Поэтология Вячеслава Иванова в контексте художественно-антропологических исканий русского модернизма тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Федотова, Светлана Владимировна

• Федотова, Светлана Владимировна
• доктор филологических наук
• 2013

Оглавление диссертации доктор филологических наук Федотова, Светлана Владимировна

ВВЕДЕНИЕ

Глава первая. АВТОБИОГРАФИЯ И ПОЭТОЛОГИЯ

1.1. Художественное сознание и автобиографические стратегии

1.2. Проблема поэтической индивидуальности в автобиографическом нарративе Вяч. Иванова

1.3. Дискурс «advocatus Dei» в «канонической» биографии Вяч. Иванова

Глава вторая. СТАНОВЛЕНИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО 71 САМОСОЗНАНИЯ

2.1. Тематизация тайны материнства в ранних произведениях Ива- 72 нова

2.2. Экскурс в мифологему судьбы в творчестве Иванова

2.3. Проблема индивидуализма и поиски веры в раннем творчестве Вяч. Иванова

2.4. Истоки поэтологической модели Иванова

Глава третья. МЕТАФИЗИЧЕСКИИ ДИСКУРС В ТВОРЧЕСТВЕ ВЯЧ. ИВАНОВА

3.1. Дискурс оправдания: Вл. Соловьев и Вяч. Иванов

3.2. Отношение к аскетизму в контексте нравственно-философских исканий эпохи

3.3. Рецепции идей Лейбница в теодицейном дискурсе

Вяч. Иванова

3.4. Антитеза науки и искусства в сознании модернистов:

Вяч. Иванов и Вл. Эрн

Глава пятая. ЛИТУРГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В ПОЭЗИИ ВЯЧ. ИВАНОВА

5.1. О «поэтике молитвослова», или литургическом дискурсе у Иванова

5.2. Библейские заглавия в поэзии Вяч. Иванова

5.3. Литургические формулы в заглавиях стихотворений Вяч. Иванова

5.4. Библейские эпиграфы в поэзии Вяч. Иванова

Глава шестая. ПОЭТИЧЕСКАЯ АНТРОПОДИЦЕЯ ВЯЧ. ИВАНОВА

6.1. Философский и литературный полилог о человеке в русском модернизме

6.2. Поэтология формы в поэзии Иванова

6.3. Экскурс в поэтологические аспекты текстологии

6.4. Поэтология жанра «мелопея» в поэзии Вяч. Иванова

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтология Вячеслава Иванова в контексте художественно-антропологических исканий русского модернизма»

Творчество Вячеслава Иванова (1866-1949) — поэта и теоретика символизма, литературного критика и переводчика, ученого-филолога, религиозного мыслителя и мистика в одном лице неразрывно связано с русским модернизмом. Однако уже современники отчетливо осознавали наличие антиномической напряженности между позицией мэтра символизма и модернизмом. Так, отмечая идейную и филологическую природу ивановской поэзии, Н. Бердяев считал, что художественная индивидуальность Иванова совсем не характерна «для религиозно-философских исканий и для духовного кризиса нашей эпохи»: «В образе этого поэта, почему-то причисленного к модернистам и даже декадентам, есть что-то старинное и даже старомодное, какие-то прекрасные манеры не нашего века»1. Сам Иванов проницательно сформулировал парадоксальность своей позиции по отношению к современности еще в раннем «Интеллектуальном дневнике»: «Modern — какое пустое и суетное слово! Это понятие несет в себе самом проклятие смерти. Я не хотел бы быть modern, зато желал бы быть близок будущим людям.» .

Противоречивость (само)идентификации поэта в рамках модернизма обусловлена неоднозначностью самого контекстного феномена, зыбкого с точки рения хронологии, содержания, ценностных критериев, определения и классификации художественных направлений, в него входящих, и т.д. Не в последнюю очередь непрекращающиеся споры связаны с разным пониманием понятий «модерн» и «модернизм», исторически сложившихся в разных культурах. В локусе истории искусства (русского и западноевропейского) «модерн» чаще всего употребляется как название особого стиля в искусстве XX столетия. В философии и культурологии понятие «модерн» (немецкий термин «die Moderne» и английский «modernity») закрепилось как совокупное обозначение исторической эпохи нового и новейшего времени — с характерными для нее особенностями социального развития, культуры, искусства, философии.

Методологически продуктивным в реферируемой работе является понимание модерна как эпохи нового времени, проблематизированной, по мнению Ю. Хабермаса, Гегелем: «Гегель не был первым философом,

Бердяев H.A. Очарование отраженных культур // Бердяев H.A. Типы религиозной мысли в России. Собр. соч. Т. III. Париж, 1989. С. 517.

2Иванов Вяч. Интеллектуальный дневник / Подгот. текста Н. В. Котрелева и И. H. Фридмана; прим. Н. В. Котрелева// Вячеслав Иванов: Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 26-27.

Y- 5 который принадлежал новому времени, но он был первым, для кого эпоха модерна стала проблемой. В его теории впервые стала явной констелляция модерна, осознания времени, эпохи и рациональности. <.> Гегель прежде всего открыл принцип нового времени — принцип субъективности. Из этого принципа он объясняет и преимущества нововременного мира, и его кризисный характер: этот мир осознает себя одновременно как мир прогресса и отчуждения духа. И поэтому первая попытка осознать эпоху модерна в понятиях была объединена с критикой модерна»3. Таким образом, макроэпоха модерна начинается в середине XVIII в. и продолжается по сей день4 Существующие внутри нее отдельные «микроэпохи» выделяются по критерию интенсивности критической саморефлексии и теоретической насыщенности, который определяет тип культурного сознания. К таким микроэпохальным явлениям в сфере литературы относятся немецкий романтизм эпохи «Бури и натиска», творчество молодого Гете, модернизм и постмодернизм XX в., которые по-разному решают вопрос о субъективном конструировании образа личности и мира во всех сферах деятельности: в философии, литературе, искусстве и науке. Если макроэпоха характеризуется выдвижением на первый план субъекта, рационализма, позитивизма и т.д., то микроэпоха представляет собой критическое переосмысление всех ценностей модерна в широком смысле, активное выдвижение новых подходов к человеку и его деятельности — на основе реинтеграции онтологического, религиозно-мистического, культурного и социального единства человечества5.

В таком ракурсе русский модернизм понимается как микроэпоха рубежа XIX-XX вв., входящая в макроэпоху модерна и пытающаяся осмыслить и разрешить основные ее проблемы. Согласно С.С. Аверинцеву, необходимый для модернизма комплекс идей включал, «во-первых, осуждение Нового времени с его рационализмом и позитивизмом, с его буржуазностью и либеральностью, проклятие всему, что началось с Возрождения, как поступательному упадку духа и росту нигилизма; во-вторых, пророчество о конце этого цикла и о приходе «нового Средневековья». Эта инвариантная составляющая, преломляясь в различных индивидуально-художественных практиках, определила

3Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М., 2003. С. 49, 57.

Кемпер Д. Гете и проблема индивидуализма в культуре эпохи модерна. М., 2009; Жеребин А.И. Вертикальная линия: венский модерн в смысловом пространстве русской культуры. СПб., 2011.

5 Kemper D. Ästhetische Moderne als Makroepoche // Vietta S., Kemper D. Ästhetische Moderne in Europa. Grundzüge und Problemzusammenhänge seit der Romantik. München, 1998. S. 97-126. идейную доминанту модернизма — преодоление кризиса индивидуализма и гуманизма, «фаустовской культуры», с помощью различных художественно-эстетических, религиозно-мистических, социально-политических проектов, нацеленных на преображение жизни, культуры, человека и социума — через искусство. История доказала утопичность многих модернистских начинаний, но продемонстрировала значимость антропологических и культурологических исканий модернистов, их глубокого интереса к проблеме целостности человека, к самоопределению и самоидентификации художественного сознания в контексте культуры «большого времени», на глазах у ее носителей грозившей закончиться катастрофой.

Символизм Вяч. Иванова представлял собой феномен, показательный в этом отношении: принадлежа модернизму хронологически и стратегически (вместе с Блоком и Белым он разделял соловьевскую идею теургического преображения мира по законам Красоты, мечтал о воздействии религиозно оправданного искусства на индивидуальное и общественное сознание и т.д.), он изначально был антимодерновым по духу. Далеко не случайно поэт вступил в полемику с идеологическим «отцом эпохи модерна», Декартом, провозгласившим самодостоверность разума как единственный доступный человеку способ самопознания и самоидентификации: «Cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую»). Вполне оппозиционно Иванов назвал одно из центральных стихотворений сборника «Прозрачность» «Fio, ergo non sum» («Становлюсь, значит, не есмь»). Тем самым он определенно проявил свою антимодерновую направленность - в том смысле, что картезианское «я мыслю» — то есть самосознание, голое тождество «я есмь» для него не только не критерий истины бытия, но отпадение от нее, расточение истинного «я» в бесплодной рефлексии6.

