Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности у обвиняемых, совершивших агрессивные противоправные деяния тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 00.00.00, кандидат наук Гиленко Татьяна Денисовна

• Гиленко Татьяна Денисовна
• кандидат наук
• 2025

Оглавление диссертации кандидат наук Гиленко Татьяна Денисовна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ

1.1 Криминальная агрессия при расстройствах личности

1.2 Связь дименсий личностных расстройств с агрессивным поведением

1.3. Судебно-экспертная оценка расстройств личности, совершивших агрессивные правонарушения

ГЛАВА 2. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

2.1. Характеристика материала и формирование групп исследования

2.2. Методы исследования

2.3 Общая характеристика групп обследованных

ГЛАВА 3. КАТЕГОРИАЛЬНАЯ И ДИМЕНСИОНАЛЬНАЯ ОЦЕНКИ КЛИНИКО-ПАТОХАРАКТЕРОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ЛИЦ С РАССТРОЙСТВОМ ЛИЧНОСТИ, СОВЕРШИВШИХ АГРЕССИВНЫЕ ПРАВОНАРУШЕНИЯ

3.1. Верификация клинических конструктов количественными методами

3.2. Функционирование личности как ядро патологии: сопоставление уровня тяжести и клинических проявлений

3.3. Размерные характеристики как предикторы склонности к динамическим сдвигам при расстройствах личности

ГЛАВА 4. ПОТЕНЦИАЛЬНАЯ СПОСОБНОСТЬ К ОСОЗНАННОМУ РУКОВОДСТВУ СВОИМИ ДЕЙСТВИЯМИ ЛИЦ С РАССТРОЙСТВОМ ЛИЧНОСТИ, СОВЕРШИВШИХ АГРЕССИВНЫЕ ПРОТИВОПРАВНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

4.1. Содержательные особенности мотивационной и эмоциональной сфер

4.2 Структурное своеобразие мотивационной и эмоциональной сфер

4.3. Особенности операционально-технического уровня саморегуляции

4.4. Профили регуляторной дисфункции, ассоциированные с динамическими сдвигами расстройств личности

ГЛАВА 5. СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА ОБВИНЯЕМЫХ С РАССТРОЙСТВАМИ ЛИЧНОСТИ, СОВЕРШИВШИХ АГРЕССИВНЫЕ ПРОТИВОПРАВНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

5.1. Методологический подход к анализу форм противоправного поведения

5.2. Механизмы совершения противоправных действий

5.3. Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Приложение А. Алгоритм выбора оптимальной модели латентных профилей по нормативным, дезадаптивным чертам, а также уровню функционирования личности

Приложение Б. Результаты анализа значимых различий в выраженности дезадаптивных черт между латентными профилями, выделенными по опроснику NEO-FFI

Приложение В. Сопоставление личностных черт с профилями уровня функционирования личности

Приложение Г. Показатели мотивационных и эмоциональных характеристик

Приложение Д. Влияние сверхценных образований на восприятие и оценку криминального поведения в индифферентных обстоятельствах: Клинический случай

Приложение Ж. Клинический пример противоправного деяния, совершенного по механизму автономно-стратегической агрессии

Приложение И. Клинический пример агрессивного противоправного деяния, совершенного по сверхценностному механизму

Приложении Л. Импульсивно-кумулятивный механизм криминальной агрессии у подэкспертного с расстройством личности

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность и степень разработанности темы исследования

Одним из сильнейших предиспозиционных факторов агрессивных криминальных действий являются расстройства личности (РЛ), что подтверждается их высокой долей в судебно-экспертной практике [ 164].

Хотя исследования демонстрируют связь личностных черт с агрессией [213, 305] этого недостаточно для решения экспертных задач, ключевой из которых является анализ нарушений саморегуляции и подконтрольности агрессивных деяний в юридически значимый период. Было показано влияние патохарактерологических черт, соответствующих типам РЛ по МКБ-10, на регуляцию поведения [30, 48, 127, 133, 157], однако полученные данные требуют пересмотра в рамках современных парадигм, позволяющих объективизировать эти характеристики.

Современные диагностические подходы, основанные на дименсиональных принципах, учитывают необходимость анализа как дезадаптивных черт, так и степени тяжести расстройства. Приоритет в диагностике РЛ отдается именно тяжести расстройства, где особую важность приобретает оценка риска ауто - и гетероагрессии, отражающая нарушения аспектов «Я» и межличностного функционирования [379]. Несмотря на установленную связь между дезадаптивными чертами личности и степенью тяжести РЛ [204, 331, 375], их влияние на способность к осознанному руководству своими действиями (ОРД) остаётся недостаточно изученным.

Исследователи подчеркивают, что ключевой причиной агрессии при РЛ является не столько выраженность проагрессивных факторов, сколько дефицит антиагрессивных [58, 59, 130]. Этот вывод указывает на необходимость комплексной оценки личностных черт, а также мотивационного и операционально-технического уровней саморегуляции с точки зрения их роли как катализаторов, так и ингибиторов агрессивного поведения.

Важно учитывать, что проявления агрессии у лиц с РЛ определяются комплексным взаимодействием не только личностных особенностей, но и значимых внешних факторов [131, 167]. Эти факторы способны влиять на динамику психического состояния, провоцировать формирование психопатологических синдромов и, как следствие, нарушать процессы волеизъявления [146, 163]. Оценка волевой регуляции подразумевает не столько анализ индивидуальных особенностей, сколько определение типа криминальной агрессии с квалификацией ее механизма [130].

В этом контексте значимы описанные В.В. Гульданом (1985) механизмы формирования противоправной мотивации при РЛ, классификация криминальной агрессии

Н.А. Ратиновой и И.А. Кудрявцева (2000), основанная на уровнях регуляции, а также классификация Ф.С. Сафуанова (2003), адаптированная для СПЭ и раскрывающая психологические причины агрессии, включая характерные для РЛ непосредственные формы реагирования на ситуационные воздействия.

Таким образом, для точной экспертной оценки лиц с РЛ первостепенное значение имеют исследование влияния различных психических состояний на процессы саморегуляции в юридически значимый период, установление причинно-следственных связей агрессивного поведения, а также анализ степени осознанности и произвольности криминальных действий.

Внедрение современных подходов к диагностике РЛ и углубленный анализ механизмов саморегуляции в юридически значимый период повысят точность, прогностическую значимость, обоснованность и убедительность судебно-экспертных заключений.

Цель исследования - разработка критериев судебно-психиатрической оценки расстройства личности у обвиняемых, совершивших агрессивные противоправные деяния, основанных на дименсиональной диагностике и анализе механизмов криминального поведения.

Задачи исследования

1. Выявить и проанализировать клинико-психопатологические, социальные и личностные особенности обвиняемых с расстройствами личности, совершивших агрессивные противоправные деяния.

2. Оценить диагностическую ценность и ограничения категориального и дименсионального подходов к диагностике расстройств личности в судебно-психиатрической практике.

3. Установить дименсиональные параметры расстройств личности, наиболее тесно связанные с дефицитами потенциальной способности к осознанному руководству действиями.

4. Выявить механизмы совершения агрессивных криминальных действий при расстройствах личности, интегрирующие взаимодействие личностных особенностей, психопатологических синдромов и ситуационных факторов.

5. Разработать принципы судебно-психиатрических экспертных решений в соответствии с выявленными механизмами.

Научная новизна исследования и теоретическая значимость исследования

Впервые у лиц с расстройством личности в соответствии с дименсиональным диагностическим подходом выявлены латентные личностные профили, отражающие выраженность и взаимосвязь дезадаптивных черт, а также нарушений само - и межличностного функционирования. Доказана внутринозологическая гетерогенность аномальных личностей,

демонстрирующая ограничения изолированного категориального диагноза для прогнозирования поведения и экспертной оценки. Обоснована необходимость интеграции дименсиональной диагностики в судебно-психиатрическую оценку лиц с патологией характера. Изучено влияние дезадаптивных черт и тяжести психопатии на звенья саморегуляции. Разработана типология механизмов совершения криминальной агрессии у лиц с расстройством личности, основанная на комплексном взаимодействии патохарактерологической структуры, синдромальных состояний, ситуационных и мотивационных факторов. Доказана связь этих механизмов с нарушениями способности к осознанному руководству своими действиями.

Теоретическая значимость исследования заключается в создании интегративной модели, связывающей личностные характеристики (включая дефициты саморегуляции), синдромальные состояния и ситуационные критерии с конкретными механизмами криминальной агрессии и экспертными решениями. Обоснована роль анализа механизма криминального поведения как связующего звена между предиспозиционными характеристиками и актуальной возможностью к осознанному руководству своими действиями в юридически значимый период.

Практическая значимость результатов работы

Разработанные принципы судебно-психиатрической оценки расстройств личности, основанные на дифференциации механизмов агрессивного поведения и их связи со значимыми для экспертной оценки дименсиональными характеристиками личности, синдромальными состояниями и регуляторными нарушениями, позволяют оптимизировать и повысить обоснованность экспертных выводов за счет перехода от нозоцентрического к функционально-регуляторному подходу. Они также способствуют дифференцировке психологических и психопатологических механизмов агрессивного противоправного поведения, обеспечивая доказательную базу точной квалификации нарушений саморегуляции. На их основе могут быть разработаны дифференцированные программы коррекции лиц с расстройствами личности. Материалы исследования могут использоваться при подготовке обучающих модулей для студентов медицинских вузов, врачей и клинических психологов, а также создания учебных пособий.

Ограничения исследования

Настоящее исследование имеет ряд методологических ограничений, которые следует учитывать при интерпретации его результатов.

1. Ограничение, связанное с дизайном исследования.

Полученные данные носят кросс-секционный (поперечный) характер, что не позволяет проводить анализ динамики и устойчивости выявленных дименсиональных профилей личности во времени. Отсутствие лонгитюдного исследования обусловливает невозможность

установления каузальных взаимосвязей и не позволяет проследить траектории изменения выраженности патологических черт личности под влиянием терапевтических вмешательств или иных внешних и внутренних факторов. Таким образом, результаты фиксируют состояние исследуемых признаков на момент сбора данных и представляют в большей степени «поперечный срез» личностной структуры, а не её динамическую картину.

2. Ограничение, связанное с характеристикой выборки. Состав выборки является одним из ограничений обобщаемости (экстернальной валидности) полученных результатов. В исследовании приняли участие исключительно лица мужского пола. Поскольку существуют данные о возможных полодиморфических различиях в выраженности и феноменологическом проявлении некоторых патологических черт личности (например, в проявлениях диссоциальности или негативной аффективности), полученные выводы не могут быть автоматически экстраполированы на женскую популяцию. Для верификации универсальности выявленных закономерностей необходимы дальнейшие исследования на репрезентативных выборках с включением обоих полов.

