Первая мировая война в сознании военной элиты России тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Черниловский, Артем Александрович

  • Черниловский, Артем Александрович
  • кандидат исторических науккандидат исторических наук
  • 2005, Брянск
  • Специальность ВАК РФ07.00.02
  • Количество страниц 199
Черниловский, Артем Александрович. Первая мировая война в сознании военной элиты России: дис. кандидат исторических наук: 07.00.02 - Отечественная история. Брянск. 2005. 199 с.

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Черниловский, Артем Александрович

Введение.

Глава I. Военная элита Российской Империи на рубеже XIX - XX вв.

§ 1 Определение понятия "военная элита".

§ 2 Структура и социокультурный облик военной элиты России на рубеже XIX - ХХвв.

Глава II. Враги и союзники в восприятии военной элиты Российской

Империи.

§ 1 Формирование представлений о "вероятном противнике" в 1878 - 1914гг.

§ 2 "Образ врага" в сознании военной элиты в августе 1914-феврале 1917гг.

§ 3 Отношение военной элиты к союзникам по

Антанте.

Глава III. Видение перспектив войны военной элитой.

§ 1 Развитие представлений о будущей войне в 1878- 1914 гг.

§ 2 Видение перспектив позиционной войны в августе 1914-феврале 1917гг.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Отечественная история», 07.00.02 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Первая мировая война в сознании военной элиты России»

Первая мировая война 1914-1918 гг. была тяжелым испытанием для всех участвовавших в ней государств и их вооруженных сил. Россия и ее армия этого испытания не выдержали. Военные поражения стали катализатором социального взрыва внутри страны, определившего вектор развития российского общества до 1991 г. Без преувеличения можно сказать, что эта война была одним из важнейших событий в истории России. Тем не менее, до недавнего времени эту войну не без оснований называли "забытой", причем не только для общественного сознания, но и для исторической науки.

Советские историки обходили стороной настроения российского общества того периода, отражение военных событий в общественном сознании. Между тем, поведение индивидов и общественных групп напрямую зависит от их представлений и настроений, поэтому изучение именно этого пласта социальной действительности является одним из наиболее перспективных и актуальных направлений в исторических исследованиях. В этой связи особую значимость приобретает исследование систем представлений и настроений правящей элиты, которая из всех общественных групп в наибольшей степени определяет ход исторического процесса, ибо она принимает решения, обязательные для исполнения всем обществом.

Все вышесказанное можно с полным основанием отнести к военной элите, которая составной частью входит в правящую элиту. Военная элита России начала XX в. осуществляла подготовку армии и флота к мировому вооруженному конфликту и руководила вооруженными массами на театрах военных действий, однако этим ее роль далеко не исчерпывалась. Она оказывала влияние на выработку внешне - и даже внутриполитического курса. Кроме того, постоянной административной практикой в Российской Империи было назначение высокопоставленных военных на высокие политические должности (достаточно вспомнить генерала М.Т.Лорис-Меликова, назначенного в 1880г. на пост министра внутренних дел), а также совмещение в одних руках должности генерал-губернатора (на Кавказе — наместника) и командующего войсками округа. Не следует забывать, что члены царствующего дома, по своему образованию и занимаемым должностям, являлись кадровыми военными и входили в состав военной элиты, роль же великих князей в управлении Россией во второй половине XIX - начале XX вв. была весьма значительной. Будучи родственниками царя, они имели постоянный доступ к нему и возможность давать советы. Некоторые из них имели значительный политический вес, совмещая военные должности с государственными, как, например, Константин Николаевич и Михаил Николаевич, занимавшие пост председателя Государственного Совета.

Таким образом, в структуре российского общества на рубеже XIX — XX столетий военная элита являлась, наряду с политической, доминирующей силой, определявшей направление развития страны. Изучение ее взглядов позволит лучше понять поведение людей, от которых зависела судьба не только армии, но и всей России.

В этой связи следует заметить, что актуальность темы исследования определяется еще и тем, что:

1) существует некоторое сходство геополитической ситуации в мире в начале XX и XXI столетий. Начало XX века было временем окончательного распада Венской системы международных отношений и нарастания противоречий между старой морской державой, Великобританией, и молодой, быстро растущей Германской империей. В начале XXI века наблюдается кризис Ялтинской системы и зарождение соперничества между США — старой океанской державой и Китаем - быстро растущим континентальным государством. Сказанное придает важность обращению к опыту политического и стратегического прогнозирования кануна и периода Первой мировой войны;

2) вооруженные силы Российской Федерации, включая их высший командный состав, переживают процесс глубокого реформирования. При выработке путей этого реформирования невозможно обойтись без изучения и использования исторического опыта России и, в частности, опыта функционирования ее военной элиты;

3) собственно научными потребностями, обусловленными активно идущим в последние годы изучением истории общественного сознания, представлений и настроений социальных общностей. Исследование любой проблемы начинается с анализа степени ее изученности. Специальные работы, посвященные восприятию Первой мировой войны военной элитой России, автором не выявлены. Вместе с тем, отдельные аспекты этой темы не раз привлекали внимание исследователей.

В начале XX в. происходило накопление знаний о высшем командном составе русской армии. Хотя работы по военной статистике этого периода не составляют отдельного историографического этапа в изучении темы, они были использованы при работе над диссертацией. В 1903 г. вышла брошюра П.Г.Режепо1, где на основе ежегодно публиковавшегося в то время "Списка генералов по старшинству" проанализирован большой статистический материал за 1902 г., изучен целый ряд вопросов - от образовательного уровня и боевого опыта до семейного положения высшего командного состава сухопутных сил. Вместе с тем, необходимо отметить, что исследователь сделал вывод о высоких профессиональных качествах русского генералитета, а завершается работа предсказанием "грядущих громовых побед на равнинах Ганга, Дуная, а может быть, и Шпрее" . Всего лишь через год война с Японией показала, что этот вывод не соответствовал действительности.

В 1909 г. вышла брошюра К.М.Оберучева3, составленная на основе "Списка генералов" за 1907 г. Изданная после поражения на Дальнем Востоке, в условиях либерализации режима, эта работа содержит резкую критику военной элиты России и представляет собой манифест армейских офицеров, недовольных привилегированным положением генштабистов. Она имеет большое значение для изучения структуры и каналов рекрутирования военной элиты.

В советский период военная элита Российской Империи изучалась, прежде всего, военной историографией. Работы, в которых содержится информация по теме исследования, можно разделить на несколько групп:

1. работы по истории военного искусства и военно-теоретической мысли

2. работы по истории русской армии и флота

3. работы по истории офицерского корпуса

4. работы посвященные военной элите России непосредственно

5. биографические работы о русских военачальниках

В 1920-е годы появилось значительное количество военно-исторических работ о мировой войне, написанных бывшими русскими генералами. Наибольшее значение, несомненно, имеют работы А.М.Зайончковского. Ему принадлежат три одновременно (в 1926 г.) изданных работы по этой теме. Одна из них4 посвящена внешней политике Российской Империи в XIX - начале ХХв., вторая5, вышедшая с предисловием М. Н. Тухачевского, посвящена стратегическому планированию будущей мировой войны, третья6, впоследствии неоднократно переиздававшаяся работа, посвящена самой войне. Несмотря на использование революционной фразеологии, работы А.М.Зайончковского были лишены идеологической заданности, что выгодно отличает их от позднейших советских исследований Первой мировой войны. Этот автор привлек широкий круг источников, в которых содержится информация о взглядах высокопоставленных русских военных по вопросам внешней политики, об их представлениях о будущей войне. Особую ценность этим работам придает то обстоятельство, что их автор стремился, путем цитирования архивных документов предоставить слово участникам описываемых им событий. Однако автору не удалось избежать некоторых субъективных и не всегда обоснованных оценок и характеристик военных и государственных деятелей Российской Империи, что в настоящем исследовании будет показано на примере генерала М.И.Драгомирова. Но несмотря на это, следует отметить, что работы А.М.Зайончковского до 1976г. оставались самым полным в советской историографии исследованием Первой мировой войны.

Военному искусству маневренного периода войны посвящено двухтомное исследование В.Ф.Новицкого7, переизданное накануне Второй мировой войны. Однако, внимание автора работы приковано к событиям на Западном фронте, информации по теме настоящего исследования там почти не содержится. о

Работа генерала А.А.Маниковского , доработанная Е.З.Барсуковым, посвящена узкой проблеме - боевому снабжению русской армии. Однако, на этом материале раскрывается несостоятельность довоенных представлений о войне. Приводимые статистические данные поражают разницей между предполагаемыми русской военной элитой и реальными масштабами войны. Вместе с тем, эта работа направлена на оправдание Главного Артиллерийского управления (ГАУ) начальником которого являлся ее автор, вся вина за допущенные ошибки возлагается на Генеральный штаб.