В лице Иванова русский модернизм, восходящий к антропологическим открытиям Ф.М. Достоевского, к философии всеединства Вл. Соловьева, выдвинул грандиозный «философско-религиозный проект»7 по целенаправленному оправданию всего человечески относительного творчества из его символических соотношений к абсолютному» («Переписка из двух углов»). Всестороннее, бБарзах А.Е. Материя смысла // Иванов Вячеслав. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. Книга 1. СПб., 1995. С. 6.

7 Лаппо-Данилевский К.Ю. Вячеслав Иванов о наследии Ульриха фон Виламовица-Мёллендорфа // Античность и культура Серебряного века: К 85-летию А.А. Тахо-Годи. М., 2010. С. 135. универсальное творчество Вячеслава Иванова, подпитываемое из европейских и отечественных источников мысли и искусства, находясь в центре модернистских практик, выглядит впечатляющим явлением эпохи, оказавшим явное или опосредованное влияние не только на русскую Q культуру . А.И. Жеребин убедительно продемонстрировал типологическую близость русского и австрийского модернизмов рубежа веков, выявляя следы рецепции «религиозного символизма» Вяч. Иванова в манифестах младовенцев» (прежде всего, Г. Бара)9.

Уникальность художественного сознания Иванова А.Ф. Лосев связывал с категорией целостности: «Его стихи трудно считать только поэзией, или только философией, или только религией. Они представляют собой цельное отношение человека к окружающему, которое трудно даже назвать каким-нибудь одним именем»10. Исходя из того общеизвестного факта, что сам Вяч. Иванов позиционировал себя прежде всего как поэта, постулируя в поэзии высшую степень проникновения в таинственную сущность человека, мира и их Творца, в настоящей работе предлагается к этой ивановской «цельности», ускользающей от жестких определений, подойти с точки зрения поэтологии, или «поэтологии знания» в ее философско-поэтическом преломлении.

Поэтологический подход позволяет обобщить различные аспекты ивановедения, которое активно развивается в последние десятилетия.

Существует ряд фундаментальных работ, посвященных поэзии, философии и эстетическим теориям Иванова (Tschöpl, Bird)11 в контексте русского

1 0 символизма (West, Malcovati) , его философских и культуртрегерских стратегий (Holthusen)13, основных символистских мотивов (Ханзен-Лёве14), мифопоэтики (Dudek, Полонский, Титаренко)15, эстетики жизнетворчества

8 Показательно, напр., в этом отношении употребление иваноской терминологии в типологии русского символизма и его генезиса, представленное в работе А. Пайман «История русскоо символизма» (М., 2002): «келейное икусство», «коллективное творчество», «антитеза», «всенародное искусство» и др. 9Жеребин А.И. Вертикальная линия: венский модерн в смысловом пространстве русской культуры.

10 Лосев А.Ф. Из последних воспоминаний о Вяч. Иванове // Вячеслав Иванов. Архивные материалы и исследования. С. 145.

11 Tschöpl С. Vjacheslav Ivanov: Dichtung und Dichtungsteorie. München, 1968; Bird R. The Russian Prospero. The Creative World of Viacheslav Ivanov. Madison: The University of Wisconsin Press, 2006.

12 West J. Russian Symbolism: A study of Vyacheslav Ivanov and the Russian symbolist aesthetic. London: Methuen, 1970; Malcovati F. VjaCeslav Ivanov: Estética e filosofía: Pubblicazioni délia Facoltà di Lettere e Filosofía dell'Università di Pavia, 31. Florence: La Nuova Italia Editrice, 1983.

13 Holthusen I. Studien zur Bsthetik und Poetik des russischen Symbolismus. Göttingen, 1957.

14 Ханзен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика. СПб.: Академический проект, 2003.

15 Dudek A. Mitología poetycka Wiaczeslawa Iwanowa // Prace historycznoliterackie . Krakow, 1993. Z. 84. S. 55-67; Полонский B.B. Мифопоэтика и динамика жанра в русской литературе конца XIX- начала XX века. М.: Наука, 2008; Титаренко С.Д. От архетипа — к мифу: Башня как символическая форма у Вяч.

Wachtel, Минц, Сарычев)16. Трудно охватить все работы, в которых так или иначе проводятся параллели между творчеством Иванова и философскими учениями Вл. Соловьева (Tamborra, Grabar, Аверинцев, Шишкин, Цимборска-Лебода; Микушевич, Громов, Котрелев, Титаренко, Фридман)17, Ницше (Клюс, Минц, Жукоцкая, Тамарченко, Сычева)18, Флоренского (Шишкин, Никитин, Обатнин)19, Бахтина (Terras, Силард, Грабар, Есаулов,

9П

Иованович, Котрелев, Николаев, Тамарченко) , Лосева (Тахо-Годи, Бёрд,

Иванова и К. Г. Юнга / Башня Вяч. Иванова и культура Серебряного века. СПб., 2006. С. 235-277; Титаренко С.Д. Поэма Вячеслава Иванова «Младенчество»: символический язык автобиографического мифа и его христианские и розенкрейцерские истоки // Судьбы литературы серебряного века и русского зарубежья: Сб. статей и материалов. Памяти Л.А. Иезуитовой: к 80-летию со дня рождения. СПб.: Петрополис, 2010. С. 183-201 и др.

16 Wachtel M. Viacheslav Ivanov: From Aesthetic Theory to Biografical Practice // Creating life: The aesthetic utopia of Russ. modernism / Ed. by I. Paperno a. J.D. Grossman. Stanford (Calif.): Stanford univ. press, 1994. P. 151-166; Минц З.Г. Русский символизм и революция 1905-1907 годов // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та Тарту, 1988. Вып. 813. Блоковский сб., № VIII. С. 3-21; Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма: Пробл. «жизнетворчества». Воронеж: Изд-во Воронеж.ун-та, 1991.

17 Tamborra A. Certezza religiosa е unitá della chiesa da V.S. Solovev a V.l. Ivanov // Europa orientalis . Roma, 1985. № 4. P. 69-80; Grabar M. Vjaceslav Ivanov et Vladimir Solov'ev // Vjaceslav Ivanov et son temps. Paris, 1994. P. 393-400. (Cahiers du monde russe; Vol. 35, № 1-2); Шишкин А.Б. «Россия» и «Вселенская церковь» в формуле Вл. Соловьева и Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов- Петербург - мировая культура: Материалы междунар. научн. конф. 9-11 сент. 2002 г. Томск -М.,2003. С. 159-179; Цимборска-Лебода М. Вяч. Иванов и Вл. Соловьев: концепт любви и проблема Другого // Владимир Соловьев и культура Серебряного века: К 150-летию В. Соловьева и 110-летию А.Ф. Лосева. М., 2005. С. 131-139; Микушевич В.Б. Софиократия по Вячеславу Иванову // Вячеслав Иванов - творчество и судьба: К 135-летию со дня рождения. M., 2002. С. 19-24; Громов M.H. Софийные мотивы в творчестве Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов - творчество и судьба. С.25-30; Котрелев Н.В. Вяч. Иванов и Вл. Соловьев (Заметки к проблеме понимания мистического дискурса) // На рубеже двух столетий. Сб. в честь 60-летия

A.B. Лаврова. М.: НЛО; СПб.: ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом). С. 331-344; Титаренко С.Д. Автоматическое письмо у Владимира Соловьева и Вячеслава Иванова // Русская антропологическая школа. Труды. Вып. 4. 4.1 / Под ред. Вяч. Вс. Иванова. M.: РГГУ, 2007. С. 147-189; Фридман И.Н. Эстетика. Катартика. Теургия: «Теургический проект» в философии искусства Вл. Соловьева, Вяч.

Иванова, А.Ф. Лосева // Начала: Религ.-филос. журн. M., 1994. № 1. С. 139-176.

18

Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания. СПб., 1999. С. 135-140; Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. М.: Искусство-СПб, 2004; Жукоцкая З.Р. Дионисийский феномен в творчестве Ницше и Вяч. Иванова // Русская философия между Западом и Востоком: Материалы V Всерос. науч. заоч. конф. Екатеринбург, 2001. С. 105-113; Тамарченко Н.Д. Проблема «роман и трагедия» у Вячеслава Иванова и Ницше // Вячеслав Иванов - творчество и судьба. С. 71-76; Сычева С.Г. Тема Диониса в творчестве Вячеслава Иванова // Ф. Ницше и русская философия. Екатеринбург, 2000. С. 158-169.

19 Шишкин А. «Воспоминания прошлых лет» о. Павла Флоренского и автобиографические сочинения символистов // Vjaceslav Ivanov: Russ. Dichter — europ. Kulturphilosoph. Beiträge des IV. Internationalen Vjaceslav-Ivanov-Symposiums, Heidelberg, 4-10 September 1989. Heidelberg, 1993. C. 326-336; Никитин

B.A. Гностические мотивы в поэзии Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов — творчество и судьба. С. 324-331.

