Сопоставительный анализ образных систем "человек", "вещь", "природа" в идиостилях Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Явинская, Юлия Вадимовна

• Явинская, Юлия Вадимовна
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Явинская, Юлия Вадимовна

Введение.

Глава 1. Велимир Хлебников - Марина Цветаева: два идиостиля.

1.1. Поэтический язык В. Хлебникова в контексте положений "воображаемой филологии".

1.2. Особенности поэтического языка М. Цветаевой.

1.3. Возможности сопоставления идиостилей В. Хлебникова и М. Цветаевой.

Глава 2. Образная система человек у Хлебникова и Цветаевой.

2.1. Образ человека у Хлебникова.

2.2. Образная система человек у Цветаевой. Основные группы лексики.

2.3. Субъект речи (я) в идиостилях Хлебникова и Цветаевой.

2.3.1. Связи слова я по смежности в словосочетаниях и предложениях у Хлебникова и Цветаевой.

2.3.1.1. Глагольные связи слова я в текстах Хлебникова и Цветаевой.

2.4. Результаты сравнительного анализа лексики образной системы человек у Хлебникова и Цветаевой.

Глава 3. Образная система вещь в идиостилях Хлебникова и Цветаевой.

3.1. Слова с предметным значением в идиостиле Хлебникова.

3.2. Семантическое поле вещь у Цветаевой. Ключевые слова.

3.3. Употребление слова вещь в текстах Хлебникова и Цветаевой.

3.4. Сравнительная оценка употребления слов с предметным значением у Хлебникова и Цветаевой.

Глава 4. Образная система природа.

4.1. Образная система природа в идиостиле Хлебникова. Основные понятия.

4.2. Семантика природных образов у Цветаевой.

4.3. "Живая природа": связи слова конь по смежности и сходству в текстах Хлебникова и Цветаевой.

4.4. "Неживая природа": контексты употребления слова камень у Хлебникова и Цветаевой.

4.5. Выводы об особенностях восприятия природного мира субъектом речи (я) в текстах Хлебникова и Цветаевой.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Сопоставительный анализ образных систем "человек", "вещь", "природа" в идиостилях Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой»

1. Диссертация посвящена сопоставительному изучению образных систем человек, вещь, природа в идиостилях Хлебникова и Цветаевой. Под образной системой понимается совокупность слов поэтического языка, объединенная неким общим содержанием определенной денотативной сферы. В работе затронут ряд проблем, актуальных для науки о языке художественной литературы в целом и сопоставительной идиостилистики, в частности. Основная из них - проблема описания образной семантики поэтического текста, которая заключается в несовпадении границ поэтического слова с образом. Другая проблема связана с самой возможностью сопоставления двух разных идиостилей, постановкой задач, выработкой адекватных методов сопоставления.

Актуальность сопоставления идиостилей Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой определяется отсутствием работ, посвященных этой проблеме, и тем, что имена этих поэтов находятся сегодня в центре внимания лингвистической поэтики. Об этом свидетельствует недавняя защита докторской диссертации О.Г. Ревзиной, посвященной разработке теории лингвистической поэтики на базе целостного описания поэтического идиолекта Цветаевой (Ревзина 1998(2)), выходящий под ее редакцией «Словарь поэтического языка Марины Цветаевой» в четырех томах (Словарь 1996-1998); подготовка к печати новой книги В.П. Григорьева о Хлебникове «Будетлянин» (неопубл.).

2. Предметом исследования является система образной семантики нескольких групп слов в идиостилях Хлебникова и Цветаевой. Именно образные значения, по мнению Ю.Н. Тынянова, определяет стиль произведения (Тынянов 1977: 343). Такую же мысль высказывал и В.В. Виноградов: "Словесный образ бывает разного строения. Он может состоять из слова, сочетания слов, из абзаца, главы литературного произведения и даже из цельного или целого литературного произведения. Но он всегда является эстетически организованным структурным элементом стиля литературного произведения" (Виноградов 1963: 119).

3. В науке о языке художественной литературы сформировались два основных подхода к изучению семантики слова и образа в художественном тексте. Это формальный подход, предполагающий распределение поэтической лексики по тематическим группам с целью дальнейшего ее анализа (см. работу Ю.И. Левина 1966), и функциональный, предполагающий формирование тематических полей с учетом связей слов по смежности на базе отдельного стихотворения, группы текстов, одного или нескольких идиостилей (см. работу М.Л. Гаспарова 1997: 416-433). Два основных подхода соответствуют двуплановой структуре слова в художественном тексте, которое, по словам В.В. Виноградова, "является строительным элементом для его построения и соотнесено с другими элементами его конструкции или композиции"(Виноградов 1963: 125).

Тем не менее до сих пор остается открытым вопрос о возможности комплексного описания поэтической образности, учитывающего синтагматические и парадигматические связи слова в тексте. В связи с этим в работе выдвигается функционально-типологический метод описания образных значений нескольких групп лексики в идиостилях Хлебникова и Цветаевой, призванный объединить формальный и функциональный подходы.

На основе этого метода при сопоставлении контекстов употребления группы слов в двух идиостилях могут быть учтены, во-первых, онтологическая отнесенность ключевых слов к образным системам человек, вещь, природа и, во-вторых, их функционирование как переход семантики слова из одной образной системы в другую.

4. Задачами диссертации являются: 1) учет связей ключевых слов в системах человек, вещь, природа у Хлебникова и Цветаевой по смежности функциональный аспект) в зависимости от вида синтаксической связи: управление и падежное примыкание, согласование и приложение, сравнительные и соединительные конструкции, связь субъекта предложения с предикатом, субъекта с объектом, объекта с локальным актантом и т.д. 2) В рамках типологического аспекта анализа - учет связей выбранных слов по сходству - в совокупности с их контекстными синонимами (метафорические номинации) и словообразовательными вариантами.

В диссертации учитывается коммуникативный аспект значения прилагательных и глаголов, характеризующих ключевые слова, они определяются с точки зрения основных регистров речи (см. работу Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко и др. 1998). Цель работы - определение общего и различного в связях ключевых слов, представляющих системы человек, вещь, природа в идиостилях Хлебникова и Цветаевой, по смежности и сходству.

5. Материалом исследования являются тексты Хлебникова и Цветаевой, представленные в электронном виде, наиболее пригодном для составления конкордансов с помощью программы «Унилекс-Т» (автор Ж.Г. Аношкина). Составитель словника текстов Хлебникова (68 065 сл/уп) - A.B. Гик, текстов Цветаевой (137 851 сл/уп) - Т.Е. Реутт и Е.Ю. Кукушкина. Статистические данные в диссертации приводятся в процентном отношении к полному объему словоупотреблений.

Работа не стала бы полной без учета тех словоупотреблений, которые не вошли в электронную базу текстов Хлебникова и Цветаевой. В связи с этим в приложение к диссертации включены конкордансы из пятитомного "Собрания произведений В. Хлебникова" (JL, 1928-1933) и "Неизданных произведений" Хлебникова под редакцией Н. Харджиева (М., 1940). Кроме того, в работе приведены примеры из прозаических текстов Хлебникова и Цветаевой, писем, статей, дневниковых записей.

