволит значительно расширить и углубить представление об их творческой индивидуальности и типологической общности, выявить взаимосвязь взглядов поэтесс с общественным и художественным сознанием четырех литературных эпох.

Женской поэзии, как полноценному и самостоятельному феномену русской литературы, свойственен повышенный автопсихологизм и субъективность творческого мировидения. Именно потому вопрос о доминирующей форме выражения авторского сознания в произведениях А.П. Буниной, К.К. Павловой и М.А. Лохвицкой является ключом для понимания сущности и специфики творчества как особой отрасли человеческой деятельности.

В современном литературоведении накоплен большой опыт изучения форм выражения авторского сознания (Б.О. Корман, С.Н. Бройтман, Т.Т. Савченко, Т.Л. Власенко, С. Биншток), но терминологический аппарат в этой области сформирован не до конца: в качестве синонимичных употребляются термины «лирический субъект» (С.Н. Бройтман, Т.Т. Савченко), «лирическое «я»» (С.Н. Бройтман, Т.Л. Власенко), лирический герой (Л.Я. Гинзбург, Б.О. Корман, Г.Г. Глинин). На наш взгляд, авторское видение мира и человека находит наиболее точное воплощение в категории «лирический герой», терминологическое отражение которой считается приемлемым только в том случае, если в творчестве того или иного автора обнаруживается единство сознания, сосредоточенность на определенном круге тем, проблем и мотивов.

На наш взгляд, именно такие качества в наибольшей мере присущи поэзии А.Б. Буниной, К.К. Павловой и М.А. Лохвицкой. Их творчество носит субъективный, часто - исповедальный характер, иллюстрирующий прежде всего женский тип художественного сознания. При этом внутренний мир поэтесс предельно четко раскрывается в ярко выраженном лирическом «я», напрямую соотносящимся с тендерным художественным типом. Поэтому для разграничения мужского и женского типов художественного сознания нами вводится термин «лирическая героиня», который отражает реальное положение вещей. Это особенно важно в связи с тем, что методически неточное использование категориального понятия «лирическая героиня» в современных литературоведческих исследованиях приводит к тому, что в отдельных работах термином лирическая героиня обозначается лирический двойник автора (В.Г. Макашина, И.В. Ставровская, В.В. Шоркина), женское лирическое «я» (субъект текста) (С.В. Бабушкина), моделированное «чужое сознание» (по сути, сознание лирического объекта) (И.Г Бухарова). Конкретизация в этой области и наполнение соответствующего термина реальным содержанием, на наш взгляд, позволит в будущем избежать терминологической путаницы и расширить перспективы исследования женской лирики до масштабов всей русской литературы.

Нельзя не отметить, что в современном российском литературоведении существуют исследования, посвященные особенностям женского поэтического сознания. Так, в статье В.В. Ученовой была обозначена проблема необходимости изучения женской поэзии как самостоятельного художественного феномена. Исследовательница верно отметила, что творчество поэтесс «отвергает какие бы то ни было попытки «скидок», «умолчаний или оправданий» [Ученова 1989; 3]. В монографии Е.В. Свиясова «Сафо и русская любовная лирики XVIII — начала XX веков» рассматривается прономинация Сафо в русской литературе в историкокультурологическом аспекте и выявляется, как менялось отношение в обществе к женщине-поэтессе. На основе анализа художественных произведений, мемуарной литературы и публицистики ученый доказывает, что в каждую эпоху вырабатывалось новое отношение к творчеству «Русских Сафо». По мнению исследователя, в начале XIX века женское творчество носило «лишь форму политеса и поклонения со стороны мужчин-литераторов» и было «формой идеологической, литературной борьбы.»[Свиясов 2003; 241]. В середине века отношение к лирике поэтесс резко меняется, и прономинация «Русская Сафо» «превращается в форму выражения определенного уважения, питаемого мужчинами-литераторами к женщинам, связавшим себя с литературным трудом.».»[Свиясов 2003; 241], а «к концу XIX столетия женская поэзия становится реальностью» .»[Свиясов 2003; 241]. При этом Е.В. Свиясов признает, что, являясь частью общелитературного процесса, женская поэзия имела собственные отличительные черты.

В современных исследованиях мысль о специфических особенностях женской поэзии выражена еще более определенно. Так, А. Кузнецова утверждает, что «женщина глубже и подробнее чувствует не только себя, но и все живое», а «женский мир исчисляется в бесконечно малых величинах, чем и обогащает поэзию, . она говорит на языке своей личности, преображающем и родовое и фольклорное - в индивидуальное и уникальное» [Кузнецова 2003; 57]. Исследовательницы Т. Ровенская и М. Михайлова проводят разграничение женского и мужского типов художественного сознания и выделяют черты, присущие творчеству представительниц прекрасного пола. С их точки зрения, принципиальные отличия двух сосуществующих художественных систем (мужского и женского творчества) определяются спецификой «женского взгляда и женского социального и культурного опыта». Женское творчество, по мнению Т. Ровенской и М. Михайловой, всегда «занимало маргинальное положение в системе социальных и общественных ценностей и культурных ориентиров. писательницы всегда оказывались на периферии в роли неизменного «вторичного чужого», этому, безусловно, способствовала непоколебимость культурно-идеологических штампов о «второсортности» женской литературы и неприемлемости тендерного преломления окружающей действительности» [Ровенская, Михайлова 2004; 93].

Научная новизна данной работы состоит в том, что в ней предпринята попытка системного анализа образа лирической героини А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой. В диссертации впервые прослеживается эволюция женской лирики в составе русской поэзии XIX века, выявляется связь идейных исканий поэтесс с художественными открытиями современников, раскрывается самобытность их творческого облика.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в обосновании термина «лирическая героиня» и определении методики его использования при изучении особенностей выражения женского поэтического сознания (на материале творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой).

Предметом исследования послужило творческое наследие трех выдающихся поэтесс, отражающее субъективное сознание А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой, воплощенное в образе лирической героини.

Цель диссертационной работы состоит в изучении эволюции образа лирической героини в русской поэзии XIX века (на материале творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой) и его функционирования в тексте посредством рассмотрения тематических комплексов: «любовь», «семья», «поэзия», «христианство».

Выдвинутая цель предполагает решение следующих задач:

1) обоснование правомерности введения термина «лирическая героиня»;

2) выявление основных тематических комплексов в лирике А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой, в которых максимально полно реализуется образ лирической героини;

3) рассмотрение творчества А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой с точки зрения эволюции образа лирической героини;

4) определение типологических и специфических особенностей лирики А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой.

На защиту выносятся следующие положения:

- понятие лирическая героиня является наиболее адекватным для литературоведческого анализа субъективного начала в женской поэзии;

- образ лирической героини как способ выражения авторского сознания в лирике А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой обуславливает субъективно-исповедальный характер творческой манеры поэтесс;

- образ лирической героини в тематическом комплексе «любовь» претерпевает наибольшие изменения, что свидетельствует о процессе постепенного раскрепощения женщины от начала к концу XIX века;

- образ лирической героини является статичным в тематическом комплексе «семья», что свидетельствует о незыблемости нравственных и душевных ценностей в сознании русской женщины;

- образ лирической героини в произведениях христианской тематики отражает глубокие духовные искания в русской женской лирике;

- в лирике А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой поэтический дар лирической героини предстает как проявление высшей духовной сущности и божественного промысла;

- лирика А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой создается в рамках традиций русской литературы XIX века и органично включается в литературный процесс.

