Метафизика бессмертия в русской романтической лирике тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Косяков, Геннадий Викторович

• Косяков, Геннадий Викторович
• доктор филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации доктор филологических наук Косяков, Геннадий Викторович

Введение.

Глава 1. Метафизика и мифопоэтика образа бессмертной души в русской романтической лирике XIX в.

1.1. Христианские основания метафизики бессмертия.

1.2. Метафизика бессмертия в философских и литературных контекстах второй половины XVIII в. - нач. XIX в.

1.3. Мотивный комплекс образа бессмертной души в русской романтической поэзии.

Глава 2. Жизнь, смерть и бессмертие в поэзии В.А. Жуковского и A.C. Пушкина.

2.1. Мироощущение бессмертной души в поэзии В.А. Жуковского.

2.2. Ситуация онтологического порога и архетип «смерть - воскресение» в лирике A.C. Пушкина.

Глава 3. Эстетические и гносеологические основания метафизики бессмертия в лирике любомудров.

3.1. Бессмертные интенции души как основа творчества в лирике

Д.В. Веневитинова.

3.2. Бессмертие творческой мысли в лирике С.П. Шевырева.

Глава 4. Метафизика соборного бессмертия в лирике славянофилов.

4.1. Метафизика эсхатологического воскресения в поэзии A.C. Хомякова.

4.2. Земная и метафизическая история души в лирике К. и И. Аксаковых

Глава 5. Бессмертная душа и мироздание в лирике М.Ю. Лермонтова и

Ф.И. Тютчева.

5.1. Эволюция представлений о бессмертии в лирике М.Ю. Лермонтова.

5.2. Античная, ветхозаветная и евангельская традиции в метафизической поэзии Ф.И. Тютчева.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Метафизика бессмертия в русской романтической лирике»

После всестороннего изучения советскими исследователями поэтики русского романтизма, его диалога с западноевропейскими литературными традициями, его основных мотивов, жанров современное отечественное литературоведение стремится выявить парадигмальные эстетические, этические, гносеологические, онтологические, историософские и религиозные представления русских романтиков. Актуальным в этой связи становится рассмотрение метафизики бессмертия в лирике русского романтизма, который, по определению дореволюционного исследователя И. Замотана, явился универсальной формой «русского национального идеализма»1, позволившего преодолеть вольтерьянство, механистический материализм XVIII в.

Рассмотрение метафизики бессмертия в русской романтической поэзии позволяет качественно по-новому раскрыть романтические представления о Боге как Творце и Спасителе мира, о мироздании как универсуме, о вечности и времени, о микрокосме человеческой души. В русской классической литературе и в русской религиозной мысли метафизическая идея бессмертия души выступает основой построения мировоззренческой системы. Это положение постулировал в публицистике и в художественном творчестве Ф.М. Достоевский: «Словом, идея о бессмертии - это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества»2. Данный вывод русского религиозного мыслителя соединяет в себе онтологические и гносеологические основания метафизики бессмертия. По мысли русского классика, только исповедуя

1 Замотан И. История новой русской литературы XIX столетия (от 20-ых до 40-ых гг.). -Варшава, 1914.-С. 9.

2Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. - Л.: Наука, 1982. - Т. 24. - С. 49-50. веру в индивидуальное бессмертие души, человек способен обрести истинное самопознание и познание мира, возлюбить жизнь и ближнего, ощутить неразрывную связь земного мира и Царствия Небесного, обрести синтез духа и бытия. Достоевский четко противопоставлял бессмертное, абсолютное, соборное бытие и духовную смерть, онтологический разрыв человека с миром, ближними и Богом. Мыслитель пророчески писал о том, что вера в бессмертие души составляет определяющую идею не только индивидуальной жизни, но и исторического бытия нации.

Кризис русской культуры рубежа XIX - XX вв. во многом был обусловлен утратой христианской веры в Бога и в бессмертие души, распространением атеизма, западноевропейской гуманистической морали, социализма, стремящегося построить земной рай вне Бога, утратой духовной связи между церковью и обществом. Наиболее очевидно черты кризиса проявились в поздней публицистике Л.Н. Толстого, который стремился создать эклектичную этическую систему, где акцент ставился не на идее спасения индивидуальной бессмертной души, а на нравственном самосовершенствовании человека в настоящем, в земной жизни: «Душа не была и не будет, а всегда есть в настоящем. О том же, как будет сознавать себя душа после смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему»3. Виталистическая онтология Толстого привела к отождествлению Бога, любви и жизни.

Бессмертие в его различных формах, наряду с представлениями о Боге, душе, бытии, природе, идеальном и материальном, выступает одним из предметов метафизики. Метафизика как «первофилософия» (от греч. «meta ta physika» - «то, что за физическим») является наукой, «которая делает темой изучения существующее как таковое, подвергает исследованию элементы и основные условия всего существующего вообще и описывает значительные, важные области и закономерности действительного»4. Уже в

3Толстой Л.Н. Путь жизни. - М.: Республика, 1993. - С. 7.

4Философский энциклопедический словарь. - М.: ИНФРА-М, 2001. - С. 265. античной философии метафизика исследовала субстанцию, которая положила начало космосу, отношения Единого и Многого. Метафизика в античной философии своим предметом мыслила сверхприродное и дистанцировалась от физики, обращенной к закономерностям и свойствам физических тел. Метафизика предполагала не только сверхчувственное познание бытия, но и «синтетическое, целостное, конкретное»5 осмысление жизни.

С течением веков содержание терминов «метафизика», «метафизический», не теряя своего семантического ядра, стало фокусировать фундаментальные для определенной эпохи или философской системы мировоззренческие понятия. Так, Р. Декарт положил начало определению метафизики как «первой философии», которая представляет собой центральную часть фундаментальной философской системы, «содержит основы человеческого познания»6. Г.-В. Лейбниц видел в метафизике универсальное знание, которое способно постичь, объяснить законы универсума7. Для Г.-В. Гегеля метафизика - это «философия в целом», существующая в конкретную историческую эпоху. В эпоху романтизма метафизика, уступая место диалектике, стремилась преодолеть рационалистическую отвлеченность, постичь формы откровения Абсолюта в разнообразных духовных явлениях. В этой связи показательно рассуждение Ф.-В. Шеллинга о предметах истинной метафизики: <«.> она должна была бы показать Бога как свободного творца мира, моральную свободу человека наряду с нерушимой каузальной связью в природе и бессмертие человека»8.

В русской религиозной философии «метафизическое» понималось в качестве субстанционального смысла бытия, истории. H.A. Бердяев подчеркивал: «Человеческая судьба есть не только земная, но и небесная

5Мотрошилова Н., Огурцов А., Туровский М. Метафизика // Философская энциклопедия: В 5 т. - М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1964. - Т. 3. - С. 407.

6Декарт Р. Сочинения: В 2 т. - М.: Мысль, 1989. - Т. 1. - С. 310.

7Лейбниц Г.-В. Сочинения: В 4 т. - М.: Мысль, 1982. - Т. 1. - С. 211.

8Шеллинг Ф.-В. К истории новой философии (Мюнхенские лекции) // Шеллинг Ф.-В. Сочинения: В 2 т. - М.: Мысль, 1989. - Т. 2. - С. 460. судьба, не только историческая, но и метафизическая судьба.»9.

Метафизический взгляд на мир в русской классической культуре предполагал прозрение в конечном бесконечного10. Подобное восприятие метафизического» ориентирует на религиозное миросозерцание. Так,

В.А. Жуковский в своем дневнике подчеркивал: «Бог и душа вот два существа, все прочее - печатное объявление, приклеенное на минуту»11 (8

20) января 1821 года). Религиозный подход к метафизике бессмертия предусматривает осмысление земной жизни в качестве одного из этапов становления и самопознания бессмертной души, оценивает земную судьбу и физическую смерть с позиции таинств воскресения и преображения.

Метафизическая проблема бессмертия с древнейших времен находила многогранное образное преломление в искусстве и в лирике. Лирика - род литературы, в котором внутренний мир человека выступает в качестве субъекта и объекта поэтического творчества. В лирике главным становится осознание непреходящей ценности личностного мира, его внутренней историчности. Г.-В. Гегель указывал на то, что образ-переживание возвышает темное ощущение до созерцания и представления и дарует этому наполненному внутреннему миру слово и язык, чтобы выразить себя в

1 0 качестве этой жизни» . Переживания человека получают общекультурное и метафизическое содержание. Лирический род литературы изначально акцентировал такие метафизические вопросы, как:

- Кто я?

- Как возникли мироздание и человек?

- В чем заключен смысл человеческой жизни?

- Что представляет собой душа? Бессмертна ли она?

9Бердяев H.A. Смысл истории. - М.: Мысль, 1990. - С. 33.

10Шестов JI. На весах Иова. - М.: «Издательство ACT», 2001. - С. 256. иЖуковский В.А. Поли. собр. соч. и писем: В 20 т. / Ред. коллегия: И.А. Айзикова,

Н.Ж. Ветшева, Э.М. Жилякова, Ф.З. Канунова, О.Б. Лебедева, И.А. Поплавская,

Н.Б. Реморова, A.C. Янушкевич (гл. редактор). - М.: Языки славянской культуры, 2004.

T. XIII.-С. 155.

12Гегель Г.-В. Эстетика: В 4 т. - М.: Искусство, 1971. - Т. 3. - С. 492.

Лирика обращает человека к рефлексии относительно смысла и цели человеческого бытия, смерти и бессмертия. М.М. Бахтин заключал: «Лирика исключает все моменты пространственной выраженности и исчерпанности

13 человека.» . Лирический субъект, ощущая свою онтологическую уникальность, напряженно стремится к самопознанию: погружение в глубины микрокосма позволяет понять движущие силы Вселенной. С одной стороны, лирический субъект откликается на проявления и события окружающего мира, с другой стороны, он переносит доминанты своего микрокосма в окружающий мир, что создает основу для диалогической и исповедальной природы лирики. Ф. Ницше видел источник лирической

14 поэзии в музыкальном настроении , помогающем ощутить лирическому субъекту единство с ритмом жизни, прочувствовать невыразимые духовные смыслы, которые в дальнейшем опредмечиваются в словесных образах. Приобщение к музыкальной сфере мироздания придает лирическому образу-переживанию метафизическую универсальность и глубину.

В отечественном литературоведении последовательно развивалась мысль о том, что ритм в лирическом тексте становится ценностным, организующим началом. Так, М.М. Гиршман считал родовой характеристикой лирики ритмический принцип «возвращения», «приравнивания»15, ориентированный на создание единства и целостности лирического текста. Данный принцип позволяет акцентировать ценностное и метафизическое ядро образа-переживания, проявить онтологическую природу слова. Вполне закономерно, что лирический зачин становится сгустком поэтического смысла, отражая, по определению Т. Сильман, «состояние лирической концентрации»16.

В силу небольшого объема лирического текста, каждое слово, созвучие в

13Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - С. 155.

14Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. - СПб.: Художественная литература, 1993.-С. 152.

15Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. - М.: Советский писатель, 1982. - С. 269.

16Сильман Т. Заметки о лирике. - JL: Советский писатель, 1977. - С. 6. ритмическом и образном контексте приобретает дополнительную экспрессию, смысловую нагрузку. Если в философии метафизические проблемы осмысляются через категориальный аппарат абстрактных понятий, то образная природа лирики представляет бытие в форме индивидуального явления, поэтому любая метафизическая проблема раскрывается в ее неповторимости и актуальности к конкретному лирическому контексту, к конкретной лирической ситуации, в которой смыкаются индивидуальное и вселенское, мгновенное и вечное. Лирический контекст позволяет раскрыть новые, часто неожиданные смыслы, ассоциативные связи в рамках смыслового контекста вечных метафизических дискурсов. В лирике происходит откровение, с одной стороны, духовного мира человека Вселенной, Богу, с другой - откровение мироздания человеку.

Современная отечественная теория литературы и эстетика отошли от социологического осмысления искусства и прослеживают его развитие, исходя из метафизических и эстетических доминант17. Так, Т.Е. Шехтер, осмысляя онтологические основания художественного творчества, подчеркивает: «Главная особенность художественного сознания -способность прозревать целостность мира в каждом его проявлении.»18. Художник создает поэтический мир, образы Вселенной и человека, в которых отражаются культурные архетипы, национальные особенности, духовность определенной эпохи. У каждого из поэтов оформляется индивидуальная «Роза мира», возникает особый метафизический конфликт, своеобразное отношение лирического субъекта к ближним, к природе, к Творцу.

Применительно к культуре и к литературному процессу уже устоялось употребление термина парадигма. Этот термин, на наш взгляд, вполне применим и по отношению к творческой индивидуальности поэта. К

17См.: Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. - М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2001.

18Шехтер Т.Е. Искусство как реальность: Очерки метафизики художественного. - СПб.: Астерион, 2005. - С. 29. парадигмальным метафизическим доминантам следует отнести, во-первых, онтологический статус человека (выделение в человеческой природе родовых, субстанциональных характеристик, определяющих смысл его жизнетворчества); во-вторых, онтологическую горизонталь (утверждение человека в истории, в земном мире); в-третьих, онтологическую вертикаль (отношение человека к Богу, к трансцендентной сфере, к вечности). Последняя доминанта предполагает имманентную религиозность, направленную на обретение полноты миросозерцания, воссоединение имманентного и трансцендентного миров. На наш взгляд, осмысление таких метафизических проблем, как бессмертие души или диалектика бесконечного и конечного станет целостным, если их рассматривать в системе выделенных нами доминант, которые являются определяющими в эстетике, этике, гносеологии, историософии и онтологии русского романтизма.

Метафизика лирического текста неразрывно связана с его мифопоэтикой. Понятия «метафизика» и «мифопоэтика» требуют методологического разграничения. Архаические мифологические системы были результатом коллективного творчества сменяющих друг друга поколений. Архаическое мифологическое мировосприятие - это синкретичное знание, преодолевающее дискретность и линейность времени и пространства, обращающее человека к переживанию единства с космосом, его циклической жизнью, возвращающее его к эпохе сотворения мира, золотого века. Для архаического мифологического мировосприятия характерны конкретность, диффузность, т.е. слабое разграничение субъекта и объекта, материального и идеального. По мысли Е.М. Мелетинского, «мифологическая мысль сконцентрирована на таких «метафизических» проблемах, как «тайна рождения, смерти, судьба»19. Благодаря открытиям 3. Фрейда и К.-Г. Юнга, современная наука воспринимает мифотворчество характеристикой человеческой психики. Юнг видел истоки мифотворчества в

19См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. - С. 169. коллективном бессознательном, в архетипах (доминантах). Он усматривал в архетипах «готовность снова и снова репродуцировать те же самые или

20 сходные мифические представления» . Миф - многогранный феномен человеческой культуры, который не ограничивается сферой психики. Миф воспринимается отечественной эстетикой в качестве органичной части культуры, философии, искусства. А.Ф. Лосев в своих трудах раскрывал, как миф, не теряя своей мировоззренческой уникальности, проникает в сферы религии, науки, искусства. Рассматривая историю античной философии,

Лосев выявил мифологические истоки «философии мистического символизма», главным принципом которой служило «проявление Смысла и

01 степени осмысленной взаимопроникнутости и прозрачности Бытия-Мифа» . Поиск причины, смысла и цели бытия в рамках мифологического мировосприятия создает предпосылки для религиозной метафизики, которая преодолевает синкретизм и диффузность мифа и опирается как на систему догматов, так и на веру, предполагающую духовное единство человека и Бога. Если архаическое мифологическое мировосприятие не вычленяло человека из природного целого, то религиозная метафизика четко определяет место человека в мироздании, разграничивая человеческое и божественное, природное и сверхприродное, временное и вечное, находя между ними онтологическую связь.

