Московское царство в церковно-певческом искусстве: На материале певческих рукописей XVI-XVII вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 17.00.02, доктор искусствоведения Рамазанова, Наталья Васильевна

• Рамазанова, Наталья Васильевна
• доктор искусствоведения
• 2004

Оглавление диссертации доктор искусствоведения Рамазанова, Наталья Васильевна

Введение.

Глава 1. Стихирарь «Дьячее око» в церковно-историческом контексте

1.1. Состав и функции списков Стихираря месячного.

1.2. Эталонные Стихирари «Дьячее око» и время их создания.

Глава 2. Песнопения русским «римлянам» в Стихираре «Дьячее око»

2.1. «Римское царство» в месяцеслове Стихираря.

2.2. Служба Антонию Римлянину.

2.3. Песнопения Меркурию Смоленскому.

Глава 3. Царский титул и царское родословие в музыкально-поэтических текстах Стихираря

3.1. «Царь» как «Nomen sacrum».

3.2. Истоки царского родословия и стихира Рождеству Христову.

3.3. Династическая линия русских князей и ее отражение в музыкальной гимнографии.

Глава 4. Основатели русского и греческого христианских царств

4.1. Славник на литии и четыре редакции службы князю Владимиру.

4.2. Греческое царство в Стихираре и служба царю Константину.

Глава 5. Царственные гимнографы

5.1. «Творения» царя Ивана IV как феномен средневекового музыкальногимнографического творчества.

5. 2. Тропарь из службы преподобному Никите Столпнику

Переяславскому.

5. 3. Тропарь святому князю Михаилу Черниговскому и авторство царя

Ивана Васильевича.

5. 4. Служба преподобному Антонию Сийскому - «творение» царевича Ивана Ивановича.

Глава 6. Происхождение и художественное оформление эталонных Стихирарей

6.1. Москва или Соль Вычегодская?.

6.2. «Древо жизни» и «тварный мир» в художественном оформлении

Стихираря «Дьячее око».

6.3. Стихирарь «Дьячее око» в контексте историко-литературных и художественных памятников второй половины XVI в.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Московское царство в церковно-певческом искусстве: На материале певческих рукописей XVI-XVII вв.»

Самосознание Московской Руси как богоизбранной державы, предназначенной стать последней хранительницей православной веры, унаследованной от «пришедших в конец» христианских царств, нашло отражение в известной концепции «Москва - Третий Рим». Разумеется, этой концепцией исторические и символические представления современников о роли и значении Московского царства в православном мире не ограничивались. «Наши предки, - как отмечает Г. Я. Мокеев, - в XIV-XVII веках называли Москву (как и царство в целом. - Н. Р.) разными символическими именами: Дом Пресвятой Богородицы, Второй Иерусалим, Третий Рим, наконец, Небесный Сион, или Новый Иерусалим, т. е. Небесный Град.<.> Наши предки соединяли на Москве разные теории, разные символы» [126, с. 167]. Все эти теории и символы нашли свое отражение во многих памятниках культуры своего времени. Органично вошли они и в контекст музыкальной гимнографии.

Годовой круг церковных песнопений заключал в себе самые разнообразные представления средневекового человека. Роспетые тексты песнопений были проводниками сложных идей и концепций. В них можно найти все перечисленные выше теории, связанные с уподоблением Москвы и Московского царства величайшим христианским святыням. В певческих книгах второй половины XVI в. опосредованно, в соответствующей жанру художественной форме, переплетаясь с другими идеями, распространенными в России к этому времени, отразилась и идея последнего православного царства «Москва - Третий Рим».

Концепция «Третьего Рима» обосновывала христианскую миссию создававшегося и укреплявшего свое положение в мире Московского царства. В XVI в. для России важно было заявить о себе, доказать правомерность и значимость своего существования как христианского государства. Осознание этой миссии повлекло за собой создание целого ряда произведений, которые были призваны показать связь времен, представить Россию как достойную восприемницу православных святынь. Эта работа продолжалась на протяжении всего столетия, но особенно она активизировалась во второй половине XVI в., в период правления Ивана IV и позже, в царствование Федора Ивановича, во время подготовки и учреждения патриаршества. В это время, как известно, создаются грандиозные исторические, литературные и художественные произведения, воплощающие идею Московского царства -Третьего Рима, которые были призваны обосновать, подтвердить, проиллюстрировать эту идею. В число таких памятников вошли и произведения церковно-певческого искусства, в специфической- форме отражающие исторические представления современников.

Историческими, точнее художественно-историческими источниками, в определенной мере являются все котированные певческие книги, использующиеся в богослужении. В них в особой художественной форме, фрагментарно, или более развернуто, передаются события ветхозаветной, новозаветной истории, истории царств, верховных властителей, церковных иерархов, князей и иноков, прославивших себя праведными деяниями. Ирмологий, Октоих, Триоди (в большей степени Триодные стихирари), Праздники, отчасти Обиход содержат в себе напоминания об исторических эпизодах, происходивших либо до Рождества Христова, либо после него. В процессе богослужения все эти эпизоды переплетаются. Здесь не важна хронологическая последовательность событий. Каждое из них самоценно, но при этом все они тесно взаимосвязаны. Эпизоды евангельской истории здесь представляют собой некую «ось симметрии», которую обрамляют, с одной стороны, события ветхозаветные, служившие их прообразами, с другой -эпизоды из истории христианских царств, из жизни святых подвижников, совершавшиеся по образу и подобию жизни и подвигов Христа. Сложный конгломерат этих вечно совершающихся событий и воссоздают музыкально-гимнографические тексты певческих книг.

Однако для отражения идеи последнего христианского царства была необходима книга специфическая. Та книга, основное содержание которой связано с церковной историей, переданной через воспевание трудов и подвигов ее «делателей» - святых мужей и жен. Более всего этим требованиям отвечал Стихирарь месячный. Песнопения, входящие в него, заключают в себе молитвенное обращение к Богу через посредничество святых, оставивших заметный след в истории христианства. Здесь «похвальными словесы» воспеваются подвижники Римского, Византийского, Болгарского и Сербского царств. В этот контекст вводятся песнопения в честь русских князей, святителей, преподобных, юродивых, которые, прославившись в своем отечестве, вошли в общий сонм святых и стали заступниками перед Богом для Русской земли.

Однако в этом ключе певческая книга Стихирарь месячный до настоящего времени не рассматривалась, хотя работ, в той или иной мере исследующих ее содержание, достаточно много. Этой книге, ее распространению на Руси, изменению ее состава в разные периоды времени, жанрам, ее составляющим, а также отдельным сюжетам русской истории, отраженным в песнопениях, созданных в честь конкретных святых посвящена работа Н. С. Серегиной «Песнопения русским святым» [189]. Этот труд явился важным этапом в осмыслении такого многогранного и сложного феномена, каким является Стихирарь. Н. С. Серегина впервые рассмотрела эту певческую книгу как целостный памятник древнерусского певческого искусства. Исходя из общей тенденции изменения количества памятей русским святым в месяцеслове . Стихираря, она выделила пять этапов в его эволюции на протяжении XII-XIX вв. На конкретном материале исследовательница показала, что «эволюция Стихираря по музыкальному содержанию отражает эволюцию древнерусского певческого искусства в целом» [189, с. 17], отметила взаимосвязь состава Стихираря на разных этапах его бытования со Студийским и Иерусалимским Уставами.

Рассматривая основной жанр песнопений, представленный в Стихирарях, автор останавливается на проблеме «подобных» и «самогласных» стихир. Она выявляет все стихиры-образцы, использовавшиеся в певческих циклах русским святым, сопоставляет их с Подобниками малого состава, отмечает отсутствие в последних самых известных моделей и дает объяснение этому явлению [189, с. 37-38]. Важным вкладом Н. С. Серегиной в изучение Стихираря и составляющих его жанров является введение ею по отношению к славникам понятия «второй системы подобия» [189, с. 38].

Основное содержание книги Н. С. Серегиной посвящено исследованию отдельных певческих циклов. Рассматривая Стихирарь как книгу, отражающую события российской истории, автор отбирает памяти тем святым и праздникам, которые связаны с ее ранними периодами. Первый раздел книги посвящен Киевской Руси, второй - противостоянию русских земель Орде. Разделы в свою очередь состоят из глав, каждая из которых построена по единому принципу. Здесь представлены исторические сведения о святом (святых) или празднике, приведен состав служб, реконструированный по ненотированным и котированным источникам, высказаны наблюдения об особенностях записи песнопений знаменной, путевой, демественной, пятилинейной нотациями в рукописях разного времени, отмечается наличие многороспевности. Много внимания автор уделяет поэтическому содержанию текстов, часто сопоставляя их с фольклорными источниками и древнерусскими литературными произведениями. Так, в службах Покрову Богородицы, Знамению новгородской иконы Богородицы, Меркурию Смоленскому Н. С. Серегина находит параллели со «Словом о полку Игореве», в стихирах Михаилу Черниговскому и боярину его Феодору - с народной балладой об Авдотье-Рязаночке, в песнопениях Меркурию Смоленскому - с балладами, историческими песнями, Легендой о граде Китеже.

Певческая книга Стихирарь рассматривается и в монографии Н. В. Заболотной [59], но здесь она исследуется на раннем этапе своего существования в числе других книг Студийской эпохи. Основываясь на изучении большого корпуса рукописных источников, автор отмечает, что в количественном отношении Стихирари (Минейные и Постные) преобладали над другими певческими котированными книгами [59, с. 30]. В своей книге Н. В. Заболотная отмечает особенности певческой книги Стихирарь с точки зрения текстологических норм рассматриваемого периода. Она указывает на наличие сплошной нотации и тщательность проработки невм в Стихирарях, а также отмечает «колебание между образцовой нормативной записью и неустойчивой экспериментальной («поисковой») нотацией» [59, с. 115]. В книге сопоставляются разные списки стихир русским святым князьям Борису и Глебу, с целью определения их мелодического родства на основе нотации. Здесь впервые к материалу Стихираря применяется статистический анализ, позволяющий сделать вывод о «неустойчивости соотношения нормативности / вариантности на протяжении целых книг или их значительных разделов», что, как отмечает автор, с одной стороны, указывает «на тщательный отбор наилучших образцов, с другой - на создание новых редакций роспева» [59, с. 134].

Сопоставляя состав Стихирарей с требованиями Устава, Н. В. Заболотная отмечает «избыточный» состав песнопений в Стихирарях, не предусмотренный Уставом, варьирование порядка размещения стихир в службе, нерегулярные записи уставного характера, что отличает их от других книг Студийской эпохи. В Стихирарях, по мнению автора, на первый план выходит не полное соотнесение с Уставом, а точная передача певческой информации. «Стихирари, - как отмечает Н. В. Заболотная, - создавались мастерами, которые постоянно стремились к усовершенствованию нотации, к детальному отражению напева в нотной записи и закреплению наиболее удачных вариантов семиографии» [59, с. 191]. Основываясь на глубоком изучении материала, автор определяет цель создания такой певческой книги -«поддерживать уровень мастерства роспевщиков, служить образцом для уточнения напевов, а также сохранять то, что не входит в круг востребованных в данный момент песнопений» [59, с. 197].

Важным представляется и наблюдение об иерархичности певческих центров, в которых (или для которых) создавались певческие книги. Оно основано на существовании в Студийскую эпоху разных типов книг, отличающихся полнотой имеющейся в них певческой информации.

Если Н. В. Заболотная рассматривает Стихирарь на раннем этапе его существования на Руси, то Ф. В. Панченко обращается к позднему периоду бытования этой книги. Она исследует Стихирарь месячный в числе других феноменов старообрядческой поморской певческой традиции [141]. В своей работе автор привлекает Стихирари, созданные в книгописных мастерских Выго-Лексинского общежительства и отмечает их целенаправленную трансформацию, осуществлявшуюся в литургической практике старообрядцев. По ее наблюдениям, это проявляется в выборе круга месяцесловных памятей (более 180) и различии в их фиксации в книге: от упоминания до полной службы. Ф. В. Панченко обращает внимание на большое число русских праздников, вошедших в поморские Стихирари. Она выделяет полные службы святым и праздникам, которые особо почитались на Выгу, и отмечает связь памятей святых с днями тезоименитства выговских наставников.

Рассматривая один из аспектов проблемы многороспевности в Стихирарях, Ф. В. Панченко привлекает для исследования уникальный источник - Устав, регламентировавший богослужение в Выговском монастыре. В Уставе даны указания, которые до сих пор не были известны по другим источникам. Здесь предписано, какие роспевы необходимо использовать в той или иной службе или ее разделе. Благодаря введению этого Устава в научный оборот стала более очевидна функциональность многочисленных роспевов того или иного песнопения, зафиксированных в выговских певческих рукописях, зависящая от иерархического положения определенной службы в практике богослужения.