3. Ограничение, связанное с объемом изучаемых поведенческих проявлений. Проведенный анализ агрессивных противоправных действий целенаправленно исключал правонарушения сексуального характера. Данное сужение исследовательского фокуса, хотя и методологически оправдано задачей изучения более генерализованных форм агрессии, ограничивает полноту понимания всего спектра агрессивного поведения в исследуемой выборке. Поскольку сексуальная агрессия может иметь специфические психологические и личностные корреляты, её исключение из анализа могло привести к неполному выявлению дименсионально-личностных предикторов девиантного поведения в целом. Следовательно, полученные выводы о взаимосвязях между патологическими чертами личности и агрессией не могут быть распространены на генез сексуальных деликтов.

Основные положения, выносимые на защиту 1. Лица с расстройством личности, совершившие агрессивные противоправные деяния, характеризуются выраженными дезадаптивными чертами и нарушениями в само- и межличностном функционировании, дефицитом осознанной саморегуляции и самоконтроля, преобладанием импульсивного и регрессивного мотивационных профилей, предопределяющих их склонность к реактивному поведению. Указанные особенности подтверждаются стойкой дезадаптацией с раннего возраста и трудностями их дальнейшей социальной интеграции, склонностью к сочетанному употреблению психоактивных веществ, криминальным рецидивизмом.

2. Выраженная дименсиональная гетерогенность расстройств личности ограничивает прогностическую ценность категориального диагноза в судебно-экспертной практике, что требует интеграции качественного и количественного диагностических подходов.

3. Нарушение потенциальной способности к осознанному руководству своими действиями у лиц с психопатией зависит от выраженности дезадаптивных личностных черт и тяжести расстройства личности.

4. Интегративным критерием для экспертной оценки является механизм совершения агрессивного деяния. При автономно-стратегическом, факультативно-аффективном и ценностно-инструментальном механизмах агрессия детерминирована личностными особенностями, которые не нарушают способность к осознанию фактического характера и общественной опасности своих действий и руководству ими. Сверхценностный и импульсивно-кумулятивный механизмы связаны с развитием непсихотических психопатологических синдромов, приводящих к нарушению саморегуляции на этапе целеполагания. Психопатологические механизмы криминальной агрессии свидетельствуют об утрате смысловой регуляции поведения, что может проявляться автоматизированными действиями либо формированием целей и мотивации на патологической почве при сохранной структуре регуляции на целевом уровне.

5. Принятие экспертных решений должно основываться на комплексной дименсиональной оценке личностных особенностей, с учетом психопатологических синдромов и их влияния на регуляторные функции лиц с расстройством личности, а также на квалификации ведущего механизма агрессивного противоправного деяния.

Степень достоверности результатов исследования подтверждается репрезентативностью выборки и применением современных статистических методов исследования.

Личный вклад автора

Определяющий характер личного вклада автора заключается в его непосредственном участии на каждом этапе исследования. В рамках работы автором были: проанализированы источники, осуществлено клиническое обследование всех испытуемых, сформирована и подвергнута статистической обработке база данных, подготовлены публикации, написана и оформлена рукопись диссертации и автореферат.

Реализация и внедрение результатов исследования

Данные, полученные в ходе исследования, применяются в практической деятельности при производстве судебно-психиатрических экспертиз по уголовным делам в ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, ГБУЗ МО «Центральная клиническая

психиатрическая больница им. Ф.А. Усольцева», ГАУЗ СО «Свердловская областная клиническая психиатрическая больница».

Публикация и апробация результатов исследования

Основное содержание диссертационного исследования изложено в 9 публикациях, 6 из которых - в научных журналах, рекомендованных ВАК при Минобрнауки России по специальности «психиатрия и наркология». Результаты работы представлены на Всероссийском конгрессе с международным участием "Психическое здоровье в меняющемся мире" (г. Санкт-Петербург 2024 г.) и Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Психиатрия в эпоху перемен (посвященной 155-летнему юбилею Республиканской клинической психиатрической больницы им. акад. В.М. Бехтерева и 140-летию её основателя А.У. Фрезе)» (Республика Татарстан, г. Казань, 2024).

Объем и структура диссертации Диссертация изложена на 216 страницах машинописного текста и включает введение, 5 глав, заключение, выводы, список цитированной литературы (общее число библиографических источников - 386, из них 167 - отечественных, 219 - иностранных), 8 приложений. Иллюстративный материал включает 47 рисунков и 26 таблиц. Приведены 4 клинических примера.

ГЛАВА 1. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ

1.1 Криминальная агрессия при расстройствах личности

Взаимосвязь между расстройством личности и преступным поведением длительное время изучается как зарубежными, так и отечественными авторами в рамках судебной психиатрии, криминологии, а также судебной и медицинской психологии [81, 85, 111, 134, 236, 244, 266, 329, 336]. Психопатия оказывается одним из сильнейших диспозиционных предикторов различных форм криминальной агрессии [235, 338], в том числе совершенной с особой жестокостью [324]. Как эмоциональные, так и поведенческие нарушения, являющиеся визитной карточкой РЛ, считаются важными факторами риска преступного антисоциального поведения, рецидивизма преступлений и инструментальной агрессии [233, 314, 347, 349]. Исследования показывают, что в местах лишения свободы распространенность личностной патологии достигает 35-40% от общего числа осужденных с психическими расстройствами [43], а распространенность психопатии среди преступников, совершивших убийство, оценивалась в диапазоне от 27,8 до 34,4% [194, 228].

Отмечается ранняя (до 25 лет) криминализация и высокая рецидивность лиц с психопатией [111]. Согласно анализу показателей СПЭ РФ, лица с РЛ обладают самым высоким показателем «криминогенности» [164]. Изучение риска совершения повторных насильственных правонарушений показало, что чем тяжелее личностная патология, тем выше показатель повторных правонарушений в целом [163, 281, 317, 334] и рецидивов преступлении, совершенных с особой жестокостью - в частности [244, 334]. Среди рецидивистов, совершивших насильственные противоправные действия, преобладающими оказались лица с РЛ, которые составили 21% от всех преступников с выявленными психическими отклонениями [128]. Зарубежными авторами показано, что с риском совершения правонарушений агрессивно -насильственного характера тесно связано пограничное расстройство личности (ПРЛ) [Wojciechowski, 2021] [378]. Это подтверждается показателями распространенности ПРЛ среди лиц как с гетероагрессивным поведением (29,7%) в анамнезе, так и смешанным проявлением агрессии (70,7%), в отличие от встречаемости данной нозологии в общей популяции (11,4%) [248]. Доля лиц с расстройством личности в судебно -экспертной практике составляет 17,3% [164].

Многообразие форм и сложность агрессивного поведения обуславливают существование широкого спектра гипотез и концепций, направленных на выявление причин и объяснение природы возникновения агрессии [9]. Многочисленные исследования посвящены поиску биологических предикторов агрессивного поведения. Ряд авторов фиксирует изменения

обменных процессов нейромедиаторов в головном мозге, характерные для агрессивного поведения психопатических личностей, другие стремятся связать агрессивное поведение с нарушениями в микроанатомическом строении мозга,-[44, 55, 182, 184, 234, 344]. К. Вег1^Л с соавторами выяснили, что снижение активности в передней и дорсолатеральной префронтальной коре, а также повышенная активность миндалины у лиц мужского пола с ПРЛ свидетельствует о дефиците контроля гнева, который является коррелятом реактивной агрессии [182, 184]. Б.Б. ОеийБ Й а1. (2016) в своем исследовании, направленном на установление нейробиологических механизмов преступного поведения, обнаружили, что преступников с диагнозом психопатии отличало от группы лиц без психического заболевания наличие аберрантных взаимосвязей между аффективными и когнитивными процессами [234]. Эти структурные компоненты головного мозга участвуют в передаче сигналов о необходимости корректировки своего поведения [330] и контроле собственных импульсов [201].

Предприняты попытки объяснить этиологию антисоциального поведения при психопатии с точки зрения генетики. Близнецовые исследования показали, что около 50% вариабельности девиантного поведения объясняется генетическим влиянием. При этом существенное воздействие на противоправное поведение оказывает окружающая среда [240, 267, 323, 347], общее влияние которой объясняют примерно 20% дисперсии [302, 365]. Вследствие специфической личностной организации при психопатии [343] некоторые авторы полагают, что социальные факторы выступают лишь в качестве условия криминогенного поведения [36, 76, 163].

I. Wa1dman и Б. ЯЬее считают, что диссоциальное поведение опосредовано психопатическими чертами [365]. Эти данные согласуются с идеями Н. С1ескеу и П.Б. Ганнушкина о роли психопатии в обособлении особой группы лиц с антисоциальным поведением [27, 205]. Было продемонстрировано, что психопатия является предиктором агрессии как реакции на физическую провокацию [264]. Другие исследования показали, что реакции психопатов более агрессивны даже при отсутствии провокации [328]. Тип личностного расстройства предопределяет характерную для индивида уязвимость к специфическим ситуациям, что, в свою очередь, находит отражение в особенностях проявляемой им агрессии (ее видах и формах) [18, 36, 81, 107]. Среди лиц, проявлявших физическую агрессию, наиболее распространено РЛ класса В (антисоциальное, пограничное, истерическое и нарциссическое) [142, 268]. Для диссоциального расстройства является характерным проявление преимущественно импульсивной агрессии [170]. Как отмечают В.В. Гульдан [39], Б.В. Шостакович [163], В.В. Горинов с соавторами [34] и Б.А. Нохуров [107], для эмоционально-неустойчивого и истерического РЛ типичной является инструментальная агрессия, для смешанных форм - реактивная агрессия, в то время как для лиц с параноидным и шизоидным

РЛ - мотивационная форма агрессии. Вместе с тем, как было показано на выборке женщин, при ведущем истерическом личностном радикале преобладали преступления, жертвами которых становились члены семьи и близкие родственники, а при эмоционально -неустойчивом РЛ правонарушения происходили преимущественно вне семьи [18].