Из работ первой половины 30-х гг. XX в. следует упомянуть позже переизданную книгу А.Вольпе9, посвященную военному искусству в период позиционной войны и проблеме выхода из позиционного тупика. В ней подробно исследуются причины перехода к позиционной войне, показывается ограниченность военно-теоретической мысли XIX - начала ХХвв., неспособной предвидеть образование сплошного фронта, и тот шок, который испытала военная элита всех стран с переходом к позиционной войне: "Ученые военные мужи начали говорить о полном закате военного искусства. Эти совершенно нелепые разговоры продолжаются и сейчас"10. Показана отсталость военной мысли России начала ХХв., несостоятельность ее официальных представителей, Леера и Драгомирова.

Во второй половине 1930 годов, в период подготовки и начала Второй мировой войны, в советском обществе возрос интерес к предыдущей войне, чем объясняется как переиздание военно-теоретических работ XIX - начала ХХвв. и военно-исторических работ 1920-х гг. (в том числе и написанных бывшими русскими генералами), так и появление ряда новых. Однако, к этому времени советская историография, в том числе и военная, оказалась заложницей "Краткого курса истории ВКП(б)", где Первая мировая война расценивается как "поражение за поражением"11 царской армии, что наложило отпечаток на все работы этого периода. Так, в работе А. К. Коленковского12, посвященной военному искусству в первые месяцы мировой войны, о высшем командном составе русской армии речь идет не иначе как в ругательных тонах, характеристике русской военной мысли начала XX в. уделено менее страницы.

В межвоенный период русская армия, ее офицерский корпус, а тем более военная элита в советской историографии прочно отождествлялись с контрреволюцией, поэтому появление специальных работ о них было немыслимо (в конце 1920-х, правда, вышла работа под названием "Царская армия в годы империалистической войны"13, но ее содержание не соответствует названию: она посвящена росту революционных настроений в солдатской среде).

Тема Первой мировой войны нашла отражение также в эмигрантской историографии. Следует упомянуть работу А.А.Керсновского14, два тома которой посвящены изучаемому периоду. Однако эта работа ни по стилю, ни по степени достоверности фактического материала (речь о которой идет в примечаниях, составленных С.Г.Нелипповичем) не может считаться в полной мере научной. По мнению ее автора, XVIII век был, ни много ни мало, золотым веком человечества, а с введением всеобщей воинской повинности начался упадок военного искусства. Как нетрудно заметить, упадок военного могущества России во второй половине XIX — начале XX вв. рассматривается как упадок военного дела в целом. Эта работа содержит еще один совершенно ложный тезис, который, как ни странно, позже был принят советской военной историографией, — о противостоянии национальной и немецкой школы в русском военном искусстве.

Гораздо большее научное значение имеет работа генерала Н.Н.Головина15. Этот представитель военной элиты являлся одним из основоположников отечественной военной социологии, и его работа находится на стыке двух научных дисциплин: военной истории и военной социологии. В ней немало место отведено такой почти неизученной в то время теме как настроения российского общества, включая и высший командный состав армии на различных этапах войны. В работе использован широкий круг источников, которые дополняются личными воспоминаниями автора.

В период Великой Отечественной войны научных, в полном смысле этого слова, исследований не велось, вышедшая в это время работа Н.А.Таленского, представляет собой краткий очерк боевых действий в период Первой мировой войны16 почти без всяких оценок. Введение в 1943г. в Красной Армии погон привело к реабилитации русского офицерства. В

1 7

1945г. вышла апологетическая брошюра Ю.А.Кривицкого , посвященная офицерскому корпусу русской армии. В ней и в предисловии, написанном Н.А.Таленским, проводится мысль о "суворовской" и "немецкой" школах в русской армии. Согласно этой схеме, Октябрьская революция уничтожила "немецкую" школу, а лучшие традиции "суворовской" были восприняты советскими офицерами.

1 Я

В этот период появился ряд апологетических работ о Брусиловском прорыве (впрочем, в 1948 г. И. В. Сталину было доложено об антисоветском содержании второй части воспоминаний Брусилова, найденной в захваченном советскими войсками Русском зарубежном архиве, после чего даже эта фамилия до начала 1960-х годов исчезла из всех работ по Первой мировой войне).

Во второй половине 40-х — первой половине 50-х гг. сохранялся разбуженный войной интерес советского общества к истории русской армии, однако применительно к началу XX в. (в отличие от XVIII в.) советская военная историография руководствовалась жестким противопоставлением отсталой царской армии, проигравшей войны с Японией и Германией, и могучей Советской, выигравшей величайшую войну в истории. Так, в 1949г. Е.Ф.Никитиным была защищена кандидатская диссертация, посвященная русской армии изучаемого периода19, ставшая первым в советской историографии исследованием этой темы. В ней подробно рассматриваются состояние русской армии после поражения в войне с Японией, ее развитие в 1905 - 1914 гг., структура высших военных органов Империи, их изменения в ходе военной реформы 1905 - 1912 гг., позиция Государственной Думы и ведущих политических партий России по вопросам оборонной политики.

Отдельный параграф диссертации посвящен генералитету русской армии. Вместе с тем, для этой работы характерна необоснованно негативная характеристика военной элиты России. Исследование изобилует идеологическими штампами (генералитет - "носитель наиболее темных, наиболее порочных сторон царского режима"20; "Страх перед революцией и благодарность карателям и вешателям — вот что определяло выбор людей на должности командиров дивизии, корпуса и другие"21), отдельные факты казнокрадства, главным образом среди интендантских генералов, рассматриваются как показатель поголовной коррумпированности высшего командного состава. Отдельные утверждения прямо противоречат историческим фактам, о которых будет сказано в соответствующем параграфе настоящего исследования: "подавляющее большинство военных генералов - помещики, крупные и средние" ; доля аристократов среди генералитета непрерывно увеличивалась23.

В 1950 г. В.В.Кузиным была защищена кандидатская диссертация24, посвященная Совету государственной обороны (СГО) - высшему координационно-совещательному органу вооруженных сил России в 1905 — 1908 гг. Она стала, по сути дела, первым исследованием непосредственно посвященным военной элите России начала XX в. Вместе с тем, она также направлена на то, чтобы показать неэффективность деятельности СГО и низкую боеспособность царской армии.

О ^

В 1948 г. вышла шеститомная работа Е.З.Барсукова , подведшая итог его многолетним (еще с 20-х гг.) исследованиям русской артиллерии начала XX в. Третий том работы посвящен одному из разделов военного искусства — тактике артиллерии, однако о взглядах военной элиты на войну в целом в этой работе сказано мимоходом.

Работа Д.В.Вержховского представляет собой краткий очерк боевых действий и дает характеристику планов войны.

Военно-морское искусство в период от японо-китайской войны 1894 -1895 гг. до Первой мировой рассматривается в третьем томе учебного пособия по истории военно-морского искусства . Это, пожалуй, единственная работа, в которой подробно характеризуется развитие представлений о морской войне в период конца XIX - начала XX вв., дискуссии среди русских адмиралов о путях развития флота.

Во второй половине 50-х - 80-е гг. XX века тема Первой мировой войны негласно стала считаться неактуальной, однако появление работ по ней продолжалось.

Наиболее многочисленными из них были работы по истории боевых действий и военного искусства. В 1964 г. вышла коллективная работа "Флот

ЛО в первой мировой войне" , первый том которой посвящен действиям русского флота. Однако внимание авторов приковано к ходу военных действий, информации по теме настоящего исследования содержится очень мало.

Самыми крупными фигурами в отечественной военной историографии Первой мировой войны являются А.А.Строков и И.И.Ростунов. А.А.Строков посвятил Первой мировой войне четыре из пяти глав заключительного тома лд своей работы по всеобщей истории военного искусства , позже он написал специальную монографию по военному искусству в Первой мировой войне30, являющуюся, в значительной степени, повторением его предыдущей работы. Этот исследователь подробно рассматривает развитие военно-теоретической мысли, в том числе и русской, в XIX - начале XX вв., разработку планов войны. Проведенный им анализ уставов русской армии 1904 и 1912 гг. имеет большое значение для изучения тактического прогнозирования войны, картины будущего сражения в сознании военной элиты. Составленные этим автором схемы устройства корпуса русской армии имеют значение для воссоздания структуры военной элиты. Изучается развитие стратегических и тактических взглядов в ходе самой войны, зарождение новой сферы военного искусства - оперативного искусства. Подчеркивается, что переход к позиционной войне не был никем предвиден и явился шоком для генералов, а проблема выхода из позиционного тупика долгое время оставалась нерешенной. Этим исследователем привлечено большое количество мемуаров и служебной переписки высших военачальников, в том числе и русских.

Главная работа И.И.Ростунова31, написанная на основе его докторской диссертации, по своей теме несколько уже работ Строкова, она посвящена русскому военному искусству в Первой мировой войне. В ней весьма подробно рассматривается разработка русским Генеральным штабом планов будущей войны, особенно в период 1878 - 1903 гг., который совершенно не освещен А.А.Строковым. Под его редакцией вышло и самое полное в

32 отечественной историографии коллективное исследование Первой мировой войны.