К Стихирарю месячному, точнее к его разновидности - певческой книге Трезвоны - обращается в своей монографии Н. Б. Захарьина [65]. Она рассматривает эту книгу наряду с другими книгами синодального периода. Автор отмечает неустойчивость структуры Трезвонов, особый - тематический - порядок служб в ней (группировку песнопений святым в соответствии с их рангом), отсутствие единообразия в составе служб, а также приводит свод служб по рукописям, рассмотренным ею, и перечень роспевов, встречающихся в этих службах.

В последние годы наметилось новое направление в изучении певческой книги Стихирарь месячный - исследование так называемого Стихираря «Дьячее око». До недавнего времени Стихирарь «Дьячее око» как особая разновидность певческой книги Стихирарь месячный специально не изучался. Исследователи, как правило, лишь констатировали наличие подзаголовка «Дьячее око» в самоназвании Стихираря. Первая работа, в которой была отмечена взаимосвязь подзаголовка и содержания одного из наиболее представительных списков этой певческой книги, вышла в 1988 г. [174]. Ее авторы раскрыли значение определения «Дьячее око», обратили внимание на события церковной истории, предшествовавшие созданию памятника, а также указали ряд списков других Стихирарей, имеющих в подзаголовке такое же определение. Упоминание о Стихираре «Дьячее око» мы находим и в упомянутой выше книге Н. С. Серегиной [189], где она отмечает, что заголовок «Книга глаголемая Стихирарь месячный, иже есть дьячее око.» становится типовым для Стихирарей полного состава второй половины XVI -первой половины XVII вв. [189, с. 21]. Следующий шаг в изучении Стихираря «Дьячее око» был предпринят М. В. Василик (Хощенко). В своей статье «Стихирарь "Дьячее око": особенности месяцеслова и жанрового состава» [31] она проанализировала весь комплекс известных к тому времени, а также целый ряд выявленных ею списков. Благодаря работе М. В. Василик Стихирарь «Дьячее око» приобрел статус особого феномена древнерусского певческого искусства, требующего дальнейшего специального исследования.

Стихирарь изучался не только как определенный тип котированной певческой книги. С разных позиций рассматривались также отдельные рукописные кодексы, включающие эту певческую книгу в свой состав. Эти исследования проводились Н. С. Серегиной [184, 186] Н. П. и Н. В. Парфентьевыми [147], JI. М. Спириной [208]. А в одной из работ, озаглавленной «Новые аспекты изучения Стихираря 1380 года.», ее автор С. В. Фролов обратился к песнопениям, выходящим за пределы книги - к стихире евангельской и ненотированному стиху, помещенному среди дополнительных записей. То есть в центре внимания автора оказался не столько сам Стихирарь, сколько его «конвой» [229].

Научные труды, в которых Стихирарь исследуется как целостный феномен древнерусского певческого искусства и певческой книжности, в том числе и статьи, посвященные Стихирарю «Дьячее око», появляются лишь в последнее десятилетие. Однако к числу работ, связанных с раскрытием содержания Стихираря, можно отнести целый ряд исследований в которых используются материалы этой певческой книги, в частности изучение на этом материале локальных и авторских роспевов. Эта проблема рассматривалась в трудах архим. Леонида (Кавелина) [108], М. В. Бражникова [132, с. 28-31], Н. П. и Н. В. Парфентьевых [144-147], Н. С. Серегиной [185; 189; 194], Ф. В. Панченко [121; 141; 142] и др. Стихирарь стал источником основного материала и для исследования особого композиционного феномена древнерусского певческого искусства - песнопений-осмогласников, предпринятого Н. Б. Захарьиной [60-64; 66-68]. А М. В. Василик обратилась к Стихирарю для изучения песнопений одного жанра - тропарей [32], которые, не являясь обязательной принадлежностью этой певческой книги, на определенном этапе развития церковно-певческого искусства расширили ее традиционный жанровый состав. Стихирарь месячный как один из основных источников для дальнейшего исследования проблемы пения «на подобен» был привлечен Ю. В. Артамоновой [8]. Вкладом в изучение певческой книги Стихирарь можно считать также работы Т. В. Гноевой [40], Ю. В. Гундаровой [46], A. JI. Орловой [136], авторы которых обратились к певческим циклам в честь двунадесятых праздников (поскольку эти праздники выделились в самостоятельную книгу лишь в начале XVII в.), а также статьи Н. С. Серегиной [185], Г. М. Малининой [119-120], Ф. В. Панченко [139-140], в которых рассматриваются песнопения, прославляющим Богородицу через ее чудотворные иконы. Однако в большинстве работ Стихирарь привлекался для исследования песнопений и певческих циклов посвященных разным святым: Александру Невскому (Н. С. Серегина [191]), Антонию Сийскому (Н. В. Рамазанова [172]), Артемию Веркольскому (О. Н. Суровегина, Е. А. Фаминцына [214]), Борису и Глебу (Б. П. Карастоянов [78-79], А. А. Дедова, Г. В. Алексеева [50], Н. С. Серегина [182; 183], О. Стефанская [211]), Варваре великомученице (Г. В. Алексеева [3; 4]), Василию Блаженному (Н. В. Рамазанова [164]), Георгию Всеволодовичу Владимирскому (Н. В. Каркадиновская [80])1, Георгию Новому (И. И. Калиганов, Е. В. Чишковская [74], М.Димитрова [51]), Григорию, епископу «Великия Армении» (А. Н. Кручинина [97; 101]), царевичу Димитрию (Н.С.Серегина [190], А. Н. Кручинина [98]), Дионисию Глушицкому (Е. А. Архимандритова [9]), Евфросинии Полоцкой (Н.С.Серегина [187-188]), Иоанну Рыльскому (М.Димитрова [51], Б. П. Карастоянов [77]), Иосифу Волоцкому (Ю. В. Артамонова [7], Н. В. Рамазанова [163]), Кириллу Белозерскому (А. Н. Кручинина [94-96]), Марии Египетской (М. В. Хощенко [233]) Меркурию Смоленскому (Н. С. Серегина [192-193]), Михаилу Черниговскому

1 А. Н. Кручинина и Н. В. Рамазанова подготовили к изданию расшифровки славников, созданных в честь этого святого [102].

Н. В. Рамазанова [168-170, 173], Н.С.Серегина [195]), Петру и Февронии Муромским (Ф. В. Панченко, Т. 3. Сеидова [143], А. Н. Кручинина [100]) и др.

Работы, посвященные песнопениям, воспевающим святых, построены, в большинстве своем, по общему принципу. Здесь приводятся исторические сведения о том периоде времени, когда подвизался тот или иной святой, о его деяниях, подвигах и чудесах, связанных с ним; рассматриваются вопросы, касающиеся времени создания службы и ее редакций. Основная задача авторов этих работ - проанализировать определенный массив списков песнопения или цикла в целом, охватив его как можно шире, что позволяет осуществить текстологический анализ исследуемого материала, проследить динамику текста на протяжении нескольких столетий, выявить изменения в нотации, роспеве, отметить появление разных редакций и вариантов. В отдельных же работах последнего времени намечен путь к постижению художественного своеобразия гимнографических произведений через исследование взаимодействия поэтического и музыкального текстов. Впервые высказанный А.Ф.Львовым, тезис о взаимодействии слова и напева [115] долгое время разрабатывался учеными главным образом в связи с проблемой формообразования знаменных песнопений (структура целого, членение его на строки и более крупные построения, дифференциация функций кадансирующих попевок и т. д.). Но в течение последних десятилетий исследователи осознали взаимосвязь текстов (поэтического и музыкального) не только на формообразовательном уровне. Они обозначили композиционные приемы, использующиеся в литературном тексте, которые нашли свое отражение и в тексте музыкальном. Ряд такого рода приемов основан на повторности формул. Хотя повторность интонационных формул в связи с параллелизмом в литературном тексте была замечена еще учеными XIX - нач. XX вв. [201; 157], современные исследователи конкретизировали эти приемы. Синтаксический параллелизм, стилистическая симметрия, анафора и эпифора в музыкальных текстах знаменных песнопений были впервые отмечены

И. Е. Лозовой [111]. Кроме того, она рассмотрела древнерусское песнопение с точки зрения закономерностей, выведенных гомилетикой - учением о христианской проповеди.

Новый уровень анализа и обобщения закономерностей, проявляющихся в музыкально-поэтических текстах песнопений как Стихираря, так и других певческих книг, отмечается в работах А. Н. Кручининой, Е. JI. Бурилиной [23], И. Ф. Безугловой [14], Н. В. Рамазановой, Ф. В. Панченко, Н. Б. Захарьиной, О. П. Быковой [26], A. JI. Орловой, Ю. В. Гундаревой и др. А. Н. Кручинина впервые применила к задачам исследования русского средневекового певческого искусства термин «поэтика». Она на конкретном музыкально-поэтическом материале показала возможность рассмотрения разных явлений древнерусского певческого искусства (от отдельного песнопения до чинопоследования в целом) на основе тесной взаимосвязи литературного и музыкального текстов с позиций поэтики, предварительно оговорив, что в связи со спецификой музыкального творчества «нельзя подходить к музыкальному произведению с точки зрения его точного соответствия поэтическому» [93, с. 15].

В указанных работах музыкальный текст рассматривался уже не в переводе на нотолинейную систему, как это делалось ранее, но в том виде, в котором он фиксировался в рукописях - в знаменной нотации. Обращение к изучению роспева в его первоначальном графическом выражении предоставило новые возможности для исследования певческого материала. Графемы древнерусской нотации, представляющей собой знаковую идеографическую систему фиксации музыкального языка, несли важную смысловую нагрузку. Они представляли собой одну из форм выражения средневекового мышления, для которого «каждый материальный предмет рассматривался как изображение чего-то ему соответствовавшего в сфере более высокого и, таким образом, становившегося его символом» [105, с. 307308]. Символическое значение несли в себе и знаки нотации, не случайно составители теоретических руководств в начале XVI в. соотносили каждый знак с нравственным правилом («столица - смиреномудрие премудрости», «со очком - сокрушение сердечное, покаяние о гресех пред Господем», «статия -срамословия и суесловия отъехание» и т. д. ). Знаменная нотация, как зрительное выражение музыкального мышления средневековья, была частью общей системы средневековых представлений, в которых зрительные образы играли столь значимую роль, что византийские мыслители пытались доказать приоритет зрения над другими органами чувств (что явилось одной из причин отрицательного отношения к «пустым» искусствам, не несущим понятийной или «зрительно-дидактической информации, - к таким как игра на гуслях и свирели, пляски и танцы» [28, с. 84-85]). Знаменная нотация заключала в себе информацию разноплановую и многогранную. Хорошо известно, что один и тот же интонационный оборот в знаменной нотации может быть выражен разными формулами, и наоборот, одна и та же формула в разных гласах может быть роспета по-разному. Роспевщики же использовали возможности, заключенные в особенностях передачи музыкального содержания посредством нотации в зависимости от тех задач, которые они ставили перед собой при музыкальном «прочтении» гимнографических текстов.

Объединяясь в формулы, знаки нотации, в отличие от знаков алфавита, не приобретали такой образной конкретности как слова. Одно какое-либо смысловое значение не закреплялось за ними раз и навсегда. Хотя подчас, как показали наблюдения И. Ф. Безугловой, одни и те же «этикетные» словесные формулы озвучивались одинаковыми интонационными формулами [14, с. 216], чаще формула, вступая во взаимодействие со словом, подчинялась воле роспевщика, стремившегося выявить в тексте заложенную в нем внутреннюю смысловую связь. Исследователи древнерусской литературы не раз отмечали «многомерность» словесной ткани средневекового произведения, стремление

2 До недавнего времени были известны списки этой Азбуки, датирующиеся XVII в., однако 3. М. Гусейнова обнаружила ее в составе котированного сборника 1509-1514 гг., составленного игуменом Кириллодревнерусских книжников с помощью принципа организации так называемой «орнаментальной прозы» («плетения словес») создать некий «сверхсмысл» [109, с. 117, 118]. «Настоящий мастер слова, - отмечает В. В. Колесов, -буквально сплетает слова в их горизонтальном и вертикальном соответствии» [90, с. 94]. Этот «сверхсмысл» и «новые смежности», возникающие при прочтении текста по вертикали, не проходят мимо внимания древнерусского роспевщика. Используя свои средства выражения, заложенные в особенностях знаменной нотации, роспевщик, путем повторности интонационно-графических формул подчас на значительном расстоянии, выявляет «скрытый» гимнографом смысл, делает более рельефными некие сквозные мысли не только на уровне одного песнопения, но и чинопоследования в целом. В этой ситуации язык музыкальный, выраженный посредством гласовых формул в знаменной нотации вступает во взаимодействие с языком вербальным. Это взаимодействие дает новое качество, не обнаруживающее себя столь определенно при отсутствии какой-либо из двух составляющих [113, с. 35-36].