Материалом исследования послужило творческое наследие А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой. Кроме того, к анализу привлекались произведения Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина, В. А. Жуковского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, К.М. Фофанова.

Методологической основой исследования послужили труды М.М. Бахтина, Л.Я. Гинзбург, М.Ю. Лотмана, Г.В. Поспелова, Л.И Тимофеева, работы по истории и теории поэзии (Д.Д. Благого, С.М. Бонди, Б.Я. Бухштаба, В.В. Кожинова, С.И. Кормилова, Д.Е. Максимова, Б.С. Мейлаха, Ю.Н Тынянова, Е.Г. Эткинда и другие), работы по проблеме автора (Б.О. Корман, С.Н. Бройтман, Т.Л. Власенко, М.М. Гиршман, В.И. Тюпа, Т.Т. Савченко).

Данная работа является историко-литературным исследованием, в которой применяются сравнительно-типологический и историко-функциональный методы, использование которых предоставляет широкие возможности для научного изучения лирики А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее основные положения и результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах по истории русской литературы, в спецкурсах и спецсеминарах.

Апробация работы. Основные положения диссертации апробированы на научных конференциях: Международная научная конференция «И.С. Тургенев и Ф.И. Тютчев в контексте мировой культуры» (Орел, 2003); «Славянские чтения» (Орел, 2002 - 2004); «V Феофановские чтения» (Орел, 2003); Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения К.Д. Муратовой «Творчество писателей-орловцев в истории мировой литературы» (Орел, 2004); внутривузовских и межвузовских конференциях.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 304 наименований. Объем работы - 189 страниц.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Изусина, Елена Вячеславовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Русскую поэзию XIX века по праву считают одним из наивысших достижений России. В ней сосредоточено столько великих имен и сделано так много открытий, что определения «золотой» и «серебряный» не кажутся избыточными для этого столетия. Напротив, чем глубже изучаются механизмы литературных процессов XIX века, тем значительнее и универсальнее представляется многообразие художественных методов и явлений.

Важно, что не последнее место в литературном процессе занимает феномен женской поэзии, становление и развитие которой связано с именами А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой. Жизнь и творчество этих трех поэтесс были вызовом патриархальному сознанию эпох и выражением принципиально новой художественной эстетики.

Именно благодаря их таланту и самоотверженности был разоблачен миф о несостоятельности женской поэзии, и потому значение их творчества выходит далеко за пределы классической литературы. Без стихов А.П. Буниной, К.К. Павловой и М.А. Лохвицкой невозможно представить себе появление А.А. Ахматовой или М.И. Цветаевой, а далее — М. Петровых, Н. Матвеевой, Б. Ахмадулиной.

Литературный процесс XIX века существенно обогатился за счет появления новых форм и способов выражения авторского сознания. И если справедливо мнение о том, что генерируемый поэтом универсальный тип образности имеет непосредственную связь с биографическим автором, то появление на российском поэтическом Олимпе женщины, с присущим только ей типом восприятия и особенностями характера, существенно изменил палитру чувств, доступных для лирического отражения. Женщина как объект и субъект любовного переживания, женщина-супруга, женщина-мать, женщина как новый и высший тип духовной личности, восходящий к архетипу Богоматери, - вот только небольшой перечень образно-тематических функций женской поэзии, которые в своей совокупности привели к возможности и необходимости выделения принципиально новой литературоведческой категории, воплощенной в термине «лирическая героиня».

Изучение проблемы содержательной стороны данного терминологического обозначения неминуемо приводит к определению категориального статуса достаточно традиционного термина «лирический герой» как одной из форм выражения авторского сознания. Имеющий более чем вековую историю, он все же используется в литературоведении во многом спонтанно и функционирует наряду с такими альтернативными формулами, как «лирическое «я» и «лирический субъект», что существенно размывает его границы. Во избежание этого современные классификации форм выражения авторского сознания выделяют категории «лирический субъект» и «лирический герой» и соответствующие им термины по принципу частного и общего. Соответственно этому ряд исследователей сходится на аналогичном использовании терминологической системы для тендерного различения женского и мужского типов авторского сознания.

В основе тендерных различий между мужским и женским типами восприятия лежит разность внутренних механизмов, заключающихся в преимущественном преобладании в первом - концептуальных, а во втором — перцептуальных представлений. Этим во многом обусловливается известная тематическая стабильность женской лирики, событийная направленность, доминирование линейности над аллегорией и символом в хронотопическом строении, связь с вещным миром, повышенная эмоциональность, сосредоточенность на интимных переживаниях.

Таким образом, прослеживается определенная закономерность в выделении, вслед за Т.Л. Власенко, особенной категории - «тематический комплекс», обозначающей образно-тематическую структуру с набором устойчивых лексико-семантических единиц. Подобный подход при изучении типов «лирической героини» в творчестве А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой позволяет выявить не только общие черты, присущие женской поэзии в целом, но и особенности мировосприятия каждой поэтессы.

В художественном мире поэтесс особое место занимает осмысление интимно-личных отношений, рассмотрение чувств как основы самопознания. Именно поэтому тематический комплекс «любовь» является одним из ведущих в женской лирике: в нем реализуются представления о чувствах.

В тематическом комплексе «любовь» наиболее ярко прослеживаются изменение общественного сознания и эволюция индивидуальных взглядов поэтесс.

Темы материнства и супружества оказываются важнейшими в русской женской лирике XIX века. Тематический комплекс «семья» становится основным в раскрытии межличностных отношений между мужчиной и женщиной. На наш взгляд, определенное влияние на понимание сути семейных отношений поэтессами оказывает окружающая действительность. Каждая из них воспринимает мир семьи как отражение общественных процессов. Для А.П. Буниной семья - основа нравственности, а женщина — хранительница домашнего очага во всем покорная мужу. Для К.К. Павловой взаимоотношения между близкими людьми - реализация долга и сподвижничество, жертвенность во имя счастья избранника. М.А. Лохвицкая убеждена, что семья - это отношения построенные на любви и равенстве прав.

Тема материнства также проходит определенную эволюцию. В лирике А.П. Буниной и К.К. Павловой мать рассматривалась только как воспитательница и духовная наставница, а детство как самый безмятежный период жизни. Для М.А. Лохвицкой главное - духовное единение с ребенком, неразрывность их внутренних связей. И сентименталисты, и романтики понимали материнство в широком плане, как важную общественную проблему. А.П. Буниной важно было подчеркнуть, что мать должна воспитать нравственного члена общества. К.К. Павловой видела в ребенке-девочке чистоту помыслов и невинность, которые важно было сохранить в жестком и рационалистичном мире. А для лирической героини М.А. Лохвицкой основополагающей была идея родственной близости и всеобъемлющей любви.

Особое место в системе выделяемых комплексов занимает осмысление проблемы «назначения поэта и поэзии». На наш взгляд, типологическое сходство, совпадения на уровне идей, образов и мотивов доказывают особое отношение поэтесс к теме назначения поэта и поэзии. И А.П. Бунина, и К.К. Павлова и М.А. Лохвицкая одинаково подходят к пониманию роли поэзии в жизни общества и осознанию особой предназначенности художественного слова. Образ лирической героини раскрывает не только социальную позицию авторов, но и глубоко личностное понимание проблемы. Лирической героиней-поэтессой переосмысляются жизненные ценности, а итогом духовного становления становится абсолютизация поэтического творчества.

