Среднее Поволжье в годы Новой экономической политики: социально-экономические процессы и повседневность тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Гатауллина, Ирина Алексеевна

• Гатауллина, Ирина Алексеевна
• доктор исторических наук
• 2009

Оглавление диссертации доктор исторических наук Гатауллина, Ирина Алексеевна

Введение 3

Глава I Историография и источники 18

§1 Обзор литературы 18

§2 Характеристика источников 61

Глава II Восстановление региональной промышленности 79и пути её развития

§1 Организационные формы и деятельность 84промышленных предприятий

§2 Основные направления промышленного развития 134

§3 Проблема районирования республик и областей 171в новых экономических условиях

Глава III Средневолжская деревня в годы НЭПа 197

§1 Крестьянство и власть: на грани продовольственной и 197политической катастрофы

§2 Крестьянское хозяйство: восстановительные тенденции и 231их результаты

§3 Крестьянство в обстановке угасания НЭПа 274

Глава IV Рынок и торговля в регионе: от конъюнктуры к 304^ конъектуре

§1 Власть и рынок: институциональные условия и особен- 304ности взаимодействия

§2 Рыночная конъюнктура начала НЭПа 315

§3 Формирование конъектурных тенденций в 356региональной торговле

Глава V Повседневность 401

§1 Проблемы выживания населения в годы НЭПа 403

§2 Средневолжский город: жилищный вопрос, 457досуг, семейные отношения

§3 Быт средневолжской деревни 488

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Среднее Поволжье в годы Новой экономической политики: социально-экономические процессы и повседневность»

Без сомнения, двадцатые годы XX в. занимают особое место в советской истории, а проводившаяся тогда новая экономическая политика является наиболее значимой её страницей. Многие современники увидели в социально-экономических и политических процессах, происходивших в России в этот период, «догорающие огни мировой революции». Представители самых разных идейно-политических направлений единодушно пришли к выводу, что грядет «термидор», который вернет общественную жизнь в прежнее «нормальное» русло. Однако история распорядилась по-иному. На развалинах новой экономической политики утвердилась небывалая социально-экономическая система, которая до сих пор вызывает острые споры и серьезные размышления как в научном мире, так и в политических кругах. Как тогда, так и сегодня, для одних НЭП предстает «неким оптимумом», как историческое доказательство возможности реформировать коммунистическую систему; другие, напротив, полагают, что развал НЭПа является как раз свидетельством невозможности фундаментальных изменений государственно-монопольных, этатистских структур изнутри. Кажется, только в одном тезисе сходятся сегодня как сторонники («оптимисты»), так и противники («пессимисты») реформирования 1920-х годов: Россия нэповская, родившаяся на стыке царской и социалистической эпох, представляла собой тугой узел политических, социально-экономических, нравственно-этических противоречий, ставших следствием глубокого кризиса российского общества. Заметим сразу, что именно противоречивая сущность НЭПа исключает возможность как бездоказательных суждений об этом периоде как «золотом веке» советской истории1, так и безапелляционно категорических заявлений, что, дескать, «никакого НЭПа не было!» .

1 См.: «Россия НЭПовская: политика, экономика, культура» //Отечественная история.- 1992,- № З.-С. 218.

2 См.: Россия в XX веке. Реформы и революции: В 2-х томах. — Т. I. — М.: Наука, 2002.-С.28.

Подобные, скорее эмоциональные, нежели аналитические оценки НЭПа формировались под мощным воздействием общественного интереса, который, возрастая на крутых поворотах советской истории, способствовал такой популяризации этой темы, что не рассуждал о ней только ленивый. Такие всплески необычайного интереса к НЭПу понятны и, как нам представляется, объективны: через разнообразные оценки новой экономической политики российское общество как бы опосредованно выражает свою неудовлетворенность тем, как вообще в России, стране, всегда «испытывавшей жгучую нужду почти во всем», осуществляются реформы. Как в 1920-е годы, так и спустя свыше восьмидесяти лет, российские граждане испытывают острое желание в налаживании нормальной достойной человека жизни, и по мере того, как решаются социально-экономические проблемы, в обществе формируется отрицательное или, напротив, позитивное восприятие реформ вообще, нэповских преобразований, в частности. Благодаря этим обстоятельствам, НЭП стал одной из немногих проблем советской истории, о которой сегодня осведомлена в той или иной степени широкая общественная аудитория. Между тем, нэповская тематика является серьезной научной проблемой, «обросшей» солидной историографией, нуждающейся в осмыслении и оценке не менее, а быть может, более, чем собственно феномен НЭПа. Ведь феномен советской историографии в соответствии с одним из радикальных подходов к ней состоял в цепной реакции фальсификаторства, обусловленного, с одной стороны, регрессированностью научной мысли, с другой, регрес-сированностью того, во что она превратилась. По мнению В.П.Булдакова, это «цикл взлетов и падений постреволюционного мифотворчества, которое неизбежно должно было иссякнуть по мере того, как общество удалялось от своих революционных истоков»1.

1 См.: Булдаков В.П. Красная смута. - М.: РОССПЭН, 1997. - С. 294, 298.

Сегодня интерес общества к нэповской проблематике заметно снизился по сравнению с предшествующим десятилетием, что было отмечено на международной конференции «Россия в XX веке: реформы и революции» (Москва, апрель 2002 г.). Нынешнее возрождение рыночных начал и их более свободная реализация в условиях отсутствия жесткой централизации власти по сравнению с периодом НЭПа, который, как известно, был детерминирован большевистской идеологией, лишило актуальности проблему рынка как таковую. Но это на первый взгляд. Современная ситуация создает, к сожалению, лишь кажущееся представление об оздоровлении экономики и предпринимательской задействованности в ней населения, которое на этой ниве якобы улучшает свое благосостояние и качество жизни. Несмотря на низкие показатели экономики 20-х годов по сравнению с дореволюционной, результативность хозяйственной системы НЭПа на основе использования рыночных принципов к 1925/26 гг. представляется позитивно и стабильно более выраженной, нежели результативность современной постперестроечной экономики. Во всяком случае, решение продовольственной проблемы к середине 1920-х годов, всего за три-четыре года после военно-коммунистических лет и голода, свидетельствовало о высоком частнопредпринимательском потенциале российской экономики, который наиболее полно реализовывал себя в условиях ослабления государственного контроля.

Экономические проблемы современной России представляются куда более сложными, для решения которых одного и весьма ограниченного возрождения рынка оказалось недостаточно. Россияне все более утрачивают надежду на позитивное изменение жизни, которое менее всего связывается с рыночной экономикой; большая их часть склонна считать, что жизнь при советском социализме была стабильной и разрушать её на самом деле было не к чему.

Что ж, есть определенный резон в данных рассуждениях, но не в том, что социализм лучше капитализма, а в том, что любая модернизация сопряжена не только с материальными, а, прежде всего, с моральными издержками, влечет утрату одних ценностей, замену их другими. Необходимость и неотвратимость модернизации, как комплексного социально-экономического преобразования традиционного общества по пути просвещения, демократии, упорядоченного обмена ценностями и, в целом, обновления, как тогда в 20-е годы, так и сегодня, к сожалению, носит не эволюционный, а революционный характер. Сначала укротив, а затем раздавив рынок в 1920-е годы, мы с той же решительностью внедряем его сегодня, избрав в очередной раз в качестве основного средства осуществления модернизации — человека. За это приходится платить высокую цену, выраженную в разрушении целостности и органичности культурной и психологической структуры последнего. Выбиваясь из традиционной социальной ячейки, он неизбежно превращается в абсолютно одинокого и растерянного в смысле осознаваемых и исполняемых им ролей и функций. Ведь подобно главному герою романа Л.Леонова «Вор» бывшему комиссару Дмитрию Векшину многие люди не смогли осмыслить переход к НЭПу и не сумели найти места в будничной повседневной жизни. Из протеста против ненавистного им мира нэпманов, мещан и спекулянтов не только Век-шин стал вором. К концу XX в. коррумпированной, по сути, воровской, расколовшейся на антагонистические слои общества, а не зажиточной и процветающей, стала вся страна.

Представляется, что жестокость процесса материализации, тогда -большевистских идей, а сегодня — рыночно-либеральных ценностей есть не злой умысел вождя или нерадивых политиков, а сущность и следствие противоречия между традиционными основами жизни большинства населения России с целями и способами форсированного преобразования общества: тогда в виде сталинской индустриализации, сегодня — путинской вестернизации. Данное противоречие всегда влечет за собой формирование перманентно развивающегося и всевозрастающегося кризиса. Последний охватывает все сферы бытия: политическую, экономическую, социокультурную, в котором кризис ментальности является, пожалуй, наиболее тяжелым следствием этого процесса. В этой ситуации под ударом находится не только человек, но, прежде всего, те самые либеральные ценности, которые он провозгласил, стоя на обломках поверженного им тоталитаризма. Преобразования последних десятилетий XX века в сторону рынка, согласно современному расхожему взгляду, не приблизили человека к решению насущных проблем, а лишь в очередной раз усугубили их, закрепостив его и сделав снова заложником псевдовестернистской модернизации. Результаты выборов в 4-ю Государственную Думу подтверждают этот взгляд: масса отвергает либеральные ценности и все более склонна поддерживать авторитарный режим власти.

В этом смысле история 1920-х годов содержит чрезвычайно богатый для осмысления нынешних реалий материал не только с точки зрения уже достаточно исследованной сегодня проблемы, касающейся того, «что большевистские теоретики не прилетели с Марса, что сталинизм нарождался и укреплялся в «теплой плоти повседневного существования», по меткому выражению философа Н.Козловой1. Для понимания того, что приходится терять человеку в переходные эпохи, какова цена этой потери, что он чувствует в этот момент важно изучение истории повседневности. Более того. Сегодня постепенно приходит понимание того, что человек и его «окрестности» — быт, менталитет, интересы, мотивация — являются значимым фактором исторического процесса, а его морально-психологическое состояние становится индикатором качественности и эффективности модернизационных преобразований. Однако этот аспект истории периода НЭП ясен лишь отчасти, поскольку именно человеческий фактор продолжает оставаться не только малоисследованным, а прежде всего, малоинтересным для политиков объектом исторического процесса.