Вместе с тем, для этих работ характерно непомерное преувеличение успехов русской армии и роли Восточного фронта в мировой войне, оценка войны как империалистической с обеих сторон парадоксальным образом сочетается с германофобским подходом.

В работах по истории военного искусства изучалось и развитие военно-теоретической мысли на рубеже XIX - XX вв., в конце 1950-х - 1960-е гг. появился ряд статей по этой теме в "Военно-историческом журнале"33, однако, лишь в 1982 г. вышла коллективная монография под редакцией П.А.Жилина34, посвященная этой проблематике. В ней исследуются представления о будущей мировой войне самой интеллектуальной части военной элиты - военных теоретиков. Весьма подробно охарактеризовано развитие теории военного искусства в России, представления об экономической составляющей будущей войны, изучение военной истории в тот период, взаимовлияние военной мысли России и европейских государств. Все это позволяет считать эту работу одной из важнейших для решения задач настоящего исследования.

Одним из направлений в изучении Первой мировой войны стала биографическая литература о русских военачальниках. Однако позднейшее участие многих из них в Белом движении обусловило немногочисленность таких работ. Наибольшим интересом пользовалась фигура А.А.Брусилова, имя которого в 1961 г. было реабилитировано, что сделало возможным появление ряда монографических исследований его жизни35, однако эти идеологически выверенные работы содержат крайне неполные сведения о биографии и взглядах полководца. То же можно сказать и о материалах прошедшей в 1973 г. научной конференции, посвященной генералу А.Е.Снесареву36.

В 1970-е гг. появился ряд работ по истории русской армии. В работе

Л.Г.Бескровного весьма обстоятельно освящены система управления вооруженных сил России в Х1Хв., система профессиональной подготовки офицерского корпуса. Ее хронологическим продолжением является незавершенная из-за смерти автора работа о вооруженных силах России в 10 начале XX в . Важное значение для настоящего исследования имеет работа Q

П.А.Зайончковского , две главы которой посвящены офицерскому корпусу, в том числе и высшему, двух последних десятилетий XIX и самых первых лет XX века. В них изучены не только структура высшего командования, но и материальное положение, духовные ценности, профессиональный уровень русских генералов.

Можно назвать лишь одну монографию, посвященную русскому офицерскому корпусу, принадлежащую перу А.Г.Кавтарадзе40, но она посвящена послереволюционной судьбе русских офицеров, лишь в первом параграфе дана краткая характеристика офицерского корпуса накануне революции. Хронологически ее предваряет статья П.А.Зайончковского41, посвященная офицерскому корпусу кануна мировой войны.

В это же время появились работы, непосредственно посвященные военной элите России. А.Г.Кавтарадзе опубликовал в "Военно-историческом журнале" серию статей о Генеральном штабе России (ГУГШ)42. Морскому Генеральному штабу (МГШ) было посвящено диссертационное исследование М.Г.Симоненко43.

Подводя итоги советского историографического этапа в развитии темы, можно сказать, что к концу 1980-х гг. была создана обширная военная историография Первой мировой войны, в которой весьма обстоятельно были изучены русское военное искусство и военно-теоретическая мысль России. Советские историки положили начало исследованию структуры высших военных органов Российской Империи и социокультурного облика русского офицерского корпуса, в их работах содержатся сведения о персональном составе русского генералитета. Однако, термин "военная элита" в то время не применялся, ибо в СССР и других социалистических странах это понятие рассматривалось как буржуазное и псевдонаучное44. Объективные сведения о теории элит советский читатель мог получить лишь из переведенной в период хрущевской "оттепели" книги американского политолога Р.Миллса45. Эта работа, две главы которой посвящены американской военной элите середины XX в., имеет важное методологическое значение и для настоящего исследования.

Система представлений русских военных о социальной действительности, в том числе и о мировой войне, практически не изучалась. Тему "Первая мировая война и общественное сознание россиян" советская историография затрагивала лишь с точки зрения роста антивоенных и революционных настроений46, а настроения правящей элиты в этом отношении не представляли для нее интереса.

Из работ советского периода большое методологическое значение для настоящего исследования имеет работа Б.Н.Поршнева47, введшая в научный оборот категории "мы - они", "свой — чужой", являющиеся основополагающими при изучении представлений о врагах и союзниках.

Более интенсивное изучение этой тематики началось в постсоветский период. В эти годы продолжалось изучение военного искусства начала XX в., и здесь следует упомянуть диссертационное исследование О.В.Саксонова48, в котором изучается планирование войны, взаимовлияние военных реформ и стратегических планов русского командования.

Продолжается также изучение вооруженных сил России начала XX в. Следует упомянуть посмертно вышедшую монографию К.Ф.Шацилло49, подведшую итог его многолетним исследованиям подготовки русской армии и флота к мировой войне. В ней подробно освещена деятельность военной элиты по подготовке мировой войны, роль высокопоставленных военных в процессе принятия важнейших политических решений. Вместе с тем, следует отметить крайнюю идеологическую заданность этой (хотя и написанной в конце 1990-х гг.) работы, спорность многих оценок. Так, например, исследователь отрицает, что Россия вела подготовку к мировой войне с конца 70-х гг. XIX в., утверждать это, по его мнению, "значит приписывать царизму такую проницательность, какой он никогда не обладал"50. Это мнение настолько противоречит многократно описанным в историографии фактам51, что представляется излишним его опровергать. Спорно и утверждение, что главной причиной кризиса вооружений в 1915 г. были чрезмерные расходы на флот в довоенные годы. Причиной кризиса вооружений была ограниченность военной мысли начала XX в., не предвидевшей необходимости перевода экономики на военные рельсы, с этим кризисом столкнулись и французская, и даже германская армии. Что касается России, то она в войне с Японией потеряла практически весь флот. Его воссоздание являлось насущной необходимостью и логично предположить, что если бы он не был воссоздан, то германское командование в 1915 г. предпочло бы прорыву под Горлицей высадку морского десанта на побережье Финского залива, ибо потеря столицы была бы несравненно более тяжелым ударом для России, чем потеря Галиции и Польши.

Следует отметить диссертационное исследование Я.В.Бухараева52, посвященное русскому флоту начала XX в. Одна из глав этой работы посвящена офицерскому составу флота, в том числе и высшему.

С начала 1990-х гг. начался бум биографического жанра, что отразилось и на интересе к биографиям русских военачальников. Обобщающий характер Л носит работа К.А.Залесского , однако, давая исчерпывающие сведения о персональном составе военной элиты, она практически не содержит информации о взглядах русских военачальников. Работа Р.М.Португальского54 представляет сборник популярных биографических очерков, информации о взглядах военной элиты там содержится очень немного. Издательством Омского госпедуниверситета выпущено пособие для спецкурса, принадлежащее перу Г.А.Порхунова55. Это пособие по своему содержанию очень напоминает работу Р.М.Португальского.

Стало возможным изучение запретной в советское время темы

СГ СП со биографий генералов Белой армии: Колчака , Корнилова , Краснова ,

Врангеля59, новое прочтение судьбы Брусилова60. Появились также статьи о 1 практически забытых генералах Куропаткине , Новицком , адмирале Эссене63. Из военачальников конца XIX века наибольшее внимание привлекает, естественно, М.Д.Скобелев64.

Современные исследователи проявляют заметный интерес к фигуре генерала Н.Н.Обручева. Из всех биографических работ наибольшее значение для настоящего исследования имеет монография О.Р.Айрапетова 65, что объясняется как ролью "русского Мольтке" в планировании войны, так и особенностями самой работы, автор которой не только фиксирует биографию генерала, но и изучает его взгляды в тесной связи с взглядами других представителей военной элиты.

Работа И.С.Рыбаченка66, посвященная взглядам Обручева на русско-французские отношения, представляет собой, по сути дела, повторение отдельных моментов работы О.Р.Айрапетова. Более самостоятельный

67 характер носит статья В.Каширина , посвященная взглядам Обручева на проблемы Дальнего Востока.

Стало возможным обращение отечественных историков к еще одной запретной в советское время теме - последним Романовым. Здесь следует упомянуть работы А.Н.Боханова68 о двух последних российских императорах, а также работу Ю.А.Коршунова69, содержащую биографии пяти великих князей, связавших свою судьбу с флотом.

С 1993г. в отечественной историографии начинается всплеск интереса к офицерскому корпусу русской армии. Первой и, на наш взгляд, лучшей была

70 работа С.В.Волкова , в которой прослеживается история офицерского корпуса с момента его зарождения до 1917 г. В этой работе изучается социокультурный облик офицерского корпуса, в том числе и высшего, система профессиональной подготовки, ряд других вопросов, приведен большой статистический материал. Вместе с тем, эта работа перегружена патетикой, и, кроме того, крайний антикоммунизм ее автора породил необоснованную идеализацию морального облика русских офицеров.

