Пути развития гипотактических отношений в удмуртском языке тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.02, доктор филологических наук Шутов, Александр Федорович

  • Шутов, Александр Федорович
  • доктор филологических наукдоктор филологических наук
  • 2002, Ижевск
  • Специальность ВАК РФ10.02.02
  • Количество страниц 305
Шутов, Александр Федорович. Пути развития гипотактических отношений в удмуртском языке: дис. доктор филологических наук: 10.02.02 - Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи). Ижевск. 2002. 305 с.

Оглавление диссертации доктор филологических наук Шутов, Александр Федорович

Предисловие.

Введение.

Пути развития гипотактических отношений в удмуртском языке.

1.Порядок слов и гипотаксис.

2.Расиространениые члены как семантические аналоги придаточных предложений и их происхождение.

2.1 .Обстоятельство.

2.1.1.Обстоятельство времени.

2.1.1.1.Конструкции со значением одновременности.

2.1.1.1.1 .Информация типа 'в тот момент когда'.

2.1.1.1.1.1 .Конструкции с деепричастием на -ку.

2.1.1.1.1.2.Отглагольные конструкции со служебным словом дыръя.

2.1.1.1.1.3 .Конструкции с н-овыми отглагольными словами на -нъя.

2.1.1.1.1.4.Конструкции сл^-овыми отглагольными словами на -мъя.

2.1.1.1.1.5.Конструкции с некоторыми другими послелогами.

2.1.1.1.2.Информация типа 'каждый раз когда'.

2.1.1.1.2.1 .Конструкции с формой -млы + быдэ.

2.1.1.1.3.Информация типа 'пока; до того как,до'.

2.1.1.1.3.1.Конструкции с деепричастием на -тозь.

2.1.1.2.Конструкции со значением разновременности.

2.1.1.2.1.Информация типа 'до, до того как, пока; перед, перед тем как'.

2.1.1.2.1.1.Конструкции с отглагольным словом на -млэсь в сочетании с послелогами азъло (азьвыл, вазь).

2.1.1.2.1.2.Конструкции с н-овым отглагольным словом в сочетании с послелогом азььш.

2.1.1.2.2.Информация типа 'после того как'.

2.1.1.2.2.1.Конструкции сл^-овым отглагольным словом в сочетании с послелогом бере.

2.1.1.2.2.2.Конструкции с деепричастием на -са.

2.1.1.2.3.Информация типа 'с тех пор как'.

2.1.1.2.3.1.Конструкции сл^-овым отглагольным словом в сочетании с послелогом дырысъ (дырысен).

2.1.2.Обстоятельство причины.

2.1.2.1.Конструкции с формой на -мен (-эн, -ен).

2.1.2.2.Конструкции с формой на -мысь (-ысь).

2.1.2.3.Конструкции с деепричастием на -са и -тэк.

2.1.2.4.Конструкции с .м-овым отглагольным словом в сочетании с послелогом понна.

2.1.3.Обстоятельств цели.

2.1.3.1 .Инфинитивные обороты.

2.1.3.2.Конструкции с н-овым отглагольным словом в сочетании с послелогом понна (вылысь).

2.1.4.0бстоятельсто образа действия.

2.1.5.0бстоятельсто меры и степени.

2.1.6.Обстоятельств условия.

2.1.7.0бстоятельство уступки.

2.2.Определение.

2.2.1 .Формирующий член - ;и-овая форма.

2.2.2.Формирующий член - оовое причастие.

2.2.3.Формирующий член - н-овая форма.

2.2.4.Формирующий член - причастие на -мон.

2.2.5.Формирующий член - отрицательное причастие на -нтэм.

2.3 .Дополнение.

2.3.1.Формирующий член м-овое отглагольное имя.

2.3.1.1.Форма на -м(зэ).

2.3.1.2.Форма на -мез.

2.3.1.3.Форма на -млы.

2.3.1.4.Форма на -м сярысъ.

2.3.1.5.Форма на -м понна.

2.3.1.6.Форма на -млэсь.

2.3.2.Формирующий член н-овая форма.

2.3.2.1.Форма на -нзэ.

2.3.2.2.Форма на -нозэ.

2.3.2.3.Форма на -нэз.

2.3.2.4.Инфинити в.

2.3.2.5.Форма на -н сярысъ.

2.3.3.Формирующий член - оовое субстантивированное причастие.

2.4.Подлежаще е.

2.4.1.Формирующий член -м-овгя отглагольная форма.

2.4.2.Формирующий член - н-овая отглагольная форма.

2.4.3.Формирующий член - с-овое субстантивированное причастие.

2.4.4.Формирующие члены - другие субстантивированные слова.

2.5.Сказуемо е.

3.Конструкции с сопоставительными отношениями.

4.Сложноподчиненное предложение.

4.1.Союзное подчинение.

4.2.Относительное подчинение.

4.3.Многочленное сложноподчиненное предложение.

5.Вопрос о синтаксических заимствованиях.

6.Переходные явления в выражении гипотаксиса.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)», 10.02.02 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Пути развития гипотактических отношений в удмуртском языке»

Актуальность исследования. Синтаксис финно-угорских языков, имеющих ранние письменные памятники, в известной мере исследован в историческом аспекте, и в некоторых из исследований, работ использован материал родственных языков [Klemm 1928, 1940, 1942; Berrär 1980; Ravila 1975; Saukko-nen 1965, 1966 и др.].

Если синтаксис финно-угорских языков восточной группы в синхронном аспекте в определенной мере изучен (появился ряд описательных грамматик, трудов и монографий), то исторические исследования в этой области весьма незначительны, что обусловлено объективными причинами: отсутствием древних памятников письменности по ряду языков, недостаточной изученностью синтаксиса современных финно-угорских (уральских) языков и их диалектов.

Так, анализом субстантивных конструкций положено начало диахрон-ному изучению синтаксиса марийского языка [Андуганов 1991]. По пермским языкам в историческом освещении выполнены кандидатские диссертации В. Г. Калашниковой [1974] и Н. Д. Мановой [1976], в которых исторический аспект ограничивается главным образом этимологией средств связи сложных предложений - союзов и союзных слов. Некоторые основные древние черты синтаксиса коми и удмуртского языков освещены в статьях Б. А. Серебренникова [1967: 101-106; 1986: 116-123]. О природе происхождения так называемых субъектных деепричастных, причастных и отглагольно-именных конструкций в удмуртском (пермских) языках высказывался ряд ученых [Fokos-Fuchs 1958: 306-307; Перевощиков 1959: 198; Stipa 1960: 203-204; Алатырев 1967: 65; Калинина 1972: 92-93; Шутов 1978: 284-286]. Функции и происхождение подчинительных союзов шуыса, бере, дыръя в удмуртском языке рассмотрены П. Н. Перевощиковым [1946]. Имеются работы, в которых затрагиваются вопросы о тюркском и русском влиянии на синтаксис удмуртского языка [Веке 1914/1915: 1-77; Перевощиков 1963; Redei 1969: 154-160]. В интересующем нас аспекте особо следует отметить работу А. Клемма о выражении паратактических и гипотактических отношений в северохантыйском и удмуртском языках, в которой выявлены некоторые основные разновидности древних синтаксических конструкций указанных языков [Klemm 1912].

Создание исторического синтаксиса отдельных языков, а в конечном итоге и сравнительно-исторического синтаксиса финно-угорских (уральских) языков является одной из актуальнейших задач финно-угроведения. Важнейшими звеньями на пути решения указанной проблемы являются диахронические исследования по отдельным разделам синтаксиса того или иного языка. В таком плане и выполнена предлагаемая работа, посвященная изучению истории формирования, развития гипотактических (гипотаксических) конструкций в удмуртском языке.

Актуальность такого рода исследования объясняется и тем, что оно не только способно, как показывает проведенный нами анализ, раскрыть неосвещенные стороны синтаксиса современного удмуртского языка, но и помогает разрешить некоторые противоречивые моменты при синхронной оценке тех или иных синтаксических явлений. И это вполне естественно: без исторического подхода не всегда объяснимо современное состояние языка, находящегося в динамике, развитии.

О методике исследования истории гипотактических конструкций в удмуртском языке. В арсенале мировой компаративистики, несмотря на отсутствие единых принципов построения сравнительно-исторического синтаксиса родственных языков и исторического синтаксиса отдельных языков, имеется богатое разнообразие приемов изучения истории синтаксических единиц (см. об этом, например: [СШ 1973: 49-57; Гаджиева 1973: 32-58; Гаджиева, Серебренников 1986: 16-27; Андуганов 1991: 11-17]), многие из которых можно использовать для исследования путей развития гипотактических отношений в удмуртском языке, не имеющем ранних памятников письменности. В данной работе предлагается следующий порядок анализа рассматриваемых синтаксических конструкций.

1. Исследование "микроистории" параллельных гипотактических конструкций в удмуртском языке, выявление тенденций их развития. Эта микроистория" охватывает примерно полтора столетия, в течение которого синтаксис удмуртского языка не мог остаться неизменным, так как в ходе формирования и эволюции письменного литературного языка особенно активизировались законы внутреннего развития языка и внешние факторы. Точкой отсчета являются первые значительные по объему удмуртские тексты - переводные евангелия и азбуки 1847 года на сарапульском и глазовском наречиях (более ранние источники ввиду малого объема и некачественного перевода для анализа непригодны).