1 См.: Козлова Н. Социология повседневности: переоценка ценностей // Общественные науки и современности—1992.—№-Зг—С-49.------

Представляется, что именно психоментальный фактор стал пределом современных реформ и главной причиной их пробуксовки. Поэтому изучение разнообразных аспектов жизнедеятельности человека, живущего на стыке эпох и мужественно выдерживающего их разломы, является наиболее востребованной исследовательской задачей. Ведь также, как власть предержащие периода НЭПа вынуждены были считаться со сложной социокультурной средой дореволюционной России, входившей в непримиримое противоречие с целями и * способами форсированного преобразования общества в большевистском духе1, современным реформаторам нельзя не учитывать особенности ментально-сти российского населения, большинство которого продолжает, как в годы советской эпохи, ориентироваться на традиционные социальные ценности.

В свою очередь исследование психоментальных и более широко -со-циокультурных - аспектов позволяет глубже понять центральную проблему истории вообще и истории периода НЭПа в частности: проблему взаимоотношений власти и рынка, власти и общества. Ведь свобода, даже в том усеченном, отчасти только в экономическом виде допущенная, в условиях НЭПа создала прецедент трудноразрешимого противоречия между ними. Являясь партнерами в начале преобразований, по мере углубления реформ власть и общество дистанцировались друг от друга к концу 1920-х годов настолько, что, как и накануне НЭПа, стали антагонистами. Суть этого противостояния - в абсолютно разном представлении властных структур и широких слоев населения о том, что такое свобода и справедливость, и как должны соотноситься эти понятия по мере того, как неизбежно увеличивается собственность и соответственно материальные т блага одних, и сокращаются возможности справедливого их распределения для других социальных групп. Всеобщий правительственный контроль

1 См.: Russia in the Era of NEP/Exploration in the Soviet Society and Culture/ Ed, ву. Blomington and Undianapolis, 1991, p. 3. //Цит. по: Письма во власть. 1917-1927: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевист-— -ским вождямг---М:: РОССПЭНг1998. -------над экономикой и обществом, был вероятно, единственным средством разрешения данного противостояния, а также, надо признать, одним из способов осуществления модернизации. Однако крах советской системы не позволяет признать достойными её результаты именно по причине небрежного отношения власти к человеческому фактору. За переход в мир индустриальной современности общество 1920-1930-х гг. заплатило высокую цену, выраженную в низком уровне качества жизни, среды обитания, правовой защищенности и прочих показателях «нормальности» жизни. Россия на рубеже XX начала XXI вв., предпринимая попытку разворота к рынку, снова, как в годы НЭПа, пока не в состоянии разрешить проблему соотношения собственности, свободы и справедливости. В современной России, как и в России НЭПовской, большинство населения разочаровано в реформах. По данным Независимого Института социальных проблем1, только 20% российских граждан сумели адаптироваться в рыночных условиях, 10% - категорически отрицают новые реалии, а 70% - так и не определились в своем выборе модели общественного развития именно по причине уязвленности своего положения из-за потерянной работы, отсутствия возможности получать достойную зарплату, утраченных социальных гарантий — реалий, поставивших эту самую многочисленную часть общества на грань элементарного выживания.

Таким образом, схожесть социально-экономических проблем периодов НЭПа и современного при абсолютном несоответствии их технологических характеристик очевидна. Она обусловливает актуальность избранной темы, определяемой важностью учета, прежде всего, человеческого измерения проводимых реформ, когда показатели уровня жизни людей, их психологическое равновесие и желание двигаться по пути дальнейшего углубления преобразований или, напротив, их протестные настроения выступают основным индикатором качественности реформ.

1 См.: Комсомольская правда. — 2005. - 15 мая.

Поскольку тотальный этатизм это обстоятельство не учитывал и сегодня рассматривается как историческая ошибка, постольку возникает необходимость в поиске веских аргументов для оправдания иного порядка во взаимоотношениях власти и общества, основанного, по мнению ЭКрейна, на «добровольности, на ограничении и его юридическом закреплении насильственной власти правительства задачами обороны государства, полицейской охраны против внутреннего насилия, воровства, мошенничества и чрезмерного загрязнения среды, организации судебной системы для разрешения конфликтов»1.

Сегодня эти задачи стоят и перед российским обществом, граждане которого более не желают быть подъяремными государства, сковывавшего свыше восьмидесяти лет их свободу. Поскольку нэповский период содержит опыт как ослабления государственного давления на возрождающиеся рыночные структуры, так и усиления диктата власти по отношению к рынку вплоть до чрезвычайных мер, направленных на его удушение, постольку возникает острая потребность в изучении этого опыта с точки зрения недопущения повторения исторических ошибок.

Реализация НЭПа в регионах России отражала общие для всей страны как позитивные, так и негативные тенденции. Однако при этом региональный НЭП имел ряд существенных особенностей, что и позволяет выделить эту проблему в самостоятельную тему исследования, проведенного на материалах Республики Татарстан, Самарской, Ульяновской (б.Симбирской) и Саратовской губерний .

1 См.: Крейн Э. Рыночный либерализм и постсоветский выбор //От плана к рынку.

Будущее посткоммунистических республик. - М., 1993. - С. 7. 2

В научной литературе нет единого мнения о составе Среднего Поволжья в XIX - начале XX в., почти каждый исследователь представляет его по своему. Однако большинство историков считает, что территории именно этих районов региона, включая Пензенскую губернию, имели общие естественно-географические, исторические черты // Подробный анализ дискуссии о границах Поволжья см.: Савельев П.И. Пути аграрного развития капитализма в России. XIX в.: На материалах Поволжья. - Самара, 1994. - С. 78-89.

Нас интересует этот регион для 1920-х годов в составе Татарской Автономной Советской Социалистической республики, Самарской, Симбирской и Саратовской губерний по следующим соображениям: схожесть исторического прошлого этих районов, долгое время являвшихся как бы внутренними колониями (в экономическом смысле) цешральной России, однотипность их экономического развития как, главным образом, сельскохозяйственных областей, многонациональный состав населения, географическое положение в цешре Всшжско-Камского бассейна, схожесть природных и климатических условий на основной территории региона и некоторым другим. Не случайно большая часть указанных территорий вошла в состав Средне-Волжского округа, который был официально определен в ходе Всесоюзной переписи населения//См.: Всесоюзная перепись населения 1926 г. -М., ЦСУ СССР, 1929.

Население региона издавна существовало в рамках некой единой «мульти-этничной и поликонфессиональной» общины, сформировавшей достаточно эффективный механизм хозяйственного взаимодействия с преимуществом аграрных занятий. Несмотря на довольно пеструю социокультурную среду обитания, ни религиозный, ни этнический факторы никогда не выступали системообразующими данную региональную общность компонентами. Таковым выступал фактор экономической целесообразности, взаимодействия, предпринимательства, торговли. Вкупе с природно-климатической составляющей фактор экономической целесообразности ещё со времен ранней российской колонизации сформировал данную территорию в хозяйственно самодостаточный регион, но без признаков автаркии.

Идиллическая картина региональной самодостаточности после 1917 года сменилась серией непрекращающихся насильственных акций новой власти по отношению к провинции. Создание новых административно-территориальных и национальных образований вызвало неоднозначные политико-экономические процессы в регионе. Его этносоциальная общность распалась на отдельные сегменты, а веками складывавшийся механизм хозяйственного взаимодействия разрушился, породив в сознании жителей региона сложное, по сравнению с дореволюционным периодом, восприятие новых, прежде всего, экономических реалий. В частности, тезис о том, что Поволжье всегда по праву считалось зажиточным, а в 1920-е годы превратилось в голодное, на обывательском уровне, с точки зрения повседневности, превращался в весомый аргумент для претензий населения как к местной, так и центральной властям.

Вышеперечисленные моменты позволяют рассматривать реализацию НЭПа в средневолжском регионе как сложный процесс возрождения сознательно разрушенного властями хозяйственного механизма, сопряженный с насилием, с преодолением искусственно созданных трудностей (межэтнические конфликты на пограничных территориях), вызывавших социальные, а также национальные противоречия в местах компактного проживания народностей.

В 1926 г. площадь Средневолжского региона в составе вышеуказанных республики и губерний составляла 296 797 кв.км., где Самарская губерния располагалась на территории в 102 855 кв.км., Саратовская - 91 236 кв.км., Татарская республика - 68 622 кв.км., а Ульяновская губерния -34 084 кв.км.1. Согласно Всероссийской переписи 1926 г. население Средневолжского региона составило 9 272 122 человек обоего пола, из них сельское — 8 080 965 чел., а городское - 1 191 189 чел. , или 13% городского и 87% сельского по отношению к общему числу жителей. Самой многочисленной была Саратовская губерния, в которой из 2 891 404 человек городское население составляло 436 539 чел., а сельское - 2 454 865 чел., или 15,2 и 84,8% соответственно. Далее определилась Татарская республика, в которой проживало 2 589 645 чел. Из них 275 952 чел. городского или 10,8%, и 2 313 693 чел. сельского или 89,2% населения. В Самарской губернии из 2 409 773 человек горожан было 315 420 чел. или 13,2%, а сельчан - 2 094 385 чел. или 86,8% к общему числу. Самой малочисленной в регионе была Ульяновская губерния, в которой проживало 1 381 300 чел., из которых городское население - 163 278 чел. - составляло 12%, а сельское - 1 218 022 чел. - 88% от общего числа . Всего по Средне-Волжскому региону было учтено 72 народности, из которых представители 53-х проживали в сельской местности. Русская, татарская, чувашская, мордовская и украинская народности считались основными и представляли 97,6% сельского населения4. Самой многочисленной общностью региона являлись

1 См.: «Совершенно секретно: Лубянка - Сталину о положении в стране». - М, 2003. - Т.6:1928. - С. 787-788.

2 См.: Всесоюзная перепись населения. 17 декабря 1926 г. Вып.1. Городское и сельское население по уездам и округам. - М.: ЦСУ, 1927. - С. 20-21.