В произведениях христианской тематики А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой находят отражение взгляды русской женщины на основополагающие проблемы бытия: незыблемость христианских норм жизни, принятие зависимости судьбы от воли Высших сил, осознание необходимости Веры как спасения души, бессознательность в принятии православия как высшей духовной ценности.

Анализ значительного количества текстов с учетом особенностей творческого и жизненного пути каждой из поэтесс позволил определить следующие общие черты женской лирики XIX века:

- формирование женской лирики происходит в сложных условиях общественного неприятия, что отражается не только на характере и уровне большинства критических оценок, но и на формировании у поэтесс желания противостоять традиционному пониманию самого феномена женского творчества;

- в русской женской поэзии XIX века сформировался определенный круг тем и образов, характерных именно женской лирике: духовного родства, жертвенности в любви, чувственного наслаждения, восходящая к образу Сафо, материнства, супружеского долга;

- этой специфически «женской» линии развития образно-тематического ряда в известной мере противостоят универсальные темы и мотивы, практически аннулирующие тендерные различия (тема назначения поэта и поэзии, христианские мотивы и т.д.);

- формирование категории «лирическая героиня» происходит в женской лирике по аналогии с процессами в «мужской лирике», но с временным смещением, что обусловлено целым рядом объективных и субъективных факторов;

- при разности образов лирической героини в поэзии А.П. Буниной, К.К. Павловой, М.А. Лохвицкой наблюдается генетическое и типологическое сходство, обусловленное повышенной эмоциональной восприимчивостью и психологическими особенностями.

В свою очередь явно просматриваются отличия в форме и способах выражения авторского сознания у каждой из трех русских поэтесс, варьируется состав тематических комплексов и входящие в него мотивы. Так, у А.П. Буниной практически полностью отсутствует образ плотской любви, но есть специфический мотив обращения взрослой женщины к молодой, для К.К. Павловой характерен отказ от супружеской любви, для М.А. Лохвицкой ведущим оказывается динамично сменяющие друг друга сафические мотивы любви-страсти и описания материнских чувств.

Лирическая героиня А.П. Буниной знаменует собой этап становления женской лирики в русской литературе и потому существенно отличается от лирических героинь ее последовательниц. Близость к кружку «Беседы любителей» и лично к А.С. Шишкову во многом определили интровертивный тип сознания.

Лирическая героиня К.К. Павловой представляет собой качественно иной тип женского сознания, для которого характерны активность и целенаправленность, обусловленные общественной позицией самой поэтессы, ее представлением о равенстве прав мужчины и женщины. Стремлением к независимости объясняется отстраненность лирической героини от мира мужчин, которому противопоставляется самоценность женского начала и в любви, и в творчестве.

Наконец, лирическая героиня М.А. Лохвицкой - это предельно самостоятельный тип, независимый от социальной среды, способный сделать выбор и в интимных и в общественных обстоятельствах. Можно сказать, что лирическая героиня М.А. Лохвицкой образует вокруг себя матриархальную ауру, создавая мир, в котором доминирующим началом оказывается именно женщина. Ей доступны не только чувственные наслаждения, но трансцендентальные сущности нового художественного сознания.

Конечно же, нельзя видеть в избранной для анализа триаде некую модель градационного типа, так как дистанция между лирической героиней А.П. Буниной и лирической героиней М.А. Лохвицкой кажется непреодолимой. Но все же с позиций современного знания о путях эволюции русской литературы мы не можем не принимать во внимание тот факт, что генерируемые русскими поэтессами XIX века типы женского сознания оказали огромное влияние женскую лирику XX столетия.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Изусина, Елена Вячеславовна, 2005 год

1. Бунина А.П. Неопытная Муза : в 2-х частях. Ч. I СПб, 1802.

2. Бунина А.П. Неопытная Муза : в 2-х частях. Ч. II.- СПб, 1802.

3. Бунина А.П. Собрание сочинений : в 3-х томах. Т. I СПб, 1815.

4. Бунина А.П. Собрание сочинений : в 3-х томах. Т. II СПб, 1815.

5. Бунина А.П. Собрание сочинений : в 3-х томах. Т. III СПб, 1815.

6. Лохвицкая М. Сила Веры. День и ночь. — М., 1888.

7. Лохвицкая (Жибер) М.А. Стихотворения. М., 1896. Т. 1.

8. Лохвицкая (Жибер) М.А. Стихотворения. М., 1898. Т. 2.

9. Лохвицкая (Жибер) М.А. Стихотворения. СПб., 1900. Т. 3.

10. Ю.Лохвицкая (Жибер) М.А. Стихотворения. СПб., 1900 - 1902. Т. 4.

11. П.Лохвицкая (Жибер) М.А. Стихотворения. СПб., 1902 - 1904. Т. 5.

12. Павлова К.К. Полное собрание сочинений в 2-х томах. Т.1. М., 1915.

13. Павлова К.К. Полное собрание стихотворений. М., 1962.* *

14. Н.Абрамович Н.Я. Эстетизм и эротика // Образование. 1908. № 4. С. 9599.

15. Айхенвальд Ю. Каролина Павлова / Силуэты русских писателей. М., 1994. С.153 - 155.

16. Аксаков К.С. «Прелюдии» Каролины Павловой, урожденной Яниш / Аксаков К.С. Литературная критика. М., 1982. С. 139-140.

17. П.Александрова Т.Л. Бунин и Мирра Лохвицкая: пересечение путей в жизни и творчестве // Центральная Россия и литература русского зарубежья (1917 1939). - Орел, 2003. С.44 - 47.

18. Александрова Т.Л. Жизнь и поэзия Мирры Лохвицкой // Путь к неведомой отчизне. -М., 2003. С. 5 87.

19. Александрова Т.Л. Художественный мир М. Лохвицкой : автореф. дис. канд. филол. наук / МГУ. М., 2004.

20. Алексеева И.С. Лингвистический анализ переводов К.К. Павловой : автореф. дис. .канд. филол. наук. Л., 1982.

21. Алексеева И.С. Переводческий стиль Каролины Павловой : (К вопросу об индивидуальных переводческих стихах) // Вестник Ленинградского университета. История. Язык. Литература. 1981. Апр. Вып. 2. С. 55 — 59.

22. Андреевский С.А. Литературные очерки. 3-е изд. - СПб., 1902. С. 445-446.

23. Анненский И. Ф. Книга отражений. / Ред. Н.Т. Ашимбаева, И.И. Подольская, А.В. Федоров. — М., 1979.

24. Анненский И.Ф. О современном лиризме // Аполлон. 1909. № 3. С.З -29.

25. Анонимный критик. Молитва после скорби // Нива. 1905. № 39. С. 771.

26. Аминова О.Н. Поэтика лирического цикла А.А. Ахматовой : автореф. дис. . канд. филол. наук / УГУ. Ульяновск, 1994.

27. Амфитеатров А. Человек, которого жаль // Русское слово. 1914. № 111. 15 мая. С. 3-4.

