Социокультурные представления русской интеллигенции первой половины XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Сабурова, Татьяна Анатольевна

• Сабурова, Татьяна Анатольевна
• доктор исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации доктор исторических наук Сабурова, Татьяна Анатольевна

Введение.

Глава 1. "Интеллигентоведение": исследовательские модели и практики.

1.1. История интеллигенции: историографический опыт и формирование новых методологических подходов.

1.2. Модель мира как концепт историко-антропологического исследования интеллигенции.

1.3. Историческое сознание русской интеллигенции как проблема культурно-интеллектуальной истории.

Глава 2. Время и пространство в модели мира русской интеллигенции первой половины XIX века.

2.1. Представления о прошлом в историческом сознании русской интеллектуальной элиты конца XVIII — начала XIX века.

2.2. Связь времен в историческом сознании русских интеллектуалов второй четверти XIX века.

2.3. Россия и Европа в представлениях о пространстве русских интеллектуалов первой половины XIX века.

Глава 3. Социальная и культурная идентификация русской интеллигенции первой половины XIX века.

3.1. Представление о власти и стратегии поведения русских интеллектуалов первой половины XIX века.

3.2. Представления о народе и формирование самосознания русской интеллигенции.

3.3. Самоидентификация русской интеллигенции первсщ половины XIX века.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Социокультурные представления русской интеллигенции первой половины XIX века»

Современный исследователь, обращающийся к изучению прошлого, неизбежно сталкивается с необходимостью решения основных гносеологических вопросов, с трудностями методологического выбора, проблемой формирования собственных исследовательских стратегий и практик. Фундаментальные парадигмы объяснения и понимания в гуманитарном знании по-прежнему определяют координаты теоретико-методологического пространства исторической науки. Но специфика современной гуманитаристики выражается не только в стремлении к синтезу различных методологических подходов, но и в попытке преодолеть противопоставление объяснения и понимания, создать качественно новую парадигму, подтвердив, что логика современного научного знания не подчиняется закону исключенного третьего. Отказ от глобальных социальных теорий иногда связывают с усложнением современного общества, но дело не только в этом, вряд ли общество, например, XIX века было проще для исследователей. Реальность всегда сложнее своей теоретической модели. Но сегодня «пришел вкус к осознанию сложности, недоверие к слишком простым объяснениям»1.

Постмодернизм подверг сомнению реальность прошлого, поставив перед историками целый ряд серьезных проблем, одновременно предложив свои варианты исследования прошлого как текста. Все чаще современные исследователи задумываются об опасности модернизации прошлого, наделения прошлого чертами современности, человека другой эпохи собственными взглядами и ценностями. Историка всегда подстерегает опасность неверной интерпретации источника, абсолютизации или игнорирования фактов (не случайно само понятие исторического факта сегодня подвергается серьезному переосмыслению). Прошлое как

1 Копосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М.: Ново? литературное обозрение, 2005. С. 123. реальность или прошлое как множество разнообразных, часто противоречивых смыслов, просвечивающих сквозь текст, вступающих в диалог со смыслами современной культуры?

Процесс преодоления позитивизма в XX в. привел к отрицанию монологического изучения прошлого. Монолог источника, который можно трактовать и как монолог историка, задающего вопросы источнику, находящего на них свои ответы, постепенно сменяется диалогом, рождающим все новые и новые интерпретации, как прошлого, так и настоящего. Прошлое, в которое мы смотримся, как в зеркало, пытаясь понять самих себя, свое настоящее, оказывается то зазеркальем, живущим по своим собственным правилам, иным и другим, то "темным" зеркалом, недоступным для нашего понимания или объяснения. Разнообразие культур и смыслов рождает разнообразие интерпретаций, в котором прошлое подвергается опасности уничтожения, рассеивания в бесконечности Текста. Историк постоянно балансирует на грани прошлого и настоящего, отражаясь в своих исследовательских реконструкциях, вопросах и ответах. И даже признавая "инаковость" человека другой эпохи, исследователю чрезвычайно сложно провести границу между своим сознанием и чужим.

Человеческое сознание стремится к упорядоченности своего знания о прошлом, создавая завершенные композиции из отдельных элементов, собирая "осколки" прошлого и складывая их каждый раз в новом порядке. Относительность нашего знания о прошлом не вызывает сомнений, но признание этой относительности не исключает стремления приблизиться к прошлому, постоянно пополняя и изменяя наше знание о нем. Можно согласиться с современными исследователями, что, "смирившись с ограниченностью наших познавательных возможностей, необходимо сохранить гуманитарное знание как область, где взаимодействуют разные картины мира, дополняющие друг друга парадигмы (феноменологические и чисто объяснительные), где открываются горизонты интерсубъективной реальности, а сама наука понимается как живой организм"2.

В отечественной историографии идет процесс формирования новых концепций истории России в рамках общего методологического и проблемного обновления. Современные интеллектуалы создают свое видение русской истории, которое неизбежно отражает представления об интеллигенции и ее роли в историческом процессе. Это особенно касается истории России Х1Х-ХХ столетий, которую невозможно представить без упоминания интеллигенции. Значимость объекта исследования для истории русского общества в сочетании с потребностями идентификации делает тему интеллигенции «вечной», но всегда актуальной. Только в 1990-е были защищены 134 диссертации, посвященные проблемам интеллигенции, состоялось более 50 конференций, конгрессов, круглых столов регионального, всероссийского и международного уровня, опубликовано более 100 монографий, сборников статей, учебных пособий3.

Проблема понимания прошлого и настоящего русской культуры действительно тесно связана с проблемой понимания феномена русской интеллигенции. Употребление слова "феномен" не означает указания на уникальность русской интеллигенции, что неоднократно подчеркивалось как в самом интеллигентском дискурсе, являясь частью интеллигентского мифа, так и во множестве исследовательских работ, посвященных интеллигенции. Безусловно, русская интеллигенция обладала особенными чертами, поскольку можно говорить об особенностях рус2

Караеашкин A.B., Юрганов АЛ. Опыт исторической феноменологии. Трудный цуть к очевидности. М., 2003. С. 375.

3 Оцфник О.Ю. Изучение проблем интеллигенции в 90-е годы: справочно-библиографическая информация // Интеллигенция и мир. Иваново, 2001. № 1. С. 91100. ; ской культуры и русского общества, и в этом смысле она действительно уникальна, но интеллигенция как группа, социальный и культурный слой, субкультура существовала и в других странах, о чем убедительно свидетельствуют отечественные и зарубежные исследования. В ходе дискуссии за "круглым столом" в Институте востоковедения при обсуждении вопроса, считать ли понятие интеллигенции сугубо русским явлением, в одном из выступлений с иронией было замечено, что Россия -"прародина интеллигенции не в большей мере, чем родина слонов"4.

С другой стороны, феномен интеллигенции заключается в том, что неоднократное обращение к ее изучению и даже выделение особого исследовательского направления "интеллигентоведения" не только не приблизило к пониманию сущности этого явления, но и закрепило полемический и субъективный характер самой категории. При этом слово "интеллигенция" употребляется как общепринятое определение, когда само собой подразумевается, о чем вдет речь. Сложилась парадоксальная ситуация, когда об интеллигенции писали и говорили очень миош, но определения ее сущности часто приобретали взаимоисключающий характер. Признавая историческую основу этого понятия, необходимо признать и исторические особенности этого социокультурного явления, которые невозможно отразить в одном всеобъемлющем определения. Необходимость конкретно--исторического подхода к определению интеллигенции утверждал после длительных дискуссий на конференциях, посвященных проблемам изучения интеллигенции, В.Л. Соскин: "По-видимому, нет раз и навсегда данного представления об интеллигенции, каждой эпохе соответствует свое (принятое в обществе) понимание этого термина. Единственное, что остается общим, - признание неоднородности интеллигенции во все времена. Но, коль скоро это так, то не мо

4 Главацкий М.Е. История интеллигенции России как исследовательская проблема. Историографические этюды. Екатеринбург, 2003. С. 25. жет быть единого определения интеллигенции. Отвлечься от поиска "истинной" дефиниции, переключить свое внимание на конкретно-историческую характеристику интеллигенции (по периодам, группам, в личностном плане и т. д.) - так представляется нам задача момента"5. Хотя в настоящее время сохраняется убеждение части исследователей интеллигенции в том, что поиск единой дефиниции не только будет способствовать развитию «интеллигентоведения», но и необходим для сохранения единого предмета исследования, чтобы количество определений интеллигенции не превысило количество ее черт. Об этом ярко свидетельствуют тезисы докладов XI международной научно-теоретической конференции, проходившей в Иваново в 2000 году6. Анализируя состояние «интеллигентоведения» на рубеже ХХ-ХХ1 вв. В.Г. Рыженко определила попытки вновь найти единственную универсальную дефиницию как «проявление сохраняющейся внутри сообщества интеллигентоведов инерции мононаучного мышления, подпитываемой к тому же современп ными общественно-политическими противоречиями» . Но в то же время отмечается стремление выйти за рамки сложившихся «отраслей» исследования интеллигенции, разрушить корпоративные стереотипы, что выражается в усилении внимания к вопросам методологии, появлении новых исследовательских проектов. Ярким примером является предложение В.П. Ракова рассматривать «интеллигентоведение» как историю идей, проектов, образов, гипотез, представленных в облике, чувственных переживаниях и стиле жизненного поведения личностей как носи

5 Соскин В.Л. К новой концепции истории советской интеллигенции // Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии. Иваново, 1995. С. 20.

6 Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход: тез. докл. XI Международной научно-теоретической конференции 20-23 сентября 2000 г. Иваново: ИвГУ, 2000.

7 Рыженко В.Г. Интеллигенция в культуре крупного сибирского города в 1920-е гг.: вопросы теории, истории, историографии, методов исследования. Екатеринбург; Омск, 2003. С. 84-85. о телей этих качеств . Таким образом, тенденции развития современного научного знания обусловливают изучение интеллигенции как конкретно-исторического явления, отказываясь от раз и навсегда данных определений социологического или этического характера. Однако поиски, направленные на разгадку «тайны русской интеллигенции» (даже когда авторы подобных исследований отрицают это), все же нельзя считать прекратившимися. Очередное подтверждение тому публикация в журнале «Вопросы философии» статьи A.B. Соколова, создающего свою формулу интеллигентности, включающую интеллектуальную постоянную, этическую переменную и коэффициент исторического времени в зависимости от поколения интеллигенции9. Обращает на себя внимание тот факт, что автор формулы, признавая многозначность слова «интеллигенция» и сложность самого явления, призывая следовать принципу историзма при изучении интеллигенции (с чем нельзя не согласиться), одновременно сам воспроизводит стереотипы, являющиеся частью ее мифологии. Ярким примером является утверждение, что «смена поколений интеллигенции означает смену культурно-исторических эпох»10.

Действительно, интеллигенция многослойна, субкультура интеллигенции достаточно разнообразна, и множество различий, которые зависят от места жительства, социального положения, профессиональной принадлежности, политических убеждений и т. д., способны разрушить любой целостный образ. Возможно, этой многослойностью или фрагментирован-ностью интеллигенции определяется отраженное в интеллигентском дискурсе стремление к целостности, внутренней непротиворечивости, закрепляющее границы этой группы, вплоть до представления о замкнутой касте, о

Раков В.П. Об интеллигентоведческом дискурсе // Интеллигенция XXI века: тенденции и трансформации. Материалы XIV Международной научно-теоретической конференции. Иваново, 2003. С. 49-51.

9 Соколов A.B. Формула интеллигентности II Вопросы философии. 2005. № 5. С. 57-67.

10 Там же. С. 64. религиозном ордене. К примеру, один из авторов "Вех" видит в интеллигенции "как бы самостоятельное государство, особый мирок со своими строжайшими и крепчайшими традициями, со своим этикетом, со своими нравами, обычаями, почти со своей собственной культурой"11. Но необходимо различать особенности социальной стратификации и мифотворчество, хотя в культуре они неразрывно связаны, определяя друг друга.

Сущность интеллигенции постоянно ускользает от исследователей, что даже порождает сомнения в реальности этого явления. Интеллигенция как особый мир, в котором воплотились характерные черты русской культуры, или интеллигенция как миф русской культуры? Стремясь преодолеть жесткую бинарную ограниченность при изучении интеллигенции, антитезу структурного и антропологического подходов, понимая под термином "миф" реальность особого рода - реальность самосознания, предположим, что интеллигенция является одновременно и миром и мифом: "Миф - это бытие человека, создающего свое пространство смыслополагания. Миф — онтологическое свидетельство изначальной ограниченности человека в восприятии бытия как целого. Эта ограниченность имманентно присуща человеческой культуре, ее смыслополагательной сфере. В восприятии человеку всегда доступны лишь редуцированные фрагменты бытия, из которых он создает собственный, осмысленный им мир, имеющий свою причинно-следственную взаимосвязь, а из нее уже рождается "картина мира"12.

В итоге интеллигенция может рассматриваться не только как социальное явление, и не столько как социальное явление, а, прежде всего как явление культурное, так как попытки выделения общей социальной основы интеллигенции в России (при крайне сложной и одновременно размы

11 Франк C.JI. Этика нигилизма// Вехи. Интеллигенция в России. Сб. ст. 19091910. М., 1991. С. 178.

12

Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 330-331. той социальной структуре российского общества), как правило, приводят к значительному упрощению, схематизации истории интеллигенции от дворянской через разночинскую к пролетарской. В то время как интеллигенция возникала в отсутствии жестких социальных границ и в социальном взаимодействии с другими группами. Можно согласиться с мнением Э. Виртшафтер, что упорное стремление исследователей изучать интеллигенцию в социологических терминах создает серьезную проблему для понимания, и взгляд на интеллигенцию только как на социальную группу сковывает исследователей, и «они не в силах создать определение, которое

1 Л могло бы удовлетворительно очертить ее границы» . На изучении интеллигенции сказался кризис социальной истории, проявившийся, в том числе и в отказе от понимания социальных дифференциаций как логически первичных, в стремлении учесть несводимые к социальным культурные дифференциации. По мнению Р. Шартье, культурную продукцию и культурные практики нельзя квалифицировать в непосредственных терминах социологии, так как их распределение в обществе отнюдь не всегда организовано на основе «предварительного социального деления». Становление интеллектуальной истории, трансформация ее в историю культурно-интеллектуальную, "историю смыслов", определяет интерес к основным концептам, составляющим своеобразную ментальную карту общества и отдельных социальных групп, формирующим стратегии поведения, отражающим характерные черты русской культуры и общественного развития. "Представление" становится основополагающим понятием современной истории, а история социальных самоидентификаций превращается тем самым в историю взаимодействия символических сил14.

13

Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. М.: Логос, 2002. С. 181.

14 Шартье Р. Мир как представление // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 77.

Эти методологические положения получили яркое подтверждение, например, в исследованиях В.М. Живова, который считает, что в шестидесятые годы XIX века возникла новая культурная парадигма, и «именно эта парадигма, а не происхождение или возрастные параметры объединяет ту группу людей, которую можно назвать первым поколением интеллигенции»15.

История русской интеллигенции - это своеобразная история саморефлексии этой социальной группы, история ее репрезентации. Долгое время об истории интеллигенции говорили ее же языком, следуя созданным ею мифам. Несомненно, что "зависимость историка от моделей, созданных персонажами его исследований, должна четко осознаваться как одна из основных когнитивных проблем исторической дисциплины"16. Поэтому особую значимость приобретает исследование моделей, мифологем, культурных идентичностей, позволяющих приблизиться к пониманию природы интеллигенции в тот или иной период времени. Как считает В.Г. Рыженко, "несмотря на то, что продвижение российских интеллигентоведов по пути поисков собственной территории пока еще затруднено сохраняющимся действием прежних стереотипов исследовательской практики, выработанной в условиях официальных мононаучных приоритетов, наметился явный сдвиг в сторону других ценностей современной историографической культуры. Главным начинает становиться восприятие интеллигенции в качестве сложного объекта, для изучения которого необходимо перейти к использованию разных моделей, включая культурологическую в понимании не философско

15 Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 701.

16 Могшънер М. Мифология "подпольного человека": радикальный микрокосм в России начала XX в. как предмет семиотического анализа. М., 1999. С. 6. этическом, а культурно-феноменологическом" . В то же время видится перспективным и эффективным исследование интеллигенции не только как объекта, но и как субъекта культуры и общества, подразумевающее диалог современного исследователя с прошлым.

Таким образом, исследование интеллигенции оказывается в пространстве социальной, интеллектуальной и культурной истории. Понимание сущности интеллигенции и объяснение стратегий ее поведения видится возможным только с учетом анализа тех представлений о мире, которые становились основой для идентификации и самоидентификации интеллигенции в русском обществе. Социальная история интеллигенции, имеющая прочные историографические традиции в отечественном научном сообществе, может сочетаться с культурно-интеллектуальной историей интеллигенции, не сводимой к истории общественной мысли, не детерминирующей жестко культурные различия социальными. Необходимость такого синтеза, отражающего тенденции развития современной исторической науки, определяется стремлением избежать со-циологизации исторического прошлого, с одной стороны, и разрушения целостности этого прошлого, с другой стороны. История русского общества XIX века невозможна без интеллигенции, как сообщества воображаемого или реального, и упрощение понимания и объяснения природы этого социально-культурного явления неизбежно ведет к упрощению наших представлений о прошлом, реставрации стереотипов, сохранению мифов. Мифологизация прошлого обусловливает мифологизацию настоящего и будущего, что негативно сказывается на общественном и культурном развитии. Вопрос «Кто они такие?» оказывается неразрывно связан с вопросом «Кто мы такие?», определяя трудности самоопределения интеллигенции современного общества. Соответственно проблема

17

Рыженко В.Г. Интеллигенция в культуре крупного сибирского города в 1920-е гг.: вопросы теории, истории, историографии, методов исследования. Екатеринбург; Омск, 2003. С. 101-102. интеллигенции не только сохраняет, но и приобретает новую научную и общественную актуальность.

Подробный анализ исследовательских подходов и основных результатов изучения русской интеллигенции выполнен в первом параграфе первой главы. Здесь же необходимо обратить внимание на исследования, непосредственно касающиеся русской интеллигенции первой половины XIX в. В первую очередь отметим, что историческое изучение и осмысление этого периода началось уже во второй половине XIX — начале XX вв., и было связано с именами таких выдающихся историков, как В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, A.A. Корнилов, С.Ф. Платонов и др. Хотя в их обобщающие труды по русской истории и культуре, период первой половины XIX в. вошел составной частью, получив характеристику и с точки зрения изменения социокультурной среды, интеллектуальной атмосферы, в центре внимания историков оставались вопросы политической жизни русского общества, направления русской общественной мысли, не связанные непосредственно с историей русской интеллигенции. Так, например, В.О. Ключевский не употребляет понятие «интеллигенция» применительно к первой половине XIX столетия, говоря только об образованном обществе и тех переменах в общественном сознании и самосознании, которые были вызваны как европейским влиянием (французской литературой, воспитанием), так и войной 1812 г. Особенность позиции В. О. Ключевского заключается в том, что он сознательно не использует термин «интеллигенция», считая его некрасивым, неточным, вместо которого вполне можно употреблять старое и привычное понятие «образованного» человека. При этом Ключевский определяя назначение интеллигенции как понимание окружающего, действительности, своего положения и своего народа, начинает историю интеллигенции с середины XV в.: «культурный феномен, обозначаемый этим новым термином, довольно давно живет в нашем обществе» . Само появление термина Ключевский связывает с характерной чертой русской интеллигенции - противоречием между образованием человека и пониманием им действительности и соответственно стремлением сгладить это противоречие, а не с количественным ростом интеллигенции группы или радикализацией ее политических настроений. По словам историка, «не потому ли и подвернулось слово, смешивающее образование с пониманием, что способность понимания у образованного русского человека становится больным местом»19.

Для С.Ф. Платонова понятия «образованное общество» и «интеллигенция» выступают как синонимы в характеристике общественного движения первой половины XIX в., взаимоотношений власти и общества. При этом С.Ф. Платонов обращает внимание на изменение социального состава русской интеллигенции в этот период, по его замечанию, «состав русского образованного общества, "интеллигенции", перестал быть, как прежде, исключительно дворянским» . Кроме того, историком также отмечается огромное влияние заграничных походов 1813-14 гг. на мировоззрение и настроение русского общества: «Успехи французской гражданственности под влиянием идей XVIII в., могучее движение немецкого национализма и немецкой философской мысли не могли пройти бесследно для русских умов, потрясенных и возбужденных великой борьбой за собственную родину. Русские люди втягивались в умственные интересы Запада и начинали с новых точек зрения смотреть на род

21 ную действительность» . Для С.Ф. Платонова характерно противопоставление власти и общества, власти и интеллигенции, традиционное для

18

Ключевский В О. Мысли об интеллигенции // Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. с. 300.

19 Там же.