3 Там же. - С. 22-23,24—25. Более подробные сведения о городском и сельском населении в указанных административно-территориальных единицах см.: приложение 1. — С. 519.

4 См.: Федорова H.A. Сельское население Среднего Поволжья накануне коллективизации. - Казань, 1990. - С. 59. русские, составлявшие 68,7% от всего числа населения. Самая высокая доля великорусской народности отмечена в Саратовской губернии - 80,9%; 80,1% русских проживали в Ульяновской, а 75% в Самарской губернии. Самая низкая доля русских жителей в регионе отмечена в Татарской республике, где их распределение по народности и языку составляло 43,13 и 43,4% соответственно. Далее определилась народность татар, составившая 16% к общему числу проживающих в регионе. На территории Татарской республики татары были самыми многочисленными, составлявшими по признаку «народность» - 44,8%, а по «языку» - 48% населения. Шесть процентов населения региона приходилась на мордву. Характерно, что если у русских и татар соотношение распределения населения по народности и языку усиливается в сторону последнего, то у мордвы, напротив, в сторону первого показателя и составляет 6,7% и 6,5% соответственно. Та же картина наблюдается по чувашам, составлявшим по народности и по языку 3% и 2,9% соответственно. Остальные 563 168 чел. жителей региона или 6% составили вотяки, украинцы и прочие малочисленные этнические группы, компактно проживавшие на всей территории региона1.

Таким образом совокупность природно-климатических, экономических, социодемографических и этнических особенностей сформировала в Средневолжском регионе устойчивые хозяйственные и социокультурные комплексы традиционного общества. Данные особенности выступали в роли основных факторов развития этой территории в 1920-е годы, неизбежно подвергаясь корректировке в процессе модернизационных воздействий.

Хронологические рамки исследования охватывают весь период 1920-х годов: с момента введения НЭПа в 1921 г. и до времени его изживания, угасания и окончания к 1929 г. согласно представлению, сложившемуся и утвердившемуся в исторической науке в конце 80-х нача

1 Подсчитано по данным: ЦСУ СССР. Всесоюзная перепись населения. 17 декабря 1926 г. Вып. VI. Народности и родной язык населения СССР. -М., 1928. - С 65, 67-69. ле 90-х годов XX века. Необходимо отметить, что период НЭПа неотделим от предшествующего этапа — первых послереволюционных лет, а его введение во многом было обусловлено противоречиями и кризисными явлениями в российском обществе в результате политики «военного коммунизма». Поэтому в исследовании анализируется политическая и социально-экономическая обстановка в регионе в 1920 году, а также приводятся сравнительные данные по дореволюционному периоду.

Проблема новой экономической политики столь многообразна и многолика, что понять её суть и увидеть подлинную физиономию эпохи можно, исследуя всю совокупность политических, социально-экономических, социокультурных, психологических, бытовых и прочих аспектов. Вместе с этим, именно многоаспектность НЭПа делает весьма затруднительным изучение в одной работе всех этих проблем. Эта сложность всегда ощущалась учёными и просматривалась в их исследованиях по НЭПовскому периоду. Причем, если в эпоху советской истории акцент ставился на политические аспекты истории НЭПа, то сегодня явственно обозначился крен в прямо противоположную сторону - историю повседневности, создавая, тем самым, опасную тенденцию сужения исследовательского поля по данной проблеме.

По мнению авторитетного представителя французской школы анналов Ф.Броделя явления общественной жизни нужно изучать в их совокупности, на многоуровневой вертикали «от земли до надстройки» и только в этом случае можно наиболее адекватно восстановить картину прошлого'. Руководствуясь мыслью французского классика, мы избрали для исследования два центральных аспекта: социально-экономический и повседневный. Первый позволяет представить реально протекающие

См.: Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозможное. - М.: Прогресс, 1986.-С. 27-28. и процессы в ходе реформ, второй - определить влияние этих преобразований на качество жизни населения региона.

Цель исследования — воссоздание картины жизни средневолжского населения в 1920-е годы на основе комплексного изучения промышленных, сельскохозяйственных, рыночных и бытовых проблем НЭПа.

Объект исследования - принципы новой экономической политики, реализуемые населением региона в различных областях его жизнедеятельности.

Предмет исследования - социально-экономические процессы и повседневность2 населения.

Достижение поставленной цели представляется на основе решения следующих задач:

- раскрыть историографическую и источниковедческую основу исследования;

- показать институциональные условия взаимоотношений власти и рынка, их влияние на хозяйственную жизнь региона;

- рассмотреть плановую и рыночную составляющие процесса восстановления и развития промышленности;

- определить место и роль экономического районирования региона в новых условиях;

- исследовать аграрные преобразования в средневолжской деревне и положение крестьянства в условиях допуска рынка;

1 Под социально-экономическими процессами понимается последовательная смена качественных состояний промышленного, сельскохозяйственного, торгового развития, как следствие оптимального сочетания управления рыночным механизмом с его внутренней самоорганизацией, должная мера которого обеспечивает позитивный экономический результат, а нарушение этого соотношения вызывает тяжёлые, прежде всего, социальные последствия.

2 Автор сделал выбор в пользу широко трактуемой истории повседневности, когда последняя, рассматриваемая как место пересечения «объективного» и «субъективного», определяется как «культурно оформленное взаимодействие действий и интерпретаций «действительности», специфическое для различных слоев, на которое решающее влияние все же оказывают материальные условия и их изменение»// См.: Нарский И. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-1922 гг. - М.: РОССПЭН, 2001.-С.22.

- проанализировать трансформацию рыночных отношений от конъюнктуры к конъектуре как фактор ухудшения социально-экономической обстановки в целом, и снижения уровня качества жизни в частности;

- выявить особенности повседневной жизни городского и сельского населения региона.

Цель исследования и поставленные задачи определили его структуру, состоящую из пяти глав, введения и заключения. Организационные формы предприятий, основные направления промышленного развития и проблема районирования рассматриваются во второй главе. В третьей главе исследуются тенденции аграрных преобразований, а в четвертой - рыночных отношений в сфере торговли в период НЭПа. Наконец, разнообразные проблемы повседневности средневолжского населения анализируются в пятой главе.

Решение этих задач невозможно без выявления искреннего и лживого в истории 1920-х годов1, для чего в первой главе дается обзор и оценка всей предшествующей историографии и характеристика источниковой базы настоящего исследования.

Методологическую основу исследования составляют важнейшие принципы исторического познания: научность, историзм, объективизм, комплексность научного анализа. Наряду с ними применяются принципы систематизации, периодизации, репрезентативности, массовости, типичности, а также проблемно-хронологический, сравнительный, системно-структурный, конкретно-исторический и критический подходы к источникам и историографии по исследовательской тематике.

Работа выполнена на основе широкого круга архивных источников, опубликованных документов, материалов периодической печати, а также мемуарной, художественной и личного происхождения литературы, характеристика которых представлена во втором параграфе первой главы.

Имеется в виду современный метод оценки источников //См.: Про А. Двенадцать уроков по истории. - М., 2000. - С. 64.

Теоретическая значимость работы определяется: приращением нового знания через введение в научный оборот солидного объёма архивного материала; использованием комплексного подхода, включающего разработку малоизученной сферы НЭПа — повседневной жизни населения, наряду с традиционно исследуемыми аспектами проблемы (промышленность, сельское хозяйство, торговля); обоснованным выбором и опорой на принципы многомерной методологии, раскрывающей историю региона во всём многообразии происходивших явлений и поэтому воссоздающей максимально адекватную картину прошлого.

Практическое значение состоит в том, что обширные экономические сведения и статистические данные, результаты всевозможных исследований и аналитических обзоров могут быть использованы для сравнительного изучения динамических рядов современной и НЭПовской хозяйственной деятельности, при подготовке различного рода справочной литературы, а так же в создании крупных обобщающих трудов, учебников, где средневолжский регион будет осмыслен в свете новой информации, существенным образом расширяющей известные представления о нём.

Апробация исследования. Диссертация рассматривалась на кафедре истории и культурологи Казанского государственного архитектурно-строительного университета, дважды обсуждалась на кафедре Современной Отечественной истории Казанского государственного университета.

Автор внимательно отнеслась к высказанным пожеланиям и замечаниям, значительную часть которых ей удалось реализовать.

Основные положения и выводы исследования отражены в научных публикациях, изданиях ВАК, монографии.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Гатауллина, Ирина Алексеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Представляется, что во все времена советской истории исследователи, изучавшие НЭПовскую проблематику, испытывали сложные чувства, выявляя эффективность преобразований в 1920-е годы или, напротив, пытаясь доказать их бесперспективность. На наш взгляд, с этой задачей оказывается труднее всего справиться именно сегодня, так как, переживая эпоху ренессанса рыночных отношений, приходится оценивать НЭП не абстрактно-теоретически, а, что называется, по «живому нерву» происходящего.

В самом деле, легко рассуждать о рынке и радужных либеральных перспективах развития и совсем не просто жить в условиях рынка, подчиняясь его жестким правилам и переживать изломы судьбы. В России, стране с ярко выраженной антикапиталистической ментальностью основной массы населения, проблемы подобного рода возводятся в ранг судьбоносных, от решения которых зависит либо положительный, либо отрицательный исход преобразований.

Можно до бесконечности спорить о том, какой это был период, но сегодня очевидно и бесспорно самое главное: НЭП стал символом торжества естественно-исторического процесса, всегда пробивающего себе дорогу, прерывать который болезненно, а восстанавливать — ещё сложнее. НЭП в определенном смысле стал возвратом к буржуазно-либеральным ценностям, но в специфических условиях диктатуры пролетариата и его идеологии, задававших его пределы и возможности. Естественно, исторический процесс пробил себе дорогу после драматических военно-коммунистических лет, словно трава, проросшая через асфальт. Неизбежность этого поняли большевики и, прежде всего, Ленин, нашедший в себе силы признать историческое поражение и повернуть вспять, назад, вводя новую экономическую политику. В этом величие НЭПа и одновременно его трагедия, так как он допускался на время, «надолго, но не навсегда».