Существенную помощь в обнаружении дополнительных контекстов словоупотреблений Хлебникова и Цветаевой оказали сотрудники Отдела стилистики и языка художественной литературы ИРЯ РАН, работающие над подготовкой словаря русской поэзии XX века "Самовитое слово" (составители: A.B. Гик, Т.Е. Реутт, H.A. Фатеева, редакторы: Л.И. Колодяжная, JI.JI. Шестакова; компьютерная база UNILEX-T (автор Ж.Г. Аношкина), UNILEX-D (автор Л.И. Колодяжная) и, конечно же, автор проекта словаря В.П. Григорьев, под чутким руководством которого была написана диссертация.

6. Научная новизна исследования заключается в попытке объединения формальных (типологических) и функциональных методов описания образных значений основных групп лексики в поэтическом тексте, а также в первой попытке сопоставления имен Хлебникова и Цветаевой в парадигме научного знания о языке художественной литературы. Практическое значение работы определяется возможностью дальнейшего сопоставительного исследования идиостилей Хлебникова и Цветаевой на базе уже выявленных языковых особенностей и семантики словесных образов, определяющих индивидуальное отношение поэтов к окружающей действительности. Апробация работы состоялась в виде сообщения на заседании Отдела стилистики и языка художественной литературы ИРЯ РАН (сентябрь 1999 года) и доклада "Образ человека у Хлебникова и Цветаевой" на VII международной научно-тематической конференции "Марина Цветаева -Александр Пушкин" (Москва, октябрь 1999 года).

7. Основную литературу по проблеме изучения идиостилей поэтов серебряного века представляют исследования В.П. Григорьева (Григорьев 1983), М.Л. Гаспарова (Гаспаров 1995), H.A. Кожевниковой (Кожевникова 1992), Е.В. Красильниковой (Красильникова 1995), H.A. Фатеевой (Фатеева 1995), О.Г. Ревзиной (Ревзина 1995). Очерков же двойного описания, где, по словам В.П. Григорьева, «два идиостиля соединены полновесным союзом И", пока насчитываются единицы (Григорьев 1995(1): 4).

Сопоставительный метод изучения идиостилей считается новым разделом лингвистической поэтики и находится в стадии разработки типологий исследования (Гик 1998: 5), несмотря на то, что идея сопоставления одного поэтического языка с другим заложена в самой природе художественного слова, «пахнущего», по словам М.М. Бахтина, многочисленными контекстами (Бахтин 1975: 115). На базе этой идеи сформировался интертекстуальный метод в литературоведении, который, по мнению И.П. Смирнова, стремится стать основой для целой теории литературы (Смирнов 1995: 73).

Между интертекстуальностью и сопоставительной идиостилистикой, по мнению В.П. Григорьева, существует методологическая асимметрия: "ощущается мода, скажем, на изощренный поиск интертекстов у Мандельштама, а целостные сопоставления типа Хлебников и Мандельштам или Пастернак и Мандельштам находятся еще в самом начале предстоящего пути" (Григорьев 1994(3): 45). Одним из самых первых опытов "целостного сопоставления" идиостилей можно считать работу В.М. Жирмунского «Валерий Брюсов и наследие Пушкина (опыт сравнительно-стилистического исследования)», написанную в 1922 году (Жирмунский 1922). Среди работ последнего десятилетия - статья С. С. Аверинцева "Пастернак и Мандельштам: опыт сопоставления" (Аверинцев 1990), исследования В.П. Григорьева «Два идиостиля: Хлебников и Мандельштам» (Григорьев 1995(2); 1996), Р. Вроона «Хлебников и Платонов: предварительные заметки» (Вроон 1996), диссертация A.B. Гик «Словоупотребление Кузмина и Хлебникова» (Гик 1998), статья А. Кушнера о проекции творчества И. Анненского на поэзию его младших современников (Кушнер 1997), словарные статьи словаря "Самовитое слово" (Самовитое слово 1998). Теме "Хлебников и Пушкин" / "Пушкин и Хлебников" посвящены работы Е. Фарино (Фарино 1988: 38-74), X. Барана (Баран 1993: 153-175), В.П. Григорьева (Григорьев 1999: рукопись к «Будетлянину»), сопоставлению образа Разина в текстах

Хлебникова и Цветаевой - работа JI.B. Спесивцевой (Спесивцева 1992: 146150).

В этих и других работах прослеживается стремление авторов сочетать типологический и функциональный подходы к образным значениям слов. Так, наряду с описаниями статистических данных о количестве слов внутри семантических полей (образные микросистемы «Книга» и «Память» в работе А.В. Гик, например), учитывается совокупность всех контекстов отдельного слова, ср. статью В.П. Григорьева «Анненский, Блок, Хлебников, Мандельштам: слово ветер» (Григорьев 1994(2)), особенности его функционирования в словосочетаниях и предложениях (см. главу «Синтаксис» языка образов» в работе Павлович 1995).

В рамках общего стремления филологической науки дать литературную, эстетическую и языковую оценку явлению поэзии серебряного века, широко понимаемой как «культура авангарда» (Башмакова 1987: 162), «постсимволистская ментальность» (Смирнов 1985: 103) или «символизм» как личностная установка (Аверинцев 1996: 217), все большую актуальность приобретает классификация идиостилей, близкая принципу, предложенному Андреем Белым в 1922 году: «<.> Блок - ритмист, <.> Гумилев - пластик, <.> Хлебников - звучник, <.> Цветаева - композиторша и певица» (цит. по Гаспаров 1997: 160). За основу классификации может быть взята оппозиция форма / содержание: к «семантической поэтике», ориентированной на содержание, относят поэзию Бориса Пастернака (Ревзин 1997: 731) и Осипа Мандельштама (Левин 1998: 51); или трихотомия семантика / синтактика / прагматика: к семантической поэтике относится поэзия Вячеслава Иванова и других символистов, к синтактической поэтике - язык Хлебникова и футуристов, к прагматической - язык Вадима Шершеневича и имажинистов (Степанов 1985).

С.С. Аверинцев включает имена Хлебникова и Цветаевой в ряд имен: Блок - Андрей Белый - Хлебников - Маяковский, - как представителей символизма, где Цветаева названа его «последней жертвой" (Аверинцев 1996: 217). B.C. Баевский, в свою очередь, считает Цветаеву продолжательницей дела Хлебникова, "наследницей футуризма по боковой линии" (Баевский 1994:231).

Хлебников и Цветаева - поэты, активно использующие окказионализмы, поэтому О.Г. Ревзина упоминает их в одном ряду: «В первой половине XX века, с одной стороны, есть Мандельштам, Пастернак, Ахматова, почти не использующие окказионализмы, и с другой - Хлебников, Маяковский и Цветаева, чей словарь окказиональных употреблений насчитывает около 1 ООО единиц (Ревзина 1998: 39) (хлебниковские окказионализмы, по данным Н. Перцовой, составляют 5 ООО единиц, причем, как и у Цветаевой, среди них больше существительных, нежели глаголов (Перцова 1995: 41)).