20

Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.: Летопись-М, 2000. С. 695. 2/Там же. С. 702. его современников, и он фиксирует единство культурного корня (западноевропейского) представителей различных направлений общественной мысли и общественного движения в России, которое и вызывало взаимное отчуждение власти и образованного общества. Но в то же время Платонов не соединяет интеллигенцию только с освободительным движением, замечая, что «далеко не вся интеллигенция сочувствовала бур

22 ным планам декабристов» .

Представляют интерес характеристики «мыслящего», «образованного» русского общества конца XVIII-первой половины XIX в., данные в «Курсе истории России XIX века» A.A. Корниловым. Примечательно, что A.A. Корнилов употребляет понятие «интеллигенция» как синоним мыслящего, образованного общества, сформировавшегося во второй половине XVIII в. со стремлением к выработке самостоятельного мировоззрения и политических идеалов. При этом историк отмечает, что после восстания декабристов интеллигентная среда была чрезвычайно ослаблена, что явилось прямым и косвенным следствием расправы над участниками выступления 14 декабря 1825 г., которая «заглушила всякие попытки свободного выражения своих мыслей и очень затрудняла сколько

23 нибудь широкое равитие интеллигенции в близком будущем» . Что касается мировоззрения русской интеллигенции Корнилов выделяет два основных направления, обусловленных влиянием во-первых, французского Просвещения, французской революции, а во-вторых, немецкой философии. Сам факт европейского влияния на мировоззрение русской интеллигенции и выделение французского и немецкого течения достаточно часто встречается в исторической мысли, и характеристика, данная Корниловым вполне традиционна. Особое внимание в «Курсе» уделяется системе образования и реформам в этой области, а также дея

22Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.: Летопись-М, 2000. С. 708.

23 Корнилов A.A. Курс истории России XIX века. М.: Высшая школа, 1993. С. тельности органов печати как важным культурным факторам, и в контексте развития интеллигентной среды. Так, журнал «Телескоп» называется «органом высшей, группировавшейся около университетов, интеллигенции»24. По мнению A.A. Корнилова, крупный след в истории русской интеллигенции оставил П.Я. Чаадаев, чья деятельность пришлась на 30-40-е гг. XIX в., но по возрасту и воспитанию Корнилов относит Чаадаева к предшествующему поколению русской интеллигенции, называя его вместе с Пушкиным случайно уцелевшим обломком этого поколения, сошедшего со сцены после 14 декабря 1825 г. Безусловно, важное место занимает и характеристика кружков Станкевича и Герцена в истории мыслящего общества, заметим, что участники этих кружков -Белинский, Аксаков, Бакунин, Боткин, Грановский, Катков, Самарин названы как «звезды первой величины в последующей истории русской интеллигенции» , а литературная деятельность Белинского выделяется как получившая огромное значение в истории русской интеллигенции, так как «Отечественные записки» и «Современник» являлись наиболее читаемыми журналами.

Один из крупных исследователей русской общественной мысли Иванов-Разумник, понимая под историей русской интеллигенции историю русского сознания, рассматривает ее через призму развития общественной мысли в России. «История русской общественной мысли — это изучение развития идей, непрерывной нити развивающегося миросозерцания русской интеллигенции» . Для Иванова-Разумника история русской интеллигенции начинается в преддверии XIX в. и связана с именами Новикова, Фонвизина, Радищева, Пнина, Державина. XIX век начи

24 Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.: Летопись-М, 2000. С. 179.

25 Корнилов A.A. Курс истории России XIX века. М.: Высшая школа, 1993. С.

181.

Иванов-Разумник История русской общественной мысли: В 3 т. T.l. М.: Республика; ТЕРРА, 1997. С. 27. нается, по его мнению, с «Писем русского путешественника» Карамзина, создавая новую эпоху - эпоху сентиментализма и этического индивидуализма. Заметим, что Иванов -Разумник оценивает «Письма русского путешественника» как произведение «гуманическое», шаг назад в сфере интеллектуального развития, но способствовавшее созданию новых обширных кадров русской интеллигенции. При этом он отмечает сословный (дворянский) состав интеллигенции в начале XIX в., который становится «правилом с исключениями» после 1825 г. Такими исключениями для Иванова-Разумника являются Полевой, Надеждин, Белинский. По мнению автора «Истории русской общественной мысли» сохранение преимущественно сословного состава интеллигенции в первой половине XIX в. сочетается с внесословным характером этой группы по целям, задачам, интересам. Подтверждением этого служит движение декабристов, которые рассматриваются как типичные представители русской интеллигенции, внеклассовая и внесословная по своим идеалам группа. Затем «на смену погибшей интеллигенции двадцатых годов пришло новое поколение, и с интеллигенции тридцатых годов начинается новая эра русской мысли и русской жизни. Творчество этой интеллигенции заполнило собою содержание русской культуры второй четверти XIX века, и это, быть может, одни из самых блестящих страниц в глубо

27 ко трагической истории русской интеллигенции» . Стержнем для исследования истории русской интеллигенции выступает в этом случае утверждение идеи личности, идеи индивидуализма в мировоззрении интеллигенции, воплощенные в общественной мысли и литературе, в процессе борьбы с мещанством как антиподом индивидуализма. Эволюция мировоззрения русской интеллигенции рассматривается Ивановым-Разумником в контексте распространения идей Шеллинга, Гегеля, дея

27 Иванов-Разумник История русской общественной мысли: В 3 т. T.l. М.: Республика; ТЕРРА, 1997. С. 188. тельности кружков Веневетинова, Станкевича, Герцена, славянофилов и западников. Особое внимание Иванов-Разумник уделяет Белинскому, в котором, по его мнению, воплотилась вся история русской интеллигенции тридцатых и сороковых годов, а также Герцену, соединившему в своем мировоззрении «два отрога русской интеллигенции», с чьим именем связывается окончание «великого раскола» западников и славянофилов.

Если Иванов-Разумник рассматривает историю русской интеллигенции как историю русской общественной мысли, включая в нее и русскую литературу28, то для Д.Н. Овсянико-Куликовского история русской интеллигенции представляет собой историю литературных героев, воплощающих определенные психологические типы образованной и мыслящей части общества, созидающей и распространяющей общечеловеческие духовные ценности. Среди исследуемых с этой точки зрения персонажей произведений русской художественной литературы первой половины XIX века Чацкий, Онегин, Печорин, Бельтов, Рудин. «Типы Ру-дина и Лаврецкого, по своему общественно-психологическому смыслу и художественному значению, являются для «людей 40-х годов» тем же, чем были Чацкий и Онегин - для людей 20-х годов, а Печорин - для известной части поколения 30-х»29. Обращая внимание на феномен «лишнего человека» в русской литературной традиции как отражение особенностей русской интеллигенции, Д.Н. Овсянико-Куликовский также отмечает усложнение умственной и духовной жизни людей 40-х годов по сравнению с 20-30-ми гг. XIX в., расширение круга их умственных интересов, самостоятельность мысли, творческую переработку западноев

28

Для истории русской интеллигенции Пушкин или Чехов имеют не меньшее значение, чем Пестель или Бакунин» (Иванов-Разумник История русской общественной мысли: В 3 т. Т.1. М,: Республика; ТЕРРА, 1997. С.27.)

29 Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений. Т. VII. СПб., 1914. С. 125. ропейских идей. Изменение социального состава интеллигенции также, по его мнению, связано с 40-ми годами, когда «центр умственной жизни перемещается в «средний» класс - богатого, зажиточного и бедного дворянства, с присоединением уже более значительного числа лиц из других, «низших», слоев» . Заслуживает внимания рассуждение Д.Н. Овся-нико-Куликовского об отличительной черте русской интеллигенции -напряженной рефлексии по поводу собственного существования, которую он объясняет культурным отставанием России от западноевропейских стран, и соответственно неопределенностью положения интеллектуалов в обществе, неразвитостью сфер возможного применения их сил. В целом исследование русской интеллигенции Д.Н. Овсянико-Куликовского представляет синтез литературоведческого и психологического подходов (при ведущей позиции литературоведения), которые позволяют автору выяснять «психологию интеллигентского «горя», происшедшего от интеллигентского «ума»31. Автор целого ряда исследований по историографии русской интеллигенции Е.И. Самарцева не случайно считает, что трехтомная «История русской интеллигенции» Д.Н. Овсянико-Куликовского - пример интегративного подхода, «видная ступень в становлении отечественного интеллигентоведения, в постижении таких непростых вопросов, как генезис интеллигенции, ее структура, различные стороны деятельности»32.

Таким образом, в историографической традиции дореволюционной России интеллигенция первой половины XIX в. рассматривалась преимущественно с точки зрения участия в общественном движении,

30 Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений. Т. VII. СПб., 1914. С. 125.

31 Там же. С. V.

32

Самарцева Е.И. Проблема интеллигенции с позиции интегративного подхода // Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход. Тезисы докладов XI международной научно-теоретической конференции 20-22 сентября 2000 г. Иваново: Ивановский государственный университет, 2000. С. 51. развития общественной мысли, изменения общественных настроений, то есть как субъект сферы общественных отношений и культуры. Предметом изучения в истории собственно интеллигенции (что встречается редко), могли выступать ее идейные позиции и искания, отраженные в произведениях общественной мысли, а также психологические особенности, воплощенные в литературных типах.

Формирование советской исторической науки на основе марксистско-ленинской методологии изменило и подходы к изучению русской интеллигенции. В результате стало господствовать представление о начале истории русской интеллигенции только со второй половины XIX в., связанной с разночинным этапом освободительного движения в России. Интересен тот факт, что в исследованиях интеллигенции, несмотря на стремление реализовать классовый подход, вписать интеллигенцию в существовавшие производственные отношения и социальную структуру, продолжали воспроизводиться и типичные интеллигентские мифологемы, созданные именно во второй половине XIX в. Пример хронологического исключения составляет исследование М.М. Штранге, посвященное демократической интеллигенции XVIII в.33 В целом же первая половина XIX в. с точки зрения истории интеллигенции оставалась долгое время «белым пятном» в советских исторических исследованиях. Хотя уделяется большое внимание истории общественной мысли России этого периода, общественному движению от декабристов до петрашевцев, достижениям русской культуры и формированию национального самосознания.

Кризис отечественной исторической науки и необходимость методологического обновления в конце XX в. обусловили формирование целого ряда исследовательских направлений, в том числе и «интеллиген

33 Штранге М.М. Демократическая интеллигенция России в XVIII в. М.: Наука, товедения». Общественная и историографическая ситуация вновь актуализировала историческое исследование интеллигенции, как и в целом новое «прочтение» истории XIX в. Культурологический акцент в исторических исследованиях привел к созданию нового проблемного поля, в котором проблемы истории интеллигенции оказались неразрывно связаны с историей русской культуры, также как и общественного движения и общественной мысли. Интеллигенция стала рассматриваться не только как участник политических процессов, но и как явление культуры, что определило интерес к ее не только внешним, но и внутренним характеристикам, таким как ментальность, система ценностных ориентаций, наличие особого дискурса. При этом закономерно большое значение приобрела тема «русская интеллигенция и европейская культура», что было обусловлено исследовательским интересом к процессу европеизации русской культуры, актуальной проблеме диалога культур и цивилизаций. В этом историографическом поле интеллигенция рассматривалась как субъект русско-европейского диалога культур, что сделало вновь популярным употребление понятия «русский европеец». В разработку этой темы весомый вклад был внесен работами В.К. Кантора, в которых «русские европейцы» А. Пушкин, П. Чаадаев, К. Кавелин, И. Тургенев, Ф. Достоевский, В. Соловьев и др. показаны не только как яркие творческие личности, деятели культуры, соединившие европейское и национальное начала, но и в контексте развития русской культуры в целом, как отражение истории русской интеллигенции. Среди центральных вопросов, рассматриваемых В.К. Кантором, не просто отношение к России и Европе деятелей русской культуры, а их отношение к истории, прошлому, настоящему и будущему России и Европы, народу и личности как воплощению различных культурных начал.

Показательно и название известной работы Б.С. Итенберга «Российская интеллигенция и Запад: Век XIX». Автор поставил задачу выяснить отношение российской интеллигенции XIX в. к европейской цивилизации, на конкретном историческом материале рассказать о духовной жизни образованных людей, стремившихся на основе своего и европейского опыта понять причины своеобразного развития России. Европейски образованными русскими интеллигентами Б.С. Итенберг называет Радищева и Карамзина, Чаадаева и Хомякова, Киреевского и Герцена, Греча и Чичерина, а также многих других. Заслуживает внимания размышление исследователя о взаимосвязи славянофилов и западников с народничеством, а также с идеями европейских мыслителей. Б.С. Итенберг делает вывод о необходимости гибкого подхода к изучению интеллигенции с учетом исторических реалий, сложности идейных исканий, участия в них разных людей, уделяя внимание не только противоречиям, но и компромиссам между различными группами российской интеллигенции. Несомненный интерес представляют сюжеты, связанные с заграничными путешествиями и эмиграцией русских интеллигентов, русскими студентами в Гейдельберге, изданием «Вестника Европы» и т.д. В целом анализ различных идейных позиций представителей русской интеллигенции, их отношения к Европе и взглядов на будущее России, убедительно доказывает, что европейское интеллектуальное наследие было важнейшим источником формирования мировоззрения российской интеллигенции, а вопрос «Россия и Европа» был одним из ключевых для российской интеллигенции, осмысление и обсуждение которого было общим, несмотря на все политические противоречия.

Другая сторона проблемы восприятия «Другого» в русской культуре в рамках истории русской интеллигенции первой половины XIX в. нашла отражение в исследованиях С.М. Усманова34, главной задачей ко

34 Усманов С.М. Безысходные мечтания: Русская интеллигенция между Востоком и Западом во второй половине XIX - начале XX века. Иваново, 1998; он же. Восток и культурно-исторические горизонты русской интеллигенции в первые десятилетия XIX века // Клио. СПб. 2000. № 2(11) и др. торого было выявить какое место занимал Восток в общественно-политическом сознании русской интеллигенции XIX в. Для исследователя было важно выделить ценностные ориентиры и мотивации восточного измерения миропонимания русского интеллигента, показать основные черты образа Востока в пространственных представлениях русской интеллигенции первой половины XIX в. Важное место в исследовании С.М. Усманова занимает анализ «восточной» темы в произведениях Грибоедова, Жуковского, Пушкина, Хомякова, Чаадаева и др. Характеризуя русское «образованное» общество первой половины XIX в., исследователь отмечает сохранение устойчивых европоцентристских стереотипов, трудности осмысления Кавказа и зарубежного Востока, хотя, по его мнению, восприятие окружающего мира меняется у интеллигенции после 14 декабря 1825 г., особенно у декабристов, оказавшихся в ссылке на Кавказе и Сибири. Представляет интерес анализ суждений В.П. Боткина, которые выходят за рамки традиционных пространственных представлений интеллигенции, отождествлявшей Восток с произволом и несвободой. В целом С.М. Усманов приходит к выводу, что «в первой половине XIX века шел интенсивный процесс складывания самосознания русской интеллигенции. Однако восточный вектор этого сознания так и не занял в нем сколько-нибудь значительного места»35.

Необходимо отметить и другой историографический ракурс проблемы взаимодействия культур, и соответственно истории интеллигенции. Если выше речь шла об интеллигенции в рамках проблем «Запад-Восток», «Россия-Европа», т.е своеобразии миропонимания и культурной ориентации, то Г.С. Кнабе исследует феномен «русской античности», и следовательно мы встречаемя с другим проявлением диалога культур и цивилизаций. По мнению Г.С. Кнабе интеллигенция уже в

35

Усманов С.М. Русская интеллигенция и Восток. Становление пространственных ориентиров в первой половине XIX века // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. Иваново, 2001. № 2/3. С. 10. конце XVII в. обнаруживает внутреннюю связь с наследием античности, что выражалось в освоении и внесении в русскую культуру европейского компонента, «языком же и атмосферой, формой и почвой этой культуры и этих знаний было античное наследие в самых разных его проявлениях»36. Кроме того, по замечанию Г.С. Кнабе, именно античные образы вследствие своей отдаленности и идеальности более всего соответствовали характеру распространявшейся культуры и следовательно, интеллигенции, и тяготение к этим формам быор вполне логичным. С точки зрения истории интеллигенции первой половины XIX в. несомненный интерес представляет выполненный Г.С. Кнабе анализ античного мифа декабристов, раскрывающий источники формирования и особенности восприятия ими не только античности, но и современной им действительности через призму античности. Исследователь приходит к выводу, что в декабристская рецепция античности отличалась прежде всего, обращением к героическим примерам античного патриотизма, свободолюбия и обличением тирании. Античное наследие повлияло и на формирование народно-национального идеала, который затем обусловил отказ от античной стилизации в культуре и мироощущении. Г.С. Кнабе уделяет значительное внимание восприятию и интерпретации античности в мировоззрении и творчестве A.C. Пушкина, Н.П. Огарева, B.C. Пе-черина, А.Н. Майкова, Ф.И. Тютчева, И.С. Тургенева.

Собственно картина мира русской интеллигенции XVIII- начала XX вв. получила характеристику в рамках междисциплинарного исследования русской культуры H.A. Хренова, К.Б. Соколова. Его авторы констатируют, что свойственная интеллигенции картина мира постепенно трансформировалась в универсальную в результате использования интеллигенцией искусства как средства внедрения своей картины мира с

Кнабе Г.С. Русская античность. Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М.: РГГУ, 2000. С. 99. одной стороны, а с другой стороны, трансляции картин мира других субкультур. Таким образом, интеллигенция создает универсальную систему интерпретации мира. Методологическим основанием для подобных выводов послужила теория К. Манхейма, который сопоставлял интеллигенцию с духовенством именно по выполнению этой функции в обществе. Исследователи попытались выделить общие моменты в картине мира интеллигенции, несмотря на существование различных групп и направлений внутри этой субкультуры. К таким общим моментам H.A. Хренов и К.Б. Соколов относят неприятие существующих в настоящем социальных институтов, что означает, что «на каждой разновидности интеллигенции неизбежно лежит печать утопии, не важно, куда она обращена —

37 в прошлое или в будущее» . Кроме утопичности разные группы интеллигенции объединяет архетипичность сознания, поэтому авторы данного исследования считают ошибочным характеристику мировосприятия сводить к характеристике различных политических настроений. В качестве базового архетипа сознания интеллигенции ими назвается архетип преображения, которое понималось или как индивидуальное преображение или преображение всего общества. «Преображение как архетип -следствие прорыва эсхатологического комплекса интеллигенции, свиде

38 тельствующего о том, что она опиралась на религиозные корни» . Представляет интерес замечание о неприятии не только настоящего в мировоззрении интеллигенции, но и истории, исторического времени, что делало неизбежным или уход в себя, или бегство в идеальное прошлое, или порыв в будущее. Соответственно неприятие исторического времени означало включенность в мифологическое время, что и определяло уже отмеченную выше утопичность сознания интеллигенции.

37

Хренов Н.А., Соколов К.Б. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, ментальность). СПб.: Алетейя, 2001. С. 281.

38 Там же. С. 282.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что собственно интеллигенция первой половины XIX века, ее представления о мире и себе, получившие затем отражение в различных направлениях общественно-политической мысли и деятельности, не стали предметом специального исследования, несмотря на серьезные методологические новации. Но существующий историографический опыт в этой области имеет огромную ценность и позволяет вплотную подойти к заявленному исследованию русской интеллигенции.

Цель диссертационного исследования - выявить и охарактеризовать комплекс устойчивых социокультурных представлений, образующих «модель мира» русской интеллигенции первой половины XIX века.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

• охарактеризовать основные подходы к изучению интеллигенции и показать процесс формирования новых методологических принципов в современном «интеллигентоведении»;

• определить содержание и структуру концепта «модель мира», используемого в качестве базового для исследования представлений интеллигенции;

• показать значение исторического сознания как фундаментальной мировоззренческой характеристики культуры эпохи и соответственно интеллигенции как субъекта и объекта культуры;

• охарактеризовать темпоральные представления русской интеллигенции первой половины XIX века через выявление образов прошлого, настоящего, будущего, а также характера их взаимосвязи в историческом сознании интеллигенции;

• раскрыть содержание представлений о пространстве русской интеллигенции первой половины XIX века через анализ ин терпретаций концепта «Европа» как системообразующего элемента комплекса пространственных представлений, компонента национально-культурной идентификации;

• показать роль путешествия как культурной традиции и практики первой половины XIX столетия, фактора формирования модели мира;

• выявить комплекс представлений о власти и народе, определивших социальное дистанцирование и стратегии поведения интеллигенции первой половины XIX века;

• определить и раскрыть содержание категорий, используемых для самоидентификации интеллигенции как особого слоя;

• выделить общее «ядро» социокультурных представлений интеллигенции, характерную для интеллигентского дискурса логику концептуализации.