В поэтическом творчестве как образной форме откровения человеческой духовности и отражения бытия проявляются индивидуальное мифотворчество и имманентная религиозность. Обращение к мифу в искусстве проявляется в разнообразных формах: пересказ мифа, его аллегорическое истолкование, аллюзия и реминисценция, авторская интерпретация и мифотворчество. Индивидуальное мифотворчество проявляет в себе онтологическое стремление создавать художественную

20Юнг К.-Г. Психология бессознательного. - М.: ООО «Издательство АСТ»; «Канон+», 2001.-С. 75.

21Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль, 1993. - С. 134. картину мира, универсум. Индивидуальное мифотворчество художника не только актуализирует архетипы, но и насыщает их личностно обусловленным эстетическим содержанием. Индивидуальное мифотворчество, символическое и онтологическое по своей природе, соединяет мифопоэтическое переживание и его эстетическую рефлексию22. Миф рождается и живет в рамках определенного национального сознания, поэтому он принимается другой культурой в системе ее парадигмальных ценностей, что создает основу для диалога.

Мифопоэтические интенции художественного слова, архаические мифологические воззрения были значимыми для русских романтиков. По мысли Л.А. Ходанен, «мифотворчество, устремленность к созданию мифа внутренне присущи романтизму как искусству, создающему идеальную реальность, направленному в сферы жизни духа.» . Изучение мифопоэтики в современной отечественной науке предполагает обращение в равной степени к психологии и к философии творчества. В.Н. Топоров, видя в сфере мифопоэтического «универсальные модусы бытия в знаке», подчеркивает

24 эктропическую направленность» мифопоэтического. Стремление художника к оформлению космоса во внутреннем и окружающем мирах может принять теургический характер. Так, антитетичность космоса и хаоса, служащая одной из ключевых характеристик мифопоэтического, получила в романтической культуре диалектическое преломление.

Имманентная религиозность преображает мифопоэтические интенции софийным, метафизическим смыслом диалога человека с Богом. Преображение мифопоэтического контекста в религиозный мы видим в лирических ситуациях онтологического порога, молитвенного предстояния,

22

См.: Милюгина Е.Г. О мифотворчестве романтиков (К вопросу об универсализме романтического художественного мышления) // Романтизм в литературном движении: Сб. науч. тр. - Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1997. - С. 33-43.

23

Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000.-С. 11.

24Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. - М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. - С. 5. в образном представлении о мироздании как храме, которые концентрируют христианские воззрения на Бога, мир, бессмертную душу. В романтическом лирическом тексте-универсуме религиозный контекст проясняет онтологический статус богоподобности человека, проявляющийся в благодатном даре мыслить и творить.

В силу того, что художественная литература в России предшествовала развитию философских систем, в ней наиболее ощутимо стремление к синтезу религиозного, онтологического, историософского, этического и эстетического начал. Русская поэзия и проза эпохи романтизма не только обращалась к метафизическим проблемам, но и стремилась обрести эстетические принципы и формы их образного воплощения (принципы фрагментарности, потенцирования, духовного самовыражения, романтической тайны и др.).

Термин «метафизическая поэзия» был введен еще дореволюционными исследователями А.Н. Пыпиным, П.Н. Сакулиным, H.JI. Бродским, но закрепился в отечественном литературоведении в 1920-е годы, в частности, в работах JI.B. Пумпянского, посвященных Ф.И. Тютчеву и

М.Ю. Лермонтову25. Пумпянский считал метафизику особым направлением эстетического сознания романтиков. Синонимическими обозначениями данного литературного явления в отечественном литературоведении

26 выступают определения «поэзия мысли» (работы В. Сахарова ) и «философская лирика» (труды Ю.Н. Тынянова, И.Е. У сок, Ю.В. Манна, Е.А. Маймина, P.C. Спивак и др.). Несмотря на последовательное и широкое использование данного терминологического ряда, его содержание у разных исследователей существенно отличается. Так, Е.А. Маймин подчеркивает, что термин «философский» применительно к романтизму обозначает не качество, не прямое содержание, а «программу и ее сознательные

25См.: Пумпянский JI.B. Поэзия Ф.И. Тютчева// Урания: Тютчевский альманах. 1803-1928. / Под ред. Е.П. Казанович. - Л.: Прибой, 1928. - С. 9-57.

26См.: Сахаров В. Под сенью дружных муз. - М.: Художественная литература. 1984. -С. 140. тенденции» . И.Е. У сок, рассматривая феномен философской поэзии, уделяет внимание как анализу мировоззренческого содержания (стремление к универсализму, к самопознанию), так и образных форм (аллегорический

90 подтекст, форма «прямого изложения» и др.) .

P.C. Спивак отдает приоритет изучению художественной структуры философской лирики, выделяя следующие ее устойчивые характеристики: внеличные и обобщенно-личные формы выражения авторского сознания, сближение внутреннего сюжета с логической операцией определения, особый этико-философский ассоциативный контекст. Предметом изображения философской лирики исследователь считает «родовые, сущностные особенности сознания человека»29.

Споры о феномене «метафизической лирики» не утихают до сих пор. При расширенном понимании этого эстетического явления «метафизическим» произведением может быть назван любой текст, в котором поднимается глобальная проблема или делается символическое обобщение. Вместе с тем в метафизической поэзии важна не столько проблематика, сколько установка на «образ мысли», на процессы рефлексии, самопознания. Данная эстетическая направленность в истории русской поэзии воплощалась в жанровых традициях духовной оды, элегии, послания, монолога, фрагмента, драматического стихотворения, эпитафии и др. А.Э. Еремеев, раскрывая генезис русской философской литературы, указывает: «Иначе говоря, подлинная философичность русской литературы воплощается не только в идеях, проблемах, высказываниях героев, но и в специфике художественной формы.» . Среди таких художественных форм в метафизической поэзии эпохи романтизма можно назвать модель триады,

27Маймин Е.А. О русском романтизме. - М.: Просвещение, 1975. - С. 145.

28Усок И.Е. Философская поэзия любомудров // К истории русского романтизма. - М.:

Наука, 1973.-С. 107-128.

90

Спивак P.C. Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров. - Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1985. - С. 6.

30Еремеев А.Э. Русская философская проза (1820-1830-е годы). - Томск: Изд-во Томского ун-та, 1989.-С. 17-18. аллегорическую двунаправленность лирического сюжета, метафизическое углубление смысла метафор и сравнений, аллюзии и реминисценции, создающие подтекст и др.

Русская философская поэзия прошла сложный путь развития от постановки метафизических проблем в образном контексте духовных од XVIII в., в которых философичность возникает как секулярная форма религиозности, через метафизические «штудии» в духе Шеллинга к особой эстетической форме - индивидуальному лирическому тексту-медитации, где композиция, сюжет, образные средства раскрывают исток, движение и результат рефлексии, духовного переживания.

Русская метафизическая поэзия шла по пути освобождения лирической ситуации от абстрактности, условности. Лирическая ситуация постепенно получает личностную, психологическую обусловленность, приобретает динамику и диалектику. Л.Я. Гинзбург пишет о данном процессе: «Лирическое переживание или размышление отнесены теперь к личности (разумеется, обобщенной); изменилось тем самым и возросло значение

31 лирического субъекта» . Устойчивой становится лирическая ситуация, когда медитация и рефлексия являются откликом на конкретное проявление окружающей жизни в ее историческом, биографическом или бытовом измерении, что выступает основой для восхождения к бытийному. Обращение к метафизическому, субстанциональному возникает в русской романтической поэзии благодаря анамнезису, молитвенной медитации, памяти о смерти и др.

В русской метафизической поэзии эпохи романтизма проявляются разнообразные формы организации лирического текста: лирический субъект, авторская позиция, лирический герой. Если лирика Е.А. Баратынского, Д.В. Веневитинова, С.П. Шевырева, К. и И. Аксаковых тяготеет к такой форме субъектной организации, как лирический субъект, то в творчестве

31Гинзбург Л.Я. О лирике. - Л.: Советский писатель, 1974. - С. 52.

М.Ю. Лермонтова развивается лирический герой, стремящийся к полноте бытия, характеризующийся жаждой познания и действия. В лирике В.А. Жуковского, A.C. Пушкина, Н.М. Языкова развиваются многообразные формы субъектной организации лирического текста, которые обусловлены поэтикой жанра, лирической ситуацией. В пушкинской поэзии метафизическое обобщение автора соотносится с конкретной жизненной, лирической ситуацией. В творчестве же Ф.И. Тютчева доминирует субъект философской рефлексии, стремящийся раскрыть процесс движения мысли. Несмотря на различную степень объективации лирического субъекта, русская романтическая поэзия раскрывает родовые интенции человека, создавая основу для метафизического сюжета о жизни, смерти и воскресении.

К рассмотрению метафизики бессмертия в русской романтической поэзии обращались многочисленные критики 1820-х - 1880-х гг., чьи философские воззрения формировались в том же эстетическом контексте, что и у русских поэтов-романтиков. Авторами многих критических отзывов были сами романтики (В.А. Жуковский, A.C. Пушкин, В.К. Кюхельбекер, A.A. Дельвиг). В русской романтической критике и философской эстетике XIX в. искусство мыслилось формой объективации интенций бессмертной души, богоподобной способности творить. В русской романтической эстетике развивалось представление о поэтическом гении, который с позиции вечного, бессмертного бытия может отстраниться от времени, пространства и целостно отразить земное бытие, обрести единство конечного и бесконечного. Н.И. Надеждин писал: «Душу этой религии составляет благоговейная любовь к бесконечному, силою коей совершается блаженное сочетание им и творящим духом - благодатное начало всех истинно изящных и высоких произведений» . И в ранних работах В.Г. Белинского раскрываются романтические представления об объективации духовных интенций в искусстве.

32Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. - М.: Художественная литература, 1972.-С. 239.

И.В. Киреевский, размышляя об идеализме романтической школы, видел в ее основе стремление к Абсолюту. Выявляя определяющие характеристики поэзии Жуковского, русский мыслитель в качестве ее предмета выделял «веру в прекрасное, в неизменяемость дружбы, в вечность любви, в достоинство человека и благость Провидения, стремление к неземному»33. Уже в ранних статьях И.В. Киреевского оформляется философское положение о том, что обращение к субстанциональному, духовному придает романтической гносеологии и онтологии универсальность, целостность.

Н.В. Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями» подчеркивал «библейский» лиризм русских романтиков, преодолевающий ограниченность чувственного мироощущения и устремленный к духовному, божественному: <«.> то высшее состояние лиризма, которое чуждо движений страстных и есть твердый взлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости»34.

В работах ярчайших представителей русской академической школы сравнительной мифологии (А.Н. Афанасьев), культурно-исторической школы (А.Н. Пыпин, Н.С. Тихонравов), психологической школы (A.A. Потебня) исследовались мировоззренческое своеобразие русского романтизма, его фольклорные источники, эволюция магистральных мотивов и образных представлений о природе, душе, смерти и бессмертии, о познании. Д.Н. Овсянико-Куликовский, осмысляя образную картину мира русских романтиков, увидел в ней выражение поэтического пантеизма, диалектики индивидуального и всеобщего.

В литературных очерках и критических этюдах Н. Котляревского, А. Пятковского, К. Арсеньева, Ю. Айхенвальда, С. Андреевского осмыслялся комплекс религиозных мотивов русских романтиков, их представления о Вселенной, природе, человеческой душе. «Метафизические вопросы» о Боге,

33Киреевский И.В. Обозрение Русской словесности за 1829 год // Киреевский И.В. Поли, собр. соч.: В 2 т. - М.: Типогр. Императорского Московского ун-та, 1911. - Т. 2. - С. 17.

34Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями. - М.: Советская Россия, 1990. -С. 68. рае и аде, смысле человеческого бытия, бессмертной душе, корреспондирующие к христианским воззрениям, изучались такими дореволюционными исследователями, как: П.Н. Сакулин, H.JI. Бродский, C.B. Шувалов, М.Н. Розанов35.

Особое место в изучении романтической метафизики бессмертия занимают труды русских религиозных мыслителей B.C. Соловьева, H.A. Бердяева, Н.О. Лосского, Е.А. Трубецкого, В.В. Розанова, Л.И. Шестова, П.А. Флоренского, С.Л. Франка, В.В. Зеньковского. В трудах русских мыслителей раскрываются национальное своеобразие русского романтизма, концепты миросозерцания русских романтиков в контексте христианской метафизики. Так, Бердяев, подчеркивая профетический характер русской классической литературы, видел в ней искание «всечеловеческого спасения», л/ стремление к «совершенной жизни» . Сопоставляя метафизику русского романтизма с западноевропейской философией, русские религиозные мыслители подчеркивали, что имманентная религиозная вера, софийность русского эстетического сознания эпохи романтизма позволили ему обрести универсальные поэтические формы постижения бытия, человека и Бога.

В.В. Зеньковский, осмысляя развитие секулярной формы религиозности в русском обществе и в русской литературе, раскрыл, как в рамках эстетического гуманизма последовательно различались «внешний» и «внутренний» человек, доминировало стремление к синтезу добра и красоты, конечного и бесконечного, проявились ключевые черты религиозной психологии и веры в бессмертие: «Романтическая мечта об универсальном синтезе превращается здесь в утопию целостной православной культуры»37. Труды русских религиозных мыслителей важны в методологическом отношении, помогая раскрыть имманентную религиозность

35См., например, юбилейный сборник, посвященный М.Ю. Лермонтову, в который вошли работы данных исследователей: Венок М.Ю. Лермонтову. Юбилейный сборник. - М.-Пг.: Т-во «В.В. Думнов, Наследники бр. Саглаевых», 1914.

36Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. - М.: Наука, 1990. - С. 63-64.

37Зеньковский В.В. История русской философии. - Л.: Это, 1991. - Т. 1. - Ч. 1. - С. 26. русского романтизма.

Романтические символы космоса и хаоса были объектом эстетической рефлексии у русских поэтов и писателей серебряного века: А. Блока, Вяч. Иванова, Д. Мережковского, А. Белого. Серебряный век в своем прочтении русской романтической поэзии стремился раскрыть диалектику русского эстетического сознания, путь от пушкинского универсализма к символизму века модерна, утратившему чувство органичной полноты миросозерцания38. В эстетических работах русских символистов частотным является прочтение русского романтизма через призму ницшеанства и других философских направлений Запада, творчества Достоевского и Толстого, через систему ключевых мирообразов русского символизма, в частности, символ Мировой Души. Русских символистов интересовали религиозные, национальные источники и доминанты русских романтиков.