Н.В. Павлович приводит примеры из текстов Хлебникова и Цветаевой для иллюстрации того факта, что в поэтическом языке "словосочетание и его перестановка могут фактически означать одно и то же»: «<.> Времыши-камыши / На озера береге, / Где каменья временем, / Где время каменьем. / На берега озере (Хлебников) - Крово-серебряный, серебро- / Кровавый след двойной лия; Вся плоть вещества, / <.> Вещественность плоти (Цветаева)". Эти примеры показательны: во-первых, они определяют границы для возможного сопоставительного изучения идиостилей Хлебникова и Цветаевой - область семантической сочетаемости, во-вторых, подтверждают актуальность синтаксических преобразований в их языке. Так, основной поэтической установкой Хлебникова Ю.С. Степанов называет «разрушение привычной сочетаемости слов, а следовательно, операции с синтактикой» (Степанов 1985: 197). Эти операции, по его мнению, создают новую семантику - "семантику своего собственного мира" (Степанов 1985: 179), что, в общем, противоречит утверждению Н.В. Павлович о неизменности семантики инверсий в словосочетаниях (об особой семантической роли метатезы у Цветаевой см. работу JI.B. Зубовой (Зубова 1990: 11)).

Актуальность фонетического уровня в языках Хлебникова и Цветаевой обнаружил уже Андрей Белый, ср. упоминание об этом у M.JI. Гаспарова: «<.> обе собственные крайние области, глоссолалический «звук» и синтетическую «мелодию» Белый приписывает своим соседям - Хлебникову и, конечно, Цветаевой» (Гаспаров 1997: 153). Обращенность к звуковой ткани лежит и в собственно цветаевском употреблении имени Хлебникова в «Поэме конца» в 1924 году: "<.> Расставание - по-каковски? / Даже смысла такого нет, // Даже звука! Ну, просто полый / Шум - пилы, например, сквозь сон. / Расставание - просто школы / Хлебникова соловьиный стон, / Лебединый.". Комментируя этот единственный случай упоминания Цветаевой имени Хлебникова, В.П. Григорьев отмечает: «Она не знала: Веха [Хлебников -Ю.Я.] «соловьиным» (и «нежногорлым») называл Пушкина, - поэтому и сводит Хлебникова и его «звездный язык» к подобию «зауми» у Крученых и его присных. Только в эпитете «лебединый» чуть мерцает ее собственная «лебединая душа» (Григорьев 1999: рукопись к «Будетлянину»). Здесь хочется «защитить» цветаевский эпитет «соловьиный»: у нее, как и у Хлебникова, он связан с «поэтическим горлом», ср.: Соловьиное горло -всему взамен! - / Получила от певчего бога - я. / Соловьиное горло! (1918 1,449).

О фольклорных и мифологических истоках поэзии Хлебникова говорится в работах Хенрика Барана (Баран 1993: 114-116), Н. Башмаковой (Башмакова 1987: 170), А. Бирюковой (Бирюкова 1995), С. Ланцовой (Ланцова 1995), М. Константиновой (Константинова 1995); об индивидуальном преобразовании архетипов в его поэзии писали A.M. Панченко и И.П. Смирнов (Панченко, Смирнов 1971: 75); о «древнем синкретизме его образов» - Вяч. Вс. Иванов (Иванов 1974: 49). «Фольклоризму» и «мифологизму» Цветаевой, в свою очередь, посвящены работы В.Ю. Александрова (Александров 1989) и Е. Фарино (Фарино 1985) (в другой статье этого исследователя, посвященной сопоставлению текстов Пушкина и Хлебникова, в качестве сравнительного материала приводятся образы Цветаевой: мифологема "плащ", образ Анны Ахматовой («Муза плача») и др.) (Фарино 1988: 41-43). Проблему синкретизма на разных языковых уровнях у Цветаевой исследует Л.В. Зубова (Зубова 1990), мифологическую природу цветаевской эссеистики показал М.Н. Эпштейн (Эпштейн 1989). Финский ученый Тимо Суни в работе о "мифологизме" Цветаевой пришел к выводу о его связи с хлебниковским подходом к слову, ср.: "В некотором плане, она [Цветаева - Ю.Я.] разделяет поэтический шаманизм В. Хлебникова, его примитивистскую увлеченность словесной магией и заговором" (Суни 1996: 16).

О «динамичности» хлебниковских образов, приближающих его стихи к киноискусству, писал еще в 1923 году Сергей Юткевич (Юткевич 1990: 179182), на их «пластичность» и «совпадение с новейшей живописью» указывал Н.Я. Берковский (Берковский 1985: 368). Попытка связать поэтику Хлебникова с законами кино привела авторов статьи о нем к примечательной ошибке: вместо имени Альберта Эйнштейна в цитируемом отрывке из статьи Мандельштама «Буря и натиск» (1923) там оказался Сергей Эйзенштейн (!) (Лощилов, Богданец 1995: 443). «Динамическими образами движения», могущими быть иллюстрированными только в кино, называет образы Цветаевой Ю.В. Пухначев (Пухначев 1981: 72), о «кинематографичности» поэмы «Автобус» (1934-1936) пишет О.Г. Ревзина (Ревзина 1998(2): 80). В.П. Григорьев, в свою очередь, отмечает не столько кинематографичность, сколько (в современном контексте) "телевизионность" образов Хлебникова (Григорьев 1998(1): 108-118).

О научно-филологической и «научно-фантастической» направленности хлебниковского творчества писал В.П. Григорьев (Григорьев 1983: 116), «лингвистической теории Хлебникова» посвящена работа А.Г. Костецкого

Костецкий 1975). О том, что «фольклоризм Цветаевой находит прямые аналогии не в области литературы, а в области науки о литературе», высказал предположение В.Ю. Александров (Александров 1989: 7).

8. На сегодняшний день наиболее полно разработанной периодизацией творчества Велимира Хлебникова является периодизация, предложенная В.П. Григорьевым (Григорьев 1998(2)). Помимо «схемы реальной эволюции в конкретных текстах» в виде пяти «точек», она содержит периодизацию этапов словотворчества, то есть ориентирована на словообразовательный (морфологический) уровень языка. Кроме того, в ней представлена смена научно-теоретических парадигм хлебниковской «воображаемой филологии».

Периодизация творчества Марины Цветаевой, предложенная О.Г. Ревзиной, также имеет пятеричную структуру и ориентируется на коммуникативный и лексический уровни языка: на всех этапах прослеживается путь Цветаевой от «одноголосия» к полифонии, отмечаются изменения в словарном составе текстов (Ревзина 1995).

Несмотря на несовпадение временных рамок жизни Хлебникова (1885 -1922) и Цветаевой (1892 - 1941), представляется возможным выстроить параллельную схему эволюции их творчества: в качестве срединного поворотного рубежа в ней можно считать исторический 1917 год, ср. высказывание Цветаевой: «Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, -нет» (1932 Ц91: 65). К этому периоду успевают смениться две «точки» в творчестве Хлебникова (Григорьев) и два этапа в творчестве Цветаевой (Ревзина), а недостающее звено - «послехлебниковские» годы жизни Цветаевой - условно восполняет «манделыптамовское» пятнадцатилетие: по мнению В.П. Григорьева, беседы Хлебникова с Мандельштамом в 1922 году преобразовали конечную «точку» жизни Хлебникова в «многоточие из 15 лет» вплоть до смерти Мандельштама (Григорьев 1998(2): 156).