Объектом диссертационного исследования является комплекс социокультурных представлений русской интеллигенции первой половины XIX века, получивший воплощение в совокупности текстов, созданных русскими интеллектуалами этого периода, образующих в целом пространство интеллигентского дискурса.

Предметом исследования являются устойчивые социокультурные представления, составляющие «модель мира» русской интеллигенции первой половины XIX века.

Заметим, что используя в качестве одного из основных понятий понятие «интеллигенция», мы не считаем необходимым четкое определение границ этой группы, исходя из задач исследования, понимая под интеллигенцией специфический субъект духовного производства39. Кроме того, понятия «интеллектуалы» и «интеллигенция» используются

39

Сверчкова Л.П. Субъект духовного производства: методологический анализ. Л., 1988. как взаимодействующие и интегрированные, что определяется общим латинским происхождением слова ийе1%еп8 - понимающий, мыслящий, разумный. Тем более, что смысловые различия этих понятий обозначились только во второй половине XIX в.

В качестве рабочей гипотезы выдвинуто предположение о том, что комплекс социокультурных представлений русской интеллигенции первой половины XIX века, воплощенный в особом интеллигентском дискурсе, при всем различии политических взглядов (революционно-демократических, либеральных, консервативных), культурных ориента-ций, наличии про- и антиинтеллигентских деклараций, содержит общее «ядро» и характерную логику. Следовательно, модель мира русской интеллигенции при всем разнообразии смыслового содержания обладает устойчивой структурой и раскрывается через постоянный набор категорий, связанных между собой.

В качестве основополагающих категорий мышления интеллигенции выступают категории пространства и времени, формирующие базовую сетку представлений, определяющие картину мира эпохи, общества, группы, личности. Поэтому исследование интеллигенции через изучение ее модели мира предполагает, прежде всего, анализ пространственно-временных представлений и их влияние на формирование культурной идентичности интеллигенции. Для русской интеллигенции XIX века основными концептами являются «власть» и «народ», «мысль» и «чувство», на их основе сформируется само понятие «интеллигенция». Совершенно необязательно, на наш взгляд, исходить из того, что в сконструированной модели мира интеллигенции все элементы должны находиться в гармоничном единстве. Напротив, в ней смешиваются и взаимодействуют, могут вступать в противоречие элементы самых разных представлений, связанных с сосуществующими типами культуры, от архаической до современной, что было обусловлено ситуацией социокультурного раскола в России. В то же время модель мира интеллигенции формируется в результате взаимодействия различных культурных традиций и практик, интенсивного диалога культур, прежде всего, европейской культуры Просвещения, рационализма, классицизма, романтизма, русской народной культуры. Стремление преодолеть противоречия, создать целостное представление о мире и рождает мифы о России и Европе, пространстве своем и чужом, прошлом и будущем.

Эволюция социокультурных представлений интеллигенции тесно связана с изменениями в русском обществе, выделением в нем слоя интеллектуалов, который ищет свое место в системе социальных отношений, стремясь выполнить связующую роль между субъектами русского общества, обществом и властью, обеспечить как социальный, так и культурный диалог. Функция осмысления действительности, имманентно присущая интеллигенции, делает ее субъектом и объектом процесса модернизации в России. Специфика модернизационных процессов в России XIX в. определила во многом специфику русской интеллигенции как социального образования, сформировавшегося как "ответ" на "вызов времени", отвечая потребности государства в квалифицированных, профессионально подготовленных кадрах, но в жестко ограниченных пределах их деятельности, связанных, прежде всего, с государственной службой. При этом процесс интеллектуализации российского общества имел объективную основу, не находясь полностью под контролем государства, но, с другой стороны, вступая в противоречие с традиционной аграрной основой русского общества, что создавало у русской интеллигенции ощущение невостребованности, невозможности реализации своего интеллектуального потенциала в рамках существовавших социальных отношений. Специфика социального положения и культурное разнообразие, имманентно присущее интеллигенции, противоречивость интеллигентского дискурса рождает стремление и к целостному осмыслению интеллигенцией самой себя, определению социальных и культурных границ, устойчивой самоидентификации, что выражается в создании мифа об интеллигенции. Таким образом, стремление к созданию целостной, внутренне непротиворечивой модели мира и собственно интеллигенции, приводит к мифологизации, созданию жестких бинарных оппозиций, амбивалентности и повышенной аксиологичности социокультурных представлений.

Хронологические рамки исследования.

Ограничивая хронологические рамки исследования первой половиной XIX в., заметим, что любая периодизация культурного процесса, тем более в сфере представлений, достаточно условна. Каждый исторический объект имеет свою собственную периодизацию, отражая прерывность и непрерывность в истории. Начиная с лорда Актона, которому приписывают известное изречение "Study problems, not periods", понятие периода ставило перед исследователем серьезную проблему. "Разделение на периоды всегда содержит долю субъективности. В каком-то смысле все периоды являются "переходными"40. Так, начало XIX в. можно считать периодом завершения культурной эпохи XVIII столетия, "безумного и мудрого". По мнению Ю.М. Лотмана, "мы поймем единство и противоречия XVIII в., если вспомним, что он вдохновил не только Ломоносова и Державина, но и Мусоргского, Сурикова и "Мир искусства", что он отразился в пушкинской "Капитанской дочке" и в пушкинской же "Истории Пугачева" и что, начатый Петром, он завершился 1812 г."41. Для нас принципиально важно то, что просветительская парадигма, сформировавшаяся в XVIII в., определила мышление русской интеллектуальной элиты в веке XIX. Век Просвещения, в определенном смысле завершившийся в Европе с Французской революцией, в России продол

40 Про А. Двенадцать уроков по истории. М., 2000. С. 118.

41 Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII - начала XIX вв. // Из истории русской культуры: (XVIII - начало XIX вв.). М., 1996. Т. 4. С. 18. жался в следующем столетии, но так и не получил завершения. По выражению Ю.М. Лотмана, "то, что на Западе этап, в России почти превращается в сущность"42. Так, идеология Просвещения в явном или скрытом виде постоянно присутствовала в русской культуре XIX в., являясь одной из ее доминант.

Первая половина XIX века — время становления культуры русской интеллигенции, особого интеллигентского дискурса, ставшего неотъемлемой частью русской культуры, формирования интеллектуальной элиты - «ядра» интеллигенции как особой группы. Интеллектуалы начала XIX в., усваивая культуру Просвещения в процессе европеизации русской культуры, создавали новые интерпретации Просвещения как мировоззрения русской интеллигенции, закладывали основу модели мира этого социокультурного слоя, основу социальной и культурной идентификации, которая формировалась, прежде всего, как самоидентификация. Именно в это время происходил интенсивный процесс формирования модели мира русских интеллектуалов, связанный с процессом национальной, государственной и культурной идентификации России, во многом определившей развитие представлений интеллигенции второй половины XIX в. На протяжении первой половины XIX в. количество образованных людей в России медленно, но постоянно росло, создавая социальную основу интеллигенции и одновременно постоянно размывая ее границы как социальной группы, разрушая идентичность. Представления и ценности, транслируемые интеллектуальной элитой, которая также не обладала единством, взаимодействовали с представлениями и ценностями, привносимыми из народной культуры, видоизменяя картину мира. Этот процесс можно представить как взаимодействие "центра" и "периферии" на уровне

42 Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII - начала XIX вв. ментальности, приводящее к актуализации одних элементов и вытеснению других, постепенно меняющее всю систему представлений.

Нижняя граница исследования определена как 90-е годы XVIII в., что связано, с одной стороны, с существованием в историографии определения «большого» или «долгого» девятнадцатого века, начинающегося с Великой французской буржуазной революции, которая стала важнейшим фактором формирования модели мира русской интеллигенции. С другой стороны, просветительская парадигма к 1790-м годам прочно утверждается в сознании русских интеллектуалов, становясь основой для формирования интеллектуальной элиты как особого слоя.

Верхняя граница исследования - 1850-е годы XIX века, так как со второй половины XIX века в истории русской интеллигенции происходят крупные культурные и социальные перемены, что связано, во-первых, с широким распространением революционно-демократических идей, идей нигилизма и формированием идеологии народничества, во-вторых, с увеличением количества образованных людей в России, формированием интеллигенции как особого социального слоя, появлением разночинного элемента, в-третьих, с переходом самосознания интеллигенции на стадию самоописания, распространением самого термина «интеллигенция» в русском общественном сознании, закреплением особого интеллигентского дискурса, в-четвертых, с изменением культурного, и в частности, информационного поля русского общества, создающего новые условия для трансляции социокультурных представлений. Все эти изменения были тесно связаны с процессом экономической, политической, социальной модернизации русского общества, эпохой «великих реформ» и революционного движения в России. Устойчивое просветительское ядро модели мира русской интеллигенции подвергается воздействию периферии в процессе формирования новой социальной и культурной идентичности русского общества.

Методологическая основа диссертационного исследования. Предлагаемое исследование представлений русской интеллигенции первой половины XIX в. строится с учетом основных положений культурно-интеллектуальной и социальной истории, т. к. представления интеллигенции о мире и о себе составляют особое смысловое поле русской культуры, активно транслируются, становятся основой для дальнейших смысловых интерпретаций, а интеллигенция является частью интеллектуального ландшафта, и в то же время рассматривается как элемент социальной действительности. Культурная идентификация и самоидентификация интеллигенции при этом не являются жестко детерминированными социальным положением. Существовала сложная взаимосвязь между социальным и культурным мирами интеллигенции, которые сами по себе были неоднородны и многослойны. Исследование интеллигенции определяет необходимость исторического синтеза, поскольку изучение идей, ценностей, социального положения и поведения входит составной частью в различные направления исторической науки, и достижение целостности в изучении интеллигенции как элемента культуры и общества требует совмещения категорий и подходов. Причем синтез культурно-интеллектуальной и социальной истории возможен на основе общего ис-торико-антропологического подхода к исследованию интеллигенции.

Выделение в качестве предмета исследования устойчивых социокультурных представлений, составляющих модель мира русской интеллигенции, обусловливает применение исследовательских практик, сложившихся в рамках истории менталъностей как одного из направлений в рамках историко-антропологического подхода. Неизбежным видится в этом случае и синтез макро- и микроаналитических стратегий, связанный с анализом формирования элементов модели мира, актуализацией и трансляцией индивидуальных представлений, имеющих особое значение в культурно-интеллектуальном пространстве.

Исследование имеет ярко выраженную междисциплинарную основу, что отражает междисциплинарный характер сложившийся новой области знания — «интеллигентоведения». При этом междисциплинарность понимается как инструментальный принцип, условие для появления новых знаний, характерная черта современной гуманитаристики. Усиление процесса междисциплинарного взаимодействия стало одновременно фактором и результатом изменения науки в целом, отражением формирования нового интеллектуального пространства, которое характеризуется уже как полидисциплинарное. Исследование интеллигенции находится в пограничном пространстве истории, философии, культурологии, психологии, при выделении ведущей роли исторической науки, использующей категории и методы других наук. Понятие границы между различными дисциплинами, областями знаниями, приобретает в этом случае особое значение, так как позволяет выделить общее и специфическое во взаимодействующих дисциплинах, способствуя отбору и интерпретации «чужих» категорий и методов, так и их фильтрации. Осмысление границ способствует образованию качественно нового полидисциплинарного пространства, отражающего приближение к научному синтезу.

Методологические поиски сочетаются с признанием принципа историзма, имеющего непреходящее значение, необходимого для исторического исследования.

Вопросам методологии и понятийному аппарату посвящена первая глава основной части, в которой раскрывается понятие «модель мира» в соотношении с понятиями «картина мира», «ментальность», а также уделяется особое внимание «историческому сознанию».

Источниковую базу исследования составили следующие группы источников, среди которых, прежде всего, произведения русской общественно-исторической мысли, воплотившие в себе историю формирования и развития взглядов русской интеллектуальной элиты, отразившие особенности ее социокультурных представлений. Разнообразие политических идей, философских теорий, отраженных в этих произведениях, с одной стороны, позволяет показать неоднородность представлений русской интеллигенции, сочетание консервативных, либеральных, революционных идей, составляющее специфику мировоззрения интеллигенции. С другой стороны, анализ основных концептов, таких как "власть", "народ", категорий "должного" и "сущего", позволяет выявить ту общую основу представлений интеллигенции, которая стала "ядром" ее модели мира. Кроме того, именно в произведениях русской общественной мысли отразилась история становления самосознания русской интеллигенции, способствуя процессу идентификации и самоидентификации интеллигенции как социальной группы. Безусловно, с точки зрения анализа ментальных структур, такого рода источники имеют ряд ограничений вследствие своего стремления сформировать у читателя определенное представление, оказать воздействие на общественное мнение, иногда даже выдать желаемое за действительное. В то же время необходимо учитывать и цензурные ограничения, невозможность открыто выразить свои взгляды в условиях императорской России.

Огромную роль в формировании представлений русской интеллигенции сыграли сочинения П.Я. Чаадаева, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, A.C. Хомякова, И.В. Киреевского и др., что обусловило обращение к ним в этом исследовании43. Произведения «властителей дум» русского общества первой половины XIX века определили включение в исследовательское поле основных концептов, составляющих «модель мира», выделение базовых категорий, позволяющих характеризовать мировоз

43 Белинский В.Г. Собрание сочинений. В 9-ти т. М.: Худож. лит., 1981; Герцен А. И. Собрание сочинений. В 30-ти т. М.: Изд-во АН СССР, 1956; Хомяков A.C. Соч: В 2 т. М., 1994; Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991 ^Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989; Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979; Русская идея. М., 1992; Интеллигенция. Власть. Народ: Антология. М., 1993. зрение, логику русской интеллигенции. Появление в структуре исследования концептов «власть», «народ», «интеллигенция», «Европа», «Запад» и т.д. было обусловлено господствующей проблематикой русской общественной мысли. Использование элементов семантического анализа текстов дало возможность показать различные смысловые оттенки употребляемых понятий, эмоциональные и аксиологические коннотации. Особое значение анализ произведений русской общественной мысли имеет для раскрытия мифологии интеллигенции, так как со второй половины XIX века история этой группы переходит в стадию самоописания.

Общественная мысль XIX в. была неразрывно связана с проблемой исторического пути России, ее прошлого, настоящего и будущего. По словам H.A. Бердяева, "русская самобытная мысль пробудилась на проблеме историософической"44. Профессионализация исторического знания только во второй половине XIX в. позволила провести более четкую границу между исторической наукой и общественной мыслью. Но в целом, исторические сочинения не как факт историографии, а как факт развития представлений интеллигенции, факт и одновременно важный фактор становления исторического сознания заслуживают внимательного изучения. В этом смысле вполне обоснованным видится необходимость соответствующего анализа сочинений Н.М. Карамзина, A.C. Пушкина, ПЛ. Чаадаева, М.П. Погодина, A.C. Хомякова, С.М. Соловьева и др45. Категории «прошлого», «настоящего», «будущего», характер их взаимосвязи, образы «древней и новой России», воплощающие специфические темпоральные представления, получили отражение в произведениях исторической

44 Бердяев H.A. Русская идея // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 71.

45 Карамзин Н.М. История государства Российского: В 12 т. М., 1989-1991; Пушкин A.C. Поли. собр. соч.: В 10 т. М.„ 1958; Погодин М.П. Историко-критические отрывки. Кн. 1-2. М., 1846-1859; Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. М., 1988-1995. мысли. Особое место в этих произведениях занимала проблема исторического пути России и Европы, что позволило интерпретировать эти понятия, создав своеобразные ментальные карты не только времени, но и пространства. Важное значение при конструировании соответствующих ментальных карт имела аксиологическая «окраска» территории, маркировка времени и пространства как «своего» или «чужого». Произведения исторической мысли, прежде всего, позволяют выделить типы исторического сознания, господствующую или только формирующуюся темпоральную ориентацию общества. Об этом свидетельствуют явные или скрытые в тексте указания на ценность прошлого, настоящего или будущего для общества, непосредственно модели исторического процесса, показывающие характер движения от прошлого к будущему (либо отсутствие такового), наличие границ между эпохами. Кроме того, именно в произведениях исторической мысли раскрывается смысловое поле концептов «народ», «государство», формируя во многом политические взгляды и определяя проектную деятельность интеллигенции.

Материалы периодических изданий являются также одним из основных источников, т. к. полемические статьи, обозрения, переводы, заметки не только отражали изменения в системе представлений русской интеллектуальной элиты, но и непосредственно формировали представления русской интеллигенции, выступая важнейшим средством трансляции идей, способствуя становлению самосознания русской интеллигенции. В ходе исследования темы были использованы материалы различных по политической и культурной ориентации периодических изданий, позволяющих показать неоднородность представлений русской интеллигенции, не сводя их только к либеральным или революционным взглядам. Прежде всего, это материалы журналов, издававшихся в России в первой половине XIX в., таких как "Вестник Европы", "Русский вестник", "Северный вестник", "Отечественные записки" и др., учитывая роль «толстого» журнала в развитии русского общественного мнения. По мнению Р. Пайпса, именно журнал "разносил по всей огромной империи знания и идеи, которые в противном случае остались бы достоянием лишь двух столиц, и таким образом, создавал объединяющие связи между людьми, живущими вдали друг от друга в провинциальных городках и деревенских поместьях"46. Материалы периодических изданий достаточно разнообразны и отражают как читательские интересы русской интеллигенции, уровень знакомства с отечественной и зарубежной литературой и публицистикой, так и предоставляют хронику культурной жизни российского общества, сообщая об основных (значимых с точки зрения редакции, что само по себе информативно), событиях в России и за ее пределами. Особенный интерес для диссертационного исследования представляли рубрики, посвященные путешествиям, так как позволяли раскрыть смысл путешествия как культурной практики в его динамике, а также показать изменение пространственных представлений, формирование новых ментальных карт.

В качестве исторического источника были использованы произведения художественной литературы, т. к. литература играла особую роль не только в жизни русского общества, развитии русской культуры, но и в формировании представлений русской интеллигенции, идеалов и образов, определяющих стратегии жизненного поведения. "У народа, лишенного общественной свободы, - писал А.И. Герцен, - литература - единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести"47. Художественная литература за последнее десятилетие прочно вошла как исторический источник в отечественные исследования. Факт принадлежности литературных произведений к историческим источникам уже не вызывает больших сомнений в российском

46 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 345-346.

47 Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Собр. соч.: В 30 т. М„ 1956. Т. 7. С. 198. научном сообществе, в котором исследовательская традиция, связанная с использованием произведений художественной литературы в качестве исторического источника, существует достаточно давно, хотя и не ярко выражена. Прочтение историками литературных произведений как часть исследовательской работы, помогающая воссоздать детали быта, нравов, было характерно еще для XIX в. Отечественная историография имеет великолепные образцы подобного прочтения В.О. Ключевским, который утверждал необходимость и эффективность использования литературных произведений в рамках исторической науки. Яркий пример использования произведений художественной литературы в качестве исторического источника предоставляет творчество Д.Н. Овсянико-Куликовского, построившего на характерах литературных героев целую "Историю русской интеллигенции". В советской историографии художественная литература достаточно долго не признавалась в качестве исторического источника, о чем свидетельствует даже содержание учебников по источниковедению. Хотя еще в 1960-х гг. A.B. Предтеченский отмечал, что русская литература необычайно богата примерами теснейшей связи ее с сознанием различных общественных групп. "Историк, изучая русскую литературу, читает историю общественно-политической мысли эпохи, как открытую

4Q книгу" . В процессе постепенной антропологизации отечественной исторической науки произведения литературы начали активно привлекаться историками для изучения, прежде всего, повседневности и общественного сознания. Историографический поворот дал основание С.О. Шмидту, неоднократно обращавшему внимание на огромное значение художественной литературы для развития исторических знаний, констатировать изменение отношения к произведениям литературы в отечественном научном сообществе. "То, что сочинения, относящиеся к памятникам художественной литературы, могут рассматриваться и как источники по истории

48 Предтеченский A.B. Из творческого наследия. СПб., 1999. С. 246.

39 общественного сознания, культуры (или бескультурья) своего времени, а также ознакомления с жизнью и творчеством их автора, кажется самоочевидным - независимо от их тематики, художественных достоинств (и недостатков), степени известности автора и самого памятника"49. Особую роль произведения художественной литературы играют при изучении ментальности определенной эпохи или социальной группы, т. к. в них запечатлелись особенности мировосприятия в целом, отдельные элементы модели мира. "Мысли и чувства" русской интеллигенции наиболее ярко воплотились в поэзии и прозе XIX в. Можно вспомнить слова A.A. Фета, что в немногих строках классическая поэзия высвечивает проблемы, на обоснование которых ученые тратят тысячи и тысячи страниц. Произведения Н.М. Карамзина, П.А. Вяземского, Е.А. Баратынского, Д.В. Веневетинова, A.C. Пушкина, А.И. Герцена, А.Ф. Писемского предоставляют огромные возможности для изучения социокультурных представлений русской интеллигенции в процессе их формирования и разви

50 тия .