20 Terras V. Bachtin or Ivanov? // Vjaceslav Ivanov: Russ. Dichter - europ. Kulturphilosoph. P. 344-348; Силард Л. «Орфей растерзанный» и наследие орфизма // Силард Л. Герметизм и герменевтика. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002. С. 54-101; Грабар М. Михаил Бахтин и Вячеслав Иванов: литературоведческий диалог или взаимное непонимание? // Vjaceslav Ivanov: Russ. Dichter — europ. Kulturphilosoph. C. 204209; Йованович M. Вячеслав Иванов и Бахтин // Vjaceslav Ivanov: Russ. Dichter — europ. Kulturphilosoph.

C. 223-2394; Котрелев H.B. Вяч. Иванов и Вл. Соловьев (Заметки к проблеме понимания мистического дискурса) // На рубеже двух столетий. Сб. в честь 60-летия A.B. Лаврова. М.: НЛО; СПб.: ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом). С. 331-344; Есаулов И.А. «Легион», «соборность», «карнавал»: Вяч. Иванов и М.М. Бахтин о художественном мире Достоевского // Вячеслав Иванов — творчество и судьба. С. 268-271; Николаев Н.И. Вяч. Иванов и круг Бахтина // Вячеслав Иванов - Петербург - мировая культура. С. 2869

Бибихин, Постовалова, Гоготишвили, Фридман) . Хорошо изучены вопросы рецепции художественных открытий Данте (Davidson, Шишкин,

22 23

Асоян, Устинова) , Гете и Новалиса (Wachtel) в творчестве Иванова, его творческого отношения к другим видам искусства (Bobilewicz, Kluge, Rizzi, Минц, Зенкин и др.)24- Достаточно основательно проработан вопрос о дионисийской мифопоэтике (Murasov, Carpi, Силард)25 и философии (Вестбрук) , о его синтетической концепции Эроса (Цимборска-Лебода, Доценко) . Предпринимались опыты исследования теологической составляющей эссеистики Вяч Иванова (Rupnik, Bird, Дудек, Юдин, Игошева) , его художественной антропологии (Аверинцев, Golub, Meerson,

294; Тамарченко Н.Д. Автор и мир героя у М.М. Бахтина, Вяч. Иванова и Фр. Ницше // Дергачевские чтения - 2000: Рус. лит.: нац. развитие и регион, особенности: матер, междунар. науч. конф., 10-11 окт. 2000 г. Екатеринбург, 2001. Ч. 2. С. 315-319.

21 Тахо-Годи A.A. Вячеслав Иванов и некоторые факты из биографии А.Ф. Лосева // Вячеслав Иванов -творчество и судьба. С. 272-282; Бёрд Р. А.Ф. Лосев и В.И. Иванов: корни религиозной герменевтики // Образ мира - структура и целое: Лосевские чтения. 1999. № 3. С. 225-233; Бибихин В.В. А.Ф. Лосев о литературе вообще и о Вяч. Иванове в частности // Вячеслав Иванов - творчество и судьба. С. 283288; Постовалова В.И. Православие в жизни и творчестве Вяч. Иванова и А.Ф. Лосева: Два образа веры и умозрения // Вячеслав Иванов - творчество и судьба. С. 289-298; Гоготишвили Л.А. Между именем и предикатом (символизм Вяч. Иванова на фоне имяславия) // Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение. М., 2006. Фридман И.Н. Эстетика. Катартика. Теургия: «Теургический проект» в философии искусства Вл.

Соловьева, Вяч. Иванова, А.Ф. Лосева // Начала: Религ.-филос. журн. М., 1994. № 1. С. 139-176.

22

Davidson Р. The poetic imagination of Vjacheslav Ivanov: a russian Simbolist's perception of Dante. Cambrige, 1989; Шишкин А.Б. «Пламенеющее сердце» в поэзии Вячеслава Иванова: К теме «Иванов и Данте» // Вячеслав Иванов: Материалы и исслед. / РАН. ИМЛИ; Ред.: В.А. Келдыш, И.В. Корецкая. М.: Наследие, 1996. С. 333-352; Асоян A.A. Данте и Вяч. Иванов // Данте и русская литература. Свердловск, 1989; Устинова В.А. Традиции Платона и Данте в поэтическом сознании Вячеслава Иванова // Vjaceslav Ivanov: poesia е Sacra Scrittura = Вячеслав Иванов: между Св. Писанием и поэзией: VIII Convegno intern. = VIII междунар. конф. [Roma, 28 Ott. - 1 nov. 2001] / А cura di Andrej Shishkin. Roma: Dep. di studi ling. e lett.

Univ. di Salerno, 2002. 1. C. 321-338. (Europa orientalis; 21, № 1).

23

Wachtel M. Russian Symbolism and Literary Tradition: Goethe, Novalis, and the Poetics of Vyacheslav Ivanov. Madison, 1994.

24 Bobilewicz G. Wyobraznia poetycka - Wiachestaw Iwanow w kr?gu sztuk / PAN. Inst, slawistyki. -Warszawa: Slawistyczny oSrodek wydaw., 1995; Kluge R.-D. Vjaceslav Ivanovs Beitrag zu einer symbolistischen Theorie der Literatur und Kunst als Schlüssel zum Verständnis seiner Aufsätze über Aleksandr Skrjabin // Vjaceslav Ivanov: Russ. Dichter - europ. Kulturphilosoph. S. 240-249; Rizzi D. La rifrazione del simbolo: Teorie del teatro nel simbolismo russo. Padova: Ed. GB, 1989; Зенкин К. Музыка в философско-эстетических воззрениях Вяч.И. Иванова. Прогнозы и реальность // Жабинский К.А., Зенкин К.В. Музыка в пространстве культуры. Ростов н/Д, 2001. Вып. 1. С. 29-36.

25 Murashov J. Im Zeichen des Dionysos: Zur Mythopoetik in der russischen Moderne am Beispiel von Vjaceslaw Ivanov / Jurij Murasov. München: W. Fink, 1999; Carpi G. Mitopoiesi e ideologia. VjaCeslav Ivanov teorico del simbolismo. Lucca, 1994; Силард Л. «Орфей растерзанный» и наследие орфизма / Вячеслав

Иванов: Архивные материалы и исследования. С 210-249.

26

Вестбрук Ф. Дионис и дионисийская трагедия: Вячеслав Иванов. Филологические и философские идеи о дионисийстве. München: Verlad Otto Sagner, 2009.

27

Цимборска-Лебода M. Эрос в творчестве Вячеслава Иванова. На пути к философии любви. Томск-М., 2004; Доценко C.H. О фольклорных источниках стихотворения Вячеслава Иванова «Розалия св. Николая» // Рус. лит. 2006. 3. С. 108-114.

28 Rupnik M.I. L'arte memoria della comunione: il significato teologico missionario dell'arte nella saggistica di Vjaceslav Ivanovic Ivanov. Roma: Lipa, 1994; Bird R. Viacheslav Ivanov and Theology // Russian Literature XLIV. North-Holland. P. 357-377; Дудек А. Идеи блаженного Августина в поэтическом восприятии Вяч. Иванова // Vjaceslav Ivanov: poesia е Sacra Scrittura. Р. 353-366; Юдин А. Еще раз об «обращении» лл

Davidson, Доброхотов, Пазини) , лингвистических стратегий (Ghidini, Грек, Гоготишвили)30, описания его творческой биографии в целом

31

Аверинцев) , хроники его жизни на основе эпистолярия (Богомолов) и реконструкции автобиографического мифа (Котрелев, Магомедова, Аверин, Шишкин) . Становлению художественного, философского и научного сознания молодого Вяч. Иванова посвящен ряд статей и публикаций (Wachtel, Котрелев, Богомолов, Обатнин, Кузнецова, Титаренко)34. В центре отдельных работ — самоопределение Иванова по отношению к классической исторической поэтике (Эткинд, Лаппо

Вячеслава Иванова // Символ. № 53-54. 2008. С. 631-642; Игошева Т.В. Богородичная тема в поэтическом творчестве Вячеслава Иванова // Вячеслав Ианов. Исследования и материалы. Вып. 1 / Отв. редакторы

К.Ю. Лаппо-Данилевский, А.Б. Шишкин. СПб: Изд-во Пушкинского Дома, 2010. С. 84-98;

29

Аверинцев С.С. Предварительные замечания // Иванов В.И. Человек: Приложение: Статьи и материалы. М.: Прогресс-Плеяда, 2006; Golub I. La sacra Scrittura e la poesía di Ivanov. L'uomo imagine di Dio // Vjaceslav Ivanov: poesia e Sacra Scrittura. P. 27-38; Meerson M. Self-transcedence through Art in Viacheslav Ivanov // Vjaceslav Ivanov: poesia e Sacra Scrittura. P. 141-156; Davidson P. Viacheslav Ivanov's Ideal of the Artist as Prophet: From Theory to Pracrice // Vjaceslav Ivanov: poesia e Sacra Scrittura. P. 157-202; Доброхотов А.Л. Тема бытийного дара в мелопее В.и. Иванова «Человек» // Символ. № 53-54. С. 791-804; Пазини Дж. Духовно-антропологическое измерение в творчестве Вячеслава Иванова // Символ. № 53-54. С. 805-814.