В общем виде «параллельная периодизация» жизни и творчества обоих поэтов в изложении В.П. Григорьева и О.Г. Ревзиной распадается на две большие части: этапы до 1917 года - и после 1917 года:

I. Этапы до 1917 года:

Хлебников 1) 1904-1905 "Клятва найти «основной закон времени»; <.> рассуждения об основаниях своего эстетического «я»;

2) 1908-1910 "Конфликт с журналом «Аполлон», сближение с кубофутуристами; <.> формула: «Слово - пяльцы, слово - лен, слово -ткань»; рост частотности основ: слое-, мер-, врем-, числ- в идиостиле. <.>1-й этап словотворчества: опробуются смыслы звукописи, возникает идея «скорнения»;

Цветаева 1) 1907-1912 "Этап одноголосия: для чистого «я»-субъекта приоритетна перволичная форма; <.> основные тематические группы -имена родства, имена возраста, имена собственные; почти половина словаря -конкретная вещная лексика: тематические группы «Жилье», «Бытовые предметы» (лампа, подушка, графин), детские игрушки, пища, одежда и украшения <.>";

Хлебников 3) между "точками" 1908-1910 и 1916-1917 "Противостояние пангерманизм / панславянизм в 1914-1915 годах, «Воззвание Председателей земного шара» в 1916 году. <.> 2-й этап словотворчества в 1912-1913 годах: любой согласный в любой позиции может быть смысловой единицей <.>";

Цветаева 2) 1913-1916 "<.> Чистый миропорождающий «я»-субъект, передающий индивидуальное, свойственное именно данному типу личностное мировосприятие; социальная тема (стихи «Германии»); <.> перевес в сторону не предметной, но концептуальной лексики; инновации в сфере сочетаемости, актуализация контраста как способа поэтического мышления <.>";

II. Этапы после 1917 года:

Хлебников 4) между "точками" 1916-1917 и 1920-1921 "Глубже реализуется рефлексия над собственным творчеством. <.> Канун открытия «основного закона времени»: торжество (само) уверенной интонации. <.> 14 марта 1921 года - «переворот от числа к слову», исполнение мечты 1904 года. <.> Заключительный этап словотворчества дает сплав языкотворческой, исторической и социальной идеологии: формула «Паны и холопы в Азбуке» в 1920 году";

Цветаева 3) 1917-1921 "Утрачивается «идентичность» чистого «я»-субъекта; многоголосие; <.> обращение к экстремуму, к поэтике предела; переход от номинативно-целостного значения слова к разложению на семантические признаки; <.> обращение к окказиональным словам после 1917 года";

Хлебников 5) 1921 - весна 1922 "Понятия лирического, лиро-эпического и автобиографического субъектов уточняются, но <.> «субъектов» ведет за собой более общее понятие - «образ автора идиостиля», иначе - «Мессия Самого Себя и всех Своих Божественных ипостасей и прерогатив». Словотворчество: <.> «поединки слов» {дворяне - творяне); новая компрессия (наука > хорошеука); глобальные образы (Равнебен, Эль) >"• 5

Цветаева 4) 20-е годы "Самым объемлющим значением инклюзивного «мы» является соотнесенность с классом «человек», <.> видение мира «я»-субъекта имеет общечеловеческую значимость. Выявляется внутренняя изоморфность разных денотативных пространств и рождается глубокое философское обобщение. <.> Эволюция введения чужих голосов: полифония; <.> установочные высказывания «я»-субъекта несут в себе торжество открывателя истины <.>. Пик использования окказионализмов";

Хлебников 5) весна 1922 - (1937-1938) "Попытка продолжения «осад времени, слова и толп» в творчестве О. Мандельштама" (Григорьев 1998(2): 135-162).

Цветаева 5) 30-е годы "Актуальность координат «я»-«здесь»-«сейчас» с конкретной пространственно-временной локализацией; <.> освобождение от начинающегося ощущения «гнета» собственных открытий; приведение к общему знаменателю денотативных пространств человек-природа, природа-искусство, человек-творчество (цикл «Куст»), <.> Резкое сокращение окказиональных слов, предпочтение семантическому смыслообразованию («писатели газет»), актуализация книжной речи" (Ревзина 1995: 305-363).

Параллельное расположение динамических (изменяющихся во времени) идиостилевых характеристик позволяет выявить сферы общих изменений в языке двух поэтов. Это личная сфера говорящего «я»-субъекта (изменения фиксируются в терминах прагматики и коммуникативного синтаксиса) и преобразования в семантике отдельного слова - то, что для Цветаевой отмечено как «смена денотативных пространств», а для Хлебникова - как разложение слова на минимальные смысловые отрезки («наималы»).

Изменения в личной сфере говорящего у Хлебникова и Цветаевой носят, согласно сводной периодизации, противоположный характер: кажется, что Хлебников от невыявленного личного «я», от образа «Председателей земного шара» (этапы до 1917 года) приходит к саморефлексии и «уточнению» понятий лирического, лиро-эпического и автобиографического субъектов, то есть совершает «путь к себе» (в 1920-1921 гг. происходит "синтез" "я" и "мы"), а Цветаева от этапа одноголосия (до 1917 года) движется к инклюзивному «мы», имеющего общечеловеческую значимость, то есть «уходит от себя», лишь в самый последний момент пытаясь вернуться к координатам «я»-«здесь»-«сейчас». Интересно, что последствия перехода от «мы» к «я» у Хлебникова проявляются в «торжестве (само)уверенной интонации» (от веры, что открыл глаза "нам", человечеству) (Григорьев 1998(2): 146), а у Цветаевой переход от «я» к «мы» так же окрашен «торжеством первооткрывателя истины» (Ревзина 1995: 343).

Изменения в сфере семантики также разнонаправлены: Хлебников от эксперимента над словом («пяльцы», «лен», «ткань») приходит после 1917 года к гармонии со словом: открытие закона времени, по мнению В.П. Григорьева, приводит к гармонии «даже беспорядочный до тех пор верлибризм» (Григорьев 1998(2): 158); Цветаева же идет по пути «развоплощения» слова: от бытовой лексики, прямых номинативных значений - к «идеологической» лексике, а после 1917 года к «разложению слова на семантические признаки», и далее - к «общему знаменателю денотативных пространств» (Ревзина 1995: 359).

9. Выбор объекта исследования - ключевых слов в группах лексики человек, вещь, природа - должен мотивироваться фактами «идиостилевой истории» образов, созданных с помощью этих слов. Говоря словами M.JL Гаспарова, «нужно сперва знать, какие разнородные образы присутствуют в сознании поэта, и лишь затем ставить вопрос, как это разнообразие сочетается в единство» (Гаспаров 1997: 417). Идиостилевая история» слова предполагает динамический, то есть не теряющий актуальности во времени, аспект своего существования. По замечанию H.A. Кожевниковой, "та или иная образная характеристика может быть устойчиво связана с определенной темой или определенным кругом реалий. Она неоднократно возникает и развивается вместе с развитием темы. В то же время повторяющийся образ и его вариации могут быть лишь явно выраженным центром своеобразного широкого образного поля, на периферии которого существуют и иные преломления центрального мотива, иные ассоциативные связи" (Кожевникова 1986: 53).