Воспоминания как исторический источник содержат неоценимую информацию не только об условиях формирования и развития представлений интеллигенции, той среде, в которой вырастали и приходили в столкновение различные взгляды, рождались идеи, теории, направления, но, что особенно важно, содержат информацию об особенностях исторической памяти, пространственных представлениях, проявляющуюся как в отборе материала, включенного в воспоминания,

49 Шмидт С. О. Памятники художественной литературы как источники исторических знаний // Отечественная история. 2002. № 1. С. 46.

50 Карамзин U.M. Сочинения: В 2 т. JL, 1984; Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. JL, 1984; Баратынский Е. Стихотворения. Новосибирск, 1979; Вяземский П.А. Стихотворения. JL, 1986; Пушкин A.C. Сочинения: В 3 т. М., 19851987; Д. Веневетинов, С. Шевырев, А. Хомяков Стихотворения. JL: Советский писатель, 1937; Герцен А.И. Кто виноват? Повести. М.: Художественная литература, 1977; Писемский А.Ф. Люди сороковых годов // Писемский А.Ф. Собрание сочинений в пяти томах. М.: Художественная литература, 1983-1984. Т. 4-5. и др. так и в оценочных суждениях, смысловой нагрузке, семантических коннотациях слов и фраз, метафорах и образах. Размышления "о времени и о себе" связаны с процессом рефлексии, поэтому позволяют говорить не только о том времени, о котором вспоминает автор, но и о времени, когда пишутся воспоминания. Особое значение вследствие насыщенности информацией, передающей особенности мировосприятия русских интеллектуалов, имели воспоминания Б.Н. Чичерина, А.И. Кошелева, B.C. Печерина, М.А. Дмитриева, Н.И. Греча, А.И. Герцена, П.В. Анненкова, Н.И. Тургенева и др51.

Дневники обладают особой ценностью вследствие более непосредственного, по сравнению с воспоминаниями, отражения восприятия происходящих событий, фиксации изменений в общественном сознании, позволяющих проследить эволюцию представлений на определенном отрезке жизненного пути, выявить факторы, влиявшие на становление модели мира. Кроме того, в отличие от воспоминаний, дневники, как правило, не предназначенные для печати, имеют более откровенный характер суждений, высказываний. Огромный интерес представляют дневники А.И. Тургенева, Н.И. Тургенева, П.А. Вяземского, А.И. Герцена, A.B. Никитенко52. При этом часть дневников А.И. Тургенева впервые вводится в научный оборот, дополняя представление о его личности, создавая возможность для более полного приближения к пониманию формирования его представлений, логики мышления. Особенную ценность составляют записи о прочитанных книгах, выписки из книг, кото

51 Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1989; Греч НИ. Записки о моей жизни. М., 1990; Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998; Русские мемуары. 1800-1825. М., 1989; Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989; Русское общество 40—50-х гг. XIX в. Ч. 2. Воспоминания Б.Н. Чичерина. М., 1991; Русское общество 40-50-х гг. XIX в. Ч. 1. Записки А.И. Кошелева. М., 1991.

52 Дневники и письма Н.И. Тургенева за 1806-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. СПб., 1911; Тургенев А.И. Хроника русского. Дневники (1825-1826 гг.) М.; Л., 1964; Вяземский П.А. Записные книжки (1813-1848). М., 1963; Никитенко A.B. Дневник. Т. 1-3. М„ 1955-1956. рые произвели наибольшее впечатление, раскрывающие особенности читательской практики эпохи, а также путевые журналы, отражающие не только особенности пространственных и временных представлений, но и специфику культуры путешествия53.

Переписка составила значительную часть источниковой базы исследования как по своему месту в культуре XIX в., являясь способом не только личной, но и общественной коммуникации, так и по широким возможностям, предоставляемым для анализа социокультурных представлений. В то время, когда письма были фактически единственным средством коммуникации для людей, живущих далеко друг от друга, они писались достаточно тщательно и пространно, отражая не только особенности быта, но, в первую очередь, представления, настроения, чувства. Особое место среди этой группы источников занимает переписка А.И. Тургенева и П.А. Вяземского, которая велась на протяжении долгого времени, зафиксировав эволюцию представлений корреспондентов. Безусловно, важное место занимают в качестве источника письма Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, К.Ф. Рылеева, А.И. Герцена и других русских интеллектуалов54. Многие "письма" стали событием в русской общественной жизни и русской культуре, явлением в истории русской общественной мысли, это "Письма русского путешественника" Н.М. Карамзина,

53 ОР ИРЛИ РАН. Архив Тургеневых. Ф. 309. № 2, № 1941, № 2059; Ф. 388. Он. 1. № 270; ОР РНБ Архив Е.П. Казанович Ф. 326. № 59.

54 Выписки из писем историографа Н.М. Карамзина к брату его В.М. Карамзину и четыре письма его же к А.И. Тургеневу. М., 1847; Неизданные сочинения и переписка Н.М. Карамзина. СПб., 1862. Ч. 1.; Остафьевский архив кн. Вяземских. Переписка кн. П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым. СПб., 1899. Т. 1—4; Письма А. Тургенева Булгаковым. М., 1939; Письма А.И. Тургенева к Н.И. Тургеневу. Лейпциг, 1872; Письма А.И. Эртеля. М., 1909; Письма В.А. Жуковского к А.И. Тургеневу. М., 1895; Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. СПб., 1911. Вып. 2; Письма Н.М. Карамзина к А.И. Тургеневу (1806-1826) // Русская старина. 1899. Январь; Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866.

Философические письма" П.Я. Чаадаева. При использовании писем в качестве исторического источника принято выделять их различные типы в зависимости от целей написания, адресата и прочих условий. Можно говорить об официальных, личных, изначально ориентированных на публикацию письмах и т.д. Специфика различных жанров письма исторически, социально и культурно обусловлена. Информация, содержащаяся в письмах, достаточно часто имеет фрагментарный характер, рассчитана на понимание адресата и требует особой «расшифровки», включения в социокультурный контекст. Но для диссертационного исследования особое значение имела не только информативная часть писем, раскрывающая отношение представителей русской интеллигенции к событиям, явлениям, личностям, но и сам текст писем как воплощение интеллигентского дискурса с определенным набором категорий, логикой, степенью эмоциональности. Учитывая, что письма - источник личного происхождения и обладают ярко выраженной субъективностью, причем субъективностью многослойной, которая выражается в восприятии событий, упоминаемых в письме, субъективности источника информации, субъективности оценки и т.д., отметим значение этой субъективности при анализе представлений интеллигенции, которые сами принадлежат к сфере субъективного. Важно также учитывать особенности культуры письма в XIX веке, не имеющей столь «приватного» характера как в XX веке. Часто при написании письма его автор рассчитывал на его «общественное» звучание, так же как и адресат мог сделать полученное письмо «достоянием общественности». И речь идет не только о письмах, составляющих особый литературный жанр, и изначально предназначавшихся для публикации.

Часть писем впервые вводится в научный оборот, дополняя не только представления об эпистолярном наследии русской интеллигенции, но и позволяя более подробно раскрыть особенности межличностной коммуникации корреспондентов, выделить вопросы, привлекающие внимание русских интеллектуалов, показать особенности культурной повседневности русской интеллигенции. Это, прежде всего, переписка А.И. Тургенева, являющегося одним из главных героев диссертационного исследования, в мировоззрении и деятельности которого ярко отразились основные черты модели мира русских интеллектуалов первой половины XIX века, бывшего одним из главных элементов в коммуникационной сети русского просвещенного общества (Письма А.И. Тургенева В.Ф. Одоевскому, С.П. Шевыреву, П.А. Вяземскому, находящиеся в собраниях ОР РНБ)55. Интерес также представляют письма П.В. Анненкова К.Д. Кавелину56, на основании анализа которых можно реконструировать представления о Европе и России, отношении настоящего к прошлому и будущему, связи поколений в русском обществе, подвердить выводы о просветительском ядре мировоззрения русской интеллигенции. В качестве источника были использованы письма К.Н. Батюшкова и В.А. Жуковского Н.И. Гнедичу, И.В. Киреевского и М.П. Погодина С.П. Шевыреву, А.И. Кошелева В.Ф. Одоевскому и Н.И. Гнедичу57.

Специфика предмета исследования обусловила не столько новизну использованных источников, сколько новизну поставленных вопросов. Что включается в понятие «Европа», «Запад», в чем проявляется культурная ориентация на Европу и как пространственные представления воплощаются в своеобразной ментальной карте? Что понимается под прошлым, настоящим и будущим временем, каков характер связи времен в модели мира русских интеллектуалов и как темпоральные представления влияют на стратегии поведения? Каковы смыслы понятий «власть» и «народ» и

55 ОР РНБ Ф. 167. Вяземский П.А. № 81; Ф. 850. Шевырев С.П. № 569; Ф. 539. Одоевский В.Ф. № 1087.

56 ОР РНБ Ф. 326. Архив Е.П. Казанович. № 44.

57 ОР РНБ Ф. 286. Жуковский В.А. Оп. 2. № 95; Ф. 197 Гнедич Н.И. Оп. 1. № 38; Ф. 850. Шевырев С.П. № 290, № 445; Ф. 539 Одоевский В.Ф. № 637; Ф. 23. Анненков П.В. № 4. на каких представлениях основывается отношение к ним? Через какие категории идентифицирует себя русская интеллигенция? Множество тому подобных вопросов были поставлены перед источниками. А субъективный характер и личное происхождение большинства источников делают их особенно значимыми для исследования становления социокультурных представлений интеллигенции первой половины XIX столетия. Эмоциональное и рациональное, сознательное и бессознательное, абстрактное и конкретное, общественное и личное осталось в этих текстах, созданных русскими интеллектуалами. Их можно рассматривать как некий единый Текст культуры, Текст русской интеллигенции, наполненный разными смыслами, продолжающими существовать и ныне. Модели мира, индивидуальные и коллективные, воплощенные в этом Тексте, менялись и одновременно оставались прежними, так же как менялся и в то же время оставался прежним окружающий мир и мир русской интеллигенции. Признавая субъективность исследовательских интерпретаций, необходимо заметить, что именно диалог историка и источника дает возможность нового осмысления прошлого, так как увеличение эмпирической базы исторических исследований, характерное для эпохи позитивизма, не является актуальной задачей современной исторической науки. Еще Коллингвуд убедительно показал, что исторический факт не есть нечто, данное непосредственно в восприятии. Исторический метод заключался для него в интерпретации фактических данных. Коллингвуд сравнивал работу исследователя с работой детектива: «Весьма разнородная совокупность вещественных доказательств преступления! Об этой совокупности, я думаю, с полной уверенностью можно сказать лишь одно: никто, вероятно, не сумел бы определить, из чего оан будет состоять, до тех пор пока все вопросы, возникшие по ходу следствия, не будут разрешены. В научной же истории все может быть использовано в качестве оснований для логического вывода, и никто не может наперед знать, окажется ли выбранное ^ историком основание плодотворным. Только применение его к объяснению конкретных событий может доказать его ценность»58. Однако такая установка на интенсификация интеллектуальной деятельности историка отнюдь не означает абсолютизацию его познавательных возможностей.

Для исторического исследования особый интерес представляет опыт литературоведения XX века, так как именно литературоведение, опираясь на достижения лингвистического анализа, обратилось к более глубокому исследованию межличностного общения. Р. Барт ярко показал значение лингвистических идей для анализа литературного дискурса, но исследование отношения писателя с читателем проблема не только литературоведения. Историк, работающий с источником, всегда предполагает наличие определенного разрыва, несовпадения смысла суждения автора источника и его современного восприятия. Интерпретация в данном случае выступает как установление смысла, который вкладывает автор в свое произведение или суждение.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что впервые на обширном источниковом материале был реконструирован комплекс социокультурных представлений русской интеллигенции первой половины XIX века в обобщенном виде выраженный с помощью концепта «модель мира». Выполнение подобной реконструкции в рамках историко-антропологического подхода в исследовательском пространстве, соединяющем теоретические принципы и инструментарий интеллектуальной истории, истории ментальностей, новой социальной истории, потребовало разработки собственной исследовательской модели, которая представлена в диссертации. Применение разработанной модели является новым способом анализа культуры интеллигенции, ее формирования и трансляции, выделения общего и особенного, центра и периферии в комплексе представлений интеллигенции, несводимого к социологическим

58

Коллингвуд Р.Дж. Идея истории: Автобиография. М., 1980. С. 266-267. основаниям. В диссертационном исследовании были выделены и охарактеризованы уровни и элементы модели мира русской интеллигенции, определен характер взаимосвязей между ними, показаны тенденции развития. Новый подход к анализу интеллигенции дает возможность сравнить основные элементы модели мира, обнаружить устойчивые ментальные структуры.

Кроме того, первая половина XIX века в исследованиях по истории русской интеллигенции долгое время оставалась вне сферы внимания историков, сосредоточившихся на изучении интеллигенции как социального слоя второй половины столетия, следуя тем самым сложившийся традиции в самоописании интеллигенции. В то время как формирование модели мира этого слоя, становление комплекса социокультурных представлений происходило с начала века в рамках деятельности интеллектуальной элиты русского общества. Поэтому впервые в историческом исследовании внимание сосредоточено именно на первой половине XIX в. как особом периоде в истории русской интеллигенции.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в возможности применения разработанной исследовательской модели в рамках сформировавшегося направления «интеллигентоведе-ние». Также его материалы могут быть привлечены при подготовке работ по истории русской интеллигенции, истории русской культуры XIX в., выполнения историко-сравнительного анализа русской и европейской культуры в рамках цивилизационного подхода. Основные положения и выводы диссертации могут использоваться при разработке учебных курсов и пособий по специальности «отечественная история». Они внедрены в практику преподавания на историческом факультете Омского государственного педагогического университета курсов «История России Х1Х-н. XX вв.», «Историография отечественной истории», спецкурса «История и культура русской интеллигенции». Кроме того, процесс самоидентификации интеллигенции в современном российском обществе, трудности преодоления устойчивых мифологем в общественном сознании, делает материалы исследования востребованными, способствующими формированию новой идентичности и в то же время сохранению культурных традиций русской интеллигенции.

Апробация работы. Основные положения диссертации были апробированы в виде докладов и сообщений и получили одобрение представителей научного сообщества:

- на 16-ти международных и двух межгосударственных научных конференциях, таких как «Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход» (Иваново, 2000); «Иерархия и власть в истории цивилизаций» (Санкт-Петербург, 2002, Москва, 2004); «Россия и Британия в эпоху Просвещения» (Санкт-Петербург, 2002); «Россия и Франция: культура в эпоху перемен» (Санкт-Петербург,

2003); «Place and Cultural Translation» (Belfast, 2005); «Material cultures and the creation of knowledge» (Edinburgh, 2005); «Конфликты и компромиссы в социокультурном контексте» (Москва, 2006);

- 15-ти всероссийских научных конференциях, таких как, «Российская интеллигенция: критика исторического опыта» (Екатеринбург, 2001); «Актуальные вопросы истории России на пороге XXI века» (Санкт-Петербург, 2001); «Социальные конфликты в истории России XX века» (Омск, 2004); «Интеллигенция России и Запада в ХХ-ХХ1 вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития» (Екатеринбург,

2004); «Межкультурное взаимодействие и его интерпретации» (Москва, 2004);

- трех интернет-конференциях «История в XXI веке: историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества» (2001); «Мир российского университария» (2002); «Культура «своя» и «чужая» (2002).

5-ти региональных научных конференциях, таких как, «Университеты как регионообразующие научно-образовательные комплексы» (Омск, 2004) и др.

Рукопись диссертации обсуждалась на заседании кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета. Результаты исследования представлены в в авторской монографии «Русский интеллектуальный мир/миф. Социокультурные представления интеллигенции в России XIX столетия» (Омск, 2005), разделах коллективной монографии «Феномен прошлого» (Москва, 2005), а также в серии статей и материалах докладов (более 50 публикаций).

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Сабурова, Татьяна Анатольевна

Заключение.

Изучать русскую интеллигенцию через ее представления о мире и о себе значит приближаться к пониманию сущности этого явления, чрезвычайно сложно определяемого и вызывающего бесконечные споры. Предлагаемая исследовательская стратегия изучения интеллигенции "изнутри" не может и не стремится дать окончательные ответы о природе русской интеллигенции, вряд ли это вообще возможно, но открывает новые стороны этого феномена, а, следовательно, и феномена русской культуры, поскольку интеллигенция является одним из создателей и трансляторов русской культурной традиции.

Социокультурные представления русской интеллигенции первой половины XIX в. оказываются чрезвычайно многообразными, сложными, часто противоречивыми. Но различия в отношении к власти, народу, политических убеждениях и культурных пристрастиях, тем не менее, не заслоняют общие черты, свойственные ядру мировоззрения интеллигенции, ее модели мира, составляющие основу групповой идентификации и самоидентификации русской интеллигенции. Не случайно, крупнейший исследователь русской культуры Ю.М. Лотман писал, что "при всем кажущемся различии про- и антиинтеллигентских деклараций русской интеллигенции они обнаруживают общее семантическое ядро и характерную логику концептуализации"632.

Модель мира русской интеллигенции первой половины XIX в. формировалась в процессе интенсивного усвоения западноевропейской культуры (прежде всего культуры Французского и Немецкого Просвещения), соединяясь с элементами отечественной культуры, в том числе культуры народной. Осваивая или присваивая, т. е. делая своей европейскую культуру, русские интеллектуалы создавали качественно новые ее

632

Лотман Ю.М. Интеллигенция и свобода (К анализу интеллигентского дискурса) // Россия/Яс^а. Вып. 2 (10): Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. М., 1999. С. 122-123. интерпретации, осмысляя собственное место в российском обществе и Европе. Важнейшая черта этого процесса трансляции и интерпретации заключалась в том, что рационалистическая европейская культура воспринималась в рамках мифологического сознания, характерного для русского общества. Именно поэтому европейские философские учения часто приобретали в России религиозный характер, воспринимаясь целостно и непротиворечиво как откровение истины, служа воплощением Правды. Традиционная основа русского общества и русской культуры входила в противоречие с модернизированным интеллектуальным пространством Европы и адаптировала новые внедряемые элементы, наполняя их мифологическим содержанием. Поэтому модель мира русской интеллигенции отличалась амбивалентностью (в той же мере, что и сама эта группа), сочетая рациональность и мифологичность, либеральность и традиционность. Рациональное содержание представлений могло скрываться под мифологической оболочкой, и, наоборот, мифы облекались в ярко выраженную рациональную, строго научную форму. Как точно характеризовал Ю. Пивоваров, например, карамзинский миф: "выражение архаичного современным способом. Досовременный по содержанию и современный по форме. Это и фундаментальное противоречие, и фундаментальное качество нашей культуры. Причем по сей день! "633.

Такая амбивалентность характерна для хронотопа русской интеллигенции, ставшего основой для формирования остальных социокультурных представлений. Восприятие времени и пространства определило культурную и социальную самоидентификацию русской интеллигенции. Особенности восприятия времени выразились в процессе формирования исторического сознания русской интеллигенции, соединившего просветительский антропоцентризм, рационализм, стремление к познанию прошлого с помощью теории исторической закономерности и создание

633

Пивоваров Ю. Полная гибель всерьез: Избранные работы. М., 2004. С. 81. мифологических образов древнерусского прошлого, эпохи преобразований XVIII в. Темпоральные представления русской интеллигенции выражали стремление соединить различные модусы времени, прошлое, настоящее, будущее, восстановить утраченную целостность, характерную для восприятия вечности в отличие от разорванного восприятия времени. Но, утверждая идею связи времен, русские интеллектуалы первой половины XIX в. так и не смогли закрепить в общественном сознании ценность настоящего времени, периодически ориентируясь то на прошлое, то на будущее время. "Цепь времен" постоянно рвалась в сознании русской интеллигенции, заменяясь все определяющим прошлым или все спасающим будущим.

Пространственные представления русской интеллигенции сохраняли характерную для традиционного общества маркировку пространства как "своего и чужого" с ярко выраженной аксиологической окраской. Амбивалентность пространственных представлений проявлялась в том, что при основном разделении пространства на Европу и Россию для русских интеллектуалов обе части могли выступать как свои и чужие одновременно. Европа как политическая, культурная реальность и как мифологический конструкт являлась для русской интеллигенции своей с точки зрения усвоения культурных ценностей, идей, теорий в интеллектуальном смысле, но чужой с точки зрения эмоциональной. Россия как родина, как понятие сакральное, воспринималась как пространство свое, но в социальном, культурном, политическом смысле могла стать и пространством чужим, что находило крайнее выражение в факте эмиграции из России. Таким образом, двойственность пространственных представлений заключалась не только в формуле "своего — чужого", но и в сочетании рациональных и мифологических представлений. Развитие рационального знания, расширение пространственных горизонтов соединялись с созданием и воспроизводством мифов о Западе и России как мифов о грядущей гибели или спасении.