Советское литературоведение 1920-х - 1940-х гг. продолжило лучшие традиции дореволюционных академических школ. Наиболее значительные работы этого периода, посвященные изучению русского романтизма, принадлежат Л.В. Пумпянскому, Ю.Н. Тынянову, Г.А. Гуковскому, Д.Д. Благому, Б.М. Эйхенбауму. Ю.Н. Тынянов, рассматривая литературную борьбу архаистов и новаторов в русской литературе 1810-х - 1830-х гг., анализировал не только область поэтики, стилистики, но и ее эстетические,

39 гносеологические основания . В его работах раскрывается поэтика жанра фрагмента как эстетической формы воплощения романтического принципа фрагментарности в передаче процесса мысли, духовных интенций. Г.А. Гуковский в своих исследованиях раскрыл истоки романтических онтологических представлений, романтического идеала, представлений о духовной субстанции40. Д.Д. Благой изучал ключевые романтические

38Белый А. Символизм как миропонимание. - М.: Республика, 1994. - С. 411-412.

39Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. - Л.: Прибой, 1929.

40Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. - М.: Художественная литература, 1965. -С. 33-37. представления о бытии и человеке, учитывая культурный контекст эпохи, особенности личностного становления русских романтиков41.

В советском литературоведении 1950-х - 1980-х гг., несмотря на давление господствовавшей атеистической идеологии, анализ структуры, поэтики романтических произведений был неразделим с осмыслением романтической картины мира, диалога русских романтиков с западноевропейской литературой. Среди фундаментальных трудов этого периода, посвященных осмыслению поэтических и мировоззренческих характеристик русского романтизма, отметим работы Н.Я. Берковского, Л.Я. Гинзбург, H.A. Гуляева, Ю.В. Манна, У.Р. Фохта, Ю.М. Лотмана, Е.А. Маймина, В.И. Кулешова, М.А. Козьминой.

Н.Я. Берковский на материале творчества любомудров и Ф.И. Тютчева раскрыл мировоззренческое содержание пантеистических мотивов, импровизационный характер романтиков в изображении микрокосма человека42. Ю.В. Манн, анализируя эстетические и мировоззренческие истоки, эволюцию русского романтизма, акцентировал в произведениях романтиков стремление в даль в пространстве и во времени, диалектику конечного и бесконечного, раскрыл влияние западноевропейской философии на русскую поэзию, выявил сущностные черты романтического героя и романтического конфликта43.

H.A. Гуляев, изучая проблемы онтологии, гносеологии и эстетики, поднятые русскими романтиками, соотносил их с концепцией двоемирия44. Е.А. Маймин, анализируя композицию, средства создания образности романтических текстов, стремился раскрыть своеобразие романтического образа мира и человека как микрокосма. Исследователь проследил диалог

41Благой Д.Д. Три века: Из истории русской поэзии XVIII, XIX и XX вв. - М.: Советская литература, 1933.

42Берковский Н.Я. О русской литературе. - JL: Художественная литература, 1985. -С.172-187.

43Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. - М.: Наука, 1976. - С. 25-27.

44Гуляев H.A. Социально-эстетическая и гносеологическая сущность романтизма //

Русский романтизм. / Под ред. проф. H.A. Гуляева. - М.: Высшая школа, 1974. - С. 16-17. русских романтиков с натурфилософией Шеллинга. Ученый стремился охарактеризовать национальное своеобразие русского романтизма и его историческое значение45.

У.Р. Фохт в своих трудах акцентировал проблему диалектики души, духовного конфликта, внутреннего человека в русской романтической поэзии46. М.А. Козьмина осмысляла категорию вечности в метафизическом и этическом аспектах в русской романтической поэзии, где метафизические искания были нацелены на обретение субстанциональных смыслов жизнетворчества47.

В советском литературоведении романтическая гносеология, образные представления о душе, образная диалектика рассматривались в аспекте проявления психологизма. В этой связи активно использовались такие терминологические обозначения, как «психологический романтизм»48, «философско-психологический романтизм». Так, Р.Г. Магина, раскрывая жанровые формы, своеобразие композиции, сюжета, образного языка романтических текстов, осмысляла онтологические представления русских романтиков о душе, природе, их концепцию времени и пространства49.

В 1990-е - 2000-е гг. обновилась методология, изменились герменевтические ориентиры, проблематика исследований отечественных литературоведов, которые обратились к изучению религиозных и мифопоэтических концептов русского романтизма. В.И Сахаров, понимая под романтизмом не просто литературный метод, но и особый тип

45Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты-любомудры, A.C. Пушкин, Ф.И. Тютчев. -М.: Наука, 1976.

46ФохтУ.Р. Лермонтов. Логика творчества. - М.: Наука, 1975.

47Козьмина М.А. Проблема «человек и мир» в художественно-философских исканиях М.Ю. Лермонтова // Концепции человека в русской литературе. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1982. - С. 3-12.

48Данный термин активно употреблял в своих работах Г.А. Гуковский. См., например: Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. - М.: Художественная литература, 1965. -С. 42.

49Магина Р.Г. Русский философско-психологический романтизм (Лирика В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, A.A. Фета). - Челябинск: Челябинский гос. пед. ин-т, 1982. жизнестроительства», рассматривает в своих работах романтические концепции становящегося человека и подвижного бытия в их единстве,

50 устремленность романтического героя к горнему миру .

M.JI. Гаспаров, используя методологию целостного, сравнительного анализа, раскрывал эстетическое и мировоззренческое своеобразие конкретных романтических текстов, проявление в их образной системе авторского идеала51. A.A. Смирнов, рассматривая эволюцию романтических представлений об идеале, осмысляет ключевые для романтизма принципы самовыражения, романтической тайны. Исследователь углубляет научные представления о «романтическом психологизме», понимая его как стремление романтиков раскрыть метафизические основания микрокосма души: «Специфика романтического психологизма «обусловлена» природой реализуемого через его посредство романтического идеала, в пределах которого центральное место занимает духовная индивидуальность человека, наделенного микрокосмическим характером. ,»52.

Современные литературоведы, сохраняя преемственность лучшим традициям советской науки в изучении поэтики русского романтизма, осмысляют прежде всего религиозные, метафизические доминанты романтической картины мира, что мы видим в трудах Б.Ф. Егорова,

A.A. Смирнова, В.В. Кожинова, П.Е. Бухаркина, H.H. Скатова,

B.C. Баевского, А.П. Ауэра, С.Г. Семеновой, В.Н. Захарова, И.А. Есаулова, A.B. Моторина, Е.И. Анненковой, В.Н. Сузи, И.В. Карташовой и др. В их трудах априорной выступает мысль об имманентной религиозности русской романтической метафизики и диалектики. Если в начале 1990-х гг. отечественные литературоведы находили христианские истоки отдельных романтических образов, сюжетов, мотивов, текстов, то в дальнейшем актуальной литературоведческой проблемой явилось раскрытие

50Сахаров В.И. Романтизм в России: эпоха, школа, стили. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - С. 6.

5'Гаспаров M.JL Избранные труды: В 2 т. - М.: Языки русской культуры, 1997.

Смирнов A.A. Романтическая лирика A.C. Пушкина. - М.: Изд-во Московского ун-та, 1994.-С. 163. христианских оснований романтической картины мира. Так, И.В. Карташова и Л.Е. Семенов заключают: «К христианству восходит круг романтических ценностей, идеальный мир романтизма»53. И.А. Есаулов рассматривает миросозерцание русских романтиков с позиции категории соборности54.

В.А. Котельников изучает образное развитие концептов русского национального миросозерцания в романтической поэзии, в частности,

52 концепта покоя . Ученый осмысляет метафизику русского романтизма с позиции святоотеческих представлений о пространстве, времени, богопознании, нравственном совершенствовании. Исследователь проясняет, как в художественных текстах русских романтиков проявляются религиозное настроение и христианская символика53.

В.П. Океанский, понимая под метафизикой «обращенность к Целому, бездонному, неисчерпаемому, сверхъестественному; или же - обращенность всего этого к нам»54, изучает в своих трудах метафизику имени, пространства, вечности в русской романтической поэзии, ее отношение к церковной символике. Работы М.М. Дунаева представляют собой одновременно филологическое и богословское прочтение русской романтической поэзии55. Л.А. Ходанен исследует мифопоэтические, религиозные истоки и индивидуальное мифотворчество русских романтиков, истоки и доминанты их «мифа» о душе56. В трудах С.Г. Семеновой

53Карташова И.В., Семенов Л.Е. Романтизм и христианство // Русская литература XIX века и христианство. - М.: МГУ, 1997. - С. 105.

54Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе (к постановке проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 1994. - С. 55. 52Котельников В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах // Русская литература. - 1994. - № 1. - С. 3-41.

53Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. - М.: Прогресс-Плеяда, 2002.

540кеанский В.П. Метафизика культуры: Проблемы теории и истории. - Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998, - С. 58.

55Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII - XX веках. - М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2002. - С. 185.

56Ходанен Л.А. Поэтика Лермонтова. Аспекты мифопоэтики. - Кемерово: Кемеровский гос. ун-т, 1995.-С. 5. осмысляются онтологические воззрения русских романтиков, метафизические «словообразы»57 русской классической литературы.

Проблемы метафизики русского романтизма актуальны для филологов стран СНГ. Так, А.А. Звозников изучает духовные основы александровской эпохи, видя в ней диалектическое развитие двух контрастных мировоззренческих доминант - гуманизма и христианства, которые нашли со диалектический синтез в творчестве А.С. Пушкина . В.В. Савельева, понимая под метафизическим смыслом «вечный смысл, претендующий на абсолютность в отличие от временного, относительного или исторического смысла»59, поднимает проблемы художественной антропологии. В зарубежном литературоведении рассматриваются отдельные образы и мотивы, раскрывающие романтические представления о бессмертии, диалектике конечного и бесконечного в мироздании и человеке60.

Последовательное обращение современного литературоведения к проблемам художественной онтологии и антропологии свидетельствует об актуальности изучения метафизики бессмертия в русской романтической поэзии. В современном отечественном литературоведении много работ, связанных с осмыслением романтической танатологии61 на фоне широкого культурологического контекста, однако романтические представления о смерти могут быть осмыслены в полной мере только в единстве с романтическими воззрениями на земную жизнь и бессмертие. Постановка данной проблемы актуальна и значима, так как ее рассмотрение позволяет раскрыть религиозное, эстетическое и этическое содержание магистральных

57Семенова С.Г. Метафизика русской литературы: В 2 т. - М.: Издательский дом «ПоРог», 2004. - T. 1.-С.43.

58Звозников А.А. Гуманизм и христианство в русской литературе XIX века. - Минск: Европейский гуманитарный университет, 2001. - С. 104.

59Савельева В.В. Художественная антропология. - Алматы: АГУ им. Абая, 1999. - С. 246.

60См., например: Wytrzen G. Dmitrij Vladimirovich Yenevitinov als Dichter der russichen Romantik. - Craz; Kôln,1962; Jessie D. The fey hussar. The Life of Russian poet, Michael Yur'evich Lermontov, 1814 - 1841. - Liverpool, 1989.

61См., например: Постнов О.Г. Пушкин и смерть: опыт семантического анализа. -Новосибирск: Изд-во СО РАН, Научно-издательский центр ОИГГМ, 2000. романтических образных представлений о Боге, бессмертной душе, таинствах смерти, воскресения и преображения. В рамках поставленной проблемы актуальным представляется рассмотрение диалога русских романтиков с разнообразными мифологическими, религиозными и поэтическими традициями.

Современному отечественному литературоведению, ориентированному на интертекстуальное рассмотрение литературных текстов, значимо прочтение русской романтической поэзии как метатекста о бессмертной душе, уповающей на благодатное спасение, преображение и воскресение. В данном метатексте отражена семиосфера62 русской классической культуры, проявлен ценностный диалог разнообразных «языков», метафизических, ценностных смыслов. Актуальным в этой связи выступает анализ религиозного подтекста романтических текстов, часто возникающего благодаря универсальному лирическому сюжету о воплощении (рождении) души в земном мире, ее драматической жизни, физической смерти и возвращении в инобытийную сферу. Актуальным служит осмысление рождественского и пасхального дискурсов русской романтической поэзии, ее эстетической рефлексии относительно таинства евхаристии.

Новаторство диссертационного исследования заключается как в анализе метафизических идей, отраженных в лирических произведениях русских романтиков, так и в рассмотрении того, как ощущение имманентной сопричастности души бессмертному, божественному началу бытия проявляется в поэтике романтического текста, в его лирическом сюжете и композиции, в системе аллюзий и реминисценций, в конкретных художественных образах. Впервые проанализированы лирические ситуации, которые оформляют предстояние человека Вселенной и Богу в русской романтической поэзии, комплекс мотивов, связанных с поэтическими

Понятие семиоеферы, введенное Ю.М. Лотманом, создает основу для системного, целостного рассмотрения русской классической культуры, см.: Лотман Ю.М. Семиосфера. - СПб.: Искусство-СПБ, 2000. представлениями об абсолютной и относительных формах бессмертия, об эсхатологическом идеале целостной формы бессмертия. Осмысление метафизики бессмертия в работе предполагает раскрытие романтических представлений о времени и вечности, дольнем и горнем мирах, охранительном софийном покрове, гармонизирующем и просветляющем земной мир. Впервые предпринята попытка целостного анализа метафизики бессмертия на основе широкого историко-литературного материала в синхроническом и диахроническом измерениях. В работе последовательно раскрывается эстетический диалог русских романтиков не только с текстами Священного Писания, но и с православной гимнографией, иконографическими сюжетами. В диссертации раскрываются метафизические смыслы ключевых для русского романтизма символов, метафор, постоянных эпитетов.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в разработке методологии анализа метафизических доминант русского романтизма и конкретного лирического текста, в раскрытии национального своеобразия русского романтизма. В исследовании раскрывается парадигмальный статус идеи бессмертия человеческой души в романтической онтологии, гносеологии, историософии, этике и эстетике. Работа вносит определенный вклад в осмысление полифонии литературного произведения, подтекста и контекста. Диссертационное исследование позволяет проследить генезис поэтических представлений о бессмертной душе, раскрыть эволюцию русского романтизма. Основные положения работы вносят определенный вклад в изучение ведущих для русского романтизма литературных жанров, сюжетов и мотивов.

Предполагаемой целью диссертационного исследования является осмысление метафизики бессмертия, абсолютной и относительных форм бессмертия, путей обретения русскими романтиками полноты миросозерцания в единстве индивидуального и вселенского, конечного и бесконечного. Поставленная цель обусловила следующие задачи:

1. Охарактеризовать религиозные, мифопоэтические, философские и литературные источники романтических образных представлений о бытии, смерти и бессмертии.

2. Раскрыть мировоззренческую связь между идеей бессмертия и романтическими представлениями об идеале, красоте, искусстве, истине.

3. Выявить значимость идеи бессмертия души в романтической системе этических ценностей свободы, покоя, любви, веры, надежды, полноты бытия.

4. Осмыслить магистральные мифопоэтические, онтологические, гносеологические характеристики образа бессмертной души в русской романтической лирике.