В составе образной системы человек повторяющимся образом, "центром" и первым претендентом на роль объекта двойного описания является слово «я» и его лексические дериваты. Как показали исследования В.П. Григорьева и О.Г. Ревзиной, это слово не раз на протяжении поэтической эволюции идиостилей Хлебникова и Цветаевой меняло свои функции в тексте, приобретая то саморефлективные (инклюзивные), то гиперболизированные черты. Не случайно Е. Фарино возводит идиостиль Хлебникова к культуре «самоосознавшей, самопостигшей свой собственный код, свою собственную закономерность», где «Я» понимается как «дешифратор (или даже обладатель) этого культурного кода» (Фарино 1988: 63). Не случайно и сама Цветаева возводит принцип самопознания в основной закон поэзии: «Что такое «я» поэта? Очевидно - это «я» человеческое, выраженное в строе речи. Но только «очевидно», ибо стихи часто являют нам нечто скрытое, приглушенное и даже заглушенное, чего и сам человек в себе не знал и не узнал бы, если бы не стихотворный дар» (1934 Ц91: 104).

Употребление местоимения «я» в поэтическом тексте является первичной самоидентификацией образа поэта в идиостиле (ср. главу «Самохарактеристики» в описании идиостиля Мандельштама Ю.И. Левиным (Левин 1998: 107)) и идентификацией образа человека вообще (ср. вхождение слова «я» в список лексических универсалий («алфавит человеческих мыслей») в работе А. Вежбицкой (Вежбицкая 1997: 331)). Поскольку всякая идентификация есть одновременно акт предикации, трансформация образных значений в этом поле должна продемонстрировать связи между «я»-субъектом (образной системой человек) с миром вещей и природы в обоих идиостилях.

В.В. Виноградов писал, что «в структуре литературно-художественного произведения острые экспрессивно-образные функции могут выпасть даже на долю семантически нейтральных, совсем безобразных, местоименных слов (например, слова «человек»)" (Виноградов 1963: 125). Таким, на первый взгляд, безобразным словом - центром определенной образной системы у Хлебникова и Цветаевой, ядром семантического поля "вещь" - является само слово вещь. По мнению Н.Я. Берковского, предметная сфера лексики, характеризуемая понятием вещь, важна для Хлебникова, чтобы «через слово передать мир весомо и резко представленных предметов» (Берковский 1985: 368), Н. Башмакова, в свою очередь, отмечает в языке Хлебникова «мифопоэтическую важность бинома вещи / вещий» (Башмакова 1987: 210). В исследованиях, посвященных языку Цветаевой, отмечается, что ему "была свойственна заостренная конкретность, подчеркнутая вещность" (Адмони 1992), что, «отправляясь от очень конкретной картины мира, она [Цветаева -Ю.Я.] переосмысливала значение и смысл вещей, символизировала их» (Ревзина 1996: 19). У обоих поэтов встречается сюжет «восстания вещей» (поэма «Журавль» (1909), драма «Маркиза Дэзес» (1909-1911) - у Хлебникова; «Поэма Лестницы» (1926) - у Цветаевой). Слово вещь у Цветаевой также становится объектом метаязыкового описания: в "Поэме Лестницы" осмысливается звуковая и семантическая сочетаемость слов "вещь" и "нищ". На периферии образного поля вещь у каждого поэта встречается широкий круг ассоциативных связей этого слова с другими элементами (связи по сходству).

Образная система природа в сопоставительном анализе лексики двух поэтов может быть представлена словами копь (живая природа) и камень (неживая). Образ коня является для Цветаевой актуальным в связи с образом поэтического Гения (поэма «На красном коне» 1921 год), а Хлебникову свойственно сближение этого образа с субъектом речи «я» (Ланцова 1995: 417). Слово камень у него на всем протяжении эволюции творчества не теряет связи с понятием время, которое, по мнению В.П. Григорьева, определяет всю его гносеологию (Григорьев 1997). Анализ семантических связей этих слов в текстах Хлебникова и Цветаевой предваряется в диссертации описанием образных значений других ключевых слов в каждой образной системе, выбор которых определяется по признаку частотности употреблений в идиостиле.

10. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и приложения. Глава 1 исследования называется "Велимир Хлебников

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Явинская, Юлия Вадимовна

4.5. Выводы об особенностях восприятия природного мира субъектом речи (я) в текстах Хлебникова и Цветаевой. а) В первую очередь необходимо отметить разницу в отношении к самому понятию природы, у Хлебникова она разнообразна (дика и мила), персонифицируется как живое существо {тетя), имеет свои законы, а у Цветаевой природа - частная, находящаяся внутри человека, возврат к природе означает прежде всего возврат к своей сущности как для людей, так и для вещей.

В небе Хлебникова вершатся судьбы земли, но это всего лишь механизм, который можно исправить, поэтому субъект речи (я), а также природные объекты - горы, ветер - предпринимают "осаду" неба, что выражается в использовании глаголов физического действия, направленных к небу-объекту. При этом небо остается частью единого целого вместе с "человеком", морями, горами, всей вселенной. У Цветаевой небо является "передатчиком чувств", по сравнению с хлебниковским оно более пространно: "бездонный чан", а не "стакан", и менее материально: "эфир", а не "доски синевы", я-субъект у Цветаевой не осаждает небо, а ждет от него "возмездия", "знака".

Море у Цветаевой является отражением некоей внутренней "стихийности" субъекта речи (я), означает чувства и состояния: "горе", "любовь", их "безмерность", а у Хлебникова "стихийность" моря сравнивается с внешними действиями субъекта речи (я), например -карательного отряда матросов, вламывающихся в чужие дома (поэма "Ночной обыск").

Море как водное пространство для субъекта речи (я) Хлебникова -реальный собеседник, друг, "братва", морской берег в поэтической картине мира Хлебникова - место постоянного диалога с природным миром: в "Крымском" (1909) субъект речи (я), стоя на берегу моря, разговаривает с тучами "детским несмелым языком", в "Ночи в Персии" (1921) с моря прилетает жук и произносит "понятное слово", а в поэме "Тиран без Тэ" (1921,1922) герой живет "в гостях" у моря, на берегу, вместе с собаками.

Для субъекта речи Цветаевой море остается частью пейзажа, на берегу пишется письмо - не к морю, а к человеку: Всех объегоря, / - Скоропись сна! -/ Вот тебе с моря - / Вместо письма! (1926 3,109). Море остается непознанным и потому - нелюбимым, ср.: "Борис, но одно: Я НЕ ЛЮБЛЮ МОРЯ. Не могу. Столько места, а ходить нельзя. <.> Море - диктатура, Борис" (Письмо к Пастернаку, 1926 год, ПД48). У поэтов различны сами источники поэтического отношения к морю: для Хлебникова море - прародина материков, объект изучения, скорее, биологии и истории, нежели литературы, а для Цветаевой это, в первую очередь, пушкинская "свободная стихия", объект поэтической картины мира, а значит - часть познающего субъекта (его сознания).