В.Г. Рагозинская выявляет как общие для расстройств личности в целом, так и специфические особенности проявлений агрессивности для каждого типа РЛ. У лиц с параноидным расстройством личности наблюдается статистически значимое повышение реактивной агрессии, косвенной агрессии и индекс агрессивности, сопровождающееся значимым снижением чувства вины. Для диссоциального РЛ характерно достоверное усиление физической и вербальной агрессии, агрессивности как состояния, раздражения и индекса агрессивности, на фоне сниженных показателей чувства вины. Импульсивный тип эмоционально неустойчивого РЛ демонстрирует значимо более высокие уровни физической и вербальной агрессии, раздражения и индекса агрессивности. У пациентов с пограничным РЛ зафиксировано значимое увеличение косвенной агрессии, агрессивности как состояния, раздражения, негативизма и индекса агрессивности. Кроме того, анализ подтвердил наличие статистически значимых различий по ряду показателей агрессивности между сравниваемыми типами расстройств личности [118].

К. Bertsch et al. (2018) отмечают, что лица с пограничным РЛ характеризуются большей аффективной лабильностью, импульсивностью и агрессией по сравнению с психически здоровыми сверстниками [184]. Высокая базовая агрессивность с выраженным стремлением к непосредственной реализации возникающего агрессивного побуждения, высокий уровень жестокости, легкость возникновения аффекта ярости, а также слабость тормозящих агрессию тенденций являлись, по мнению многих авторов, причинами агрессивного поведения при личностной патологии [130, 131, 320]. С.Л. Соловьева (1996) к общим неспецифическим факторам формирования деструктивной агрессивности относит такие психологические особенности, как эгоцентризм, низкий уровень эмпатии, трудности в социальных взаимоотношениях [141], характерные для лиц с РЛ. Ф.С. Сафуанов отмечает, что агрессия при психопатии связана с такими чертами характера, как возбудимость, эксплозивность, паранойяльность и демонстративность [130]. По мнению A.M. Valenca et al. (2021), незрелость, импульсивность и эмоциональная неустойчивость как самостоятельно, так и в коморбидности с другими формами психопатологии являются самыми частыми причинами убийств близких родственников у лиц с РЛ [359, 378]. Подчеркивалось, что некоторые личностные черты являются предиспозициеи к проявлению агрессии в ситуации провокации, другие - к агрессивному поведению в отсутствие таковой, а третьи - способствуют возникновению

агрессии в обеих ситуациях [3, 130, 328]. При этом показатели чувства гнева и агрессии были тем больше, чем выше был уровень психопатических черт [193].

Длительное время в психологии агрессивное поведение напрямую ассоциировалось с агрессивностью как устойчивой личностной характеристикой. А.А. Ратинов и О.Д. Ситковская определяют агрессивность как особую позиционную установку личности, для которой характерны наличие деструктивных тенденций и выбора преимущественно насильственных средств для достижения своей цели [120], что довольно однозначно указывает на ее связь с агрессивным поведением. Считая агрессивность устойчивой личностной характеристикой, С.Н. Ениколопов (2001) обращает внимание на то, что она является комплексным психологическим образованием и отражает лишь предрасположенность к реализации агрессии. Суть комплексности заключается во включенности взаимосвязанных элементов эмоционально-волевой и ценностно-нормативной сферы [49]. В трактовке С.Л. Соловьевой, агрессивность предстает как системное качество личности социально-психологического генеза, формируемое специфическими социальными воздействиями, где биологические факторы выступают основой для развития релевантных психологических черт. Автор постулирует трехкомпонентную структуру агрессивности, включающую когнитивные, эмоциональные и волевые процессы [141], что согласуется с концепцией об агрессивности A.H. Buss, M. Perry [195] и роднит ее с нарушениями, выявленными при различных типах личностной патологии [163].

Четкое разделение понятий агрессии и агрессивности ведет к важным следствиям. Совершение агрессивных действий субъектом не является прямым индикатором его агрессивности. В свою очередь, обладание агрессивностью как свойством не гарантирует ее обязательного внешнего проявления в форме явной агрессии [123]. Влияние психопатологических факторов на криминальное поведение, опосредованное личностными особенностями психически больных, привело к появлению концепции «синдром - личность -ситуация» [64]. Согласно ей, выраженность агрессивности как личностного свойства в актуальном поведении представляет собой результат динамического взаимодействия трансситуативных и ситуационных факторов [122, 130, 167]. При этом, как правило, трансситуативные факторы выступают в качестве основных детерминант поведенческих тенденций, тогда как ситуационные их моделируют [123].

А.А. Реан справедливо отмечал, что предрасположенность личности воспринимать и интерпретировать поведение другого соответствующим образом влияет на готовность к проявлению агрессии [122]. Как было показано, лица с ПРЛ склонны воспринимать нейтральные или неоднозначные изображения лиц как «сердитые» [183, 184], что может приводить к повышению риска совершения агрессивных действий в различных ситуациях. Мужчины с личностной патологией, склонные к проявлению гнева, демонстрировали не только

ошибочное восприятие лиц (обработка поступающей информации), но и дефицит поведенческого контроля во время эмоционально провоцирующих ситуаций [181, 364]. В данном контексте склонность к потенциально агрессивному восприятию и толкованию событий представляет собой устойчивую когнитивную особенность личности, формирующую базовую призму ее мировосприятия и миропонимания [7]. При нейровизуализационных исследованиях было подтверждено предположение о наличии у психопатических личностей так называемого «враждебного фильтра» или предвзятости враждебной атрибуции, которая искажает восприятие социальных взаимодействий, увеличивая тем самым вероятность агрессивного поведения [272]. Эти данные согласуются с представлениями о том, что искаженное восприятие интонации, выражения лица или пантомимики при РЛ затрудняет адекватное распознавание действительной угрозы, тогда как субъективная оценка ситуации часто характеризуется гипертрофированным ощущением опасности [247].

Известно, что люди, подверженные когнитивным искажениям и ошибочно интерпретирующие поведение других как намеренно вредное для себя, с большей вероятностью будут реагировать агрессивно [211, 222]. Предыдущие исследования на детях [221, 257], подростках [270] и взрослых [191, 284] продемонстрировали устойчивую взаимосвязь между предвзятостью враждебной атрибуции и реактивной агрессией. Отечественные психиатры аналогично отмечали сниженный самоконтроль, уменьшение полноты отражения в сознании действительности, искажение ее восприятия, затруднение решения проблемных предкриминальных ситуаций при личностных расстройствах [32, 163]. Еще В.В. Гульдан подчеркивал, что когнитивные нарушения, в частности, самооценка у аномальных личностей, за счет своей нестабильности и полярности, в условиях психотравмирующей ситуации теряет свои регуляторные функции, повышая тем самым риск совершения агрессивных правонарушений [38, 39].

Большинство авторов солидарны в том, что диспропорция тех или иных личностных черт влияет на процесс психологической и социальной адаптации и, как следствие, способствует ограничению адекватного функционирования. Кроме того, дефицитарные компоненты структуры личности могут приводить к снижению функциональных возможностей биологической и социально-психологической составляющих, что повышает уровень сензитивности индивидуума к конкретным психогенным влияниям (стрессовым факторам) [1]. Это, в свою очередь, может оказывать существенное влияние на контроль и регуляцию деятельности [38, 81]. Не единожды отмечалось, что нарушения регуляции своего поведения вследствие недостаточности волевого контроля являются характерной особенностью организации личности при психопатии [232, 246], что во многом определяет их высокий риск в совершении агрессивных правонарушений [193]. Следовательно, формирование побуждений и

реализация агрессивного поведения не ограничивается теми или иными патохарактерологическими особенностями, а исходит, главным образом, из актуального психического состояния и его влияния на систему саморегуляции.

Ф.С. Сафуанов разработал типологию психологических механизмов криминальной агрессии [130]. Он отмечает, что ведущими механизмами агрессивного криминального поведения для психопатических личностей являются преступления, совершаемые на фоне декомпенсации, а также агрессивные импульсы, реализуемые непосредственно или как реакция на внешние обстоятельства. Неоднократно было замечено, что для лиц с РЛ свойственна психогенно-спровоцированная агрессия, в том числе и как реакция личности на фрустрацию потребностей [3, 81, 131]. Фрустрация может способствовать реализации дезадаптивных паттернов поведения, агрессивных побуждений в отношении других людей [173], возникновению гнева, и, в конечном итоге, агрессии как неадекватной стратегии преодоления трудностей [166, 173, 220]. Еще П.Б. Ганнушкиным [27], а позднее И.А. Кудрявцевым и Ф.С. Сафуановым [83] было установлено, что феномен «парциальной некритичности», присущий психопатии, коренится в несформированности иерархической организации смысловых структур, влекущей ее лабильность и неустойчивость к внешним воздействиям. Данная структурная аномалия мотивационно-смыслового уровня выступала причиной их дезадаптации и катализатором роста эмоционального напряжения, что особенно важно при анализе агрессивных правонарушений.

Работы, посвященные изучению интенсивности эмоций в ответ на фрустрацию, подтверждают наличие взаимосвязи между РЛ и частотой возникновения эмоциональных реакций гнева, которая тесным образом оказывается сопряжена с возможностью реализации агрессивного поведения [269]. К. Вег1^Л е! а1. (2021) было обнаружено, что лица с ПРЛ имеют склонность к усилению чувства гнева в ответ на фрустрацию [290], при этом в большей степени такая взаимосвязь была характерна для лиц, демонстрирующих агрессивное поведение в повседневной жизни [182]. В период стрессовых ситуаций, как отмечает И.А. Кудрявцев, у аномальных личностей отмечалось существенное влияние эмоциональной напряжённости на сознание и регуляцию своей деятельности [75].

Б.В. Шостакович рассматривал агрессивное поведение при РЛ как интегральный маркер психопатологических феноменов и грубой социальной дезадаптации [163]. При срыве компенсаторных механизмов [149] аффективно-насыщенные и конфликтогенные формы агресии могут провоцировать не только гетероагрессивные криминальные действия, но и попытки самоубийства [162, 163]. Подобные способы реагирования приобретают характер универсальной защитной реакции и выступают в качестве механизмов самореализации, снятия напряжения или мести [166]. Наличие же динамических сдвигов и глубина психопатических

расстройств являются лишь внутренними условиями, но не побудительной причиной в совершении правонарушений [3, 130, 163].

В вышеупомянутых случаях в первую очередь нарушаются наиболее тонкие и высокоспециализированные особенности личностной индивидуальной приспособляемости (самоконтроль, самооценка и др.). Воздействие неблагоприятных условий на дисгармоничную личность нередко проявляется в нарушениях более сложных форм социально-детерминированного адаптивного и стабильного стереотипа реагирования субъекта на внешние факторы воздействия, что создает предпосылки для криминального поведения.