5. Проанализировать ключевые романтические символы, образы и мотивы, утверждающие абсолютную форму бессмертия и относительные формы бессмертия (объективированное, генетическое бессмертие).

6. Уяснить эстетические формы проявления имманентной религиозности русского романтизма в осмыслении проблемы бессмертия.

7. Раскрыть эволюцию романтических представлений о бессмертии в русской поэзии 1810-1870-х гг., эстетическое своеобразие в постижении данной проблемы в лирике В.А. Жуковского, A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, любомудров и славянофилов.

Предметом исследования является русская романтическая лирика 18101870-х гг., воспринимаемая нами как целостный эстетический, полифонический контекст в динамике становления и развития. В работе рассматривается лирика не только достаточно изученных романтиков, но и творчество таких поэтов, как A.A. Дельвиг, В.К. Кюхельбекер, С.П. Шевырев, И. и К. Аксаковы, Н.М. Языков, многие лирические тексты которых впервые стали предметом научного осмысления. Широта историко-литературного материала обусловила жанр исследования - диссертацию-панораму. Для выяснения истоков лирических образов и мотивов привлекаются дневники, эпистолярное наследие русских романтиков, их эпические и лироэпические произведения.

Объектом исследования выступает многогранный комплекс религиозных, гносеологических, онтологических, историософских, этических и эстетических представлений о жизни, смерти и бессмертии в русской романтической лирике. Герменевтический акцент ставится на рассмотрении романтических образных представлений о бессмертной душе и ее онтологических, гносеологических характеристиках. Именно интенции бессмертной души в романтической картине мира позволяют лирическому субъекту преодолеть законы физического мира, пространство и время, обрести духовную свободу, покой, чувство благоговения перед жизнью, прозреть метафизическую глубину бытия.

Специфика поставленных цели, задач, предмета и объекта исследования определили выбор методов и приемов. Ключевая роль в работе отводится культурно-историческому и историко-генетическому методам, позволяющим раскрыть истоки романтических представлений о бессмертии, связь авторской позиции романтика с философским и эстетическим контекстом эпохи. В работе также применяются феноменологический, сравнительный и типологический методы, позволяющие оттенить эстетическое своеобразие русских поэтов в постижении метафизики бессмертия. В отдельных случаях применяются приемы лингвистического анализа для раскрытия этимологии, стилистических доминант текста. В диссертации используется метод целостного анализа, благодаря которому художественный текст рассматривается как уникальный универсум со своей внутренней

Г Л онтологией и метафизикой. В силу избранного нами жанра диссертации-панорамы, при рассмотрении лирического текста анализируются те поэтические приемы, которые наиболее ярко и самобытно раскрывают его метафизические доминанты. Выбор художественной детали в качестве объекта анализа обусловлен тем, что она является частью органичного

63

О тексте как универсуме и его художественной онтологии см.: Гиршман М.М. Литературное произведение. Теория и практика анализ. - М.: Высшая школа, 1991. - С. 967. целого, фокусирует в себе образ мира. Ю.М. Лотман видел истоки художественной целостности текста в том, что он фокусирует в себе внутренние связи макрокосма: «<„> структура пространства текста становится моделью структуры пространства вселенной»64. Только при отношении к лирическому тексту как к органичной части семиосферы русской романтической культуры, этапа творческой эволюции и духовной биографии поэта его микрокосм не распадается на отдельные образы, мотивы, художественные приемы. Исследовательский интерес к отдельному тексту, учитывающий философский и эстетический контекст эпохи, позволяет раскрыть его диалоговую природу, внутреннюю диалектику. Соединение методов и методик литературоведения, лингвистики, философии, культурологии позволяет добиться, на наш взгляд, синергетического гуманитарного знания.

Исходной методологической установкой диссертации выступает анализ текста в рамках эстетического контекста романтической культуры. Важную роль в формировании данного контекста сыграли духовная ода Ломоносова «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния», оды Державина «На смерть князя Мещерского», «Бог», его стихотворение «Река времен в своем стремленьи.», элегия Жуковского «Сельское кладбище», которые явились «текстами» русской литературы и вызвали эстетический диалог, поток аллюзий и реминисценций на протяжении всего исторического пути русского романтизма. Столь же магистральной линией анализа для нас является рассмотрение диалога русских романтиков с античной, ветхозаветной и евангельской традициями, западноевропейской философией и литературой. Осмысляя метафизику бессмертия, русские романтики обращались не только к текстам Священного Писания, но и к православной гимнографии, к трудам Отцов Церкви и, что более всего важно, к собственному религиозному опыту молитвенного

Лотман Ю.М. Структура художественного текста. - М.: Искусство, 1970. - С. 266. предстояния и богообщения. В работе большое внимание уделяется анализу аллюзий и реминисценций русских романтиков, восходящих к христианским представлениям о триедином Боге, о рае сладости и аде, о Царствии Небесном и духовной смерти, о таинствах рождения, смерти, воскресения, о Логосе, творящем и преображающем мир и человека. Системное рассмотрение романтических метафизических представлений позволяет раскрыть стремление романтического субъекта обрести абсолютную форму бытия, полноту миросозерцания. Данный этико-эстетический идеал утверждается в мотивах странничества, восхождения (лествицы), молитвенного горения души, блудного сына.

Метафизическая идея бессмертия в поэтике романтизма, с одной стороны, позволяет четко разграничить конечное и бесконечное64, а с другой стороны, помогает снять эту онтологическую антитезу, добиться их единства. Метафизическая идея бессмертия души позволила русским романтикам в области поэтики прийти к символизму, характерному для христианского религиозного искусства, где, по определению С. Булгакова, достигается «единство трансцендентного и имманентного, мост между небом и землей, боготварное, богочеловеческое единство»65. Религиозно-символическое видение позволяет прозреть в земном мире и человеческой жизни их метафизическую глубину и всеединство, соборность. В этой связи вполне закономерен характерный для русского романтизма метафизический пейзаж, сближающий природу с храмом, где все живое славит Творца. Религиозно-символическое видение мира обусловило принятие русскими романтиками индивидуального бытия человека в качестве бесценного дара. Наиболее ярко данный ценностный аспект проявился в творчестве A.C. Пушкина.

Среди современных отечественных литературоведов раздаются критические и предостерегающие замечания относительно привития

640 романтической концепции двоемирия см.: Берковский И.Я. Романтизм в Германии. -JL: Художественная литература, 1973.

65Булгаков С. Православие: Очерки учения православной церкви. - М.: Терра, 1991. -С. 39. русскому романтизму излишней православной религиозности. Думается, что столь напряженное и глубоко личностное развитие метафизики бессмертия, что мы видим в русской романтической поэзии, изначально не могло произойти лишь в рамках гуманистического типа сознания, эстетической или философской рефлексии. Поэтическая метафизика русских романтиков обусловлена во многом религиозным миросозерцанием, многовековыми традициями православной духовности.

Последовательность расположения глав и разделов диссертации обусловлена историческим принципом изучения русской романтической лирики, а также общностью поэтического направления (любомудры, славянофилы), близостью образных представлений, сюжетов, мотивов. Анализу ключевых образов и мотивов, поэтических текстов русских романтиков предшествует рассмотрение культурологического, философского, поэтического контекста в диахроническом и синхроническом срезах, что позволяет выявить поэтическое и мировоззренческое своеобразие поэта в раскрытии метафизических представлений о жизни, смерти и бессмертии.

При рассмотрении лирики конкретного русского романтика акцент ставится на те религиозные, гносеологические, эстетические или этические особенности его обращения к метафизике бессмертия, которые выделяют художника в поэтическом контексте эпохи.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Метафизическая идея бессмертия души становится определяющей в романтической онтологии, гносеологии, историософии, эстетике и этике.

2. Русская романтическая метафизика бессмертия, вступая в диалог с архаическими мифологемами, античной культурой, западноевропейской философией, актуализирует христианские религиозные представления о сотворении человека, его спасении и воскресении.

3. Метафизическая идея бессмертия души воплощается в устойчивом ряде мотивов и образов, достаточно часто становясь семантической

31 доминантой, подчиняющей себе образную диалектику конкретного романтического текста, его сюжет и композицию.

4. Метафизика бессмертия в русской романтической поэзии становится основой для утверждения идеала полноты миросозерцания, обретения искомого единства духа и бытия, принятия земного мира, прозрения в его историческом развитии субстанционального и вечного смысла, позволяя преодолеть романтическую концепцию двоемирия.

5. Имманентная сопричастность романтического лирического субъекта бессмертному началу бытия позволила создать особый тип метафизического пейзажа, символизм которого нацелен на раскрытие единства имманентного и трансцендентного миров, бытия и Творца.

6. Утверждая веру в индивидуальное бессмертие души, русские романтики постулировали и относительные формы бессмертия: генетическую форму бессмертия (продолжение человеческого рода через преемственность поколений, воскрешение образа человека в памяти потомков), объективированную форму бессмертия (эстетическая объективация внутреннего мира художника в созданных им произведениях), гносеологическую форму бессмертия (продолжение в истории философии и культуры идей мыслителя).

7. Продолжая святоотеческие традиции, русские романтики четко разграничивали относительную физическую смерть и духовную смерть как жизнь вне Бога, вне абсолютных этических ценностей.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Косяков, Геннадий Викторович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Искусство на протяжении своего исторического развития обращалось к краеугольным проблемам метафизики, одной из которых выступает проблема бессмертия. Для русской поэзии эпохи романтизма данная проблема была ключевой в области онтологии, гносеологии, этики, эстетики. Романтизм как эстетический метод постулировал проблему дуализма земного и небесного миров, конечного и бесконечного. В западноевропейской романтической литературе данная антитеза часто принимала гипертрофированные, трагические образные воплощения.

Утверждение индивидуального бессмертия духовной субстанции в русской романтической лирике позволяло преодолеть пантеистические тенденции развития европейской культуры, концепцию двоемирия, обрести единство конечного и бесконечного миров. Постулирование индивидуального бессмертия человеческой души в русской романтической лирике способствовало возвышению онтологического статуса человека, раскрытию непреходящего смысла земной жизни как формы откровения и самопознания бессмертной субстанции в индивидуальных, чувственных, временных формах. Утверждение бессмертия человеческой души позволяло русским романтикам обрести искомый синтез духа и бытия.

В области этики вера в бессмертие у русских романтиков сопровождалась стремлением воплотить в земной жизни софийный идеал веры, надежды и любви. Наиболее последовательно данный идеал был проявлен в лирике A.C. Хомякова, К.С. Аксакова, И.С. Аксакова, где он воплотился в концепцию соборности, в основе которой лежит идея свободного единства духовных субстанций в Царствии Божием. Русские романтики, утверждая веру в бессмертие человеческой души, стремились предощутить в земном мире подобие рая сладости. Такими идиллическими формами мыслились охранительные сферы дружеского круга, усадебного мира, противопоставленные ограниченному социуму, времени и позволяющие бессмертной душе максимально проявить свои интенции. Самовыражение личности, активное потенцирование духовных интенций в окружающий мир в лирике русских романтиков были призваны просветить конечное, ограниченное и чувственное бесконечным и универсальным. Русские романтики утверждали в поэзии значимый для национального миросозерцания идеал духовной свободы и покоя в качестве пути обретения полноты миросозерцания.

В области эстетики вера в бессмертие позволила русским романтикам раскрыть диалоговый характер вдохновения как формы благодатной связи поэта с универсумом, Творцом. В процессе поэтического творчества русские романтики видели раскрытие богоподобной природы человека и сопоставляли пророческую силу вдохновения с актом сотворения Богом человека, его преображением и воскресением. В лирике любомудров получило развитие шеллингианское разграничение грации и красоты. В русской романтической поэзии магистральным было образное представление об искусстве как духовной истории человечества, не подвластной разрушительным силам смерти и забвения.

В области гносеологии вера в бессмертие способствовала обретению целостного знания о земном мире с позиции отстранения от него бессмертной души. Для русской романтической лирики была не приемлема рационалистическая система знания, которой противопоставлялись интуиция, вера, анамнезис. Русские романтики стремились к обретению внутренней соборности, к единству сердца, души и духа. Для русских романтиков априорным было убеждение в том, что и страсти и рефлексия приводят душу к духовной смерти, лишают ее онтологической связи с ближними, миром и Богом.

Вера в бессмертие была доминантой натурфилософии русских романтиков, позволяя им видеть в земной природе символическое выражение горнего мира, таинств преображения и воскресения. Доминирующим в романтической поэзии выступает хронотоп вселенского храма, где все живое славит Творца. Ключевые для романтической пейзажной лирики образы утренней зари, звездного неба, росы, моря, степи, гор, цветочного луга в своей смысловой полифонии утверждают софийное просветление конечного бесконечным.

В области историософии вера в бессмертие души позволяла русским романтикам прозреть в историческом процессе поступательное развитие, нравственное самосовершенствование и духовное самопознание, подчиненное провидению Создателя. Вера в бессмертие души была определяющей и в сфере поэтической эсхатологии. С одной стороны, эсхатологическое разрешение земного бытия в русской романтической поэзии воспринималось в духе немецкой классической философии как конец истории, с другой - в соответствии с многовековыми традициями христианства, видящего исходом земной истории Царствие Божие, субботство.

В области онтологии вера в бессмертие души позволила русским романтикам раскрыть единство конечного и бесконечного в человеческой природе. Человек в лирике русских романтиков стремится обессмертить каждое мгновение земной жизни, наполнив его духовной энергией творчества, познания, самопознания. В этой связи для русских романтиков идеальной формой мироощущения выступало фаустовское мгновение, по полноте переживания сопоставимое с вечностью. В лирике русских романтиков «образ» бессмертной души сохраняет связь с земным миром в инобытийной сфере. Наиболее последовательно идея гармоничного единства дольнего и горнего миров представлена в поэзии Жуковского, воплощаясь в образах гения, эоловой арфы, покрова. В лирике поэта частотным выступает мотив диалога между лирическим субъектом и духовной субстанций, находящейся по ту сторону физической смерти. Данный мотив не только воплощает поэтическую концепцию вечной любви, но и раскрывает неподвластность души физической смерти, времени, пространству. В лирике русских романтиков бессмертная душа -это индивидуальная субстанция, в которой фокусируется метафизическая история мироздания: сотворение, становление и эсхатологическое преображение. В лирике русских романтиков утверждается мысль о том, что бессмертная душа становится индивидуальным воплощением силы Духа Божиего.

В эстетике, этике, гносеологии, историософии и онтологии русские романтики сохраняют преемственность многовековым традициям христианства, его метафизике сотворения, спасения и воскресения. На мифопоэтическом уровне для русских романтиков стало значимо упование на обретение целостной формы бессмертия. Вера в бессмертие души в поэзии русских романтиков имманентно предполагала таинство богопознания, предстояния Богу. В русской романтической лирике в этой связи приобрело особую актуальность молитвенное предстояние, будучи формой благодатного диалога с Творцом, духовным преображением личности в земной жизни. Для русских романтиков стала значимой православная традиция памяти о смерти и Боге как основа для духовного выбора, как ценностная позиция для борьбы с социальным и духовным злом.