Одним из самых заметных идентификационных признаков русской интеллигенции стали ее представления о власти, активно транслируемые самой интеллигенцией. Среди них обращает на себя внимание, прежде всего, этатизм русской интеллигенции, связывающей с государством надежды на преобразования в России, как отмену крепостного права, так и введение конституции, закрепление политических прав и свобод. Воздействие на власть в той или иной форме определялось русской интеллигенцией как важнейшая функция, в периоды реформ интеллигенция, как правило, соединялась с властью, но постоянно подвергала реформы критическому осмыслению. В то же время представления о власти русской интеллигенции имели двоякую основу: это и европейские теории власти, определяющие сущность и характер взаимодействия субъектов общества, и мифы о власти как демиурге, самодержавии как священном палладиуме России, государе как сакральной фигуре, что не только не исключало возможности критики власти, но делало эту критику более радикальной, вплоть до уничтожения элементов, не соответствующих статусу должного в мифологической модели мира.

Представления о власти русской интеллигенции тесно связаны с представлениями о народе, образуя неразрывное единство, дуальную оппозицию. Миф о власти сочетался с мифом о народе. Народ как объект русской интеллигенцией мог наделяться различными чертами (страдающий и бунтующий, непросвещенный и знающий высшую правду, религиозный и безбожный и т. д.). Но само понятие "народ" выражает неструктурированность, сохранение мифологической целостности представлений интеллигенции, которая начнет разрушаться только в конце XIX в., что связано не только с изменением социальной структуры в России, но и с взаимодействием интеллигенции и народа. С другой стороны, разрушение мифа о народе в целом приведет к появлению мифов о крестьянстве и пролетариате, что подтверждает устойчивость мифологических представлений интеллигенции.

Интеллигенция - чужая для народа вследствие усвоения ею европейской культуры, трансляции европейских культурных ценностей, но интеллигенция — чужая и потому, что является носителем мифологических представлений, сталкивающихся с мифологическими представлениями народа. Имея в основе своих представлений миф, они говорят на разных культурных языках, что препятствует формированию пространства диалога между ними. К. Гинзбург в своем исследовании картины мира XVI в. отмечал поразительные аналогии между фундаментальными особенностями крестьянской культуры и некоторыми передовыми тенденциями высокой культуры, "несмотря на глубочайшее различие их языков"634.

Русская интеллигенция, действуя в пространстве разных культурных языков, осуществляя культурную трансляцию и коммуникацию между русской и европейской культурой, элитарной и народной культурой, обществом и властью, постоянно осмысляет и собственную роль в этом процессе. "Lost in translation", это выражение можно применить к русской интеллигенции первой половины XIX в., не случайно идея поиска пути станет для нее ключевой, причем пути не столько для себя, сколько для всей России. Пытаясь транслировать европейскую культуру в культуру русского традиционного общества, выступить посредником между культурными мирами, социальными группами и институтами, интеллигенция создает свой собственный культурный мир/миф, границы которого интеллигенция постоянно укрепляет, стремясь преодолеть дискомфортное состояние невостребованности, что выражается в создании ми

634 Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / Пер. с итал. M.JI. Андреева, М.Н. Архангельской. М., 2000. С. 232. фологии собственно интеллигенции. Мифы русской интеллигенции становятся мифами русской культуры в целом, а модель мира русской интеллигенции первой половины XIX в. обнаруживает удивительное сходство с моделью мира русского крестьянства, "т. е. оказывается, замечает Ю. Пивоваров, что русские рефлексии и русские инстинкты одноприрод-ны, сущностно идентичны. Вот вам (нам) и трагический разрыв между народом и интеллигенцией, о котором мы кудахчем уже около двух столетий!"635. Но особенность русской интеллигенции заключается и в том, что мифы, ею создаваемые, она же постоянно стремится разрушить, процесс мифологизации сталкивается с процессом интеллектуализации, напряженной интеллектуальной рефлексией, способствующей развитию самосознания интеллигенции и развитию русской культуры. глг

Пивоваров Ю. Полная гибель всерьез. С. 188.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Сабурова, Татьяна Анатольевна, 2006 год

1. Неопубликованные источники: ОР ИРЛИ РАН

2. Ф. 265. Архив журнала «Русская старина» Ф. 309. Архив Тургеневых. Ф. 388. Собрание Юдина. ОРРГБ

3. Ф. 76. Голубинский Ф.А. Ф. 99. Елагины. Ф. 219. Орловы-Давыдовы. Ф. 233. Полторацкий С.Д. Ф. 359. Коллекция музея Бахрушина. ОРРНБ

4. Ф. 23. Анненков П.В. Ф. 167. Вяземский П.А. Ф. 197 Гнедич Н.И. Ф. 286. Жуковский В.А. Ф. 326. Архив Е.П. Казанович Ф. 539. Одоевский В.Ф. Ф. 850. Шевырев С.П.

5. Опубликованные источники: Произведения общественной и исторической мысли:

6. Аксаков К.С. Еще несколько слов о русском воззрении // Русская идея. М.: Республика, 1992. С. 112-117.

7. Аксаков К.С. О русском воззрении // Русская идея. М.: Республика, 1992. С. 11-112.

8. Батюшков К. Письмо к И.М. Муравьеву-Апостолу. О сочинениях г. Муравьева // Батюшков К.Н. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1988. С. 74-91.

9. Белинский В.Г. «Борис Годунов» //Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 томах. М., 1981. Т. 6. С. 431

10. Белинский В. Г. История России в рассказах для детей. Сочинение Александры Ишимовой \\ Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1979. Т. 4. С. 472.

11. Белинский В.Г. Общее значение слова литература // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 томах. М., 1981. Т. 6. С. 514.

12. Белинский В.Г. Римские элегии // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1979. Т. 4. С. 94-125.

13. Белинский В.Г. Россия до Петра Великого // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1979. Т. 4. С. 7-94.

14. Белинский В.Г. Руководство к всеобщей истории // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1979. Т. 4. С. 390-405.

15. Белинский В.Г. Русская история для первоначального чтения. Соч. Николая Полевого \\ Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1979. Т. 4. С. 464.

16. Белинский В.Г. Сочинения А. Пушкина. Ст. 2-я // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1981. Т. 6. С. 134.

17. Герцен А.И. Концы и начала // Интеллигенция. Власть. Народ: Антология. М.: Наука, 1993. С. 26-44.

18. Герцен А.И. Москва и Петербург // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 33-42.

19. Герцен А.И. О публичных чтениях г. Грановского (Письмо второе) // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 121-127.

20. Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Собр. соч.: В 30 т. М.: АН СССР, 1956. Т. 7. С. 133-266.

21. Герцен А.И. Письма из Франции и Италии // Собр. соч.: В 30 т. М., 1955. Т. 5. С. 15-217.

22. Герцен А.И. Публичные чтения г. Грановского (Письмо в Петербург) // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 111-115.

23. Герцен А.И. Рассказы о временах меровингских // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 7-32.

24. Герцен А.И. С того берега // Собр. соч.: В 30 т. Т. 6. М., 1955. С.10.

25. Герцен А.И. Ум хорошо, а два лучше // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 116-120.

26. Греч Н.И. Путевые письма из Англии, Германии и Франции. М., 1839.

27. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. Дельвиг A.A. «Дмитрий Самозванец». Исторический роман, соч. Фаддея Булгарина // Дельвиг A.A., Кюхельбекер В ./Г. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 180-183.

28. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 12 т. М.: Наука, 1989-1991.

29. Карамзин Н.М. Мелодор к Филалету // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; Л.: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 245250.

30. Карамзин H.WL. Мысли для «Истории Отечественной войны» // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Художественная литература, 1964. Т. 1. С. 160.

31. Карамзин Н.М Мысли для «Похвального слова Петру I» // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Художественная литература, 1964. Т. 1. С. 159.

32. Карамзин Н.М. Мысли об истинной свободе // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., JL: Художественная литература, 1964. Т. 1. С. 161.

33. Карамзин Н.М. Мысли об истории // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., JL: Художественная литература, 1964. Т. 1. С. 159.

34. Карамзин Н.М. Нечто о науках, искусствах и просвещении // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; Л.: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 122-141.

35. Карамзин Н.М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991.

36. Карамзин Н.М. О книжной торговле и любви к чтению в России // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 176-179.

37. Карамзин Н.М. О любви к отечеству и народной гордости // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 280-287.

38. Карамзин Н.М. О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; Д.: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 188-197.

39. Карамзин Н.М. О сравнении древней, а особливо греческой, с немецкою и новейшею литературою // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 89-92.

40. Карамзин Н.М. О Стерне // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 117.

41. Карамзин Н.М. Пантеон российских авторов // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 156-173.

42. Карамзин Н.М. Приятные виды, надежды и желания нынешне-то времени // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 268-276.

43. Карамзин Н.М. Речь, произнесенная на торжественном собрании императорской Российской академии // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; Д.: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 233-244.

44. Карамзин Н.М. Филалет к Мелодору // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; JL: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 251258.

45. Киреевский И.В. В ответ A.C. Хомякову // Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С. 117-126.

46. Киреевский И.В. Девятнадцатый век // Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С. 61-79.

47. Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению в России // Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С. 199-237.

48. Киреевский И.В. Публичные лекции профессора Шевырева // Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С. 172175.

49. Огарев H.H. Предисловие к «Думам» К. Рылеева // Огарев Н.П. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 340-343.

50. Огарев Н.П. Предисловие к сборнику «Русская потаенная литература» // Огарев Н.П. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 344-398.

51. Одоевский В.Ф. Русские ночи // Смолкина Н.С. Россия и Запад в отечественной публицистике XIX в. Хрестоматия. М., 1995. Т. 1. С. 130,

52. Погодин М.П. Историко-критические отрывки. Кн. 1-2. М., 1846-1859.

53. Пушкин A.C. "История русского народа". Соч. Н. Полевого // Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 7. С. 133.

54. Пушкин A.C. Замечания на Анналы Тацита // Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 8. С. 131-135.

55. Пушкин А. С. Заметки при чтении «Нестора» Шлецера // Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 8. С. 145.

56. Пушкин A.C. О народном воспитании // Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 7. С. 42-49.

57. Пушкин А. С. О ничтожестве литературы русской // Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 7. С. 306-314.

58. Пушкин А. С. Путешествие из Москвы в Петербург // Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 7. С. 268-306.

59. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. М., 1988-1995.

60. Тургенев А. Политическая проза. М., 1989. 367 с.

61. Тургенев А.И. Хроника русского // Тургенев А.И. Хроника русского. Дневники (1825-1826 гг.) М.; Л., 1964. С. 9-282.

62. Тютчев Ф.И. Россия и Германия // Русская идея. М.: Республика, 1992. С. 91-103.

63. Хомяков A.C. Несколько слов о философическом письме (напечатанном в 15 книжке «Телескопа») // Хомяков A.C. Сочинения: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 449-455.

64. Хомяков А. С. О старом и новом // Хомяков A.C. Сочинения: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 456-470.

65. Хомяков A.C. «Семирамида» (Исследование истины и исторических идей) // Хомяков A.C. Сочинения: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 15-448.

66. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 147-161.

67. Чаадаев П.Я. Философические письма // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 38-146.

68. Чернышевский Н.Г. Историческая библиотека. История восемнадцатого столетия и девятнадцатого до падения Французской империи Ф.К. Шлоссера // Поли. собр. соч.: В 16 т. М., 1950. Т. VII. С. 453^157.

69. Чернышевский Н.Г. Новейшая история. Соч. Ф. Лоренца И Полн. собр. соч.: В 16 т. М., 1950. Т. 7. С. 465.

70. Чернышевский Н.Г. О причинах падения Рима // Полн. собр. соч.: В 16 т. М., 1950. Т. 7. С. 643-668.

71. Шевырев С.П. Взгляд русского на образование Европы // Смол-кина Н.С. Россия и Запад в отечественной публицистике XIX в. Хрестоматия. М., 1995. Т. 1. С. 151-163.

72. Воспоминания, дневники, записные книжки:

73. Аксаков К.С. Воспоминания студентства 1832-1835 годов // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 312-334.

74. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989.688 с.

75. Батюшков К. Чужое: мое сокровище! // Батюшков К.Н. Избранная проза. М., 1988. С. 252-277.

76. Вяземский ПЛ. Записные книжки (1813—1848). М., 1963.

77. Вяземский П.А. Старая записная книжка. М.: Захаров, 2000.

78. Герцен А.И. Былое и думы. Ч. I IV // Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 8-9.

79. Герцен А.И. Дневники 1842-1845 гг. // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 199-416.

80. Глинка С.Н. Записки. СПб., 1895.

81. Греч НИ. Записки о моей жизни. М., 1990.

82. Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни / Подготовка текста и примеч. К.Г. Боленко, Е.Э. Ляминой и Т.Ф. Нешумовой. М., 1998.

83. Дневники и письма Н.И. Тургенева за 1806-1811 г. Т. 1. Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. СПб., 1911.

84. Жихарев М.И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 48-119.

85. Жуковский В.А. Из дневников 1827-1840-х гг. // Наше наследие. М, 1994. №32. С. 46-51.

86. Кавелин К.Д. Авдотья Петровна Елагина // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 135-147.

87. Киреевский И.В. Из дневника 1852-1854 годов // Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С. 283-286.

88. Кюхельбекер В.К. Дневник 1831-1845 // Дельвиг A.A., Кюхельбекер BJC. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 500-555.

89. Неверов Я.Ш. Тимофей Николаевич Грановский // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 335-357.

90. Никитенко A.B. Дневник. Т. 1-3. М., 1955-1956.

91. Печерин B.C. Замогильные записки (apologia pro vita mea) // Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 148-311.

92. Русские мемуары. 1800-1825. М., 1989.

93. Русское общество 40-50-х гг. XIX в. Ч. 1. Записки А.И. Кошеле-ва. М., 1991.

94. Русское общество 40-50-х гг. XIX в. Ч. 2. Воспоминания Б.Н. Чичерина. М., 1991.

95. Тургенев А.И. Дневник 1802-1804 // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

96. Тургенев А.И. Дневники 1825-1826 гг. // Тургенев А.И. Хроника русского. Дневники (1825-1826 гг.) М.; Л., 1964. С. 283-440.

97. Тургенев Н.И. Дневники 1806-1811 // Дневники и письма Н.И. Тургенева за 1806-1811 г. Т. 1. Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. СПб., 191L

98. Тургенев Н.И. Из "Дневников" // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. М., 1951. Т. 1.

99. Тургенев Н.И. Россия и русские // Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825 гг. М., 1989. С. 250-302.1. Переписка:

100. Батюшков üf.H. Вяземскому П.А. 1811-1812, 1817// Батюшков К.Н. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1988. С. 311-312, 324-328, 331-334,410-414.

101. Батюшков К.П. Гнедичу Н.И. 1807, 1809-1816, 1821 // Батюшков К.Н. Избранная проза. М, 1988. С. 281-300, 302 - 306, 306-311, 312-324, 328-331, 334-338, 339-348, 349-360, 382-383, 391-393, 395407, 441-443.

102. Батюшков üf.H. Жуковскому В.А. 1810, 1814-1815, 1817, 1819// Батюшков К.Н. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1988. С. 300-302, 378-382, 387-391, 407-410, 436-441.

103. Батюшков isf.H. Тургеневу А.И. 1818, 1819 // Батюшков К.Н. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1988. С. 416-417, 422-424, 430-432.

104. Белинский В.Г. Боткину В.П. 1838-1841 // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М, 1984. Т. 9. С. 148-151, 231-236, 284-290, 325-337, 357370, 376-385, 388-391, 398-441.

105. Белинский В.Т. Герцену А.И. 1845-1846 // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1984. Т. 9. С. 572-573, 575-588,591-593.

106. Белинский В.Г. — Станкевичу Н.В. 1838-1839 // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1984. Т. 9. С. 188,242-243, 252-283.

107. Вяземский П.А. Тургеневу A.Jd. 1812-1845 // Остафьевский архив кн. Вяземских. Переписка кн. П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым. СПб., 1899. Т. 1-4.

108. Герцен А.И. Грановскому Т.Н. 1842-1845 // Собр. соч.: В 30 т. M.: АН СССР, 1961. Т. 22. С. 347, 356-357, 364, 376-377, 379, 382, 386, 408.

109. Герцен А.И. Тургеневу А.И. 1843 // Собр. соч.: В 30 т. М.: АН СССР, 1961. Т. 22. С. 148.

110. Жуковский В.А. Вяземскому П.А. 1815-1816, 1823-1824, 1826, 1837 // Жуковский В.А. Собрание сочинений в 4 т. M., JL: Госполитиздат, 1960. Т. 4. С. 562-566, 570,578-579, 584, 588-591,633-634.

111. Жуковский В.А. Кюхельбекеру В.К. 1823, 1825 // Жуковский В.А. Собрание сочинений в 4 т. M., JL: Госполитиздат, 1960. Т. 4. С. 580, 585.

112. Жуковский В.А. — Тургеневу А.И. 1805-1807,1809-1810, 1813,1815, 1826-1828, 1831 // Жуковский В.А. Собрание сочинений в 4 т. М., Л.: Госполитиздат, 1960. Т. 4. С. 451-508.

113. Жуковский В.А. Тургеневу А.И. 1805-1843 // Письма В.А. Жуковского к А.И. Тургеневу. М., 1895.

114. Карамзин H.М. — Вяземскому П.А. 1816-1826 // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Худож. литература, 1964. Т. 1. С. 199217.

115. Карамзин Н.М. Дмитриеву И.И. 1785-1826 // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Худож. литература, 1964. Т. 1. С. 162198.

116. Карамзин Н.М. Дмитриеву И.И. 1787-1825 // Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866.

117. Карамзин Н.М. — Карамзину В.М. 1811-1825 // Выписки из писем историографа Н.М. Карамзина к брату его В.М. Карамзину и четыре письма его же к А.И. Тургеневу. М., 1847. С. 9-380.

118. Карамзин Н.М. Лафатеру 1786-1790 // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Худож. литература, 1964. Т. 1. С. 252-253.

119. Карамзин Н.М. Малиновскому А.Ф. 1813-1826 // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Худож. литература, 1964. Т. 1. С. 243-250.

120. Карамзин Н.М. Тургеневу А.И. 1813, 1816, 1825 // Выписки из писем историографа Н.М. Карамзина к брату его В.М. Карамзину и четыре письма его же к А.И. Тургеневу. М., 1847. С. 380-392.

121. Карамзин Н.М. Тургеневу А.И. 1811-1825 // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М., Л.: Худож. литература, 1964. Т. 1. С. 257261.

122. Карамзин Н.М. Тургеневу А.И. // Письма Н.М. Карамзина к А.И. Тургеневу (1806-1826) // Русская старина. 1899. Январь. С. 218226.

123. Неизданные сочинения и переписка Н.М. Карамзина. СПб.,1862.

124. Рылеев К. Ф. Воейкову А.Ф. 1823-1824 // Рылеев К.Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма / Сост., вступ. ст., ком-мент. С.А. Фомичева. Л.: Художественная литература, 1987. С. 304, 309.

125. Рылеев К.Ф. Вяземскому П.А. 1822, 1825 // Рылеев К.Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма / Сост., вступ. ст., коммент. С.А. Фомичева. J1.: Художественная литература, 1987. С. 297-298, 302-303, 312-313, 318-319.

126. Рылеев К.Ф. Немцевичу Ю.У. 1822-1823 // Рылеев К.Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма / Сост., вступ. ст., коммент. С.А. Фомичева. JL: Художественная литература, 1987. С. 301,303.

127. Станкевич Н.В. Белинскому В.Г. 1834 — 1836 // Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 111, 126, 139, 141.

128. Станкевич Н.В. Грановскому Т.Н. 1836, 1838-1839 // Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 139, 147, 188, 197, 206, 207.

129. Тургенев А.И. Булгакову А.Я., Булгакову К.Я. 1805-1841 // Письма А. Тургенева Булгаковым. М., 1939.

130. Тургенев А.И. Вяземскому П.А. 1812-1845 // Остафьевский архив кн. Вяземских. Переписка кн. П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым. СПб., 1899. Т. 1-4.

131. Тургенев А.И. Жуковскому В.А. 1802-1803 // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

132. Тургенев А.И. Кайсарову A.C. // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

133. Тургенев А.Ш. Тургеневу Ан.И. 1803-1807 // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

134. Тургенев А.И. — Тургеневу Н.И. 1809-1811 // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802—1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

135. Тургенев А.И. Тургеневу Н.И. 1827-1828 // Письма А.И. Тургенева к Н.И. Тургеневу. Лейпциг, 1872.

136. Тургенев А.И. Тургеневу С.И // Письма и дневник А.И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к A.C. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг. Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911.

137. Чаадаев П.Я. Вяземскому П.А. 1847 // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 310-335.