28. Ахматова А. Сочинения // сост., подг. Э.Г. Герштейн, В.Я. Виленкина и др.-М., 1990. Т. 2. С. 115-167.

29. Ахматова А.А. Сочинения. Стихотворения и поэмы. Т.1.- М., 1986.

30. Бабореко А.К. А.П. Бунина // Русские писатели. Библиографический словарь / Под ред. П.А. Николаева. М, 1990. С.128-131.

31. Бабушкина С.В. Поэтическая онтология Марины Цветаевой (1926 -1941) : автореф. дис. . канд. филол. наук / УрГУ. Екатеринбург, 1998.

32. Банников Н.В. Русские поэтессы XIX века // Русские поэтессы XIX века / Сост., вступ. ст. Н.В. Банникова. — М., 1979. С. 3 11.

33. Банников Н.В. Мирра Лохвицкая // Антология поэзии «Серебряного века». -М., 1993. С. 20-21.

34. Банников Н.В. Мирра Лохвицкая // Русская речь. 1993. № 5. С. 20 24.

35. Барбашов С.JI. Эволюция античной и библейской мифопоэтической образности в любовной лирике А. С. Пушкина : автореф. дис. . канд. филол. наук / ОГУ Орел. 2002.

36. Бахвалова Т.В. Выражение в языке внешнего облика человека средствами категории агентивности. Орел, 1996.

37. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества. — М., 1979.

38. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / Примеч. С.С. Аверинцева, С.Г. Бочарова. 2-е изд. - М., 1986.

39. Бахур В. Т. Эмоции: плюсы и минусы. М., 1975.

40. Белецкий А.И. Новое издание сочинений К.К. Павловой // Изв. отд-ния русского языка и словесности РАН. 1917. Т. 22. Кн. 2. С. 201 - 220.

41. Белинский В.Г. Русские журналы // Полн. собр. соч. Т.З. М., 1959. С. 191.

42. Белый А. Кризис культуры // Белый А. Символизм как миропонимание.- М. -Л., 1966. С. 22 64.

43. Белый А. Предисловие к берлинскому изданию / Белый А. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. М.-Л., 1966. С. 550-555.

44. Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова : Библиографическое описание. -М., 1975. С. 480.

45. Биншток Л.М. Субъектные формы выражения авторского сознания в лирике Ф.И.Тютчева // Проблема автора в художественной литературе. -Ижевск, 1974. Вып. 1. С. 68-86.

46. Благой Д.Д. Душа в заветной лире : Очерки жизни и творчества Пушкина. 2-е изд., доп. - М., 1979. С. 10-13.

47. Благой Д.Д. История русской литературы 18 века : Учебник. — 3-е изд., перераб. М., 1955. С. 22-26.

48. Благой Д.Д. Литература и действительность. Вопросы теории и истории литературы. -М., 1959.

49. Бонди С.М. О Пушкине : Статьи и исследования. 2-е изд. - М., 1983.

50. Бонди С.М. Черновики Пушкина. Статьи 1930 1970 гг. -М., 1971.

51. Ботников А. Б. О формах выражения авторского сознания. (Э.Т.А. Гофман. Песочный человек) : межвузовский сб. науч. тр. — Воронеж. 1986, С. 36-37.

52. Бочаров Д.В. Творчество А.П. Буниной в контексте русской литературы 1810-х годов : автореф. дис. .канд. филол. наук / МГУ. -М., 1991.

53. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX-XX веков в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. — М., 1997.

54. Бройтман С.Н. Лирика в историческом освещении // Теория литературы. Роды и жанры: в 4 т. М., 2003.

55. Брюсов В. Каролина Павлова // Ежемесячные сочинения. 1903. №11. С.273-290.

56. Брюсов В. Мирра Лохвицкая некролог. // Брюсов В. Далекие и близкие : Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней. М., 1912. С. 148.

57. Брюсов В.Я. (Аврелий) М.А. Лохвицкая. Стихотворения // Новый путь, 1903. Т. 4. № 1.С. 194-195.

58. Брюсов В.Я. Женщины-поэты // Собрание сочинений в 7-ми томах. Т.6. -М„ 1975. С. 191, 318, 355, 457.

59. Бунин И.А. Семеновы и Бунины / Бунин И.А. Собр. соч. : в 9 томах. -М., 1967. Т. 9. С. 289-290.

60. Бунина А.П. Альбом Анны Петровны Буниной // Русский архив. М., 1902. № 12. С. 503-507.

61. Бухарова И.Г. Поэзия Ксении Некрасовой: художественная интуиция и лирический пафос : автореф. дис. . канд. филол. наук /МГУ Москва, 2003.

62. Бухштаб Б.Я. Библиографические разыскания по русской литературе 19 века.-М., 1966.

63. Бухштаб Б.Я. Литературоведческие расследования. -М., 1982.

64. Бухштаб Б.Я. Русские поэты. Тютчев, Фет, Козьма Прутков, Добролюбов. Л., 1970.бЗ.Бухштаб Б.Я. Поэзия 40-х 50-х годов// Поэзия 40-х - 50-х годов. — М. -Л., 1970. С.3-53.

65. Быченкова Ю.А. Мир образов ранней Ахматовой : автореф. дис. . канд. Филол. Наук / МГУ им. Ломоносова. — М., 1992.

66. Бялый Г. А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. М - Л., 1990.

67. Бялый Г.А. Поэты 1880-1890-х годов // Поэты 1880-1890-х годов. Библиотека поэта. Большая серия. Л., 1972. С. 5 - 64.

68. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М., 1966.

69. Васильев В.А. Добро и добродетель в нравственной философии В. С. Соловьева / В.А. Васильев // Социально-гуманитарные знания. 2003. № 6. С. 254-269.

70. Вацуро В.Э. Русская идиллия в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 1978.

71. В.Б. (псевд.) Лохвицкая // Литературная энциклопедия. Т.6. М., 1932. Стлб. 594.73 .Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. / Под. Ред. Л.В. Чернец. — М., 2000.

72. Введение в литературоведение / Под ред. Г. Н. Поспелова. 2-е изд., доп. -М., 1983.

73. Венгеров С. Лохвицкая // Новый энциклопедический словарь. Т.24. — Пг, 1915. Стлб. 943-944.

74. Виноградов И.А. Павлова. // Русские писатели. Библиографический словарь. -М., 1990. с. 115-118.

75. Виноградова Е. А. Автор — герой читатель в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» : автореф. дис. . канд. филол. наук/МГУ. - М., 1998.

76. Витковская Л.В. Концепции «образа автора» в теории В.В. Виноградова / Л.В. Витковская // Вестник Пятигорскогогосударственного лингвистического университета. 2003. № 4. С. 48-52.

77. Власенко Т. J1. О лирическом герое В. А. Жуковского // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1983, с. 13-15.

78. Волошин М. Голоса поэтов // Лики творчества. Л., 1988. С. 543 -551.

79. Волков А.А. Забытые страницы// Путь. 1915. № 3. С.26 - 32.

80. Волков P.M. Русская баллада первой четверти XIX столетия и ее немецкие параллели : Баллады П.А. Катенина // Наук. Зап. Чершвецького Державного Ушверситету. Сер. романо-германськой фшологп. 1957. Т. 37. Вып. 1. С. 3 - 48.