Несмотря на имеющиеся искажения синтаксического строя удмуртского языка, что в известной мере было связано со стремлением переводчиков буквально подражать церковнославянскому оригиналу, переводные источники 1847 года являются ценными памятниками удмуртской письменности XIX века. Являясь плодом коллективного и довольно продолжительного труда, первые переводы евангелий на удмуртский язык, на наш взгляд, оказались намного качественнее, чем аналогичные переводы евангелий на другие языки народов Поволжья, выполненные за короткий промежуток времени. Здесь уместно отметить, что на основе указанных переводных материалов эстонскому академику Ф. Й. Видеманну [Wiedemann 1851] удалось создать подлинно научную (в отличие от предыдущих грамматик) для того времени грамматику удмуртского языка (оценку этого труда см.: [Тараканов 1959: 149-166; Вахрушев 1986: 149-150; Шутов 1997: 215]). Роль перевода Библии в формировании и развитии чувашского литературного языка достойно оценена И. В. Мукиной [1999]. Весьма справедливым, на наш взгляд, является высказывание венгерского исследователя финно-угорских литератур Петера Домокоша [1993: 170]: "Письменные памятники [у венгров - А. Ш.], такие как "Надгробная речь" и "Плач Марии", финский перевод Библии Агриколой, - это тексты, которые представляют не только объект исследования, доставляющий удовольствие для лингвистов, но и досконально проанализированные, эстетически ценные творения литературы". Добавим также, что историки русского языка не могли обойти без анализа Остромирово, Зографское евангелия и т. п.

Следует отметить, что если Ф. Й. Видеманн и многие зарубежные исследователи удмуртского языка по мере возможности старались использовать дореволюционные источники, то удмуртские исследователи грамматического строя (часто из идеологических соображений) игнорировали их, считая язык этих источников поповским или националистическим (см. об этом: [Каракулов 1994: 14; Уваров 1994: 93: 1994: 93]). Было бы некорректным историку языка пренебрегать такими ценными памятниками удмуртской письменности: в дооктябрьский период было издано, как полагает А. Н. Уваров [1994: 96], более 250 книг, из них около половины - религиозного содержания, остальные - просветительские. По свидетельству исследователя удмуртского литературного языка Б. И. Каракулова [1997: 33], далеко не полное количество удмуртских источников указанного периода доходит до 391 наименования. Разумеется, среди этих источников особую ценность представляют оригинальные удмуртские тексты, которые собрали Т. Г. Аминофф, Б. Мункачи, Ю. Вихманн, Б. Г. Гаврилов, Н. Первухин.

2. Выявление общих структурных моделей с единой семантикой и морфологической опорой в близкородственных удмуртском и коми языках (диалектах) с целью установления общепермских моделей синтаксических конструкций в древнеудмуртском и прапермском языке. "Наибольшей достоверности достигает реконструкция тех синтаксических моделей, которые связаны с морфологическими чертами праязыка" [ОЯ 1973: 52; Гаджиева 1973: 39]. Таким образом, исторический синтаксис тесно увязывается с исторической морфологией. Указанная процедура особенно важна для изучения истории допись-менного периода языка, и она позволяет говорить о том, что синтаксические конструкции, например, с деепричастиями на -ку, -тозъ, -мои в удмуртском языке имеют общепермские модели и, по всей вероятности, начали формироваться в прапермский период.

3. Использование особенностей языкового типа. Развитие гипотактических отношений в удмуртском языке, относительно устойчиво сохранившем древние черты языка агглютинативного типа, главным образом обусловлено порядком слов "определение + определяемое". Так, например, с указанным словопорядком непосредственно связана история образования вер-боидных (инфинитных) и других конструкций, история формирования придаточных предложений с постпозитивными союзами и некоторые другие процессы.

Для всестороннего изучения истории рассматриваемых синтаксических конструкций необходимо привлечение данных других родственных, неродственных и контактирующих языков, а также совокупное использование различных данных.

Цель работы - исследование путей развития гипотактических отношений в удмуртском языке.

Объект, предмет и задачи исследования. Объектом настоящего исследования является гипотаксис в удмуртском языке, а предметом исследования -предложения с инфинитными и другими конструкциями, функционально соответствующими придаточным предложениям, сложноподчиненные предложения и некоторые переходные гипотактические конструкции. В работе ставились следующие задачи: 1) выявить параллельные гипотактические конструкции в удмуртском языке, определить их продуктивность/непродуктивность и проследить тенденции их развития; 2) рассмотреть природу происхождения вербо-идных (инфинитных) и других конструкций, их формирующих членов и средств связи сложноподчиненных предложений; 3) выявить синтаксические новообразования и определить влияние других языков в сфере выражения гипотактических отношений в удмуртском языке; 4) попытаться установить общепермские и прапермские модели гипотактических конструкций в удмуртском языке; 5) выявить по мере возможности типологически сходные явления в выражении гипотаксиса в родственных и неродственных языках; 6) по возможности разрешить противоречивые моменты в синхронной оценке некоторых синтаксических конструкций в удмуртском языке.

Научная новизна исследования. Настоящая работа является первым диахроническим исследованием гипотактических конструкций в удмуртском языке. В нем впервые подробно рассматриваются природа происхождения инфинитных и других конструкций в удмуртском языке, тенденции их развития, впервые предпринята попытка выявления древних гипотактических конструкций в удмуртском (пермских) языках. В работе выявлены синтаксические новообразования, переходные явления в выражении гипотаксиса и не зафиксированные до сих пор подчинительные средства связи предложений, уточнен синтаксический статус некоторых конструкций. Впервые обобщены имеющиеся материалы по теме исследования.

Теоретическая значимость. Методика исследования синтаксических конструкций в удмуртском языке может иметь теоретический характер для изучения языков, не имеющих ранних памятников письменности. Такой же характер приобретают рассматриваемые в работе вопросы о природе происхождения гипотактических конструкций, о типологических данных в разных языках. Кроме того, исследование подобного типа содержит дополнительный материал для урало-алтайской гипотезы.

Практическая значимость. Результаты и материал настоящего исследования могут быть использованы (частично уже используются) в вузовском курсе лекций по исторической грамматике, синтаксису и стилистике удмуртского (а также в определенной мере коми) языка для студентов, аспирантов. Материалы исследования в перспективе могут послужить в качестве одного из основных разделов исторического синтаксиса удмуртского языка. Считаем целесообразным иметь раздел о членах предложения как семантических аналогах придаточных предложений в синтаксисе современного удмуртского языка. В работе содержится материал для разработки синтаксических, стилистических и частично пунктуационных норм удмуртского языка.

Источники исследования. Выполнение поставленных цели и задач исследования было бы неосуществимо без необходимой базы данных. В течение последних двух десятилетий нами был собран для анализа языковой материал (около 6000 примеров) из более 200 источников разного жанра и периода начиная с 1847 года до наших дней: художественных произведений, газет, журналов, диалектных и переводных текстов. В том числе из 38 источников примеры собраны путем сплошной выборки, незначительная погрешность при этом допустима.

Диалектный материал дается в транскрипции оригинала (соответственно на латинице или кириллице), хотя фонетическое оформление для синтаксического анализа существенной роли не играет. Число иллюстративного диалектного материала, синтаксически не отличающегося от литературной нормы, значительно сокращено. Пунктуация источников соблюдена. В редких случаях, когда адекватная подача оригинала затруднена, примеры даются в современной графике.

Теоретической и методологической основой исследования послужили выводы и результаты трудов по историческому и сравнительно-историческому синтаксису отечественных и зарубежных ученых (Б. Дельбрюка, А. В. Сприн-чака, В. Н. Ярцевой, В. В. Иванова, Т. П. Ломтева, Н. 3. Гаджиевой, Б. А. Серебренникова, А. Клемма, К. М. Баушева, Ю. В. Андуганова и др.). Исследование гипотактических конструкций осуществлялось путем применения различных лингвистических методов - описательного, сравнительно-исторического, типологического, структурного, трансформационного и количественного.

Апробация работы. Основные положения и результаты работы докладывались и обсуждались на научных совещаниях разного уровня, в том числе в докладах на VI (Сыктывкар, 1985), VII (Дебрецен, 1990), VIII (Ювяскюля, 1995) Международных конгрессах финно-угроведов; I (VI) (Ижевск, 1996), II (VIII) (Сыктывкар, 2000), III (IX) (Ижевск, 2002) Международных симпозиумах "Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками"; III Международном симпозиуме "Пути и способы совершенствования и развития финно-угорских языков" (Ижевск, 1998); Международном симпозиуме по дейктическим системам и квантификации в языках Европы и Северной и Центральной Азии (Ижевск, 2001); XVI (Сыктывкар, 1979), XVII (Ижевск, 1987) Всесоюзных конференциях финно-угроведов; I (Йошкар-Ола, 1994), II (Саранск, 2000) Всероссийских конференциях финно-угроведов; I (Устинов, 1986), II (Ижевск, 1988), III (Сыктывкар, 1990), IV (Сыктывкар, 1992), VII (Сыктывкар, 1998) зональных симпозиумах "Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками", а также на республиканских (Удмуртия) и итоговых научных конференциях преподавателей и сотрудников УдГУ. Фактический материал исследования используется при чтении лекций и проведениии практических занятий по удмуртскому языку в Удмуртском госуниверситете.

ВВЕДЕНИЕ

В широком понимании гипотаксис - это подчинение предложений [Ахма-нова 1969: 100; Розенталь, Теленкова 1985: 51]. Результатом выражения гипотаксиса, кроме сложноподчиненных предложений, в некоторых языках являются предложения с инфинитными глагольными и прочими конструкциями, которые функционально соответствуют сложноподчиненным предложениям, переходные гипотактические конструкции. В современном русском языке "сочинение (паратаксис) и подчинение (гипотаксис) являются основными типами союзного соединения простых предложений в сложные'' [Розенталь, Голуб, Теленкова 1998: 376]. Однако следует отметить, что в древнерусском языке довольно широко употреблялись предложения с "дательным самостоятельным" в функции сложноподчиненных предложений с обстоятельственными, изъяснительными и определительными придаточными предложениями. В "Исторической грамматике русского языка" [1978: 423] отмечается, что "на протяжении длительного времени дательный самостоятельный служил одним из важнейших средств выражения гипотактических отношений в русском языке".