В утверждении генетической и объективированной форм бессмертия русские романтики акцентировали не столько бессмертие посредством материальных памятников, славы, сколько возможность духовного диалога, связи с будущими поколениями. В этой связи для русских романтиков приобрели особую значимость память и мечта в качестве форм внутреннего воскрешения прошлого опыта, образов близких людей. Так, A.C. Пушкин потенцирует в сферу будущего свои личностные духовные интенции, раскрывающие родовые основы человеческой духовности. Посмертная судьба поэта в лирике Пушкина соотносится с мифом о вечном возвращении к индивидуальной жизни. Восприятие человека как частицы вечной, прекрасной, обновляющейся жизни смягчает в поэзии Пушкина драматизм физической конечности индивидуального бытия. Пушкин в русской романтической поэзии утверждает бессмертие жизни, индивидуальным, духовным воплощением которой является человек, наделенный познанием, самопознанием и творчеством.

Метафизика бессмертия в русской романтической поэзии сформировалась как результат эстетической рефлексии относительно архаических мифологем, ветхозаветных и евангельских религиозных представлений о душе, западноевропейских и отечественных философских и литературных традиций. Мифопоэтическое сближение образа бессмертной души с мировыми стихиями огня, воздуха и воды в русской романтической поэзии подчеркивает ее онтологический статус микрокосма с напряженной внутренней динамикой, онтологическую связь с Богом как источником жизни и силы. Мифопоэтическое сближение огня и души в русской романтической лирике раскрывает не только красоту бессмертной субстанции, ее сопричастность Фаворскому свету, но и драматическое угасание духовной активности в ограниченной земной жизни в результате страстей и рефлексии. Наиболее последовательно и полифонично данная поэтическая линия представлена в творчестве Баратынского и Тютчева.

Архаическая мифологема живой воды в лирике русских романтиков в различных метафорических вариантах вводила образное представление о динамике становления и обновления бессмертной души, которая наделена способностью неоднократно воскресать в границах земной жизни. Метафорическое сближение бессмертной души с образами птиц также позволило русским романтикам акцентировать определенные субстанциональные характеристики души: жаворонок - молитвенное благоговение перед природным миром, голубь - чистоту и смирение, орел - созерцательную мудрость и отстранение от земного мира, лебедь -поэтическое вдохновение.

В лирике славянофилов, Лермонтова, Тютчева оформляется метафизический космизм, интуитивное чувство органичного единства микрокосма души и макрокосма, видение земного мира и индивидуального бытия человека с позиции вечности. Космизм сопровождается утверждением протеизма, стремления души к вечному обновлению, новым формам самопознания, творческой активности.

Образно рефлектируя относительно ветхозаветного сближения человека с прахом, тенью, листом, травой, представлением о смерти как заключении и молчании, державинской трагической метафоры «реки времен», русские романтики стремились эстетически переосмыслить их с позиции евангельской духовности. Так, тютчевские эпитеты «светлые и прекрасные» по отношению к образу «теней» свидетельствуют о внутреннем воскресении, преображении памятью лирического субъекта теней близких людей в индивидуальные образы. В русской романтической поэзии, как и в целом в русской культуре, отражен духовный диалог Ветхого и Нового Заветов. У русских романтиков, с одной стороны, человек, душа метафорически сближаются с Адамом как выразителем общечеловеческой природы, с другой стороны, с Марией, ищущей благодатного спасения во Христе.

В русской романтической поэзии проблема бессмертия человеческой души органично развивается в контексте рождественского и пасхального мотивов. В образности многих произведений русских романтиков актуализируется онтологический смысл христианского таинства евхаристии. Так, таинство евхаристии помогает главному герою поэмы Жуковского «Агасфер. Странствующий Жид» ощутить единство с ближними, собратьями по «соискуплению». Метафорически соборное предстояние христиан во время евхаристии сближается с херувимом. Агасфер испытывает духовную потребность молитвенного предстояния именно ради ощущения благодатной связи с Творцом, «невыразимой» полноты внутренней жизни, осознания своего богосыновства.

В русской романтической поэзии сюжетообразующими в лирических текстах, посвященных осмыслению природы бессмертной души и ее характеристик, являются ситуации онтологического порога, смерти-возрождения. Физическая смерть в этой связи понимается как онтологический порог, переход из земного мира в небесный. Предстояние бездне в русской романтической лирике позволяет пережить полноту миросозерцания, преодолеть власть пространства, времени, смерти. Бездна дает возможность лирическому субъекту Тютчева испытать напряженный акт самопознания и богопознания, откровение хаоса и космоса, которым в равной степени сопричастен человек. Бездна позволяет лирическому субъекту Тютчева приобщиться к таинству сотворения мира, софийному преображению хаоса и к эсхатологическому разрешению вселенской истории.

В русской романтической поэзии утверждается поэтическая мысль об особом языке выражения духовной субстанции - звуках, способных передать едва уловимые духовные состояния. Русские поэты-романтики продолжают многовековые христианские традиции в постижении творящего и преображающего Логоса. В лирике Лермонтова, Языкова раскрывается представление о звуках, несущих в себе полноту отражения макро- и микрокосма.

Русскую романтическую метафизику бессмертия и бессмертной души можно рассматривать как полифоническую систему, где при общих поэтических и религиозных основах каждый из поэтов акцентировал определенный онтологический концепт. Так, лирический субъект Жуковского, воспринимая мироздание в качестве лествицы, в земной любви предощущает абсолютную форму божественной любви. Лирический субъект Жуковского чувствует уже в земной жизни сопричастность раю сладости. В поэзии Жуковского связь между горним и дольним мирами устанавливается через миросозерцание бессмертной души. Жуковский открыл в русской литературе «невыразимый», подвижный микрокосм «прекрасной» бессмертной души, ее неизмеримую онтологическую глубину.

В лирике Пушкина, в отличие от многих его поэтов-современников, посмертная судьба человека мыслится не столько в горней сфере, сколько в потоке становящегося бытия. В творчестве русского гения земной мир выступает ценностной основой для переживания полноты бытия в дружбе, в любви, в творчестве, в благоговении перед красотой природной жизни. Синтез духа и бытия Пушкин ищет в индивидуальной жизни человека, в земной природе, в связи с чем творчество поэта органично эволюционирует к реалистическому методу. Внутренний мир личности в поэзии Пушкина предстает и как космос, и как иерархия, где чувственные формы мироощущения являются преддверием духовного покоя и свободы. Именно в лирике Пушкина наиболее последовательно и многогранно развивается поэтическая концепция «самостоянья» - формы мудрого, стоического и естественного самоутверждения человека в мире, отстранения от социального и духовного зла, мертвенности. В поэзии Пушкина ключевой характеристикой души является «всемирная отзывчивость», способность откликаться на явления окружающей жизни.

Любомудры, на формирование мировоззрения которых оказала определяющее воздействие философия Шеллинга, раскрыли в своей лирике эстетические и гносеологические аспекты метафизики бессмертия и бессмертной души. Основой для объективированной формы бессмертия поэта в лирике Веневитинова становится универсальность в постижении мира и в самовыражении души. Искусство мыслится Веневитиновым не только формой откровения абсолютной и сверхприродной идеи, но и средством потенцирования интенций индивидуальной бессмертной души.

Мысль и вдохновение в лирике Веневитинова и Шевырева образно представлены в качестве сферы благодатного диалогического единства человека и Бога. Лирический субъект Веневитинова стремится преодолеть не только ограниченные формы земной жизни, но и внутренние страсти. Отойдя от традиционных представлений об объективированной форме бессмертия, Д.В. Веневитинов, И.В. Киреевский, В.Ф. Одоевский, С.П. Шевырев подчеркивают имманентную сопричастность человеческой души посредством вдохновения, мысленного озарения абсолютному источнику духовной жизни и творчества. Магистральной линией творчества Веневитинова служит мысль о духовном диалоге художника и потомков, эстетическое чувство которых воскрешает духовные доминанты художника.

Влияние немецкой классической философии проявилось и в формировании онтологических воззрений ранних славянофилов. В поэзии A.C. Хомякова, К.С. Аксакова, И.С. Аксакова представления любомудров о природе познания уступают место соборной гносеологии, где утверждается идея целостной формы познания, при которой активной и интегрирующей силой выступает вера, противопоставленная ограниченной силе рассудка. Хомяков усиливает романтическое представление о религиозном характере искусства, утверждая, что вдохновение - это богоподобный творческий дар, молитвенное благодарение. Хомяков реконструирует исконный, библейский смысл слова «вдохновение» как одухотворение праха в процессе сотворения человека. Славянофильская концепция соборности исходит из того, что интенции индивидуальной души могут состояться только в духовном единстве с другими душами, Творцом в Царствии Божием. Соборность как идеальная и бессмертная форма бытия побеждает физическую и духовную смерть, земным проявлением которой служит гордыня.

Хомякову стала органична христианская метафизическая идея пребывания земной истории в истории Небесной.

Для лирического героя Лермонтова неприемлемым является бессмертие в форме бесплотного духа. В ранней лирике поэта обостренное неприятие физической смерти как разрушения неповторимой человеческой индивидуальности, сакральный страх богооставленности вызывают в душе лирического героя ропот, близкий вопрошаниям Иова и раскрывающий желание спасения. Наиболее обостренными реакциями лирического героя Лермонтова на мир, лежащий во зле, выступают готовность к самоубийству и маска цинизма. Лирика Лермонтова прошла путь от обостренной рефлексии в связи с осознанием трагической антитезы трансцендентного и имманентного к достижению их единства. Лирический герой Лермонтова напряженно ищет в земном мире формы приобщения к бессмертному началу бытия и находит их в молитвенном предстоянии, в природе. В лирике Лермонтова драматизм смерти смягчается тем, что земная жизнь, физическая смерть и загробное инобытие просветляются софийным началом любви. Православная идея успения как гармоничного разрешения земного бытия и упокоения в предвосхищении воскресения, а также идеал целостной формы бессмертия становятся доминирующими в образной системе поздней лирики Лермонтова.

Тютчев метафизически обогатил романтические представления о душе как микрокосме. В поэтическом мире Тютчева душа вбирает в себя не только космос и хаос, но также горний и дольний миры, загробную, теневую сферу. Как никто из русских романтиков, Тютчев раскрыл призрачность времени, разрыв не только прошлого, настоящего и будущего, но и мгновений. Лирическому субъекту метафизической поэзии Тютчева органично ощущение вечности, неизмеримости Вселенной и ее Творца. В лирике Тютчева, с одной стороны, проявлено экзистенциальное одиночество человека, его трагическое осознание обреченности на смерть чувственных переживаний и духовных состояний, с другой стороны, представление о цикличности жизни природы и человека, где умирание сменяется возрождением. Если в ранней лирике Тютчева лирический субъект стремится преодолеть гнетущую власть индивидуализма, рефлексии, пространства и времени в предстоянии бездне, то в позднем творчестве поэта лирический субъект нацелен на обретение духовной полноты в вере, в благодатном единстве с Творцом.

Русская романтическая поэзия, осмысляя проблему бессмертия, постоянно рефлектирует относительно «текстов» русской культуры, которые задали основные духовные и поэтические векторы постижения данной проблемы. К числу таких текстов следует прежде всего отнести духовные оды Ломоносова «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния», Державина «На смерть князя Мещерского», «Бог», стихотворение Державина «Река времен в своем стремленьи.» и элегию Жуковского «Сельское кладбище», поэтический диалог с которыми посредством аллюзий и реминисценций представлен у многих русских поэтов-романтиков.

Применительно к большинству рассмотренных в диссертации программных произведений русских романтиков приложимы понятия «религиозный контекст» и «подтекст», возникающие благодаря универсальному лирическому сюжету о воплощении (рождении) души в земном мире, ее драматической жизни, физической смерти и возвращении в инобытийную сферу. Русская романтическая лирика актуализирует восприятие физической смерти как преставления, онтологической границы. Романтическая поэзия о бессмертной душе может быть рассмотрена как семиосфера, единство которой задает генетическая близость христианской метафизике.

В русской романтической лирике сформировались особенные художественные принципы и приемы в постижении метафизики бессмертия и бессмертной души. Среди них следует особо указать на принципы духовного самовыражения и потенцирования. В лирике Жуковского, Пушкина, Хомякова, Тютчева ведущим художественным принципом выступает параллелизм исторического настоящего, личностного мира поэта и библейского прошлого, которое проявляет сферу вечности, Царствия Божиего и помогает прозреть в современном и единичном его метафизический смысл.

Особую роль в образности метафизической лирики играет постоянный эпитет, который, как и в русском фольклоре, указывает на онтологический статус определяемого явления. Среди таких эпитетов особое место занимает определение «живой», которое утверждает сопричастность души бессмертной жизни, онтологической полноте в Боге. Среди постоянных колористических эпитетов данную символику проявляет определение «золотой». В лирике русских романтиков средства создания образности (эпитеты, метафоры, сравнения, оксюмороны) строятся по принципу метафизического усложнения смысла образа, нацеленного на прозрение в индивидуальном явлении его бытийной основы. Такой путь создания лирического контекста был особенно органичен для Тютчева.

Для хронотопов романтических текстов о смерти и бессмертии характерна предельная подвижность временных и пространственных границ, онтологические пороги. При этом сюжетообразующей выступает позиция отстранения бессмертной души от тела и земного мира. В композиции лирических текстов о смерти и бессмертии характерно соединение принципов антитезы и кольцевого построения. Кольцевая композиция достаточно часто в области эстетической формы отражает идею охранительного покрова. Кольцевой принцип проявляется в построении строф и стихов. Метафизические идеи синтеза горнего и земного миров, охранительной софийной силы в русской романтической поэзии выражаются звукописью, фигурами поэтического синтаксиса, прежде всего анафорой и синтаксическим параллелизмом. В русской

355 романтической поэзии образные концепты, связанные с метафизикой бессмертной души, становятся символами, которые, как и в древнерусской литературе, православной книжности двунаправлены, будучи обращены к земному и к горнему мирам.

Таким образом, утверждение веры в бессмертие в русской романтической лирике выступает религиозной доминантой, организующей лирический сюжет, композицию, образность лирического текста, поэтическую картину мира. При том, что на русскую романтическую поэзию оказали воздействие различные культурные традиции, она, в отличие от поэзии серебряного века, сумела избежать эклектизма и раскрыла в целостной форме основы христианского миросозерцания, которые позволили русским романтикам преодолеть архаический родовой страх перед физической смертью, создать образную систему, доминантами которой выступают упование на воскресение, спасение и преображение души.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Косяков, Геннадий Викторович, 2007 год

1. Источники работы

2. Аксаков И. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1960. -298 с.

3. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель, 1957.

4. В.А. Жуковский в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. О.Б. Лебедевой и A.C. Янушкевича. М.: Наука; Школа «Языки русской культуры», 1999. - 726 с.

5. Веневитинов Д.В. Стихотворения. Проза. -М.: Наука, 1980. 608 с.

6. Герцен А.И. Былое и думы: В 2 т. М.: Художественная литература, 1987.