Тем не менее, вопрос о критериях эффективности НЭПа в этих специфических условиях его реализации продолжает сохранять свою актуальность и научную значимость. В современных условиях, когда государство, отправившись в рыночное плавание, сняло с себя какую-либо ответственность за судьбы людей, перестав не только вмешиваться, но и регулировать общественно-экономические процессы, опыт взаимодействия государства и рыночных структур в его не только положительном, но и отрицательном смысле приобретает особое значение. Однако здесь возникает не менее сложная проблема: какова степень вмешательства государства в экономику, но главное - какова цена преобразований?

Вступив на путь модернизации, огромная страна и её регионы, по сути, сделали социальный выбор, который предполагал преодоление экономической и технической отсталости, разрешение конфликта желаний и возможностей, но не застраховывал от неудач, провалов и разочарований. Что получилось в результате? Анализ опыта НЭПа в Среднем Поволжье позволяет нам сформулировать ряд обобщений.

Промышленность региона, сформированная в довоенный период и восстановленная в 1920-е годы, сохраняла свою специфику: в ней преобладали отрасли пищевкусового и обрабатывающего производств как реальной основы модернизации, ориентированной на постепенное, эволюционное преобразование технологической базы Среднего Поволжья. Однако уже в ходе её восстановления среди множества проблем на передний план выдвинулась главная — проблема ограниченного действия рыночного механизма, ставшая камнем преткновения на пути модернизации. С одной стороны, государство, сделав ставку на частный капитал, с его помощью вызволяло экономику из кризиса, с другой - регламентировало его работу в пользу государственно-кооперативного сектора настолько жестко, что дальнейшая частно-предпринимательская деятельность не была возможна. Между тем, именно частный капитал создавал ту связь промышленности и сельского хозяйства, которая обеспечивала их пропорциональное, сбалансированное развитие. Однако пищевая (особенно мукомолье), шерстеотделочная и кожевенная отрасли средневолжского производства, в которых возникли хрупкие ростки рыночного механизма, и частный капитал был особенно силен, подверглись наибольшему административному нажиму. Их динамичное развитие на фоне проблемного состояния региональной промышленности в целом, рассматривалось, как опасное явление. Деятельность же организованных «сверху» трестов, производственных комбинатов и объединений с их жесткой привязкой к синдикатам обеспечивала в лучшем случае частичное решение собственно восстановительных задач. Постоянная нехватка средств, отсутствие сырья и жесткий контроль за коммерческой деятельностью сдерживали развитие производственных структур региона и превращали их в жалкие подобия тех мощных производств, которые возникли в Среднем Поволжье в довоенный период. Все это затрудняло определение путей развития промышленности, которые в центре и в регионе виделись по-разному. В результате вопрос экономического районирования, на получив адекватного разрешения, не стал фактором модернизации, так как соприкоснулся со сложностями национально-государственного строительства, вызванного новыми политическими реалиями.

Постепенное отстранение частного капитала от хозяйственного процесса создало прецедент грубого вмешательства государства в экономику, вызвавшего серьезные негативные последствия в сельском хозяйстве. Аграрная революция не принесла желаемых результатов. Реформирование деревни «сверху» лишило её возможности естественно-эволюционного преобразования, когда потери человеческого и природного ресурсов неизбежны, но не являются главным результатом реформ. Именно так произошло в средневолжском регионе, где непомерные, реквизиционного характера налоги сдерживали инициативу крестьян и не позволяли им вырваться из потребительских тисков своего хозяйства. Допущение собственности на землю в рамках её институциональной незащищенности привело к постепенной ликвидации «корней НЭПа»в Среднем Поволжье, что было равносильно смертельному удару. Борьба крестьян за выживание в условиях циничной политики социальных преференций по отношению к кооперации в противовес зажиточным слоям формировала атмосферу раздражительности и нервозности в деревне. Нестабильная обстановка в ней была предлогом для беспрепятственного вторжения власти в сферу сельского хозяйства и использования насильственных методов её регулирования. В итоге, средне-волжская деревня была вогнана в депрессивное состояние.

Уродливые явления в промышленности и сельском хозяйстве отчетливо отразила торговля, которая не переросла в региональный рынок. Под контролем государства находились все его составляющие: опт и розница, механизм ценообразования, товарные биржи. Разделение на государственно-кооперативный и частный сектора, когда первый получал преимущества в реализации товаров, а второй, напротив, всячески ущемлялся, разрушало хрупкую систему хозяйственных связей как внутри административно-территориальных образований, так и в региональном экономическом пространстве. Однако специфика Среднего Поволжья состояла в том, что частная торговля региона все же была серьезным препятствием для власти на пути всеобщего регулирования рыночным механизмом. Особенно силен был частник-торговец в Татреспублике, который, благодаря опыту предпринимательства в довоенный период, сумел продержаться на региональном рынке до 1928 г.* Но это не могло существенно изменить ситуацию. Рынок характеризовался пониженными доходами населения и хронической продовольственной напряженностью.

Хозяйственная и социально-экономическая жизнь средневолжского региона в 1920-е годы представляла собой клубок противоречий, которые, как в зеркале, отразились в НЭПовской повседневности. Её видимая часть -это удручающий быт, жилищная и продовольственная проблемы, безработица. Исследование тонкого механизма восприятий людей по поводу этих проблем помогает увидеть скрытую, чаще незамечаемую сторону повседневности, которую можно назвать её драмой. Переживания человека и его

Хотя предел росту частника в стране был положен в сфере оптовой торговли в 1922 г., в области кредитных отношений - в 1924 г., а в розничной торговле - в 1926 г. анализ происходящего были в пользу прошлой, дореволюционной, а не настоящей действительности. Рассмотрение средневолжской повседневности как некоего миропорядка, окружающего человека и воздействующего на него, так же высветило её региональные особенности. Если до революции содержание повседневности российской провинции определялось через соотношение в ней рутины и казуса, то в послереволюционный период, когда произошел слом оснований бытия, вырвавший людей с корнем из привычной жизни, это содержание наполнилось осознанной рефлексией, острым желанием понять, что же произошло и на что нужно опереться в этой новой жизни, главная черта которой - нестабильность? Мощное протестное движение в Поволжье накануне принятия НЭПа явилось ярким свидетельством готовности населения защитить не довоенный миропорядок, а именно его стабильность, надежда на возрождение которой появилась в сознании людей с введением НЭПа. Однако НЭП посеял в их сердцах разочарование, так как обернулся окончательной потерей политического, экономического и жизненного равновесия. В борьбе за выживание население утратило способность воздействия на власть для преодоления этой неустойчивости и постепенно превратилось в объект манипуляций.

Таким образом, главным итогом социально-экономических преобразований в регионе стала нестабильность жизни населения, превращавшая повседневность как выражение «нормальность» бытия в его «ненормальность», когда не само понятие жизнь, а стратегия выживания - есть главная цель человека.

Региональный опыт НЭПа доказывает, что мерилом, критерием оценки преобразований должен стать человек с его сложным восприятием изменений и трудной вживляемостью в процесс реформирования. Когда он задавлен непомерными налогами, не имеет работы, не получает зарплату, лишен возможности удовлетворить самые насущные свои потребности и устремляет энергию на дележ жилищных саженей - всё это не только разрушает условия повседневного существования, делая его попросту невыносимым, а размывает морально-психологические основания реформ, сначала замедляя их продвижение, а затем сводя к отрицательным значениям. Если это так, следовательно возникает вопрос: нужны ли такие преобразования, если в результате страдает человек как главный движитель реформирования? С этой точки зрения центральный вопрос НЭПа о непропорциональном развитии промышленности и сельского хозяйства, их дисбалансе должен принимать человеческое измерение и ни какое другое. Рост протестных настроений в обществе - сигнал нестабильности, показатель отрыва реформ от реальности и превращение их в чисто политическое мероприятие, ведущее в никуда.

Поразителен тот факт, что спустя свыше 80 лет с момента принятия НЭПа в России мало что изменилось в этом отношении: человек продолжает быть малозначимым фактором преобразований. Тогда, в 1920-е годы, понятно, такое отношение к нему было основано на коллективистских представлениях о счастье, всеобщем равенстве и справедливости. А сегодня? Невнимание или попросту пренебрежение властей к тому, что чувствует и как живёт человек в условиях сильных общественных потрясений можно расценивать, как доказательство всё той же оторванности реформ от человека, обосновывающихся жесткими законами рынка, в котором выжить суждено сильнейшему.

Представляется, что причина такой похожести вобщем-то совершенно различных исторических эпох в том, что либеральные ценности - свобода и собственность, - во имя которых собственно и был разрушен прежний порядок, продолжают носить декларативный характер. Именно потому, что человек не стал ни свободным, ни собственником, ощущая себя марионеткой, заложником, опять же средством в руках политиков, а не целью преобразований, он ненавидит и эти понятия, и эти преобразования и, самое страшное, эту власть, которой выражает свой протест.

Все эти отрицательные моменты наиболее отчетливо проявились в средневолжском регионе в 1920-е годы, необходимость втягивания котоporo в модернизационный процесс была очевидной, но потеря материального и человеческого ресурсов в ходе преобразований - абсолютно неоправданной.

Таким образом, оценивая НЭПовские преобразования, приходится с сожалением отмечать, что это был горький опыт пренебрежительного отношения государства к человеку. Именно здесь пробуксовывает современная реформа, и как важно тем, кто её осуществляет, учесть этот весьма поучительный урок собственной истории. «Не тот народ имеет будущность, который умеет умирать в битвах, на виселице и в каторгах, а тот, который умеет переродиться и вынести реформу». Эта мысль известного общественного деятеля 40-50-х годов XIX в., профессора Московского университета К.Д.Кавелина абсолютно справедлива и актуальна, как никогда. Как важно это не только знать и понимать, а действительно прилагать всемерные усилия к тому, чтобы человек стал союзником, а не оппозиционером государства в настоящих и грядущих преобразованиях.