При анализе криминальной мотивации психопатических личностей внимание исследователей привлекали механизмы совершения правонарушений, в первую очередь -аффективные [39, 113, 114]. Нарушения процессов опосредования и опредмечивания потребностей порождает специфику мотивационной сферы при РЛ и неизбежно ведет к снижению предпочтения просоциальных стратегий их удовлетворения [51, 52]. Для первого типа характерно сокращение числа рефлексивных, контролирующих и планирующих звеньев в структуре деятельности, что ведет к реализации возникающих побуждений. Второй механизм заключается в формировании мотивов, отчужденных от реальных потребностей субъекта [51]. На основании этого положения В.В. Гульдан описал механизмы формирования мотивов противоправных действий у психопатических личностей [39], к которым относил: аффектогенные, ситуативно-импульсивные, анэтические, мотивы-«суррогаты», мотив психопатической самоактуализации и суггестивные мотивы. При исследовании агрессивного противоправного поведения у гипер- и гипостенического типов было установлено, что провоцирующим фактором и совершение деяния по аффектогенным механизмам для гиперстенических личностей служило ущемление их основных личностных позиций и предъявление требований к сознательной регуляции поведения, в то время как для личностей гипостенического типа - патохарактерологический сдвиг, который мог быть как на непсихотическом, так и на психотическом уровне [163] Подчеркивая, что деятельность всегда носит полимотивированный характер, В.В. Гульдан, считал, что формирование мотива преступного поведения у лиц с РЛ ничем не отличается от мотивации поведения здорового человека. При этом содержательно наиболее частыми мотивами выступают чувство мести и ревности, отстаивание своих взглядов и убеждений [4]

В.Н. Кудрявцев считал, что мотивация преступного поведения является лишь одним из компонентов механизма преступного поведения [4]. По его мнению, именно механизм является функциональной основой криминального поведения, отвечая за инициацию действия и его регуляцию. Н.А. Ратиновой и И.А. Кудрявцевым была создана типология криминальной агрессии, основанная на нарушении уровней регуляции психической деятельности [81]. Ими

были обозначены семь типов агрессии: 1) смысловая, 2) привычно-неконтролируемая, 3) функционально-утилитарная, 4) ситуативно-оборонительная, 5) обусловленная аффективной целью, 6) катастрофическая и 7) обусловленная неадекватной актуализацией профессиональных стереотипов [81, 121, 130]. Жесткая взаимосвязь данной типологии с экспертной оценкой обусловливает возможность отнесения к каждому механизму разных типов мотивации из классификации В.В. Гульдана.

Изложенное подтверждает наличие целого ряда детерминирующих факторов агрессивного поведения у лиц с РЛ. Однако наличие лиц с низкой агрессивностью среди правонарушителей с криминальной агрессией вынуждает сместить фокус внимания с выявления предикторов агрессивного поведения на факторы, их сдерживающие [3, 59, 130].

Ключевая идея современных работ по криминальной и судебной психологии заключается в переосмыслении механизмов криминальной агрессии, где на первый план выходят не столько катализаторы, сколько важнейшая роль тормозящих агрессию факторов [58, 59, 130]. В исследованиях механизмов сдерживания агрессии выделяются различные подходы. Центральным здесь является понятие «ингибиторы агрессии», введеное А.А. Налчаджяном, который рассматривал их как «факторы, предупреждающие агрессивные действия и включающие в себя не только личностные структуры, но и ряд физических особенностей, некоторые формы инстинктивного поведения, жесты, мимику и пр.» [Налчаджян, 2007]. А.И. Ложкин противопоставляет «защитную мотивацию», препятствующую реализации насильственных мотивов, и «смысловую регуляцию», которая в условиях доминирования агрессивных ценностей может стимулировать такое поведение [92]. Ф.С. Сафуанов говорит о комплексе «тормозящих (подавляющих) агрессию личностных структур», чья регуляторная роль многоаспектна и не сводима только к процессам «опосредования» или только к «контролю». Им был выделен ряд таких личностных структур: ценностные, социально -нормативные, диспозиционные, эмоциональные, коммуникативные, интеллектуальные, а также психологические защитные механизмы [130]. Оба автора сходятся во мнении, что именно недостаток ингибиторов агрессии является краеугольным камнем в совершении агрессивных противоправных действий лицами с РЛ.

N.D. Thomson et al. (2020) в рамках проверки гипотезы о влиянии гибкости интеллекта на связь между РЛ и агрессией у мужчин и женщин установили, что низкий уровень интеллекта коррелирует с более высокими показателями антисоциальных черт и агрессией у мужчин, в то время как высокий уровень интеллекта связан с косвенной и вербальной агрессией. Чем выше интеллект, тем связь между фактором образа жизни и косвенной агрессией у женщин была слабее, в то время как у мужчин высокий интеллект снижал связь косвенной агрессии с аффективным фактором [351].

Вместе с тем, основная задача при оценке волевой регуляции заключается в квалификации типа криминальной агрессии с выявлением ее психологического механизма и последующим применением схемы анализа свободы выбора, отодвигая анализ индивидуально-психологических особенностей на второй план [130]. Опираясь на механизмы преступных действий, Ф.С. Сафуанов создал многомерную типологию криминальной агрессии, в которой учитывал индивидуальную, ситуативную и личностную составляющую агрессивного акта. Согласно данной типологии, автором были выделены восемь типов криминальной агрессии [130].

Уделяя особое внимание проблеме мотивации преступного действия, соотношению сохранных и нарушенных звеньев системы саморегуляции, эмоционально-волевых и мотивационных нарушений, отечественные исследователи отмечают спонтанность формирования намерения о совершении преступления в конкретной ситуации [80, 130], взаимодействию личности и ситуации и их связи с механизмами криминальной агрессии [15, 39, 76, 113, 133, 134]. О.Ф. Савиной, Е.В. Макушкиным и М.В. Морозовой были выделены механизмы нарушения регуляции деятельности при совершении правонарушений у лиц с расстройством личности, существенное влияние на реализацию которых оказывают индивидуально-психологические особенности [127]. Растет число исследований, пытающихся раскрыть патогенетические механизмы нарушений различных звеньев саморегуляции на разных уровнях, включая нейрофизиологический [63, 189].

Несмотря на значительное число исследований, посвящённых дизрегуляции поведения при РЛ, проблема экспертной оценки агрессивных действий, совершённых обвиняемыми с аномалиями характера, далека от своего разрешения. В контексте диагностических нововведений, реализуемых в проекте МКБ-11, рассматривающих сам факт совершения агрессивных и аутоагрессивных действий, а также их повторность в качестве критериев тяжести РЛ, эта проблема приобретает особую актуальность.

1.2 Связь дименсий личностных расстройств с агрессивным поведением

Традиционный категориальный подход к оценке расстройств личности уже длительное время подвергается критике и в настоящее время претерпевает значительные изменения. В силу отсутствия стабильной факторной структуры и высокой доли субъективизма [158] категориальная модель не может надежно описать архитектуру психопатической личности [249]. Подтверждение этому - множество различных вариантов РЛ, которые, как было отмечено еще П.Б. Ганнушкиным [27], имеют весьма условное разделение. Кроме того, высока вероятность внутринозологического совпадения феноменов, что на практике ведет к широко распространенному диагнозу «Смешанное расстройство личности».

Представления о том, что лица с РЛ имеют качественные отличия от населения в целом в наборе личностных черт, не были подтверждены [304]. Исследователи пришли к выводу, что различия между психически здоровыми и аномальными личностями заключается в их способности к адекватному социальному функционированию и представляет собой континуум [245, 292, 367], а разница между чертами личности определяется количественными характеристиками. При отказе от выделения отдельных нозологических форм оценка РЛ происходит посредством измерения выраженности ключевых черт личности - доменов. По мнению T.Widiger & E.Simonsen, всю вариативность проявлений социального функционирования лиц с расстройством личности возможно описать при помощи дименсиональных моделей [374], опираясь на известную в психологии пятифакторную модель личности [371].

Широко признанная в литературе Пятифакторная модель или Big 5 [260], предполагает, что структура личности всеобъемлюще описывается пятью основными доменами: «Нейротизм» - показатель эмоциональной стабильности, склонность испытывать негативные эмоции; «Экстраверсия» указывает на коммуникабельность, общительность, вовлеченность во внешний мир; «Открытость опыту» (интеллект) демонстрирует гибкость мышления, готовность постигать что-то новое, предрасположенность к фантазиям, креативности; «Добросовестность» показывает целеустремленность, собранность, контролирование, способность откладывать сиюминутные удовольствия для достижения «глобальной» цели, надежность, ответственность, сознательность, организованность; и «Конформность» - насколько гармонично человек существует в социуме, привязанность, готовность к сотрудничеству, уступчивость, противопоставляет просоциальную и коллективную ориентацию эгоцентризму [21, 208]. Каждая черта представляет собой отдельный континуум, а уровень выраженности пяти факторов и их сочетание обеспечивают индивидуальность личности и предопределяют одну из граней способности к адаптации. Иными словами, каждый из пяти доменов встречается абсолютно у всех в популяции, однако лишь у психопатических личностей они выражены настолько, что приводят к социальной дезадаптации [356, 370].

В рамках перехода к новой классификации болезней 11-пересмотра относительно независимо были выведены также 5 доменов для дименсиональной оценки дезадаптивных личностных черт: негативная аффективность (тенденция испытывать широкий спектр отрицательных эмоций); отчужденность (тенденция к поддержанию социальной дистанции); диссоциальность (игнорирование прав и чувств других людей, включая эгоцентризм и отсутствие эмпатии); расторможенность (тенденция действовать импульсивно в ответ на непосредственные внутренние или внешние стимулы без учета более долгосрочных последствий); ананкастность (склонность к достаточно узким моральным стандартам

совершенства, понятиям правильного и неправильного, конформизму и повышенному контролю над тем, чтобы собственное и чужое поведение полностью соответствовало этим стандартам) [210, 231, 358]. Исследования доказывают, что структура дезадаптивных личностных доменов, представленная в МКБ-11, согласуется с пятифакторной моделью (FFM) личности: «негативная аффективность» соответствует «нейротизму» (FFM), «отчужденность» является противоположностью «экстраверсии» (FFM), «диссоциальность» -противоположность «конформности» (FFM), «ананкастность» - соответствует высоким баллам «добросовестности» (FFM), а расторможенность - низким баллам «добросовестности» [171, 177]. Данное соотношение наглядно отображено в таблице

Таблица 1 - Соотношение между факторами «Большой Пятерки» и доменами МКБ-11

Факторы «Большой Пятерки» Домены МКБ

Экстраверсия Отчужденность (-)

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности у обвиняемых, совершивших агрессивные противоправные деяния»

Конформность Диссоциальность (-)

Добросовестность Расторможенность (-) Ананкастность (+)

Нейротизм Негативная аффективность (+)

Открытость опыту -

Наряду с этим было продемонстрировано сходство доменов опросников МКБ -11 и альтернативной модели расстройств личности DSM-V (AMPD) как в общей популяции, так и в клинических выборках [168, 171, 242]. Современные данные утверждают, что использование нормальных черт личности для прогнозирования их патологических вариаций покрывает более 50% дисперсии между доменами, однако перекрытие не является полным [230, 231]. Вместе с тем, выдвигались предположения о том, что дезадаптивные личностные черты являются крайними вариантами черт нормального диапазона [198, 373].