Способы познания различают и отношение двух субъектов речи к горам: у Хлебникова горы - часть познаваемого мира, "земной коры", ср.: "Я изучаю горы и их положение на земной коре" (Письмо к Крученых, 1913 год, НП,367), у Цветаевой - воплощение любви, а именно - женщины в любви, ср. об образе Ярославны на картине Н. Гончаровой: "Сидит гора. В горе - дыра: рот. Изо рта вопль: а-а-а." (1929 Ц88: 104). Поэтому у Хлебникова горы даны общим планом (эпитет дальние, употребление топонимов), а у Цветаевой гора дана персонифицирующим крупным планом (преобладание форм ед. числа, употребление в составе идиоматических выражений). б) Можно отметить ряд соответствий и расхождений в образных значениях слова копь у Хлебникова и Цветаевой. Во-первых, это разница в выборе коммуникативного регистра речи при описании образа коня: Хлебников задает репродутивно-описательный подход, включающий использование наблюдаемых (эмпирических) признаков у прилагательных к слову конь, сохранение денотативных значений предиката. Цветаева описывает образ коня преимущественно в генеритивном регистре, обобщая его до абстрактных понятий, используя информативные признаки прилагательных, сигнификативную функцию предикатов.

Во-вторых, создавая образ человека-коня, Хлебников исходит из количественных показателей множества коней и людей (от табуна - к народу), что находит отражение в образе конского царства, конских свобод и т.д. Истоки восприятия образа коня как представителя некоего природного сообщества, возможно, лежат в области биографических данных: Конецарством можно считать степную Калмыкию, где родился Хлебников, ср.: "Родился 28 октября 1885 года в стане монгольских исповедующих Будду кочевников <.>. Ездил на необузданных конях чужих конюшен" (1914 Т,641):

Для Цветаевой же единство коня и человека воплощается в образе всадника, не без участия литературных и исторических коннотаций, например, к образу св. Георгия: цикл «Георгий» (1921), поэма «Егорушка» (1928). (Интересно, что этот важный для Цветаевой образ исследователи находят и у Хлебникова, например, мифологему «чуда о Георгии и драконе» обнаружил в стихотворении «Одинокий лицедей» Е. Фарино (Фарино 1988: 54-55)). Образ всадника на красном коне - поэтического Гения Цветаевой -вероятно, так же восходит не к живому, а литературному истоку: первое детское стихотворение Цветаевой о "ретивом коне", по ее признанию, было отзвуком пушкинского коня и ершовского Конька-Горбунка: "Ты лети, мой конь ретивый, / Чрез моря и чрез луга / И, потряхивая гривой, / Отнеси меня туда!" (1934 Ц89: 280). в) Слово камень в значении природного в идиостилях Хлебникова и Цветаевой получает различную концептуальную и образную нагрузку. Для Хлебникова образ камня неотделим от понятия времени. Эта связь не теряет своей актуальности и в формулировке Хлебниковым в 1921 году "основного закона времени": "<.> Равным образом подыматься и с пением лететь кверху через < 2 п > дней после падения и слома крыл о камни рока. Падать в пропасть через 3 п дней после стояния на горе. <.> Кто сможет нарушить наши законы? Они сделаны не из камня желания и страстей, а из камня времени" (1920-1921 Т,635).

Такая концептуализация значения образа камня не свойственна Цветаевой (предшественником Хлебникова, так же активно использующим родовое обозначение камня в своей образной системе, можно считать И. Анненского, см. Кожевникова 1986: 99). У Цветаевой, участвуя в характеристике человека, камень чаще употребляется в составе устойчивых выражений ("камень с плеч", "камень на сердце", "бросать камнем"), сходство с образами Хлебникова у нее наблюдается лишь в сравнении жизни человека (поэта) с путем падающей звезды, кометы (небесного камня - у Хлебникова) - этот огнистый путь идет по вертикали (кривой) от неба до земли подобно пути хлебниковского камня: Ибо путь комет // Поэтов путь: жжя, а не согревая / Рвя, а не взращивая - взрыв и взлом - / Твоя стезя, гривастая кривая, / Не предугадана календарем! (1923 2,184).

Значение слова камень как строительного или скульптурного материала у Хлебникова входит в образы строений, улиц, сравнивается с частями одежды, постели, а у Цветаевой принципиальное отличие образов со словом камень состоит в том, что "из камня" созданы люди, точнее, их внутренний мир, ср.: Ты - каменный, а я пою, / Ты - памятник, а я летаю (1920 1,527).

Для сравнения образов могильного камня у Хлебникова и Цветаевой интересно привлечь биографические источники. Так, Хлебников уже в 1904 году определил характер надписи на своем надгробном камне как функциональную оценку в информативном регистре: "Пусть на могильной плите прочтут: он боролся с видом и сорвал с себя его тягу." (1904 Т,577). На камне Цветаевой, согласно одному из пожеланий, надпись имеет генеритивную (обобщающую) функцию афоризма: "Надпись на моем камне: Le moule en est brise (Форма - разбита)" (1925 CT,378); согласно другому -"Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева" (1934 Ц89: 121) - представляет пожелание субъекта речи (я) в волюнтивном регистре и подразумевает оценку самого места положения камня (берег Оки).

В целом образная система природа у Хлебникова дана с точки зрения субъекта, интересующегося ее законами, первопричинами явлений, разнообразием ее проявлений. Объекты природного мира соединены в единое братство, и сам человек - равноправный член этого единства: природа его радостно приветствует ("Наш!"), а он в свою очередь заключает ее в "умные объятья". Для познающего и говорящего субъекта Цветаевой природа - это антропоморфный мир, где море - показатель безмерности чувств, небо -источник откровений, горы - воплощение сердца и показатель "уровня любви", понятие природы у нее формулируется "изнутри": сначала моя природа, мои горы, мои кони и т.д., а затем уже природа как "сокровищница утех" - ("для всех!").

Заключение.

В диссертации была предпринята попытка комплексного сопоставления основных групп лексики в идиостилях Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой. В качестве основного метода исследования использовался функционально-типологический подход к поэтической семантике, учитывающий связи отдельного слова по смежности (присловная и подчинительная связь, адъективные и предикативные конструкции, сравнительные и соединительные ряды) и по сходству (метафорические номинации, контекстные синонимы, связи со словами того же онтологического класса).

В 1 главе диссертации два идиостиля представлены как различающиеся по нескольким признакам: по выбору объектов поэтического описания, по способам преобразования языка (различия в синтаксических и ритмических способах оформления речи), по выражению отношения к окружающим объектам и явлениям (область референции), а также как схожие - по новаторскому отношению к языку, по филологической (метаязыковой) направленности творчества поэтов.

Во 2 главе диссертации рассматривалась образная система человек и ее элементы - слова человек, люди, народ, понятия связанные с человеком -жизнь, смерть, а также слова, обозначающие части человеческого тела и органы восприятия - глаза, руки, сердце. В отдельном параграфе рассматривались особенности употребления слова я в текстах Хлебникова и Цветаевой. Результаты сопоставления внутри этой группы лексики показали, что в образной характеристике субъекта речи (я) у Хлебникова диалектически сочетаются гиперболизм и самоумаление (рефлексия), а среди функций слова я - субъектная и объектная, что область референциальных значений этого слова представляет, скорее, воображаемый, нежели реальный мир. А у Цветаевой в семантике слова, обозначающего субъекта речи, актуальна связь с окружающим пространством как вместилищем человека (я), а также с пространством внутренним - миром чувств, а в функциональном аспекте наблюдается тенденция к метафорическому переназыванию субъекта речи (я), что в области референциальных отношений воссоздает реальные связи явлений и объектов.