Городское и сельское население Татарской республики, Самарской, Саратовской, Ульяновской губернии в 1926 г.*

Татарская АССР Всего населения В том числе городского В том числе сельского муж. жен. обоего пола муж. жен. всего муж. жен. всего

1 201416 (27,6) 1 388 229 (28,1) 2 589 645 (27,9) 127 466 (23,1) 148 486 (23,1) 275 952 (23,1) 1 073 950 (28,3) 1 239 743 (28,9) 2 313 693 (28,6)

Самарская губерния 1 128 818 (25,9) 1 280 895 (25,9) 2 409 773 (25,9) 145 688 (26,4) 169 732 (26,5) 315 420 (26,4) 983 190 (25,9) 1 111 163 (25,9) 2 094 385 (25,9)

Саратовская губерния 1 371 910 (31,5) 1 519 494 (30,8) 2 891 404 (31,1) 202 358 (36,7) 234 181 (36,5) 436 539 (36,6) 1 169 552 (30,8) 1 285 313 (29,9) 2 454 865 (30,3)

Ульяновская губерния 640 607 (14,7) 740 693 (15,0) 1 381 300 (14,8) 75 336 (13,6) 87 942 (13,7) 163 278 13,7) 565 271 (14,9) 652 751 (15,2) 1 218 022 (15,0)

Всего: 4 342 811 4 929 311 9 272 122 550 848 640 341 1 191 189 3 791 963 4 288 970 8 080 965

Составлено и подсчитано по данным: Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. Городское и сельское население по уездам и округам. I выпуск. -М.: ЦСУ, 1927. - С. 20-21,22-23, 24-25.

Промышленные заведения в средневолжском регионе в 1908 г.*

Наименование губернских производств Казанская Симбирская Самарская Саратовская Итого В % к итогу

Обработка хлопка 1—заведений 2 — рабочих Удельный вес 1 — 2- 3 116 100% 100% 3 116 100% 100% 0,4 0,2

Обрабогка шерсти 1 — 2 — Удельный вес 1 — 2 - 5 1882 20% 15,8% 18 9559 72% 80,5% 2 436 8% 3,7% 25 VI I 11877 100% 100% 2,9 16,4

Обработка липы, пеньки 1 — 2- Удельный вес 1 — 2- — 1 30 33,3% 2,6% 2 1114 66,7% 97,4% 3 X 1144 100% 100% 0,4 1.6

Обрабсггка раэл. матери- 1 — алов из волокнистых 2 — веществ Удельный вес 1 — 2 - — — 1 33 100% 100% 1 33 100% 100% 0,001% 0,04%

Бумажное и пол игра фи- 1 — ческое производство 2 — Удельный вес 1 — 2- 12 483 48% 38,4% 6 402 24% 31,9% 7 373 28% 29,7% 25 VI IX 1258 100% 100% 2,9 1,7

Обрабогка дерева и из- 1 — делий из него 2 — Удельный вес 1 — 2 - 28 1503 30,8% 44,2% 34 1299 37,4% 38,1% 29 601 31,8% 17,7% 91 II V 3403 100% 100% 10,6% 4,7%

Обработка металла 1 — 2 - Удельный вес 1 — 2- 9 716 27,3% 38,4% 5 78 15,2% 4,2% 19 1069 57,5% 57,4% 33 V VI 1863 100% 100% 3,9 2,6

Обработка минеральных 1 — веществ 2 — Удельный вес 1 — 2 - 21 896 39,6% 48,9% 8 255 15,1% 13,9% 24 680 45,3% 37,1% 53 IV VII 1831 100% 100% 6,2 2,5

Обработка животных 1 — продуктов 2 — Удельный вес 1 — 2- 18 9754 75% 97,3% 1 14 4,2% 0,2% 5 253 20,8% 2,5% 24 VII II 10021 100% 100% 2,8 13,9

Окончание приложения 2

Наименование губернских производств Казанская Симбирская Самарская Саратовская Итого В % к итогу

Обработка питательных 1 — 29 45 79 153 I 17,9 и вкусовых веществ (не 2 — 1126 1106 3488 III 5720 7,9 обл.акц.) 18,9% 29,4% 51,7% 100%

Удельный вес 1 -2- 19,8% 19,3% 60,9% 100%

Обработка питательных 1 — 26 40 24 90 III 10,5 и вкусовых веществ 2 — 1309 984 3149 IV 5442 7,5 облаг.акц.) 28,9% 44,4% 26,7% 100%

Удельный вес 1 -2- 24,1% 18,1% 57,8% 100%

Казенные винные склады 1 — 3 3 8 14 IX 1,6

2 - 376 500 467 VIII 1343 1,9

Удельный вес 1 - 21,9% 21,4% 57,2% 100%

2 - 28% 37,2% 34,8% 100%

Химическое 1 - 6 6 3 15 VIII 1,7 производство 2- 342 375 190 XI 907 1,3

Удельный вес 1 - 40% 40% 20% 100%

2- 37,8% 41,3% 20,9% 100%

Производства, не 1 — 3 — — 322 325 38,0 вошедшие в предыдущие 2 — 108 27.181 27289 37,8 группы 0,9% 99,1% 100%

Удельный вес 1 -2 - 0,4% 99,6% 100%

Итого 1 - 163 167 203 322 855 100%

2- 18611 14602 11853 27.181 72247 100%

Удельный вес 1 - 19,1% 19,5% 23,7% 37,7% 100% —

2 - 25,8% 20,2% 16,4% 37,6% 100% —

Составлено и подсчитано по данным: НАРТ. Ф. 990. Оп.1. Д. 233. - Док. Проект районирования Казанского края. Л. 14; Статистические сведения по обрабатывающей фабрично-заводской промышленности России за 1908 г. под ред. В.Е.Варзара // Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887-1926 гг.). С. 14; ГА Сар. О. Ф. 338. Оп. 1. Д. 500. Л. 15. Разбивочных данных по производствам Саратовской губернии автору найти не удалось.

Ценность продукции, выработанной предприятиями средневолжского региона в 1908 г. (в тыс. руб.)*

Наименование губернских производств Казанская Самарская Симбирская Саратовская Итого В % к итогу

Обработка хлопка 1 — сумма (абс. в %) 2 — удельный вес 698,8 (2,1) 100% — — — 698,8 100% 0,3

Обработка шерсти 1 - 2- 1380,8(4,1) 10,8% 317,2 (0,6) 2,5% 11119,3(34,6) 86,7% V 12817,3 100% 6,2

Обработка липы, пеньки 1 - 2- 652,7 (1,3) 96,3% 25(0,1) 3,7% 677,7 100% 0,3

Производство разл. материа-1 -лов из волокнистых веществ 2 - — 20,0 (0,05)-100% — 20,0 100% 0,01

Бумажное и полиграфическое 1 -производство 2 - 292,2 (0,9) 27% 465,9 (0,9) 43% 325,7 (1,0) 30% 1083,8 100% 0,5

Обработка дерева и изделий 1 -из него 2- 1495,3 (4,5) 34,2% 1186,4 (2,3) 27,1% 1695 (5,3) 38,7% 4377,6 100% 2,1

Обработка металла 1 - 2- 585,7 (1,7) 38,5% 869,6 (1,7) 57,2% 65,0 (0,2) 4,3% 1520,3 100% 0,7

Обработка минеральных 1 -веществ 2 - 518,2 (1,5) 48,1% 310,9 (0,6) 28,9% 247,1 (0,8) 23% 1076,2 100% 0,5

Обработка животных 1-продуктов 2 - 12892,5 (38,4) 90,2% 534,1 (1,0) 3,7% 80,8 (0,3) 0,6% 779,9 (0,9%) 5,5% IV 14287,3 100% 6,9

Обработка питательных и вку-1 -совых веществ (не обл.акц.) 2 - 7138,4(21,3) 14,3% 30454,4(59,1) 61,2% 12222,2(38,0) 24,5% I 49815,0 100% 24,1

Обработка питательных и1-вкусовых веществ (облаг.акц.) 2 - 3105,8 (9,3) 21,4% 9474,8 (18,4) 65,4% 1911 (5,9) 13,2% III 14491,6 100% 7,0

Казенные винные склады 1 - 2- 4406,5 (13,1) 28,1% 7142,1 (13,9) 45,5% 4132,3(12,9) 26,4% II 15680,9 100% 7,6

Химическое производство 1 - 2- 325,4 (1,0) 45% 101,3 (0,2) 14% 298,9 (0,9) 41% 725,6 100% 7,6

Производства, не вошедшие в1 -предыдущие группы 2- 723,7 (2,1) 0,8% — — 88754,4(99,1) 99,2% 89478,1 100% 43,3

Итого 1 - 2- 33563,3 (100%) 16,3% 51529,4 (100%) 24,5% 32123,2 (100%) 15,5% 89534,3(100%) 43,3% 206750,2 100% 100,0 доставлено и подсчитано по данным: НАРТ. Ф. 990. Оп.1. Д. 233. Л. 15, 16; Стат. сведения по обрабатывающей фабрично-заводской промышленности России за 1908 г. под ред. В.Е.Варзара // Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887-1926 гг.). С. 14; ГА Сар. О. Ф. 338. Оп. 1. Д. 500. Л. 16.

Разбивочных сведений по производствам Саратовской губернии в полном объеме автору обнаружить не удалось.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Гатауллина, Ирина Алексеевна, 2009 год

1. Сборники документов и материалов, стенографические отчеты.

2. Братское содружество народов СССР. 1922—1936: Сб. документов и материалов. М., 1964. - 439 с.

3. Военно-конская перепись. 1924. М., 1927. - 259 с.

4. Видимые хлебные запасы СССР на 1925/26 год. М., 1927.

5. Всесоюзная перепись мелкой промышленности 1929-1930 гг. Инструкция ЦСТ. -М., 1929.

6. Выставка Государственного и свечного завода им.М.-Нур-Вахитова. -Казань, 1929.-26 с.

7. Голос народа: Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. -М.: РОССПЭН, 1998.-325 с.

8. Дети Гулага. 1918-1956: Документы.-М., 2002.-611 с.

9. Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887-1926 гг.). Т. I. Ч. I. Промышленность. -М., Л.: Госиздат, 1929. 328 е.; Ч. III. - 1930.-251 с.

10. Животноводство СССР. 1919-1938 гг. -М., Л., 1940.-220 с.

11. Животноводство Средней Волги. Самара, 1935. - 249 с.

12. Земельный Кодекс РСФСР. М.: Новая деревня, 1929. - 85 с.

13. Законодательство о трестах, синдикатах, органах регулирования промышленности. -М., 1924. — 338 с.

14. Индустриализация СССР. 1926-1928 гг.: Документы и материалы. -М.: Наука, 1969. -535 с.

15. Индустриализация Татарской АССР. 1926-1941: Сборник. Казань, 1968.-607 с.

16. Итоги разработки денежных балансов крестьянских хозяйств в 1923-1926 годах. -М., 1926.

17. Итоги Всесоюзной городской переписи 1923 г. Ч. I. — М., 1924. 89 с.

18. К вопросу о социалистическом переустройстве сельского хозяйства: Математические исследования НК РКИ СССР. М.,Л., 1928. - 450 с.

19. Крестьянские бюджеты, 1924-1925 гг. М.: ЦСУ, 1928. - 263 е.; 1925/26 гг. -М.: ЦСУ, 1929.-206 с.

20. Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1925-1926 гг. -М., 1926.-101 с.

21. Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1926-1927 гг. -М.: Плановое хозяйство, 1926. 395 с.

22. Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1927-1928 гг. — М.: Плановое хозяйство, 1928. — 587 с.

23. Кооперация в 1923-1924 и 1924^1925 годах. -М., 1928.-230 с.

24. Крестьянские бюджеты по Саратовской губернии за 1925-1926 гг. — Саратов, 1928.-336 с.

25. Крестьянские бюджеты по Ульяновской губернии за 1923/24 гг. -Ульяновск, 1926.-45 с.

26. Крестьянское движение в Поволжье. 1919-1922: Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2002. - 943 с.

27. Крестьянские истории: Российская деревня 1920-х годов в письмах и документах. М.: РОССПЭН, 2001. - 232 с.

28. Лубянка, Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 декабрь 1936: Документы. - М., 2003. - 910 с.

29. Материалы по комплексному обследованию цензовых предприятий в районах Татреспублики. Казань, 1931.

30. Материалы по районированию и организации Средне-Волжской области. — Самара, 1925. 295 с.

31. Материалы обследования кооперативного развития крестьянского хозяйства. Т. 1. — М., 1928.

32. Народное хозяйство РСФСР в 1924/25 гг.: Сборник обзоров по важнейшим отраслям народного хозяйства РСФСР в 1924/25 гг. М., 1926. - 136 с.

33. Обзор деятельности объединения Бондюжских химических им.Л.Я. Карпова заводов за 1922-1925 гг. -М., 1925. 132 с.

34. Промысловое обложение. Патентный сбор. Уравнительный сбор. -М., Л., 1924.- 192 с.

35. Посевная площадь СССР: Статистический справочник. — М., Л., 1939.

36. Поволжье, Нижнее и Среднее: Материалы по районированию промышленности СССР. М., 1925. - 56 с.

37. Письма во власть. 1917-1927: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. — М.: РОССПЭН, 1998.-664 с.

38. Перспективы развития народного хозяйства СССР на 1926-1927 -1930-1931.-М.: Госплан, 1927.-218 с.

39. Рыночный оборот крестьянских хозяйств. Вып. 1-2. -М., 1927.

40. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917-1967 гг.: Сборник документов. В 5 тт. Т. 1.: 1917-1928 гг. - М.,1967.-783 с.

41. РКП(б). Съезд, 12-й. Москва. 1923: Стенографический отчет. М.,1968.-903 с.

42. РКП(б). Съезд, 10-й. Москва. 1921: Стенографический отчет. -М., 1963.-915 с.

43. РКП(б). 13-я конференция. Москва. 1924: Резолюции. -М., 1924. -48 с.

44. РКП(б). 13-й съезд. 1924: Стенографический отчет. — М., 1963. -883 с.

45. РКП(б). 14-я конференция. Москва. 1925: Стенографический отчет. -М., 1925.-335 с.

46. РКП(б). 14-й съезд. Москва 1925: Стенографический отчет. — М.,Л.,1926.-1024 с.

47. ВКП(б). Конференция, XV. 1926: Стенографический отчет. М.,Л.,1927. 845 с.

48. ВКП(б). Съезд, 15-й. Москва. 1927: Стенографический отчет. Ч. 1-2.-М., 1961-1962.-1722 с.

49. Статистический ежегодник за 1924 г.: Самарская губерния. Ч. 1-П. -Самара, 1925; То же за 1925 г.; Вып. 1-П. 1926; То же за 1926 г. Самара, 1927.

50. Статистический ежегодник по Татарской социалистической советской республике: Вып. 1-5. Казань, 1928-1929. - 230 с.

51. Статистический справочник по промышленности ТССР. Казань, 1924.

52. Собрание кодексов РСФСР. Т. I. 2-е изд. М., 1923. - 560 е.; 3-е изд.-М., 1926.- 140 е.; Изд. 1927 г.-М., 1928. - 116 е.; Изд. 1928 г.-М., 1929.-120 с.

53. Статистический справочник по Ульяновской губернии. Ульяновск, 1925.

54. Сборник статистических сведений по Самарской губернии. Самара, 1924. - 286 е.; 1925 г. - 222 с.

55. Социальный состав членов сельскохозяйственных кооперативов (по материалам сельскохозяйственной динамической переписи 1924 г.). — М., 1926.

56. Сельское хозяйство СССР. 1925-1926 гг. М., 1926; в 1926/27 г. -М., 1929; в 1927/28 г. - М., 1930.

57. Советская товарная биржа: Документы и материалы. 1920-е годы. -М.: Дело.-1999.

58. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939 гг. Документы и материалы в 4 т. М.: РОССПЭН, 2000

59. Торговля РСФСР (1925-1928). Л., 1929.-480 с.

60. Торгово-промышленный бюллетень Казанской товарной биржи. -Казань, 1927.

61. Труд в б. Казанской губернии и за 5 лет существования Татреспуб-лики (1921-1925 гг.). Казань, 1925.-72 с.

62. Тяжесть обложения в СССР: Доклад комиссии СНК СССР по изучению тяжести обложения населения Союза. — М., 1929.30. Периодическая печать.

63. Деревенские думы. —Казань: Крестьянская газета. — 1920.

64. Известия. Самара: Орган Самарского губернского комитета РКП(б). -1921.

65. Известия ТатЦИКа и ТатОбкома РКП(б): Ежедневная газета. -1921-1924.

66. Известия. Чистополь: Орган Чистопольского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и комитета РКП(б). - 1921-1924.

67. Кооперация. Самара: Орган Самарского губернского Союза потребительских обществ. - 1920-1931.

68. Кооперативная связь Татреспублики. Казань: Вестник ТатСоюза. -1925-1930.

69. Красная новь. — Москва: Журнал художественной литературы, критики и публицистики. 1921-1932.

70. Нижнее Поволжье. Саратов: Ежемесячный журнал областной Ниж-не-Волжской и Саратовской губернской плановых комиссий. — 1924—1934.

71. Среднее Поволжье. Самара: Ежемесячный планово-экономический журнал. -1928-1931.

72. Труд и хозяйство. Казань: Ежемесячный журнал Экономического совещания при CHX ТАССР. - 1921-1929.40. Диссертации.

73. Абрамова И.Е. Социально-экономическое развитие деревни в условиях НЭПа (1921-1927 гг.): дис. . канд. ист. наук. Зерноград, 2000. -232 с.

74. Алексеева Е.А. НЭП в современной историографии: дис. . канд. ист. наук. -М., 1995. -214 с.

75. Архипов P.A. Политика советского государства по отношению к частной торговле и промышленности в период НЭПа: дис. . докт. ист. наук. -М., 1982.-395 с.

76. Белокопытов В.И. Борьба с голодом и его последствия в Татарии (1921-1923): дис. . канд. ист. наук. Казань, 1978. - 197 с.

77. Ванярин И.Я. Борьба Татарской партийной организации за укрепление союза рабочего класса и крестьянства в первые годы НЭПа (19211923): дис. . канд. ист. наук. Казань, 1961.-385 с.

78. Вещева О.Н. Аграрная политика советского государства в 1917— 1927 гг. (на материалах Самарской, Симбирской губерний): дис. . канд. ист. наук. Самара, 2000.

79. Воронов И.Е. Осуществление новой экономической политики на селе во Владимирской, Калужской и Рязанской губерниях в 1921-1927 гг.: дис. . канд. ист. наук. Рязань, 1993. -221 с.

80. Виноградов C.B. Становление и развитие смешанной экономики в условиях НЭПа, 1921-1927 гг.: дис. . канд. ист. наук. М., 1992. - 226 с.

81. Гатауллин Р.В. Воплощение ленинских принципов контроля в деятельности ОКК РКИ Татарии в восстановительный период (1921—1926 гг.): дис. . канд. ист. наук. Казань, 1966. - 400 с.

82. Голубев Е.Е. Уровень жизни советских рабочих в годы новой экономической политики (1921-1927. На материалах Верхнего Поволжья): дис. . канд. ист. наук. Ярославль, 1995.-228 с.

83. Гончарова И.В. НЭП в Орловской губернии (политический и социально-экономический аспекты): дис. . канд. ист. наук. — Орел, 2001. — 290 с.

84. Григорьева И.И. Коммунисты Урала в условиях перехода к новой экономической политике: дис. . канд. ист. наук. — Челябинск, 1991. 233 с.

85. Громова JLE. Современная французская буржуазная историография новой экономической политики в СССР: дис. . канд. ист. наук. — М., 1987.-273 с.

86. Давыдов Д.В. Крестьянство Татарстана в 20-е годы: историко-демографическая характеристика: дис. канд. ист. наук. Казань, 2001. - 208 с.