30 Ghidini М.С. Il cerchio incantato del linguaggio: Moderno e antimoderno nel simbolismo di Vjaceslav Ivanov. Milano: Vita e pensiero, 1997; Грек А.Г. Поэтический язык Вячеслава Иванова: Диссертация . доктора филологических наук. М., 2004; Гоготишвили Л.А. Между именем и предикатом (символизм Вяч. Иванова на фоне имяславия) // Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение. М., 2006.

31 Аверинцев С.С. «Скворешниц вольных гражданин.» Вячеслав Иванов: путь поэта между мирами. СПб., 2002.

32 Богомолов H.A. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах: документальная хроника. М.: Изд-во Кулагиной

Intrada, 2009.

33

Котрелев H.B. К истории создания «Кормчих звезд« Вячеслава Иванова // Русская мысль. 1989. 15 сентября. № 3793; Котрелев H. В. «"Видеть" и "ведать" у Вячеслава Иванова (Из материалов к комментарию на корпус лирики) // Вячеслав Иванов - творчество и судьба: К 125-летию со дня рождения. M., 2002. С.7-18; Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. - М.: Мартин, 1997;

34 Wachtel M. Вячеслав Иванов - студент Берлинского университета // Cahiers du monde russe. Paris, 1994. XXXV. N. 1-2. P. 353-376; Иванов Вяч. Интеллектуальный дневник / Подгот. текста H. В. Котрелева и И. Н. Фридмана; прим. Н. В. Котрелева // Вячеслав Иванов: Архивные материалы и исследования. М., 1999; Иванов Вяч.И. Вячеслав Иванов на пороге Рима: 1892 год: / публ. Н.В. Котрелева и Л.Н. Ивановой // Archivio italo-russo = Русско-итальянский архив / A cura di Daniela Rizzi e Andrej Shishkin . Salerno, 2001. 3. Vjaceslav Ivanov - Testi Inediti = Вячеслав Иванов - новые материалы. Europa orientalis. № 3. С. 7-24; Иванов Вячеслав. Curriculum vitae. Неизданная автобиографическая справка Вячеслава Иванова / Публикация и прим. Н.В. Котрелева // Сестры Аделаида и Евгения Герцык и их окружение: Материалы научно-тематической конференции в г. Судаке 18-20 сентября 1986 года. М.; Судак, 1997. С. 186-195; Вяч. Иванов; И.М. Гревс. История и поэзия: Переписка И.М. Гревса и Вяч. Иванова / Изд. текстов, исслед. и коммент. Г.М. Бонгард-Левина, Н.В. Котрелева, Е.В. Ляпустиной. М., 2006; Богомолов H.A. . И другие действующие лица // Иванов Вячеслав, Зиновьева-Аннибал Лидия. Переписка: 1894-1903. В 2 т. Т. 1. M.: НЛО, 2009; Обатнин Г.В. Из материалов Вячеслава Иванова в Рукописном отделе Пушкинского Дома// Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома / ИРЛИ. СПб., 1994. - на 1991 год. С. 29-51; Переписка Вяч. Иванова с С.А. Венгеровым / Публ. O.A. Кузнецовой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993; «Ars Mystica» / предисловие и комментарии С. Титаренко, подготовка текста и текстологическая заметка Е. Глуховой, С. Титаренко // Символ. № 53-54. С. 23-67; Титаренко С.Д. Об одном незавершенном замысле Вячеслава Иванова (поэма «Ars Mystica» в контексте ранних творческих исканий // // Русская литература. 2009. №1; Титаренко С.Д. Из ранней прозы Вячеслава Иванова 1887 года (К проблеме истоков «Интеллектуального дневника» 1888-1890-х годов) // Русская литература. № 4. 2011 и др.

Данилевский) и русской литературной традиции: Пушкину, Тютчеву, Фету, Достоевскому (Келдыш, Фридлендер, Шишкин, Jackson и др.)36, включая его воздействие на современников: Блока (Минц, Шишкин)37, А. Белого (Шишкин, Глухова, Сокурова)38, Бальмонта (Бёрд)39, Анненского (Kelly, Лавров, Корецкая)40, Мандельштама (Тарановский, Венцлова, Лекманов, Глухова, Мусатов)41, Хлебникова (Парнис, Шишкин, Кузнецов, Кустова)42, Цветаеву (Венцлова, Дзуцева)43, Ходасевича (Богомолов)44 и др.

35 Эткинд Е. Вячеслав Иванов и вопросы поэтики: 1920-е годы // Vjaceslav Ivanov et son temps. Paris, 1994. Cahiers du monde russe; Vol. 35, № 1-2. С. 141-154; Лаппо-Данилевский К.Ю. Труды А. Н. Веселовского и бакинские лекции Вяч. Иванова по поэтике // Александр Веселовский. Актуальные аспекты наследия. Исследования и материалы. СПб., 2011. С. 96-110.

36 Келдыш B.A. Вячеслав Иванов и Достоевский // Вячеслав Иванов: Материалы и исследования М.: Наследие, 1996. С. 247-261; Фридлендер Г.М. Достоевский и Вячеслав Иванов // Достоевский: Материалы и исслед. СПб.: Наука, 1994. Т. 11. С. 132-144; Шишкин А.Б. Толстой и/или Достоевский: случай Вяч. Иванова / Толстой или Достоевский? Философско-эстетические искания в культурах Востока и Запада: Материалы межд. конф. 3-6 сентября 2001 г. СПб., 2003. С.82-99; Шишкин А.Б. Материалы к теме «Вяч. Иванов и пушкиноведение» // Вячеслав Иванов. Исследования и метериалы. Вып. 1. СПб., 2010. С.780-807; Jackson R.L. Vision in his soulth: V.l. Ivanov's Dostoevsky // Jackson R.L. Dialogues with Dostoevsky: The overwhelming questions. Stanford (Cal.): Stanford univ. press, 1993. - P. 251-268.

37 Минц З.Г. А.Блок и Иванов // Единство и изменчивость историко-литературного процесса. Тарту, 1982. С. 97-111 (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 604); Шишкин А.Б. Блок на Башне // Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века . СПб., 2006. С. 85-99.

38 Шишкин А.Б. Блок на Башне // Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века . СПб., 2006. С. 85-99; Глухова E.B. Андрей Белый - Вячеслав Иванов: концепция духовного пути // Башня Вяч. Иванова и культура Серебряного века. СПб., С. 100-132; Глухова Е.В. Конспект Вячеслава Иванова к лекции Андрея Белого из цикла «Теория художественного слова» // Рус. лит. 2006. № 3. С. 135-147; Сокурова О.Б. Символ в теоретических статьях Андрея Белого и Вячеслава Иванова // Вестн. Моск. гос. обл. унта: Сер. Рус. филология. M., 2007. № 4. С. 137-145.

39

Берд Р. «Кукушка и соловей»: Вяч. Иванова и К. Бальмонт // Europa Orientalis. 19 (2000): 1. P. 69-85.

40 Kelly С. Classical tragedy and the «Slavonic Renaissance»: The plays of Vjaceslav Ivanov and Innokentij Annenskij compared // Slavica. East Europ. Tucson, 1989. Vol. 33, № 2. P. 235-254; Лавров A.B. Вячеслав Иванов - «Другой» в стихотворении И.Ф. Анненского // Иннокентий Анненский и русская культура XX века. СПб., 1996. С. 110-117; Корецкая И.В. Вячеслав Иванов и Иннокентий Анненский // Контекст-1989. M., 1989. С. 58-68.

41

Тарановский К.Ф. Пчелы и осы: Мандельштам и Вячеслав Иванов // Тарановский К. О поэзии и поэтике / Сост. Гаспаров М.Л. М.: Яз. рус. культуры, 2000. С. 123-164; Венцлова Т. Вячеслав Иванов и Осип Мандельштам - переводчики Петрарки // Собеседники на пиру: Ст. о рус. лит. Vilnius: Baitos lankos, 1997. С. 168-183; Лекманов О.Л. По поводу источника одной цитаты: (К теме: «Мандельштам и Вячеслав Иванов») // Вячеслав Иванов: Материалы и исслед. М.: Наследие, 1996. С. 292-296; Лекманов O.A. Мотивы эссеистики Вячеслава Иванова в творческом сознании О. Мандельштама // Russian Studies: Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1997. Т. 2, № 4. С. 117-126; Лекманов O.A., Глухова Е.В. Осип Мандельштам и Вячеслав Иванов / Лекманов O.A., Глухова Е.В. // Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века. СПб., 2006. С. 173-179; Мусатов В.В. «Логизм вселенской идеи»: (К пробл. творч. самоопределения раннего Мандельштама) // Слово и судьба: Осип Мандельштам.

Исслед. и материалы. М., 1991. С. 321-330.