Уникальная особенность синтаксиса современного удмуртского языка заключается в том, что в нем в богатом разнообразии сосуществуют параллельно и те, и другие разновидности гипотактических конструкций. С одной стороны, в языке часто используются конструкции с инфинитными формами глагола. С другой стороны, в удмуртском языке широкое развитие получили сложноподчиненные предложения русского типа с союзными словами и подчинительными союзами. Однако и среди последних выделяются нехарактерные для русского языка придаточные предложения с постпозитивными союзами.

Б. А. Серебренников [1986: 122] полагает, что в современном удмуртском языке "происходит борьба двух синтаксических систем разных типов. Преобладающей является старая система тюрко-татарского типа, свойственная финно-угорскому праязыку. Но она постепенно разрушается благодаря влиянию русского языка".

Кратко остановимся на истории изучения рассматриваемых гипотактических конструкций в удмуртском языке.

В первой грамматике удмуртского языка, еще не затрагивавшей синтаксиса языка, в примечаниях к разделу о местоимениях нами зафиксировано (одно единственное в грамматике) сложноподчиненное предложение с определительным придаточным предложением, в котором в качестве союзного слова употреблено относительное местоимение: Монъ тыныдъ кузмало со сяскаюсъсе, кудъ-юсъсе тонъ аддцидъ монъ дынямъ 'Я Te6í> подарю Tfe цветки, которые ты видЪл у меня' [Соч. 1775: 42]. Поскольку первая грамматика посвящена главным образом морфологии, то в ней можно выявить некоторые формирующие члены (морфологические опоры) рассматриваемых инфинитных конструкций. Так, например, в глагольных разделах "Наклонеше неопределенное" имеются причастия на -съ (-сьтэм), -м (-мтэ), инфинитив, деепричастия на -са и -тэк, л^-овые (м-овые) отглагольные слова со служебными слова сямен, бере [Соч. 1775: 59, 63, 67, 71, 75, 78, 82, 86]. Некоторые другие служебные слова: послелоги, союзные слова (относительные местоимения и местоименные наречия) - зафиксированы в разделах "Нар£чш", "О междометш", "О предлогЪ" [Соч. 1775: 108-113].

Некоторые служебные слова, которые могут употребляться в инфинитных конструкциях и придаточных предложениях, отражены и в рукописной грамматике удмуртского языка М. Могилина (датируется 1786 годом), посвященной также морфологии. В качестве союза дано 5 слов - кызи 'какъ', озикъ 'такъ', ку 'когда', со-ку 'тогда', но 'и, ни', из которых союзом является лишь последнее (и иногда ку), а остальные - наречия [Могилин 1786: 108]. Между тем употребление подчинительных союзов можно найти в глагольном разделе: постпозитивный союз ке 'если' переведен на русский язык по-разному - увань ке 'ежели есть', луозь-ке 'какъ будетъ', а союз куке 'когда' переведен как 'когда, ежели' - куке монъ верасалъ 'ежели бы я сказалъ', ку-ке монъ луисалъ 'когда бы я былъ' [Могилин 1786: 74, 97].

Впервые подчинение предложений нашло отражение в первой научной грамматике удмуртского языка академика Ф. И. Видеманна [Wiedemann 1851: 277-279], в которой наряду с обычными союзными придаточными предложениями выделяются так называемые сокращенные придаточные предложения, образующиеся с помощью отглагольных имен и деепричастий. При этом автор ссылается на морфологические разделы "Глагольное имя" (с. 128-150) и "Деепричастие" (с. 150-158), где приведены примеры на предложения с глагольно-именными и деепричастными (как моносубъектными, так и немоносубъект-ными) конструкциями. Несмотря на то что Ф. Й. Видеманну пришлось оперировать некачественными примерами из переводных евангелий, в которых чувствуется сильное подражание церковнославянскому оригиналу, ему удалось выявить многие типы сложноподчиненных предложений и конструкций с неличными формами глагола. Можно представить себе, как полно и качественно мог бы описать грамматический строй удмуртского языка талантливый ученый уже тогда, если бы он располагал удмуртскими оригинальными текстами.

В грамматике зырянского языка Ф. Й. Видеманн [Wiedemann 1884] впервые в сопоставительном плане рассматривает грамматический строй близкородственных коми и удмуртского языков. В главе о союзах имеется ценное замечание о возникновении предложений с глагольно-именными и деепричастными конструкциями (здесь и далее перевод наш - A. LLL): "Из того, что говорилось в §§ 111-125 о способности зырянского, удмуртского языков сокращать с помощью глагольных имен и деепричастий два предложения в одно, можно сделать вывод, что они гораздо реже используют союзы, чем другие языки" [Wiedemann 1884: 230].

В работе X. Винклера "Der uralaltaische Sprachstamm" [Winkler 1909: 97100] имеется раздел, посвященный синтаксису удмуртского языка, где он оперирует примерами, взятыми им из текстов Ю. Вихманна. Автор большое внимание уделяет деепричастным, причастным и инфинитивным конструкциям, которые он называет "побочными определениями" (Nebenbestimmungen). X. Винклер приходит к выводу, что за некоторыми исключениями ".индогер-манское союзное придаточное предложение появляется в удмуртском языке равномерно и регулярно в виде включенных в сложноподчиненное предложение побочных определений по типу так называемых абсолютных генитивов, аблативов, аккузативов." [Winkler 1909: 107]. X. Винклер не придал должного значения распространенным в удмуртском языке частицам союзного порядка, назвав их союзоподобными и полусоюзами [Winkler 1909: 104, 106].

В "Краткой грамматике языка народа удмурт" П. П. Глезденева [1921: 45-55] имеются лишь краткие сведения по синтаксису. Как и Ф. И. Видеманн, он инфинитные конструкции рассматриваемого типа согласно господствовавшей тогда теории относит к "сокращенным" придаточным предложениям. В такой же квалификации рассмотрены они в грамматике И. В. Яковлева [1931: 21] "Удмурт кылрадъян" и "Грамматике" (Синтаксис) для неполных средних и средних школ А. Н. Лекомцева [1938:62].

Первой специальной работой, посвященной вопросам синтаксиса удмуртского языка, является труд К. М. Баушева "Синтаксический строй вотской речи и генезис частиц союзного порядка", в которой впервые уделяется должное внимание придаточным предложениям с постпозитивными союзами. Автор справедливо отмечает: ". какое громадное значение имеет синтаксический строй вотского языка на происхождение, установку и даже на значение всех тех частиц, которые начинают осуществляться как союзы" [Баушев 1929: 45]. Вышеназванная работа К. М. Баушева имеет методологический характер, его концепция в развернутом виде представлена в фундаментальном труде тюрколога Н. 3. Гаджиевой [1973: 366-379].

Большой вклад в начало системной разработки вопросов синтаксиса сделал П. Н. Перевощиков. Он впервые более или менее подробно рассмотрел сложноподчиненные предложения, деепричастные и некоторые другие конструкции, подчинительные союзы, влияние русского языка на грамматический строй удмуртского языка [П. Н. Перевощиков 1939; 1946; 1952; 1955]. На некоторых его работах мы будем подробно останавливаться в основной части исследования.

Далее следует отметить богато иллюстрированные материалами монографии Д. Р. Фокоша-Фукса "Die Verbaladverbien der pennischen Sprachen" [1958], П. H. Перевощикова "Деепричастия и деепричастные конструкции в удмуртском языке" [1959] и Г. Стипы "Funktionen der Nominalformen des Verbs in den permischen Sprachen" [1960], выполненные почти одновременно и независимо друг от друга на одну близкую тему. Работа Д. Р. Фокоша-Фукса примечательна тем, что он пытается рассмотреть деепричастия в удмуртском языке шире и что у него имеется интересное предположение об образовании субъектных деепричастных конструкций в пермских языках: те voi 'я пришел'х теат voted z > те votedz 'до моего прихода' [Fokos-Fuchs 1958: 306-307]. Судя по его схеме, субъектная деепричастная конструкция представляет собой преобразованное обычное предложение. П. Н. Перевощиков [1959: 198] указанные конструкции возводит исторически к определительным словосочетаниям имени действия с основным падежом имени действователя, а Г. Стипа [Stipa 1960: 203-204] - к именным предложениям, в которых именная форма глагола выполняла функцию сказуемого.

J1. И. Калинина вслед за Г. Стипой предполагает, что субъектные причастные и отглагольно-именные конструкции восходят к самостоятельным именным предложениям. Процесс возникновения указанных конструкций она представляет так: "Войдя в состав глагольного предложения, именное предложение номинализируется. Сказуемое бывшего именного предложения, попадая в зависимое от сказуемого главного предложения, почти полностью теряет свои глагольные свойства. Бывшие предикативные отношения между ними превращаются в атрибутивные " [Калинина 1972: 92-93]. (Системный анализ причастий удмуртского языка дан в обощающем труде Л. И. Калининой [2001] "Причастия и причастные конструкции в удмуртском языке").

Разделяя точку зрения некоторых тюркологов, В. И. Алатырев [1969: 154] рассматривает анализируемые нами конструкции (в первую очередь субъектные деепричастные конструкции) в качестве синтетических придаточных предложений, в которых деепричастия выполняют одновременно две функции: члена предложения (сказуемого) и союза. Такая позиция исследователя нашла отражение и в "Грамматике современного удмуртского языка" [1970: 114-118]: деепричастия и глагольно-именные формы на -(э)мен, -(э)мысъ даны им как сказуемые. Возникновение указанных конструкций В. И. Алатырев [1967: 65] объясняет следующим образом: ".в истории развития удмуртского языка (и других языков, в которых рассматриваемая нами конструкция функционирует) был такой период, когда деепричастия свободно выступали в роли самостоятельных сказуемых." "Функционирование деепричастий в роли сказуемого продолжалось до тех пор, пока личные формы глаголов не приобрели "аксиоматический' и всеобщий характер (в роли сказуемого). Но все же деепричастия свою древнюю функцию полностью не утратили. Они сохранили ее в сложных предложениях" [Алатырев 1967: 67]. Мы не разделяем его концепцию о синтетических сложноподчиненных предложениях и о происхождении указанных выше конструкций из древних предложений с деепричастным сказуемым (наша точка зрения по данному вопросу дается в соответствующем разделе).