Основываясь на модели личности «Большой пятерки», исследователи предполагают, что психопатия представляет собой смесь высокой экстраверсии, низкой добросовестности и конформности (за счет низких баллов по фасетам уступчивости, скромности и прямоты), а также комбинацию низких и высоких фасетов фактора нейротизма (депрессия, низкая тревожность, застенчивость, уязвимость к стрессу, высокая импульсивность и враждебность) [216, 237, 271, 348].

D. Jones et al. [263] и O. Cunha et al. [212] подтвердили, что индивидуальные черты личности являются предиктором преступного поведения независимо от пола, расы, возраста или географического местоположения. Было выявлено, что факторы «Большой пятерки» соотносились как с агрессивностью, так и с агрессивными противоправными правонарушениями [214, 305]. Эмпирические данные свидетельствую о том, что люди с высоким уровнем нейротизма и низким уровнем конформности и добросовестности

демонстрировали высокую агрессивность и, как следствие, имели наибольший риск для реализации агрессивного поведения [200, 214, 256, 266, 296-298, 303, 362]. Причем наиболее значимые корреляции между чертами личности и агрессивностью были обнаружены по показателю конформности, затем следовала добросовестность и нейротизм [362]. Показано, что конформность была как прямо, так и косвенно связана с физической агрессией и лишь опосредованно (через общую негативную и недоверчивую позицию по отношению к окружающим - враждебность) с агрессивным поведением [176]. При этом низкие показатели конформности отражали намерение инициировать агрессию [200]. Низкая добросовестность предсказывала совершение агрессивных правонарушений, а низкие баллы по фактору конформности, кроме того, еще свидетельствовали в пользу частоты совершения повторных преступлений [262, 266]. A. Hansen et al. сообщили, что заключенные, осужденные за насильственные преступления, демонстрировали более низкие показатели конформности по сравнению с заключенными, осужденными за ненасильственные преступления [243]. В то же время E. Mouilso et al. [309] обнаружили, что студенты, признавшиеся в совершении сексуальных преступлений, имели уровень конформности и добросовестности ниже, чем студенты, не совершавшие правонарушений. Любопытным оказалось то, что заключенные показали более высокие баллы по шкале добросовестность, в отличие от населения в целом [224, 350, 353], что объясняется авторами как результат адаптации к тюремной среде. Показано, что низкий уровень конформности и добросовестности, а также высокий уровень нейротизма предсказывают контрпродуктивное поведение на рабочем месте, в частности, использование вербальной агрессии [180, 190, 342]. По мнению C. Barlett et al. [176], вышеперечисленные личностные факторы являются лучшими предикторами широкого спектра агрессивного поведения.

Нейротизм оказался взаимосвязан со всеми компонентами агрессивности, но существенно больше с гневом и враждебностью, чем с физической и вербальной агрессией [342, 352]. Позднее некоторые авторы [176] обратили внимание на то, что взаимосвязь физической агрессии с нейротизмом была не только прямой, но и опосредованной через эмоции гнева. Известно, что лица, которые отличались высокими баллами по переживанию и выражению гнева, также с большей вероятностью были склонны к враждебной интерпретации ситуации и, как следствие, чаще проявляли физическую или вербальную агрессию [169, 271, 279].

В комплексном метаанализе литературы о личностных качествах и агрессивном поведении B. Bettencourt et al. нашли убедительные доказательства того, что гнев предопределяет агрессивную поведенческую реакцию на провокацию. Хотя люди с высоким уровнем гнева не были особенно агрессивными в нейтральных условиях, они демонстрировали

значительный уровень агрессии в провоцирующих обстоятельствах [185, 219, 370]. Эти выводы подтверждались исследованием взаимосвязи личностных доменов с реактивной и проактивной агрессией, где особое положение занимал именно нейротизм [298, 362], играющий значимую роль в проявлении реактивной агрессии [185, 299]. Рассматривая гнев как эмоцию, предрасполагающую к реакции конфронтации в условиях провокации, C. Carver et al. [199] отмечают ее выгодность в свете инициации преодоления препятствий на пути к достижению цели. Значимо высокое соотношение нейротизма с агрессивным диссоциальным поведением на уровне фасетов кроме гнева-враждебности (Angry-Hostility) также демонстрировал показатель импульсивности [265, 266, 362]. Импульсивность, как неоднократно подчеркивалось множеством исследователей, является предиктором правонарушений и представляет собой центральный элемент влиятельных теорий преступности, в том числе и «Теории самоконтроля» M. Gottfredson, T. Hirschi [238].

Взаимосвязь экстраверсии и открытости опыту с агрессивным поведением противоречива. В проведенных метаанализах было показано, что эти домены не имели значимых корреляций с антисоциальным агрессивным поведением [266, 362], но некоторые данные о согласованности экстраверсии со склонностью к преступному поведению все же имеются [216, 318]. Подобные результаты, вероятнее всего, обусловлены разонаправленностью фасетов внутри домена экстраверсии по части их взаимосвязи с агрессивным поведением. Так, грани «теплота» и «положительные эмоции» чаще имели отрицательные корреляции с агрессией, в то время как фасет «поиска впечатлений» - положительные [216, 266, 362]. Взаимосвязь экстраверсии с высоким уровнем социального адаптивного поведения оказывает сдерживающий эффект на реактивную агрессию. В то же время импульсивность и уровень возбуждения, также характеризующие экстраверсию, являются катализаторами для реактивной агрессии [286].

Люди с высоким уровнем экстраверсии и открытости опыту более склонны к рискованному поведению с целью получения приятных эмоциональных впечатлений [312]. Стремление к новым, интенсивным и зачастую гедонистическим переживаниям может осуществляться через социально неодобряемые и противоправные формы активности. Этот путь от поиска новых впечатлений к правонарушениям особенно характерен для агрессивных действий, которые сами по себе могут восприниматься как источник сильных эмоций и способ самоутверждения в группе [303]. Важно отметить, что данная взаимосвязь проявляется особенно ярко в молодом возрасте [188]. Полученные данные согласуются с результатами других исследований, показывающих корреляции преступного поведения и злоупотребления психоактивными веществами с высокими показателями экстраверсии [265], которые, вероятно, имеют общие причинно-следственные связи. Общеизвестным является тот факт, что именно

употребление ПАВ во многом обусловливает совершение преступлений, в том числе и агрессивного характера.

Как становится ясно из вышесказанного, факторы личностной структуры могут быть использованы для выявления людей со склонностью к агрессивному противоправному поведению [294, 348].

Предпринимались попытки анализа сопряжённости глубины психопатологических черт и нарушений саморегуляции при РЛ. Отмечалось, что для лиц с высоким уровнем выраженности дезадаптивных черт характерны дефицитарность прогностических способностей, недостаточность анализа ситуации выбора, нетерпимость к неопределённости в межличностных отношениях, ригидность. Подобный набор черт сочетается со склонностью игнорировать социальные нормы и правила при организации деятельности [30, 157]. Согласно данным А.А. Дубинского, для аномальных личностей с высоким уровнем выраженности патохарактерологических черт характерны склонность к риску и непосредственной реализации физической агрессии, дефицитарность целеполагания, ригидность системы саморегуляции [48]. Иными словами, выраженные патохарактерологические черты выступают причиной снижения способности человека руководить своими действиями в юридически значимой ситуации, выражающееся как в аналитических, так и в прогностических нарушениях [48, 127].

В связи с переходом к размерной оценке психопатий, первостепенным становится диагностика степени тяжести личностной патологии, которая выражается в функционирования аспектов собственного «Я» и области межличностного взаимодействия. Согласно имеющимся данным, в основе расстройства личности лежат относительно устойчивые и глубокие нарушения восприятия и понимания индивидом самого себя, других людей и мира, что формирует неадекватные паттерны когнитивной деятельности, эмоционального опыта, эмоционального выражения и поведения. Относительная устойчивость данных паттернов ведет к серьезным нарушениям психосоциального функционирования, причем наиболее выражены эти нарушения в сфере межличностных отношений [78, 379].

Учитывая, что расстройства личности состоят из совокупности неадаптивных черт, последние, очевидно, влияют на качество жизни. Литература подтверждает данные о том, что дезадаптивные черты также связаны со снижением психосоциального функционирования [331]. Взаимосвязь между нарушениями функционирования личности и ее характерологическим особенностями наталкивает исследователей к выводу о том, что тяжесть аномальной личности обусловлена сочетанием крайне выраженных черт личности и дезадаптацией, связанной с ними [204, 331, 375]. До сих пор промышленно-организационная область психологии продемонстрировала доказательства нелинейных связей между адаптивными чертами и функционированием. N. Carter, L. Guan c соавторами обнаружили, что чрезмерная

добросовестность была помехой в рабочей обстановке и мешала человеку функционировать на рабочем месте [197]. Кроме того, обнаружили, что эмоциональная стабильность и добросовестность нелинейно связаны с производительностью труда, поскольку наблюдается падение производительности на крайнем положительном конце континуума [282]. Это явление было названо «слишком много хорошего». Вопреки этим выводам, другие исследования не нашли никаких доказательств в поддержку нелинейных связей между личностью и производительностью труда, здоровьем, благополучием, удовлетворенностью работой и академическими успехами [186, 313, 366].

Отсутствие в настоящий момент «золотого стандарта» в качестве инструмента по измерению степени тяжести личностного расстройства и относительно недавнее введение этого понятия обусловливает довольно малое количество исследований на эту тему, в частности, относительно агрессивного противоправного поведения. Следует отметить, что оценка риска причинения вреда приобретает особое значение, поскольку совершение агрессивных действий выступает в качестве отдельного диагностического критерия личностной патологии. Так, средняя и тяжёлая степени РЛ сопряжены с имеющимися в анамнезе и потенциально возможными в будущем эпизодами причинения вреда как самому себе, так и окружающим. При этом дифференциально диагностическим критерием является степень такого вреда, а также наличие или отсутствие долгосрочного ущерба или угрозы жизни [32, 78, 358, 379]. Такое разделение РЛ по степени тяжести, отмечает И.А. Кудрявцев, напрямую позволяет оценивать значимый дизрегулирующий эффект конкретного паттерна РЛ в актуальной юридически значимой ситуации [78].