Анализ семантики глаголов со словом я показал, что субъект речи у Хлебникова активно использует зрение (у глаголов видеть и смотреть -широкая видо-временная парадигма), речь (глаголы говорения имеют перлокутивную семантику, нацелены на ответную реакцию адресата), глаголы ментального действия не только воспроизводят реальные события (репродуктивно-описательный регистр), но также несут информацию обобщенного плана - о мире, о человечестве. Для субъекта речи (я) Цветаевой глаголы восприятия {видеть, смотреть) не имеют направленности во внешний мир, они подчинены внутреннему зрению (сон, память), глаголы говорения часто не предполагают адресата, представляют собой монолог или внутренний диалог, информация, выражаемая глаголами ментальной сферы носит частный характер (о себе и о близких).

В главе 3 была рассмотрена семантика элементов образной системы вещь - слова, обозначающие среду обитания человека {город, дом), предметы быта {стол, нож, меч), пищи {хлеб), одежды {плащ) и культуры {книга). Отдельно рассматривались связи по смежности и сходству слова вещь. Среди глаголов со словом вещь у Хлебникова среди знаменательных глаголов преобладают неакциональные (статуальные, локализующего действия), встречается и неполнознаменательный глагол, у Цветаевой среди знаменательных - акциональные (физического действия, речевого и ментального действия). В конструкциях с однородными членами (перечнями вещей) у Хлебникова объединяются слова, означающие животных, человека, у Цветаевой "списки вещей" строятся на основе форм множественного числа существительных со значением ненужности, ущербности. Преобладание форм множественного числа слова вещь у Хлебникова свидетельствует о его интересе к множеству отдельных, "частных вещей", а у Цветаевой приоритет форм единственного числа - об интересе к "вещи вообще".

В 4 главе диссертации рассматривалась образная система природа, а именно слова: природа, небо, море, гора. Отдельными объектами анализа выступали слова конь (живая природа) и камень (неживая). При анализе употреблений слова конь у Хлебникова отмечено преобладание эмпирических (наблюдаемых) признаков значения прилагательных у этого слова. О значимости репродуктивно-описательного регистра речи при подходе к образу коня у Хлебникова свидетельствуют и предикативные конструкции, где слово конь даже в метафорической предикации сохраняет денотативную семантику живого существа. У Цветаевой среди прилагательных преобладают слова с эмоционально-оценочным значением, а потеря денотативных признаков слова конь сопровождается в предикативных конструкциях употреблением отрицательных частиц.

В параграфе, посвященном анализу употреблений слова камень рассматривались три основных его значения - камень природный, камень как материал и могильный камень. Наиболее широкую образную реализацию получают у Хлебникова разновидности природного камня: слово камень характеризует понятия времени, числа, что также подтверждается в окказиональных преобразованиях корня (числокаменный, еремушко-камушко и т.д.), субъект речи (я) сравнивается с небесным камнем (кометой) и подводными камнями (мелями). Для Цветаевой приоритетно значение камня как материала, но применительно к образу человека - его органам восприятия, внутренним свойствам, что подтверждают окказиональные образования (каменногрудый, каменноокий и т.д.).

Таким образом, в диссертации были решены основные задачи -определение общего и различного в семантических связях ключевых слов из образных систем человек, вещь, природа в идиостилях Хлебникова и

Цветаевой. При этом была сделана попытка оценить особенности каждого идиостиля с точки зрения выбора предмета поэтического описания в формально-логическом ключе. Если для Хлебникова приоритетно создание новых научных теорий, открытие "законов" не только в области слова, но и времени, пространства, числа (гносеология), то у Цветаевой преобладает интерес к внутреннему миру человека (понятиям любви, разлуки, ревности), оценке своего места (судьбы) в мире, в сфере поэтического творчества, в окружении вещей и природы (онтология). Это различие не исключает, безусловно, того факта, что гносеология Хлебникова "онтологична", а онтология Цветаевой - "гносеологична".

Подводя итог сопоставительному изучению образных систем человек, вещь, природа в идиостилях двух поэтов, можно отметить, что "люди", "вещи" и "животные" в образной картине мира Цветаевой переведены в ближний крупный план, но лишены тесной связи с обозревающим их образом я, который склонен жить своим внутренним миром, а не окружающей действительностью. Вещи (как всякий объект чувственного восприятия) у Цветаевой настолько близки человеку, что, заимствуя антропоморфные признаки, перестают быть вещами и существуют на уровне понятий ("тень вещей").

У Хлебникова, наоборот, явления даны в дальней перспективе, общим планом, но при этом оттуда, из этого далека, соединены с человеком, наблюдающим и изучающим их, тесными связями-каналами. Вещами -элементами вселенной- для Хлебникова являются все объекты природного, человеческого и материального миров, все они входят в общее единство на равных правах, часто не различаясь по своей онтологической сущности. Для образного представления такого единства Хлебников избрал образ цветного камешка: "Дух человеческий, как дитя малое, радуется и смеется светлым смехом, как дитя, нашедшее цветной камешек, когда ему удается свести два отдельных, разделенных разрывом генетической связи, понятия на одно. некоторое третье. Потому что: Единство - тебе поклонюсь, и лишь одному" (цит. по: Дуганов 1990: 86).

Несмотря на то, что в диссертации была предпринята лишь первая попытка установления связи между "генетически разорванными" поэтическими системами - идиостилями Хлебникова и Цветаевой, - уже наметились перспективы дальнейшего сопоставительного исследования. Необходимо расширять область анализируемых слов в основных группах лексики. К примеру, предположение о том, что способы метафорического переназывания у Хлебникова связаны в области референции с возможными мирами, а у Цветаевой (согласно мнению О.Г. Ревзиной) демонстрируют реальные связи между объектами, нуждается, в частности, в рассмотрении семантических полей "истина" и "ложь" в обоих идиостилях, а также понятий "судьбы", "рока", образа России и т.д. Но это уже темы отдельного исследования.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Явинская, Юлия Вадимовна, 1999 год

1. Адмони 1992 Адмони В. Марина Цветаева и поэзия XX века // Звезда. 1992. N10.

2. Александров 1989 Александров В.Ю. Фольклоризм М. Цветаевой. Автореф. канд. дисс. М., 1989.

3. Арутюнова 1988 Арутюнова НД. Типы языковых значений. М., 1988. Арутюнова 1999 - Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999.

4. Баевский 1994 Баевский B.C. История русской поэзии: 1730 - 1980 гг. Смоленск, 1994.

5. Баран 1993 Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М., 1993. Бахтин 1975 - Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.

6. Бахтин 1986 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. Башмакова 1987 - Башмакова Н. Слово и образ. О творческом мышлении Велимира Хлебникова. Хельсинки, 1987.

7. Берковский 1985 Берковский Н.Я. О русской литературе. М., 1985. Бирюкова 1995 - Бирюкова A.C. Миф, диалог и сравнение как доминанты образного мышления В. Хлебникова. Автореф. канд. дисс. М.,1995.