В 1963-1964 гг. на страницах газеты "Советской Удмуртия" развернулась лингвистическая дискуссия, в которой приняли участие языковеды, методисты, учителя и писатели (см. об этом: [Конюхова 1963; Яшина 1963; Поздеева 1963; Вахрушев 1963; Перевощиков 1964]). Поводом к дискуссии послужила статья А. В. Конюховой [1963: 2, 4] "Отглагольной конструкциос сярысь" (Об отглагольных конструкциях), которая в свою очередь была написана в связи со статьей П. Н. Перевощикова [1952: 103-119] "О некоторых синтаксических конструкциях в удмуртском языке", вышедшей под рубрикой "Дискуссии и обсуждения". Дискуссия шла по поводу определения синтаксического статуса конструкций со служебным словом бере 'после, после того как; если, коли, раз, поскольку' и некоторых других конструкций в непосредственной связи с темой "Обособление членов предложения": то ли конструкции с бере представляют собой придаточные предложения, то ли это отглагольные обороты или переходные конструкции. Рассмотрению указанных конструкций были посвящены и наши статьи, в которых предлагаются некоторые приемы дифференциации сложных и осложненных предложений в удмуртском языке [Шутов 1984: 101106; 1992: 37-38].

С рассматриваемой темой в определенной мере связана работа Г. А. Ушакова "Сложноподчинённой предложенное но соослэн синонимъёссы" [1977], где дается анализ параллельных конструкций - придаточных предложений и распространенных членов (оборотов), их стилистические особенности, планы уроков по изучению сложноподчиненных предложений в школе.

Следует отметить также учебно-методическое пособие Н. Н. Тимер-хановой "Сложноподчиненные предложения с придаточными времени в русском и удмуртском языках" [1998], в которой дается структурно-семантическая классификация сложноподчиненных предложений в сопоставительном плане, и статью Н. И. Ураськиной [2001: 159- 160] о дейктической семантике союзных слов в сложноподчиненных предложениях в удмуртском языке.

Кратко рассмотрим, как оцениваются конструкции анализируемого типа в родственных и тюркских языках.

В диссертационной работе Н. Д. Мановой "Сложноподчиненные предложения в коми языке в историческом освещении", кроме синхронного структурно-семантического анализа основных типов сложноподчиненных предложений, дается этимология средств связи частей сложного предложения [Манова 1976].

В "Грамматике зырянского языка" П. И. Савваитова, вышедшей в 1850 году в Санкт-Петербурге, уже применен термин "абсолютная конструкция": коми конструкции типа муан уз1гбн 'во время нашего сна' сравниваются с греческим абсолютным генитивом [Савваитов 1850: 116].

В коми конструкциях анализируемого типа А. С. Сидоров рассматривает грамматически выраженный субъект действия в качестве "принадлежностного определения, выраженного неоформленным существительным" [Сидоров 1953: 52].

Н. И. Исанбаев, рассматривая субъектные деепричастные конструкции в марийском языке, отмечает, что "деепричастие в таких конструкциях не имеет связи с подлежащим основной части предложения. Оно выражает действие, относящееся к другому субъекту. Вследствие этого эта конструкция отличается значительной самостоятельностью внутри предложения" [Исанбаев 1961: 96].

К абсолютным оборотам в финском языке относят конструкции, в роли предикативной части которых выступает инструктивная форма II инфинитива, а субъектная часть выражается существительным в номинативе единственного или множественного числа [см.: Бйра 1950: 203; Дубровина 1972: 135-136].

В венгерском языке субъектные деепричастные конструкции находятся в реликтовом состоянии. Й. Балашша [1951: 362] не рекомендует употреблять конструкции, в которых главное предложение и деепричастный оборот имеют различные подлежащие: А \onat megërkezven, е1еЬе ягеМет (букв. 'Поезд прибыв, я поспешил к нему'). "В современном языке стало нормой, что субъект действия, выраженного деепричастием, совпадает с субъектом действия, выраженного глаголом-сказуемым, - отмечает К. Е. Майтинская. - Однако нарушается это правило даже у лучших венгерских писателей" [Майтинская 1960: 101]. Далее она справедливо, на наш взгляд, подчеркивает: "Отделяет деепричастный оборот подобного типа от придаточных предложений то, что в нем нет сказуемого, выраженного финитной формой глагола [Майтинская 1960: 103].

Предложения с конструкциями рассматриваемого типа в самодийских языках Н. М. Терещенко относит к простым осложненным предложениям и, как и П. Н. Перевощиков, полагает, что указанные конструкции исторически восходят к определительным словосочетаниям имен [Терещенко 1973: 305311]. Инфинитные конструкции обско-угорских языков в качестве глубинного предложения впервые описываются Н. А. Лысковой [1997].

В работе финского ученого Л. Хакулинена "Развитие и структура финского языка" II [1955] выявлены древнефинские синтаксические конструкции со ссылкой на примеры из родственных языков, в том числе из удмуртского языка.

Большую ценность для синтаксиса удмуртского языка представляет одна из первых работ А. Клемма "А mellerendelö es alärendelö viszony kifejezese az eszaki osztjäk es votjäk nyelvben" [Klemm 1911-1912] о выражении паратактических и гипотактических отношений в северохантыйском и удмуртском языках. На материале примеров, заимствованных из оригинальных (в чем и его преимущество перед Ф. Й. Видеманном) текстов Б. Мункачи и Ю. Вих-манна, А. Клемму удалось выявить некоторые основные типы придаточных предложений и синонимичных им архаических конструкций в удмуртском языке. Для иллюстрации фактов им удачно привлечен материал и из других родственных языков.

В дальнейшей перспективе указанная работа и явилась, по-видимому, первоначальной базой для создания талантливым ученым богатого трехтомного труда "Magyar törteneti mondattan" [Klemm 1928, 1940, 1942], в котором на большом фактическом материале выявлены древние синтаксические конструкции не только в венгерском, но и других родственных языках. Эту работу вполне можно считать одной из лучших попыток сравнительно-исторического изучения синтаксиса финно-угорских языков.

Нельзя не отметить методологическую значимость труда другого выдающегося венгерского исследователя Д. Р. Фокоша-Фукса "Rolle der Syntax in der Frage nach Sprachverwandtschaft mit besonderer Rücksicht auf das Problem der ural-altaischen Sprachverwandtschaft" [Fokos-Fuchs 1962], в котором на большом материале синтаксиса уральских и алтайских языков выдвигается гипотеза о генетическом родстве указанных языков.

С вышеприведенной работой перекликается содержащий весьма интересные наблюдения в указанных языках рукописный труд В. Прёле "Vergleichende Syntax der ural-altaischen (turanischen) Sprachen" [Pröhle 1978], в котором зафиксировано и несколько удмуртских примеров на конструкции анализируемого типа.

В тюркологической литературе с давних пор идет дискуссия относительно тюркских конструкций анализируемого типа, и существуют различные точки зрения. Одни тюркологи относят к придаточным предложениям все причастные, деепричастные и глагольно-именные конструкции, семантически соответствующие придаточным предложениям индоевропейского типа. Другие считают придаточными предложениями только те из указанных конструкций, которые имеют свое собственное подлежащее, отличное от подлежащего основной части предложения. Третья группа тюркологов относит все причастные, деепричастные и глагольно-именные конструкции к составу простого предложения (см. об этом: [Вопросы грамматики тюркских языков 1958: 79-245; Гаджиева 1973: 16-17; Баскаков 1975: 239-240]).

Заслуживает внимания концепция о полипредикативных предложениях синтаксистов новосибирской школы, которая с учетом данных разных языков несомненно является попыткой дальнейшего совершенствования теории о сложных предложениях. На уникальном материале алтайских и вообще языков агглютинативного типа, как они полагают, действительно можно говорить о наличии в этих языках "бессоюзного гипотаксиса", "склонения предложений" [Черемисина 1979: 3, 40]. По мнению Л. П. Васиковой [1986: 140], "предложения с предикативной деепричастной конструкцией - это особый структурно-семантический разряд в системе бессоюзных сложных предложений". В настоящей работе мы воздерживаемся от употребления понятий "полипредикативные предложения", "полипредикативные конструкции" применительно к предложениям с инфинитными и прочими конструкциями, поскольку в классическом синтаксисе одним из фундаментальных признаков сложного предложения является полипредикация и каждая его составная часть - предложение, а предикативность - ключевой конституирующий признак предложения [ЛЭС 1990: 471, 392]. Во избежание разнобоя в синтаксических терминах, более последовательным, на наш взгляд, является выделение в качестве полипредикативных сложных предложений сложных предложений, содержащих больше двух предикативных единиц [Уханов 1981: 3], которые в свою очередь подразделяются на многочленные сложные предложения (с однотипной синтаксической связью) и сложные синтаксические конструкции (с разнотипной синтаксической связью) [Валгина 1978: 368]. С точки зрения указанных критериев нецелесообразно называть предложения с указанными конструкциями "сложноспаянными" или синтетическими сложноподчиненными, как их, например, рассматривают Л. К. Байрамова, Ф. С. Сафиуллина [1989: 139].