Офицерскому корпусу второй половины XIX в. посвящена диссертация С.А.Чиненного71, но эта работа по своей структуре и содержанию представляет из себя не самостоятельное исследование, а множественные заимствования из работы С.В.Волкова, а в идеализации русских офицеров ее автор идет еще дальше Волкова. Хронологическим продолжением этой работы (хотя гораздо более добросовестным) является диссертационное

77 исследование Ю.В.Ильина . Несмотря на отдельные, довольно грубые методологические ошибки (так историография работы делится на 5 частей: 1

- фундаментальные работы по истории России; 2 — монографии по военной истории; 3 - работы непосредственно посвященные офицерскому корпусу; 4

- статьи; 5 - диссертации), в нем проанализирован большой материал по офицерскому корпусу, в том числе и высшему, начала XX в., изучаются его расстановка, система профессиональной подготовки, материальное положение. Хронологически продолжает его диссертационное исследование А.А.Курдюка , посвященное офицерскому корпусу периода Первой мировой войны.

Если в вышеперечисленных работах речь идет об офицерском корпусе сухопутных сил, то диссертационное исследование Е.П.Пуденковой74 посвящено морским офицерам. Оно дает информацию о структуре управления флотом, системе профессиональной подготовки морских офицеров, материальном положении русских адмиралов. Моральные ценности русских офицеров изучаются в диссертациях В.А.Синюкова, А.А.Белотелова, А.Е.Холманских75.

На данном историографическом этапе продолжается исследование военной элиты России. Диссертационное исследование И.В.Деревянко76 посвящено Военному министерству России. В качестве его хронологического продолжения может рассматриваться диссертация Г.В.Кожевниковой77. чо

Диссертационное исследование Ю.М.Коробова посвящено взаимоотношениям Генерального штаба с Генеральным штабом Франции. Роли военной верхушки в событиях Февральской революции посвящена

7Q работа П.В.Мальтатули . К сожалению, эта единственная известная диссертанту специальная работа по столь важной проблеме носит не научный, а популярный характер, что видно даже из ее названия ("Господь да благословит решение мое.Николай II во главе действующей армии и заговор генералов"), а кроме того, ее автор ярый монархист, что в значительной мере лишило его возможности объективного подхода к исследованию.

Ни в одной из вышеперечисленных работ термин "военная элита" не употребляется. Однако, становление отечественной политологии, в том числе и военной, привело к тому, что в конце 90-х гг. XX в. это понятие все более проникает и в историческую науку, в первую очередь, в работы, посвященные советской военной элите80. Из них важное методологическое о I значение для настоящего исследования имеет работа С.Т.Минакова , посвященная советской военной элите 1920-х гг. При ее изучении исследователь вводит два критерия классификации военной элиты: боевые

ОЛ заслуги и номенклатурность . В соответствии с ними выделяется "номенклатурная" военная элита, "определяемая далеко не всегда подлинными военными заслугами, но, во всяком случае, военными чинами, званиями, должностями, знаками различия и отличия, установленными о 1 официальной государственной властью" , и "меритарная" - "военачальники, проявившие во фронтовой обстановке действительно выдающиеся боевые и полководческие качества, решающим образом влиявшие на военные

84 действия и военную политику" . Отмечается, что эти системы определения военной элиты не тождественны, хотя в отдельных "персоналиях" могут ос совпадать . В этой работе содержатся биографические сведения о многих русских генералах, перешедших на службу в Красную Армию и вошедших в состав новой военной элиты.

Самой близкой по теме настоящему диссертационному исследованию

О/ является работа Е.Ю.Сергеева , в которой изучаются представления военной элиты Российской Империи о западной цивилизации, геополитических, этноконфессиональных, экономических характеристиках ведущих западных государств. К сожалению, это исследование не свободно от недостатков, важнейшим из которых, по мнению диссертанта, является то, что в нем не дано определение термина "военная элита", что привело к размыванию объекта исследования: с одной стороны, военная элита сведена к Генеральному штабу, с другой, - речь идет не столько о военной элите, сколько о правящей элите вообще. Касаясь определения понятия "Запад", Е.Ю.Сергеев, по его словам, "счел оправданным сфокусировать внимание на тех европейских государствах, которые занимали доминирующее место в стратегических калькуляциях высших военных чинов России. Как свидетельствуют источники, в этот круг входили Германия, Австро-Венгрия, о7

Франция, Великобритания, Италия и Швеция (?)" . Представляется, что отнесение к этой группе Швеции нуждается в серьезном аргументировании.

Приблизительно с 1993 года отечественные историки стали проявлять повышенный интерес к теме "Первая мировая война в общественном сознании россиян". Одному из аспектов этой тематики — "образу врага" посвящена заключительная глава работы С.В.Оболенской88. В ней детально проанализировано отношение различных слоев российского общества к Германии и ее армии, а также к немецким колонистам в России.

Отношению россиян к чешскому народу в годы Первой мировой войны од посвящено диссертационное исследование М.Д.Савваитовой , в нем указывается, что это отношение не было враждебным. Особенность этой работы состоит в том, что в ней рассматриваются взгляды не только широкой общественности, но и политической элиты Империи.

В ряде диссертационных исследованиях отношение россиян к войне исследуется на краеведческом материале. В работе М.Д.Журавлевой90 на примере поволжского крестьянства рассматривается развитие общественного сознания в условиях общенационального кризиса. Этот исследователь выделяет следующие этапы психодинамики кризиса: 1 - начало психологических колебаний, датируемое августом 1914 - весной 1915 гг.; 2 -психологическая растерянность и смятение в период с лета 1915 по осень 1916 г.; 3 - идейный и политический разброд в правящих кругах и формирование активного революционного сознания зимой 1916-1917 гг91.

В диссертационном исследовании В.И.Шашкова на примере сибирского крестьянства изучается такой уровень общественного сознания как настроения, которые исследователь определяет как "социальные чувства низшего уровня, для которого характерно досознательное, предэмоциональное состояние или предрасположенность к появлению тех или иных чувств, состояние повышенной возбудимости или подавленности, восприимчивости или, наоборот, инертности, зачаточные формы чувства в виде неясного еще отрицательного или положительного отношения к чему-либо"93.

В диссертационном исследовании А.М.Смирновой94 изучается отношение к войне интеллигенции Петрограда.

Отношение культурной элиты российского общества к мировой войне нашли отражение в диссертационном исследовании А.В.Милованова95. Менталитету народных низов посвящена работа О.С.Поршневой96.

Подводя итоги, можно сказать, что к настоящему моменту весьма обстоятельно изучены военное искусство в Первой мировой войне и военно-теоретическая мысль России рубежа XIX - XX вв., структура и деятельность высших военных органов Российской Империи, персональный состав высшего командного состава вооруженных сил, социокультурный облик русских генералов, имеются отдельные работы о системе взглядов и представлений военной элиты.

С другой стороны, в последние годы наблюдается всплеск интереса историков к отражению событий Первой мировой войны в общественном сознании россиян. Однако взгляды и настроения военной элиты в таких работах не рассматривались, и, кроме того, нижней хронологической границей этих работ является август 1914 г., тогда как развитие представлений о будущей войне в период 1878-1914 гг. остаются вне поля зрения исследователей. Это приводит к выводу, что исследование представлений военной элиты России о Первой мировой войне, как до, так и после ее объявления, является назревшей потребностью развития исторической науки.

Целью настоящего исследования является изучение представлений военной элиты Российской Империи о Первой мировой войне. Поставленная цель определяет конкретные задачи исследования:

1. Дать определение понятия "военная элита"

2. Охарактеризовать структуру и социокультурный облик военной элиты Российской Империи конца XIX - начала XX вв.

3. Проследить эволюцию представлений военной элиты о вероятных противниках Российской Империи в 1878 - 1914 гг.

4. Реконструировать "образ врага" в сознании военной элиты в период мировой войны

5. Изучить отношение военной элиты России к союзникам по Антанте

6. Дать характеристику прогнозированию российской военной элитой будущего мирового вооруженного конфликта в 1878-1914 гг.

7. Проследить развитие настроений военной элиты России в период августа 1914 - февраля 1917 гг.

В задачи настоящего исследования не входит изучение политических настроений военной элиты, ее отношения к правящему режиму и революции, ибо данные вопросы являются темой самостоятельного исследования.

Источниковая база исследования достаточно многообразна и делится на несколько групп по видовой принадлежности.

Первую группу источников, имеющую наибольшее значение для изучения представлений военной элиты о будущей войне, составляют военно-теоретические работы. Из них наиболее важны работы М.И.Драгомирова, Г.А.Леера и Н.П.Михневича, ибо эти три генерала, один за другим, возглавляли Академию Генерального штаба, где (по причине отсутствия у России официальной военной доктрины) в основе учебных программ всегда лежали взгляды начальника Академии, на основании чего можно утверждать, что именно они оказали наибольшее влияние на формирование представлений о будущей войне в сознании генштабистов.