81. Волынский А. М.А. Лохвицкая. В кн. : Борьба за идеализм. - СПб., 1900. С. 402-405.

82. Вопросы изучения русской литературы XI XX веков / Под ред. Б.П. Городецкого. - М.-Л., 1958.

83. Вопросы методологии литературоведения / Под общ. ред. А.С. Бушмина) М-Л., 1966.

84. Гаркави А. М. Об эволюции лирического героя Н.А. Некрасова. -Ижевск. 1999. Вып. 1. С. 130 144.

85. Гаспаров М. Л. О русской поэзии : Анализы, интерпретации, характеристики. СПб., 2001. С. 480.

86. Гаспаров М.Л. Древнегреческая хоровая лирика // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С. 331.

87. Гаспаров М.Л. Стансы // Литературный энциклопедический словарь -М., 1987. С. 419.

88. Гегель Г.Ф. Лекции по эстетике. Сочинения / перевод П.С. Попова. — М., 1958. Т. 14.

89. Гегель Г.Ф. Курс эстетики или наука изящного сочинения. Кн. 3. Поэзия лирическая и драматическая. Критический разбор эстетики Гегеля / Перевод В. Модестова. М., 1860. С. 47 - 50.

90. Герцен А.И. Капризы и раздумья. // Герцен А.И. Собр. соч. Т. 2. М., 1966. С. 233-468.

91. Гершензон М.О. М.А. Лохвицкая. Стихотворения: Перед закатом // Вестник Европы. 1908. № 4. С. 338 340.

92. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. Л., 1977.

93. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997.

94. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979.

95. Гинзбург Л.Я. О старом и новом. Л., 1982.

96. Гиршман М.М. Литературное произведение : Теория и практика анализа. -М., 1991.

97. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности. М., 2002.

98. Гиршман М.М. От ритмики стихотворного языка к ритмической композиции поэтического произведения: О двух аспектах исторической поэтики // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. -М., 1986.

99. Глинин Г. Г. Автор и герой В лирико-эпической поэзии А. Блока : автореф. дис. . канд. филол. наук / АГПУ. Астрахань, 2000.

100. Гозман Л. Я. Психо-эмоциональные отношения. М., 1987. С. 3 -15.

101. Голенищев-Кутузов А.А. Лохвицкая. Стихотворения. Критический разбор, составленный графом Голенищевым-Кутузовым // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1900. Т.66. № 3. С. 64-74.

102. Голенищев-Кутузов А.А. Лохвицкая. Стихотворения. Т. 3. 18981900гг. // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1905. Т.78. № 1. С. 121- 126.

103. Голенищев-Кутузов А.А. М.А. Лохвицкая / Сборник ОРЯС, 1905. Т.78. № 1. С. 121 126.

104. Голицын Н.Н., Пономарев С.Н. Библиографический словарь русских писательниц князя. Н.Н. Голицына // Наши писательницы С.Н. Пономарева. Leipzig : Zentralantiquariat. 1974. С. 308.

105. Горлова Надежда. Сапфо; Паоло и Франческа, «Раньше ласточки в Аид путь знали.»; Песни судьбе; Ботинки : стихи. / Надежда Горлова // Арион. 2003. № 4. С.84 87.

106. Гранитов <Туркин Н.В.> М. Лохвицкая / Голос жизни. 1905. № 6. С. 38-48.

107. Григорович Д.В. Воспоминания. Л., 1928.

108. Григорьян К.Н. Поэзия 1880-1890-х годов // История русской литературы: в 4 т. Т.4. / под ред. К.Д. Муратовой. Л., 1983. С.91 - 122.

109. Граудина Л.К. «Мое святое ремесло!» О поэзии К.К. Павловой // Русская речь. 2004. № 4. С. 20 29.

110. Грифцов Б. Каролина Павлова // Русская мысль. Пг. : Русская мысль, 1915. № 11. С. 11-16.

111. Громов П.П. Каролина Павлова. Вступительная статья // Полное собрание стихотворений. М. - Л., 1964. С. 3 - 53.

112. Гроссман Л. Вторник у Павловой. М., 1922.

113. Грот К.Я. Альбом Анны Петровны Буниной // Русский архив. -М., 1902. №3. С. 500-507.

114. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М., 1939. С. 33.

115. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1965.

116. Гуковский Г.А. Изучение литературного произведения в школе : методические очерки о методике. М., 1966.

117. Державин Г.Р. Стихотворения. Л., 1957. С. 332.

118. Долгополов Л. К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX-начала XX века. Л., 1985.

119. Долгополов Л.К., Николаева Л. А. М.А. Лохвицкая. Биографическая справка // Поэты 1880-1890-х годов. Библиотека поэта. Большая серия. Л., 1972. С. 601 - 604.

120. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Том 1. — М., 2001.

121. Дякина А.А. Воспитательный потенциал поэзии Мирры

122. Лохвицкой // Мировая словесность для детей и о детях. М. 2001. Вып. 6. С. 37-39.

123. Ермилова Е.В. Поэзия на рубеже двух веков // Смена литературных стилей. — М., 1974. С. 58-121.

124. Ефимова Т.В. Анализ художественного текста с применением семантической сети / Т.В. Ефимова // Вестник Воронежского ун-та. Серия : Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2003. № 1. С. 5766.

125. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избр. тр.-Л., 1977.

126. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений в 4-х томах. Т.1. — М., 1962.

127. Золотарева О.Г. К вопросу о «несобранных стихотворных циклах» 40 60-х годов («Утинский цикл» К.к. Павловой») // Проблемы метода и жанра. - Томск. 1983. С. 226 - 240.

128. Зуева Т.Л. Сказки А.С. Пушкина. М., 1989.

129. Иванов Вяч. М. А. Лохвицкая-Жибер некролог. // Вопросы жизни. 1905. № 9. С. 292 293.

130. Иванова Е.В. М.А. Лохвицкая // Русские писатели. Библиографический словарь. -М., 1990. С. 423 424.

131. Иванова Е.В. Мирра Лохвицкая // Русская поэзия «серебряного века», 1890- 1947: Антология. М., 1993. С. 82.

132. Иванова Е.В. Лохвицкая // Русские писатели. Библиографический словарь : в 2 ч. / Под ред. Николаева П.А. М. - Ч. 1 : А - Л., 1990. С. 423 - 424.

133. Измайлов А. М.А. Лохвицкая. Некролог // Биржевые ведомости. 1905. № 9003. 30 августа. С.З.

134. История русской поэзии / под ред. Городецкого С.И. Т. 2 Л., 1969.

135. Ивард Кэрролл Э. Психология эмоций. СПб., 2000.

136. Исрапов Ф. X. К проблеме лирического героя («равновес» или «перевес»). Ижевск. 1993. Вып. 1. С. 18 - 26.

137. Зорин A.J1. Русские поэтессы XIX века // Библиотекарь. 1982. № З.С.18-27.

138. Казаневич Е. Каролина Павлова // К. Павлова. Поли. собр. стихотворений. М. - JI., 1939. С. 3 - 34.

139. Карамзин Н. М. Опытная соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста. // Полное собрание сочинений Н.М. Карамзина. СПб., 1848. Т. 1. С.25 - 28.

140. Карамзин Н.М. Рыцарь нашего времени. // Полное собрание сочинений Н.К. Карамзина. СПб., 1848. Т. 3.