В работах А. Н. Кручининой и других перечисленных выше исследователей расширяется круг приемов, отмечаемых в поэтическом тексте. Опираясь на методы изучения древнерусской литературы и гимнографии, использующиеся в трудах филологов [27; 34-35; 204], они отмечают ассонансы и аллитерации, выделяют силлабо-симметричные, матричные конструкции и т. д. Соотнося эти приемы, проявляющиеся на уровне текста литературного, с текстом музыкальным, авторы подчеркивают, что приемы, характерные для стихотворного текста не всегда совпадают с приемами, выявляющимися в тексте музыкальном. В частности, «симметрия равносложных строк» может отмечаться только на графическом уровне (количество знаков), тогда как «продолжительность роспева может меняться в зависимости от используемой мелодической формулы» [136, с. 92]. Это касается и действия принципа аллитерации, который обнаруживается и в

Белозерского монастыря Гурием Тушиным, о чем она сообщила на конференции в 1996 г. гимнографическом тексте, и на уровне музыкальной графики, но при этом графический повтор не всегда означает повтор интонационный. Повторяющиеся знамена могут входить в разные попевки, а потому по-разному исполняться. Музыкальный текст помечает, подчеркивает основные понятия текста литературного, но музыкальное «плетение» не эквивалентно «плетению словес», а лишь подобно ему [93, с. 17]. Соответствие закономерностей музыкальной и стиховой организации песнопений «в рамках музыкально-поэтического текста песнопения встречается часто, но не является правилом» [136, с. 96].

Все эти наблюдения показывают, что выявление и «озвучивание» соответствующим образом всех поэтических приемов, заключенных в гимнографическом тексте, не вменялось в обязанности древнерусского роспевщика. Он был волен выбирать и подчеркивать музыкально-графическими средствами те приемы, которые считал наиболее важными. И подчас в каждом из роспевов одного и того же литературного текста (если их было несколько) на первый план выдвигался свой «сверхсмысл», значимый для роспевщика, его создававшего. Располагая большим арсеналом средств выразительности (силлабика и мелизматика, простые знамена и тайнозамкненные формулы с их особенностями музыкальной графики и выразительными возможностями, повторность формул и единичное их использование, разные по высоте уровни звучания, система гласовых взаимоотношений и т. д.), роспевщик создавал композицию как отдельного песнопения, так и целостного чинопоследования, исходя из особенностей поэтического текста, но не дублируя его.

Итак, к настоящему времени в работах музыковедов-медиевистов сложилось представление о Стихираре месячном как о целостном и при этом постоянно развивающемся памятнике церковно-певческого искусства, отражающем прежде всего события русской истории. Исследователями отмечены основные периоды эволюции Стихираря; особое внимание было уделено раннему и позднему (в определенной локализации) периодам бытования книги; рассмотрено большое количество служб в честь праздников и святых, хотя далеко не исчерпывающее состав Стихираря; выработаны методы анализа музыкально-поэтических текстов песнопений и чинопоследований XVI-XVII вв. Основные положения и выводы исследователей, сложившаяся методология анализа певческого материала позволяют перейти к следующему этапу изучения Стихираря: рассмотреть ее особую разновидность («Дьячее око») на одной из ступеней эволюции этой певческой книги с точки зрения отражения в ней ведущей идеологической концепции своего времени.

В этой связи основная цель исследования заключается в определении взаимосвязи музыкально-поэтического содержания Стихираря месячного «Дьячее око» (его эталонных списков) с современным ему мировоззрением. Высокий образный строй церковно-певческой поэтики предоставлял богатейшие возможности для выражения христианских символов и понятий; древнерусский роспевщик располагал большим запасом выразительных средств для воплощения актуальных идей эпохи в музыкально-поэтических образах. Выявление этих образов и средств их воплощения в музыкально-поэтических текстах Стихираря является главной задачей настоящеей работы. Для решения этой задачи намечены следующие этапы исследования:

1. Выявление эталонных списков Стихирарей «Дьячее око» и определение их функций.

2. Рассмотрение этих списков в контексте истории церкви и государства.

3. Пересмотр сложившегося представления о происхождении рукописей, содержащих эталонные списки Стихирарей «Дьячее око».

4. Исследование музыкально-поэтических текстов в честь святых, трудами и подвигами которых осуществлялась преемственность христианства (Римское царство - Московское царство).

5. Исследование творчества царственных гимнографов (царя Ивана IV и его сына) как важной составной части феномена Московского царства.

Предметом исследования является музыкально-поэтическое содержание эталонных списков Стихираря «Дьячее око». Основным источником исследования в настоящей работе избран наиболее авторитетный список Стихираря с подзаголовком «Дьячее око» из рукописи 80-х годов XVI в., известной ныне под шифром РНБ. Кир.-Бел. 586/843. Эта рукопись давно введена в научный оборот. Певческий материал из нее был впервые использован Н. С. Серегиной [191; 192 и др.]. И теперь этот источник постоянно привлекается для исследования песнопений XVI-XVII вв. Однако объем Стихираря столь велик (504 листа формата in folio, исписанных мелким письмом) и насыщен таким количеством певческого материала, что пройдет еще не одно десятилетие, прежде чем можно будет сказать, что памятник изучен полностью.

В данном случае обращение к этому источнику позволяет получить представление об особенностях отражения мировоззренческих принципов, присущих определенному этапу истории Русского государства в музыкально-художественном творчестве; исследовать музыкально-гимнографический материал, собранный в одной певческой книге и предназначенный для использования в церковно-певческой практике в конкретный период времени, который определяется исследователями как время расцвета церковного пения. Изучение материала эталонной рукописной книги, каковой является этот Стихирарь, предоставляет возможность показать на конкретных песнопениях и певческих циклах, что расцвет этот был обусловлен не только имманентной логикой развития певческого искусства, но и особой заботой о нем со стороны церкви и государства. В общем русле мероприятий, предпринимаемых церковной и государственной властью в это время, богослужебному пению отводилась существенная роль. Проводилась активная работа по собиранию и редактированию уже использующегося в богослужении музыкальногимнографического материала и созданию нового, отвечающего требованиям времени. Результаты этой работы в наиболее полной мере воплотились в избранном нами Стихираре «Дьячее око». Разумеется, исследуя одно какое-либо явление церковно-певческого искусства даже в узких временных рамках, невозможно ограничиться только одной, эталонной, рукописью. Истоки музыкально-гимнографических текстов во многих случаях обнаруживаются в более ранних Стихирарях. На протяжении столетий они претерпевают существенные изменения. Для текстологического анализа, а также для аргументации тех или иных положений диссертации в работе привлекаются также другие котированные и ненотированные рукописи, датирующиеся XII-XVIII вв.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней певческая книга Стихирарь впервые рассматривается как памятник древнерусского певческого искусства, в котором разностороннее и многоплановое художественное отображение получило представление о Московском царстве, «генетически» связанном с древними христианскими царствами, созданном по образу и подобию Царства Христова. Впервые из всего многообразия Стихирарей месячных на основе конкретных признаков выделены наиболее полные рукописные книги, появление которых связано с важнейшими событиями в истории церкви и государства XVI-XVII вв., а также определена их функция -служить эталоном церковного пения, и использоваться в качестве образцов для создания списков с них с последующим распространением этих списков в Русских землях. Автор вводит в научный оборот службы русским и византийским святым, ранее не исследовавшиеся по котированным спискам, причем две такие службы (св. князю Владимиру и свв. Константину и Елене) в приложении к работе приводятся полностью. В диссертации расширяется круг котированных песнопений, которые могут быть атрибутированы царю Ивану Васильевичу, и наоборот, на основе анализа музыкально-поэтических приемов использованных в нотированном тексте одного из песнопений, приводятся аргументы не позволяющие рассматривать этот текст как творение царственного гимнографа.

Методологической базой настоящего исследования является использование различных методов историко-культурного, кодикологического, палеографического, источниковедческого, текстологического анализа, а также методов, применяемых в музыкальной медиевистике, музыковедении и литературоведении.

Практическая целесообразность работы заключается в возможности использовать ее для разработки специального раздела в рамках курсов истории русской музыки и древнерусского певческого искусства. Воспроизведенные в приложении к диссертации тексты котированных служб князю Владимиру, а также царю Константину и матери его Елене могут служить для дальнейшего исследования музыкально-поэтических текстов, не прибегая к рукописи, что будет способствовать ее сохранности. Дешифровки песнопений, также приведенные в приложении могут использоваться как в концертной, так и богослужебной практике.

Апробация исследования последовательно осуществлялась на всех его этапах. Основные положения были изложены в докладах на научных конференциях: Бражниковские чтения, Санкт-Петербург (1997-2003); «Русский Север», к 600-летию Ферапонтова монастыря, Ферапонтово (1998), Рябининские чтения-99, Петрозаводск (1999); Международной научной конференции к 2000-летию христианства, Москва (2000), «Санкт-Петербург и белорусская культура», Санкт-Петербург (2003). Итоги исследования опубликованы в 20 статьях, в монографии «Московское царство в церковно-певческом искусстве» (в печати), в книге «Святые русские римляне» (подготовка текстов, предисл., коммент.) (в печати).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и приложений. В первой главе Стихирарь «Дьячее око» рассматривается в церковно-историческом контексте. Здесь отмечается

Заключение диссертации по теме «Музыкальное искусство», Рамазанова, Наталья Васильевна

Итак, идеальный образ Московского царства, сложившийся в XVI в., отразился не только в известных исторических и литературных памятниках своей эпохи, но и в памятниках церковно-певческого искусства. Такими памятниками стали йотированные Стихирари, получившие подзаголовок «Дьячее око», которые создавались с середины XVI по середину XVII вв.Целью их создания стала регламентация ежедневного богослужения в соответствии с требованиями церковного устава. Однако не все Стихирари, имеющие такой подзаголовок, могли служить этой цели. Существующие между ними различия (по терминологии М. В. Василик, «краткий», «пространный» и «ежедневный месяцеслов») объясняются практическим предназначением каждого. Стихирари с ежедневным месяцесловом представляли собой эталонные рукописные книги. Они служили образцами для создания списков с них, которые имели практическое назначение. В зависимости от числа календарных праздников и песнопений, включенных в списки, составленные на основе эталонных Стихирарей, они использовались в монастырских, соборных или приходских церквях в соответствии с принятой в них практикой богослужения.Уточнение датировок эталонных списков Стихирарей «Дьячее око» позволило заключить, что они создавались на важнейших этапах государственного и церковного строительства. Их составление было обусловлено решениями церковных Соборов 1551 и 1651 гг., на которых много внимания уделялось церковному пению в литургическом контексте.Создавались они также в переломные периоды в жизни церкви и государства -