Для исследования рассматриваемой темы в методологическом плане большой интерес представляет фундаментальный труд по сравнительно-историческому синтаксису тюркских языков Н. 3. Гаджиевой "Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков" [1973] (см. также: [Гад-жиева, Серебренников 1986]), так как все же, если и не затрагивать проблемы урало-алтайского родства, в удмуртском и тюркских (в частности татарском, чувашском) языках имеется довольно большое количество типологически сходных синтаксических параллелей.

23

Из указанного обзора литературы по сложноподчиненным предложениям и конструкциям с инфинитными формами глагола в удмуртском языке следует отметить:

1) во многих из рассмотренных работ содержится ряд ценных и интересных наблюдений о природе и происхождении рассматриваемых конструкций, особенно у Ф. Й. Видеманна, К. М. Баушева, А. Клемма, Д. Р. Фокоша-Фук-са, Б. А. Серебренникова и др.;

2) относительно полно в синхронном плане изучены в удмуртском языке деепричастные конструкции, также в определенной мере - некоторые типы определительных и обстоятельственных конструкций, сложноподчиненных предложений;

3) переходные гипотактические конструкции в удмуртском языке не рассматривались;

4) ни одна из указанных гипотактических конструкций в удмуртском языке не подвергалась диахронному изучению с учетом первых письменных памятников до наших дней. А это полтора столетия - микроистория, в течение которой удмуртский язык не мог остаться неизменным, поскольку в процессе развития письменного литературного языка в нем произошли активные процессы.

В настоящей диссертационной работе в диахронном аспекте рассматриваются пути развития гипотактических отношений в удмуртском языке.

ПУТИ РАЗВИТИЯ ГИПОТАКТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В УДМУРТСКОМ ЯЗЫКЕ

Похожие диссертационные работы по специальности «Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)», 10.02.02 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)», Шутов, Александр Федорович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Избранная методика исследования позволила получить совокупное представление о природе и тенденциях развития гипотактических конструкций в удмуртском языке, в т. ч. и о тех, которые в синхронном плане в определенной мере изучены. Основным результатом развития гипотактических отношений в удмуртском языке являются: 1) сложноподчиненные предложения с союзным (преимущественно с постпозитивными подчинительными союзами) и относительным (с помощью союзных слов) подчинением; 2) предложения с деепричастными, причастными, отглагольно-именными и другими конструкциями (как моносубъектными, так и немоносубъектными), являющиеся семантическими аналогами сложноподчиненных предложений; 3) различные переходные явления в выражении гипотаксиса.

Моносубъектные инфинитные и другие конструкции развивались в недрах простого предложения, а предложения с немоносубъектными конструкциями возникли из двух самостоятельных предложений и являются одной из древних форм выражения гипотаксиса в удмуртском языке.

Многие инфинитные конструкции в удмуртском и коми языках, функционирующие в качестве семантических аналогов придаточных предложений, имеют общепермские модели и являются в большинстве случаев прапермским наследием. Формирующими членами этих конструкций являются восходящие к прафинно-угорскому (прауральскому) языку ти-овые, н-овые и с-овые отглагольные слова (причастия, деепричастия, отглагольные имена, инфинитивы). Общепермские модели имеют и некоторые деепричастные конструкции, например, с деепричастиями на у. -ку! к.-з. -иг (-игдн)/к.-п. -ик(б), у. -тозъ/ к. -тддз, у. -мои!к. -мдн.

Важную конструктивную роль в формировании объектных, подлежащных конструкций играет изафет (притяжание), однако в коми языке под влиянием русского языка наблюдается некоторая тенденция оформления обладаемого члена изафетной конструкции без притяжательного суффикса. Изафетное оформление некоторых обстоятельственных конструкций в удмуртском языке, наоборот, является стилистически нежелательным.

Наряду с указанными отглагольными словами большая роль в формировании инфинитных конструкций, особенно обстоятельственных, отводится послелогам, которые довольно богато представлены в удмуртском языке и образуют в некоторых случаях синонимичные ряды. Гипотактическая потенция заложена и в самой природе отглагольных образований, например, причастия на -оно (-ёно), -но, деепричастия на -мон. Средством выражения подчинительных отношений (в определительных, подлежащных конструкциях) в некоторых случаях являются выделительно-указательные аффиксы и суффиксы множественного числа.

Статистические данные позволили выявить в удмуртском языке доминирующие формы в синонимическом ряду гипотактических конструкций: деепричастие на -ку - для обозначения одновременности действий, лг-овое отглагольное слово с послелогом бере - для выражения разновремености действий, конкурирующие целевые конструкции с н-овым отглагольным в сочетании с послелогом понна и инфинитивные обороты, отглагольные конструкции со служебными словами кадь и сямен в функции обстоятельства образа действия, деепричастие на -мон в функции обстоятельства меры и степени. В качестве формирующих членов определительных, объектных и подлежащных конструкций преимущественно используются .м-овые отглагольные слова. Некоторые образования, например, деепричастие на -тозь (со значением 'пока'), формы на -мъя (= по мере того как), на -м дырысь/ дырысен (= с тех пор как), на -млы быдэ (=каждый раз когда) почти не имеют синтаксических конкурентов. Синкретичные же по природе деепричасти на -са и -тэк, образования с послелогом понна, имеющие многоплановый характер, среди параллельных конструкций занимают периферию.

Выявлена синтаксическая дистрибуция синонимичных придаточных предложений и инфинитных конструкций в удмуртском языке: так, многие обстоятельственные конструкции (времени, причины, цели, образа действия, меры и степени), определительные, подлежащные конструкции значительно превалируют над синонимичными придаточными предложениями, но, с другой стороны, условные, уступительные, дополнительные придаточные преобладают над параллельными конструкциями за счет частоупотребительных постпозитивных союзов ке, ке но, шуыса. Продуктивность многих инфинитных конструкций в удмуртском языке объясняется отсутствием в нем таких препозитивных (в основном аналитических) средств связи, как по мере того как, вместо того чтобы, каждый раз когда, перед тем как, с тех пор как, между тем как, после того как, пока и т. п.

В удмуртском языке идет постепенное совершенствование средств выражения подчинительных отношений: относительно недавно появились синтаксические инновации малы ке шуоно, озъы ке но, озьы бере, озьы ке. В связи с частичным изменением древнего словопорядка, что происходит под влиянием русского языка и тема-рематической организации речи, относительно свободным становится порядок размещения предикативных частей сложноподчиненного предложения, инфинитных конструкций в предложении, союзные слова закрепляются в основном в начале придаточного предложения. Благодаря последнему в удмуртском языке довольно полно сформировался местоименно-соотносительный тип связи частей сложноподчиненных предложений. Сложноподчиненные предложения местоименно-союзного соотносительного типа в удмуртском языке ввиду большого количества постпозитивных союзов и относительно устойчивого порядка слов "определение + определяемое" имеют ограниченный характер употребления.

Значительная часть подчинительных союзов в удмуртском языке возникла из слов постпозитивного назначения - послелогов и частиц. Некоторые одни и те же служебные слова функционируют и в качестве послелога инфинит-ных конструкций, и в качестве подчинительных союзов: бере, дыръя, понна, вылысь, кадь.

В удмуртском языке часто употребляются реликтовые сложноспаянные предложения, когда придаточное (или потенциальное придаточное) предложение, находясь внутри главного предложения перед поясняемым сказуемым, интонационно сливается с ним, что в письме обычно отмечается отсутствием запятых.

Наличие переходных явлений в выражении гипотаксиса объясняется отчасти отсутствием синтаксических и стилистических норм, однако некоторые переходные конструкции, например, accusativus cum verbum finitum, имеют устойчивую тенденцию частотности употребления.

Наличие богатой системы инфинитных и других конструкций свидетельствует о необходимости присутствия в нормативных грамматиках удмуртского языка раздела "Члены предложения как семантические аналоги придаточных предложений". В них должны найти также отражение впервые рассмотренные автором переходные гипотактические конструкции, предложения с древней прямой речью, древним относительным подчинением, обстоятельства условия и уступки, союзы чоже, мед, использованные в первых источниках в качества союза слова бен, бон, бык.

Многочленные сложноподчиненные предложения, состоящие из большого количества предикативных частей, для удмуртского языка нехарактерны, так как этому препятствует большое количество постпозитивных союзов, удмуртский словопорядок.

Немало специфических ареальных черт в выражении гипотактических отношений обнаруживается в удмуртском языке и других языках, входящих в Волго-Камский языковой союз: это употребление деепричастий со значением чем., лучше.', причастия будущего времени со значением долженствования, отдеепричастного союза речения 'сказав', наличие уступительных деепричастных конструкций с эмфатической частицей, конструкций со "скрытым" относительным подчинением и др. Типологические соответствия в удмуртском и марийском языках можно перечислить дальше (употребление деепричастий со значением пока, условия, причины, роль выделительно-указательных суффиксов в гипотаксисе, единая природа прооисхождения и функции союзов ке/гын, ке но/гынат, малы ке шуоно/молан манат гын и др.).

Явления, характерные для удмуртского языка, имеют типологические соответствия в некоторых других языках, имеющих порядок слов Б-О-У типа и богатых инфинитными (причастными, деепричастными, масдарными, инфинитивными) конструкциями в роли придаточных; например, в кавказских -убыхском (оформление прямой речи внутри слов автора перед сказуемым), табасаранском (природа союза потому что). Некоторые явления имеют всеобщий (универсальный) характер: например, использование творительного, исходного падежей для выражения причины.

Наряду с общей тенденцией движения от паратаксиса к гипотаксису в удмуртском языке частично наметилась и обратная тенденция от гипотаксиса к паратаксису (ср. сложные предложения со средствами связи озьы ке но, озьы вере, озьы ке), что является стремлением в какой-то мере преодолеть изобилие постпозитивных союзов в языке.