Предполагается, что введение МКБ-11, где первостепенной является оценка степени тяжести РЛ, связанная с уровнем дезадаптивности [310, 321, 385], позволит сконцентрировать внимание на решении экспертных вопросов [78]. Квалификация выраженного РЛ, данная в соответствии с новыми критериями МКБ-11, рассматривается лишь как предпосылка экспертного вывода о нарушении способности к осознанию и регуляции своего поведения в период совершения инкриминируемого деяния. На завершающем этапе анализа устанавливается влияние выявленных экспериментальными методами дефектов саморегуляции на поведение во время совершения агрессивных действий на основе целостного анализа представленных в распоряжении экспертов материалов.

1.3. Судебно-экспертная оценка расстройств личности, совершивших агрессивные

правонарушения

Судебно-психиатрическая экспертиза способности подэкспертного осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействий) и/или руководить ими в юридически значимый период предполагает необходимость учитывать как медицинский, так и юридический (психологический) критерий. При вынесении экспертного заключения о вменяемости лица подразумевается его способность к правильному пониманию значения своих деиствии и возможность свободного выбора своих поступков, а также способность к пониманию противоправности своих поступков и наказуемости за содеянное, способность сопоставлять совершенные деяния с правовыми и морально-этическими нормами. Все эти психические функции реализуются посредством критических способностей, способностей к прогнозированию, связанных с ними уровнями интеллекта, памяти, запасом знании, функции" мышления [Баева, Васюков, 2009]. При психопатии, протекающей без грубых психических нарушений, сохраняется способность к осмысленному, адекватному восприятию ситуации, оценке последствий собственных поступков и осуществлению произвольного контроля над ними [28]. И по сей день в отношении лиц с РЛ превалирующим (более 98%) остаются рекомендации о признании их вменяемыми [164, 259, 325].

Л.О. Пережогин считал, что такие признаки как подготовка к преступлению, данные об употреблении алкоголя или ПАВ во время преступных действий у лиц с РЛ свидетельствуют об их полной вменяемости [111]. Б.В. Шостакович писал, что сходство поступков аномальных личностей с поступками здоровых лиц, а также сохранность интеллектуальных и в большей степени волевых функций может вести к опрометчиво ошибочным экспертным выводам об их полной вменяемости [163].

Многие подчеркивают, что при судебно-психиатрической оценке необходимо обращать внимание на динамику психопатий, которая характеризуется значительным полиморфизмом [1, 25, 27, 40, 44, 72, 124, 163] и может существенно усложнить понимание причинно-следственной связи противоправного поведения с установленным диагнозом личностной патологии [261 ].

Были разработаны дифференцированные критерии невменяемости с учетом динамики личностных расстройств [61, 109, 115, 124, 150, 162]. По мнению отечественных исследователей, основанием для признания субъекта с РЛ невменяемым является глубина личностной патологии или наличие патологического состояния, обусловленного динамикой РЛ. Достижение психотического уровня патохарактерологического развития, включая реактивно -психотическую декомпенсацию расстройства личности, является основанием для экскульпации. Формирование бредовой симптоматики, в частности паранойяльных идей, при патологическом

развитии личности также служит безусловным основанием для признания пациента невменяемым [5].

С опорой на существующие представления о динамике психопатий П.Б. Ганнушкина и дихотомического экспертного решения Б.В. Шостакович разработал принципы их судебно-психиатрической оценки [162]. Он выделял два типа психопатических реакций: однозначные и неоднозначные типу психопатии. В правовом контексте состояния, характеризующиеся обострением стрежневых личностных черт при отсутствии выраженной психопатологии (однозначные психопатические реакции), а также отсутствие качественных изменений психики в юридически значимый период, позволяют утверждать о сохранности у индивида способности в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и/или руководить ими. В противоположность этому, неоднозначный тип реакций, «глубокая психопатия», а также патологическое развитие выступают клинико-экспертным обоснованием экскульпации субъекта с аномалией характера [162].

В дальнейшем стало очевидно, что деление на «вменяемость-невменяемость» является достаточно грубым и не способно охватить всю гамму нарушений, которые могут выявляться в том числе и при психопатии[45]. В настоящее время категория лиц с РЛ, попадающая под действие ст. 22 УК РФ, составляет 7,5% от всех нозологий, которым были вынесены экспертные рекомендации о признании ограниченно вменяемыми [164]. Констатация динамических сдвигов в форме декомпенсаций личностных расстройств, сопряженных с выраженными аффективными колебаниями депрессивно-дисфорического либо гипоманиакального типа, особенно в случаях повторных однотипных действий, а также признаки личностной незрелости дают основание к применению уменьшенной вменяемости [33]. При этом некоторые исследователи считают, что подэкспертные, к которым применялись положения ст. 22 УК РФ, по некоторым психологическим характеристикам ближе к невменяемым, чем к вменяемым обследованным [111, 119].

И.В. Горшков рекомендует при обнаружении патологических форм агрессивного поведения у лиц с РЛ применение категории ограниченной вменяемости [36]. Проанализировав экспертные заключения, Л.О. Пережогин пришел к выводу о том, что рекомендации о признании лица ограниченно вменяемым отмечается чаще при наличии следующих признаков: парциальная личностная незрелость, нарушение прогностических функций, констатация декомпенсации во время юридически значимой ситуации, наличие частых (более 3) декомпенсированных состояний в анамнезе, мозаичность клинических проявлений личностных расстройств, аффективные расстройства с эмоциональной лабильностью или склонность к дисфорическим состояниям, а также высокая степень агрессивности при экспериментально-психологическом исследовании [111]. Исследуя лиц с РЛ возбудимого и тормозимого типа,

Е.М. Огарок, указывает на сходные детерминанты для применения ст. 22 УК РФ: мозаичность психопатических радикалов, признаки психического инфантилизма, аффективные нарушения, регистрируемые в анамнезе частые психопатические декомпенсации, повторяемость стереотипного поведения в состоянии психопатических реакций на фоне нарушений эмоционально-волевой сферы, кататимности мышления, снижением прогностических функций [108]. Как видно, среди указанных признаков имеются как постоянно присущие аномальной личности проявления, так и феномены, свидетельствующие о динамических сдвигах, при которых обнаружены нарушения целевого уровня регуляции поведения [57, 145]

Для уточнения критериев применения ст. 22 УК РФ проведены исследования РЛ с ведущим эмоционально-неустойчивым [8] и истерическим [119] радикалами. Авторы аналогично указывают на значимость психической незрелости, вариантов динамических сдвигов, импульсивность поведенческих реакций, преимущественно агрессивного характера, а также недостаточный уровень критичности и прогноза последствий с наличием волевых нарушений. В.И. Васянина обнаружила, что при совершении агрессивных криминальных действий ст. 22 УК РФ рекомендовалась чаще при психопатии с истерическим и зависимым ведущим радикалом. При этом в одних случаях на фоне длительной, субъективно значимой, зачастую провоцирующей психотравмирующей ситуации имело место появление гетерогенных форм реагирования, происходящих в структуре стресса с ограничением интеллектуального и волевого контроля при совершении правонарушения (паритетное влияние личностного и ситуационного факторов); в других - на фоне длительной объективно сложной психотравмирующей ситуации, наряду с заострением личностных особенностей присутствуют признаки депрессии невротического уровня, снижающей самоконтроль и затрудняющей принятие правильного решения в период совершения правонарушения (ведущее влияние ситуационного фактора). Наконец, встречаются случаи, когда определяющее значение имеют патохарактерологические особенности, проявляющиеся в ситуации правонарушения (чаще нейтральной), возникающей одномоментно и имеющей повышенную субъективную значимость, приводящие к снижению критичности и недостаточности прогноза в момент совершения ООД (ведущее влияние личностного фактора) [18].

Б.А. Нохуров выделил типы агрессивного поведения, присущие подэкспертным с различными типами РЛ, согласно которым сформулировал экспертные подходы к оценке противоправных действий. Так, при инструментальной агрессии, несмотря на обусловленность поведения высоким уровнем агрессивности, выраженных когнитивных и эмоционально-волевых нарушений в криминальной ситуации у подэкспертных не наблюдалось, что свидетельствует об их вменяемости. Реализация аффективной агрессии, по мнению автора, в сочетании с психотравмирующей ситуацией и выраженным эмоциональным напряжением

указывает на ограничение способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в юридически значимый период. Мотивационная (патологическая) агрессия была связана с формированием сверхценных идей в сочетании с выраженными эмоционально-волевыми расстройствами, снижением критических и прогностических способностей, что являлось основанием для вывода о невменяемости [107]. Следовательно, регулятивные нарушения наиболее характерны при проявлении аффектогенного и мотивационного типов агрессии, что позволяет принимать экспертное решение об ограниченной способности осознавать фактический характер своих действий либо руководить ими (ст. 22 УК РФ) [35].

На основании изложенного становится очевидно, что наличие обоих критериев формулы невменяемости хоть и выступают в единстве, тем не менее образуют своеобразную иерархию по значимости. В то время как установление медицинского критерия занимает промежуточный этап и не гарантирует само по себе возможность принятия решения об ограничении или неспособности субъекта осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействий) и/или руководить ими в юридически значимый период, основную смысловую нагрузку приобретает критерий психологический. При проведении экспертизы краеугольным камнем является учет произвольности поведения [146]. Иными словами, диагноз РЛ, попадая под дефиницию «иные болезненные состояния психики», не будет считаться достаточным для решения вопроса о способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействий) и/или руководить ими. Для решения данного вопроса требуется рассмотрение соотношения психического состояния подэкспертного с юридическим критерием (интеллектуальным и волевым его компонентами). Важнейшую роль при РЛ играет снижение способности руководить своими действиями при общей сохранности интеллекта[136]. Соответственно, анализ волевого критерия занимает особое значение в экспертной оценке личностных расстройств [163].