после низвержения Лжедмитрия (в годы правления царя Василия Шуйского и святительства патриарха Гермогена) и в преддверии учреждения патриаршества в России.Исследование состава эталонных списков Стихирарей «Дьячее око» показало, что их составители стремились восстановить полный годовой круг церковных праздников. Православное государство, осознававшее себя последним центром Божьего мира, «Третьим Римом», для защиты от внутренних проблем и внешних врагов окружило себя плотным кольцом небесного воинства. Стихирарь с его ежедневным месяцесловом способствовал тому, чтобы каждый день в течение всего года царь, святители и все православные христиане с пением и молитвой могли обращаться к небесным покровителям за помощью и поддержкой.Покровителями Русского государства должны были стать канонизированные на Макариевских церковных Соборах новые русские чудотворцы. В акте канонизации на первом месте стояло введение в литургическую практику песнопений, создававшихся в их честь. Это четко было сформулировано митрополитом Макарием в его окружной грамоте в Вологду и Белоозеро: «уставили есмя ныне праздновати новым чюдотворцам в Русской земли, что их Господь Бог прославил, своих угодников, многими и различными чюдесы и знамении и не бе им до днесь соборного пения»^ (курсив мой. - Н. Р.). Полномасштабное осуществление замыслов митрополита Макария осуществилось лишь спустя много лет - в 80-х гг. XVI в., в преддверии учреждения патриаршества в России. Результатом многолетней работы стали образцовые стихирари «Дьячее око», созданные в это время, и прежде всего Стихирарь из Кирилло-Белозерского собрания РНБ (Кир.-Бел.586/843). Состав этого Стихираря является прямым подтверждением этого.Однако канонизационные процессы, активизировавшиеся в России в середине столетия, не ставили целью вытеснить прежние общехристианские праздники церковного календаря. Напротив, были восстановлены, а подчас и Цит. по:[215,с. 134].созданы заново песнопения в честь римских и византийских святых. Новые же русские чудотворцы - мученики, святители, преподобные и Христа ради юродивые, были включены в общий круг мучеников, святителей, преподобных и юродивых, унаследованных Россией от Ветхого и Нового Рима.Для России было важно связать воедино новые и старые, освященные временем, святыни. Наиболее непосредственно эта связь проявлялась в житиях и песнопениях в честь святых, по преданию родившихся в Риме, но совершивших свои подвиги в русских землях - Антония Римлянина, создавшего монастырь в Новгороде, и воина Меркурия, защищавшего от врагов Смоленск. Хотя жития этим святым были созданы ранее, включение их в общий круг церковного пения состоялось накануне учреждения патриаршества.Самые ранние списки йотированных песнопений в их честь вошли в исследуемый Стихирарь «Дьячее око» (Кир.-Бел. 586/843). Вводя в эталонный Стихирарь песнопения, воспевающие святых покровителей Новгорода и Смоленска, составители его выражали идею единения всех пределов Московского царства. В общем сонме римских, византийских и русских чудотворцев они становились молитвенниками за русского царя и царство в целом. Кроме того, будучи выходцами из святых земель, их своеобразными символами, духовными сокровищами, Антоний и Меркурий служили прочным связующим звеном между Москвой и Римом, отражавшим идею преемственности христианства.Идея преемственности воплотилась также в сформировавшемся в XVI в.представлении о царской родословной, восходящей к императору Августу. В опосредованной, художественной форме это представление отразилось и в эталонном Стихираре «Дьячее око» 1580-х гг. И хотя в Стихираре нет песнопений, напрямую соединяющих русского царя и римского императора, имя последнего упоминается в одном из песнопений рождественского цикла.Стихира «Августу единовластьствующу на земли», цитируемая Иваном IV в одном из посланий, служила для него подтверждением богоустановленности царской власти. Византийское происхождение песнопения и распространенность его в русских рукописных источниках с XII в., придавало его высказыванию неопровержимый авторитет, освященный временем.В музыкально-поэтической форме песнопений Стихираря «Дьячее око» представлено и родословное древо русских царей, его «корни» и «плоды». В песнопениях' русским князьям-рюриковичам поэтическими и музыкально графическими средствами подчеркивается взаимосвязь между ними. К «корням» этого древа принадлежит не только император Август. В Стихираре воспеваются, считавшиеся прадедами царя, первый христианский император Константин с материю своею Еленой и князь - креститель Руси Владимир с праматерью Ольгой. Связь между ними подчеркивается средствами поэтической и музыкальной выразительности. Обе пары характеризуются в поэтическом тексте сходными формулами. Отмечается перекрестное использование музыкально-гимнографического. материала - несколько песнопений предназначались для исполнения и в той и в другой службах.Сходство отдельных сюжетов в житиях, общность гласовой сферы (при индивидуальной последовательности гласов) позволяли переносить песнопения из одной службы в другую, не нарушая композиции каждой из них.Хотя стихиры в честь равноапостольных святых Константина и Владимира в русских йотированных рукописных источниках ко времени создания эталонного Стихираря «Дьячее око» Кир.-Бел. 586/843 существовали уже в течение нескольких столетий (Константину - с XII в., Владимиру - с XV в.), в этот Стихирарь, помимо уже известного, был включен новый материал. Сюда вошла новая музыкальная редакция микроцикла песнопений на «Господи, воззвах» Константину и Елене. Кроме того, в Стихирарь вошло несколько песнопений как Константину, так и Владимиру, не встречавшихся в более ранних певческих рукописях. Воспевающие Русскую землю и воссылающие моления за русского царя, эти песнопения могли быть созданы ТОЛЬКО в XVI в., в связи с укреплением и освящением Московского царства и власти царя.Из этого следует, что в состав образцовых Стихирарей «Дьячее око»

80-х гг. XVI в., создававшихся накануне учреждения патриаршества, были включены не только не фиксировавшиеся в более ранних источниках певческие циклы новым русским чудотворцам. Новыми песнопениями, отразившими идею прославления последнего из указанных Богом царств и его верховного правителя, были дополнены циклы песнопений святым, уже давно общецерковно почитавшимся в России, Таким образом, в образцовом Стихираре «Дьячее око» 1580-х гг., наряду с результатами канонизационных деяний XVI столетия, получил отражение процесс приведения в соответствие с требованиями времени музыкально-поэтического материала служб святым, издавна включаемых в йотированные певческие книги. Этот процесс был частью общей работы над содержанием богослужения.Следует особо отметить, что новые песнопения, содержащие моления за русского царя и Русскую землю, как правило, вводились в определенный раздел службы - на литии. Включение микроциклов литийных стихир в эту певческую книгу, безусловно, связано с реализацией решений, принятых Стоглавым Собором. В главе 41 («Вопрос 9») Стоглава указано: «Во Уставе написано в субботу вечер, такоже и к празникам Христовым и Богородичным и святых нарочитых пети литея <...> и зде в соборных церквах того не поют <...> И о том ответ: По Божественному Уставу во всех соборных церквах празничные литеи и повсяденные литеи пети неотложно» [56, с. 307] (курсив мой. - Н. Р.).Систематическая фиксация стихир и славников на литии - одна из отличительных особенностей Стихираря «Дьячее око» 1580-х гг. В более ранние источники стихиры на литии включались редко и лишь в отдельные, избранные службы. Здесь же литийные микроциклы присутствуют в большом количестве служб, имеющих всенощное бдение.В Приложении 5 дана таблица, 5Д1итывающая количество и гласовую принадлежность стихир на литии русским святым в Стихираре Кир.-Бел.586/843. Она показывает, что таких стихир в каждом случае могло быть от двух до восьми. Причем в стихирах мог использоваться как один глас, так и несколько. Внутри микроцикла могло быть задействовано до шести гласов, сменяющих друг друга. Так, в службе Федору, Давиду и Константину Ярославским зафиксировано четыре стихиры, роспетые в 1, 6, 3, 2-м гласах. А для роспева славника использован еще один глас - 5-й, В службе Антонию Печерскому для такого же количества стихир использовано три гласа - 1 , 2 , 8-й, славник же роспет в 6-м. Наибольшее число стихир и разнообразие гласов отмечается в микроцикле Зосиме Соловецкому, где они выстраиваются в следующий ряд - 4, 4, 4, 8, 4, 6, 1, 5-й. Последний, 5-й, глас закрепляется в следующем затем славнике. Одной стихирой меньше в литийном разделе службы Антонию Сийскому. Стихиры здесь роспеты в 6, 6, 6, 5, 5, 2, 1-м гласах, а славник в 4-м. В общей сложности и в том, и в другом микроцикле использованы 5 разных гласов. Причем в обоих случаях создатели литийных стихир первоначально ориентировались на традиционный состав микроцикла (на «Господи, воззвах», на хвалитех, на стиховне), где в одном гласе роспевается, как правило, три стихиры. (Таким «микроциклом в микроцикле» в службе Зосиме Соловецкому можно считать три стихиры 4-го гласа, а в службе Антонию Сийскому - 6-го.) Однако лития давала мастеропевцам возможность расширить традиционные рамки микроцикла.Связанная с «исхождением» в притвор храма или на паперть, совершаемая иногда и вне храма [131, с. 224], лития не была строго регламентирована по времени. Это в свою очередь не ограничивало мастеропевцев строгими требованиями, относящимися к числу стихир на литии, а также их гласовому единообразию. Помещая в этот раздел большое число песнопений, они предоставляли возможность выбора для использования необходимого количества песнопений в конкретном богослужении. Помимо ЭТОГО, создатели таких микроциклов руководствовались и внутренней логикой гласовой композиции службы. Так, царевич Иван Иванович, составляя службу Антонию Сийскому, использовал для литийных стихир 6, 2 и 1-й гласы, в которых также роспеты песнопения, обрамляющие литию. В центр же литии он поместил стихиры, роспетые в 5-м гласе, более в службе не использующемся.В связи с тем, что в большинстве служб ко времени начала работы над составлением Стихираря Кир.-Бел. 586/843 стихиры на литии отсутствовали, этот раздел требовал особого внимания составителей. В одних случаях они ограничивались ссылками на песнопения других служб. Так, в службе Знамения от иконы Богородицы в Устюге дается отсылка к службе Благовещению, в службе обретения мощей Макария Калязинского (25 мая) - к службе Варлааму Хутынскому, стихиры Корнилию Комельскому заимствуются из службы Сергию Радонежскому, а славник этому святому - из песнопений в честь Кирилла Белозерского. Примеров последнего рода, когда стихиры и славники для микроциклов на литии составляются из стихир и славников, заимствованных из разных служб, в Стихираре достаточно много. Так, в микроцикле на литии Феодосию Печерскому в качестве стихир использованы: славник (!) на хвалитех Антонию Римлянину и 2 стихиры на литии Антонию Великому - 8-го гласа, в качестве славника Феодосию здесь предлагается использовать славник на «Господи, воззвах» Сергию Радонежскому 6-го гласа.Есть службы, где литийные микроциклы составляются как из заимствованных стихир, так и из песнопений, непосредственно посвященных отмечаемому празднику. И, наконец, для целого ряда служб, в число которых вошли и службы святому Владимиру, святым Константину и Елене, митрополиту Петру^ стихиры на литии были созданы специально. В них литийные стихиры не заимствованы из певческих циклов в честь других святых, они воспевают именно тех, кому посвящено празднование. Как уже неоднократно отмечалось.' Каждая из этих стихир, по наблюдению Н. Серегиной имеет самостоятельный напев. Исследовательница характеризует их как «самые интересные стихиры в службе» [194, с. 73].работа над Стихирарем не опзаничивалась службами русским святым.Литийные микроциклы требовались и для служб со всенощным бдением, совершавшихся в честь римских и византийских подвижников. И, осуществляя решения, принятые в свое время Стоглавым Собором, русские мастеропевцы получили уникальную возможность актуализировать содержание песнопений в их честь. Иными словами, они создали песнопения, непосредственно связавшие святых, издревле почитавшихся в христианском мире, с Московским царством, обратившись к ним с молитвой о Русской земле и о боговенчанном правителе России.Создавая образы Московского царства в художественной форме, гимнографы и роспевщики применяли самые разнообразные средства выражения. Одно из них - использование фиты для выделения из контекста песнопения ключевых слов. Выполняя сходную функцию с титлом в вербальном тексте, заключая в себе скрытое имя Бога (08оа), фита с древнейших времен служила идеальным материалом для роспевания сакральных слов. В числе этих слов были и слова «князь» и «царь», употребляющиеся в титуле верховного правителя Руси. Однако роспевщики не стремились озвучить фитами все случаи употребления этих слов. Они подчеркивали царский титул, который заменил в середине XVI в. титул княжеский, лишь в песнопениях, созданных в честь наиболее значимых для последнего христианского государства святых. Причем слово «царь» не закреплялось за какой-либо одной фитой. В каждом случае роспевщики выбирали из всего известного в это время корпуса фитных начертаний и роспевов те, которые отвечали их представлениям.Использование фит в песнопениях Стихираря не ограничивается роспевом са1фальных слов, хотя есть песнопения, где фитами роспеваются только они. Часто фиты озвучивают определения, окружающие сакральное слово, молитвенное обращение, а также слова, имеющие эмоционально приподнятый характер. Используя фиты в песнопениях, роспевщик мог подчеркнуть значимость именно тех слов, которые он считал наиболее важными, выстраивая те или иные смысловые ряды. В то же время, редактируя песнопение, он мог исключить фиту из контекста или перенести ее на другое слово, меняя тем самым скрытый смысл. Так, в славнике митрополиту Петру в редакции, атрибутируемой царю Ивану Васильевичу, роспевщик с помощью фит выстраивает ряд «царе» - «святители» - «Петру», подчеркивая значимость основных действующих лиц песнопения. А в редакции из рукописи инока Христофора роспевщику представляются наиболее важными слова «царе» и «предстателю», вследствие чего снижается значимость слова «святители» и выходит на первый план не столько имя святого, сколько его миссия - быть защитником перед Богом.Роспевщик выделял фитами не только отдельные ключевые слова. Он мог посредством фит подчеркнуть строки, которые в совокупности выражали краткое содержание песнопения, являясь его своеобразным конспектом. В крупных по масштабам песнопениях, какой, например, является стихира Антонию Сийскому 5-го гласа, атрибутируемая царевичу Ивану Ивановичу, такой прием позволял выделять основные мысли и сюжетные ходы из общего пространного музыкально-поэтического содержания.Чтобы выделить основные мысли песнопения, сфокусировать внимание на кратком его содержании роспевщик использовал не только фиты. В определенных случаях для этого использовались и попевки. Так, в славнике 5-