42

Парнис А.Е. Вячеслав Иванов и Хлебников: К пробл. диалога и о ницшевском подтексте «Зверинца» // De visu. M., 1992. .№ 2. С. 39-45; Шишкин А. Велимир Хлебников на «Башне» Вяч. Иванова // НЛО. 1996. № 17. С. 141-167; Кузнецов В.А. В.К. Тредиаковский и русская поэзия XX века: (Вяч. Иванов, В. Хлебников, И. Бродский). СПб., 1998; Кустова Г.И. Языковые проекты Вячеслава Иванова и Велимира Хлебникова // Вячеслав Иванов - творчество и судьба: К 135-летию со дня рождения: [Материалы конф., 25-27 мая 2000 г.]. М.: Наука, 2002. С. 96-107;

43 Венцлова Т. К вопросу о русской мифологической трагедии: Вяч. Иванов и М.И. Цветаева // Собеседники на пиру: Ст. о рус. лит. Vilnius: Baitos lankos, 1997. С. 141-167; Дзуцева H.B. M. Цветаева и

Несмотря на доминирующее направление, утверждающее христианскую основу творчества Иванова, в современном ивановедении имеются фундаментальные работы, раскрывающие влияние оккультизма на художественную антропологию поэта в конце 1910-х гг. (Богомолов, Обатнин)45. Эти вопросы останутся за рамками настоящего исследования. В его фокусе будут находиться те аспекты поэтологии Иванова, которые репрезентируют его понимание поэта и поэзии, начиная с юношеских лет. Магистральной поэтологической идеей Иванова изначально является осознание поэта как библейского жреца или пророка, что выдвигает на первый план его поэзии метафизический и литургический дискурсы. Это корреспондируется с продуктивной гипотезой Р. Бёрда о том, что «именно в обрядовом назначении искусства обнаруживается специфика русского модернизма». Отметим, что несмотря на близкие подходы к теме, литургический дискурс в поэзии Иванова до сих пор специально не рассматривался.

Особое значение для раскрытия заявленной темы имеют работы американского исследователя Д.Н. Мицкевича, который видит в ивановском творчестве совершенно уникальную поэтическую модель, основанную на доктрине «реалиоризма», огромный потенциал которой был не воспринят современниками и остается мало освоенным по сей день. «Ее освоение в ближайшем или далеком будущем может оживить восприятие действительности и объяснить механику выражения «несказанного». Одной из базовых идей уникального творчества Иванова ученый совершенно справедливо называет «отрицание господствующего в модернизме индивидуализма», что резко выделяет его на культурном фоне рубежа веков. Брюсов, Бальмонт, Белый, Блок, при всех своих отличиях, остались по существу индивидуалистами в сфере антропологических исканий. «Иванов же исходит из ортодоксально церковного понимания духовности и в то же время вменяет себе в обязанность реализм - передачу лишь подлинно пережитых, лично засвидетельствованных событий. И он

Вяч. Иванов: Пересечение границ // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: межвуз. сб. науч. тр. Вып.З. Иваново: Иван. гос. ун-т, 1998. С. 150-159.

44 Богомолов H.A. Вяч. Иванов об университетском образовании // Богомолов Н. А. Сопряжение далековатых: О Вячеславе Иванове и Владиславе Ходасевиче. М., 2011.

45 Богомолов H.A. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999; Обатнин Г.В. Иванов-мистик: оккультные мотивы в поэзии и прозе Вячеслава Иванова (1907-1919). М.'.НЛО, 2000. отстаивает объективный лиризм на психологически целительной почве мировой всесвязности (панкогерентности)»46.

На одной из ежегодных конференций, приуроченных к дню рождения Вяч. Иванова (СПб., 2012), американский исследователь поднял давно назревшую проблему систематизации художественных, философских, религиозных идей поэта. Эта проблема может быть транскрибирована как необходимость целостного описания поэтологической модели Вяч. Иванова, возможной на основе внимательного вчитывания, проникновения в его поэтический мир, в его художественное сознание, с учетом анализа всех его компонентов, соотнесения его поэтических стратегий и метапоэтической саморефлексии. Это и есть сфера поэтологии, которая стоит в центре реферируемой работы.

В контексте антропологического поворота, который переживает современная гуманитаристика в России и за рубежом47, поэтологический подход играет все более значительную роль. Он выдвигает на первый план круг вопросов, связанных с проблемами художественной антропологии и поэтического сознания. Поэтология — новая особая отрасль филологической науки, ее терминологический и методологический инструментарий далек от однозначности. Ее появление связывают с именем швейцарского слависта, поэта и переводчика Ф.Ф. Ингольда, который предложил и сам термин термин «поэтология» и его обоснование в качестве самостоятельной области поэтики. «Поэтологическими» он называет стихотворения, посвященные теме поэта и поэзии48.

В отечественной науке представлен широкий спектр значений термина. М.В. Тростников назвал поэтологией науку, «изучающую поэтическое во всех его проявлениях». Поэтическая форма признается им «самой краткой, концентрированной и емкой формой выражения художественного сознания», а художественный текст «зеркалом» художественного сознания носителя определенной культуры49. В таком ключе поэтология выступает прежде всего антропологической и/или культурологической дисциплиной.

46Мицкевич Д.Н. «Реалиорюм« Вячеслава Иванова // Христианство и русская литература: Взаимодействие этнокультурных и религиозно-этических традиций в русской мысли и литературе. Сб. 6. СПб., 2010. С. 261 -262.

47См.: Николози Р. Антропологический поворот в литературоведении: примечания из немецкого контекста / пер. с нем. А. Слободкина // Новое литературное обозрение. 20102. № 113.

48 Ingold F. Das «Bild» der Poesie bei Innokentij Annenskij // Die Welt der Slaven. XV. 1970. S. 125-146.

49Тростников M.B. Поэтология: Автореферат диссертации в виде опубликованной монографии на соискание ученой степени доктора культурологи. М., 1998. С. 3-6.

Традиционный философско-эстетический подход осуществлен в монографии А. Новикова «Поэтология И.А. Бродского». Под термином автор подразумевает «комплекс эстетических представлений поэта о сущности поэзии и поэтического творчества, а также раздел литературной теории, изучающей представления поэтов о сущности поэзии и поэтического творчества». Поэтология в таком ракурсе напрямую связана с анализом мировоззрения поэта, его эстетической программой, его философской базы. Непременные категории поэтологии включают вопросы о критериях подлинной поэзии, о поэтической аксиологии и теологии, о назначении поэта, о генезисе поэтического творчества, о сущностном соотношении поэзии и прозы, о месте поэзии в ряду прочих искусств, об особенности поэтического метода познания и его отличий от других методов познания — как то: религиозного, философского, научного.

Поэтология изучает вопрос о поэте и его духовном пути, о сущности и назначении поэзии (Бердникова)50' личностную идентификацию субъекта, осознающего свою причастность к творчеству, отраженную в тексте и подтексте поэтического высказывания (Тернова)51; нерасторжимый синтез поэтики и биографии (Казарин) ; «антропологический аспект литературного творчества, текстуальности с "3 вообще» (Корчинский) ; «поэтологию самой имманентности — как той, что принадлежит художественному тексту с таящейся в нем программой описания, так и той, что дискурсивно вменена стилю аналитика»54. Значимым является вывод о плодотворности поэтологии как филологической науки, способной «осознать в едином комплексе смыслопорождаюшую функцию стихового ритма и проблему оправдания Бога»55. Под поэтологией понимают так же группу дисциплин, ориентированных на всестороннее теоретическое и историческое изучение поэзии: 1) теорию и историю стиха (анализ и описание метрики, ритмики, строфики, рифмы, морфологии и синтаксиса стихотворной речи); 2)

50 Бердникова O.A. Поэтологические модели Серебряного века в контексте христианской духовной традиции // Вестник ВГУ. Серия: Филология. Журналистика. 2009. № 2. С. 17-18.

51 Тернова T.A. Ab actu ad potentiam (от действительного к возможному): поэтология русского футуризма // Вестник ТГУ. Гуманитарные науки. Филология. Вып. 5 (85). 2010. С. 302.

52 Казарин Ю. Антология «Последнее стихотворение» (XVIII-XX вв. русской поэзии) // Уральская новь.

2003. № 15 / http://magazines.russ.ru/urnov/2003/15/kazar-pr.html.

53 Корчинский A.B. Поэтология И.А. Бродского в контексте «позднего модернизма» (стихотворения к. 1960 — н. 1980-х гг.): Диссертация на соискание ученой степени канд. филол. наук. Новосибирск,

2004. С. 14.

54 Исупов К. Имманентная поэтика и поэтология имманентности // Вопросы литературы. 2010. Январь-Февраль. С. 221-222.