87. Дмитренко В.П. Политика советского государства в области торговли в первые годы НЭПа: дис. . канд. ист. наук. — М., 1966 — 614 с.

88. Ибрагимова Д.Х. НЭП и перестройка: Социально-аграрная политика государства в массовом сознании сельского населения в условиях перехода к рынку: дис. . канд. ист. наук. -М., 1997.

89. Каторгин И.И. Исторический опыт КПСС по осуществлению новой экономической политики (1921-1925 гг.): дис. . канд. ист. наук. -М., 1969.-1044 с.

90. Климов Ю.Н. Большевики Северо-Западной области в борьбе за проведение новой экономической политики в 1921—1925 гг.: дис. . докт. ист. наук. М., 1968.-713 с.

91. Коломыц О.Г. НЭП в промышленности Татарской республики (1921-1926 гг.): дис. . канд. ист. наук. Казань, 1995. -259 с.

92. Кочепасова Т.Ю. Развитие культуры в Среднем Поволжье. 19211925 гг.: дис. . канд. ист. наук. Ульяновск, 1997.-218 с.

93. Кузнецова JI.O. Социальная политика в отношении рабочих и служащих в годы НЭПа (по материалам Республики Татарстан): дис. . канд. ист. наук. Казань, 1996. - 276 с.

94. Корольков О.П. Современная советская историография экономических проблем НЭПа: дис. . канд. ист. наук. -М., 1990. -250 с.

95. Кристкалн A.M. Голод в 1921 г. в Поволжье: Опыт современного изучения проблемы: дис. . канд. ист. наук. -М., 1977. -223 с.

96. Лаврик Л.А. Политические настроения дальневосточного крестьянства в годы новой экономической политики, 1922-1927 гг.: дис. . канд. ист. наук. СПб, 1995.

97. Лившиц А.Э. Деятельность партийных организаций Поволжья по осуществлению новой экономической политики в годы восстановительного периода (1921-1925 гг.): дис. . докт. ист. наук. -М., 1976.-421 с.

98. Лютов Л. Реформирование промышленности России в годы НЭПа (1921-1929 гг.): дис. . докт. ист. наук. Саратов, 1997. - 369 с.

99. Орлов И.Б. Новая экономическая политика: Государственное управление и социально-экономические проблемы, 1921-1928 гг.: дис. . докт. ист. наук. -М., 2000. 365 с.

100. Поляков Ю.А. Переход к НЭПу и советское крестьянство: дис. . докт. ист. наук. -М., 1965. 845 с.

101. Садыкова Р.Б. Крестьянство Татарии накануне коллективизации (1925-1928 гг.). Анализ и характеристика источников: дис. . канд. ист. наук. Казань, 1997. - 243 с.

102. Селиванов A.M. Социально-политическое развитие российской деревни в первые годы новой экономической политики: дис. . докт. ист. наук. Ярославль, 1994. - 576 с.

103. Северьянов М.Д. Социально-политические аспекты новой экономической политики в Сибири, 1921-1929 гг.: дис. . докт. ист. наук. Иркутск, 1994.-459 с.

104. Скрыпников A.B. Взаимоотношения города и деревни в 1921— 1927 гг. на материалах Центрально-Черноземной области: дис. . канд. ист. наук. Воронеж, 1993. -222 с.

105. Сутырина О.Н. Социально-экономическое развитие Марийской автономной области в условиях новой экономической политики. 19211928 гг.: дис. . канд. ист. наук. Казань, 1997.-332 с.

106. Парамонова Р.Н. Развитие системы кооперации Среднего Поволжья в условиях новой экономической политики, 1921—1928 гг.: дис. . канд. ист. наук. Самара, 2001. - 239 с.

107. Уразова С.А. НЭП и развитие легкой и перерабатывающей промышленности. 1921-1928 гг. (На материалах политических и общественных организаций Среднего Поволжья): дис. . канд. ист. наук. Самара, 1993.- 192 с.

108. Цыбульский В.А. История взаимоотношений города и деревни в первые годы НЭПа (1921-1924 гг.): дис. . докт. ист. наук. Л., 1972.

109. Чуканов И.А. Финансовая политика местных органов власти Среднего Поволжья (1917-1929): дис. . докт. ист. наук. Казань, 2001.-452 с.

110. Шайдуллин Р.В. Крестьянские хозяйства Татарстана в 1920-х годах: дис. . докт. ист. наук. Казань, 2003. - 415 с.

111. Шаронов П. Деятельность Самарской (Средневолжской) Контрольной комиссии рабоче-крестьянской инспекции по осуществлению ленинского плана строительства социализма (1923—1929 гг.): дис. . канд. ист. наук. Тольятти, 1968.

112. Юдина T.B. Социально-экономическое положение рабочих Нижнего Поволжья в период НЭПа, 1921-1928 гг.: дис. . канд. ист. наук. -Волгоград, 1997.-231 с.50. Обобщающие работы.

113. История Татарской АССР в 2-х тт. Т. 2. От Великой Октябрьской социалистической революции до наших дней. - Казань, 1960. - 584 с.

114. История Татарской АССР. Казань, 1980. - 256 с.

115. История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Вторая половина XIX начало XX века. - М.: Наука, 2000. - 236 с.

116. История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. XX век (1918-1998). М.: Наука, 2000.-231 с.

117. История Саратовского края. 1917-1965. Саратов, 1967. - 445 с.

118. Исторический опыт КПСС в осуществлении новой экономической политики. -М.: Политиздат, 1972. 328 с.

119. Основные закономерности построения социалистической экономики. М.: Наука, 1967. - 434 с.

120. От капитализма к социализму: Основные проблемы истории переходного периода в СССР: 1917-1937гг.-В 2-XTT.-M.: Наука, 1981.-Т. 1.-519 с.

121. Построение фундамента социалистической экономики в СССР: 1926-1932.-М., 1960.-574 с.

122. СССР в период восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.). -М,: Госиздат, 1955. 596 с.

123. Советская страна в период восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.).-М., 1975.-692 с.

124. Советское народное хозяйство в 1921-1925 гг. -М., 1960. 559 с.

125. Статьи, монографии, сборники статей.

126. Алексеев А. Об областном промышленном районировании //Нижнее Поволжье. 1925. - № 1. - С. 22-25.

127. Анисимов Н.Г. Казанский льнокомбинат. Казань, 1960. - 262 с.

128. Апайчева И.А. Хозяйственное взаимодействие республик Среднего Поволжья в годы НЭПа: история, опыт, проблемы. — Казань: Изд-во КГУ, 1993.-96 с.

129. Артищев Р.Т. Бюджеты самарских рабочих. Под ред. Г.И.Баскина. -Самара, 1925.-92 с.

130. Архангельский П.А. Самара: Исторический очерк. Самара, 1923. -40 с.

131. Архипов P.A., Морозов Л.В. Борьба против капиталистических элементов в промышленности и торговле в 1920-е нач. 1930-х гг. - М., 1978.

132. Асанов Т., Бергер А. Перспективы развития сельского хозяйства Татарстана в период 1928-1940 гг.//Труд и хозяйство. 1927. -№ 3—4. - С. 25-91.

133. Баскин Г.И. Бюджеты рабочих и служащих членов Самарского губотдела Союза совработников. - Самара, 1924. — 120 с.

134. Баскин Г.И. Средне-Волжская область и её границы. Самара, 1925.-22 с.

135. Баскин Г.И. Современная дифференциация и современные типы крестьянских хозяйств //Вестник Среднего Поволжья. 1926. - № 1. - С. 9-47.

136. Бахтин М.И. Союз рабочих и крестьян в годы восстановления народного хозяйства (1921-1925). -М., 1961.-292 с.

137. Бекстон Ч. В русской деревне. Пер. с англ. С.В.Антропова. М.-Пг., 1923.-95 с.

138. Беленький С. От НЭПа к социализму. M.-JL: Молодая гвардия,1924.-101 с.

139. Белокопытов В.И. Лихолетье: Из истории борьбы с голодом в Поволжье 1921-1922 гг. Казань, 1978.-166 с.

140. Белоусов Р. НЭП: Политика, логика, методы//Вопросы экономики. -1987.-№7.-С. 46-49.

141. Белялов У.Б. Руководство Коммунистической партии социалистической индустриализацией в национальных республиках Среднего Поволжья (1926-1940 гг.). Казань, 1978.-389 с.

142. Берхин И.Б. Некоторые вопросы историографии новой экономической политики в СССР //Вопросы истории. 1961. - № 3. - С. 28-45.

143. Бетке П. Банкротство политической экономики и правительственного регулирования на Востоке и Западе //От плана к рынку. Будущее посткоммунистических республик. М., 1993. - С. 295-307.

144. Богомолова Е.В. Управление советской экономикой в 20-е годы: Опыт регулирования и самоорганизации. -М., 1993.

145. Бокарев Ю.П. Социалистическая промышленность и мелкое крестьянское хозяйство СССР в 20-е годы: источники, методы исследования, этапы взаимоотношений. М.: Наука, 1989. - 310 с.

146. Большаков A.M. Современная деревня в цифрах. Экономический и разнообразный быт деревни за революционный период. Л.: Прибой,1925.- 112 с.

147. Большаков A.M. Советская деревня (1917-1925 гг.). 2-е изд. Л.: Прибой, 1925.-264 с.

148. Большаков A.M. Деревня 1917-1927 гг. -М., 1927.-471 с.

149. Борисов А.И. Борьба Коммунистической партии за социалистическую индустриализацию страны и подготовку сплошной коллективизации сельского хозяйства (1926-1929 гг.). М.: Изд-во МГУ, 1980. - 29 с.

150. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. Поворот 1929 г. и альтернатива Бухарина //Вопросы истории КПСС. 1988. № 8. - С. 15-33.

151. Бородкин Л.И., Свищев М.А. Социальная мобильность в период НЭПа. К вопросу о росте капитализма из мелкого производства //История СССР.- 1990.-С. 105-121.

152. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.: (В 3-х тт.). Т. I. Структура повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. - 622 с.

153. Бруцкус Б. Аграрный вопрос и аграрная политика. Пг.: Право,1922.-235 с.