го гласа князю Владимиру этой цели служит попевка кулизма средняя, объединяя строки, связанные с именем князя, акцентируя его деяния.Повторность музыкально-графических формул создавала художественные скрепы, соединяющие отдельные смысловые звенья, находящиеся на временном расстоянии. Решалась эта задача разными средствами. В одних случаях посредством музыкально-графической повторности роспевщик делал более рельефными поэтические приемы, использующиеся в литературном тексте. Иногда с помощью повторности формул он подчеркивал однокоренные слова, в буквальном смысле используя прием плетения словес, употребляющийся в тексте, как это наблюдалось в тропаре Антонию Римлянину, Повторность формул позволяла акцентировать внимание на повторяющемся словосочетании «град Смоленск», играющем ключевую роль в тропаре воину Меркурию. Часто повторность музыкальных формул была связана с синтаксическим параллелизмом, использующемся в поэтическом тексте.Помимо этого формульная повторность могла использоваться и вне связи с такого рода приемами. Повторяя на расстоянии музыкально-графические формулы, создавая с их помощью смысловые связи на расстоянии, роспевщик усиливал выразительность песнопения благодаря средствам собственно музыкальной поэтики.Повторяющиеся интонационно-графические формулы служили, как известно, и формообразующим средством. Причем членение песнопений на разделы отмечается повторением одинаковых формул не только в конце каждого из них. Использованием одних и тех же знаковых сочетаний обозначается и начало разделов. Нередко начало раздела отмечается фитным начертанием, причем разделы чаще всего начинаются разными, а не повторяющимися фитами. Поскольку фита сама по себе является ярким выразительным средством, ее появление в начале раздела обращает на себя внимание.Формы рассмотренных песнопений весьма многообразны. Даже в рамках одного жанра - тропаря, краткого, в соответствии с его определением, песнопения, наблюдается разный подход роспевщиков к формообразованию.Так, в тропаре Никите Переяславскому используется двухчастная форма, в тропаре Антонию Римлянину форма также двухчастная, но с внутренним членением первой части на два раздела. В трехчастной форме создан тропарь Меркурию Смоленскому.Близки по структуре два песнопения на литии, проанализированные в работе, - славник князю Владимиру и стихира Антонию Сийскому. Хотя они и относятся к разным жанровым подсистемам (славник и стихира), в них есть элементы сходства. Оба они четырехчастны, оба достаточно масштабны. К тому же оба песнопения роспеты в 5-м гласе. Однако в каждом случае форма песнопения имеет индивидуальные черты. Различны, в частности, формообразующие средства: и в том и в другом случае достаточно четко отмечаются начала разделов, но в славнике князю Владимиру они выделены фитами и лицами, а в стихире Антонию - определенным комплексом простых знаков. При использовании почти одинакового количества фит (в славнике князю Владимиру двенадцать фит, а в стихире Антонию Сийскому их

одиннадцать) кульминационные зоны в песнопениях располагаются по разному. Главная кульминационная зона в славнике Владимиру приходится на его второй раздел, где вопреки традиции находится моление за царя. В стихире Антонию Сийскому кульминационной зоной является завершающий раздел песнопения, текст которого содержит эпизод, связанный со спасением иконы, и прославление Бога.По-разному распределяются кульминационные зоны и в музыкально поэтических текстах тропарей. В тропаре Антонию Римлянину она приходится на завершающий, молитвенный раздел песнопения. В тропаре Меркурию Смоленскому кульминационная зона помещается во втором разделе, где звучит эмоционально-приподнятый призыв славить святого «песнеми» и «весело». В тропаре Никите Переяславскому кульминационная зона помещена в начале 2-го раздела, где, в соответствии с текстом, действие переносится из прошлого в настоящее. Таким образом, роспевщики в каждом случае ориентируются на содержание поэтического текста, выделяя в нем наиболее важные смысловые зоны, которые и становятся зонами кульминационными, благодаря определенному музыкально-выразительному средству - фитному начертанию и роспеву.Создавая песнопения в честь новых русских чудотворцев или прославляя в новых музыкально-гимнографических произведениях святых, уже имевших долговременную традицию почитания, мастеропевцы опирались на традиции, уходящие в далекое прошлое. Одной из них можно считать размещение кульминации в центральном разделе формы, которое было отмечено среди проанализированных песнопений. Такой пример - славник митрополиту Петру

6-го гласа «Денесе собори рустии сошедошеся», написанный, в свою очередь, как определила Н. Серегина, по образцу славника Введению Богородицы во храм. Иными словами, славник опирается на образец древнего, возможно греческого происхождения. Он имеет форму трехчастную с размещением кульминационной зоны в среднем ее разделе.Совершенно иную форму, аналогов которой не было обнаружено среди исследованных песнопений, имеет славник Рождеству Христову 2-го гласа «Августу единовластельствующи». Для песнопения, посвященного римскому императору, здесь был избран строфический принцип оформления песнопения, восходящий к хоровой античной лирике. Эта форма лучше, чем какая-либо иная, способствовала передаче содержания стихиры, заключающей в себе идею единоверия и единовластия. Сравнение музыкально-поэтического текста этого славника, зафиксированного в Стихираре «Дьячее око», с древними списками показало, что в Стихирарь конца XVI в. была включена новая редакция текста, где редактор изменил отдельные музыкально-графические формулы на концах строк и строф. В то же время он сохранил структуру и форму песнопения, идущую от древних истоков. Редактор, работавший над роспевом, список которого вошел в Стихирарь, посредством музыкальной графики лишь слегка откорректировал трактовку понятийного уровня. Таким образом, в задачу составителей Стихираря входило не только включение туда нового материала, но и сохранение того, что существовало ранее, без какой-либо принципиальной редакторской правки.В процессе исследования песнопений Стихираря были отмечены три уровня творческого подхода роспевщиков к музыкально-поэтическому материалу. Один из них наблюдается в тех случаях, когда текст песнопения почти не изменяется, лишь отдельные слова заменяются другими. Такая работа, кажущаяся на первый взгляд механической, в действительности таковой не являлась. Она требовала осознания характера роспева, его акцентуации, его структуры. Лишь в этом случае можно было внедрить в прежний контекст новые фрагменты текста, не нарушив его строя и целостности.Более высокий уровень творчества - составление совершенно нового текста по образцу известного. Здесь также не может идти речи о механическом характере работы. Создатель нового текста должен был учитывать все особенности роспева, связанные и с выделениями музыкально-графическими средствами ключевых слов, и с определением места размещения кульминационной зоны.И, наконец, третий уровень подхода к процессу творчества, наблюдаемый в песнопениях, - это создание текста и роспева самогласных стихир.Все эти уровни присутствуют в рассматриваемом Стихираре. Отмечаются они также и в песнопениях, атрибутируемых царю Ивану IV. В процессе исследования «царевых творений», причем не только широко известных науке стихир митрополиту Петру и Владимирской иконе Богородицы, но и до сих пор музыковедами не рассматривавшегося тропаря Никите Столпнику Переяславскому, были приведены дополнительные аргументы в пользу авторства царственного гимнографа. Один из них связан с трактовкой термина «творение», служащим для большинства исследователей в качестве довода, отрицающего участие царя в создании роспевов песнопений.Производное от слова «творец», связанное с представлениями о Творце всего сущего, слово «творение» могло быть использовано в литургической сфере прежде всего по отношению к Богом избранным святым отцам и царям.Следовательно, употребление этого термина по отношению к рядовым роспевщикам избегалось, но в рукописях, фиксировавших результаты музыкально-гимнографической деятельности царственного гимнографа, он мог использоваться без каких-либо ограничений.Разумеется, все аргументы, приводящиеся как против, так и за признание Ивана Васильевича мастеропевцем (и гимнографом, и роспевщиком), носят косвенный характер. И доводы, приведенные здесь, не позволяют поставить точку в этой проблеме. Возможно, в дальнейшем, с развитием методов анализа музыкально-гимнографических произведений, удастся выявить индивидуальные черты его стиля. Однако это, достаточно проблематично, учитывая характер средневекового мышления, опирающегося на освященные временем традиции, с одной стороны, и, с другой, свободу выбора средств выразительности, которой пользовался каждый роспевщик. Отсутствие закрепленных норм (жанр - форма, отдельные слова - музыкальные формулы и т. д.) позволяло мастеропевцам озвучивать поэтический текст, исходя из собственного понимания и трактовки. Пока же мы можем только предполагать, что у Ивана Васильевича, участвовавшего в богослужениях, певшего на клиросе, цитировавшего в своих посланиях церковные песнопения, было достаточно знаний, навыков и таланта для создания как текстов песнопений, так и их роспевов. То же можно сказать и о его сыне Иване Ивановиче.Подводя итоги всему вышеизложенному, важно еще раз подчеркнуть, что Стихирарь «Дьячее око» Кир.-Бел 586/843 создавался накануне учреждения патриаршества, был ориентирован на внедрение в практику решений Московских Соборов и отразил процесс общецерковной канонизации русских святых. Стихирарь включил в себя тексты признанных авторов - Пахомия Серба, новгородского агиографа, гимнографа и роспевщика Маркелла Безбородого, царя Ивана Грозного и его сына. И, наконец, он был вложен в библиотеку Кирилло-Белозерского монастыря государевыми людьми. Такая рукопись могла быть создана только в Москве. Ее невозможно было подготовить в Усолье, вдали от основных центров церковного пения.Общегосударственное мышление, проявившееся в репертуаре Стихираря из кирилловской рукописи, было прерогативой церковных и государственных властей, особенно в условиях учреждения патриаршества, когда русская церковь особенно нуждалась в своих святынях., Эта книга стала не только нггогом проведенных в XVI в, мероприятий, направленных на исправление недостатков певческой практики в отечественной церкви, она выполняла задачу выявления всех «заключенных в ней сокровищ и добродетелей».М. Б. Плюханова, давая характеристику Степенной книге, назвала ее «идеальным изображением Московского царства как царства града Иерусалима с его скоплением святости, святых и святынь» [151, с. 47]. Это определение в равной степени можно отнести и к эталонному Стихирарю «Дьячее око».Стихирарь явился музыкально-поэтическим отображением представлений о царстве святых, а вместе с ним и о царстве Московском - «Третьем Риме», создававшемся по образу и подобию Царства Небесного.

Список литературы диссертационного исследования доктор искусствоведения Рамазанова, Наталья Васильевна, 2004 год

1. Известно духовное завещание Антония Сийского, в котором он призывал молиться за царя Ивана Васильевича 224, с. 196. Духовная грамота Антония включена в первую редакцию Жития.

2. РНБ. ОСРК. 0.1.22. Л. 389 об. 390.

3. В другие образцовые Стихирари «Дьячее око» Едииоверч. 37 и Строг. 44 песнопения Антонию Сийскому не вошли, в общем месяцеслове Стихирарей его имя даже не упомянуто.

4. В ненотированных рукописях для этого песнопения указан глас 7.

5. В ненотированных рукописях на месте этого тропаря роспевается тропарь 1-го гласа «Желанием духовным».

6. Христа ради веся оставиво.4. и ограды инокомо создавоша.

7. Впервые на этот род деятельности Василия Прокофьева обратил внимание Н. П. Парфентьев 147, с. 58.

8. Хранится в Архиве СПбОИИ. Кол. 114. № 160.

9. Это изображение воспроизведено О. Б. Враской 37, с. 274.

10. Циг по: Соф. 1428. JI. 371 об. См. также: 17, с. 85.2 РНБ. F.XVII.9. Л. 837 об.

11. Цит. по публикации в книге А. Карнеева списка из библиотеки Троице-Сергиевой лавры, РГБ. Ф. 304. № 765 (XV-XVI вв.).

12. Исследователи называют несколько соборов, объединяющиеся в одну типологическую группу с собором Покрова на Рву. собор Бориса и Глеба в Старице, Спасо-Преображенский собор Соловецкого монастыря и др. См. об этом, например: 11.

13. На идейную связь строительства многопрестольных храмов, иконописи и музыкальной гимнографии впервые обратила внимание А. Н. Кручинина.

14. Азбука знаменного пения (извещение о согласнейших пометах) старца Александра Мезенца (1668-го года) / Издал с объясн. и примеч. С. В. Смоленский. Казань, 1888. - 132 с. с нот., 14 л. табл.

15. Акты Московского государства, изданные Императорской Академиею наук. / Под ред. Н. А. Попова. СПб., 1894. - Т. 2. Разрядный приказ: Московский стол. - XLV, 773 с.

16. Алексеева Г. В. О поэтике службы Варваре-великомученице // Проблемы культуры Дальнего Востока: Науч.-теорет. конф. / Дальневосточное отд-ние РАН. Владивосток, 1992. - С. 31-33.

17. Амосов А. А. Античная библиотека Ивана Грозного // Книжное дело в России в XVI-XIX вв.: Сб. науч. тр. / БАН СССР Л., 1980. - С. 6-31.

18. Артамонова Ю. В. Песнопения преподобному Иосифу Волоцкому // Музыкальная Академия: Ежекварт. науч.-теорет. и крит.-публицист. журн. -М., 2001. -№ 1,- С. 25-26.