138. Чаадаев П.Я. Пушкину A.C. 1829, 1831 // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 218-223.

139. Чаадаев П.Я. Тургеневу А.И. 1833, 1835, 1836, 1837, 1838, 1841, 1842, 1844 // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 227229, 235-245, 247-250, 252, 259-263, 265-269, 272, 281-289, 292-295.

140. Чаадаев П.Я. Хомякову A.C. 1844, 1849 // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 291, 341-342.

141. Чаадаев П.Я. Шевыреву С.П. 1840, 1842, 1844 // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 272, 281, 295.

142. Произведения художественной литературы:

143. Баратынский Е. Рим // Баратынский Е. Стихотворения. Новосибирск, 1979. С. 27.

144. Баратынский Е. Из книги «Сумерки». Князю Петру Андреевичу Вяземскому // Баратынский Е. Стихотворения. Новосибирск, 1979. С. 131-132.

145. Баратынский Е. Небо Италии, небо Торквата. // Баратынский Е. Стихотворения. Новосибирск, 1979. С. 170.

146. Батюшков К. Отрывок из писем русского офицера о Финляндии // Батюшков К.Н. Избранная проза / Сост., послесл. и примеч. П.Г. Паламарчука. М., 1988. С. 11-18.

147. Батюшков К. Лрогулка по Москве // Батюшков К.Н. Избранная проза / Сост., послесл. и примеч. П.Г. Паламарчука. М., 1988. С. 4761.

148. Батюшков К. Путешествие в замок Сирей. Письмо из Франции к г. Дашкову // Батюшков К.Н. Избранная проза / Сост., послесл. и примеч. П.Г. Паламарчука. М., 1988. С. 62-74.

149. Батюшков К. Прогулка в Академию художеств. Письмо старого московского жителя к приятелю, в деревню его Н. // Батюшков К.Н. Избранная проза. М., 1988. С. 92-116.

150. Бестужев H.A. Записки о Голландии 1815 года // Бестужев H.A. Избранная проза / Сост., вступ. статья и примеч. Я.Л. Левкович. М.: Сов. Россия, 1983. С. 42-89.

151. Бестужев H.A. Шлиссельбургская станция // Бестужев H.A. Избранная проза / Сост., вступ. статья и примеч. Я.Л. Левкович. М.: Сов. Россия, 1983. С. 130-157.

152. Бестужев H.A. Русский в Париже 1814 года // Бестужев H.A. Избранная проза / Сост., вступ. статья и примеч. Я.Л. Левкович. М.: Сов. Россия, 1983. С. 158-318.

153. Веневетинов Д.В. Новгород // Веневетинов Д.В. Стихотворения. Поэмы. Драмы. М.: Художественная литература, 1976. С. 72-73.

154. Веневетинов Д.В. Италия // Веневетинов Д.В. Стихотворения. Поэмы. Драмы. М.: Художественная литература, 1976. С. 64.

155. Вяземский П. А. Моя исповедь // Полн. собр. соч. СПб., 1879. Т. 2. С. 105-109.

156. Вяземский П.А. Сравнение Петербурга с Москвой // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 56.

157. Вяземский П.А. Петербург // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 118-122.

158. Вяземский П. А. Послание к Тургеневу с пирогом // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 140.

159. Вяземский П.А. Коляска // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 196.

160. Вяземский П.А. Русский бог // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 219.

161. Вяземский П. А. Дорожная дума // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 225.

162. Вяземский П.А. Синоним: гостиная — салон У/ Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 256.

163. Вяземский П. А. Рим // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 283.

164. Вяземский П. А. Послушать: век наш век свободы // Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург; Сост., подгот. текста и примеч. К.А. Кумпан. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 360.

165. Герцен А.И. Кто виноват? Повести. М.: Художественная литература, 1977. 384 с.

166. Грибоедов A.C. Горе от ума. Л., 1981,

167. Карамзин Н.М. Тацит // Карамзин Н.М. Собрание соч.: В 2 т. М.; Л.: Художественная литература, 1964. Т. 2. С. 73.

168. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника / Вступ. ст. Г.П. Макогоненко; Прим. М.В. Иванова. М., 1988.

169. Карамзин Н.М. Остров Борнгольм // Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. Г.П. Макогоненко. Л., 1984. Т. 1. С. 661-673.

170. Карамзин Н.М. Марфа-посадница, или покорение Новгорода // Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. Г.П. Макогоненко. Л., 1984. Т. 1. С. 680-729.

171. Карамзин Н.М. Моя исповедь // Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. Г.П. Макогоненко. Л., 1984. Т. 1. С. 729-739.

172. Карамзин Н.М. Чувствительный и холодный // Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. Г.П. Макогоненко. Л., 1984. Т. 1. С. 740-754.

173. Карамзин Н.М. Рыцарь нашего времени // Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. / Сост., коммент. Г.П. Макогоненко. Л., 1984. Т. 1. С. 755-784,

174. Огарев Н.П. Моя исповедь // Огарев Н.П. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 305-339.

175. Огарев H.H. Кавказские воды // Огарев Н.П. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 287-304.

176. Огарев H.H. Прощанье с краем, откуда я не уезжал // Огарев

177. H.П. Избранное. М.: Правда, 1987. С. 49-50.

178. Писемский А.Ф. Люди сороковых годов // Писемский А.Ф. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4-5. М.: Художественная литература, 1983-1984.

179. Пушкин A.C. Бородинская годовщина // Соч.: В 3 т. М., 1985. Т,1.С. 501-502.

180. Пушкин А. С. Евгений Онегин // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 2. С. 5-175.

181. Пушкин A.C. Вольность. Ода // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 51-53.

182. Пушкин A.C. К Чаадаеву // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 57.

183. Пушкин А. С. Деревня // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 58.

184. Пушкин A.C. Андрей Шенье // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т.1. С. 111-116.

185. Пушкин A.C. Вакхическая песня // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т.1. С. 118.

186. Пушкин A.C. Клеветникам России // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 184.

187. Пушкин A.C. Пир Петра I // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 204.

188. Пушкин A.C. Медный всадник // Пушкин A.C. Избранные произведения в 2 т. М.: Худож. литература, 1970. Т. 1. С. 388-402.

189. Рылеев К.Ф. Предисловие к сборнику «Думы» // Рылеев К.Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма / Сост., вступ.ст., коммент. С.А. Фомичева. Л.: Художественная литература, 1987. С. 253-255.

190. Рылеев К.Ф. Гражданское мужество. Ода // Рылеев К.Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма / Сост., вступ. ст., коммент. С.А. Фомичева. Л.: Художественная литература, 1987. С. 67-70.

191. Станкевич Н.В. Кремль // Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 49.

192. Станкевич И.В. Бой часов на Спасской башне // Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 49.

193. Станкевич Н.В. Опять в Берлине // Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 64-65.

194. Станкевич Н.В. Дай руку мне, любезный Тимофей! . И Станкевич Н.В. Избранное / Сост., вступ. статья и примеч. Г.Г. Елизаветиной. М.: Сов. Россия, 1982. С. 66-67.

195. Хомяков А. Зима // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 239-240.

196. Хомяков А. Мечта // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 264.

197. Хомяков А. Новград // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 289.

198. Шевырев С. Петроград //Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 143.

199. Шевырев С. К Риму // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 162.

200. Шевырев С. Стансы Риму // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 163-164.

201. Шевырев С. Стены Рима // Веневетинов Д., Шевырев С., Хомяков А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1937. С. 165.1. Периодические издания:

202. Исследовательская литература

203. Adamovsky E. Russia as a Space of Hope: Nineteenth-century French Challengers to the Liberal Image of Russia // European History Quarterly. 2003. Vol. 33 (4). P. 411-449.

204. Bash H. A Sense of Time. Temporality and historicity in sociological inquiry // Time and Society. 2000. Vol. 9 (2/3). P. 187-204.

205. Billigton J. The Intelligentsia and the Religion of Humanity // The American Historical Review. 1960. LXV. P. 807-821.

206. Brower D.R. The Problem of Russian Intelligentsia // Slavic Review. 1967. XXVI. P. 638-647.

207. Confino M. On intellectuals and Intellectual Traditions in Eighteenth- and Nineteenth-Century Russia // Daedalus. 1972. P. 117-149.

208. Daniels V. Intellectualls and the Russian Revolution // The American Slavic and East European Review. 1961. XX. P. 270-278.

209. Kahn A. Readings of Imperial Rome from Lomonosov to Pushkin // Slavic Review. 1993. Vol. 52. № 4. C. 744-768.

210. Kharkhordin O. What is state? The Russian concept of "gosudarstvo" in the European context // History and Theory. Middletown, 2001. Vol. 40. № 2. P. 206-240.

211. Pels D. Privileged Nomads. On the Strangeness of Intellectuals and the Intellectuality of Strangers H Theory, Culture and Society. 1999. Vol.16 (1). P. 63-86.

212. Pipes R. (Ed.) The Russian Intelligentsia. NY, 1961.

213. Pollard A.R. The Russian Intelligentsia. The Mind of Russia // California Slavic Studies. 1964. Vol. 3. P. 1-33.

214. Yelvington K. History, Memory and Identity // Critique of Anthropology. 2002. Vol. 22 (3). P. 227-256.

215. Абульханова К.А. Российский менталитет: кросс-культурный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997. С. 7-37.

216. Актуальные проблемы историографии отечественной интеллигенции. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново: ИвГУ, 1996. 342 с.

217. Акулымин П.В. Власть и общество в дореформенной России. М.: Памятники ист. мысли, 2001. 234 с.

218. Акулъшин П.В. П.А. Вяземский // Вопросы истории. М., 2000. № 2. С. 68-88.

219. Анисимов С.Ф. Духовные ценности: производство и потребление. М.: Мысль, 1998. 253 с.

220. Антонова Е.А. Интеллигенция Калмыкии на рубеже Х1Х-ХХ вв. 1892-1917 гг.: Дис. . канд. ист. наук. М., 1996.

221. Афанасьев А.Д. Общественно-политическая деятельность провинциального учительства с 90-х г. XIX в. по 1917 г. (На примере Курской губернии): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Курск, 1999.

222. Ахиезер А. С. Архаизация в российском обществе как методологическая проблема // Общественные науки и современность. 2001. № 2. С. 89-100.

223. Ахиезер А. С. Как искать специфику российского общества, или было ли осевое время в России // Рубежи. 1998. № 3-4. С. 81-106.

224. Ахиезер A.C. Можно ли понять российское общество, не исследуя его специфику // Pro et contra. Т. 5. № 4. М., 2000. С. 199-202.

225. Ахиезер А. С. Россия как большое общество // Вопросы философии. 1993. № 1.С. 3-19.

226. Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск: Сиб. хронограф. 1997. Т.1- 2. 804 с.

227. Ахиезер А. С. Философские основы социокультурной теории и методологии // Вопросы философии. 2000. № 9. С. 29-45

228. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М.: Наука, 1982. 222 с.

229. Барг М.А. Историческое сознание как проблема историографии //Вопросы истории. 1982. № 12. С. 49-67.

230. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М.: Мысль, 1987. 348 с.

231. Барт, Р. Эффект реальности // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 392-400.

232. Боткин U.M. О некоторых условиях культурологического подхода // Античная культура и современная наука. М., 1985. С. 303-31.

233. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. литература, 1975. 502 с.

234. Безансон А. Интеллектуальные истоки ленинизма. М.: МИК, 1998. 336 с.

235. Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М.; «МИК», 1998. 333 с.

236. Белу нова Н.И. Дружеские письма творческой интеллигенции конца XIX начала XX вв.: (Жанр и текст писем). СПб.: «Изд-во СПб ун-та», 2000. 137 с.

237. Бердяев H.A. Русская идея // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990. С. 43-271.

238. Березовая Л.Г. Самосознание русской интеллигенции начала XX в. М., 1993. С. 349. Рукопись депонирована в ИНИОН.

239. Березовая Л.Г. Самосознание русской интеллигенции начала XX в. М., 1993.

240. Березовая Л.Г. Самосознание русской интеллигенции начала XX в.: Дис. . д-ра ист. наук. М., 1994. 436 с.

241. Благой ДД История русской литературы XVIII в. М., 1960.690 с.

242. Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986. 254 с.

243. Борисов С. Б. Феномен интеллигента в контексте русской культуры // Философские науки. 1991. № 3. С. 35-52.

244. Борьба за массы в трех революциях в России. М.: Мысль, 1981.304 с.

245. Боханов А.Н. A.C. Пушкин и национально-государственная самоидентификация России // Отечественная история. М., 2002. № 5. С. 3-16.

246. Броувер С. Парадоксы ранней русской интеллигенции (18301850 гг.): национальная культура versus ориентация на Запад // Россия/Russia. Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. Вып. 2 (10). М., 1999. С. 49-66.

247. Бутенко И.А. Интеллигенция, интеллектуалы, народ // Социс. 1998. № 12. С. 131-133.

248. Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская менталь-ность в Российской империи начала XX в.: новые материалы, методы, результаты: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. М., 1997.

249. В поисках истины. Интеллигенция провинции в эпоху общественных потрясений. Материалы конференции. Пермь, 1999. 386 с.

250. Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975.344 с.

251. Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. М.: «Наука», 1986. 206 с.

252. Вехи. Интеллигенция в России. Сб. ст. 1909-1910. М.: Мол. гвардия, 1991. 462 с/

253. Виноградова Т.П. Нижегородская интеллигенция. Вокруг H.A. Добролюбова. Нижний Новгород: Волго-Вят. кн. изд-во», 1992.318 с.

254. Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи / Пер. с англ. Т.П. Вечериной; Под ред. А.Б. Каменского. М.: Логос, 2002. 272 с.

255. Виттекер Ц. Граф С. С. Уваров и его время / Пер. с англ. Н.Л. Лужецкой. СПб.: «Академический проект», 1999. 350 с.

256. Вихавайнен, Т. Внутренний враг: борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб.: Коло, 2004. 414 с.

257. Вишневский А. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998.- 429 с.

258. Власть и интеллект в императорской России // Отечественная история. 2005. № 4. С. 3-93.

259. Володин Э. О нашей интеллигенции // Российский ежегодник. Вып. 2. 1990. С. 5-17.

260. Волъфсон С.Я. Интеллигенция как социально-экономическая категория // Красная Новь. 1925. № 6. С. 130-137.

261. Воронцов В.П. Наши направления. СПб., 1893.

262. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. 560 с.

263. Гаспаров M.JI. Русская интеллигенция как отводок европейской культуры // Россия/Russia. Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. Вып. 2. (10). М., 1999. С. 2027.

264. Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход: тез. докл. XI Международной научно-теоретической конференции 20-23 сентября 2000 г. Иваново: ИвГУ, 2000.-384 с.

265. Герасимов И. Российская ментальность и модернизация // Общественные науки и современность. 1994. № 4. С.63-13.

266. Герасима А.П. Реконструкция картины мира и проблемы исторического познания // Теоретико-методологические проблемы исторического познания. Материалы к Международной научной конференции: В 2 т. Минск: РИВШБГУ, 2000. Т. 1. С. 54-56.

267. Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / Пер. с итал. M.JI. Андреева, М.Н. Архангельской. М.: РОССПЭН, 2000. 272 с.

268. Главацкий М.Е. История интеллигенции России как исследовательская проблема. Историографические этюды. Екатеринбург, 2003.

269. Голубев A.B. Мифологизированное сознание как фактор российской модернизации // Мировосприятие и самосознание русского общества (XI-XX вв.). М., 1994. С. 187-204.

270. Голубева И. В. Российская интеллигенция и либерализм в XIX в. // Вестник Костромского гос. пед. университета. 1997. № 3. С. 4042.

271. Гришин Д.Б. Демократическая интеллигенция Москвы в 19071914 гг. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1993.

272. Гросул, В.Я. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика / В. Я. Гросул, Г.С. Итенберг, В.А. Твардовская и др. М. : Прогресс-Традиция, 2000. - 440 с.

273. Гросул В.Я. Русское общество XVIII-XIX веков: Традиции и новации. М.: Наука, 2003. 517 с.

274. Гуревич А.Я. Вопросы культуры в изучении исторической поэтики // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 154-168.

275. Гуревич А.Я. Историк конца XX в. в поисках метода // Одиссей. Человек в истории. M.: Coda, 1996. С. 5-10.

276. Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа "Анналов". М.: Индрик, 1993. 327с.

277. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. 318 с.

278. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство, 1981. 359 с.

279. Гуревич П., Шулъман О. Ментальность как тип культуры // Философские науки. 1995. № 2. С. 12-23.

280. Гуркина Н.К. Интеллигенция Европейского Севера России в конце XIX началаXX вв. СПб.: Нестор, 1998. 218 с.

281. Давыдов А.П. Цивилизационные основы политики модернизации культуры // Вестник МГУ. Социально-политические исследования. М., 1998. № 4. С.

282. Давыдов Ю.Н. Горькие истины "Вех" (Трагический опыт самопознания российской интеллигенции) // Социологические исследования. 1990. № 10. С. 105-117.

283. Данилов A.A., Меметов В. С. Интеллигенция провинции в истории и культуре России. Иваново,:ИвГУ, 1997. 173 с.

284. Дегтярев Е.Е. Феномен российской интеллигенции (историко-культурный аспект): Дис. . канд. филос. наук. М., 1992.

285. Десницкий В.А. Избранные статьи по русской литературе XVIII-XIX вв. М.; Л., 1958. 356 с.

286. Диденко Д.В. Проблемы интеллигенции в русской публицистике 1909-1912 гг. (полемика вокруг сборника "Вехи"): Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2000.

287. Дилигенский Г.Г. Историческая динамика человеческой индивидуальности // Одиссей. Человек в истории. 1992. М.: Кругъ, 1994. С. 79-108.

288. Дилигенский Г.Г. Некоторые методологические проблемы исследования психологии больших социальных групп // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975.

289. Дингес М. Историческая антропология и социальная история: через теорию "стиля жизни" к "культурной истории повседневности" // Одиссей. 2000. М., 2000. С. 96-124.

290. Дискин И.Е. Российская модель социальной трансформации // Pro et contra. 1999. Т. 4. № 3. С. 5-40.

291. Добрускин М.Е. О генезисе понятия "интеллигенция" // Проблемы философии. Киев, 1988. Вып.76.

292. Долгих Е.В. Восприятие критики власти сановниками николаевского времени (Д.Н. Блудов, М.А. Корф). М., 1995. Рукопись депонирована в ИНИОН.

293. Доронина М.В. Культура повседневности русской разночинной интеллигенции во второй половине XIX века: соотношение «идеального» и «реального». Автореферат дисс. . канд. ист. наук. М., 2004.

294. Дробижева Л.М. История и социология. М.: Мысль, 1971. 157с.

295. Ерман Л.К. Интеллигенция в первой русской революции. М.: Наука, 1966. 373 с.

296. Ерман Л.К. Состав интеллигенции в России в конце XIX — начале XX вв. // История СССР. 1963. № 1. С. 61-68.

297. Ермашов Д.В., Ширинянц A.A. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. М.: Изд-во Москов. ун-та, 1999.238 с.

298. Еру нов Б. А. Мнение и умонастроение в историческом аспекте // История и психология. М., 1971. С. 106-122.

299. Жаворонкова A.A. Неонародническая интеллигенция 90-х гг. XIX в.: к истории идейного становления: Дис. . канд. ист. наук. М., 1997.

300. Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Яз. славян, культуры, 2002. 758 с.

301. Живов В.М., Успенский Б.А. Метаморфозы античного язычества в истории русской культуры XVII-XVIII вв. // Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 461-501.

302. Жидков B.C., Соколов КБ. Десять веков российской менталь-ности: картина мира и власть. СПб.: Алетейя, 2001. — 640 с.

303. Жилякова Э.М. Англия глазами Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского // Карамзинский сб. Национальные традиции и европеизм в русской культуре. Ульяновск, 1999. С. 8-15.

304. Замятин, Д.Н. Власть пространства и пространство власти : географические образы в политике и международных отношениях. М.: РОССПЭН, 2004. 352 с.

305. Замятин, Д.Н. Гуманитарная география : пространство и язык географических образов / Д.Н. Замятин. СПб.: Алетейя, 2003. - 331 с.

306. Зарубина H.H. Самобытный вариант модернизации // Социс. 1995. №3.

307. Зарубина H.H. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. СПб.: Изд-во Рус. Христан. гуманитар, ин-та, 1998. 287 с.

308. Зверев В.В. Реформаторское народничество и проблема модернизации России, от 40-х к 90-м гг. XIX в. М.: Уникум-центр, 1997. 365 с.

309. Зимин А.И. Европоцентризм и русское культурно-историческое самосознание. М.: Изд-во Лит. ин-та, 2000. 192 с.

310. Зимина В.Д., Гражданов Ю.Д. Интеллигенция в политических процессах России начала XX в. Волгоград: Изд-во Волгогр. акад. гос. службы, 1999. 101 с.