В современном удмуртском языке сформировалась уникальная система средств выражения гипотактических отношений, в которой содержится гибрид-ность старого и нового.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Шутов, Александр Федорович, 2002 год

1. Алатырев В. И. "Субъектная деепричастная конструкция" и ее происхождение // Вопросы финно-угорского языкознания / АН СССР. Ин-т языкозн. Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск: Удмуртия, 1967. Вып. IV. С. 53-68.

2. Алатырев В. И. Синтетический тип сложноподчиненных предложений в удмуртском языке // Всесоюзная конференция по финно-угроведению: Тез. докл. и сообщ. / АН СССР. Ин-т языкозн. Map. НИИ. Йошкар-Ола, 1969. С. 151-157.

3. Алатырев В. И. Сказуемое // Грамматика современного удмуртского языка: Синтаксис простого предложения / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск: Удмуртия, 1970. С. 53-68.

4. Алатырев В. И. Краткий грамматический очерк удмуртского языка // Удмуртско-русский словарь / А. С. Белов, В. М. Вахрушев, Н. А. Скобелев, Т. И. Тепляшина; Под ред. В.М. Вахрушева. М.: Русский язык, 1983. С. 563- 591.

5. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1969. 608 с.

6. Андуганов Ю. В. Историческая грамматика марийского языка: Синтаксис. Часть I. Введение. Субстантивные словосочетания. Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 1991. 196 с.

7. Баскаков Н. А. Историко-типологическая характеристика структуры тюркских языков: Словосочетание и предложение / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1975. 288 с.

8. Бабайцева В. В., Максимов Л. Ю. Современный русский язык: Синтаксис. Пунктуация. М.: Просвещение, 1981. Часть III. 271 с.

9. Бабайцева В. В., Чеснокова Л. Д. Русский язык: Теория: Учеб. Для 5-9 кл. общобразоват. учеб. заведений. М.: Просвещение, 2-е изд. 1993. 255 с.

10. Байрамова Л. К., Сафиуллина Ф. С. Сопоставительный синтаксис русского и татарского языков: Учебное пособие. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1989. 197 с.

11. Баландин А. Н., Вахрушева М. П. Мансийский язык: Учебное пособие для педучилищ. Л., 1957. 247 с.

12. Балашша Й. Венгерский язык. М.: Изд-во иностранной литературы, 1951.375 с.

13. Баталова Р. М. Ареальные исследования по восточным финно-угорским языкам (коми языки). М.: Наука, 1982. 167 с.

14. Баушев К. М. Синтаксический строй вотской речи и генезис частиц союзного порядка. М.-Л., 1929. 48 с.

15. Бубрих Д. В. Грамматика коми литературного языка. Л.: Изд-во ЛГУ,1949.

16. Булычев М. Н. Порядок слов в удмуртском простом предложении / Под ред. проф. Ф. Ф. Советкина. Ижевск: Удмуртгосиздат, 1947. 87 с.

17. Волгина Н. С. Синтаксис современного русского языка: Учебник для вузов. М.: Высшая школа, 1978. 439 с.

18. Валитов Г. Н. Выражение подлежащего именем прилагательным // Вопросы марийского языка. Йошкар-Ола, 1978. С. 104-108.

19. Васикова Л. П. Предикативные деепричастные конструкции в марийском языке // Вопросы марийского языка. Йошкар-Ола, 1986. С. 122-141.

20. Вахрушев В. М. Формирование и развитие литературного удмуртского языка // 200 лет удмуртской письменности. Ижевск, 1976. С. 37-43.

21. Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. 384 с.

22. Вопросы грамматики тюркских языков: Материалы координационного совещания по проблемам глагольного вида и сложноподчиненного предложения в тюркских языках, состоявшегося 24-27 сентября 1956 года. Алма-Ата, 1958.

23. Гаврилова Т. Г. Порядок слов в удмуртском простом повествовательном предложении // Записки / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск, 1970. Вып. 21: Филология. С. 107-119.

24. Гаджиева Н. 3. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1973. 406 с.

25. Гаджиева Н. 3., Серебренников Б. А. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Синтаксис / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1986. 286 с.

26. Газизов Р. С. Татарский язык (Учебник для самостоятельно изучающих татарский язык). Казань: Тат. кн. изд-во, 1960. 251 с.

27. Галкин И. С. Историческая грамматика марийского языка. Морфология. Йошкар-Ола, 1964. Ч. I. 203 с.

28. Галкин И. С. Историческая грамматика марийского языка. Морфология. Йошкар-Ола, 1966. Ч. II. 166 с.

29. Гвоздев А. Н. Современный русский литературный язык: Синтаксис. М.: Просвещение, 1973. 4.2. изд. 4-е. 350 с.

30. Главатских А. И. Удмурт грамматика. Нырысетй люкет. Морфология. Шор-ёзо школаын 5 араз дышетскон книга. Ижевск, 1933. 96 б.

31. Гордеев Ф. И. Косвенные наклонения и формы субъективной оценки глагола в марийском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тартуский гос. ун~ т, 1961.30 с.

32. Глезденев П. П. Краткая грамматика языка народа удмурт. Вятка, 1921,55с.

33. ГРЯ 1960 Грамматика русского языка: Синтаксис. М.: АН СССР, 1960. Т.2.,4.2. 440 с.

34. ГФЯ 1958 Грамматика финского языка: Фонетика и морфология. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1958. 296 с.

35. Домокош П. История удмуртской литературы: Научное издание. Ижевск: Удмуртия, 1993. 446 с.

36. Дубровина 3. М. Инфинитивы в финском языке. Изд-во ЛГУ. 1972, 208 с. Емельянов А. И. Грамматика вотяцкого языка: ЦИК СССР. Ленинград, восточный ин-т им. А. С. Енукидзе. Л.: Изд-во Ленингр. Восточного ин-та, 1927. 160 с.

37. Жилина Т. И. Вымский диалект коми языка. Сыктывкар: Пролог, 1998. 440 с.

38. Жуйков С. П. Основы грамматики удмуртского языка: Тезисы к первой республиканской языковой конференции. Ижевск, 1937. 47 с.

39. ИГРЯ 1978 Историческая грамматика русского языка: Синтаксис. Простое предложение / АН СССР. Ин-т рус яз. М.: Наука, 1978. 447 с.

40. Исанбаев Н. И. Деепричастия в марийском языке. Йошкар-Ола, 1961,150 с.

41. Калинина Л. И. Категориальная сущность причастий на ~(о)н II Вопросы грамматики удмуртского языка: Сб. статей / НИИ при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск, 1984. С. 59-66.

42. Калинина Л. И. Синтаксические синонимы определительных придаточных предложений в удмуртском языке // Вопросы грамматики и контактирования языков: Сб. статей / Ан СССР. Удм. ин-т ИЯЛ. Ижевск, 1990. С. 32-36.

43. Калинина Л. И. Причастия и причастные конструкции в удмуртском языке. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2001. 182 с.

44. Каракулов Б. И. К истории формирования удмуртского литературного языка // Пермистика 4: Пермские языки и их диалекты в синхронии и диахронии: Сб. статей. Ижевск, 1997. С. 33-42.

45. КГ 1951 Попов Ф. Ф., Селъков Н. Н., Сахарова М. А. Коми грамматика: Синтаксис. Семилетньой да средньбй школаса 6-бд да 7-бд классъяслы учебник. Сыктывкар: Коми гос. изд-во, 1951. 184 с.

46. Кельмаков В. К Некоторые общие пути образования послеложных форм в финно-угорских языках // Вопросы финно-угроведения / Map. НИИ., Ин-т язы-козн. АН СССР. Йошкар-Ола, 1970. Вып. V: Лингвистика, фольклористика, этнография, археология. С. 64-72.

47. Кельмаков В. К. Финно-угорская праязыковая особенность вокализма непервого слога и ее следы в пермских языках // Вопросы удмуртского языкознания: Сб. статей/ Удм. НИИ ист., экон., лит-ры и языка при СМ Удм. АССР. Ижевск, 1975. Вып. 3. С. 65-89.

48. Кельмаков В. К. Образцы удмуртской речи: северное наречие и срединные говоры . Ижевск: Удмуртия, 1981. 299 с.

49. Кельмаков В. К Краткий курс удмуртской диалектологии: Введение. Фонетика. Морфология. Диалектные тексты. Библиография. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1998. 386 с.

50. Кельмаков В. К Удмуртский язык в типологическом и контактологичес-ком аспекте: Препринт. Ижевск, 2000. 72 с.

51. Кельмаков В. К Очерки истории удмуртского языкознания. Ижевск: Изд. дом "Удмуртский университет", 2001. 232 с.

52. Киекбаев Д. Г. Введение в урало-алтайское языкознание.Уфа: Башк. кн изд-во, 1972. 151 с.

53. Кириллова Л. Е. Микротопонимия бассейна Валы (в типологическом освещении) / Удм. ин-т ИЯЛ УрО РАН. Ижевск, 1992. 320 с.

54. Клабуков А. Н. Пословицы и поговорки удмуртского народа // Записки УдНИИ. Ижевск, 1950. Вып. 13. С. 76-88.

55. Кнабе Г. С. О применении сравнительно-исторического метода в синтаксисе // Вопросы языкознания. М., 1956. № 1, С.

56. Коведяееа Е. И. Марийский язык // Языки мира: Уральские языки / РАН. Ин-тязыкозн. М.: Наука. 1993. С. 148-173.

57. Коми кыв 1991 Захаренко A.M., Хозяинова Г. В., Карманова Т. И., Гра-бежова В. М., Игушев Е. А., Ляшев В. А. Коми кыв. Синтаксис да пунктуация. 8-9 классъяслы учебник. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1991. 255 с.