19. Артамонова Ю. В. Песнопения-модели в древнерусском певческом искусстве XI-XVIIIbb.: Дисс. . канд. иск. / Рос. Акад. музыки им. Гнесиных М., 1998.

20. Баталов A. JI. Идея многопрестольности в московском каменном зодчестве середины второй половины XVI века // Русское искусство Позднего Средневековья: Образ и смысл: Сб. ст. -М., 1993. - С. 103-141.

21. Бахтина О. Н. Летописная редакция повести о Меркурии Смоленском в своде 1652 г. // Памятники литературы и общественной мысли эпохи феодализма / АН СССР; Отв. ред. Е. К. Ромодановская. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1985. - С. 70-78.

22. Бахтина О. Н. Повесть о Меркурии Смоленском // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. - Вып. 2 . Ч. 2. - С. 248-252.

23. Безуглова И. Ф. Этикетность в древнерусском певческом искусстве (на материале стихиры на целовании плащаницы) // Древнерусская литература: Источниковедение: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Д. С. Лихачев. -Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1984. С. 215-221.

24. Белецкий Л. Т. К литературной истории повести о Меркурии Смоленском // Журнал М-ва народного просвещения. Пг., 1914. - Ч. 54. Декабрь. -С. 359-360.

25. Белоброва О. А. К изучению жития Антония Римлянина // Монастырская культура: Восток и Запад: Матер, одноим. конф. / Сост.Е. Г. Водолазкин. СПб.: Альм. «Канун»: Фонд «Сервантес», 1999. -С. 93-101.

26. Белова О. В. Славянский бестиарий: Словарь названий и символики. М.: Индрик, 2000.-318 с.

27. Белокуров С. А. Деяние Московского церковного Собора 1649 г.: Вопрос о единогласии 1649-1651 гг. // Чтения в О-ве истории и древностей российских. М., 1894. - Кн. 4. Отд. 3. - С. 29-52.

28. Большая энциклопедия: Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания / Под ред. С. Н. Южакова. СПб.: Просвещение,19j-1902.-Т. 8.-784 с. 192- 1903.-Т. 9.-794 с.

29. Бражников М. В. Древнерусская теория музыки: По рукописным материалам XV-XVIII вв. JL: Музыка. Ленингр. отд-ние, 1972. - 424 е.: нот. прим.

30. Бражников М. В. Лица и фиты знаменного распева Исследование / Общ. ред. Н. С. Серегиной и А. Н. Крюкова. Л.: Музыка. Ленингр. отд-ние, 1984. - 302 е.: нот. прим.

31. Бражников М. В. Певческие собрания Д. В. Разумовского и В. Ф. Одоевского // Собрания Д. В. Разумовского и В. Ф. Одоевского. Архив Д. В. Разумовского: Описания / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина; Под ред. И. М. Кудрявцев. М., 1960. - С. 6-22.

32. Бурилина Е. Л Взаимодействие слова и напева в древнерусской монодии XVI-XVII в.: На материале певческой рукописной книги «Обиход». Дисс. . канд. иск. / Ленинградская гос. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. Л., 1984.

33. Бурилина Е. Л. О соотношении текста и напева в древнерусских песнопениях XVI-XVII вв. // Источниковедение литературы Древней Руси.: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980.-С. 204-215;

34. Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. - Т. 2. - 6., 429 е., [110] л. ил.

35. Быкова О. П. Древнерусские песнопения в системе церковного ритуала праздника Пятидесятницы. Дисс. . канд. иск. / Санкт-Петербургская гос. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. СПб., 2001.

36. Былинин В. К. К проблеме стиха славянской гимнографии (X-XIII вв.) // Славянские литературы / X международный съезд славистов. София, сентябрь 1988; Отв. ред. П. А. Николаев. -М.: Наука, 1988. С. 33-51.

37. Бычков В. В. Византийская эстетика: Теоретические проблемы. М.: Искусство, 1977. - 199 с.

38. Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти: Очерки русской политической литературы от Владимира святого до конца XVII в. Пг., 1916. - X, 463 с.

39. Ванеева Е. И. Физиолог / РАН. СПб.: Наука, 1996. - 168 с. -(Литературные памятники).

40. Василик (Хощенко) М. В. Стихирарь «Дьячее око». Особенности месяцеслова и жанрового состава // Музыкальное наследие России: Истоки и традиции: Сб. ст. / Сост и науч. ред. 3. М. Гусейнова. СПб., 2000. - С. 55-79.

41. Василик М. В. Тропари преподобным святым в Стихираре «Дьячье око» // Певческое наследие Древней Руси: История, теория, эстетика: Сб. ст. / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2002. - С. 261-279.

42. Введенский А. А. Библиотека и архив Строгановых в XVI-XVII вв. // Север: Орган науч. сев. краеведения. Вологда, 1923. - Кн. 3-4. - С. 69115.

43. Верещагин Е. М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка: Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. М.: Мартис, 1997. - 314 1. с.

44. Верещагин Е. М. Церковно-славянская книжность на Руси: Лингвотекстологические разыскания / Под ред. и с предисл. О. Н. Трубачева. М.: Индрик, 2001. - 607 с.

45. Власов С. Деяния Константина Великого / Рос. отд-ние междунар. Ордена св. Константина Великого. М., 1999. -223 с.

46. Враская О. Б. Об орнаментации рукописных книг из Кирилло-Белозерского монастыря // Древнерусское искусство: Рукописная книга. Сб. ст. / Отв. ред. О. И. Подобедова. М.: Наука, 1983. - С. 267-276.

47. Выходы государей царей и великих князей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, всея Русии самодержцев (с 1632 по 1682 г.). М.,1844. - VIII, 702, 109 с.

48. Гарднер И. А. Певческое исполнение кафизм в древнерусской богослужебной практике: (Экскурс в литургико-музыкальную археологию) // Православный путь: церк.-богосл.-филос. Ежегодник: Прилож. к журн. «Православная Русь». Джорданвиль, 1966. - С. 145170.

49. Гноевая Т. В. Праздничные стихиры-славники: соотношение разных роспевов // Монастырская традиция в древнерусском певческом искусстве: К 600-летию Кирилло-Белозерского монастыря / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2000. - С. 110-118.

50. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви / Крутицкое патриаршее подворье: О-во любителей церк. истории. Репр. изд. - М., 1998.-537 с.

51. Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1881. - Т. 1. Ч. 2. - 791, XIV с.

52. Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. М., 1859. - Отд. 2. Ч. 2. - 690 с.

53. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. / Под ред. С. Н. Валка. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. - 408 с.

54. Гранстрем Е. Э. Сокращения древнейших славяно-русских рукописей // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом).- JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1954. Т. 10. - С. 427434.

55. Гундарова Ю. В. Песнопения Сретению Господню в древнерусском певческом искусстве (источниковедение, текстология, поэтика): Дипломная работа / Санкт-Петербургская гос. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. СПб., 2002.

56. Гусейнова 3. М. Русские музыкальные азбуки 15-16 веков: Учеб. пособие / Санкт-Петербургская гос. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. -СПб., 1999.-132 с.

57. Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные П-м Отделением собственной е. и. в. канцелярии. СПб., 1851. - Т. 2. - IV е., 976 стлб., II с.

58. Димитрова М. Служби за български светци в староруската музикална традиция // Българско музикознание. София, 1983. - № 8. - Кн. 4. -С. 36-49.

59. Дмитриев Л. А. Житие Антония Сийского // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988. - Вып. 2. Ч. 1. - С. 247-248.

60. Дмитриева Р. П. Маркелл // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. - Вып. 2. Ч. 2. - С. 103-104.

61. Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века: Руководство к изучению латинской палеографии / Авт. послесл. и коммент. Л. И. Киселева. 3-е изд., доп. - М.: Книга, 1987. - 317 с.

62. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. / Сост. С. Б. Веселовский. М.: Наука, 1975.-607 с.

63. Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М.: Индрик, 2000. - 504 с.

64. Жданов И. Н. Сочинения Царя Ивана Васильевича // Сочинения И. Н. Жданова / Отд-ние рус. яз и словесности АН. СПб., 1904. - Т. 1С. 81-170.

65. Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетиях. Т. 1. Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв. -58L 3-е изд. с доп. М., 1895. - Ч. 1. - XXIV, 795 с. 582.Посмертн. изд. -М., 1915. - Ч. 2. - XXIV, 900 с.

66. Заболотная Н. В. Церковно-певческие рукописи Древней Руси XI-XIV веков: Основные типы книг в историко-функциональном аспекте: Исслед. / Рос. Акад. музыки им. Гнесиных. М., 2001. - 252 с.

67. Захарьина Н. Б. Интонационный словарь и композиция песнопений-осмогласников в знаменном роспеве. Автореф. дис. . канд. иск. СПб., 1992.

68. Захарьина Н. Б. Музыкальное время в песнопениях в честь Успения Богородицы // Музыкальная культура православного мира: Традиции, теория, практика: Междунар. науч. конф. 1991-1994 гг.: Материалы / Рос. Акад. музыки им. Гнесиных. М., 1994. - С. 162-170;

69. Захарьина Н. Б. Осмогласники как жанр древнерусского певческого искусства // Musica Antiqua, VIII / Filarmonia Pomorska im. Paderewskiego w Bydgoszczy. Bydgoszcz, 1988. - Vol. I: Acta Musicologica / Ed. Eleonora Harendarska. - S. 1087-1123;

70. Захарьина Н. Б. Песнопения-осмогласники в древнерусских нотированных рукописях // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры: Сб. науч. тр. / Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина; Сост. Г. П. Енин. Л., 1990. - С. 26-38.

71. Захарьина Н. Б. Русские богослужебные певческие книги XVIII XIX веков: Синодальная традиция. - СПб.: Петербургское востоковедение, 2003.- 191 с.

72. Захарьина Н. Б. Стихира Успению Богородицы «Богоначальным мановением» // Рукописные памятники / Рос. нац. б-ка. СПб., 1999. -Вып. 5: Из истории музыкальной культуры / Сост. Н. В. Рамазанова. -С. 31-61.

73. Захарьина Н. Б. Эволюция композиции древнерусских песнопений-осмогласников знаменного роспева в XI-XVII вв. // Певческое наследие Древней Руси: История, теория, эстетика / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2002. - С. 185-205.

74. Иванчин-Писарев Н. Д. Михаил великий князь Киево-Черниговский и боярин его Феодор. М., 1893. - 4., 48 с.

75. Игнатий (Семенов), архиеп. Донской и Новочеркасский. Истина святой Соловецкой обители против неправды челобитной, называемой соловецкой. СПб., 1847.-301 с.

76. Кадлубовский А. П. Очерки по истории русской литературы житий святых. 1-5. Диссертация. Варшава, 1902. - [2], X, 389 с.

77. Калайдович К. Ф., Строев П. М. Обстоятельное описание славянороссийских рукописей, хранящихся в Москве, в библиотеке . графа Ф. А. Толстова. М., 1825. -LXIV, 811, 17, IX, 100 с.

78. Калиганов И. И. Георгий Новый у восточных славян / Пер. в современное нотолинейное письмо Е. В. Чишковской. М.: Индрик, 2000. - 800 с.

79. Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М.: Прометей, 2000. -417 с.

80. Карамзин Н. М. История государства Российского. М. : Книга, 1989.761.Kh. 2. Т. 7.-142 стб.762. Кн. 2. Т. 8. 82 стб.763. Кн. 3. Т.9.-279 стб.

81. Карастоянов Б. П. Стихирата за Борис и Глеб «Плътскоую багатяща» -забележителен образец на старото руско певческо изкуство // Българско музикознание. София, 1987. -№ 11. Кн. 3. - С. 31-66.

82. Карнеев А. Материалы и заметки по литературной истории Физиолога / О-во любителей древней письменности. СПб., 1890. - 393, LV, G с.

83. Киевская Псалтирь 1379 года. Факс. изд. - М.: Искусство, 1978. -235 с.

84. Киселев Н. П. Происхождение московского старопечатного орнамента // Книга: Исследования и материалы. М.: Книга, 1965. - Сб. 11. - С. 167198.

85. Клепиков С. А. Орнаментальные украшения переплетов конца XV-первой половины XVII веков в рукописях библиотеки Троице-Сергиевого монастыря // Записки Отдела рукописей / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. М., 1960. - Вып. 22. - С. 57-73.

86. Клосс Б. М. Летописный свод Лицевой // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. - Вып. 2. Ч. 2. - С. 30-31.

87. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871.-483 с.

88. Книга глаголема Козмы Индикоплова. СПб., 1886. - 240 е., 4 отд. л.

89. Книга степенная царского родословия // Полное собрание русских летописей СПб., 1908-1913 - Т. 21. Ч. 1-2. - VII, 701 с.