141. Кимура Д. Половые различия в организации мозга // В мире науки. 1992. № 11 12. С. 73-80.

142. Киреевский И.В. О русских писательницах // Полное собрание сочинений в 2-х томах. Т. 2. - М., 1911.

143. К-н М. М. А. Лохвицкая. // Русское обозрение. 1889. № И. С. 1120- 1125.

144. Ковалева Т.В. Поэтическая система М. А. Лохвицкой и ее место в поэзии 80-90-х годов XIX века // Языковые контакты и литературные связи. Тезисы докладов республиканской научной конференции молодых ученых. Баку. 1990. С. 32 -33.

145. Ковалева Т.В. Справочные материалы к спецсеминару «Русский стих XIX XX веков» : для студентов-заочников факультета русского языка и литературы. - Орел, 1994.

146. Ковалева Т.В. Формирование концепции детства в русской литературе и общественной мысли первой половины XIX века (додекабристский период) : Славянский сборник 2. - Орел, 2003. С. 29 - 42.

147. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии 19 века : Развитие стиля и жанра. М., 1978.

148. Коломинский Я. JI. Человек : психология. 2-е изд. доп. — М., 1996.

149. Кони А.Ф. К. Павлова / Кони А.Ф. Собр. соч. в 8-ми тт. М. - Л., 1968. Т.6. С.121 -126.

150. Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы. -Ижевск. 1992.

151. Корман Б. О. Некоторые предпосылки изучения образа автора в лирической поэзии. Воронеж. 1967. Вып.1. С. 7-24.

152. Корман Б.О. О лирике Н.А. Некрасова. — Воронеж, 1964.

153. Корман Б.О. Практикум по изучению художественного произведения // Проблема автора в художественной литературе. Вып. 2.-Ижевск, 1998. С. 7-24.

154. Краснов Пл. Женская поэзия. М.А. Лохвицкая. Стихотворения // Книжки Недели. 1900. № 10. С. 194 204.

155. Краснов Пл. Любовь в современной поэзии // Новый мир. 1899. №20. С. 397-399.

156. Краснов Пл. Новые всходы. Второй сборник стихотворений М.А. Лохвицкой // Книжки Недели. 1899. № 1. С. 185 186.

157. Краснов Пл. Русская Сафо // Новый мир. 1903. № 1200. С. 330 -331.

158. Краснов Пл. Тоска по людям // Книжки Недели. 1897. № 12. С. 149 162.

159. Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах / Глав. ред. А.А. Сурков. М., 1962 - 1978.

160. Кронштадский Иоанн. Моя жизнь во Христе. М., 1990.

161. Кузнецова А.В. Концепт счастье в семантическом пространстве лирической поэзии М.Ю. Лермонтова // Русская словесность. 2003. № 7. С. 28 32.

162. Кузнецова А. Женский вопрос : О женской поэзии. // Арион. 2003. № 4. С. 55 60.

163. Кумпан К.А. Лохвицкая // Русские писатели 1800 — 1917гг.

164. Библиографический словарь / Под ред. Николаева П.А. М. Т. 3. 1994. С. 395 -396.

165. Курьянович А.В. Проявление авторского женского начала в письмах М. Цветаевой : опыт тендерной интерпретации текста / А.В. Курьянович // Вестник Томского государственного университета. 2004. Вып. 1. Сер.: гуманитарные науки. С. 37 40.

166. Лахути Г. Предисловие к изданию «Время и поэзия Мирры Лохвицкой» / сост. и автор вступ. ст. Гив Лахути // Мирра Лохвицкая. Тайных струн сверкающее пенье. Избранные стихотворения. М., 1994. С. 3-23.

167. Лебедев Е.Н. Каролина Павлова// К. Павлова. Стихотворения. -М., 1985. С. 3-9.

168. Левитов А. М. Автор-образ читатель (Предисловия В. Н. Мясницева и В. Г. Иванова, И. И. Тихомирова) - 2-е изд., доп. - Л., 1983. С. 3-18.

169. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. 3-е изд. — М., 1972.

170. Литературный энциклопедический словарь/ Под ред. Кожевникова В.М., Николаева П.А. М., 1987.

171. Лобкова Н.А. Русская баллада 40-х годов XIX века : Проблема жанра в истории русской литературы // Уч. зап. Ленинградского педагогического института. 1969. Т. 320. С. 111 133.

172. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М., 1976.

173. Лосев А.Ф. Классическая лирика // Античная литература. / Под ред. Тахо-Годи А.А. -М., 1980. С. 93-101.

174. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. : пособие для студентов. Л., 1972.

175. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (18-нач. 19 века). СПб., 2001.

176. Лотман Ю.М. Карамзин. Сотворение Карамзина. Статьи иисследования. Заметки и рецензии. СПб., 1997.

177. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии : Анализ поэтического текста. Статьи и исследования. Заметки. Рецензии. Выступления. СПб., 1996.

178. Лящак В. Библейские инспирации в лирике Каролины Павловой // Piorem I wdziekiem. Kobiety w panteone literatury rosyjskiej. Praca zbiorowa pod red. Wandy Laszczak I Darii Ambroziak. Opole. 1999. P. 74- 84.

179. Маймин E. А. О русском романтизме : кн. для учителей. М., 1995.

180. Макашина В. Предисловие к изданию «Чайная роза» русской поэзии // Мирра Лохвицкая. Стихотворнения. СПб., 1997. С. 5 - 18.

181. Макашина В. Г. «Страсть к волосам»: Фет Лохвицкая -Цветаева // А. А. Фет : Проблемы изучения жизни и творчества : сб. науч. тр. - Курск. 1998. С. 75-79.

182. Макашина В.Г. Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин. К проблеме преемственности поэтических культур : автореф. дисс. . кандид. филол. наук. Новгород. 1999.

183. Маковский Ф. Что такое русское декаденство // Образование. 1905. №9. С. 125- 142.

184. Максимов Д. Е. Поэзия Лермонтова. Очерк жизни и творчества. -Л., С. 36-42.

185. Мандельштам Н.Л. Литературные заметки. Л., 1988.

186. Марков А. «Русская Сафо» // Литературная Россия. 1994. 22 апреля. С. 16.

187. Медведевский К.П. Новые лауреаты Академии наук // Исторический вестник, 1904, №2. С.639 - 643.

188. Мейлах Б. С. Вопросы литературы и эстетики : сб. науч. тр. Л., 1958.

189. Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха М., 1958.

190. Минералова И.Г. Мировая словесность для детей в XX веке.

191. Приоритеты детей. Приоритеты исследователей // Мировая словесность для детей и о детях. — М. 2001. Вып. 6. С. 3-6.

192. Минский Н.М. Памяти М.А.Лохвицкой // Новое время. 1905, 31 августа. С. 4.

193. Минц З.Г. «Новые романтики» (к проблеме русского пресимволизма) // Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. -Рига, 1988. С. 144- 159.

194. Минц З.Г. Об эволюции русского символизма (к постановке вопроса : тезисы) // Блоковский сборник VII. А.Блок и основные тенденции развития литературы начала XX века. Тарту, 1986.

195. Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. Т. 1 2. - М., 1988.

196. Михайлов Д. Лохвицкая // Очерки русской поэзии XIX века. — Тифлис, 1904. С. 490-519.