Генералу Драгомирову принадлежит "Учебник тактики"97, опубликованный в сокращенном виде в 1960 г. в сборнике под редакцией Л.Г.Бескровного, ряд его изречений ("военных императивов") опубликован в

QQ сборнике "Стратегия духа" , изданном издательством Военного университета. Эти работы представляют памятник военно-этической мысли конца XIX в., имеющий значения для изучения ценностных ориентаций военной элиты. Цельной стратегической концепции Драгомиров не создал, выступая как своего рода военный нигилист, отрицавший военную науку. Он считался авторитетом в тактике, но и в этой области он был носителем самых отсталых тенденций того времени, приверженцем формулы "пуля - дура, штык - молодец". По мнению автора настоящего исследования, взгляды Драгомирова, положенные в основу боевой подготовки войск, являлись одной из главных причин отсталости русской армии к началу XX века и ее неудач в войне с Японией. Тем не менее, высокие оценки его как военного мыслителя, по непонятным причинам, встречаются в военной историографии поныне.

Оппонентом Драгомирова выступал генерал Леер, пытавшийся найти "вечные и неизменные" законы военной науки и принципы военного искусства, присущие всем эпохам, что характерно для конца Х1Хв. - времени расцвета позитивистской философии. Многочисленные работы Леера99 содержат систематическую философско-стратегическую концепцию войны. Однако этот теоретик также недооценивал значение новых факторов вооруженной борьбы, оставаясь в плену представлений эпохи наполеоновских войн, опыт которых он абсолютизировал. Как писал А. А. Строков, "Стратегическое учение Леера смотрело не вперед, а назад. Главный порок учения Леера заключался в отставании его от жизни"100. То же, что было у Леера дальновидного и передового - мысли о затяжном характере войны - не было признано Генеральным штабом на официальном уровне, и никак не влияло на стратегическое планирование войны.

К трудам Леера примыкают работы его учеников, представителей так называемой "академической" школы военной мысли. Работа А.А.Гулевича101. важна для изучения представлений военной элиты об экономической составляющей будущей войны. Этот источник показал, что при формальном признании большого значения экономических факторов в будущей войне русские военные мыслили чрезвычайно однобоко, не предполагая необходимости перевода всей экономики на военные рельсы. Работа офицера Генерального штаба (впоследствии генерала)

1П?

Е.И.Мартынова представляет пример абсолютно неадекватного прогнозирования будущей войны. По его мнению, эта война, подобно войнам XVIIIb., сведется к борьбе за сообщения — железные дороги103. Она будет состоять из трех фаз: фронтальный прорыв на границе, медленное наступление к важнейшему железнодорожному узлу обороняющегося и генеральное сражение у этого пункта. Кроме того, этот автор был, вероятно, автором нелепого тезиса об упадке военного искусства с переходом к всеобщей воинской повинности, по его мнению, "Стратегия нашего времени, по сравнению со стратегией наполеоновской эпохи, представляет низшую ступень искусства"104.

Генерал Н.П.Михневич рассматривается отечественными военными историками как самый крупный и дальновидный военный теоретик России. В принципе соглашаясь с этим мнением, диссертант считает нужным оговорить ряд моментов. Двухтомный труд этого генерала105 в значительной мере является компилятивным, многие места в нем представляют цитаты (причем, без оформления сносок) из трудов К.Клаузевица, Г.А.Леера, А.А.Гулевича. Сказанное не отрицает того факта, что из всех военных мыслителей Европы того периода Михневич создал наиболее адекватную действительности картину будущего мирового конфликта. Вместе с тем, знакомство с этим источником показало, что даже самые передовые представители военной мысли находились в плену представлений Отечественной войны 1812 г., которые механически переносились в XX век. Работа с архивными документами позволила установить, что взгляды Михневича лежали в основе оперативно-штабных игр, однако, они парадоксальным образом никак не влияли на выработку официальной точки зрения военных верхов.

Труды В.А.Черемисова106 и А.А.Незнамова107 дают представление об эволюции военно-теоретической мысли России после поражения в войне с Японией.

Представления военной элиты России о будущей мировой войне невозможно воссоздать без знакомства с хорошо известными ей трудами иностранных военных теоретиков. Особое значение имеет знакомство с работой великого военного мыслителя начала XIX в., прусского генерала

1 Пй

К.Клаузевица , взгляды которого в изучаемый период были официально признаны во всех великих державах и составляли тот каркас, в рамках которого работала мысль генералов того периода. В этом знаменитом труде содержатся те идеи, которые являлись методологической основой всех точек зрения на будущую мировую войну: о войне как продолжении политики, о сражении как решающем акте войны, о делении военного искусства на стратегию и тактику. Вместе с тем, русские генералы заимствовали у гениального теоретика не только эти фундаментальные, но и исторически преходящие мысли, не соответствовавшие реалиям будущей мировой войны, в частности, идею генерального сражения, которое сразу решит исход всей войны.

Помимо книги мэтра военной науки, русским военным были хорошо известны также труды современных им западных военных теоретиков. Поскольку после сражений при Садовой (1866) и при Седане (1870) считалось, что первенство в военном искусстве принадлежит германской армии, то наибольшим авторитетом пользовались труды германских военных теоретиков. Официальным представителем военной мысли Германии в тот период был фельдмаршал А.Шлиффен, который и разработал план мировой войны. Его основной труд "Канны"109 находится на стыке военно-теоретического и военно-исторического жанров. По мнению диссертанта, знакомство военной элиты России с этим трудом, сослужило дурную службу русской армии. Мнение Шлиффена о том, что экономика не выдержит длительной войны, что многомесячное сидение в окопах, имевшее место в Манчжурии, невозможно в европейской войне предпочиталось и передовым мыслям отечественных военных теоретиков, и опыту русско-японской войны, что обусловило серьезные просчеты в подготовке к войне. Из работ Шлиффена вырисовывалась следующая картина: война будет краткосрочной (несколько месяцев), исход ее будет решен генеральным сражением, на фронте в 200 - 250 км, в котором будет участвовать с каждой стороны примерно по миллиону бойцов. Определенное влияние на ход мыслей русских военных имели труды генералов Бернгарди110 и Шлихтинга111, которые по объему и системности изложения значительно превосходят работу Шлиффена.

Хотя военный престиж Франции в изучаемый период был не очень высок, труды французских военных теоретиков были достаточно авторитетны для русских генералов. Особенно это касалось трехтомной

119 работы генерала Ланглуа , посвященной тактике артиллерии. Именно у него русские военные позаимствовали веру в то, что исход маневренной войны будет решен огнем артиллерии средних калибров, и даже опыт войны на Дальнем Востоке не заставил их пересмотреть эти взгляды. Нехватка тяжелой артиллерии оказалась настоящим бичом русской армии в первый год мировой войны. Что касается работы малоизвестного в то время Ф.Фоша113, то она в изучаемый период даже не была переведена на русский язык и не оказала существенного влияния на русских военных. Однако, изложенные в ней взгляды являлись типичными для военной мысли начала XX в., что позволяет рассматривать эту работу как источник по теме диссертации.

В самые последние годы перед войной популярность получила небольшая по объему брошюра полковника французского Генерального штаба Гранмезона114, которая оказала непосредственное влияние на разработку русского плана войны.

Труды английских и американских военных теоретиков имели значение для развития представлений о морской войне. Особенно большое значение имели труды английского адмирала Ф.Коломба115 и американского адмирала А.Мэхэна116, взгляды которых в изучаемый период были официально признаны во всех флотах, в том числе и русском. Вторая из этих работ содержит также геополитическую концепцию "морской силы", которая учитывалась при планировании и подготовке войны.

Вторую группу использованных источников, также имеющую важнейшее значение для изучения взглядов и настроений людей, составляют источники личного происхождения — мемуары, письма, дневники. Наиболее многочисленную подгруппу данной группы составляют мемуары. Однако, это довольно сложный вид источников, поскольку они предназначаются для публикации, и поэтому их авторы не всегда искренни в описании своих мыслей и настроений, у них почти всегда присутствует стремление задним числом преувеличить свою проницательность. Кроме того, мемуары пишутся спустя годы, а то и десятилетия после описываемых событий, вследствие чего представления и настроения свойственные их авторам в период войны перемешивались с характерными для более позднего времени. Дневники и письма ближе стоят к событиям и носят более интимный характер, вследствие чего содержат более достоверную информацию о мыслях и настроениях людей.

Естественно, интерес вызывают записи человека возглавлявшего военную элиту Российской Империи - императора Николая II. Из них наибольшее значение для целей настоящего исследования имеет переписка с императором Германии117, содержащая оценки международного положения, вероятных противников и союзников России.