90. Книги разрядные, по официальным спискам оных изданные с высочайшего соизволения П-м Отделением собственной е. и. в. канцелярии. СПб., 1855. - Т. 2. - IX е., 1402 стлб.

91. Колесов В. В. Средневековый текст как единство поэтических средств языка // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т рус. литературы (Пушкинский дом). Т. 50. СПб., 1997. - С. 92-98

92. Корсакова В. Феодор Иоаннович // Русский биографический словарь, изданный под наблюдением председателя Императорского Русского исторического общества А. А. Половцова / Имп. рус. ист. о-во. СПб., 1913.-Т. 25.-С. 277-301.

93. Кручинина А. Н. О музыкально-литургическом творчестве Кириллова монастыря // Монастырская традиция в древнерусском певческом искусстве: К 600-летию Кирилло-Белозерского монастыря / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2000. - С. 16-21.

94. Кручинина А. Н. Попевка знаменного роспева в русской музыкальной теории XVII в. // Певческое наследие Древней Руси: История, теория, эстетика / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2002. - С. 46150.

95. Кручинина А. Н. «Радуйся Петре вкупе с супружницею своею Феврониею» // Музыкальная Академия: Ежекварт. науч.-теорет. и крит.-публицист. журн. М., 2003. - № 2. - С. 12-18.

96. Кузнецов И. И. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради московские чудотворцы // Записки Московского археологического общества. М., 1910. - Т.8. - С. 1-400.

97. Куприянов И. К. Обозрение пергаменных рукописей новгородской Софийской библиотеки. СПб., 1857. - X, 113 с.

98. Jle Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. / Общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; Послесл. А. Я. Гуревича. М.: Прогресс-Академия, 1992. - 376 с.

99. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. А. А. Нейхардт. М.: Правда, 1987. 574 с.

100. Леонид (Кавелин), архим. Святая Русь или Сведения о всех святых и подвижниках благочестия на Руси (до XVIII века). СПб., 1891. -220 с.

101. Леонид (Кавелин), архим. Стихиры, положенные на крюковые ноты. Творение царя Иоанна деспота российского (по рукописи Троицкой лавры № 428) // Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1886.-Т. 63. - V, 91, 14, 27 с.

102. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. доп. -М.: Наука, 1979. - 352 е., 8 л. ил.

103. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л.: Изд-во АН СССР в Ленинграде, 1947. - 499 с.

104. Лосева О. В. Русские месяцесловы XI-XIV веков / Под ред. Акад. Л. П. Милова. М.: Памятники исторической мысли, 2001. - 420 с.

105. Лотман Ю. М. Феномен культуры // Избранные статьи. Таллин: Александра, 1992. - С. 34-45.

106. Лурье Я. С. Повесть о белом клобуке // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. - Вып. 2 . Ч. 2. - С. 214-215

107. Львов А. Ф. О свободном или несимметричном ритме. СПб., 1858. -55 с.

108. Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. История Русской церкви. СПб., 1857. - Т. 1. - 4., XXII, 292, IV с.

109. Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. История Русской Церкви. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.117i Кн. 4.4. 1.-592 с. 117г-Кн. 4. Ч. 2.-440 с. 117з - Кн. 6.-800 с.

110. Макаров Н. А. Камень Антония Римлянина // Новгородский исторический сборник. Л., 1984. - № 2 (12). - С. 203-210.

111. Маркелов Г. В., Панченко Ф. В. О гимнографическом творчестве выговцев // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т рус. литературы (Пушкинский дом). СПб., 1997. - Т. 50. - С. 196-204;

112. Металлов В. М. Русская семейография: Из области церковно-певческой археологии и палеографии. / Моск. археологич. ин-т. М., 1912.-118 е., 119 л. табл.

113. Минея на июль. М.: Изд-во. Моск. Патриархии, 1988. - Ч. 2. -512 с.

114. Моисеева Г. Н. «Валаамская беседа» памятник русской публицистики середины XVII века. Исследование и тексты. - М.; JL: Изд-во. АН СССР, Ленингр. отд-ние, 1958. - 199 с.

115. Мокеев Г. Я. О градостроительном символе «Москва Второй Иерусалим» // Богословские труды. - М., 1999. - Сб. 35. - С. 167-170.

116. Морохова Л. Ф. Логгин // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. - Вып. 2. Ч. 2.-С. 71-72.

117. МудроваН. А. Библиотека Строгановых в Сольвычегодске и на Урале во 2-й половине XVI начале XVIII в. Автореферат дисс. . канд. фил. наук. - Свердловск, 1990.

118. Музыкальная эстетика России XI-XVIII веков / Сост. текстов, пер. и общ. вступ. статья А. И. Рогова. М.: Музыка, 1973. - 245 с.

119. Надгробное слово Иосифу Волоколамскому / Изд. К. И. Невоструевым. М., 1865.

120. Никольский К. Т. Пособие к изучению устава богослужения православной церкви. СПб. Синод, типография, 1907. - XVI, 878 с.

121. Новые памятники знаменного роспева / Сост. М. В. Бражников. -JI.: Музыка. Ленингр. отд-ние, 1967 82 с.

122. Описание рукописного Отдела Библиотеки Академии Наук. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1973. - Т. 5. Греческие рукописи / Сост. И. Н. Лебедева - 242 с.

123. Описи Соловецкого монастыря XVI века / Сост. 3. В. Дмитриева, Е. В. Крушельницкая, М. И. Мильчик. Спб.: Дмитрий Буланин, 2003. -356 с.

124. Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 г.: Коммент. изд. / Сост. 3. В. Дмитриева, М. Н. ИГаромазов. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1998. - 384 с.

125. Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. - М.: Художественная литература, 1984. - 768 с.

126. Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Художественная литература, 1985. - 768 с.

127. Панченко Ф. В. Рукописное наследие выговских мастеропевцев: история, традиция, творчество. Дис. . канд. иск. / Санкт-Петербургская гос. консерватория. СПб., 2002.

128. Панченко Ф. В., СеидоваТ. 3. Петр и Феврония Муромские в древнерусской музыке // Древнерусская певческая культура и книжность: Сб. науч. тр. / Ленингр. ин-т театра, музыки и кинематографии; Ред. Н. С. Серегина. Л., 1990. - С.100-106

129. Парфентьев Н. П. Древнерусское певческое искусство в духовной культуре Российского государства XVI-XVII вв.: Школы. Центры. Мастера. Свердловск: Изд-во Уральского университета, 1991. - 234 с.

130. Парфентьев Н. П., Парфентьева Н. В. Усольская (Строгановская) школа в русской музыке XVI-XVII вв. Челябинск: Б. и., 1993. - 350 с.

131. Парфентьева Н. В. Славник «Во вертепо воселился еси» в усольских и московском «переводах» // Древнерусская певческая культура и книжность: Сб. науч. тр. / Ленингр. ин-т театра, музыки и кинематографии; Ред. Н. С. Серегина. Л., 1990. - С. 81-100.

132. Певческие рукописи в собрании Библиотеки Российской Академии наук: Каталог выставки / Сост. Ф. В. Панченко. СПб: БАН, 1994. - 48, 2. е., [15] л. ил.

133. Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. -М., 1978.-Т. 34.-С. 31-220.

134. Плюханова М. Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб.: Акрополь, 1995. - 334, 1. с.

135. Покровский Н. Н. Афанасий (в миру Андрей) // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988. - Вып. 2. Ч. 1. - С. 73-79.

136. ПоныркоН. В. Житие Никиты Столпника Переяславского // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988. - Вып. 2 . Ч. 1. -С. 307-310.

137. Послания Ивана Грозного / Подг. текста Д.С.Лихачева, Я. С. Лурье. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. - 715 с.

138. Послания Ивана Грозного // Библиотека литературы Древней Руси. -СПб., 2001.-Т. 11.-XVI в.-С. 102-277.

139. Православный церковный календарь на 2000 год / Сост. Т. Никитина. М.: Паломник, 1999. - 206 с.

140. Преображенский А. В. Вопрос о единогласном пении в Русской Церкви XVII в.: Исторические сведения и письменные памятники // Памятники древней письменности. СПб., 1904. - 79 с.

141. Преображенский А. В. Культовая музыка в России. JI., 1924. -123 с.

142. Протопопов В. В. Нотная библиотека Строгановых в Сольвычегодске (1627) // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник. 1981. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1983.-С. 183-186.

143. Протопопов В. В. Русская мысль о музыке в XVII веке. М.: Музыка, 1989.-96 с.

144. Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1978. - 238 е.

145. Рамазанова Н. В. Власти земные в песнопениях русским святым // Проблемы русской религиозности: Сб. науч. ст. / Сост. А. И. Алексеев, А. С. Лавров. СПб.: Изд-во журн. «Нева», 2000. - С. 129-139.

146. Рамазанова Н. В. «Истины сказатель и нечестия обличитель» (преподобный Иосиф Волоцкий и служба ему в источниках XVI-XVII в.) // Музыкальная Академия: Ежекварт. науч.-теорет. и крит.-публицист. журн. М., «Советский композитор», 2001. - № 1. - С. 18-24;

147. Рамазанова Н. В. «Радуйся, богомудре Василие» (служба Василию Блаженному в певческих рукописях РНБ) // Рукописные памятники / Рос. нац. б-ка. СПб., 1999. - Вып. 5: Из истории музыкальной культуры / Сост. и науч. ред. Н. В. Рамазанова. - С. 82-96.

148. Рамазанова Н. В. Гимнографическое творчество Ивана Грозного: миф или реальность? // Исторический вестник. М., 2001. - № 2-3 (13-14).-С. 485-494.

149. Рамазанова Н. В. Две редакции стихиры св. Никите, епископу Новгородскому // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность: редактор и текст: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Ю. Г. Алексеев, В. К. Зиборов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. - С. 148-163;

150. Рамазанова Н. В. Музыкальная драматургия древнерусского певческого цикла (на примере цикла Михаилу Черниговскому и боярину его Феодору. Дисс. . канд иск. / Санкт-Петербургская гос. консерватория. Л., 1987.

151. Рамазанова Н. В. Опыт анализа древнерусского песнопения // Пути развития методики преподавания в музыкальном ВУЗе: Сб. науч. тр. / Ред.-сост. Г. В. Алексеева. Владивосток, 1989. - С. 81-91.

152. Рамазанова Н. В. Отражение книжной традиции в музыкально-поэтическом тексте стихиры из службы св. Меркурию Смоленскому // Древнерусское песнопение: Пути во времени. СПб. (в печати).

153. Рамазанова Н. В. Служба преподобному Антонию Сийскому в певческих рукописях Российской национальной библиотеки // Монастырская традиция в древнерусском певческом искусстве / Сост. Н. Б. Захарьина, А. Н. Кручинина. СПб., 2000. - С. 99-109.

154. РозановС. П. Повесть об убиении Батыя // Известия Отд-ния рус. яз. и словесности Император. Акад. наук. 1916. Пг., 1916. - Т. 21. Кн. 1.-С. 109-142.

155. Розов Н. Н. Повесть о белом клобуке как памятник общерусской публицистики XV в. // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). М.; Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1953. - Т. 9. - С. 178-219.

156. Рыжова Е. А. «Повесть о житии Антония Сийского» и севернорусская агиография второй половины XVI в. Автореферат дисс. . канд. филолог, наук / СПбГУ. СПб., 1993.

157. Свирелин А. И. Акафист преподобному отцу нашему Никите Столпнику Переяславскому // Акафисты Русским святым. СПб., 1996. -Т. З.-С. 45-47.

158. СвиринА. Н. Искусство книги Древней Руси. XI-XVII вв. М.: Искусство, 1964. 299 с.

159. Сергеев А. Г. Житие и Устав св. Корнилия Комельского как исторический источник. Автореферат дисс. . канд. ист. наук / СПбГУ. -СПб., 2001.

160. Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. -Владимир, 1901. Т. 2. Святой Восток. - 700 с.

161. Серегина Н. С. Из истории певческих циклов Борису и Глебу // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. - Т. 43. - С. 291— 304.

162. Серегина Н. С. К вопросу о первой канонизации Бориса и Глеба // Древнерусская певческая культура и книжность: Сб. науч. тр. / Ленингр. ин-т театра, музыки и кинематографии; Ред. Н. С. Серегина. Л., 1990. -С. 12-19.

163. Серегина Н. С. Певческие рукописи из книгописной мастерской Строгановых конца XVI — первой половины XVII вв. // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник. 1986. Л., 1987. - С. 202-209.

164. Серегина Н. С. Певческий цикл о Евфросинии Полоцкой -памятник XII века // К 1125-летию Полоцка: Материалы конф. «История и археология Полоцка и Полоцкой земли». Полоцк, 1987. С. 52-53;

165. Серегина Н. С. Песнопения Евфросинии Полоцкой по спискам XII-XVII в. // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник. 1991. М., 1997. - С. 91-101.