58. Конюхова А. В. Отглагольной конструкциос сярысь // Сов. У дм., 1963. 2, 4июня.

59. КПК 1959 Коми-пермяцкой кыв грамматика. Первой часть. Фонетика да морфология. Средньой школаын 5-6 классэз понда учебник. Кудымкар: Коми-пермяцкое кн. изд-во, 1959. 114 с.

60. КРС 2000 Безносикова Л. М., Айбабина Е.А., Коснырева Р. И. Коми-роч кывчукор (Коми-русский словарь) / ИЯЛИ КНЦ РАН. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 2000. 816 с.

61. Крючков С. Е., Максимов Л. Ю. Современный русский язык: Синтаксис сложного предложения. М.: Просвещение, 1977. 191 с.

62. Кузнецова Н. Г. Деепричастия в самодийских языках // Тезисы докладов международной научной конференции "Структура и развитие волжско-финских языков" / Map. гос. ун-т, Начный центр финно-угроведения. Йошкар-Ола, 1996. С. 53-56.

63. КЭСК Лыткин В. П., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словарь коми языка. М.: Наука, 1970. 386 с.

64. Левитская Л. С. Историческая морфология чувашского языка / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1976. 206 с.

65. Лекомцев А. Н. Грамматика: Синтаксис. Ижевск, 1938. 80 с.

66. Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка: Учебное пособие для ун-тов. М.: Изд-во МГУ. 1956. 595 с.

67. Лыскова Н. А. Синтаксис имени существительного в обско-угорских языках (семантический аспект): Автореф. дис. . докт. филол. наук. Йошкар-Ола, 1997. 44 с.

68. Лыткин В. И. Древнепермский язык: Чтение текстов, грамматика, словарь. М.: АН СССР, 1952. 173 с.

69. Лыткин В. И. Историческая морфология коми языка: Учебн. пособие. Пермь; Сыктывкар, 1977. 86 с.

70. Лыткин В. И., Тимушев Д. А. Краткий очерк грамматики коми языка // Коми русский словарь. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1961. С. 837923.

71. ЛЭС Лингвистический энциклопедический словарь / Ин-т языкозн. АН СССР. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 685 с.

72. Майтинская К. Е. Венгерский язык: Грамматическое словообразование / АН СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1959. Ч. И. 226 с.

73. Майтинская К. Е. Венгерский язык: Синтаксис / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Изд-во АН СССР, 1960. Ч. III. 375 с.

74. Майтинская К. Е. Служебные слова в финно-угорских языках /АН СССР. М.: Наука, 1982. 185 с.

75. Манова Н. Д. Сложноподчиненные предложения в коми языке в историческом освещении: Основные типы : Дис. . канд. филол. наук. М., 1976. 191с.

76. Манова Н. Д. Сложноподчиненные предложения в коми языке в историческом освещении: Основные типы: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М. 1976а.

77. Манова Н. Д. К происхождению подчинительных союзов в коми языке // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов / АН СССР. УрО. Коми НЦ. Ин-т ЯЛИ. М.: Наука, 1990. Т. 2. С. 123-125.

78. Манова Н. Д. Учимся говорить по-коми: Самоучитель коми языка. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1994. 264 с.

79. Могилин 1786 Могилин М. Краткой отяцюя Грамматики опыт = Опыт краткой удмуртской грамматики / Отв. ред. Л. Е. Кириллова; Слово к читателям - Л. Е. Кириллова; Предисл. - К. И Куликов: Прил. - Т. И. Тепляшина. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН ,1998. 203 с.

80. Мукина ИВ. Роль перевода Библии в формировании и развитии чувашского литературного языка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Чебоксары. 1999.27с.

81. Мусаев К М. Строй караимского языка: Автореф. дис. канд. филол. наук. Баку, 1968.

82. Насибуллин Р. Ш. Динамики русских заимствований в удмуртском языке дооктябрьского периода // Вестник Удмуртского университета. 1995. № 5. С. 38-44.

83. Некрасова Г. А. Развитие генитива в пермских языках // Узловые проблемы современного финно-угроведения: Материалы I Всероссийской научной конференции финно-угроведов. Йошкар-Ола, 1995. С. 375-379.

84. Осипов Б. И. Еще раз о классификации сложноподчиненных предложений // Семантика. Функционирование. Текст: Межвуз. сб. науч. тр. памяти В. И. Чернова / Вятский гос. педаг. ун-т. Киров, 1999. С. 100- 110.

85. ОФУЯ 1974 Основы финно-угорского языкознания: Вопросы происхождения и развития финно-угорских языков / АН СССР. Ин-т языкознания. М.: Наука, 1974. 484 с.

86. ОФУЯ 1976 Основы финно-угорского языкознания: Марийский, пермские и угорские языки / АН СССР. Ин-т языкознания. М.: Наука, 1976. 464 с.

87. ОЯ 1973 Общее языкознание: Методы лингвистических исследований / АН СССР. Ин-т языкознания.М.: Наука, 1973. 318 с.

88. Петитов Н. Т. Сопоставительная грамматика русского и марийского языков: Введение. Фонетика. Морфология. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1958. 175 с.

89. Перевощиков П. П. Сложноподчиненные предложения в удмуртском языке. Ижевск, 1939. 75 с.

90. Перевощиков П. П. Союзы подчинения в удмуртском языке: Функции и происхождение союзов шуса, бере, дыръя. М., 1946, 221 с.

91. Перевощиков П. Н. Функции и происхождение подчинительного союза бере в удмуртском языке // Советское финно-угроведение. Ижевск, 1949. Т. 4. С. 3-20.

92. Перевощиков П. Н. О предложениях с союзом «малы ке шуоно» // Удмуртская правда (газета). 1952. 27 января. С. 3.

93. Перевощиков П. Н. О некоторых синтаксических конструкциях в удмуртском языке // Вопросы языкознания. 1952. № 26. С. 103-119.

94. Перевощиков П. Н. Деепричастия и деепричастные конструкции в удмуртском языке / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1959. 328 с.

95. Перевощиков П. И. Роль русского языка в развитии культуры удмуртского народа. Ижевск, 1963. 33 с.

96. Перевощиков П. Н. Палдурес эскерон зэме уг вутты // Советской Удмуртия (газета). 1964. 6, 8 февраля.

97. Поздеева А. А. Отглагольной конструкциос но соосты висъян // Советской Удмуртия (газета). 1963. 20 сентября.

98. Покровская Л. А. Синтаксис гагаузского языка в сравнительном освещении / Ан СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1978. 203 с.

99. Понарядов В. В. Порядок слов в пермских языках в сравнительно-типологическом освещении (Простое предложение): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Ижевск, 2001. 23 с.

100. Пюрбеев Г. Ц. Типы сложных предложений в монгольских языках / АН СССР. Ин-тЯзыкозн. М.: Наука, 1979. 145 с.

101. РГ 1980 Русская грамматика: Синтаксис / АН СССР. Ин-т русского языка. М.: Наука, 1980. Т.П. 709 с.

102. Рифтин А. О двух путях развития сложного предложения в аккадском языке // Советское языкознание. Л., 1937. Т. 3.

103. Ройзензон JT. И., Тихонова А.Н. К изучению билингвизма и полилингвизма // Филологические науки. 1972. № 6. С. 75-82.

104. Розенталъ Д. Э., Голуб И. Б., Теленкова М. А. Современный русский язык: Учебные пособия для вузов. М.: Рольф; Айрис-пресс, 1998. 448 с.

105. Розенталъ Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов: Пособие для учителя. М.: Просвещение, 1985. 399 с.

106. Ромбандеева Е. И. Синтаксис мансийского (вогульского) языка. М.: Наука, 1979. 156 с.

107. Ромбандеева Е. И. Структура современного мансийского (вогульского) языка: Научн. докл. в кач. дис. . док. филол. наук. Йошкар-Ола. 1998, 61 с.

108. Руднев А. Г. Синтаксис современного русского языка. М.: Высшая школа, 1968.319 с.

109. Рятсеп X К. Инфинитные глагольные формы в финно-угорских языках: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тарту, 1954. 28 с.

110. Сааринен С. Структура и развитие волжских языков // Тезисы докладов международной научной конференции «Структура и развитие волжско-финских языков» / Марийский гос. ун-т. Научный центр финно-угроведения. Йошкар-Ола, 1996. С. 91-92.

111. Савваитов П. И. Грамматика зырянского языка. СПб, 1850. 497 с.

112. Сафиуллина Ф. С. Татарский язык (Самоучитель). Казань: Тат. кн. изд-во, 1992. 288 с.

113. Сборник 1991 Сборник задач и упражнений по русскому языку: Пробное учеб. пособие для 9 класса средней школы. М.: Просвещение, 1991. 127 с.

114. Серебренников Б. А. Категория времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской групп / АН СССР. Ин-т языкознания. М.: Изд-во АН СССР, 1960.300 с.

115. Серебренников Б. А. Историческая морфология пермских языков / АН СССР, Ин-т языкозн. М.: Изд-во АН СССР, 1962. 392 с.

116. Серебренников Б. А. О некоторых характерных особенностях древнего синтаксиса языка коми // СФУ. 1967. № 2 (III). С. 101-106.

117. Серебренников Б. А. О некоторых отличительных признаках Волго-Кам-ского языкового союза // Языковые контакты в Башкирии: Тематический сборник / MB и ССО РСФСР. Башк. гос. ун-т. Уфа, 1972. 274 с.

118. Серебренников Б. А. Вероятностные обоснования в компаративистике / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1974. 352 с.

119. Серебренников Б. А. Синтаксис древнеудмуртского языка синтаксис тюрко-татарского типа // Вопросы фонетики и грамматики удмуртского языка: Сб. статей / НИИ при Сов. Мин. Удм. АССР. Устинов, 1986. С. 116-123.