55 Там же. С. 226. теорию и историю поэтического языка (анализ и описание поэтической фоники и просодии, лексики и фразеологии, словообразования и др. уровней поэтического языка); 3) поэтику, риторику и стилистику стихотворного текста; 4) сюжетологию, мотивный анализ, нарратологию (исследование приемов художественного повествования), теорию и историю поэтических жанров; 5) историю национальной поэзии (изучение генезиса и эволюции поэтических форм; хронологию и периодизацию литературного процесса; историю художественных направлений, школ и групп; изучение биографии поэтов); 6) библиографию национальной поэзии56. Художественно-антропологический аспект поэтологии подчеркивает О. Седакова57 и др. Поэтологические подходы предпринимались при обращении к творчеству Б. Пастернака (Седакова), Цветаевой (Дзуцева), И. Бродского (Корчинский; Новиков). В контексте христианской духовной традиции рассматривались поэтологические модели Серебряного века (без модели Вяч. Иванова) (Бердникова).

Вполне очевидно, что появление поэтологии связано с выдвижением проблематики индивидуальности в контексте субъектоцентристской эпохи европейского модерна. Индивидуалистическая проблематика модернизма определяет востребованность поэтологического подхода, нацеленного на выявление взаимосвязи между художественной картиной мира и ее создателем, на описание имманентных законов творчества, определяющих художественное сознание и раскрывающих проблему личностного самоопределения автора в значимой для него системе координат.

Таким образом, актуальность исследования поэтологии Вяч. Иванова заключается в необходимости систематизации существующих подходов к пониманию художественного сознания поэта, выявлению его базовых поэтологических интуиций и концепций, позволяющих раскрыть своеобразие его поэтологической модели на фоне русского модернизма, озабоченного стратегиями самовыражения художественной индивидуальности и решения проблемы человека в целом.

Материалом диссертационной работы стали поэтические, философско-эстетические, мемуарные и дневниковые тексты Вяч. Иванова, опубликованные в брюссельском собрании сочинений поэта, в его прижизненных и посмертных публикациях, а также объемный блок

56 Бойков B.H., Захаров B.E., Пильщиков И.А., Сысоев Т.М. Тезаурус как инструмент поэтологии // Моделирование и анализ информационных систем. M., 2010. Т. 17. № 1. С. 6.

57 Седакова О. «Вакансия поэта»: к поэтологии Пастернака / http://www.niworld.ru/poezia/sedakova/paster r/paster r.htm архивных материалов, впервые публикующихся в данной работе. Для выявления своеобразия поэтологии Иванова в контексте художественно-антропологических исканий модернизма анализировались поэтические, эстетические и философские материалы предшественников и современников поэта — Гете, Шопенгауэра, Ницше, Вл. Соловьева, Н. Бердяева, П. Флоренского. А. Блока, Андрея Белого, В. Брюсова, К. Бальмонта, О. Мандельштама, В. Маяковского и др.

Объектом исследования являются художественно-антропологические искания русского модернизма рубежа Х1Х-ХХ вв.

Предметом исследования выступает поэтология Вячеслава Иванова, одного из самых ярких и последовательных представителей модернизма, отрицающих рационализацию и автономизацию сознания, связанных с развитием антропоцентризма в Новое время (или макроэпохи модерна).

Отсюда вытекает основная цель работы — целостное изучение поэтологии Вячеслава Иванова, занимающего в метапоэтических самоопределениях русского модернизма центральное место.

Указанная цель исследования влечет за собой постановку и решение следующих конкретных задач: критически проанализировать существующие подходы к поэтологии, определить теоретическое ядро ключевого понятия исследования; проанализировать соотношение автобиографических стратегий с поэтологическими принципами русских модернистов (А. Белого, А. Блока, В. Брюсова, Вяч. Иванова); выявить значение для автобиографической стратегии Вяч. Иванова автобиографического проекта Гете («Поэзия и правда»); выявить поэтологические принципы, определяющие характер и структуру «канонической» биографии Вяч. Иванова, подготовленной О. Шор; рассмотреть становление художественного самосознания молодого Иванова на основе публикации и интерпретации архивных материалов, систематизированных по магистральным темам его творчества (тайна материнства и Вечной Женственности, проблема индивидуализма и его преодоления, поэзия как пророчество и др.); проанализировать своеобразие метафизических исканий Вяч. Иванова на основе их сопоставления с философскими концепциями Шопенгауэра, Ницше, Вл. Соловьева в аспекте проблематизации вопросов оправдания мира, антропологического (аскетического) идеала; выявить

17 значение философии Лейбница для становления теодицейного дискурса поэта; рассмотреть различное отношение к антитезе науки и искусства в русской культуре (Хомякова, Киреевского, Достоевского, Федорова, Вл. Соловьева, В. Брюсова, А. Белого, Вяч. Иванова, Вл. Эрна); проанализировать поэтологию сюжета как репрезентацию мифопоэтического дискурса и художественного самосознания автора в первой книге лирики Иванова «Кормчие звезды» на основе анализа времени-пространства, с применением разработанных модификаций бахтинского хронотопа {кайротопа и эонотопа); рассмотреть аспекты литургического дискурса Вяч. Иванова на основе интертекстуального анализа библейских и литургических компонентов заголовочных комплексов произведений поэта; выявить своеобразие поэтической антроподицеи Вяч. Иванова в контексте художественно-антропологических исканий русского модернизма (на примере полилога о человеке в философии (Н. Бердяев, П. Флоренский) и литературе (М. Горький, В. Маяковский, А. Белый)); выяснить поэтологические особенности формы и жанра мелопеи «Человек», отрефлексированной Ивановым как произведение, «наиболее целостно выражающего его мистического миросозерцание».

Анализ поэтологии Вяч. Иванова на протяжении всей работы проходит в сопоставлении с отдельными аспектами творчества Гете, которого Иванов боготворил, так же, как и многие другие модернисты. Гете стал символом «фаустовской культуры», проблематизировавшей возможности и ограничения новоевропейского человека. Эта культура была отрефлексирована ее деятелями как эпоха кризиса, преодолеть который по-разному стремился русский модернизм, находясь в неустанных художественно-антропологических поисках. В этом контексте представляется необходимым рассмотреть, как именно проявляется влияние Гете на становление поэтологии Вяч. Иванова, особенно на осознание и решение проблемы индивидуализма.

Методология диссертационного исследования базируется на комплексном анализе, сочетающем различные подходы. Системный и историко-функциональный методы лежат в основе критического анализа теорий, связанных с базовыми понятиями диссертации — модернизмом и поэтологией. Нарративный анализ необходим для исследования самопрезентации поэта в автобиографических статьях, дневниковых, мемуарных и эпистолярных источниках, а также в неопубликованных архивных материалах, содержащих искомое автобиографическое самоосмысление. Метод дискурс-анализа направлен на выявление и характеристику ведущих дискурсов в творчестве поэта (метафизического и литургического). Изучение метафизического дискурса строится на исследовании генезиса философских взглядов Иванова, сформированных в ранний период его творчества. Оно основано на сопоставительном и интерпретационном подходах. На основе интертекстуального метода рассматриваются переклички произведений Иванова и философских работ Лейбница, Шопенгауэра, Ницше, Вл. Соловьева, Вл. Эрна и др. С помощью проблемно-тематического метода выявляется общая антропологическая проблематика в эссеистических, публицистических и поэтических текстах Иванова и художников-модернистов. На основе структурного анализа анализируются ведущие метафизические темы поэта, системно репрезентирующие его понимание искусства, мира и человека, преломленное через поэтическое самосознание и метапоэтику. Исследование литургического дискурса предполагает анализ поэтической самоидентификации Иванова как лидера религиозного символизма, поэта-теурга, поэта-жреца. Герменевтический метод необходим для проникновения в мир религиозно-философских идей Иванова, имплицитно воплощенных в поэтических текстах и эксплицитно - в его эссеистике и публицистике; особенное значение герменевтика играет в реконструкции поэтической антропологии и тео-антроподицеи Иванова. Один из основных подходов к исследованию поэтологии Иванова — текстологический, основанный на архивных разысканиях, их текстологической дешифровке и анализе. Культурно-исторический подход к поэтологии Вяч. Иванова выявляет своеобразие и роль поэтики и метапоэтики художника в контексте русского модернизма.

Методологически значимыми являются для исследования труды отечественных и западных ученых: С. Аверинцева, Р. Бёрда, М. М. Бахтина, Н. Богомолова, М. Вахтеля, Л.А. Гоготишвили, Д. Кемпера, К.Ю. Лаппо-Данилевского, А.Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, Д.Н. Мицкевича и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Русский модернизм — это культурная микроэпоха рубежа Х1Х-ХХ вв, нацеленная на преодоление мировоззренческого и эстетического кризиса, к которому пришла новоевропейская макроэпоха модерна, выдвинувшая в литературе (прежде всего в творчестве Гете) идею индивидуальности как базовую категорию художественного творчества и

19 поэтологической рефлексии. Своеобразие русского модернизма заключается в интеграции философских, религиозных и эстетических подходов для решения проблемы человека; в выдвижении на первый план проблемы самоидентификации художника, а, следовательно, в усилении авторефлексивного и автопроективного начала художественного сознания.