На следующем после императора месте в военной иерархии Империи стоял военный министр. Для работы над настоящим исследованием наибольшее значение имеют дневниковые записи человека, который в первые годы изучаемого периода являлся единоличным руководителем русской армии и внешней политики Российской Империи, - Д. А.

1 1 Я

Милютина . Этот дневник дает представление не только о личных взглядах выдающегося военного и политического деятеля России, но и об официальной точке зрения военных верхов, которую в конце 70-х гг. XIX в. формулировал именно Милютин. Его дневниковые записи характеризуют обстоятельность, фактическая точность и изящный стиль, они содержат хронику всех важнейших событий в России и за рубежом, размышления автора о расстановке сил на внутриполитической и международной арене, оценки знаменитых современников.

При работе над настоящим исследованием использованы также мемуары трех его преемников на посту военного министра: А.Ф.Редигера119, А.А.Поливанова120 и А.И.Верховского121. В воспоминаниях Редигера обстоятельно описана вся его жизнь, содержатся оценки международного положения, мысли о характере войны и ее перспективах. Мемуары Поливанова, опубликованные под редакцией A.M. Зайончковского, более информативны, они содержат оценки военной и внутриполитической обстановки, информацию о настроениях других русских военачальников, с которыми автору приходилось иметь дело. В этом же издании содержится дневник Поливанова за предвоенные годы, содержащий сведения о подготовке к войне, оценки международной ситуации. Что касается воспоминаний военного министра Временного правительства — А.И.Верховского, то они написаны в сталинскую эпоху, что заведомо придало им определенную идеологическую окраску, а кроме того, эти мемуары отличаются крайне низкой степенью достоверности, вплоть до введения вымышленных персонажей. Большее значение для изучения настроений как самого Верховского122, так и военной элиты в целом имеет его дневник, опубликованный им в период Брестского мира, т. е., по свежим следам войны.

Если в ведении военного министра находились сухопутные силы России, то флотом руководил морской министр. При работе над настоящим исследованием использованы мемуары последнего морского министра России, адмирала И.К.Григоровича123. Эта книга написана в форме дневниковых записей, и, не зная времени написания, ее можно было бы принять за дневник. Однако, внимание автора мемуаров преимущественно приковано к фактической стороне событий, информации о его настроениях содержится очень мало.

При работе над диссертацией использованы мемуары главнокомандующего русской авиации, великого князя Александра Михайловича124. Они содержат информацию о настроениях членов царской семьи, об оригинальных и противоречивых взглядах самого автора, который, будучи одним из самых близких к Николаю II людей, оказывал большое влияние на государственные дела.

Следует упомянуть также мемуары человека, который, занимая относительно скромную должность генерал-квартирмейстера Генерального штаба, являлся в первый год мировой войны "серым кардиналом" Ставки -генерала Ю.Н.Данилова125. Написанные в эмиграции, они представляют собой апологию великого князя Николая Николаевича. В них содержатся оценки военной и политической ситуации, сведения о настроениях в высшем эшелоне вооруженных сил.

Перечисленные люди относились к номенклатурной военной элите. Помимо этого, при работе над диссертационным исследованием использовано мемуарное и эпистолярное наследие представителей меритарной военной элиты, влияние которых было обусловлено их талантами и заслугами. Определенное значение имеет опубликованная в журнале "Источник" переписка человека, который в начале изучаемого периода рассматривался как кандидат на роль русского Бонапарта,

М.Д.Скобелева126. Эти письма дают информацию не только об амбициях "белого генерала", но и о его видении перспектив будущей войны, отношении к вероятным противникам и союзникам России. Тот же журнал опубликовал переписку А.В.Колчака127. Наиболее известным из всех использованных источников являются мемуары А.А.Брусилова128.

Помимо вышеперечисленных, в диссертации использованы мемуары ряда других военных: генералов А.И.Деникина129, П.Н.Врангеля130, М.Д.Грулева131, К.Г.Маннергейма132, А.С.Лукомского133, Б.В.Геруа134, А.А.Свечина135, адмирала А. Д. Бубнова, а также лиц, не входивших в состав военной элиты России, но общавшихся с ее представителями: М.Палеолога136, Г.И.Шавельского137, М.К.Лемке138.

Третью группу использованных источников составляют написанные бывшими русскими генералами военно-исторические труды о Первой мировой войне. Их характеристика дана в историографическом очерке, что снимает необходимость повторения.

Четвертую группу использованных источников составляют публицистические работы. Большая часть их объединена в издаваемом

1 "10

Военным университетом "Российском военном сборнике" . В нем собраны работы многих военачальников, включая как выдающихся военных деятелей Российской Империи, фельдмаршала Д.А.Милютина и генерала Н.Н.Обручева, так и людей сомнительных талантов, как генерал М.И.Драгомиров, и, даже генерала П.Н.Краснова, который во время Великой Отечественной войны оказался на стороне гитлеровцев. Два отдельных тома содержат работы двух русских генералов, перешедших на службу в Красную Армию и репрессированных в 1930-е гг. - А.А.Свечина140 и А.Е.Снесарева141. Если А.Е.Снесарев действительно был крупным военным теоретиком и ученым-востоковедом, исследователем Среднего Востока, то А.А.Свечин выступал как последователь и апологет Драгомирова. Исходя из очевидного факта экономической и военно-технической отсталости Советской России в начале 1920-х гг., он призывал не к преодолению этой отсталости, а к подмене военной техники духом, самопожертвованием (то есть предлагал Красной Армии тот путь, по которому во Второй мировой войне пошло японское военное искусство, и который дорого обошелся японской армии). С этих позиций он расценивал и Первую мировую войну, считая досадным недоразумением тот факт, что Франция, рассчитывавшая на технику и военную науку, победила верную Клаузевицу Германию.

Военно-исторический журнал" опубликовал также неоконченную статью А. Е. Снесарева142, написанную в начале 20-х гг. и посвященную экономической составляющей мировой войны.

К этой же группе источников относится работа бывшего военного министра, А.Н.Куропаткина143, написанная после проигранной им войны с Японией. Она состоит из трех томов, третий из которых представляет сокращенное изложение двух первых. Эта книга была написана с целью обелить автора, которого общество считало виновником проигранной войны. Она дает сведения о взглядах, иногда весьма оригинальных, одного из представителей военной элиты. Вместе с тем, нужно отметить, что на принятие политических и стратегических решений никакого влияния она не оказала, Николай II прочел ее уже находясь в заточении, весной 1917 г144.

В духе полемики с Куропаткиным построен изданный в 1911г. сборник статей группы русских офицеров, во главе с генералом В.Ф.Новицким145.

Работа офицера Генерального штаба (впоследствии генерала) П.А.Гейсмана146 дает представление об увлечении русских военных модными в конце Х1Хв. социал-дарвинистскими идеями, согласно которым война есть проявление борьбы за существование, а следовательно, естественное и благотворное явление. Другая работа147 этого автора, построенная в форме обзора иностранной военной печати, имела целью убедить общественность в том, что будущая война между Россией и Германией будет развиваться по сценарию 1812г. и завершится победой.

К той же группе источников относятся работы148 офицера Генерального штаба (впоследствии генерала) А.Е.Вандама, пропагандировавшего геополитическую концепцию о борьбе между Евразией и Океанской империей англосаксов. Этот источник дает информацию о настроениях самой шовинистической части военной элиты России, мечтавшей о мировой гегемонии. Там в частности говорится: "Великая Северная Держава имеет <.> один фронт, обращенный на юг и простирающийся от устья Дуная до Камчатки. Так как против середины фронта лежат пустыни Монголии и Восточного Туркестана, то наше движение к югу должно было идти не по всей линии фронта, а флангами и, преимущественно ближайшим к центру государственного могущества правым флангом, наступая которым через Черное море и Кавказ к Средиземному морю и через Среднюю Азию к Персидскому заливу, мы, в случае успеха, сразу же выходили бы на величайший из мировых торговых трактов - так называемый Суэцкий путь"149; "Главнейшая задача всей государственной политики нашей заключалась в обладании богатым югом Азии, являющимся дополнением бедного Севера. <.> Татары решали эту задачу в форме господства над Китаем и Индией; - мы же, как народ высшей культуры должны были решить ее иначе, а именно: закончив наше наступление через Сибирь выходом к Желтому морю, сделаться такой же морской державой на Тихом океане, как Англия на Атлантическом, и такими же покровителями Азии, как англосаксы Соединенных Штатов - Американского материка"150.

Работа над настоящим исследованием убедила диссертанта, что основой взглядов русских военачальников являлась теория Н.Я.Данилевского о культурно-исторических типах, о начавшемся упадке западной цивилизации, которую должна сменить в качестве мирового лидера более молодая славянская цивилизация, возглавляемая Россией, что дает основание рассматривать работу Данилевского151 как исторический источник по теме исследования.