154. Бруцкус Б. Экономия сельского хозяйства. Народнохозяйственные основы. Пг.: Право, 1924.-248 с.

155. Бруцкус Б. О новой экономической политике. Из книги «Экономическое планирование в Советской России» //ЭКО. 1989. -№ 10. - С. 84-93.

156. Булдаков В.П., Кабанов В.В. «Военный коммунизм»: идеология и общественное развитие //Вопросы истории. — 1990. — № 3. — С. 40—58.

157. Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. -М.: РОССПЭН, 1997. 376 с.

158. Булдаков В.П. XX век российской истории и посткоммунистическая советология //Российская империя, СССР, Российская Федерация. История одной страны. Прерывность и непрерывность отечественной истории XX века. М., 1993.

159. Бухарин Н.И. Политическое завещание Ленина. М.: Правда и Беднота, 1929.-31 с.

160. Бухарин Н.И. Избранные произведения. М.: Наука, 1988. - 497 с.

161. Бухарин Н.И. Избранные произведения. — М.: Экономика, 1990. 540 с.

162. Валентинов Н. (Вольский). НЭП и кризис партии: Воспоминания. Нью-Йорк, 1991.-257 с.

163. Ванярин И.Я. Укрепление союза рабочего класса и крестьянства при переходе к НЭПу в Татарии //Коммунист Татарии. Казань, 1960. - № 12.-С. 22-48.

164. Вр.Василевские Л.А., JI.M. Проституция и Новая Россия. Тверь,1923.-84 с.

165. Василевский JI.M. По следам голода //Экономист. 1922. - № 5. -С. 229-248.

166. Венгеров В. Товарные биржи в Союзе Советских республик // Советская товарная биржа. М.: Дело, 1991. - С. 93-114.

167. Весь Саратов. Альманах-справочник за 1925 год. Саратов, 1925.-531с.

168. Верменичев И., Гайстер А., Раевич Г. 710 хозяйств в Самарской деревне. М., 1927. - 139 с.

169. Винавер И. Перспективы промышленности Саратовского ГСНХ на 1925/26 гг.//Нижнее Поволжье. 1925. - № 9. - С.42-43.

170. Винавер И. Промышленность Саратовской губернии за 8 лет. Характеристика и материалы //Нижнее Поволжье. 1925. - № 10. - С. 7-13.

171. Вопросы экономического районирования СССР. Сборник материалов и статей (1917-1929 гг.). -М., 1957.-343 с.

172. Вопросы экономического районирования применительно к Волж-ско-Камскому краю. Казань: Красный печатник, 1928. - 80 с.

173. Восленский М. Номенклатура. 1991. - 620 с.

174. Вся Самара и губерния на 1926 г. Адресно-справочная книга. Самара, 1926.-520 с.

175. Вылцан М.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. -М., 1982. 399 с.

176. Габидуллин X. Татарстан за семь лет. 1920-1927. -Казань, 1927. 92 с.

177. Гайстер А. Расслоение советской деревни. — М., 1928. 141 с.

178. Генкина Э.Б. Переход Советского государства к новой экономической политике (1921-1922 гг.). -М.: Госиздат, 1954. 504 с.

179. Генкина Э.Б. К вопросу о ленинском обосновании новой экономической политики //Вопросы истории КПСС. 1967. -№ 1. — С. 58-71.

180. Гимпельсон Е.Г. Политическая система и НЭП: неадекватность реформ //Отечественная история. — 1993. № 2. — С. 29—44.

181. Говоров A.C. Ивановка. Монографическое описание села Екатерининской волости Самарской губернии. — Самара, 1926. 97 с.

182. Голанд Ю.М. Валютное регулирование в период НЭПа. М., 1993.- 104 с.

183. Голанд Ю.М. Политика и экономика: Очерки общественной борьбы 1920-х годов //Знамя. 1990. - № 3. - С. 116-152.

184. Головничер Я.М. Симбирская губерния накануне перехода к мирной работе по восстановлению народного хозяйства (1920 март 1921 гг.) // Краеведческие записки. - Вып. I. - Ульяновск, 1953. - Вып. 2. - С. 263-287.

185. Головничер Я.М. Борьба с трудностями восстановления народного хозяйства Симбирской губернии в 1923 г.//Краеведческие записки. -Вып. 2.-Ульяновск, 1958.-С. 127-159.

186. Голосовкер С.Я. О проституции. Казань, 1925. - 19 с.

187. Гордон JL, Клопов Э. Тридцатые сороковые //Знание - сила.1988. № 2. - С. 28-56; № 3. - С. 1-7; № 4. - С. 22-31.

188. Гордон JL, Клопов Э. Что это было? (Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы). М.: Политиздат,1989.-319 с.

189. Горинов М.М. НЭП: поиски путей развития. -М.: Знание. 1990. 62 с.

190. Горинов М.М. Советская страна в конце 1920-х нач. 1930-х годов // Вопросы истории. 1990. -№ 11. - С. 31-47.

191. Грегори П., Зотеев Г. Экономический рост. Сравнительный анализ хозяйственных систем (Россия- СССР) //Коммунист. -1991.-№1.-С. 65-76.

192. Грегори П. Еще раз о коллективизации //Экономические науки.1990.-№ 12. — С.79-88.

193. Гуткин А.Я. Задачи современного общества в борьбе с проституцией. Оренбург, 1924. - 38 с.

194. Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. М., 1957.

195. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: Социальная структура, социальные отношения. — М., 1979. 359 с.

196. Данилов В.П., Дмитренко В.П., Лельчук B.C. НЭП и его судьба. // Историки спорят. Тринадцать бесед. -М., 1988. С. 122-190.

197. Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР. 1990. - № 5. - С. 7-30.

198. Данилов В.П. Современные концепции аграрного развития // Отечественная история. 1994. - № 4/5. С. 46-78.

199. Деревня при НЭПе. -М.: Красная новь, 1924. 104 с.

200. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. - 539 с.

201. Дмитренко В.П. Политика советского государства в области торговли в первые годы НЭПа. М., 1966.

202. Дмитренко В.П. Торговая политика советского государства после перехода к НЭПу. 1921-1924 гг. -М., 1971.-271 с.

203. Дмитренко В.П. Проблемы НЭПа в советской историографии 1960-1970-х годов //Новая экономическая политика. Вопросы теории и истории. М.: Наука, 1974. - С. 260-302.

204. Дмитренко В.П., Морозов Л.Ф., Погудин В.И. Партия и кооперация. -М., 1978.-296 с.

205. Дмитренко В.П. Переход к новой экономической политике. М., 1986.-63 с.

206. Дмитренко В.П. Сущность НЭПа, диалектика его развития // Историки спорят. Тринадцать бесед. -М., 1988. С. 27-41.

207. Дмитренко В.П. Четыре измерения НЭПа //Вопросы истории КПСС. 1991.-№3.-С. 125-138.

208. Дмитренко В.П. Советская модель социализма //Россия в XX веке: историки мира спорят. М.: Наука, 1994. - С. 533-547.

209. Дорн Дж.А. Рыночно-либеральная революция //От плана к рынку. Будущее посткоммунистических республик. — М., 1993. — С.13-32.

210. Дробижев В.З., Ковальченко И.Д., Муравьев A.B. Историческая география. М., 1973.-319 с.

211. Дубровин П. Промышленность автономных областей и республик к десятилетию Октября // Труд и хозяйство. 1927. - № 10. - С. 72-96.

212. Дэвис Р. Советская экономическая реформа в исторической перспективе //НЭП: приобретения и потери. М.: Наука, 1994. - С. 7-26.

213. Дэвис Р., Гатрелл П. От царизма к НЭПу //Вопросы истории. -1992.-№8-9. -С. 30-51.

214. Евстигнеев В.Е. Политическая экономия и политический выбор: возвращаясь к истокам //Вопросы экономики. 1990. - № 3. - С. 24-36.

215. Ермолаев В.М. Торговля Татарстана //Труд и хозяйство. 1923. -№7.-С. 120-125.

216. Ермолаев В.М. Краткая характеристика сельского хозяйства Татарстана в 1925 // Труд и хозяйство. 1925. - № 8. — С. 3-21.

217. Ермолаев В.М. Демографическая перепись. — Казань, 1924. 256 с.

218. Журавлев В.В.Учит ли нас исторический опыт?//Кентавр. 1993. -№ 5. - С. 69-74.

219. Журавлева Н.С. Восстановление и развитие сельского хозяйства в восстановительный период: 1921-1926 гг. (По материалам Самарской губернии) //Исторические записки. Т. 56. 1956. - С. 265-277.

220. Железнов Б.Л. Автономия подлинная и мнимая. Казань, 1981. -127 с.

221. Жиромская В.Б. Демографическое эхо гражданской войны // Россия в XX веке. Реформы и революции. Т. I. М.: Наука, 2002. - С. 449-457.

222. Загайнов А.Я. Борьба за хлеб в Симбирской губернии в 1917-1929 гг. // Сб. студ. работ Ульяновского пед. ин-та. Вып. 1. Ульяновск, 1956. - С. 3-19.

223. Залялов А. Социалистическое преобразование сельского хозяйства в Татарии (1917-1937 гг.). Казань, 1974. - 326 с.

224. Художественная литература.

225. Альманах «Поволжье». Кн. I. Самара, 1923. - 43 с.

226. Анциферов Н.П. Город, как выразитель сменяющихся культур. -JL: Брокгауз-Ефрон, 1926. 224 с.

227. Бедный Д. Эп!. Эп!. Стихи про НЭП. -М.;Л., 1926.-49 с.

228. Будрин В.А. Крестьянская хрестоматия: быт крестьян в произведениях русской литературы. Ч. II. Л., 1925. - 236 с.

229. Волжский А. Бытовое. Рассказы. М.: Новая Москва, 1924. - 40 с.

230. Зайцев Б. Эклер при НЭПе //Улица Святого Николая. Повести и рассказы. -М.: Художественная литература, 1989.

231. Леонов Л. Вор. Роман. -М.: Советский писатель, 1961. 630 с.