Особенности смыслового и операционально-технического уровня саморегуляции у лиц с расстройством личности могут выступать в качестве юридического критерия формулы невменяемости. Так, интенциональная или преднамеренная сторона деятельности регулируется мотивационно-смысловым уровнем системы саморегуляции. За операциональную сторону деятельности отвечает целевой уровень саморегуляции. Другими словами, осознание будет соответствовать смысловому восприятию ситуации, целеполагание - фактическому характеру и общественной опасности, а целедостижение отвечает за способность руководить своими действиями [144].

В работах отечественных психиатров неоднократно подчеркивалось, что у аномальных личностей при выраженных динамических сдвигах часто наблюдается юридически

релевантные нарушения саморегуляции [5, 40, 41, 44, 57, 72, 108, 111, 163]. Созвучно представлениям Б.В. Шостаковича об экспертной оценке психопатических личностей, И.А. Кудрявцев придает особое значение динамическим сдвигам, в частности, неоднозначным психопатическим реакциям в контексте нарушений произвольной регуляции деятельности. Наибольшую дезорганизацию психической деятельности, по его мнению, вызывает аффективная реакция, нехарактерная для личности, возникающая в ответ на субъективно значимые хронические психотравмирующие события [75]. При глубокой личностной патологии в условиях конфликта страдают процессы принятия решений и оценки промежуточных и конечных результатов. бенно выраженные нарушения когнитивно-волевого контроля возникают в обстоятельствах, затрагивающих «Я-позицию» и «Я-концепцию» [127].

Рассматривая агрессивные противоправные правонарушения, И.А. Кудрявцев и Н.А. Ратинова сформулировали рекомендации экспертного решения, основанием которых служила способность к самоконтролю [81]. В типологических группах со смысловой, функционально-утилитарной и ситуативно-оборонительной агрессией ими не было выявлено ограничивающих влияний на саморегуляцию, что обусловливало рекомендации о полной вменяемости этих лиц. У группы с привычно-неконтролируемой агрессией влияние личностных особенностей или эмоционального состояния нашло отражение в поведении в юридически значимой ситуации, однако, насколько эти факторы ограничивали регулятивную функцию - требует уточнения. В связи с этим авторы рассматривают возможность принятия экспертного решения как о способности в полной мере руководить своими действиями, так и об ее ограничении. Криминальное поведение с агрессией, обусловленной аффективной целью, равно как и катастрофической агрессией, а также профессионально сформированными стереотипами агрессивного поведения при наличии медицинского критерия рассматривается авторами как невозможность обвиняемого в полной мере осознавать и регулировать свои действия в ситуации правонарушения.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Гиленко Татьяна Денисовна, 2025 год

- 192 с.

82. Кудрявцев И. А., Ратинова Н. А., Савина О. Ф. Деятельностный подход при экспертном анализе агрессивно-насильственных правонарушений // Психологический журнал. -1997. - Т. 18, № 3. - С. 45-57.

83. Кудрявцев И. А., Сафуанов Ф. С. Эмоциональная и смысловая регуляция восприятия у психопатических личностей возбудимого и истерического круга // Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. - 1984. - Т. 84, № 12. - С. 1815-1822.

84. Кудрявцев И. А., Сафуанов Ф. С. Психологические механизмы нарушений мышления при психопатиях // Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. - 1989. -Т. 89, № 12. - С. 1837-1842.

85. Кудрявцев И. А., Сафуанов Ф. С., Васильева Ю. А. Особенности регуляции деятельности психопатических личностей смысловыми (мотивационными) установками // Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. - 1985. - Т. 85, № 12. - С. 1837-1842.

86. Лапшина Е. Н. Особенности саморегуляции лиц, признанных ограниченно вменяемыми : диссертация ... кандидата психологических наук : 19.00.04 / Лапшина Елена Николаевна.

- Москва, 2006. - 265 с.

87. Левин К. Намерение, воля, потребность // Динамическая психология. - Москва: Смысл, 2001. - С. 122-164.

88. Леонгард К. Акцентуированные личности. - Москва : Эксмо-Пресс, 2001. - 448 с.

89. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. - Москва : Смысл : Академия, 2004. -352 с.

90. Леонтьев Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. - 3-е изд. - Москва : Смысл, 2019. - 584 с.

91. Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. - 2-е изд., доп. и перераб. - Ленинград : Медицина, 1983. - 256 с.

92. Ложкин А. И. Психология личности агрессивно-насильственного преступника (мотивационно-смысловой аспект). - Екатеринбург : Изд-во Урал. юрид. ин-та МВД России, 2002. - 136 с.

93. Ломов Б. Ф. Личность в системе общественных отношений // Психологический журнал.

- 1981. - Т. 2, № 1. - С. 3-17.

94. Ломов Б. Ф. Об исследовании законов психики // Психологический журнал. - 1982. - Т. 3, № 1. - С. 18-31.

95. Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. - Москва : Изд-во МГУ, 1973. - 376 с.

96. Лурия А. Р. Лекции по общей психологии. - Санкт-Петербург : Питер, 2006. - 320 с.

97. Мальцева М. М., Котов В. П. Психопатологические механизмы общественно опасных действий и проблема вменяемости // Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. - 1991. - № 2. - С. 106-110.

98. Мальцева М. М., Котов В. П. Опасные действия психически больных. - Москва : Медицина, 1995. - 256 с.

99. Маслоу А. Мотивация и личность / пер. с англ. - 3-е изд. - Санкт-Петербург : Питер, 2019. - 400 с.

100. Мерлин В. С. Проблемы экспериментальной психологии личности // Ученые записки Пермского государственного педагогического института. - 1970. - Т. 77, № 6. -С. 7-212.

101. Мильман В. Э. Метод изучения мотивационной сферы личности // Практикум по психодиагностике. Психодиагностика мотивации и саморегуляции. - Москва : Изд-во МГУ, 1990. - С. 23-43.

102. Морозов Г. В., Шубина Н. К. К понятию о компенсациях при психопатиях // Реабилитация больных нервными и психическими заболеваниями. - 1973. - С. 221-225.

103. Моросанова В. И. Индивидуальные особенности осознанной саморегуляции произвольной активности человека // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. - 2010. - № 1. - С. 36-45.

104. Моросанова В. И., Каноз Е. М. Стилевая саморегуляция поведения человека // Вопросы психологии. - 2000. - № 2. - С. 118-127.

105. Мясищев В. Н. Психология отношений / под ред. А. А. Бодалева. - Москва : Ин-т практ. психологии, 1995. - 356 с.

106. Налчаджян А. А. Агрессивность человека. - Санкт-Петербург : Питер, 2007. - 736 с.

107. Нохуров Б. А. Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности у подэкспертных, совершивших агрессивные правонарушения : автореферат дис. ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Нохуров Борис Александрович. - Москва, 2005. - 24 с.

108. Огарок Е. М. Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности возбудимого и тормозимого типов (клинико-нейрофизиологическое исследование) : диссертация ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Огарок Елена Михайловна. -Москва, 2003. - 191 с.

109. Опря Н. А. Судебно-психиатрическая оценка различных форм динамики психопатий : автореферат дис. ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Опря Нина Алексеевна. - Москва, 1966. - 16 с.

110. Орел В. Е., Сенин И. Г. Личностные опросники NEO PI-R и NEO FFI. Руководство по применению. - 2-е изд. - Ярославль : НПЦ «Психодиагностика», 2008. -39 с.

111. Пережогин Л. О. Судебно-психиатрическая оценка расстройств личности с учетом положений ст. 22 УК РФ : автореферат дис. ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Пережогин Лев Олегович. - Москва, 2001. - 24 с.

112. Петров В. Е., Кокурин А. В. Особенности применения Пятифакторного личностного опросника в деятельности психологов органов внутренних дел // Психология и право. - 2016. - Т. 6, № 3. - С. 40-47.

113. Печерникова Т. П., Гульдан В. В., Остришко В. В. Особенности экспертной оценки аффективных реакции в момент совершения правонарушения у психически здоровых и психопатических личностей. - Москва, 1983. - 19 с.

114. Печерникова Т. П., Шостакович Б. В., Гульдан В. В. К вопросу о мотивации противоправных поступков у психопатических личностей / Т.П. Печерникова, Б.В. Шостакович, В.В. Гульдан // Судебно-психиатрическая экспертиза. - Москва, 1978. - С. 9-17.

115. Печерникова Т. П., Шостакович Б. В., Лукомская М. И. Судебно-психиатрическая оценка психогений и психопатий // Психогении и психопатии сб. научных трудов (республиканский). - Москва, 1983. - С. 69-77.

116. Платонов К. К. Методологические проблемы медицинской психологии. - Москва : Медицина, 1977. - 95 с.

117. Пустовалов Л. В. Психопатическое криминальное реагирование военнослужащих в условиях срочной военной службы : автореферат дис. ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Пустовалов Леонид Васильевич. - Москва, 1988. - 27 с.

118. Рагозинская В. Г. Сравнительный анализ показателей агрессивности при различных типах расстройств личности // Вестник совета молодых ученых и специалистов Челябинской области. - 2018. - Т. 1, № 3. - С. 16-21.

119. Распономорева О. В. Патоморфоз истерического расстройства личности (судебно -психиатрический аспект) : автореферат дис. ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Распономорева Ольга Владимировна. - Москва, 2002. - 24 с.

120. Ратинов А. Р., Ситковская О. Д. Насилие, агрессия, жестокость как объекты криминально-психологического исследования // Насилие. Агрессия. Жестокость. Криминально-психологическое исследование.. - Москва: Всесоюзный институт прокуратуры СССР, 1990. - С. 4-15.

121. Ратинова Н. А. Саморегуляция поведения при совершении агрессивно-насильственных преступлений : диссертация ... кандидата психологических наук : 19.00.04 / Ратинова Наталья Александровна. - Москва, 1998. - 229 с.

122. Реан А. А. Агрессия и агрессивность личности // Психологический журнал. -1996. - Т. 17, № 5. - С. 3-18.

123. Реан А. А., Кудашев А. Р., Баранов А. А. Психология адаптации личности. Анализ. Теория. Практика. - Москва : МПГУ, 2022. - 524 с.

124. Ревенко М. Г. К вопросу о психопатических реакциях в судебно-психиатрической практике : диссертация ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Ревенко Маргарита Григорьевна. - Москва, 1967. - 333 с.

125. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. - Москва : Прогресс, 1979. - 392 с.

126. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. - Санкт-Петербург : Питер, 2017. -718 с.

127. Савина О. Ф., Макушкин Е. В., Морозова М. В. Алгоритм экспертного исследования дизрегуляции деятельности в криминальной ситуации у лиц с психическими расстройствами // Российский психиатрический журнал. - 2018. - № 1. -С. 31-42.