Свою концепцию Данилевский создавал в 1860-е гг., в тесном сотрудничестве с тогдашним военным министром Милютиным, и она, несомненно, отражала взгляды самого Милютина. В этой книге развивается геополитическая концепция расчленения Австро-Венгерской и Османской империй и создания в Центральной и Юго-Восточной Европе блока славянских государств под эгидой России, которая в изучаемый период определяла поведение Петербурга на международной арене. Не вдаваясь в анализ теории Данилевского по существу, что не входит в задачи настоящего исследования, следует отметить, что в его книге содержится грубая этнографическая ошибка: население Западной Украины (Галиции) в ней рассматривается как русское, что порождало у русских военных стремление к присоединению этой территории к России.

Пятую группу источников составляют материалы военной периодической печати. Объем этого пласта источников огромен, однако, автор настоящего исследования счел возможным ограничиться материалами журналов "Военный сборник" и "Морской сборник" за период мировой войны. Эти издания представляли собой органы, соответственно, Военного и Морского министерств, выражая официальную точку зрения военных верхов.

Шестую группу составляют делопроизводственные источники, сосредоточенные в двух военных архивах - Российском Государственном Военно-историческом архиве (РГВИА) и Российском Государственном архиве Военно-морского флота (РГА ВМФ). Это служебная переписка и приказы высших российских военачальников, докладные и аналитические записки, донесения военных агентов при армиях иностранных государств (последние имели особое значение для формирования представлений военной элиты о противниках и союзниках), сводки сведений Генеральных штабов.

В РГА ВМФ материалы, относящиеся к периоду 1878 - 1903гг., находятся в фонде 417 (Главный Морской штаб), относящиеся к периоду 1905 - 1914гг. - в фонде 418 (Морской Генеральный штаб). Материалы, относящиеся к периоду войны, рассеяны по этому фонду и фонду 716 (Морской штаб Верховного главнокомандующего). Аналогичным образом распределяются материалы в РГВИА. Материалы, относящиеся к периоду

1905 - 1914гг. сосредоточены в фонде 2000 (Главное Управление Генерального штаба), а относящиеся к периоду мировой войны рассеяны по этому фонду и фонду 2003 (Штаб Верховного главнокомандующего).

Итак, привлеченная источниковая база вполне репрезентативна и позволяет решить поставленные в исследовании задачи.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1878 г. по февраль 1917 г. Выбор в качестве нижней хронологической границы исследования 1878 г. обусловлен тем обстоятельством, что в этом году состоялся Берлинский конгресс, положивший начало охлаждению союзнических отношений с Германией (хотя формально Россия и Германия оставались союзниками до 1890 г.) и превративший эту страну в глазах русских военных в вероятного противника, что, в свою очередь, привело к формированию определенных представлений о будущей войне с ней.

Выбор верхней хронологической границы исследования обусловлен тем обстоятельством, что после февраля 1917г. тема войны утратила в сознании русского общества в целом, и военной элиты в частности, самостоятельное значение, став неотделимой от темы революции. Кроме того, сразу после Февральской революции начался процесс утраты имперской военной элитой командных позиций в обществе: с одной стороны, верховное руководство русской армией осуществляли сначала Гучков, а затем Керенский, то есть, люди чуждые старой военной элите, многие действия которых (гучковские чистки, введение Керенским института комиссаров) были направлены на ее разрушение, с другой - разложение армии привело к тому, что военная элита все больше утрачивала возможность принимать решения, ярким свидетельством чего стал провал корниловского мятежа.

Даты, за исключением специально оговоренных случаев, даются по юлианскому календарю.

Объектом исследования является военная элита Российской Империи, хотя в ряде случаев автор счел допустимым расширение его рамок за счет лиц, вошедших в состав военной элиты России уже при Временном правительстве (А.И.Верховского, А.Е.Вандама, В.М.Альтфатера).

Предмет исследования составляет отражение мировой войны в сознании военной элиты России как до, так и после ее начала.

Методологической основой исследования является сочетание двух научных направлений - теории элит и военно-исторической антропологии.

Теория элит, созданная итальянскими политологами Г.Моска и В. Парето на рубеже XIX — ХХвв. и ставшая господствующей в политической науке XX столетия, исходит из природного неравенства людей и деления общества на управляемых (народ) и управляющих (элиту). Однако, концепция военной элиты находится на стадии формирования, даже немногочисленные и являющиеся библиографической редкостью учебники по военной политологии152 не содержат этого понятия. Единственное известное автору его определение, содержащееся в диссертационном С исследовании С.В.Маслова представляется неудовлетворительным, о чем будет сказано в соответствующем параграфе настоящей работы. Это обстоятельство поставило диссертанта перед необходимостью дать собственное его определение.

Военно-историческая антропология представляет новую область исторических исследований, предметом которой является человек и общество в экстремальной ситуации войны. Решающая заслуга в ее становлении принадлежит Е.С.Сенявской, которая разработала методологию военно-антропологических исследований на основе синтеза идей школы "Анналов", философской герменевтики и экзистенциализма. В своей фундаментальной работе "Психология войны. Исторический опыт России в XX веке"154, охватывающей период от русско-японской до советско-афганской войны, включая и Первую мировую, этот исследователь вводит категорию "образ войны", которая означает комплекс представлений о войне в общественном сознании. Указывается, что этот образ включает как эмоциональные, так и интеллектуальные компоненты, а в качестве его субъектов могут выступать и высшее военно-политическое руководство, и армейская масса, и массовое общественное сознание. Он всегда делится на три вида: прогностический, синхронный и ретроспективный155.

Этот исследователь указывает, что проблема восприятия врага является

частью более широкой проблемы "мы и они": "В условиях вооруженного конфликта проблема обостряется до предела, выступая в гипертрофированных формах": потенциально опасный "чужой" превращается в реального смертельного врага. "Они" <.> в экстремальной ситуации противостояния "не на жизнь, а на смерть" становятся прямым источником угрозы самому существованию общности "мы" и составляющих ее индивидов"156. По мнению Е.С.Сенявской, "образ врага" делится во временном отношении на синхронный и ретроспективный, синхронный, в свою очередь, включает официально-пропагандистский, служебно1 аналитический и личностно-бытовой образы .

Касаясь прогностического образа войны, Е.С.Сенявская отмечает, что "XX век показал, что практически ни в одной из крупных войн стратегическое прогнозирование не было адекватным реальному ходу событий - либо по большинству, либо по всем компонентам. Дело здесь, вероятно, в универсальном и древнем мыслительном механизме, который используется человеком для прогнозирования будущего. Он может быть определен как процесс структурной экстраполяции. В соответствии с ним, новое, ранее неизвестное, "будущее" представляется таким же, как уже существующее, известное. Сложные процессы структурируются в соответствии с уже известным опытом "158.

Определенное методологическое значение имеют материалы ряда научных конференций по военно-исторической антропологии159.

В качестве составной части методологической основы выступают общие для любого научного исследования принципы объективности и историзма.

Научная новизна исследования заключается в постановке проблемы изучения восприятия вооруженных конфликтов высшими слоями общества, и, в частности, высшим звеном вооруженных сил. В работе впервые подвергнуто изучению формирование представлений о будущем вооруженном конфликте в 1878 - 1914 гг.; разработано самостоятельное определение понятия "военная элита"; проанализировано, хотя и на эмпирическом уровне, восприятие "образа друга"; введены в научный оборот ранее неизученные архивные материалы.

Научно-практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов при дальнейшем изучении темы восприятия Первой мировой войны российским обществом, в особенности политической и экономической элитой, а отдельные приемы могут быть перенесены и на изучение других вооруженных конфликтов. Материалы работы могут быть использованы в курсах отечественной истории.

Апробация результатов работы. Положения и выводы диссертации обсуждены на заседании кафедры истории и политологии Брянского государственного университета. Основные положения исследования изложены в публикациях автора и в тезисах на научно-практической конференции.

Структура диссертационной работы обусловлена поставленными целью и задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, а также приложений.

Похожие диссертационные работы по специальности «Отечественная история», 07.00.02 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Черниловский, Артем Александрович

Заключение.

Политологическая концепция военной элиты находится на стадии формирования, но очевидно, что она представляет собой, с одной стороны, наиболее привилегированную часть военно-профессиональной общности, а с другой, - составную часть правящей элиты общества. Очевидно также, что военная элита есть не арифметическая сумма генералов и адмиралов, а социальная общность с развитым групповым самосознанием, системой ценностей, менталитетом, представлениями об окружающей социальной действительности.

Наиболее адекватным представляется определение военной элиты как группы военнослужащих, принадлежащей к высшему командному составу армии, занимающей высшие командные, штабные и военно-административные должности.

Военная элита Российской Империи конца XIX - начала ХХвв. выступала, наряду с политической, как сила, от решений которой зависел вектор исторического развития страны и ее поведение на международной арене. В 1914 - 1917гг., в условиях глобального вооруженного конфликта, от решений военной элиты зависели действия русской армии на театре военных действий и, в значительной мере, исход вооруженного противостояния.