311. Знаков В.В. Правда и ложь в российском самосознании // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997. С. 131-143.

312. Знаменский О.Н. Интеллигенция накануне Великого Октября. М.: Наука, 1988. 349 с.

313. Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России последней трети XVIII-первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 416 с.

314. Зубкова Е.И., Куприянов А.И. Ментальное измерение истории: поиски метода//Вопросы истории. 1995. № 7. С. 153-160.

315. Иванова H.H. Франко-русское двуязычие в культуре российского дворянства первой четверти XIX в. // Межкультурный диалог висторическом контексте. Материалы научной конференции. М., 2003. С. 113-115.

316. Иванов-Разумник История русской общественной мысли: В 3 т. Т.1. М.: Республика; ТЕРРА, 1997. 366 с.

317. Ивенина Т.А. Теоретико-методологические подходы в интелли-гентоведении: современное состояние проблемы // Историки размышляют. М., 2000. с. 126-135.

318. Изгоев А. С. Интеллигенция как социальная группа // Образование. 1904. № 1. С. 61-78

319. Иллерицкий В.Е. Революционная историческая мысль в России. М.: Мысль, 1974. 350 с.

320. Интеллигент и буржуа (Аналитический этюд). Соч. К. Л-а. М.,1894.

321. Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI в.: итоги пройденного пути и перспективы: Тезисы докладов X Международной научно-теоретической конференции. Иваново, 1999. 384 с.

322. Интеллигенция. Власть. Народ: Антология. / Рос. АН, Ин-т философии; Ред.-сост. и авт. введ. Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. М.: Наука, 1993. 334 с.

323. Интеллигенция в истории: образованный человек в представлениях и социальной действительности. М.: ИВИ РАН, 2001. 312 с.

324. Интеллигенция в политической истории XX в. Тезисы докладов межгосударственной конференции. Иваново, 1992. 374 с.

325. Интеллигенция в России в конце XX в.: система духовных ценностей в исторической динамике. Тезисы докладов конференции. Екатеринбург, 1998. 304 с.

326. Интеллигенция и власть // Политические исследования. 1992. № 3. С. 72-86.

327. Интеллигенция и власть: Международная конференция, М.,

328. Интеллигенция и культура: история, современность, перспективы. Материалы межвузовской конференции. Казань, 1996. 137 с.

329. Интеллигенция и либерализм в России. Саратов: СГТУ, 1995.76 с.

330. Интеллигенция и народ // Философские науки. 1990. № 7. С. 48-63.

331. Интеллигенция и нравственность. М.: НИИВО, 1993. 249 с.

332. Интеллигенция и политика: Тезисы докладов межрегиональной научно-теоретической конференции. Иваново: ИвГУ, 1991.

333. Интеллигенция и революция. XX в. Сб. ст. / АН СССР. Отв. ред. К.В. Гусев. М.: Наука, 1985. 335 с.

334. Интеллигенция и российское общество в начале XX в. Сб. ст. СПб.: СПб. фил. ИРИ РАН, 1996. 215 с.

335. Интеллигенция. Провинция. Отечество: проблемы истории, культуры, политики. Тез. докл. межгос. научно-теор. конференции, Иваново, 24-25 сентября 1996 г. Иваново: ИвГУ, 1996. 521 с.

336. Интеллигенция России в истории XX в.: неоконченные споры: К 90-летию сборника "Вехи": Тезисы докладов и сообщений Всероссийской научной конференции 24-25 декабря 1998 г. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 1998. 287 с.

337. Интеллигенция России и Запада в ХХ-ХХ1 вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития: Материалы научной конференции. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2004. 330 с.

338. Интеллигенция России: традиции и новации. Тезисы докладов межгосударственной конференции. Иваново: ИвГУ, 1997. 447 с.

339. Интеллигенция России: уроки истории и современность. Меж-вуз. сб. науч. тр. Иваново: ИвГУ, 1994. 148 с.

340. Интеллигенция, провинция, Отечество: проблемы истории, культуры, политики. Тезисы докладов межгосударственной конференции. Иваново: ИвГУ, 1996. 521 с.

341. Интеллигенция: проблемы гуманизма, народа, власти. Материалы к международной конференции. Улан-Удэ, 1994.

342. Историческая наука и историческое сознание / Б.Г. Могиль-ницкий, И.Ю. Николаева, С.Г. Ким, В.М. Мучник, Н.В. Карначук. Томск, 2000. 302 с.

343. История российской интеллигенции: Материалы научной конференции. М., 1995. 234 с.

344. История современной России. СПб., 1912.

345. Итенберг Б.С. Российская интеллигенция и Запад: Век XIX. Очерки. М.: Наука, 1999. 232 с.

346. К новому пониманию человека в истории. Очерки развития современной западной исторической мысли / Под ред. Б.Г. Могильниц-кого. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1994. 224 с.

347. Каган М.С. Системный подход и гуманитарное знание. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. ЗМ с.

348. Каган М, С, Человеческая деятельность: (Опыт системного анализа). М.: Политиздат, 1974. 328 с.

349. Каганский В.Л. Путешествия и границы // Культурное пространство путешествий. Материалы научного форума. СПб.: СПбГУ, 2003. С. 7-9.

350. Кантор В. К. Русский европеец как явление культуры (фило-софско-исторический анализ). М.: РОССПЭН, 2001. 704 с.

351. Каплан А.Б. Французская школа "Анналов" об истории культуры // Идеи в культурологии XX в.: Сб. обзоров / РАН ИНИОН. М., 2000. С. 51-73.

352. Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М. РГГУ, 2003. 385 с.

353. Карапетян P.O. Становление и развитие интеллигенции как особого социального слоя. М.: Знание, 1974. 59 с.

354. Квакин A.B. Интеллектуальная элита интеллектуалы/интеллигенция: Ещё раз о соотнесении понятий / A.B. Квакин // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. 2001. № 2 - 3. С. 166-169.

355. Квакин A.B. Менталитет и история российской интеллигенции / A.B. Квакин // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. 2002. № 1-2, с. 20-23.

356. Квакш A.B. Современные подходы к изучению истории интеллигенции в России / A.B. Квакин И Московский университет и судьбы российской интеллигенции. Материалы международной конференции, Москва, 2004, С. 54 68.

357. Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 52-66.

358. Кемпинский Э.В. Интеллигенция Ставропольской губернии и Терской области в конце XIX начале XX вв.: Дис. . канд. ист. наук. Ставрополь, 1998.

359. Китаев В.А. "Историческая мысль" как понятие историографии // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Материалы научной межвузовской конференции. Ч. 1. Саратов, 1995. С. 23-30.

360. Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М.: Аспект-пресс, 1996. 367 с.

361. Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда, 1991. 623 с.

362. Ключевский В. О. Мысли об интеллигенции // Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. С. 298-308.

363. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. М.Мысль, 1993. Т. 3. 558 с.

364. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М.: Индрик, 1993. 527 с.

365. Кнабе Г.С. Русская античность. Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М.: РГГУ, 2000. 238 с.

366. Коган Л.Н., Чернявская Г.К. Интеллигенция. Екатеринбург: УГТУ, 1996. 67 с.

367. Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб.: Изд-во СПб ун-та, 1995. 279 с.

368. Колеров М.А. Самоанализ интеллигенции как философская проблема // Новый мир. 1994. № 8. С. 160-171.

369. Колесов В. В. Отражение русского менталитета в слове // Человек в зеркале наук. Труды методологического семинара "Человек". Межвузов, сб. ст. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1991. С. 106-124.

370. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории: Автобиография. М.: Наука, 1980. 485 с.

371. Колоницкий Б. И. Идентификация российской интеллигенция и интеллигентофобия (конец XIX начало XX вв.) // Интеллигенция в истории: образованный человек в представлениях и социальной действительности. М., 2001. С. 150-171.

372. Копосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. 246 с.

373. Кормер В. Двойное сознание интеллигенции и псевдо-культура. М.: Традиция, 1997. 287 с.

374. Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура // Вопросы философии. 1989. № 9. С. 65-79.

375. Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М.: Высшая школа, 1993. 448 с.

376. Корупаев А.Е. Российская интеллигенция: историография рубежа 80-90-х гг. XX в. М.: Б.и., 1994. 15 с.

377. Костылева Т,ВГ Методологические аспекты исследования интеллигенции как особого социального слоя: Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1983.

378. Кром М.М. Историческая антропология. СПб.: Дмитрий Була-нин, 2004. 168 с.

379. Кром М. Отечественная история в антропологической перспективе // Исторические исследования в России-П. Семь лет спустя. М., 2003. С. 179-180.

380. Кроче Б. Теория и история историографии. М.: Яз. рус. культуры, 1998. 191 с.

381. Кузьмин М.Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека // Вопросы философии. 1997. № 2. С. 57-70.

382. Культура и интеллигенция России в переломные эпохи (XX в.): Тезисы докладов Всероссийской научно-практической конференции. Омск: ОмГУ, 1993. 222 с.

383. Культура и интеллигенция России: интеллектуальное пространство (Провинция и Центр): XX век. Материалы 4 Всероссийской научной конференции. Т. 1. Исследования интеллектуального пространства в XX в.: теория и практика. Омск: Курьер, 2000. 196 с.

384. Культура и интеллигенция России в эпоху модернизаций (ХУШ-ХХ вв.): Материалы Второй Всероссийской научной конференции. Омск: ОмГУ, 1995. 282 с.

385. Культура и интеллигенция России между рубежами веков: Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX начало XXI вв.): Материалы V Всероссийской конференции. Омск: ОмГУ, 2003.411 с.

386. Культура и коммуникация: глобальные и локальные измерения. Томск: Изд-во научно-технической литературы, 2004. 397 с.

387. Культура, человек и картина мира. М.: Наука, 1987. 349 с.

388. Культурное пространство путешествий. Материалы научного форума 8-10 апреля 2003 г. СПб., 2003. 348 с.

389. Куприянов П.С. Русские заграничные путешествия начала XIX в.: национальные представления и проблема национальной самобытности: Дис. . канд. ист. наук. М., 2002.

390. Купцова И.В. Еще раз о феномене двойного сознания интеллигенции // Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI в.: итоги пройденного пути и перспективы. Тезисы докладов Международной конференции. Иваново, 1999. С. 123-124.

391. Кустарев А. Русская интеллигенция: история и судьба. Рецензия // Pro et contra. 2000. T. 5. № 3. С. 255-262.

392. Лазарева А.Н. Интеллигенция и религия: к историческому осмыслению проблематики "Вех". М.:ИФРАН, 1996. 85 с.

393. Левада Ю.А. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 191-193.

394. Левандовский A.A. Время Грановского. У истоков формирования русской интеллигенции. М.: Молодая гвардия, 1990. 304 с.

395. Левандовский A.A. "Мистерия" на Светлояр-озере в восприятии интеллигенции // Казань, Москва, Петербург: Российская империя взглядом из разных углов. М., 1997. С. 202-212.

396. Лейкина-Свирская, В.Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX в. / В.Р. Лейкина-Свирская. М.: Мысль, 1971. - 368 с.

397. Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 гг. М.: Мысль, 1981.285 с.

398. Лейкина-Свирская В.Р. Формирование и историческая роль интеллигенции как исследовательская проблема // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. С. 23-38.

399. Лейкина-Свирская В.Р. Формирование разночинной интеллигенции в России в 40-х г. XIX в. // История СССР. 1958. № 1. С. 83104.

400. Ленин о социальном строе и политической структуре капиталистической России. М., 1970.

401. Леонтьева Т.Г. Церковная интеллигенция Тверской губернии в конце XIX начале XX вв. (1895-1907гг.): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Петрозаводск, 1992.

402. Лепти Б. Общество как единое целое // Одиссей. Человек в истории. M.: Coda, 1996. С. 148-164.

403. Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII XX вв.). Въш. 2. Отв. Ред. Ю.В. Стенник. СПб.: «Наука», 1997. 398 с.

404. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991.524 с.

405. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб.: Искусство-СПб, 1994. 413 с.

406. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 25-74.

407. Лотман Ю.М. Интеллигенция и свобода // Россия / Russia. Новая серия / Под ред. Н.Г. Охотина. Вып. 2 (10): Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. М., 1999. С. 123-149.

408. Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство-СПб, 2002. 765 с.

409. Лотман Ю.М. Карамзин. СПб.: Искусство-СПб, 1997. 829 с.

410. Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII -начала XIX вв. // Из истории русской культуры: (XVIII начало XIX вв.). М., 1996. Т. 4. С. 13-348.

411. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2000. 703 с.

412. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М.: Книга, 1987. 336 с.

413. Лукьянова И.Г. "Психология эпохи" как общественное явление: Автореф. дис. . канд. филос. наук. Л., 1973.

414. Луначарский A.B. Интеллигенция в ее прошлом, настоящем и будущем. М., 1924.

415. Львов В. Писатель-интеллигент // Образование. 1904. № 2. С. 50-53.

416. Мадиевский С.А. Методология и методика изучения социальных групп в исторической науке. Кишинев: Штиинца, 1973. 64 с.

417. Марасинова E.H. Образ императора в сознании элиты российского дворянства последней трети XVIII в. (по материалам эпистолярных источников) // Царь и царство в русском общественном сознании. М, 1999. Вып. 2. С. 131-158.

418. Мартынова Г.И. Интеллигенция и либеральное движение в России, 1895-1905 гг.: Дис. . канд. ист. наук. Кострома, 1993.

419. Мезин С.А. Карамзин и историческое сознание русского общества второй половины XVIII первой четверти XIX вв. // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Материалы научной межвузовской конференции. Саратов, 1995. Ч. 1. С. 45. С. 4352.

420. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Языки русской культуры, 1995. 408 с.

421. Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Материалы междунар. конф., Москва, 14-15 июня 1994 г. М.: РОССПЭН, 1996.439 с.

422. Менталитет и политическое развитие России. Тезисы докл. науч. конф., Москва, 29-31 октября 1996 г. М.:ИРИ, 1996. 150 с.

423. Мигунов H.H. Становление идеи социокультурной обусловленности познания: от социологии знания к социологии интеллигенции // Проблемы социокультурной детерминации научного познания. Л., 1987. С. 45-59.

424. Миллер А.И. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России. Режим доступа: http:// www.nlo.magazine.ru/philisoph/sootech/sootech29.html

425. Милюков H.H. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. М.: Прогресс-Культура, 1993. Т.З. 480 с.

426. Мировосприятие и самосознание русского общества. М.: Ин-т рос. истории РАН, 1999.249 с.

427. Миронов Б.Н. Историк и социология. JL: Наука, 1984. 174 с.

428. Миронов, Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII начало XX вв.): генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: в 2 т. / Б.Н. Миронов. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.1. Т. 1.-549 с.1. Т. 2. 567 с.

429. Мифы народов мира. М.: Сов. энцикл., 1988. В 2 т. 719 с.

430. Михайлов A.B. Языки культуры. М.: Языки рус. культуры, 1997.912 с.

431. Могилънер М. Мифология "подпольного человека": радикальный микрокосм в России начала XX в. как предмет семиотического анализа. М.: Новое лит. обозрение, 1999. 208 с.

432. Могилъницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М.: Высш. шк., 1989.175 с.

433. Модернизация в России и конфликт ценностей. М.: ИФ РАН, 1994. 250 с.

434. Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации. Екатеринбург, 1998.

435. Мокшин Г. История реформаторского народничества и проблемы самоидентификации российской интеллигенции // Исторические исследования в России 2. Семь лет спустя. М., 2003. С. 363-385.

436. Морозова М.Ю. Историософский анализ проблемы интеллигенции в трудах Г.П. Федотова: Дис. . канд. филос. наук. М., 1996.

437. Морозова М.Ю. Проблема самоопределения России и отечественной интеллигенции в религиозной философии Федотова. Ковров, 1998. 123 с.

438. Мучник В.М. Об антисциентистских тенденциях в западной ис-торико-теоретической мысли 70-80-х гг. // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1990. Вып. 19. С. 33-59.

439. Народ и интеллигенция: Материалы "круглого стола". М.: Творч. об-ние «Собор», 1990. 122 с.

440. Наука и власть. М.: ИФАН, 1990. 193 с.

441. Некоторые современные вопросы анализа российской интеллигенции. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново: ИвГУ, 1997. 155 с.

442. Непомнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. М.: Наследие, 1999. 543 с

443. Николаева И.Ю. Проблемы интеллектуальной истории в современной американской историографии // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Сб. ст. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1990. Вып. 19. С. 60-81.

444. Николаева И.Ю., Мучник В.М. Некоторые аспекты ментально-сти доиндустриальных цивилизаций в интерпретации современной историографии // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1994. Вып. 21. С.19-38.

445. Никульченкова С.А. Философско-культурологический анализ формирования нравственных традиций русской интеллигенции: Дис. . канд. филос. наук. СПб., 1993.

446. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Российские ритмы социальной истории. М.: ИФРАН, 2004. 193 с.

447. Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений. Т. VII. СПб., 1914.

448. Олейник О.Ю. Изучение проблем интеллигенции в 90-е годы: справочно-библиографическая информация // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. Иваново, 2001. № 1. С. 91-100.

449. Опыт российских модернизаций XVIII-XX в. М., 2000. 246 с.

450. Павленко A.M. Европейская космология: основания эпистемологического поворота. М.: Интрада, 1997. 256 с.

451. Павлова Н.Г. Формирование марксистской концепции интеллигенции в России: (Историко-философский анализ): Дис. . канд. фи-лос. наук. Екатеринбург, 1994.

452. Пажитнов Л.Н. "Запад" и "Восток" в исканиях русской мысли второй половины XIX в. // Русская художественная культура второй половины XIX в. Диалог с эпохой. М., 1996. С. 129-147.

453. Пайпс, Р. Россия при старом режиме / Ричард Пайпс. М.: Независимая газета, 1993.-421 с.

454. Пайпс Р. Русская революция. М. : РОССПЭН, 1994. 662 с.

455. Панарин А. Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях XX в. М.: Эдиториал УРСС, 1998. 352 с.

456. Пантин В.И. Циклы и волны модернизации как феномен социального развития. М.: Мое. филос. фонд, 1997. 191 с.

457. Парамонова М.Ю. "Проблема русской культуры" как феномен русской культуры // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001. С. 62-64.

458. Парсамов B.C. В семиотическом пространстве русско-европейского диалога (XVIII начало XIX вв.) // Одиссей. 2001. М., 2001. С. 234-254.

459. Парыгин БД. Общественная психология как социальное явление // Философские науки. 1964. № 6. С. 73-84.

460. Парыгин БД. Общественное настроение. М., 1966.

461. Парыгин БД. Социальное настроение как объект исторической науки // История и психология. М., 1971.

462. Патрушев А.И. Теория исторической типологизации в творчестве Макса Вебера (Проблемы марксистской критики) // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1990. Вып. 19. С. 139-158.

463. Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Языки рус. культуры, 1998. 276 с.

464. Песков A.M. Германский комплекс славянофилов // Россия и Германия: опыт философского диалога. М., 1993.

465. Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М.: РОССПЭН, 1995. 238 с.

466. Пивоваров Ю. Полная гибель всерьез: Избранные работы. М.: РОССПЭН, 2004. 320 с.

467. Пирумова Н.М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе до начала XX в. / Отв. ред. В.Я. Лаверычев; АН СССР, Ин-т истории СССР. М.: Наука, 1986. 268 с.

468. Платонов С.Ф. Н.М. Карамзин. СПб., 1912.

469. Платонов Лекции по русской истории. М.: Летопись-М, 2000.780 с.

470. Плимак, Е.Г. Драма российских реформ и революций / Е.Г. Плимак, И.К. Пантин. -М.: Весь мир, 2000. 360 с.

471. Плотникова Г.Е. В.И. Ленин о социально-психологических особенностях интеллигенции: Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1984.

472. Поиск новых подходов в изучении интеллигенции: проблемы теории, методологии, источниковедения и историографии: Тезисы докладов межгосударственной научно-теоретической конференции. Иваново: Иванов, гос. ун-т, 1993. 462 с.

473. Поляков Л.В. Методология исследования российской модернизации // Политические исследования. 1997. № 3. С. 5-16.

474. Попова Т.В. Взгляды либеральной интеллигенции на проблемы российских революций: Дис. . канд. ист. наук. М., 1998.

475. Поршнев В.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979.384 с.

476. Предтеченский A.B. Из творческого наследия. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. 436 с.

477. Пригожим К, Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. 431 с.

478. Про А. Двенадцать уроков по истории. М.: РГГУ, 2000. 335 с.

479. Проблемы методологии истории интеллигенции: поиск новых подходов. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново: ИвГУ, 1995. 120 с.

480. Проблемы теории и истории изучения интеллигенции: поиск новых подходов. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново: ИвГУ, 1994. 128 с.

481. Пустарнаков В.Ф. Философия Просвещения в России и во Франции: опыт сравнительного анализа. М.: ИФРАН, 2002. 341 с.

482. Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет? Историографические заметки // Отечественная история. 1995. № 3. С. 158-166;

483. Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций, 1861 февраль 1917. Материалы Международного коллоквиума 12— 15 июня 1995 г. СПб.: Рус.-балт. информ. центр «БЛИЦ», 1997. 639 с.

484. Раков В.П. Из истории интеллигентского дискурса (Когнитивный стиль Ап. Григорьева) // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. Иваново, 2001. № 1. С. 19-27.

485. Раков В.П. Об интеллигентоведческом дискурсе // Интеллигенция XXI века: тенденции и трансформации. Материалы XIV Международной научно-теоретической конференции. Иваново, 2003. С. 4951.

486. Рахматуллин М.А. A.C. Пушкин, российские самодержцы и самодержавие // Отечественная история. М., 2002. № 6. С. 3-24.

487. Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в социокультурной динамике Европы, России и "Третьего мира": XVIII-XX вв.: Дис. в виде научного доклада . д-ра ист. наук. М., 1997. С. 22-23.

488. Ревель Ж. Микроисторический анализ и конструирование социального // Одиссей. Человек в истории. M.: Coda, 1996. С. 110-127.

489. Репина Л.П. Межкультурный диалог в историческом познании // Межкультурное взаимодействие и его интерпретации. Материалы научной конференции 22-23 апреля 2004 г. М., 2004. С. 6-9.

490. Репина Л.П. От истории идей к интеллектуальной истории (Аналитический обзор) // XX в.: Методологические проблемы исторического познания: Сб. обзоров и рефератов: В 2 ч. / РАН ИНИОН. М., 2001. 4.2. С. 86-103.

491. Репина Л.П. Смена познавательных тенденций и метаморфозы социальной истории // Социальная история. Ежегодник. 1998/1999. М., 1999. С. 10-14.

492. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М.: Канон-Пресс-Ц, 1995. 623 с.

493. Роль интеллигенции в формировании картины мира. М.: ГИИС, 1998.296 с.

494. Романова Т.П. Идея пути и мемуарная трилогия А. Белого. Деп. в ИНИОН. Киев, 1992.

495. Российская интеллигенция в российской и зарубежной историографии: Тезисы докладов межгосударственной научно-теоретической конференции. В 2 т. Иваново: ИвГУ, 1995. Т.1.- 284 е.; Т.2 -645 с.

496. Российская интеллигенция: История и судьбы. Материалы краевой конференции 17-18 декабря 1996 г. Ставрополь: СГУ, 1998. 45 с.

497. Российская интеллигенция: критика исторического опыта: Тезисы докладов Всероссийской конференции. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2001. 272 с.

498. Российская интеллигенция: Страницы истории: Межвуз. сб. науч. тр. / Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена. Науч. ред. B.C. Волков. СПб.: Образование, 1991. 153 с.

499. Российская ментальность (материалы "круглого стола") // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 25-53.

500. Российская модернизация // Вопросы философии. 1993. № 7. С.3.39.

501. Российский сознание: вопросы психологической теории и практики. М.: Ин-т психологии РАН, 1997. 333 с.

502. Российский цивилизационный космос. М.: Эйдос, 1999. 308 с.

503. Российское сознание: психология, культура, политика. Материалы конференции. Самара: Изд-во Самар. гос. пед. ун-та, 1997. 437 с.

504. Рудаков Л.И. К вопросу о социально-психологических предпосылках становления идеологии русского народничества // Социальная психология и философия. Л., 1975.

505. Рудаков Л.И. Ткачев о психологии разночинной интеллигенции // Философия и социальная психология. Л., 1974.

506. Рудковская КЕ. М.О. Гершензон как исследователь русской интеллигенции: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Томск, 1990.

507. Румянцева М.Ф. Теория истории. Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2002.319 с.

508. Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. Материалы Международной конференции. Неаполь, 1997. 151 с.

509. Русская интеллигенция: история и судьба. М.: Наука, 1999. 423с.

510. Русская история: проблемы менталитета. М.: ИРИ, 1994. 154 с.

511. Русская культура в сравнительно-историческом освещении" // Одиссей. 2001. М., 2001. С. 5-64.

512. Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. Материалы Международной конференции. М.: Росспэн, 1999. 567 с.

513. Рыженко В.Г. Интеллигенция в культуре крупного сибирского города в 1920-е гг.: вопросы теории, истории, историографии, методов исследования. Екатеринбург; Омск, 2003. 370 с/

514. Сабурова Т.А. Русский интеллектуальный мир/миф. Омск: Издательский дом «Наука», 2005. 306 с.

515. Сабурова Т.А. «Центр-провинция»: представления о пространстве как элемент модели мира российской интеллигенции // Центрпровинция. Историко-психологические проблемы. Материалы всероссийской научной конференции. Санкт-Петербург, 2001. С.173-176.

516. Сабурова Т.А. Представления о власти в модели мира: к проблеме взаимодействия культуры и социальных отношений У/ Иерархия и власть в истории цивилизаций. Вторая международная конференция 4-7 июля 2002 г. Тезисы докладов. Санкт-Петербург, 2002. С. 33-38.

517. Сабурова Т.А. Индивидуальная картина мира и субкультура интеллигенции /У Я и Мы. История, психология, перспективы. Материалы международной научной конференции 30-31 мая 2002 г. Санкт-Петербург, 2002. С. 83-85.

518. Сабурова Т.А. Модель мира интеллигенции в историко-культурологическом исследовании У/ Проблемы историографии и истории. Сборник научных статей. Омск, 2002. С. 38-51.

519. Сабурова Т.А. Бинарная модель «центр-провинция» как отражение пространственных представлений российской интеллигенции // Гуманитарное знание: серия «Преемственность». Ежегодник. Вып. 5. Сборник научных трудов. Омск, 2002. С. 104-107.

520. Сабурова Т.А. Представления о власти в модели мира российской интеллигенции (К постановке проблемы) // Толерантность и власть: судьбы российской интеллигенции. Тезисы докладов международной конференции 4-6 октября 2002 г. Пермь, 2002. С.192-194.

521. Сабурова Т.А. Путешествие и путешественник: образы мира и интеллигенции в русской культуре XIX века /У Интеллектуальный и индустриальный потенциал регионов России. Третьи всероссийские научные чтения 17-18 декабря 2003 года. Кемерово, 2003. С. 5-7.

522. Сабурова Т.А. Образ Франции в модели мира русской интеллигенции первой половины XIX века // Россия и Франция: культура вэпоху перемен. Материалы докладов 7 международной научной конференции 8-10 апреля 2003 г. СПб., 2004. С. 124-128.

523. Сабурова Т.А. Становление и особенности исторического сознания русской интеллигенции XIX века // Парадигмы исторического образования в контексте социального развития. Седьмые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2003. С. 188193.

524. Сабурова Т.А. Особенности исторического сознания русской интеллигенции первой половины XIX века // Межкультурное взаимодействие и его интерпретации. Материалы научной конференции 22-23 апреля 2004 г. М., 2004. С. 124-128.

525. Сабурова Т.А. Энциклопедия и Русское Просвещение // Философский век. Альманах. Вып. 27. Энциклопедия как форма универсального знания: от эпохи Просвещения к эпохе Интернета. СПб.: Санкт-Петербургский Центр истории идей, 2004. С. 126-130.

526. Сабурова Т.А. Интеллигенция и власть: конфликт репрезентаций // Социальные конфликты в истории России XX века. Материалы Всероссийской научной конференции. Омск: Издательство ОмГПУ, 2004. С. 380-384.

527. Сабурова Т.А. Представление о народе как доминанта самоидентификации русской интеллигенции XIX века // Интеллигенция и мир. Иваново, 2005. № 3/4. С. 27-40.

528. Сабурова Т.А. От минувшего к грядущему. «Связь времен» в историческом сознании русской интеллигенции XIX века // «Цепь времен»: проблемы исторического сознания. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 198-223.

529. Saburova Т.А. "The abduction of Europe": the formation of the cultural identity by Russian intellectuals of the XlXth century // INCS Conference 2006. Режим доступа: http: www.dur.ac.uk/incs. conference/

530. Сабурова Т.А. «Грозная и разрушительная.»: Французская революция в исторической памяти русских интеллектуалов первой половины XIX в. // Конфликты и компромиссы в социокультурном контексте. Тезисы международной научной конференции. М., 2006. С. 65-67.

531. Савельева ИМ. Перекрестки памяти // Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003. С. 398-421.

532. Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. М.: Языки рус. культуры, 1997. 796 с.

533. Савельева ИМ., Полетаев A.B. Плоды романтизма // Межкультурный диалог в историческом контексте. Материалы научной конференции. М., 2003. С. 171-173.

534. Самарцева Е.И. Интеллигенция России в отечественной историографии 1917-90-е гг. XX в.: Дис. . д-ра ист. наук. Тула, 1999.

535. Самарцева Е.И. Историографический эскиз проблемы генезиса отечественной интеллигенции: (Россия. Русское зарубежье. XX в.) Тула: ТГУ, 1997. 74 с.

536. Самарцева ЕМ. Российская интеллигенция до октября 1917 г. (Историографический очерк). Тула: Тул. гос. ун-т, 1998. 191 с.

537. Сверчкова Л.П. Интеллигенция как субъект духовного производства: Автореф. дис. канд. филос. наук. JL, 1975.

538. Сверчкова Л.П. Субъект духовного производства: методологический анализ. JL: Изд-во ЛГУ, 1988. 128 с.

539. Свиясов Е.В. Античная лирическая поэзия в русских переводах и подражаниях XVIII-XX вв. О библиографии // Вопросы литературы. 1988. № 2. С. 207-210.

540. Селунская Н.Б. Россия на пути от патриархальности к цивилизации (методологический поиск исследователей) // Вестник МГУ. Социально-политические исследования. 1993. № 6. С. 13-19.

541. Сиротина И.Л. Мемуаристика как источник осмысления сознания русской интеллигенции: Дис. канд. филос. наук. Саранск, 1995.

542. Скворцов Л.В. Гуманитарное знание на пороге третьего тысячелетия: рубеж новой духовности // Идеи в культурологии XX в. Сб. обзоров. М., 2000. С. 14-37.

543. Смирнов H.H. Российская интеллигенция: к вопросу о дефинициях // Историк и революция. СПб., 1999. С. 41-52.

544. Смирнова A.M. Столичная интеллигенция в годы Первой мировой войны (июль 1914 февраль 1917 гг.): Автореф. дис. . канд. ист. наук. СПб., 2000.

545. Соболев Г. Проблемы общественной психологии в исторических исследованиях // Тр. Ленинград, отд-ния Ин-та истории СССР АН СССР. Вып. 10. 1967. С. 42-51.

546. Современная картина мира. Формирование новой парадигмы. М.: Ин-т микроэкономики, 1997. 172 с.

547. Соколов A.B. Формула интеллигентности // Вопросы философии. 2005. № 5. С. 57-67.

548. Соловьев A.A. Интеллигенция и церковь в России в начале XIX в.: опыт взаимоотношений: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Кострома, 1997.

549. Сомов Н.М. Библиография русской общественности: (К вопросу об интеллигенции). М., 1931.

550. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество / Общ. ред., сост. и предисл. А.Ю. Согомонов: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1992. 543 с.

551. Стадукин С.П. К вопросу о социальных различиях интеллигенции и служащих // Проблемы научного коммунизма. М., 1989. Въш. 20. С. 23-32.

552. Стенник Ю.В. Идея «древней» и «новой « России в литературе и общественно-исторической мысли XVHI-начала XIX века. СПб.: Наука, 2004. 277 с.

553. Степанский А.Д. Вопрос о составе интеллигенции конца XIX — начала XX вв. в советской историографии // Городские средние слои в трех российских революциях. М., 1989.

554. Степун Ф. Пролетарская революция и революционный орден русской интеллигенции // Степун Ф. Сочинения. М.: Росспэн, 2000. 999 с.

555. Струве /7. На разные темы // Русская мысль. 1909. Кн. 12. С. 189-190.

556. Судьба российской интеллигенции: Материалы научной дискуссии. СПб.: Изд-во СПб гуманит. ун-та профсоюзов, 1996. 80 с.

557. Судьбы русской интеллигенции. Материалы дискуссий. 19231925 гг. Новосибирск: Наука, 1991. 221 с.

558. Сучков КВ. Социальный и духовный облик учительства России на рубеже XIX-XX вв. // Отечественная история. 1995. № 1. С. 62-77.

559. Тартаковский, А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX в. / А.Г. Тартаковский. М. : без издательства., 1997. -356 с.

560. Ткачев В. С. Идеалы русской интеллигенции: сравнительный анализ общественной мысли России XVIII начала XX вв. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 1998. 231 с.

561. Толерантность и власть: судьбы российской интеллигенции: Тезисы докладов международной конференции, посвященной 80летию «философского парохода», 4-6 октября 2002 г. Пермь: ПРИЛИТ, 2002.-350 с.

562. Тот Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М.: Весь мир, 2000. 296 с.

563. Троеполъская И.М. Интеллигенция как особая социальная общность в условиях буржуазного и социалистического общества и ее роль в реализации социального прогресса: Автореф. дис. . канд. фи-лос. наук. М,, 1974.

564. Троицкий С.М. Россия в XVIII в. М.: Наука, 1982. 254 с.

565. Трубина JI.A. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX в.: типология, поэтика: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1999.

566. Турчим B.C. Эпоха романтизма в России. К истории русского искусства первой трети XIX столетия. Очерки. М.: Искусство, 1981. 550 с.

567. Уледов А.К. Общественная психология и идеология. М.: Мысль, 1985. 268 с.

568. Уледов А.К. Структура общественного сознания. М.: Мысль, 1968. 324 с.

569. Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии от Петра Великого до смерти Николая I. М.: О.Г.И., 2002. 607 с.

570. Урбанизация в формировании социокультурного пространства. М.: Наука, 1999. 285 с.

571. Усманов, С.М. Безысходные мечтания : русская интеллигенция между Востоком и Западом во второй половине XIX начале XX в. / С.М. Усманов. — Иваново : Иванов, гос. ун-т, 1998. - 184 с.

572. Усманов С.М. Восток в общественно-политическом сознаниг русской интеллигенции XIX начала XX вв.: Дис. . д-ра ист. наук. Иваново, 2000.

573. Усманов С.М. Восток и культурно-исторические горизонты русской интеллигенции в первые десятилетия XIX века // Клио. СПб. 2000. №2(11).

574. Усманов С.М. Русская интеллигенция и Восток. Становление пространственных ориентиров в первой половине XIX века // Интеллигенция и мир. Российский научный журнал. Иваново, 2001. № 2/3. С. 5-10.

575. Успенский Б.А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры // Россия/Russia. Вып. 2 (10): Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. М., 1999. С. 7-19.

576. Успенский Б.А. Этюды о русской истории. СПб.: Азбука, 2002.280 с.

577. Ушаков A.B. Интеллигенция в России периода буржуазно-демократических революций (профессиональный и политический состав) // Революционное движение демократической интеллигенции России в период империализма. М., 1984. С. 5-17.

578. Федотов Г.П. Судьба и грехи России: Избр. ст. по философии русской истории и культуры. В 2 т. Сост., вступ. ст., прим. Бойкова В.Ф. СПб.: София, 1991. 348 с.

579. Феномен прошлого. М.: ГУ ВШЭ, 2005. 476 с.

580. Феномен российской интеллигенции: история и психология. Материалы Международной конференции. СПб.: Нестор, 2000. 239 с.

581. Филиппова Т. Покой и воля: (Политическая культура консерватизма: природа реагирования) //Рубежи. 1998. № 3-4. С. 63-80.

582. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М.: Политиздат, 1991. 560 с.

583. Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. Сост. М.А. Колеров, К.И. Сенокосов. М.: Аграф, 1998. 431 с.

584. Фролов Э.Д. Русская наука об античности: Историографические очерки. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 541 с.

585. Хасанова С. И. К вопросу об изучении интеллигенции дореволюционной России // Революционно-освободительное движение в XIX— XX вв. в Поволжье и Приуралье. Казань, 1974.

586. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: Владимир Даль, 2003. 423 с.

587. Хорос В.Г. В поисках ключа к прошлому и будущему: (Размышления в связи с книгой А. С. Ахиезера) // Вопросы философии. 1993. №5. С. 99-110.

588. Хороилилова Л.Б. Идеи европеизма в среде московского университета в последней трети XVIII столетия // Карамзинский сб. Национальные традиции и европеизм в русской культуре. Ульяновск, 1999. С. 139-140.

589. Хренов Н.А., Соколов КБ. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, ментальность). СПб.: Але-тейя, 2001. 816 с.

590. Цепь времен»: проблемы исторического сознания. М.: ИВИ РАН, 2005. 256 с.

591. Чеканцева З.А. Методология истории в формировании современного профессионального историка // Мир историка: историографический сборник / под ред. В.П. Корзун, Г.К. Садретдинова. Вып. 1. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. С. 54-67.

592. Черников М.В. Проблема соотношения сущего и должного в сознании русской интеллигенции на рубеже XIX-XX вв. // Интеллигенция и мир. Иваново, 2002. № 1-2. С. 70-78.

593. Чиглинцев В.А. Рецепция как межкультурное взаимодействие. Античное наследие и современная культура // Межкультурный диалог в историческом контексте. Материалы научной конференции. М,, 2003. С. 130-133.

594. Чуклинов А.Е. Интеллигенция и власть: проблема взаимодействия: теоретико-методологический аспект: Дис. . канд. политолог, наук. М., 1995.

595. Чулочников В.Р. О понятиях "социальный слой" и "социальная группа" // Вестник ЛГУ. № 23. Вып. 4. 1973. С. 53-59.

596. Чумакова Т.В. "Человек странствующий" в культуре Древней Руси // Культурное пространство путешествий. Материалы научного форума 8-10 апреля 2003 г. СПб., 2003. С. 175-176.

597. Шалкаускис С. Концепция интеллигенции // Социология личности. Вильнюс, 1989. С. 12-18.

598. Шартъе Р. Мир как представление // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 74-78.

599. Шатохин И. Т. Провинциальная интеллигенция России в конце XIX начала XX вв.: по материалам Курской губернии: Дис. . канд. ист. наук. М., 1999.

600. Шенк Ф.Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе от эпохи Просвещения до наших дней. Режим доступа: http://www.nlo.magazine.ru/philisoph/inostr/inostr31 .html

601. Шеррер Ю. Русская дореволюционная интеллигенция в западной историографии // Интеллигенция в истории: образованный человек в представлениях и социальной действительности. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 9-30.

602. Ширинянц С.А. Политическая культура интеллигенции в России на рубеже XIX-XX в.: Дис. . канд. филос. наук. М., 1993.

603. Шкуратов В.А. Историческая психология. М.: Смысл, 1997.505 с,

604. Шмидт С. О. Общественное самосознание российского благородного сословия. XVII первая треть XIX вв. М.: «Наука», 2002. 365 с.

605. Шмидт СО. Памятники художественной литературы как источники исторических знаний // Отечественная история. 2002. № 1. С. 40-49.

606. Штранге М.М. Демократическая интеллигенция России в

607. XVIII в. М.: Наука, 1965. 306 с.

608. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. Пер. с польс. В.Ф. Чесноковой. Ред. и вст. ст. Р.В. Рыбкиной. Новосибирск: Наука, 1967. 247 с.

609. Щетинина Г.И. Идейная жизнь русской интеллигенции. Конец

610. XIX начало XX вв. М.: Наука, 1995. 236 с.

611. Щукин В.Г. Запад как пространство "романтического побега" (Замогильные записки Вл.С. Печерина) // Из истории русской культуры. Т. 5. (XIX в.). М., 1996. С. 559-574.

612. Щукин В.Г. Культурный мир западника // Вопросы философии. 1992. № 5. С. 74-86.

613. Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма // Одиссей. Человек в истории. Русская культура как исследовательская проблема. 2001. М., 2001. С. 176-198.

614. Элбакян Е. С. Религиозный феномен в сознании российской интеллигенции XIX начала XX вв.: философско-исторический анализ: Дис. . д-ра филос. наук. М., 1996.

615. Элбакян Е.С. Религия в сознании российской интеллигенции XIX начала XX вв.: философско-исторический анализ. М., 1996.

616. Энциклопедический словарь Товарищества "Бр. А. и И. Гранат и К°". Изд. 7-е. М., Б.г.. Т. 22. Стб. 59-61.

617. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: Ин-т «Открытое о-во», 1999. 448 с.

618. Яковенко И. Небесный Иерусалим, или Российская империя: диалектика должного и сущего // Рубежи. 1997. № 8-9. С. 27-46.

619. Яковенко И., Пелипенко А. Системный взгляд на культуру основа анализа цивилизационной специфики России // Рубежи. 1998. № 3-4. С. 31-52.

620. Яковенко И.Г. Противостояние как форма диалога И Рубежи. 1995. № 5. С. 76-97; № 6. С. 106-123.