7. Данилов К. Древния российския стихотворения, собранныя Киршею Даниловым и вторично изданныя, с прибавлением 35 песен и сказок, доселе неизвестных, и нот для напева. М.: Типография Семена Селиванова, 1818.- 423 с.

8. Державин Г.Р. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1957. - 470 с.

9. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1982.

10. Жуковский В.А. Сочинения: В 3 т. / Сост. И.М. Семеко. М.: Художественная литература, 1980.

11. О.Б. Лебедева, И.А. Поплавская, Н.Е. Разумова, Н.Б. Реморова, Н.В. Серебренников, A.C. Янушкевич (гл. редактор). М.: Языки русской культуры, 2000. - Т. II. Стихотворения 1815-1852 гг. - 840 с.

12. Киреевский КВ. Полное собрание сочинений: В 2 т. М.: Типография Императорского Московского ун-та, 1911.

13. Кюхельбекер В.К. Избранные произведения: В 2 т. М.-Л.: Советский писатель, 1967.

14. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958.

15. Лермонтов в воспоминаниях современников. М.: Художественная литература, 1989.-671 с.

16. Лирики Востока: Переводы / Сост. и вступ. ст. М.А. Курганцева. -М.: Правда, 1986.-480 с.

17. Ломоносов М.В. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1935. - 376 с.

18. Новалис. Гимны к ночи / Пер. с нем. В. Микушевича. М.: Энигма, 1996.- 192 с.

19. Поэты кружка Н.В. Станкевича / Гл. ред. В.Н. Орлов. М.-Л.: Советский писатель, 1964. - 616 с.

20. Поэты 1820-х 1830-х годов: В 2 т. / Общ. ред. Л.Я. Гинзбург. - Л.: Советский писатель, 1972.

21. Погодин М. Воспоминание о Степане Петровиче Шевыреве. СПб.: Печатня В. Головина, 1869. - 60 с.

22. Пушкин A.C. Поли. собр. соч.: В 17 т. -М.: Воскресение, 1994-1998.

23. Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М.: Наука, 1991.-368 с.

24. Толстой Л.Н. Путь жизни. М.: Республика, 1993. - 431 с.

25. Традиционный фольклор владимирской деревни (в записях 1963-1969 гг.). M.: Наука, 1972. - 216 с.

26. Тютчев Ф.И. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1980.

27. Херасков М.М. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1961.- 412 с.

28. Хомяков A.C. Сочинения: В 2 т. М.: Медиум, 1994.

29. Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л.: Советский писатель, 1969.- 594 с.

30. Юнг Э. Плач Эдуарда Юнга, или нощныя размышления о жизни, смерти или безсмертии: В 2 ч. М., 1799.

31. Языков Н.М. Полное собрание стихотворений. М.-Л.: Советский писатель, 1964.

32. Byron G.G. The poetical works of Lord Byron. London, 1912. - 682 p.

33. Goethe J.-W. Faust: Der Tragödie erster und zweiter Teil. Berlin, 1968.- 517s.

34. Heine H. Buch der Lieder. Leipzig, 1970. - 144 s.1.. Справочная литература

35. Библейская энциклопедия / Труд и издание Архимандрита Никифора. -M.: Teppa-TERRA, 1991.-902 с.

36. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: Гос. изд-во Иностранных и национальных словарей, 1955.

37. ЪЪ.Лаврин А. Хроники Харона: Энциклопедия смерти. М.: Московский рабочий, 1993. -511 с.

38. Лермонтовская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1981. -784 с.

39. Мифы народов мира: В 2 т. / Главный ред. С.А. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1991.

40. Пушкинская энциклопедия. 1799-1999. М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. - 808 с.

41. Славянская мифология: Словарь-справочник / Сост. Л.М. Батурина. -М.: Линор, 2004.-504 с.

42. Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М.: Эллис Лак, 1995.-416 с.

43. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 5. Р-С. / Сост. В.Л. Виноградова. - Л.: Наука, 1978. - 264 с.

44. Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Отв. ред. акад. АН СССР В.В. Виноградов. М.: «Азбуковник», 2000.

45. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т. М.: Книга, 1989.

46. Тихонов А.Н., Боярикова JI.3., Рыжкова А.Г. Словарь русских личных имен. -М.: Школа-пресс, 1995. 736 с.

47. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 2001. -576 с.

48. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1999.-656 с.

49. Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. М.: Большая Российская энциклопедия, 1995.

50. Шуклин В.В. Русский мифологический словарь. Екатеринбург: Уральское изд-во, 2001. - 3 84 с.

51. I. Культурология и мифопоэтика

52. Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. -М.: Индрик, 2002. 816 с.

53. Аръес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Издательская группа «Прогресс»; «Прогресс-академия», 1992. - 528 с.

54. Афанасьев А.Н Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. -М.: Индрик, 1994.

55. Афанасьев А.Н. Древо жизни. М.: Современник, 1982. - 464 с.

56. Блинова Г.П. Художественное творчество народа в календарных праздниках и обрядах // Народная художественная культура / Под ред. Т.П. Баклановой, Е.Ю. Стрельцовой М.: МГУКИ, 2002. - С. 76-111.

57. Веселовский А.Н. К вопросу об образовании местных легенд в Палестине // Журнал Министерства народного просвещения. 1885. -№5.-С. 166-183.

58. Веселовский А.Н. Легенды о Вечном Жиде и об императоре Траяне // Журнал Министерства народного просвещения. 1880. - № 7. - С. 85-97.

59. Веселовский А.Н. Из лекций по истории лирики и драмы // Веселовский А.Н. Историческая поэтика: Л.: ГИХЛ, 1940. - С. 398- 445.

60. Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. М.: Товарищество Клышников, Комаров и К0, 1992. - 320 с.

61. Гроф С. и К. Сияющие города и адские муки // Жизнь после смерти. -М.: Советский писатель; Олимп, 1991. С. 64-94.

62. Дианова Т.Е. «Стрела» и «Три ласточки»: песенный текст в поле традиционной культуры // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2004. - № 4. - С. 9-24.

63. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л.: Наука, 1991. - 207 с.

64. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.-959 с.

65. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах // Чтения по истории и теории культуры. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1994. - Вып. 4.-136 с.

66. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. - 407 с.

67. Миролюбов Ю.Л. Сакральное Руси: В 2 т. М.: Ассоциация духовного единения «Золотой Век», 1996.

68. Соболев А.Н. Сведения по этнографии Владимирской губернии. -Владимир: Типография М.П. Леонтьевой, 1912. 64 с.

69. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995.-624 с.

70. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Наука, 1978. -606 с.

71. Ходанен Л. А. Миф в творчестве русских романтиков. Томск: Изд-во Томского университета, 2000. - 318 с.

72. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. - 174 с.

73. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. -М.: Наука, 1990. 224 с.

74. Брянчанинов И. Слово о смерти. М.: «Р. S.», 1991. - 320 с.

75. Будущая загробная жизнь: На основании Священного Писания и учения Святых отцов. Свято-Троицкая Сергеева Лавра, 1996. - 125 с.

76. Булгаков С. Православие: Очерки учения православной церкви. М.: Терра, 1991.-416 с.

77. Булгаков С. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994. - 415 с.

78. Василиадис Н. Таинство смерти. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998.- 592 с.

79. Дионисий Ареопагит. О божественных именах. О мистическом богословии. СПб.: Глагол, 1994. - 370 с.

80. Добротолюбие / В русск. пер. святителя Феофана, Затворника Вышенского: В 5 т. М.: Паломник, 1998.

81. Духовный жемчуг. Новозыбков: Издание Древлеправославной Архиепископии Новозыбковской, Московской и всея Руси, 1992. - Вып. 1. - 240 с.

82. Иоанн Кронштадский. Начало и конец нашего земного мира: Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса. -М.: Локид-Пресс, 2004. 416 с.

83. Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М.: Республика, 1994. - 432 с.

84. Православный богослужебный сборник. М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2000. - 400 с.

85. Розанов B.C. Религия и культура. М.: ООО «Издательство ACT», 2000.-640 с.

86. Св. Ефрем Сирин. Духовные наставления. М.: Сретенский монастырь; Новая книга; Ковчег, 1998. - 304 с.

87. Соловьев B.C. Смысл любви // Соловьев B.C. Избранное. М.: Советская Россия, 1990.-С. 133-216.

88. Трубецкой E.H. Избранное. М.: Канон, 1995. - 480 с.

89. Филарет, Митрополит Московский и Коломенский. Творения. М.: Отчий дом, 1994. - 476 с.

90. Флоренский П.А. Имена. Кострома: ООО «Купина», 1993. - 320 с.

91. Флоренский П.А. Оправдание космоса. СПб.: РХГИ, 1994. - 224 с.

92. Шестов Л.И. На весах Иова. М.: ООО «Издательство ACT», 2001. -464 с.

93. V. Философия. История философии.

94. Артемьева Т.В. «Область дай уму.» // Мысли о душе: Русская метафизика XVIII века. СПб.: Наука, 1996. - С. 5-75.

95. Бакунина Т.А. Знаменитые русские масоны. Вольные каменщики. М.: Интербук, 1991. - 142 с.

96. Гегель Г.-В. Эстетика: В 4 т. -М.: Искусство, 1971.

97. Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества / Пер. и примеч. A.B. Михайлова. М.: Наука, 1977. - 704 с.

98. Декарт Р. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1989.

99. Зенъковский В.В. История русской философии: В 2 т. JL: Это, 1991.

100. История эстетической мысли: В 6 т. -М.: Искусство, 1986.

101. Лейбниц Г.-В. Сочинения: В 4 т. -М.: Мысль, 1982.

102. Лосский И.О. История русской философии. М.: Издательская группа «Прогресс», 1994. - 460 с.

103. Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. М.: «ИКПА», 1990.

104. Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV XV вв. - СПб.: Алетейя, 1997.-362 с.

105. Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М.: Мысль, 1990.

106. Радищев А.Н. О человеке, его смертности и бессмертии // Радищев А.Н. Полное собрание сочинений: В 3 т. M.-JL: Изд-во Академии наук СССР, 1941.-Т. 2.-С. 39-141.

107. Шеллинг Ф.-В. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1989.

108. Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М.: Правда, 1991. -560 с.

109. Юнг К.-Г. Психология бессознательного. М.: ООО «Издательство ACT»; «Канон+», 2001. - 400 с.

110. VI. Литературная критика и эстетика XIX века

111. Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М.: Современник, 1981. - 383 с.

112. Белинский В.Г. Стихотворения М. Лермонтова // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М: Изд-во Академии наук СССР, 1954. - Т. IV. - С. 479-547.

113. Белинский В.Г. Стихотворения Е. Баратынского // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1955. - Т. VI. -С. 456-488.

114. Дружинин A.B. Прекрасное и вечное. -М.: Современник, 1988. 543 с

115. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.: Изд-во Московского ун-та, 1980. - 638 с.

116. Надеждин H.H. Литературная критика. Эстетика. М.: Художественная литература, 1972. - 576 с.

117. Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. -М.: Современник, 1982. -221 с.

118. Пушкин в прижизненной критике. 1828-1830. СПб.: Государственный пушкинский театральный центр, 2001. — 576 с.

119. Страхов H.H. Литературная критика. М.: Современник, 1984. - 431 с.

120. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения Василия Львовича Пушкина и Д.В. Веневитинова. Издание А. Смирдина. СПб., 1855 II Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: В 15 т.-М.: Гос. изд-во худ. лит, 1949. Т. 2. - С. 775-780.

121. VII. Теория литературы и эстетика XX века

122. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.-444 с.

123. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. - 528 с.

124. Гачев Г. Образ в русской художественной культуре. М.: Искусство, 1981. - 241 с.

125. Гинзбург ЛЯ. О лирике. M.-JL: Советский писатель, 1974. - 407 с.

126. Гиргиман М.М. Литературное произведение. Теория и практика анализа. -М.: Высшая школа, 1991. 160 с.

127. Еремеев А.Э. Русская философская проза. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1989.- 192 с.

128. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.-407 с.

129. Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии. СПб.: Азбука-классика, 2001. - 496 с.

130. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979.- 352 с.

131. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: «Искусство-СПБ», 2004. - 704 с.

132. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука, 1976. - 375 с.

133. Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820 1830-е годы). -М.: Искусство, 1969. - 304 с.

134. Океанский В.П. Метафизика культуры: Проблемы теории и истории. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998. - 60 с.

135. Сшъман Т. Заметки о лирике. Л.: Советский писатель, 1977. - 224 с

136. Спивак P.C. Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров. Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1985. - 140 с.

137. Теория литературы. T. IV. - Литературный процесс / Ю.Б. Бореев, Н.К. Гей, A.B. Михайлов, С. А. Небольсин, И.Ю. Подгаецкая, Л.И. Сазонова. - М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2001. - 624 с.

138. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977. 575 с.

139. Успенский Б.А. Семиотика искусства. JL: Языки русской культуры, 1995.-360 с.

140. Шехтер Т.Е. Искусство как реальность. СПб.: Астерион, 2005. — 258 с.

141. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. JL: Советский писатель, 1969. - 552 с.

142. VIII. История русской и зарубежной литературы

143. Айхенвалъд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994.- 591 с.

144. Александров Н.Д. Силуэты пушкинской эпохи. М.: «Аграф», 1999.- 320 с.

145. Александрова КБ. Творчество Г.Р. Державина в литературно-философском контексте эпохи // Филологические науки. 2003. - № 2. -С. 3-13.

146. Афанасьева Э.М. Русская стихотворная «молитва» XIX века // Русская стихотворная «молитва» XIX века: Антология. Томск: «STT», 2000.-С. 7-58.

147. Баевский B.C. История русской поэзии: 1730-1980 гг. Компендиум. -М., 1994.-296 с.

148. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Д.: Художественная литература, 1973. - 567 с.

149. Бухаркин П.Е. Православная церковь и русская литература в XVIII -XIX веках: Проблемы культурного диалога. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1996. - 172 с.

150. Вайнштейн О. Язык романтической мысли. О философском стиле Новалиса и Фридриха Шлегеля // Чтения по истории и теории культуры. Историческая поэтика. М.: Российский государственный гуманитарный ун-т, 1994.- Вып. 6.-80 с.

151. Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе: Историко-сравнительные очерки. М.: Русское Т-во печатного и издательского дела, 1896. - 256 с.

152. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». -СПб.: Наука, 1994. 240 с.

153. Видмарович Н. Священнобезмолвие в древнерусской литературе. -Zagreb: FF press, 2003. 114 с.

154. Гаспаров M.JI. Избранные труды: В 2 т. M.: Языки русской культуры, 1997.

155. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М.: Аспект Пресс, 1999.- 453 с.

156. Данилевский Р.Ю. «Молодая Германия» и русская литература (Из истории русско-немецких литературных отношений первой половины XIX века). Л.: Наука, 1969. - 168 с.

157. Данилевский Р.Ю. Русский образ Фридриха Шиллера. К двухсотлетию со дня смерти поэта // Русская литература. 2005. - № 4. -С. 3-20.

158. Демин A.C. Русская литература второй половины XVII начала XVIII века. - М.: Наука, 1977. -296 с.

159. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII XX веках. - М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2002. - 1056 с.