120. Серебренников Б. А. Синтаксис уральского праязыка синтаксис тюрко-татарского типа // СФУ. 1987. № 2. С. 81-88.

121. Серебренников Б. А. Предисловие // Финно-волжская языковая общность. М., 1989, С. 3-5.

122. Сидоров А. С. Порядок слов в предложении коми языка. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1953. 103 с.

123. СИСВЯ 1973 Сравнительно-исторический синтаксис восточно-славянских языков: Сложноподчиненные предложения / АН СССР. Ин-т русского языка. М.: Наука, 1973. 358 с.

124. Скобликова Е. С. Современный русский язык: Синтаксис простого предложения. М.: Просвещение, 1979. 236 с.

125. Скобликова Е. С. Очерки по теории словосочетания и предложения. Куйбышев: Изд-во Сарат. ун-та, 1990. 141 с.

126. СКЯ 1955 Современный коми язык: Фонетика, лексика, морфология /Под ред. В. И. Лыткина. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1955. Ч. 1.312 с.

127. СКЯ 1967 Современный коми язык: Синтаксис / Под ред. H. Н. Сель-кова. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1967. Ч. 2. 152 с.

128. Слюсарева Н. А. Категориальная основа тема-рематической организации высказывания-предложения // ВЯ. 1984. № 4. С. 3-16.

129. СМЯМ 1961- Современный марийский язык: Морфология / МарНИИ. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1961. 324 с,

130. СМЯС 1961 Современный марийский язык: Синтаксис сложного предложения / МарНИИ. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1961. 152 с.

131. Справочник школьника: Русский язык. 5-11 кл. / Под ред П. А. Леканта. М.: Дрофа, 1998. 400 с.

132. Спринчак Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса: Простое предложение. Киев: «Радянська школа», 1960. 256 с.

133. Спринчак Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса: Сложное предложение. Киев: «Радянська школа», 1964. 151 с.

134. Стеценко А. Н. Исторический синтаксис русского языка. М.: Высшая школа, 1972. 360 с.

135. СТЛЯ 1971 Современный татарский литературный язык: Синтаксис. М.: Наука, 1971.311 с.

136. Суханова В. С. Деепричастные наречия в коми языке: Дис. . канд. фи-лол. наук. Петрозаводск, 1951.

137. Тараканов И. В. О первой научной грамматике удмуртского языка // Записки / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1959. Вып. 19. С. 149-166.

138. Тараканов И. В. Служебные слова тюркского происхождения в диалектах удмуртского языка // Вопросы удмуртского языкознания: Сб. статей / Удм НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм АССР. Ижевск, 1975. Вып. 3. С. 169-190.

139. Таули В. О внешних контактах уральских языков // Новое в лингвистике: Языковые контакты. М.: Прогресс, 1972. Вып. VI. С. 419-446.

140. Терещенко Н. М. Синтаксис самодийских языков: Простое предложение / АН СССР. Ин-тязыкозн. Л.: Наука, 1973. 323 с.

141. Тимерханова Н. Н. Сложноподчиненные предложения с придаточным времени в русском и удмуртском языках: Уч.-метод. пособие. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1998. 45 с.

142. Уваров А. Н. Роль переводных религиозных книг в зарождении удмуртской литературы // Финно-угроведение. Йошкар-Ола, 1994. № 1. С. 93-98.

143. УОС 1984 Удмурт орфографической словарь / Отв. Ред. В. М. Вахрушев. Ижевск: Удмуртия, 1984. 352 б.

144. Уханов Г. П. Сложные полипредикативные (многокомпонентные) предложения: Учебное пособие. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1981. 88 с.

145. Ушаков Г. А. Сложноподчиненной предложенное но соослэн синонимъ-ёссы: Дышетйсьёслы пособие. Ижевск: Удмуртия, 1967. 81 б.

146. Ушаков Г. А. Сопоставительная грамматика русского и удмуртского языков. Ижевск: Удмуртия, 1982. 144 с.

147. Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. 430 с.

148. Хакулинен Л. Развитие и структура финского языка: Лексикология и синтаксис. М.: Изд-во иностр. литер., 1955. Ч. 2. 292 с.

149. Черемисина М. И. Некоторые вопросы теории сложного предложения: Учебное пособие. Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 1979. 82 с.

150. ЧРС 1954 Чавашла-вырасла словарь / НИИ яз., литер, и истории при СМ Чув. АССР. Шупашкар, 1954. 320 с.

151. Шутов А. Ф. Абсолютные обороты в удмуртском языке // СФУ. 1978. № 4 (XIV). С. 283-289.

152. Шутов А. Ф. К вопросу о дифференциации сложных и осложненных предложений в удмуртском языке // Вопросы грамматики удмуртского языка: Сб. статей /Удм. НИИ. Ижевск, 1984. С. 101-106.

153. Шутов А. Ф. Кудйзлэн кытын интыез // Молот. 1988. №11, 62-63-тй б.

154. Шутов А. Ф. Оборотъёсты придаточнойёслэсь висъян // Вордскем кыл. 1992. №3.37-38-тй б.

155. Шутов А. Ф. Изучение порядка слов в пермских языках // Вестник Удмуртского университета. 1993. № 6. С. 27-30.

156. Шутов А. Ф. Первым удмуртским книгам 150 лет // LU. 1997. № 3. (XXXIII). С. 215-217.

157. Юдакин А. П. Развитие структуры предложения в связи с развитием структуры мысли. М., 1984. 168 с.

158. Юшманов Н. В. Амхарский язык. М., 1959.

159. Языки 2001 Языки Российской Федерации и соседних государств: Энциклопедия в 3-х томах. М.: Наука, 2001. Том I. 432 с.

160. Яковлев И. В. Удмурт кылрадъян: Элементарная грамматика вотского языка. Ижевск: Удкнига, 1927. 87 б.

161. Яшина Р. И. Отглагольной конструкциос но соосты висъян сярысь // Советской Удмуртия (газета). 1963. 6 июля.

162. Яшина Р. И. Сравнительные конструкции в удмуртском языке. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1963а. 91 с.

163. Яшина Р. И. Синтаксические конструкции со словом шуыса в удмуртском языке // Историко-культурные связи пермских народов: По данным фольклора и языка: Межвуз. темат. сб. научн. тр. / Удм. гос. ун-т. Ижевск, 1981. С. 78-95.

164. Bärczi G., Benkö L., Berrär J. A magyar nyelv törtenete. Budapest, 1967.

165. Bartens R. Mordvan, tseremissin ja votjakin konjugaation infiniittisten muotoen syntaksi // SUST. Helsinki, 1979. № 170. 251 s.

166. Веке Ö. Türkische Einflüsse in der Syntax finnisch-ugischer Sprachen // KSz. 1914-1915. XV. S. 1-77.

167. Berrär J. Magyar törteneti mondattan. Budapest, 1957. 191 1.

168. Fokos-Fuchs D. R. Die Verbaladverbien der permischen Sprachen // ALH. Budapest, 1958. VIII. S. 273-342.

169. Fokos-Fuchs D. R. Rolle der Syntax in der Frage nach Sprachverwandtschaft, mit besonderer Rücksicht auf das Problem ural-altaischen Sprachverwandtschaft. Wiesbaden, 1962. 137 S.

170. Kangasmaa-Minn E. Über die Nominalisierung des Satzes im Tscheremis-sischen // Symposion über Syntax der uralischen Sprachen. Göttingen, 1970. S. 118131.

171. Klemm А. A melterendelö es alärendelö viszony kifezese az eszaki osztjäk es votjäk nyelvben // A Pannonhalmi Föapatsägi Föiskola Evkönyve. Pannonhalma, 1912. 219-284 old.

172. Klemm A. Magyar törteneti modattan. Budapest, I. 1928; II. 1940; III. 1942.

173. Kurylowicz J. The Inflectional Categories of Indo-European. Heidelberg: Carl Winter Universitätverlag, 1964.1.ons J. Introduction to Theoretical Linguistics. Cambridge, 1968. 519 p.

174. Pröhle W. Vergleichende Syntax der ural-altaischen (turanischen) Sprachen. Wiesbaden: Komissionsverlag, 1978. 270 S.

175. RavilaP. Johdatus kielihistoriaan. Forssa, 1975. 128 s.

176. Redet (Radanovics) K. Die Postpositionen im Syrjänischen unter Berücksichtigung des Wotjakischen. Budapest: Akademiai Kiado, 1962. 224 S.

177. Redei K. Russische Einflüsse in den permischen Syntax // Symposion über Syntax der uralischen Sprachen. Göttingen, 1969. S. 154-160.

178. Saukkonen P. Itämerensuomalaisten kielten tulosijainfmitiivirakenteiden historiaa I // SUST. Helsinki, 1965. № 137. 275 s.

179. Saukkonen P. Itämerensuomalaisten kielten tulosijainfmitiivirakenteiden historiaa II // SUST. Helsinki, 1966. № 140. 228 s.

180. Stipa G. Funktionen der Nominalformen des Verbs in den permischen Sprachen /MSFOu. 121. Helsinki, 1960. 290 S.

181. Wiedemann F. J. Über die früheren Sitze der tschudischen Völkern und ihre Sprachverwandtschaft mit den Völkern Mittelhochasiens. Reval. 1838.

182. Wiedemann F. J. Grammatik der wotjakischen Sprache nebst einem kleinen wotjakisch-deutschen und deutsch-wotjakischen Wörterbuche. Reval, 1851. 390 S.

183. Wiedemann F. J. Grammatik der syrjänischen Sprache mit Berücksichtigung ihrer Dialekte und des Wotjakischen. SPb., 1884. 255 S.

184. Winkler H. Der uralaltaische Sprachstamm. Berlin, 1909.

185. Сокращенные названия языков

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.