8. Бодуэн 1963 Бодуэн de Куртенэ H.A. Избранные труды по общему языкознанию. Том П. М., 1963.

9. Бродский 1991 Бродский И. О Марине Цветаевой // Новый мир. 1991. N 2.

10. Вежбицкая 1997 Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997.

11. Виноградов 1963 Виноградов В.В. Стилистика. Поэтика. М., 1963.

12. Вроон 1996 Вроон Р. Хлебников и Платонов: предварительные заметки //

13. Язык как творчество М., 1996.Теория поэтической речи.

14. Гак 1998 Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.

15. Гаспаров 1986 Гаспаров M.JI. Историческая поэтика и сравнительноестиховедение // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986.

16. Гаспаров 1995 Гаспаров М.Л. Владимир Маяковский // Очерки историиязыка русской поэзии XX века. М.,1995.

17. Гаспаров 1997 Гаспаров М.Л. Избранные труды. Том II. О стихах. М., 1997. Гик 1998 - Гик A.B. Словоупотребление М. Кузмина и В. Хлебникова. Автореф. канд. дисс. М., 1998.

18. Гин 1996 Гин Я.И. Проблемы поэтики грамматических категорий. Спб., 1996. Григорьев 1973 - Григорьев В.П. Предисловие // Поэт и слово. Опыт словаря. М., 1973.

19. Григорьев 1979 Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979.

20. Григорьев 1981 Григорьев В.П. Собственные имена и связанные с нимиапеллятивы в словотворчестве Хлебникова // Ономастика и грамматика. М.,1981.

21. Григорьев 1983 Григорьев В.П. Грамматика идиостиля. Велимир Хлебников М., 1983.

22. Григорьев, Парнис 1986 Григорьев В.П., Парнис А.Е. Примечания // Велимир Хлебников. Творения. М., 1986.

23. Григорьев 1994(1) Григорьев В.П. Самовитое слово // Известия Академии наук, Серия лит. и яз. Т. 53 N 4, 1994.

24. Григорьев 1995(2) Григорьев В.П. Два идиостиля: Хлебников и Мандельштам // Филологический сборник. М., 1995.

25. Григорьев 1998(1) Григорьев В.П. В. Хлебников: От театра размеров к театру невозможного // Новое литературное обозрение. 1998. N 33. Григорьев 1998(2) - Григорьев В.П. Велимир Хлебников // Новое литературное обозрение. 1998. N 34.

26. Дуганов 1990 Дуганов Р.В. Велимир Хлебников. Природа творчества. М., 1990.

27. Жирмунский 1922 Жирмунский В.М. Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Пб., 1922.

28. Звегинцев 1960 Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Часть 1. М., 1960.

29. Золотова 1998 Г. А. Золотова, Н.К Онипенко, М.Ю. Сидорова Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. Зубова 1990 - Зубова Л.В. Лингвистический аспект поэзии М. Цветаевой. Автореф. докт. дисс. Л., 1990.

30. Кожевникова 1992 Кожевникова H.A. Язык Андрея Белого. М., 1992. Комлев 1992 - Комлев Н.Г. Слово в речи. Денотативный аспект. М., 1992. Константинова 1995 - Константинова М. Поэтическая прелюдия к «Доскам судьбы» // Russian Literature. 1995. N 38.

31. Кушнер 1997 Кушнер А. «Среди людей, которые не слышат.» // Новый мир. 1997. N 12.

32. Ланцова 1995 Ланцова С. Морфология и исторические корнихлебниковской метаморфозы («Змей поезда») // Russian Literature. 1995. N 38.

33. Левин 1966 Левин Ю.И. О некоторых чертах плана содержания впоэтических текстах // Структурная типология языков. М., 1966.

34. Левин 1998 Левин Ю.И. Избранные труды. М., 1998.

35. Лившиц 1991 Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. М., 1991.

36. Лотман 1970 Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.,1970.

37. Перцова 1995 Перцова Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. Wien-Moskau, 1995.

38. Петрова 1996 Петрова З.Ю. О некоторых образных соответствияхприродных реалий в языке В. Хлебникова // Язык как творчество. М., 1996.

39. Пухначев 1981 Пухначев Ю.В. Число и мысль. М., 1981.

40. Ревзин 1997 Ревзин И.И. Грамматическая правильность, поэтическая речь ипроблема управления // Из работ московского семиотического круга. М.,1997.

41. Ревзина 1995 Ревзина О.Г. Марина Цветаева // Очерки истории языка русской поэзии XX века. М., 1995.

42. Ревзина 1998(2) Ревзина О.Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэтике и проблемы описания поэтического идиолекта. Докт. дисс. в форме научного доклада. М., 1998.

43. Сильман 1977 Сильман Т.М. Заметки о лирике. Л., 1977.

44. Словарь 1996-1998 Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. Т. I. М., 1996. Т. II. М., 1998.

45. Смирнов 1985 Смирнов И.П. Порождение интертекста // Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 17. Wien, 1985.

46. Спесивцева 1992 Спесивцева Л.В. Образ Разина в поэме В. Хлебникова

47. Уструг Разина" и в стихотворении М. Цветаевой "Стенька Разин" //

48. Поэтический мир В. Хлебникова. Вып. 2. Астрахань, 1992.

49. Степанов 1985 Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985.

50. Степанов 1998 Степанов Ю.С. Язык и метод. М., 1998.

51. Суни 1996 Суни Т. Композиция "Крысолова" и мифологизм М. Цветаевой.1. Хельсинки, 1996.

52. Топоров 1993 Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе // Aequinox. MCMXCIII. М., 1993.

53. Топоров 1997 Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М., 1997.

54. Тынянов 1928 Тынянов Ю.Н. О Хлебникове // В. Хлебников. Собрание произведений. Том 1. Л., 1928.

55. Тынянов 1965 Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. Статьи. М., 1965.

56. Тынянов 1977 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. Ушаков 1935 - Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М., 1935 -1940.

57. Фарино 1985 Фарино Е. Мифологизм и теологизм Цветаевой // Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 18. Wien, 1985.

58. Фарино 1988 Фарино E. Как пророк Пушкина сделался лицедеем Хлебникова // Studia Russica. XII. Budapest, 1988.

59. Фатеева 1995 Фатеева H.A. Картина мира и эволюция поэтического идиостиля Бориса Пастернака // Очерки истории языка русской поэзии XX века. М., 1995.

60. Фрейденберг 1978 Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.,1978.

61. Харджиев 1940 Харджиев Н. Комментарии // Велимир Хлебников.

62. Неизданные произведения. М., 1940.

63. Цветаева 1983 Цветаева А. Воспоминания. М.,1983.

64. Цивьян 1995 Цивъян ТВ. Вещи из чемодана Сергея Довлатова и бывшая (?) советская модель мира // Russian Literature. 1995. N 37.

65. Эпштейн 1989 Эпштейн М.Н. На пересечении образа и понятия // Красная книга культуры. М., 1989.

66. Эфрон 1989 Эфрон А. О Марине Цветаевой. М., 1989.

67. Юткевич 1990 Юткевич С. Сухарная столица // Юткевич С. Собраниесочинений в 3 томах. Т. 1.

68. Янко 1999 Янко Т.Е. Человек и мир в коммуникативной структуре предложения // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М„ 1999.