2. Вячеслав Иванов — один из ярких представителей модернизма — осознанно выстраивал свои художественные стратегии как философско-религиозно-поэтический проект «реалиоризма», нацеленный на преодоление индивидуализма через познание высших онтологических реальностей. Отсюда вытекает необходимость исследования его творчества как поэтологии, понимаемой как (само)познание поэта в Логосе. Поэтологию Вячеслава Иванова можно рассмотреть как совокупность разных дискурсов, необходимых для представления о поэтической личности художника и самоотрефлексированной им телеологии творчества, которые присутствуют в его автобиографических, поэтических, философских, литературно-критических, научных, мемуарных, дневниковых и т.д. текстах.

3. В контексте взлета автобиографического жанра в русском модернизме автобиографии Иванова отличаются предельной лаконичностью и антипсихологизмом, соответствующим поэтологическому различению «внутренней» (метафизической) и «внешней» (эмпирической) биографии. Первая из них раскрывается в поэзии как свидетельство о внутренней жизни индивидуального сознания, а вторая (в качестве позитивистского описания) не имеет самостоятельной ценности. Самая полная автобиография Иванова («Автобиографическое письмо») написана как автокомментарий к поэме «Младенчество», а «каноническая» биография поэта, подготовленная О. Шор, написана как герменевтическое толкование миросозерцания поэта и его телеологическое оправдание.

4. Поэтологическая модель Вяч. Иванова, понимающая поэта как библейского пророка, призванного напомнить читателям о божественности мира, его софийности, формируется в самом раннем, «допечатном» творчестве. К изначальным интуициям поэта относятся: осознание мистической тайны материнства и Вечной Женственности; ощущение взаимосвязи всего живого в мире, проблема индивидуализма, разрывающего связь личности с бытием, мировой душой и Богом; а также понимание взаимосвязи поэтической формы «с сущностью вещей».

5. На фоне метафизических исканий русского модернизма становление поэтологии Иванова проходит не только через рецепцию идей, Шопенгауэра, Ницше, Вл. Соловьева, так или иначе общих для эпохи, но через их объединение в дискурсе оправдания, или поэтической теодицее, сближающей его с предмодернистской философией Лейбница, а также «Логизмом» Вл. Эрна.

6. Поэтическое самосознание Вяч. Иванова раскрывается в его мифопоэтической картине мира, особенно тщательно выстроенной в первой книге лирике «Кормчие звезды». Автобиографический герой книги проходит путь от индивидуального противостояния миру к идеалу теургического воздействия на мир. Изменение индивидуального сознания авторского «я» проявляется через особую организацию времени-пространства, которые соответствуют авторскому пониманию эпифании формы (кайротоп) и миссии поэзии к религиозному преображению мира и человека (эонотоп).

7. Литургический дискурс наиболее полно соответствует философско-религиозному проекту Вяч. Иванова воздействия на читателей с помощью символического искусства. Он организует поэтическое высказывание с помощью литургических формул, библейских аллюзий и цитат, интонации славословия и пафоса мистического единства, противопоставленных культу индивидуализма и психологизма у современников.

8. Мелопея «Человек» является поэтической антроподицеей Иванова, о чем говорят концентрированность сюжета вокруг архетипа таинства, обрядово-симметричная архитектоника, актуализация богословского значения в авторском определении жанра, выражающего в соответствующей форме произведения идею оправдания человека через его соотношение к соборности реальности церкви, к мистическому единству во Христе.

9. На фоне художественно-антропологических исканий русского модернизма поэтология Вяч. Иванова выглядит антиномично как модернистский проект антимодернистской и антииндивидуалистической направленности, который можно назвать поэтической тео-антроподицеей, оправданием Бога и человека, оправданием истинной поэзии и искусства, напоминающей всем о мистической (софийной) взаимосвязи (панкогерентности) всего мира.

Научная новизна работы определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении предпринимается попытка целостной реконструкции поэтологической модели Вяч. Иванова как системы автобиографического, метафизического, мифопоэтического и литургического дискурсов художника в соотнесенности с его поэтическими стратегиями. С этой целью впервые подробно проанализированы автобиографические тексты Иванова и специфика его автобиографического антипсихологического и антисубъективного нарратива. В работе рассматривается генезис ивановской поэтологии в контексте русского модернизма (с опорой на архивные материалы, впервые вводимые в научный оборот). В диссертации предпринята попытка реконструкции ранних замыслов поэта (незаконченной поэмы «Матери», стихотворения «Теомахия», сопоставления разных вариантов стихотворения «Аскет» с впервые публикуемым авторским комментарием к нему, переложения псалмов, диалог об искусстве и др.), которые концентрируют в себе магистральные мотивы творчества поэта. Исследование вводит в научный оборот более 20 неизвестных автографов Иванова, которые позволяют по-новому взглянуть на различные аспекты его творчества, восстановить историю создания отдельных произведений, проследить развитие магистральных тем и образов поэта. В работе предлагается модификация бахтинского «хронотопа» в применении к поэзии и определение своеобразия поэтологии Иванова как поэтической тео-антроподицеи.

Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в фундаментальном освещении базовых понятий исследования, таких как «поэтология», «модернизм», в модификации категорий пространства-времени в применении к поэтической картине мира; в определении жанровой дефиниции «мелопеи» на основе имманентных творчеству поэта представлений о природе жанра; в выявлении взаимосвязи автобиографического нарратива Вяч. Иванова с его поэтологией; в рассмотрении метафизического, мифопоэтического и литургического дискурсов поэзии Иванова как базовых в его поэтологии; в определении доминирующего концепта «связь», присутствующего на всех уровнях его поэтико-философской системы и оправдывающего поэтологический подход к творчеству художника в целом.

Научно-практическая значимость исследования заключается в том, что в литературоведческий обиход вводятся историко-литературные факты, которые существенно дополняют представления о литературном процессе русского модернизма в целом и Вяч. Иванова в частности. Результаты исследования будут иметь значение для изучения отечественной литературы на рубеже веков в целом и творчества Вячеслава Иванова в частности; они могут быть использованы в практике преподавания истории литературы и философии искусства, а также в качестве комментариев к произведениям Иванова и материала к биографии поэта.

Апробация работы. Концепция диссертации и результаты исследования нашли отражение в докладах на Международных и всероссийских ивановских конференциях (СПб, 2005; Москва, 2006), на семинаре молодых ученых в Исследовательском центре Вяч. Иванова в Риме (Рим, 2005), Международных блоковских конференциях (М. — Шахматово, 2010, 2011), Международной научной конференции «Владимир Соловьёв и поэты Серебряного века» (Иваново, 2011) и других конференциях разного уровня (Волгоград, 2005, 2006; Иваново, 2011; Кемерово, 2011, 2012; Липецк, 2008, 2009; Нижний Новгород, 2010; Тамбов, 2005, 2007, 2009, 2010, 2011, 2012; Томск, 2005; Тюмень, 2005; Ульяновск, 2005, 2008).

Основное содержание диссертации отражено в 54 публикациях, включая две монографии «Мифопоэтика Вячеслава Иванова: мелопея «Человек» (Тамбов, 2005), «Поэтология Вячеслава Иванова» (Тамбов, 2012), а также 13 публикаций в ведущих рецензируемых научных журналах из перечня, рекомендованного ВАК Минобразования России для защиты докторских диссертаций. Статьи, отражающие результаты исследования, опубликованы в Москве, Санкт-Петербурге, Салерно (Италия), Мюнхене (Германия), Волгограде, Иваново, Кемерово, Липецке, Нижнем Новгороде, Тамбове, Томске, Тюмени, Ульяновске, на официальном сайте «Исследовательского центра Вячеслава Иванова в Риме» (http://www.v-ivanov.it/literatura/literatura-na-russkom/2000 [ ёа!ее) и в других электронных изданиях.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и списка литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Федотова, Светлана Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вяч. Иванов создал систему поэтической мысли, близкую к известным в истории метафизическим системам. Действительно, в течение всей жизни, начиная с самых ранних шагов в науке и искусстве, его привлекали системные обобщения. А. Лосев, С. Аверинцев, М. Бахтин в один голос говорили о его универсальности, неразрывно объединяющей поэзию, философию, религию, космологию1; о замкнутой системе его символов, напоминающей диалектику Гегеля или особенно Шеллинга2; о том, что «его тематический мир так же един, отдельные моменты его тематики так же взаимно обусловлены, как в философском трактате»3. Все эти черты придают поэтологии Иванова необщее выражение лица даже на фоне русского модернизма, богатого яркими талантами и индивидуальными поэтическими стратегиями. Своеобразие ивановского творчества во многом обусловлено его универсализмом, его укорененностью в культурах прошлого, которые давали ему возможность в течение всей жизни разрабатывать своеобразную поэтологическую модель, включающую в себя и философию творчества, и художественную антропологию, и онтологию познания. Стройная система его поэтической философии (или философской поэзии) - это «нешуточное» (по слову Аверинцева) единство, формировавшееся под влиянием не только жизненных обстоятельств, но прежде всего межкультурного диалога с великими предшественниками, мастерами слова прошлых эпох, и современниками, волнуемыми теми проблемами, которые выдвинула эпоха кризиса рубежа Х1Х-ХХ вв.