166. Серегина Н. С. Песнопения русским святым: По материалам рукописной певческой книги XI-XIX вв. «Стихирарь месячный» / Рос. ин-т истории искусств. СПб., 1994. - 469 е.: ил., нот. прим.

167. Серегина Н. С. Стихиры Александру Невскому // Musica antiqua, VII: Acta sientifica / Ed. Eleonora Harendarska; Filarmonia Pomorska im. Paderewskiego w Bydgoszczy. Bydgoszscz, 1985. - S. 695-706.

168. Серегина H. С. Стихиры Меркурию Смоленскому о Батыевом нашествии // Musica antiqua, VI: Acta scientifica / Ed. Anna Czekanowska; Pod patronatem UNESCO; Filarmonia Pomorska im. Paderewskiego w Bydgoszczy. Bydgoszcz, 1982. - S. 869-879.

169. Серегина H. С. Стихиры Меркурию Смоленскому о Батыевом нашествии // Журнал Московской патриархии. 1990. - № 1. - С. 67-69.

170. Серегина Н. С. Стихиры митрополиту Петру «творения» Ивана Грозного // Древнерусская певческая культура и книжность: Сб. науч. тр. / Ленингр. ин-т театра, музыки и кинематографии; Ред. Н. С. Серегина. -Л., 1990.-С. 69-80;

171. Серегина Н. С. Стихиры Михаилу Черниговскому в свете исторической традиции знаменного пения // Пути развития методики преподавания в музыкальном ВУЗе: Сб. науч. тр. / Ред.-сост. Г. В. Алексеева. Владивосток, 1989. - С. 71-81.

172. СиницынаН. В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М.: Индрик, 1998. - 416 с.

173. Сказание о Валаамском монастыре / Исследование, текст, перевод с древнерусского, коммент. Н. А. Охотина-Линд. СПб.: Глаголь, 1996. -246 с.

174. Славнитский М. Канонизация св. князя Владимира и службы ему // Странник, 1888. Т. 2. Май - август. - С.197-238.

175. Словарь русского языка XI-XVII вв. М.: Наука, 1980. - Вып. 7. -403 с.

176. Смоленский С. В. О древнерусских певческих нотациях: Историко-палеографический очерк, читанный в Обществе Любителей Древней Письменности // Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1901.-Т. 145.- 120 с.

177. Снегирев И. М. Памятники Московской древности с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы и древних видов и планов древней столицы. М., 1842 - 1845. - 2, II, 6, IV, CXII, 2, 358,28, IV, 4 с.

178. Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1822. - Ч. 2. - 610 с.

179. Соколова И. М. Мономахов трон: Царское место Успенского собора Московского Кремля: К 400-летию памятника. М.: Индрик, 2001. -80 е., 32 илл.

180. Спасский Ф. Г. Поэт XVI в. игумен Хутынский, Маркелл Безбородой. // Православная мысль. / Труды правосл. богослов, ин-та в Париже. Париж, 1948. - Вып. 6. - С. 155-169.

181. Спасский Ф. Г. Русское литургическое творчество (по современным минеям). Париж, 1951. - 318 с.

182. Спивак Д. JI. Матричные построения в стиле плетения словес // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). СПб., 1996. - Т. 49. - С. 99-111.

183. Спирина JI.M. Малоизвестная певческая рукопись XVII в. из собрания Сергиево-Посадского историко-художественного музея-заповедника // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник. М., 1996. - С. 159-168.

184. Средневековый бестиарий / Авт. статьи и'коммент. К. Д. Муратова. М.: Искусство, 1984. - 242 с.

185. Стефанит и Ихнилат. Средневековая книга басен по русским рукописям XV-XVII веков / Изд. подг. О. П. Лихачева, Я. С. Лурье; Пер. греч. текста Е. Э. Гранстрем и В. С. Шандровская. Л.: Изд-во АН СССР, 1969.-251 е., илл.

186. Супрасльская летопись // Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1980. - Т. 35. - С. 36-67.

187. Татищев В. Н. История Российская. // Чтения в О-ве истории и древностей российских. М., 1848. - Т. 9. Ч. 2. Государствование царя и великого князя Ивана Васильевича Грознаго V-ro. - С. 219—493.

188. Тихомиров М. И. Новый материал об Иване Грозном // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). М.; Л., 1958. - Т. 14. - С. 247-255.

189. Тихомиров М. Н. Русская культура X-XVIII вв. М.: Наука, 1968. -447 с.

190. ТихонюкИ. А. «Изложение пасхалии» московского митрополита Зосимы // Исследования по источниковедению истории СССР XIII-XVIII вв. Сб. ст. / Отв. ред. В. И. Бучанов. М.: Изд-во Ин-та истории, 1986.-С. 45-61.

191. Тупиков Н. М. Литературная деятельность царевича Ивана Ивановича // Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1894. - Ноябрь-декабрь. - Ч. 296. - С. 358-374.

192. Успенский Н. Д. Древнерусское певческое искусство. М.: Сов. композитор, 1971. - 623 с.

193. Устав церковный. М., 1610.

194. Устав церковных обрядов, совершавшихся в Московском Успенском соборе. // Русская историческая библиотека. СПб., 1876. -Т.З.-С. 1-156.

195. Федотов Г. П. Святые Древней Руси. М.: Моск. рабочий, 1990. -268 с.

196. Фет Е. А. Житие Антония Римлянина // Словарь книжников и книжности Древней Руси / Ред. Д. М. Буланин, Г. М. Прохоров. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988. - Вып. 2.4. 1. - С. 245-247.

197. Филарет (Гумилевский), архиеп. Исторический обзор песнопевцев и песнопений греческой церкви. Сергиев Посад.: Изд-во Свято-Троицкой Лавры, 1995.-393 с.

198. Филарет (Гумилевский), архиеп. Обзор русской духовной литературы. СПб., 1884. - Кн. 1 и 2. - 511 с.

199. Финдейзен Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII в. М.; Л.: Гос. . Музсектор, 1928. -Т. 1. - 6., 103, VIII с. с илл. и нотами.

200. Фролов С. В. Новые аспекты изучения Стихираря 1380 года собрания Троице-Сергиевой Лавры, № 22 // Труды Отдела древнерусской литературы / Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). Т. 50. СПб., 1997.-С. 196-207.

201. Фролов С. В. Эволюция древнерусского певческого искусства и его расцвет в XVI в. Автореферат дисс. . канд. иск. / Санкт-Петербургская гос. консерватория. Л., 1980.

202. Хорошкевич А. Л. Герб // Герб и флаг России / Отв. ред. Вилинбахов. -М.: Юридическая литература, 1997. С. 161-171.

203. Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М.: Древлехранилище, 2003. - 621 с.

204. Хощенко М. В. Песнопения Марии Египетской в древнерусской традиции XII-XVIII вв. // Рукописные памятники. СПб., 1997. - Вып. 4. Публикации и исследования / Сост. Г. П. Енин. - С. 163-192.

205. Царь Иоанн Васильевич Грозный: Духовные песнопения и молитвословия / Сост., статьи, коммент. С. Фомин. М.: Паломник, 1999. -191 с.

206. Чаев Н. С., Черепнин Л. В. Русская палеография. -М., 1946. 215 с.

207. Lambros S. P. Catalogue of the Greek manuscripts on Mount Athos. -Cambridge: at the university pree, 1895-1900. 438, 592 p.

208. Lenhoff G. D. The «Стихиры Ивана Грозного» as cultural myth // Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сборник к 70-летию В. В. Иванова. М.: ГОА, 1999. - С. 45-54.СПИСОК РУКОПИСНЫХ источников

209. Б АН. Вятск. 9. 3-я четв. XVII в.

210. БАН. Строг. 44. ок. 1589 г.

211. БАН. Тек. пост. 319. 80-е гг. XVI в.

212. ГИМ. Единоверч. 37. 2-я пол. XVI в.5. ГИМ. Син. 155. XIII в.6. ГИМ. Син. 162. XII в.7. ГИМ. Син. 236. XII в.8. ГИМ. Син. 589. XII в.

213. ГИМ. Син. певч.123. нач. XVII в.

214. ГРМ. Др. гр. 19. ок. 1589 г.

215. ГТГ. К-5349 . кон. XI нач. XII вв.

216. МГУ. Ветк.-Стар. 279. 2-я пол XVIII в.

217. РГАДА. Ф. 181, № 185. XVII в.

218. РГАДА. Ф. 201, N° 52. XV в.15.РГБ. Болып. 249. XVII в.

219. РГБ. Рогожек. 722.2. 30-е гг. XIX в.17.РГБ. Рум. 379. XVII в.18.РГБ. Ф. 304. №23. XIII в.

220. РГБ. Ф. 304. №428. кон. XVI нач. XVII

221. РГБ. Ф. 304. №765. XV-XVI вв.

222. РГБ. Ф. 379. №63. сер. XVII в.

223. РГБ. Ф. 379. № 64. сер. XVII в.

224. РГБ. Ф. 379. №65. сер. XVII в.

225. РГБ. Ф. 379. № 66. сер. XVII в.

226. РНБ. Вяз. Q.214. сер. XVIII в.

227. РНБ. Вяз. 0.11. 1-я пол. XVII в.

228. РНБ. Вяз. 0.20. 1-я пол. XVII в.

229. РНБ. Вяз. 0.44. 70-е гг. XVII в.

230. РНБ. Зиборов Q.1. нач. XVIII в.ЗО.РНБ. Капелла 0.4. 1670-е гг.

231. РНБ. Кир.-Бел. 6/1083 1476-1482 гг.

232. РНБ. Кир.-Бел. 75/1314. 1635 г.ЗЗ.РНБ. Кир.-Бел. 569/826 . 1-я пол. XVI в.

233. РНБ. Кир.-Бел. 586/843 . 1588 1591 гг. XVI в

234. РНБ. Кир.-Бел. 606/863. XVI в.

235. РНБ. Кир.-Бел. 618/873. 1-я пол. XVI в.

236. РНБ. Кир.-Бел. 621/878. нач. XVII в.

237. РНБ. Кир.-Бел. 637/894 . XV в.

238. РНБ. Кир.-Бел. 651/911 . XV в.

239. РНБ. Кир.-Бел. 663/920 . 2-я пол. XVII в.

240. РНБ. Кир.-Бел. 665/922. 1604 г.

241. РНБ. Кир.-Бел. 678/935 . кон.XVII в.

242. РНБ. Кир.-Бел. 681/938. 1598-1603 гг.

243. РНБ. НСРК. Q.273. 80-е гг. XVII в.

244. РНБ. НСРК. Q. 820 кон. XVII в.

245. РНБ. НСРК. Q. 851 кон. XVII в.

246. РНБ. ОЛДП. Q. 71. кон. XVI в.

247. РНБ. ОЛДП 0.1. кон. XVI нач. XVII .

248. РНБ; ОСРК. F.XVII.104. 3-я четв. XVI в.

249. РНБ. ОСРК. F.XVII.9 XVII в.

250. РНБ. ОСРК. Q.I.85. 80-е гг. XVII в.

251. РНБ. ОСРК. Q.I.184 40-60-х гг. XVI в.

252. РНБ. ОСРК. Q.I.186 2-я четв. XVII в.

253. РНБ. ОСРК. Q.I.422 сер. XVII в.

254. РНБ. Солов. 277/286. 1671-1676

255. РНБ. Солов. 277/289. кон. XV нач. XVI вв.

256. РНБ. Солов. 690/751. кон. XVI 1-я пол. XVII в.

257. РНБ. Солов. 690/755. нач. XVI в.

258. РНБ. Солов. 690/763. сер. XVI в.

259. РНБ. Солов. 690/769. XVII в.

260. РНБ. Солов. 888/998. XVIII в.

261. РНБ. Соф. 382. XIII-нач. XIV вв.

262. РНБ. Соф. 1139. сер. XVII в.

263. РНБ. Соф. 1321. 1529-1541 гг.

264. РНБ. Соф. 1428. 1-я пол. XVIII в.

265. РНБ. СПбДА. АЛ/383. 1676-1682 гг.

266. РНБ. Тит. 2070. 1-я пол. XVII в.

267. РНБ. Тит. 2073. 1-я пол. XVII в.99.РНБ. Тит. 2678. XVII в.

268. РНБ. Тит. 3361. XVII-XVIII вв.

269. РНБ. Тит. 3396. 1-я пол. XVII в.

270. РНБ. Тит. 3802. 1-я четв. XVII в.

271. РНБ. Тит. 4046. 2-я пол. XVII в.

272. РНБ. Тит. 4251. 2-я пол. XVII в.

273. РНБ. Тит. 4929. 2-я пол. XVII в.Юб.СПбОИИ. Кол. 114. № 160 нач. XVII в.