197. Мордовцев Д. Русские женщины нового времени. Т. 3. — СПб., 1874.

198. Недоброво Н.В. Анна Ахматова // Найман А.Г. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989.

199. Немирович-Данченко В. На кладбищах. Л., 1939.

200. Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии в 3 томах. — СПб., 1821.

201. П. У. Некролог: М. А. Лохвицкая // Моск. Ведомости. 1905. 30 августа. С. 4.

202. Панкратова О. В. Эволюция образов-символов в поэтическом наследии Н. С. Гумилева : автореф. дис. канд. филол. наук / МГУ. -М., 1997.

203. Перцов П. Воспоминания. — М., 1933.

204. Петрова Л.М. Карамзин и Пушкин (к проблеме духовной преемственности) // Филологические исследования : сборник научных трудов в честь Г.Б. Курляндской. Орел, 2002. С. 18 - 26.

205. Петросов К.Г. О формах выражения авторского сознания в лирической поэзии. М., 1969.

206. Поселянин Е. Погожаев. Отзвеневшие струны // Московские ведомости. -М., 1905. 15 сентября. С.4.

207. Поспелов Г.Н. Лирика среди литературных родов. — М., 1976.

208. Поэзия второй половины XIX века / Вступ. ст. и примечания Евг. Иванова. -М., 2001. С. 415 464.

209. Поярков Н. Поэты наших дней. М., 1907. С. 83 - 86.

210. Православные молитвы. Кострома, 2005.

211. Пращерук Н.В. Гимн Афродите // «Мне жарче свет любви твоей.» Екатеринбург, 1992. - С.313 - 319.

212. Пушкин А.С. Собрание сочинений в десяти томах. Т. 2. - М., 1959.

213. Пушкин А.С. Отрывки из писем, мысли и замечания // Собрание сочинений в десяти томах. Т. 4. - М., 1962.

214. Развитие психологических функций взрослых людей (средняя взрослость) / Под ред. Б.Г. Ананьева. М., 1977.

215. Рапгоф Б.К. Павлова. Материалы для изучения жизни и творчества. Пг., 1916.

216. Рассадин С.Б. Неизвестный соловей // Библиотека поэта. Большая серия. М. - Л., 1964. С. 7 - 19.

217. Решетилова И. Княгиня русского стиха // Чистые пруды. Альманах. -М., 1989. С. 674 713.

218. Ровенская Т. Феминизм и женская литература в России, история последнего десятилетия / Т. Ровенская, М. Михайлова // Литературная учеба. 2004. Кн. 1. С. 93 97.

219. Роднянская И.Б. Лирический герой / Краткая литературная энциклопедия. М., 1986. С.259.

220. Роднянская И.Б. Павлова К.К. // Русские писатели.1800 — 1917 : Библиографический словарь. Т. 5. М., 1999. С. 493 - 499.

221. Романов К. Сочинения М. Лохвицкой // Критические отзывы. -Пг., 1915. С. 1-45.

222. Романов К. Предисловие // Лохвицкая М.А. Перед закатом. Пг., 1908. C.I-IV.

223. Русская наука о литературе конца XIX начала XX в. / П.А. Николаев, М.С. Горячкина, А.С. Курилов и др. - М., 1982.

224. Русская поэзия 19 века. Антология I. / Сост., вступ. ст., примеч. Н.И. Якушкина. -М., 2000. Т. 1. С. 454.

225. Русские писатели. Библиографический словарь. : в 2 ч. М.; Ч. 2. М - Я / Ред.-сост. П.А. Николаев. 1990. С. 115 - 118.

226. Савченко Т.Т. Субъектный строй русской лирики. На материале поэзии XVII — первой трети XIX веков. Караганда, 2000.

227. Садовской Б. Каролина Павлова // Лебединые клики. — М., 1990. С. 417-418.

228. Самыгин Б. Любовь глазами мужчины. — Ростов-на-Дону, 2000.

229. Сапожков С.В. Русская поэзия 80-90-хх годов XIX века : автореф. дис. . докт. филол. наук/МПГУ. -М., 1999.

230. Сапожков С.В. Русские поэты «безвременья» в зеркале критики 1880-1890-х годов.-М., 1996.

231. Саянов В. Очерки по истории русской поэзии XX века. Л., 1929.

232. Свительский В. А. Герой и его оценка в русской психологической прозе 60-70 г. 19 в. : автореф. дис. . канд. филол. наук / ВГУ. -Воронеж, 1995.

233. Свиясов Е. В. Сафо в восприятии русских поэтов (1880-1910-е г.г.) // На рубеже 19 и 20 веков (Из истории международных связей рус. Лит.) : ст.науч. трудов. Л., 1991.- С. 235 - 275.

234. Свиясов Е.В. Сафо и русская любовная лирика XVIII начала XX веков.-СПб., 2003.

235. Семенов Тян — Шанский П.П. Мемуары. - Пг., 1917. Т. 1.

236. Семенова — Тян Шанская В. Забытая Муза. — Работница. М.,1974. № 12. С. 47.

237. Семенова Елена. Северная Корннна / Из писательских биографий. -М., 1974. № 52-53, С. 16.

238. Соболевская Е.К. Автор и герой как проблема анализа эстетического сознания М. Цветаевой / Е.К. Соболевская // Русская литература. 2003. № 3. С. 42 56.

239. Словарь литературоведческих терминов / Сост. Тимофеев Л.И., Тураев С.В.-М., 1974.

240. Смольянинов И.Б. Каролина Павлова: 1807 — 1893 // Новое время. 1915.4 апреля. №41. С.З.

241. Сомова Е.В. Личность поэта, природа и назначение поэтического творчества в художественной концепции М.И. Цветаевой : автореф. дис. . канд. филол. наук / КрГУ. Краснодар, 1997.

242. Степанов Н.Л. Н.А. Некрасов. Жизнь и творчество. М., 1971.

243. Стогов Э.И. Записки Э.И. Стогова // Русская старина СПб., 1903. № 1.Т. 130. С.131-148.

244. Стогов Э.И. Очерки, рассказы и воспоминания. 4.VI // Русская старина. - СПб., 1879. С.49 - 80.

245. Табакова Н. Мое святое ремесло // Литература. Еженедельное приложение к газете «Первое сентября» М. : Объединение педагогических изданий «Первое сентября». № 17 (248). 1998. С. 4.

246. Табакова Н.А. Творчество К. Павловой : автореф. дис. . канд.филол. наук / МГУ. М., 1999.

247. Тамарченко Н.Д. Проблема автора и героя и спор о богочеловечестве // Проблема автора в художественной литературе: Межвузов, сб. науч. тр. Ижевск, 1998. С. 3 - 12.

248. Тамарченко Н.Д. Автор и герой. Границы художественного мира // Теория литературы. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика: В 2 т. М., 2004. С. 242 - 264.

249. Тимофеев Л.И. О лирическом герое //Литература в школе. 1963. №6. С. 6-12.

250. Тимофеев Л.И. Лирический герой //Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М., 1974. С. 177 — 178.

251. Тимофеев Л.И. Слово в стихе / Вступ. ст. Б.П. Гончарова. — 2-е изд., доп.-М., 1987.