Вячеслав Иванов чутко определял смысловые нити, связующие поэта с жизнью и искусством, характерные для поисков европейских литераторов порубежного времени. В его поэтологии основополагающие принципы ми-роосмысления и осознания антропологической проблематики исходят из доминирующего ощущения кризиса индивидуализма, к которому пришла европейская культура в эпоху модерна. Поэтологическая рефлексия Вячеслава Иванова, начиная с самого раннего периода его творчества, всегда вращается вокруг высокого предназначения поэта, подобно библейским пророкам призванного напомнить об онтологической связи между человеком и Богом, человеком и Природой, забвение которой приводит к субъективистским тупикам сознания, потере смысла личной и общей жизни.

Лосев А.Ф. Из последних воспоминаний о Вяч. Иванове // Вячеслав Иванов. Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 142-143.

2Аверинцев С.С. Системность символов в поэзии Вяч. Иванова С. 170-171.

3Бахтин М.М. Вячеслав Иванов. С. 321.

Вяч. Иванов был широко открыт самым разным влияниям: философским (Платон, Плотин, Прокл, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Вл. Соловьев, Вл Эрн), эстетическим (Данте, Гёте, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Достоевский). Но, несмотря на обилие заимствованных и переработанных им идей, Иванов выработал свой собственный голос в лирике, драматургии и фило-софско-эстетической эссеистике, ярко отличаясь от других представителей русского модернизма последовательностью, серьезностью и «метафизической верой» в единство человеческого бытия и высокое - почти литургическое - предназначение поэзии. Отсюда вытекает архаизирующий стиль поэта, доминантные метафизический и литургический дискурс его поэзии, определяющие основное своеобразие его поэтологии как поэтической тео-антроподицеи. Стремление оправдать Бога и человека в поэзии и через поэзию наделяют творчество Иванова чертами вневременности, какими обладает, по его убеждению, истинное искусство. Поэтому можно говорить о том, что ивановские поэтические стратегии не укладываются в рамки какого-либо одного литературного направления — барокко, романтизма, классицизма, символизма или реализма «в высшем смысле».

Для Вячеслава Иванова поэзия была единством произведения и автора, поэтому так неохотно он писал свои автобиографические тексты. Частная жизнь поэта интересна ему только как первый психологический толчок переживания взаимосвязи личности и мира. Поэзия этот субъективный опыт всеобщит до общечеловеческих координат, пропуская его через символическую форму искусства.

Универсальные формы искусства расширяют сферу поэтологическо-го познания безгранично, позволяя художнику и читателю вращаться в сфере чистых смыслов, платоновских «идей», аристотелевских «энтелехий», гётевских «первофеноменов». Искусство создает продуктивнейшую среду диалогического общения между всеми «собеседниками», прикасающимися к области поэтического во всех его проявлениях. В этом метадиалоге раскрывается поэтологическая специфика литературы - создавать особенный способ комментирования и возможность своеобразного говорения о говорении. Эту особенность интуитивно ощущает Иванов, начиная с самого раннего, дорассветного, этапа своего творчества. Привлеченные архивные материалы позволили нам не только увидеть спектр религиозных, метафизических, нравственных и мистических исканий поэта, но и изначально присущий Иванову метод автокомментирования, когда поэтическое откровение становится поводом для философско—критического осмысления, втягивающего в свою орбиту весь интеллектуальный потенциал художника, весь опыт творческого взаимодействия с поэтами всех времен.

Магистральная тема всего творчества Иванова — взаимоотношение человека и тайны, которая им видится везде - в природе, в вещах, в человеческой душе. Искусство призвано прорваться в сферу этой тайны и найти адекватный язык ее выражения или хотя бы намека на нее. Поэзия уходит корнями, в представлении Иванова в глубины мифологии и религиозного культа. Поэтому поэт ближе всего к пророческой и жреческой ипостаси. Вопросы поэтической формы всегда волновали Иванова, начиная с самых ранних лет его творчества. Огромное влияние на понимание формы для Иванова имел Гёте, который, как это мы выяснили, был постоянным собеседником поэта, его своеобразным кумиром.

Возможность проникновения поэта в самые сущностные первоосновы жизни — один из центральных вопросов поэтологии Гёте и Вяч. Иванова. Чувства и разум, по их мнению, охватывают лишь внешнее проявление вещей и событий во времени и пространстве. Постижение их истинной сути — процесс мистический. Слово поэта, считает Иванов, становится особенно весомым и обладает мистической силой, если оно родилось в «экстатические моменты возвышения души», в том самом дионисийском экстазе, о котором так много говорил поэт. Учитывая две разновидности мистического переживания человека: мистику «самопогружения» во внутренний мир и ощущение «единства мира», — можно сказать, что первый вид мистического опыта человека («мистика души») предполагает интроспективный взгляд в душу поэта при полном отрешении от внешних обстоятельств. При этом поэтическая душа как бы растворяется в объекте творческого воодушевления. Второй вид мистического опыта «сливает» все многообразие внешнего мира в некое «мистическое единство», когда пространственно-временные различия перестают существовать и остается жизненно-ощутимой мистическая связь всего сущего.

Мысль о том, что художник только тогда становится классиком, когда умеет ограничивать свои порывы вселенской мерой (умеет жертвовать частью своей личности, своей гениальности в пользу сверхличного, всееди-нящего, вселенского), является осью ивановской поэтологии. Идивидуа-лизм преодолевается переживаемой и осознаваемой связью с вселенским началом. Таким образом, доминантной поэтологической категорией Иванова является категория связи, или отношения между сущностью и явлением, жизнью и смертью, индивидуальным и всеобщим, частным и универсальным, «я« и «ты«, «я» и «мы» и т.д. Эта интуиция очень ранняя (напомним, что в одном из фрагментов неоконченной поэме «Матери» осознание вселенской связи приравнивается высшей мудрости).

Категория «связи» является осевой в поэтологии Иванова. Особенно важно в этом отношении «Письмо самому себе», в котором Иванов отчетливо проговаривает все основные идеи своей поэтологии, или художественной антропологии, определяющей не только его художественную и фи-лософско-эстетическую практику, но и его миросозерцание как личности. На фоне различных индивидуалистических, релятивистических и гносеологических экспериментов русского модернизма его поэзия выглядит антимодернистской, т.к. целенаправленное возвращает человека к истокам бытия, к ощущению мистической и религиозной связи со всем сущим. Тем не менее он несомненно принадлежал к русскому модернизму: его творчество - это грандиозный философско-религиозно-поэтический проект, нацеленный на оправдание мира, человека и Бога. Этот проект реализуется через метафизический, мифопоэтический и литургический дискурсы, характерные не только для Иванова, но у него они взаимосвязаны в системе, которая была достаточно устойчивой, хотя несомненно менялась в частностях. На протяжении всей жизни Иванов решал вопрос оправдания, в раннем творчетве - Бога и мира, им созданного, в зрелом - человека, со всей его противоречивостью и внутренней сложностью. Поэтому в целом его поэтологию можно назвать поэтической тео—антроподицеей, уникальной в контексте художественно-антропологических исканий русского модернизма. В этом смысле он принадлежит к русской религиозной мысли начала XX в., связанной с модернизмом хронологически и идеологически, но тем не менее настроенной критически именно к эпохе модерна (в лице немецкой классической рациональности). Модернистско-субъективистические представления о человеке взрывались изнутри онтологизмом и логизмом (по слову Эрна) русской философии, к которой при-адлежал Вячеслав Иванов. Именно эрновский логизм продуцирует рассмотрение тврчества Иванова как поэтологии, раскрывающей художественное сознание как познание и самопознание поэта в Логосе.

Поэтическая тео-антроподицея Иванова согласуется с его известной максимой: «от реального к реальнейшему» (II, 571). Человек может быть оправдан только тогда, когда он, говоря часто цитируемыми поэтом словами Фауста, «к Бытию Высочайшему стремиться неустанно» (II, 601, 602). А это и есть «реалиоризм» - уникальная на фоне антроплогических исканий русского модернизма вера в реальность этого Высшего Бытия, оправдывающая существование человека в культуре.

Абсолютно прав Д. Мицкевич, отнесший доктрину «реалиоризма» к самому главному открытию Вяч. Иванова, оказавшую воздействие на последующие поколения в литературе. Не об этом ли говорит высказывание И. Бродского: «Русский человек привык расценивать экзистенцию как испытание, ниспосланное ему Провидением. Основная задача русской культуры и русской философской мысли сводится к одной простой формуле — оправдание своего существования. Охотнее на метафизическом, трансцендентном уровне»4. В этих словах характеристика не только русской антропологии и культуры, но и самой важной «вести» ивановской поэтологии -«Вячеславологии», которую чутко уловил последний модернист XX в.

4Бродский И.А. Самый дерзкий вызов власти — не интересовать ею / Интервью А. Михнику, 1983 // БКИ С.647.