160. Егоров Б. Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л.: Искусство, 1982. - 269 с.

161. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе (к постановке проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII -XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. - С. 32-60.

162. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. М.: Кругъ, 2004. -560 с.

163. Жаткин Д.Н. «Чаша жизни» в русской поэзии // Русская речь. -2006.-№ 1.- С. 9-13.

164. Жаплоеа Т.М. Усадебная поэзия в русской литературе XIX века. -Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2004.-232 с.

165. Замотин И. И. История новой русской литературы XIX столетия (от 20-ых до 40-ых г.г.). Варшава, 1914. - 464 с.

166. Западов A.B. Отец русской поэзии: О творчестве Ломоносова. М.: Советский писатель, 1961. - 284 с.

167. Западов A.B. Поэты XVIII века: А. Кантемир, А. Сумароков, В. Майков, М. Херасков. М.: Изд-во Московского ун-та, 1984. - 235 с.

168. Захаров В.Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. -С. 5-11.

169. Звозников A.A. Гуманизм и христианство в русской литературе XIX века. Минск: Европейский гуманитарный ун-т, 2001. - 212 с.

170. Канунова Ф.З. Нравственно-философские искания русского романтизма (30 40-е годы) и религия (к постановке проблемы) // Русская литература и религия. - Новосибирск: Наука, 1997. - С. 63-84.

171. Карташова КВ., Семенов JI.E. Романтизм и христианство // Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997. - С. 103-110.

172. Кибальник С.А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л.: Наука, 1990. - 270 с.

173. КонрадиК.О. Гете: Жизнь и творчество: В 2 т. М.: Радуга, 1987.

174. Котельников В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах // Русская литература. 1994. - № 1. - С. 3-41.

175. Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. М.: Прогресс-Плеяда, 2002. - 384 с.

176. Котельников В.А. Святость, радость и творчество // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1999. - С. 59-66.

177. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М.: Высшая школа; Изд. центр «Академия», 2000. - 296 с.

178. Лепахин В.В. Икона в русской литературе XIX века // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 2002. - Сб. 4. - С. 110-148.

179. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988.-352 с.

180. Маймин Е.А. О русском романтизме. M.: Просвещение, 1975. - 240 с

181. Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты-любомудры, A.C. Пушкин, Ф.И. Тютчев. -М.: Наука, 1976. 192 с.

182. Макогоненко Г.П. Н. Новиков и русское просвещение XVIII века. -М.-Л.: Гос. изд-во худ. лит., 1951. 544 с.

183. Магина Р.Г. Русский философско-психологический романтизм (Лирика В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, A.A. Фета). Челябинск: Челябинский гос. пед. ин-т, 1982. - 96 с.

184. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М.: Советский писатель, 1987. - 320 с.

185. Микешин A.M. Исторические судьбы русской романтической поэзии. Кемерово: КГПИ, 1973.-212 с.

186. Моисеева Г.Н. Ломоносов и древнерусская литература. Л.: Наука, 1971.-284 с.

187. Мордовченко H.H. Русская критика первой четверти XIX века. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1959. - 432 с.

188. Морозов A.A. М.В. Ломоносов и телеология Христиана Вольфа // Литературное творчество М.В. Ломоносова: Исследования и материалы. -М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1962. С. 163-196.

189. Моторин A.B. Духовные направления в русской словесности первой половины XIX века. Новгород: «Новгород», 1998. - 212 с.

190. Океанский В.П. Поэтика пространства в русской метафизической лирике XIX века: Е.А. Баратынский, A.C. Хомяков, Ф.И. Тютчев. -Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2002. 204 с.

191. Орлов О.В., Федоров В.И. Русская литература XVIII века. М.: Просвещение, 1973. - 304 с.

192. Песков A.M. Летопись жизни и творчества Е.А. Баратынского. 18001844. М.: Новое литературное обозрение, 1998. - 496 с.

193. Романов Б. Псалмопевец Давид и русская поэзия // Псалтирь в русской поэзии XVII XX. вв. - М.; Свято-Троицкая Сергиева Лавра: Ключ, 1995.-С. 5-58.

194. Рассадин С. Русская литература: От Фонвизина до Бродского. М.: СЛОВО / SLOVO, 2001. - 288 с.

195. Рассадин С. Спутники. М.: Советский писатель, 1983. - 312 с.

196. Савельева В.В. Художественная антропология. Алматы: АГУ им. Абая, 1999.-281 с.

197. Савельева Л.И. Античность в русской поэзии конца XVIII начала XIX века. - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1980. - 120 с.

198. Сайкина Н.В. Московский литературный салон княгини Зинаиды Волконской. М.: Наука, 2005. - 295 с.

199. Сахаров В.И. Романтизм в России: эпоха, школа, стили. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - 256 с.

200. Семенко КМ. Поэты пушкинской поры. М.: Художественная литература, 1970. - 296 с.

201. Смирнов В.Я. Жизнь и поэзия Н.М. Языкова. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1900. - 268 с.

202. Семенова С.Г. Метафизика русской литературы: В 2 т. М.: Издательский дом «ПоРог», 2004.

203. Тройский КМ. История античной литературы. М.: Высшая школа, 1983.-464 с.

204. Умбрашко КБ. М.П. Погодин: Человек. Историк. Публицист. М.: Российская академия наук, Институт российской истории, 1999. - 296 с.

205. Фохт У.Р. Некоторые вопросы теории романтизма (замечания и гипотезы) // Проблемы романтизма: Сб. М.: Искусство, 1967. - С. 77-92.

206. Фризман Л. Г. Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973. - 168 с.

207. Чернов A.B. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века // Евангельский текст в русской литературе XVIII XIX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994.-С. 151-158.

208. Штерн М.С. Философско-художественное своеобразие русской прозы XIX века. Омск: ОГПИ, 1987. - 86 с.

209. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII XIX вв. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - 448 с.

210. Эткинд Е.Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. JL: Наука, 1973. - 248 с.

211. Янковский Ю. Патриархально-дворянская утопия. М.: Художественная литература, 1981.-373 с.

212. Halleck R.P. New English Literature. London, 1913. - 648 p.1.. В. А. Жуковский

213. Аверинцев С.С. Размышления над переводами Жуковского // Аверинцев С.С. Поэты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. -С.137-164.

214. Афанасьев В. Жуковский. М.: Молодая гвардия, 1987. - 399 с.

215. БессарабМ. Жуковский. М.: Современник, 1983. - 272 с.

216. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». М.: INTRADA, 1999. - 448 с.

217. Иезуитова Р.В. Жуковский и его время. JL: Наука, 1989. - 289 с.

218. Канунова Ф.З. Вопросы мировоззрения и эстетики В.А. Жуковского (по материалам библиотеки поэта). Томск: Изд-во Томского ун-та, 1990. - 184 с.

219. Канунова Ф.З. О философско-исторических воззрениях Жуковского (по материалам библиотеки поэта) // Жуковский и русская культура: Сб. науч. тр. Л.: Наука, 1987. - С. 32-45.

220. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820-1840-е гг.). Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. - 304 с.

221. Кибалъник С.А. Антологическая поэзия Жуковского // Жуковский и русская культура: Сб. науч. тр. Л.: Наука, 1987. - С. 261-272.

222. Маркович В.М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма // Жуковский и русская культура: Сб. науч. тр. Л.: Наука, 1987. - С. 138-166.

223. Реморова Н.Б. В. А. Жуковский читатель и переводчик Гердера // Библиотека В.А. Жуковского в Томске. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978.-Ч. 1.-С. 149-300.

224. Савельева Л.И. Античность в творчестве Жуковского // Романтизм в русской и зарубежной литературе. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1974.-С. 3-19.

225. Семенов Л.Е. Жуковский и Вакенродер // В.-Г. Вакенродер и русская литература первой трети XVIX века. Тверь: Тверской гос. ун-т, 1995. -С. 11-25.

226. Смирнов A.A. Романтический принцип «самовыражения» в лирике В.А. Жуковского // Жуковский и литература конца XVIII XIX века: Сб. науч. тр. -М.: Наука, 1988. - С. 11-28.

227. Трофимов Е.А. Иконография «Невыразимого» // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998. - С. 7-19.

228. Шаманская Л.П. Жуковский и Шиллер: поэтический перевод в контексте русской литературы. М.: МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2000. -96 с.

229. Янушкевич A.C. В.А. Жуковский читатель и переводчик «Потерянного рая» Дж. Мильтона // Библиотека В.А. Жуковского в Томске. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 1984. - Ч. II. - С. 481-492.

230. Янушкевич A.C. Влияние сентиментализма на Жуковского-поэта // Жуковский и литература конца XVIII XIX века: Сб. науч. тр. - М.: Наука, 1988.-С. 152-169.

231. Янушкевич A.C. В мире Жуковского. М.: Наука, 2006. - 524 с.

232. Янушкевич A.C. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985. - 286 с.1. X. A.C. Пушкин

233. Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. -Л.: Наука, 1984.-478 с.

234. Алексеев М.П. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг.». Проблемы его изучения. Л.: Наука, 1967.-272 с.

235. Анненков П.В. A.C. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. СПб.: Т-во «Общественная польза», 1873. - 476 с.

236. Благой Д.Д. Душа в заветной лире: Очерки жизни и творчества Пушкина. М.: Советский писатель, 1977. - 544 с.

237. Бонды С.М. Мир Пушкина. М.: Персей; Вече, 1999. - 496 с.

238. Бройде М.Г. Читая Пушкина (к 200-летию писателя). — М.: Русский Вестник, 1999.- 126 с.

239. Гершензон М. Мудрость Пушкина. М.: Т-во «Книгоиздательство писателей в Москве», 1919.-232с.

240. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Художественная литература, 1965.- 355 с.

241. Гуревич A.M. Романтизм Пушкина. М.: Московский институт развития образовательных систем, 1992. - 192 с.

242. Духовный труженик. A.C. Пушкин в контексте русской культуры. -СПб: Наука, 1999.-551 с.

243. Катков М. О Пушкине. М.: Университетская типография, 1900. -106 с.

244. Кибалъник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб.: РАН, Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1993. - 206 с.

245. Краснов Г.В. «Святая заповедь Корана.» (К истолкованию «Подражаний Корану») // Пушкин и мир Востока. М.: Наука, 1999. -С. 170-177.

246. Кулешов В.И. A.C. Пушкин и христианство // Русская литература XIX века и христианство. М.: Изд-во Московского ун-та, 1997. - С. 10-25.

247. Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. М.: Художественная литература, 1993. - 526 с.

248. Лотман Ю.М. Две «Осени» // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. -СПб.: «Искусство-СПб», 1996. С. 511-520.

249. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1981. - 208 с.

250. Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. Л.: Советский писатель, 1987.-400 с.

251. Малъчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии A.C. Пушкина. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1997. - Кн. 1.-196 с.

252. Мальчукова Т.Г. О стихотворении «19 октября» 1825 г. в контексте античных и христианских традиций // Христианство и русская литература.- СПб.: Наука, 2002. Сб. 4. - С. 149-188.

253. Мейлах Б. Талисман: Книга о Пушкине. М.: Современник, 1984. -317с.

254. Митрополит Антоний (Храповицкий). О Пушкине. М.: Студия «ТРИТЭ» - «Российский Архив», 1991. - 32 с.

255. Муръянов М.Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. М.: Наследие, 1996. - 280 с.

256. Муръянов М. Ф. Пушкинские эпитафии. М.: Наследие, 1995. - 112 с.

257. Найдич Э. Лермонтов и Пушкин // Звезда. 1987. - № 2. - С. 17-20.

258. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: Книга о Пушкине. М.: Московский городской фонд поддержки школьного книгоиздания, 1999. -480 с.

259. Непомнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. М.: Наследие, 1999.-544 с.

260. Новикова М. Пушкинский космос: Языческая и христианская традиции в творчестве Пушкина. М.: Наследие, 1995. - 356 с.

261. Постное О.Г. Пушкин и смерть: опыт семантического анализа. -Новосибирск: Изд-во СО РАН. Научно-издательский центр ОИГГМ, 2000.- 198 с.

262. Постное О.Г. Тема смерти в ранней лирике A.C. Пушкина // «Вечные» сюжеты русской литературы: «блудный сын» и другие. -Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. С. 59-68.

263. Пушкин в русской философской критике. Конец XIX XX век. - М.; СПб.: Университетская книга, 1999. - 591 с.

264. Серегина H.С. Стихотворения A.C. Пушкина 1836 года в свете христианской поэзии из богослужебной книги «Триодь» // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1999. - С. 113-127.

265. Скатов H.H. Пушкин. Русский гений. Научно-художественная биография A.C. Пушкина. М.: Издательский центр «Классика», 1999. -592 с.

266. Смирнов A.A. Метафорика водного потока в лирике A.C. Пушкина и английских романтиков // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2003. - № 6. - С. 7-13.

267. Смирнов A.A. Романтическая лирика A.C. Пушкина. М.: Изд-во Московского ун-та, 1994. - 188 с.

268. Сурат И., Бочаров С. Пушкин: Краткий очерк жизни и творчества. -М.: Языки славянской культуры, 2002. 240 с.

269. Тарасов Б.Н. «Всемирная отзывчивость» Пушкина и место «Подражаний Корану» в его творческой эволюции // Литература в школе. -2006.- № 1.-С. 13-15.

270. Томашевский Б.В. Пушкин: Работы разных лет. М.: Книга, 1990. -672 с.

271. Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой, 1929. - С. 87-227.

272. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л.: Наука, 1986.-304 с.

273. Шварцбанд С.М. История текстов «Гавриилиада», «Подражания Корану», «Евгений Онегин» (гл. I IV). - М.: Российский государственный гуманитарный ун-т, 2004. - 237 с.

274. Эйделъман Н.Я. Статьи о Пушкине. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 458 с.

275. Юрьева И.Ю. Пушкин и христианство: сборник произведений A.C. Пушкина с параллельными текстами из Священного Писания и комментарием. -М.: ИД «Муравей», 1999. 280 с.

276. XI. Любомудры (Д.В. Веневитинов, И.В. Киреевский, С.П. Шевырев)

277. Благой Д. Д. Подлинный Веневитинов // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней: В 2 т. М.: Художественная литература, 1979. - Т. 2. -С. 274- 299.

278. Веневитинов М. К биографии поэта Д.В. Веневитинова // Русский архив, 1885.-Кн. l.-№ 1.-С. 113-131.

279. Гершензон М. Исторические записки. М.: Типолитография Т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1910. - 190 с.

280. Грибушин И.И. Заметки о Дмитрии Веневитинове // Русская литература. 1968. - № 1. - С. 192-201.

281. Гротская 3. Минуты жизни поэзия // В мире книг. - 1980. — № 9. -С. 79-80.

282. Еремеев А.Э. И.В. Киреевский. Литературные и философско-эстетические искания (1820 1830). - Омск: ОмГПУ, 1996. - 171 с.

283. Еремеев А.Э. И.В. Киреевский писатель, литературный критик, мыслитель (1820 - 1830). - Омск: ОмГПУ, 1993. - 52 с.