252. Тодоров Л. Лирический герой // Словарь литературоведческий терминов / Ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М., 1974. — С. 177 — 178.

253. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. Учение о логосе в его истории. О природе человеческого познания. -М., 1999.

254. Трубецкой Е.Н. О смысле жизни. М. 2003.

255. Тынянов Ю.В. Проблема стихотворного языка. Статьи. — М., 1965.

256. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. М., 1929.

257. Тынянов Ю.Н. Блок // Литературный факт. — М., 1993.

258. Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика. СПб , 2001.

259. Тюпа В.И. О научном статусе исторической поэтики // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. Кемерово, 1986. С. 34 - 54.

260. Тюпа В. Аналитика художественного. М., 2001.

261. Ученова В.В. Предисловие к изданию «Вы вспомните меня!.» // Царицы муз : Русские поэтессы XIX начала XX вв. / сост., автор ст. и коммент. В.В. Ученова. -М., 1989. С. 3 - 11.

262. Файнштейн М.Ш. К.К. Павлова // Писательницы пушкинской поры : историко-литературные очерки. Л., 1989.

263. Файнштейн М.Ш. «Меня Вы называли поэтом.» Жизнь и литературное творчество К.К. Павловой в ретроспективе времени. — Fichtenwalde, 2002.

264. Фридкин В. «Альбом Каролины Павловой» // Наука и жизнь. 1987. № 12. С.16 29.

265. Хализев В. Е. Теория литературы. изд. 3-е, - М., 2002.

266. Ханзен-Леве А. Русский символизм. СПб., 1993.

267. Ханитов Н. В. Философия и психология пола. — Киев, Кн. 1 : одиночество женщины и мужчины. 2003.

268. Хмырев М.Д. Русские писательницы. // Рассвет. 1861. Т. 12. № 11.

269. Ходасевич Вл. Одна из забытых // Новая жизнь. М., 1916. № 3.

270. Хорни Карен. Психология женщины. М., 2003.

271. Христианство. Словарь. М., 1994.

272. Черашняя Д. И. Субъектные формы авторского присутствия романе в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» // Проблема автора в художественном произведении : сб. науч. тр. Ижевск, 1885. С. 69 -74.

273. Чернец Л.В. Литературное произведение: основные понятия и термины // Введение в литературоведение / под. ред. Л.В. Чернец. М., 2000. С. 122- 123.

274. Чернышевский Н.Г. Рецензия на стихи Ростопчиной // Полное собрание сочинений. Т. 3. М., 1947. С. 453 - 468.

275. Чертковер Н.Г. «Утинский цикл» К. Павловой // Проблемы русской литературы. Статьи молодых исследователей. -Магнитогорск, 1992. Вып. 2. С. 15-24.

276. Чехов А.П. Анна Петровна Бунина // Исторический Вестник. -СПб., 1895. № 1.С. 169-170.

277. Чехов Ал.П. Замечательные русские писательницы. А.П. Бунина // Исторический вестник. 1895. Т. 62. № 10. С. 120 122.

278. Чудаков А. П. Виноградов В.В. Теория художественной речи первой трети 20 века. В кн.: Виноградова В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. 2000. С. 311 - 318.

279. Шевцова Т. Ю. Поэтический язык Мирры Лохвицкой // Русский язык в школе. 1996. № 5. С. 70 - 71.

280. Шевцова Т.Ю. Творчество Мирры Лохвицкой : Традиции русской классики, связь с поэтами-современниками : автореф. дис. . канд. филол. наук / МГУ. М., 1996.

281. Шевырев С. Очерк К. Павловой. Двойная жизнь // Московитянин. -М., 1848. С. 15-19.

282. Шталь И. Эпитафия // Словарь литературных терминов / Под ред. Л.И. Тимофеева. М., 1974. С. 469.

283. Щенникова Е.А. Жанровое своеобразие лирики Ю.В. Жадовской : Русская поэтесса Х1Хв., 1824 1883. / Е.А. Щенникова // Вестник молодых ученых ПГПУ им. Белинского / Пенз. пед. ун-т. 2003. № 2. С.142- 144.

284. Щенникова Л.П. Русская поэзия 1880-1890-х годов как культурно исторический феномен : автореф. дис. . докт. филол. наук / УрГУ. — Екатеринбург, 2003.

285. Щенникова Л.П. Русская поэзия 1880-1890-х годов как культурно исторический феномен. Екатеринбург, 2002.

286. Эйхенбаум Б.М. Лермонтов. Л., 1924.

287. Эйхенбаум Б.М. О поэзии : сб. науч. ст. / Вступ. ст. Бялова Г. -Л., 1986.

288. Эпикур. Письмо к Менекею // Материалисты древней Греции. -М., 1955. С. 212-213.

289. Эпштейн М.Н. Природа, мир, тайник вселенной. Система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990.

290. Эрнст С. Каролина Павлова и гр. Евдокия Ростопчина // Русский библиофил. Пг. 1916. № 16. С. 17 - 18.

291. Якубович П.Ф. М.А.Лохвицкая. Стихотворения. Т.1 // Русское богатство. 1900. № 8. С. 60 64.

292. Якубович П.Ф. М.А.Лохвицкая (Жибер). Стихотворения. Том 4. 1900-1902 // Русское богатство. 1903. № 3. С. 77 80.

293. Якубович П.Ф. (Гриневич) Современные миниатюры. М.А.

294. Лохвицкая // Очерки русской поэзии. СПб., 1911.* *

295. Cioran S. The Russian Sappho : Mirra Lokhvickaja. — Russian Literature Triquarterly. 1974. № 9. P. 317 335.

296. Greedan R.C. Mirra Lokhvickaja's 'Duality' as a 'Romantic conflict' and Its Reflection in Her Poetry. Ph. D. diss. Univ. of Pittsburgh. 1982.

297. Green D. Karolina Pavlova // Dictionary of Russian Women Writers. Westport, 1994. P. 490 - 493.

298. Gopfert F. Dichterinnen und Schriftstellerinnen in Rupiand von der Mitte des 18. bis zum Begininn des 20. Jahrhuderts. Eine Problemskizze // Slavistische Beitrage. Munchen. 1992. B. 1.1 - 1.3.

299. Groberg K.A. Lokhvickaja // Dictionary of Russian Women Writers. — Westport, Connekticut, London : Greenwood Press, 1994. P. 381 — 384.

300. Held B. Terrible perfekction : Women and Russion Literatura. — Bloomingon ; Indianapolis : Indiana univ. press, 1987. P. 176.

301. Kelly C. History of Russian Women's Writing, 1820-1992. Oxford : Clarendon Press. 1994. P. 93 - 107.

302. Lettmann-Sadony В. K.K. Pavlova. Eine Dichterin russisch-deutscher Wechsclseitigkeit. Munch, 1971. S. 81 - 165.

303. Markov V. Russian Crepuscular : Minskij, Lokhvickaja // Russion Literature and History. Jerusalim, 1989. P. 80.

304. Taubman J. Women Poets of Silver Age // Women writers in Russion literature / Edited by Toby W. Clyman and D. Green. Westport, Connekticut, London. 1994. P. 173 - 174.

305. Tomei C. Lokhvickaja // Russian Women Writers. N.Y., 1997. P. 450-462.210

306. Susman M. Das Wesen der modernen und yrik. Stuttgard. 1910. S.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.