По своему социальному положению военная элита принадлежала к высшему сословию Империи - дворянству, статистические данные говорят о том, что она являлась преимущественно дворянской и по своему происхождению. Среди генералов русской армии русские и православные составляли абсолютное большинство, однако, были представители и других народов и религиозных конфессий России.

Правящая элита в силу своего положения является материально самой обеспеченной частью общества. Сказанное относится и к военной элите. В материальном отношении военная элита Российской Империи была обеспечена вполне удовлетворительно, а самые высшие ее слои жили в роскоши.

Как всякая социальная общность, военная элита Российской Империи имела определенные моральные ценности. К ним относились идеологические ценности, выражаемые знаменитой формулой "Православие, Самодержавие, народность", профессиональные офицерские ценности, такие как доблесть, долг, честь, а также такие специфические для нее ценности как мужество и имперская великодержавность.

В сознании военной элиты России существовал сложный и противоречивый, прошедший длительную эволюцию комплекс представлений о войне с Германией и ее союзниками.

Прогнозирование этого конфликта началось с конца 70-х гг. Х1Хв., хотя анализ представлений военной элиты о вероятных противниках убеждает, что она не исключала и другого сценария глобального конфликта — столкновения с Британской Империей.

В 1878 - 1914гг. антипатии военной элиты России, колеблясь между Лондоном и Берлином, постепенно склонялись на сторону последнего. В качестве возможных членов антирусской коалиции, возглавляемой Англией или Германией, рассматривались также другие великие державы (кроме Франции), а также второстепенные государства - непосредственные соседи России (кроме Норвегии и Ирана).

В период августа 1914 — февраля 1917гг. в качестве врага в сознании военной элиты России выступали Германия и ее союзники, а также некоторые народы России, которые рассматривались как пособники внешнего противника. На них всех распространялись основные характеристики "образа врага", что не исключало определенных различий. В наибольшей степени эти характеристики распространялись на главного врага - Германию, что сочеталось с восторженными оценками ее военной мощи и моральных качеств германского солдата. По отношении к Австро-Венгрии и Турции налицо презрительное отношение, а Болгария и славянские народы Австро-Венгрии вызывали даже определенное сочувствие.

Как и в начале Х1Хв., Россия вела всеобщую войну не в одиночку, а в составе коалиции, и в сознании ее военной элиты, естественно, существовали определенные представления о союзниках, "образ друга". Одни из ее союзников (Франция, балканские государства) воспринимались в качестве таковых многие десятилетия, другие (Англия) - лишь с последних предвоенных лет, третьи (Италия, Япония, Румыния) — только в период самой войны.

Отношение к союзникам, в большинстве случаев было окрашено в отрицательные тона. Исключение составляла Сербия, в отношении которой у русских военачальников налицо была искренняя симпатия.

Хотя прогнозирование перспектив вооруженных конфликтов является для военной элиты прямой профессиональной обязанностью, оно не было адекватно той реальности, в которой развернулась мировая война.

Анализ источников говорит о том, что при прогнозировании глобального вооруженного конфликта русские военные мыслили в рамках представлений войн ХГХв. Они, конечно, понимали, что будущая война по своим масштабам многократно превзойдет все прежние, но так и не смогли предвидеть ее подлинных масштабов.

При стратегическом прогнозировании существовало два различных подхода. Официальная точка зрения, легшая в основу планирования войны, состояла в том, что война будет скоротечной (менее года), ее исход будет решен генеральным сражением. Другая точка зрения парадоксальным образом сочетала передовые для того времени мысли о длительном, изматывающем характере будущей войны и представления эпохи Отечественной войны 1812г. Сторонники этой точки зрения, по аналогии с событиями столетней давности, считали залогом победы России ее географические особенности, климат и даже господство натурального хозяйства. При этом полностью игнорировались и прогресс военной техники, и внутренняя нестабильность огромной страны проявившаяся в событиях 1878 - 1881 и, в несравненно большей степени 1905 - 1907гг.

Тактическое прогнозирование будущей войны было еще более неадекватным, чем стратегическое. Военная элита России не смогла предвидеть образование сплошного позиционного фронта от моря до моря и массового применения новых средств вооруженной борьбы, таких как танки, авиация, химическое оружие.

При формальном признании большого значения экономических факторов, русские военные оказались неспособны адекватно предвидеть и экономическую составляющую будущей войны. Представления прежних войн, когда армия лишь в ограниченной степени зависела от тыла, привели к непониманию необходимости перевода всей экономики страны на военные рельсы.

В период 1878 - 1903гг., прогнозирование носило оптимистический характер, предсказания поражения носили характер исключения из правил. В период 1905 - 1912гг. под впечатлением поражения на Дальнем Востоке военная элита была скептически настроена относительно перспектив европейской войны. Период 1912 - 1914гг. характеризовался новым всплеском шапкозакидательских настроений.

Для первых месяцев войны были характерны шапкозакидательские настроения.

Осенью 1914г. возникло явление в военной истории ранее совершенно небывалое и никем не предвиденное - сплошной позиционный фронт. Это было шоком для русских военачальников. Им пришлось принять к сведению, что довоенные прогнозы оказались несостоятельны. Тем не менее, до весны 1915г. военная элита России в абсолютном большинстве была убеждена в победе над врагом, хотя у нее была информация о кризисе вооружений. Неудачи русской армии в 1915г. серьезно поколебали эту уверенность. Кроме того, с этого времени среди генералов стали появляться опасения, что военные неудачи, приведут к революции и крушению режима. Последний прилив оптимизма у русских военных произошел летом 1916г., однако, и на этот раз надежды на победу оказались несостоятельны. Углубляющийся кризис правящего в России режима привел к тому, что зимой 1917г. военная элита уже жила в ожидании революции.

Подводя итоги, можно сказать, что прогностический и, по многим показателям, даже синхронный образ мировой войны в сознании военной элиты Российской Империи не были адекватны реальности. Ошибочные представления порождали ошибочные решения, которые, в свою очередь, были одной из причин неудачного для России хода войны.

Военные неудачи поставили российское общество перед необходимостью радикальной замены правящей элиты, включая военную.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Черниловский, Артем Александрович, 2005 год

1. Источники. Мемуары, дневники, письма.

2. Александр Михайлович, великий князь Воспоминания, мемуары, Минск, Хорвест, 2004, 320с.

3. Брусилов А. А. Мои воспоминания, М., Росспэн, 2001,462с.

4. Верховский А. И. На трудном перевале. М., Воениздат., 1959,448с.

5. Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918, 141с.

6. Врангель П. Н. Записки. Ч. 1. Кавказская армия // Белое дело. Кн. 4, М., Голос, 1995,429с.

7. Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. В 2 т. Париж, воен.-ист. изд.-во Танаис, 1969 1970. Т.1 - 276с. Т. 2 - 218с.

8. Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. СПб., Дева, 1993,218с.

9. Грулев М. Д. Воспоминания генерала-еврея. Париж, 1930, 250с.

10. Данилов Ю. Н. На пути к крушению: очерки из последнего периода русской монархии; Бубнов А. Д. В царской Ставке. М., XXI век Согласие, 2000, 394с.

11. Деникин А. И. Путь русского офицера. М., Современник, 1991, 299с.

12. Лемке М. К. 250 дней в царской Ставке. Пг., Госиздат., 1920, 859с.

13. Лукомский А. С. Воспоминания. Т. 1. Берлин, Кирхнер, 1922, 300с.

14. Маннергейм К. Г. Мемуары. М., ВАГРИУС, 1999, 507с.

15. Милютин Д. А. Дневник Д. А. Милютина. Т. 3. М., Гос. биб-ка им. В. И. Ленина. Отдел рукописей, 1950, 323с.15. "Надеюсь, что мы все-таки отомстим немцам .". Из переписки А. В. Колчака и В. М. Альтфатера // Источник, 1997, № 5

16. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., Международные отношения, 1991,238с.

17. Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., Голос, 1991, 492с.

18. Переписка Вильгельма II с Николаем II. М.-Пг., Гос. изд-во, "Мосполиграф", б. г., 198с.

19. Поливанов А. А. Из воспоминаний и дневников по должности военного министра и его помощника, 1906 1916, М., Выс. воен. ред. сов., 1926, 240с.

20. Редигер А. Ф. Воспоминания о моей жизни В 2 т. М. Канон-пресс: Кучково поле. 1999. Т. 1 574с. Т.2 - 528с.

21. Скобелев М. Д. Мы не хозяева в собственном доме .II Источник, 1993, №5-6

22. Свечин А. А. Искусство вождения полка. По опыту войны 1914 18 гг. Т. 1.М.-Л., Гос. изд-во, 1930,216с.

23. Шавельский Г. И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота, т. 1. Нью-Йорк, изд-во. им. Чехова, 1954, 414с.24,25,26,27.28,29.30,31,32,33,34,3538

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.