284. Канунова Ф.З. A.C. Пушкин и «Московский вестник» // Ученые записки Томского гос. ун-та им В.В. Куйбышева. 1951. - № 16. - С. 91114.

285. Каменский З.А. Московский кружок любомудров. М.: Наука, 1980. -328 с.

286. Котляревский Н. Пушкин и Д. Веневитинов // Котляревский Н. Старинные портреты. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1907. -С. 75-132.

287. Кошелев В.А. Поэт и Друг: О жизни и творчестве Д.В. Веневитинова // Литература в школе. 1994. - № 2. - С. 6-15.

288. Лудилова Е.В. Концепция развития поэзии в эстетике раннего И.В. Киреевского // Русская литература. 2003. - № 2. - С. 19-30.

289. Маймин Е.А. Д. Веневитинов. Поэт и друг // Поэтический строй русской лирики. Л.: Наука, 1973. - С. 96-107.

290. Медведев А. «Любимец муз и вдохновенья.» (К 175-летию со дня рождения Дмитрия Веневитинова) // Молодая гвардия. 1980. - № 9. -С. 312-315.

291. Морозов В Д. Д.В. Веневитинов (к характеристике личности и мировоззрения) // Проблемы метода и жанра: Сб. науч. тр. Вып. 12. -Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1986. - С. 137-156.

292. Морозов В.Д. «Московский вестник» и его роль в развитии русской критики. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1990. - 268 с.

293. Никулина В.В. Мифопоэтика образа Урании в лирике Ф.И. Тютчева и Д.В. Веневитинова // Вопросы фольклора и литературы. Омск: ОмГПУ, 2002.-С. 46-55.

294. Петров Ф.А. С.П. Шевырев первый профессор истории российской словесности в Московском университете. - М.: Альтекс, 1999. -58 с.

295. Пятковский А.П. Из истории нашего литературного и общественного развития. Историко-литературные характеристики. Князь В. Одоевский и Д. Веневитинов. СПб.: Наблюдатель, 1901. - 167 с.

296. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь

297. B.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель: В 2 т. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1913.

298. Сахаров В.И. Под сенью дружных муз. М.: Художественная литература, 1984.-С. 126-152.

299. Смиренский Б.В. Эстетические и философские воззрения Д.В. Веневитинова // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1969. - № 6. - С. 36-48.

300. Тартаковская Л.А. Веневитинов и Пушкин (К вопросу о сходстве эстетических взглядов) // Научные труды Ташкентского государственного университета. Вып. 474. - Ташкент: Ташкентский гос. ун-т, 1973.1. C. 86-101.

301. Тартаковская Л. А. Рыцарь «мыслящей поэзии» // Научные труды Ташкентского государственного университета. — Вып. 474. Ташкент: Ташкентский гос. ун-т, 1974. - С. 75-101.

302. Тартаковская Л.А. Дмитрий Веневитинов. — Ташкент: Фан, 1974. -157 с.

303. У сок И.Е. Философская поэзия любомудров // К истории русского романтизма. -М.: Наука, 1973. С. 107-128.

304. Wytrzen G. Dmitrij Vladimirovich Venevitinov als Dichter der russichen Romantik. Craz; Köln, 1962. - 246 s.

305. XII. Славянофилы (A.C. Хомяков, K.C. Аксаков, И.С. Аксаков)

306. Абрамовская И.С. Идиллические мотивы в поэтическом творчестве A.C. Хомякова 1820-х годов // A.C. Хомяков: Проблемы биографии и творчества. Хмелитский сборник. Вып. 5. - Смоленск: Смоленский гуманитарный университет, 2002. - С. 80-85.

307. Анненкова Е.И. Аксаковы. СПб.: Наука, 1998. — 366 с.

308. Анненкова Е.И. «Славяно-христианские» идеалы на фоне западной цивилизации. Русские споры 1840 1850-х гг. // Христианство и русская литература. - СПб.: Наука, 1996. - С. 123-145.

309. Анненкова Е.И. Таинство смерти в осмыслении Аксаковых // Христианство и русская литература: Сб. СПб.: Наука, 1999. - С. 221-236.

310. Арсеньев К.К. И.С. Аксаков как поэт // Арсеньев К.К. Критические этюды по русской литературе. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1888.-Т. 2.-С. 86-93.

311. Бердяев H.A. Алексей Степанович Хомяков. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1912. - 254 с.

312. Благова Т.И. Соборность как философская категория у A.C. Хомякова // Славянофильство и современность: Сб. ст. СПб.: Наука, 1994.-С. 177-191.

313. Бродский Н.Л. Славянофилы и их учение // Ранние славянофилы.

314. A.C. Хомяков, И.В. Киреевский, К.С. и И.С. Аксаковы. М.: Типография Т-ва И.Д. Сытина, 1910. - С. IX - LXV.

315. Буланое A.M. Рациональное и сердечное в теории и в эстетике славянофилов // Славянофильство и современность: Сб. ст. СПб.: Наука, 1994.-С. 77-91.

316. Грекова Е.В. Стихотворение как развернутое сравнение (О стихотворении Хомякова «Звезды») // A.C. Хомяков: Проблемы биографии и творчества. Хмелитский сборник. Вып. 5. - Смоленск: Смоленский гуманитарный университет, 2002. - С. 89-95.

317. Кораблев В.Н. Константин Аксаков. СПб.: Типография

318. B.Д. Смирнова, 1911. 18 с.

319. Завитневич В. Место Алексея Степановича Хомякова в истории русского народного самосознания. Харьков: Типография Губернского Правления, 1904. - 44 с.

320. Зернов Н. Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьев. -М.: Московский рабочий, 1995. 214 с.

321. Котляревский Н. A.C. Хомяков как поэт // Русская мысль. 1908. -Кн. Х.-С. 1-21.

322. Коилелев В.А. Алексей Степанович Хомяков: жизнеописание в документах, в рассуждениях и разысканиях. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 512 с.

323. Кошелев В.А. Иван Аксаков: консервативная оппозиция как литературная идеология // Русская литература. 2006. - № 1. - С. 76-94.

324. Кошелев В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов (1840 1850-е годы). - Л.: Наука, 1984. - С. 76-94.

325. Кулешов В.И. Славянофилы и русская литература. М.: Художественная литература, 1976.-288 с.

326. Лясковский В. Алексей Степанович Хомяков. Его жизнь и сочинения. М.: Университетская типография, 1897. - 178 с.

327. Машинский С.И. Кружок Н.В. Станкевича и его поэты // Поэты кружка Н.В. Станкевича. M.-JL: Советский писатель, 1964. - С. 5-82.

328. Океанский В.П. Поэтическая метафизика имени у A.C. Хомякова // Духовное наследие A.C. Хомякова: теология, философия, этика. — Тула: Изд-во ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2003. С. 88-101.

329. Романов E.H. В молитвенном круге: A.C. Хомяков и традиции русской духовной поэзии // A.C. Хомяков: личность творчество -наследие. Хмелитский сборник. Вып. 7. - Смоленск: Гос. музей-заповедник «Хмелита», 2004. - С. 189-202.

330. Ромашков И.И. A.C. Хомяков, его жизнь и поэзия. М.: Университетская типография, 1900. - 16 с.

331. Соловьев В. Национальный вопрос в России. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1891. - 346 с.

332. Степун Ф.А. Немецкий романтизм и русское славянофильство // Русская мысль. 1910. - Кн. III. - С. 65-91.

333. Фомичев С.А. Два стихотворения A.C. Хомякова // Русская литература. 2004. - № 4. - С. 106-116.

334. Чернов A.B. О философской позиции A.C. Хомякова // Русская литература. 2004. - № 4. - С. 80-84.

335. Чертков С. Деоника в поэзии A.C. Хомякова // A.C. Хомяков -мыслитель, поэт, публицист: Сб. ст.: В 2 т. М.: Языки славянских культур, 2007. - Т. 2. - С. 410-417.

336. Щукин В.Г. Концепция дома у ранних славянофилов // Славянофильство и современность: Сб. ст. СПб.: Наука, 1994. - С. 33-47.

337. Языков Д. Алексей Степанович Хомяков (Его жизнь и литературная деятельность). М.: Университетская типография, 1904,- 32 с.1. XIV. М.Ю. Лермонтов

338. Андреевский С.А. Лермонтов. Характеристика // Андреевский С.А. Литературные очерки. СПб.: Тип. Т-ва A.C. Суворина - Новое Время, 1913.-С. 173-200.

339. Анненский И. Об эстетическом отношении Лермонтова к природе // Русская школа. Общепедагогический журнал для школы и семьи. 1891. -Т. 2. - Кн. VII-XII. - С. 73-83.

340. Асмус В. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. М.: Изд-во АН СССР, 1941.-Т. 43-44.-I.- С. 83-128.

341. Бороздин А.К. Характеристика поэзии Лермонтова. СПб.: Типография д-ра А.Л. Эбермана, 1891. - 17 с.

342. Венок М. Ю. Лермонтову. Юбилейный сборник. М.-Пг.: Изд. Т-ва «В.В. Думнов, Наследники Бр. Салаевых», 1914. - 384 с.

343. Висковатов П.А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. М.: Современник, 1987. - 494 с.

344. Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. М.: Художественная литература, 1986. - 351 с.

345. Гаспаров М.Л. «Когда волнуется желтеющая нива.»: Лермонтов и Ламартин // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М.: Новое литературное обозрение, 1995. - С.150-158.

346. Журавлева А.И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. М.: Прогресс-Традиция, 2002. - 288 с.

347. Козъмина М.А. Проблема «человек и мир» в художественно-философских исканиях М.Ю. Лермонтова // Концепции человека в русской литературе,- Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1982. С. 3-12.

348. Козъмина М.А. Художественно-онтологические идеи в лирике М.Ю. Лермонтова // Русская классическая литература и современность. -Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1985. С. 24-40.

349. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. М.: Просвещение, 1973. - 288 с.

350. Котляревский Н. Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения. -Пг.: Типография М.М. Стасюлевича, 1915. 432 с.

351. Ломинадзе С. «Не кончив молитвы.» (К анализу стихотворения М.Ю. Лермонтова «Есть речи значенье.») // Вопросы литературы. — 1970.-№ 1.-С. 123-132.

352. Ломинадзе С. Поэтический мир Лермонтова. М.: Современник, 1985.-288 с.

353. Мережковский Д.С. М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества И Вопросы литературы. 1989. - № 10. - С. 88-122.

354. Милевская H.H. Мотив «сна»-«смерти» в раннем творчестве М.Ю. Лермонтова // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Ставрополь: Изд-во СГУ, 1996. - С. 36-54.

355. Савинков C.B. Dramatis personae лермонтовской души // Филологические науки. Вестник литературоведения и языкознания. -Воронеж, 1996. Вып. 7. - С. 35-45.

356. Скатов H.H. Всеведенье пророка: К 190-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова //Русская литература. 2005. - № 1. - С. 3-14.

357. Смирнова Н.В. Мотив смерти в художественной системе лирики М.Ю. Лермонтова //Вестник Удмуртского ун-та. 1993. - № 4. - С. 75-77.

358. Соловьева Г.И. Типологические особенности рифмы М.Ю. Лермонтова // Типология литературного процесса и индивидуальность писателя: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1979. - С. 32-41.

359. Уразаева Т.Т. Лермонтов: история души человеческой. Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1995. - 256 с.

360. Фохт У.Р. Лермонтов. Логика творчества. М.: Наука, 1975. - 190 с.

361. Ходанен Л.А. Поэтика Лермонтова. Аспекты мифопоэтики. -Кемерово: Кемеровский гос. ун-т, 1995. 93 с.

362. Шевырев С.П. Стихотворения М. Лермонтова. С. Петербург. 1840. В 12-ю д. 168 стран. // Москвитянин. 1841. - Часть II. - № 3. - С. 525-539.

363. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. Л.: Ленинградское отделение Изд-ва Академии наук СССР, 1961. - 370 с.

364. Jessie Davies The fey hussar. The Life of the Russian poet, Michael Yur' revich Lermontov, 1814- 1841.-Liverpool, 1989.-421 p.1. XV. Ф.И. Тютчев

365. Аксаков КС. Федор Иванович Тютчев (биографический очерк). -М.: Типография В. Готье, 1874. 407 с.

366. Ауэр А.П. Лекция о поэтике Ф.И. Тютчева. Коломна: Изд-во Коломенского пед. ин-та, 1997. - 16 с.

367. Баевский B.C. Тютчев: поэзия экзистенциальных переживаний // Изв. Академии наук. Сер. лит. и яз. Т. 62. - № 6. - Ноябрь - декабрь 2003.-С. 3-10.

368. Берковский Н.Я. О русской литературе. Л.: Художественная литература, 1985.-С. 155-199.

369. Благой Д. Творчество Тютчева // Благой Д. Три века: Из истории русской поэзии XVIII, XIX и XX вв. М.: Советская литература, 1933. -С. 180-235.

370. Брюсов В. О сборнике сочинений Ф.И. Тютчева // Русский архив. -1898. № ю. - Стб. 249-260.

371. БухштабБ.Я. Фет и другие. СПб.: Академический проект, 2000. -560с.

372. Гачева А. «Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется.» (Достоевский и Тютчев). М.: ИМЛИ РАН, 2004, - 640 с.

373. Григорьева А.Д. Слово в поэзии Тютчева. М.: Наука, 1980. - 248 с.

374. Ермилова Л.Я. Психология творчества поэтов-лириков Тютчева и Фета. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1979. - 86 с.

375. Зунделович Я.О. Этюды о лирике Тютчева. Самарканд: Самаркандский гос. ун-т им. А. Навои, 1971. - 168 с.

376. Касаткина В.Н. Поэтическое мировоззрение Ф.И. Тютчева. -Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1969. 256 с.

377. Кожинов В. Пророк в своем отечестве Федор Тютчев. М.: Алгоритм, 2002. - 512 с.

378. Кожинов В. Тютчев. М.: Соратник, 1994. - 496 с.

379. Кушнер А. Аполлон в снегу: Заметки на полях. — JL: Советский писатель, 1991. 512 с.

380. Милорадович С.Н. Языческая и христианская стихии в поэзии Ф.И. Тютчева // Русская литература XIX века и христианство / Под общей ред. В.И. Кулешова. -М.: Изд-во Московского ун-та, 1997. С. 316-324.

381. Озеров Л. Поэзия Тютчева. М.: Художественная литература, 1975. -112 с.

382. Пигарев КВ. Ф.И. Тютчев и его время. М.: Современник, 1978. -333 с.

383. Скатов H.H. По высям творенья // Русская литература. 2003. -№ 4. - С. 3-28.

384. Смирнов A.A. Метафорика огня в поэзии Ф.И. Тютчева // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2004. - № 3.-С. 74-79.

385. Соловьев B.C. Поэзия Ф.И. Тютчева // Вестник Европы. 1895. -№4.-С. 735-752.

386. Урания: Тютчевский альманах. 1803 1928. / Под ред. Е.П. Казанович. - J1: Прибой, 1928. - 314 с.

387. Франк С.Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Русская мысль. 1913.- № 11.-С. 1-31.

388. Эткинд Е. Проза о стихах. СПб.: Знание, 2001. - 448 с.