128. Сазонова Н. И. Особенности личности рецидивистов с расстройствами психики // Вестник Московского университета МВД России. - 2010. - № 7. - С. 139-142.

129. Сафуанов Ф. С. Виды криминальной агрессии (по материалам судебной психолого-психиатрической экспертизы). - Москва, 2000. - С. 131-149.

130. Сафуанов Ф. С. Психология криминальной агрессии. - Москва : Смысл, 2003. -300 с.

131. Сафуанов Ф. С. Криминальная агрессия лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости: судебно-экспертные оценки // Юридическая психология. -2006. - № 4. - С. 40-47.

132. Сафуанов Ф. С., Савина О.Ф., Морозова М.В. и др. Критерии судебно-психологической экспертной оценки юридически релевантных эмоциональных состояний у обвиняемых: методические рекомендации // Теория и практика судебной экспертизы. - 2016. - № 3 (43). - С. 46-58.

133. Сафуанов Ф. С., Калашникова А. С., Царьков А. Е. Клинико-психологические факторы криминальной агрессии // Психология и право. - 2017. - Т. 7, № 4. - С. 44-58.

134. Сафуанов Ф. С., Телешева К.Ю., Мямлин В.В., и др. Патохарактерологические особенности лиц с психическими расстройствами, склонных к импульсивной агрессии / Ф. С. Сафуанов [и др.] // Психологические исследования. - 2013. - Т. 6, № 29. - С. 12.

135. Симонов В. П. Эмоциональный мозг. - Санкт-Петербург : Питер, 2021. - 288 с.

136. Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. - Москва : Юристъ, 1998. - 285 с.

137. Смулевич А. Б. Психогении и невротические расстройства, выступающие в рамках динамики психопатий // Психиатрия и психофармакотерапия. - 2000. - Т. 2, № 4.

- С. 99-101.

138. Смулевич А. Б. Расстройства личности. - Москва : Мед. информ. агентство, 2007.

- 192 с.

139. Смулевич А. Б. Психопатология личности и коморбидных расстройств : учебное пособие. - Москва : МЕДпресс-информ, 2009. - 208 с.

140. Снежневский А. В. Общая психопатология: курс лекций. - Москва : МЕДпресс-информ, 2013. - 208 с.

141. Соловьева С. Л. Агрессивность как свойство личности в норме и патологии : диссертация ... доктора психологических наук : 19.00.04 / Соловьева Светлана Леонидовна. - Санкт-Петербург, 1996. - 600 с.

142. Спасенников Б. А. Клинико-криминологический анализ расстройств личности у осужденных // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. - 2014. - № 2. - С. 33-40.

143. Столин В. В. Самосознание личности. - Москва : Изд-во Моск. ун-та, 1983. - 284 с.

144. Ткаченко А. А. Руководство по судебной психиатрии. - Москва : Юрайт, 2016. -966 с.

145. Ткаченко А. А. и др. Судебно-психиатрическая оценка уголовно-процессуальной дееспособности / под ред. Е. В. Макушкина, А. А. Ткаченко. - Москва : ФГБУ «ФМИЦПН им. В. П. Сербского» Минздрава России, 2017. - С. 420-427.

146. Ткаченко А. А., Корзун Д. Н. Судебно-психиатрическая экспертиза. - Москва : ГЭОТАР-Медиа, 2016. - 672 с.

147. Узнадзе Д. Н. Психология установки. - Санкт-Петербург : Питер, 2001. - 416 с.

148. Фелинская Н. И. Психопатии // Психиатрия / под ред. Г. В. Морозова. - Москва : Медицина, 1977. - С. 290-314.

149. Фелинская Н. И., Шубина Н. К. Закономерность формирования психопатических личностей и пути ее компенсации и адаптации // Проблемы личности: материалы симпозиума. - Москва, 1970. - Т. 2. - С. 248-260.

150. Фрейеров О. Е. К вопросу о вменяемости-невменяемости при психопатиях // Судебно-медицинская экспертиза. - 1965. - № 2. - С. 27-32.

151. Фресс П. Оптимум мотивации // Экспериментальная психология / под ред. П. Фресса, Ж. Пиаже. - Москва : Прогресс, 1975. - Вып. 5. - С. 119-125.

152. Фурманов И. А. Психологические основы диагностики и коррекции нарушений поведения у детей подросткового и юношеского возраста. - Минск : НИО, 1997. - 198 с.

153. Фурманов И. А. Генезис расстройств поведения и приспособительных реакций: аффективно-динамическая модель агрессии // Медицинская психология в России. - 2016.

- Т. 8, № 4 (39). - URL: http://mpri.ru (дата обращения: 13.11.2024)

154. Харисова Р. Р., Чебакова Ю. В. Практикум по патопсихологической диагностике : учебное пособие. - Москва : Инфра-М, 2020. - 458 с.

155. Хорни К. Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория неврозов. -Санкт-Петербург : Питер, 2021. - 257 с.

156. Хрящев А. В. Опасные действия лиц с психическими расстройствами непсихотического характера (структура, механизмы, экспертная оценка) : диссертация ... доктора медицинских наук : 14.00.18 / Хрящев Александр Владимирович. - Москва, 2004. - 474 с.

157. Шеховцова Е. Нарушение операционального уровня саморегуляции у лиц с расстройствами личности : автореферат дис. ... кандидата психологических наук : 19.00.04 / Шеховцова Екатерина Сергеевна. - Москва, 2021. - 25 с.

158. Расстройство личности: современные зарубежные исследования / Е. С. Шеховцова [и др.] // Психическое здоровье. - 2022. - № 1 (17). - С. 60-69.

159. Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт. - Санкт-Петербург : Речь, 2002. - 480 с.

160. Шнайдер К. Клиническая психопатология. - Киев : Сфера, 1999. - 296 с.

161. Шостакович Б. В. Судебно-психиатрическое значение некоторых вариантов динамики психопатий возбудимого круга : диссертация ... кандидата медицинских наук : 14.01.06 / Шостакович Борис Владимирович. - Москва, 1963. - 134 с.

162. Шостакович Б. В. Судебно-психиатрический аспект динамики психопатий : диссертация ... доктора медицинских наук : 14.01.06 / Шостакович Борис Владимирович.

- Москва, 1971. - 449 с.

163. Шостакович Б. В. Расстройства личности (психопатии) в судебно -психиатрической практике. - Москва : МБА, 2006. - 372 с.

164. Шпорт С. В., Макушкина О. А., Муганцева Л. А. Мониторинг показателей судебно-психиатрической экспертизы и профилактики в психиатрической службе Российской Федерации (2018-2022 гг.). - Москва : ФГБУ «НМИЦПН им. В. П. Сербского» Минздрава России, 2023. - 201 с.

165. Щедровицкий Г. П. Избранные труды. - Москва : Шк. культ. полит., 1995. - 800 с.

166. Якубик А. Истерия. - Москва : Медицина, 1982. - 344 с.

167. Allen, J. J., Anderson, C. A., & Bushman, B. J. (2018). The General Aggression Model. Current Opinion in Psychology, 19, 75-80.

168. Aluja, A., Garcia, L. F., & Gutierrez, F. (2021). Location of International Classification of Diseases-11th Revision and Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, Fifth Edition, dimensional trait models in the alternative five-factor personality space. Personality Disorders: Theory, Research, and Treatment, 12(2), 127-139.

169. Anestis, M. D., Anestis, J. C., Selby, E. A., & Joiner, T. E. (2009). Anger rumination across forms of aggression. Personality and Individual Differences, 46(2), 192-196.

170. Azevedo, J., Maia, B., & Santos, C. (2020). Impulsive and premeditated aggression in male offenders with antisocial personality disorder. PLoS ONE, 15(3), Article e0238319.

171. Bach, B., Sellbom, M., Kongerslev, M., Simonsen, E., Krueger, R. F., & Mulder, R. (2017). Deriving ICD-11 personality disorder domains from DSM-5 traits: initial attempt to harmonize two diagnostic systems. Acta Psychiatrica Scandinavica, 136(1), 108-117.

172. Bach, B. Monaghan C., Bizumic B. Dimensional models of personality disorders: Challenges and opportunities // Frontiers in Psychiatry. - 2023. - Vol. 14. - Article 1098452. -DOI: 10.3389/fpsyt.2023.1098452. - PMID: 36960458. - PMCID: PMC10028270.

173. Bach, B., & Farrell, J. M. (2018). Schemas and modes in borderline personality disorder: The mistrustful, shameful, angry, impulsive, and unhappy child. Psychiatry Research, 259, 323-329.

174. Bandura, A. (1986). Social foundations of thought and action: A social cognitive theory. Prentice-Hall.

175. Bardi, A., Guerra, V. M., & Ramdeny, G. S. D. (2009). Openness and ambiguity intolerance: Their differential relations to well-being in the context of an academic life transition. Personality and Individual Differences, 47(3), 219-223.

176. Barlett, C. P., & Anderson, C. A. (2012). Direct and indirect relations between the Big 5 personality traits and aggressive and violent behavior. Personality and Individual Differences, 52(8), 870-875.

177. Bastiaens, T., Smits, D., & De Hert, M. (2022). A person-centered perspective on the combined DSM-5 AMPD/ICD-11 personality model: Utility, relationship with the categorical personality disorder model, and capacity to differentiate between levels of identity functioning. Frontiers in Psychiatry, 13, Article 829665.

178. Baumert, A., Schmitt, M., Perugini, M., Johnson, W., Blum, G., Borkenau, P., Costantini, G., Denissen, J. J. A., Fleeson, W., Grafton, B., Jayawickreme, E., Kurvers, R., MacLeod, C., Miller, L. C., Read, S. J., Roberts, B., Robinson, M. D., Wood, D., & Wrzus, C. (2017). Integrating Personality Structure, Personality Process, and Personality Development. European Journal of Personality, 31(5), 503528. https://doi.org/10.1002/per.2115

179. Berghuis, H., Kamphuis, J. H., & Verheul, R. (2014). Specific personality traits and general personality dysfunction as predictors of the presence and severity of personality disorders in a clinical sample. Journal of Personality Assessment, 96(4), 410-416.

180. Berry, C. M., Ones, D. S., & Sackett, P. R. (2007). Interpersonal deviance, organizational deviance, and their common correlates: a review and meta-analysis. Journal of Applied Psychology, 92(2), 410-424.

181. Bertsch, K., Hillmann, K., Akyuz, K., Herpertz, S. C., & Wolf, O. T. (2019). Out of control? Acting out anger is associated with deficient prefrontal emotional action control in male patients with borderline personality disorder. Neuropharmacology, 156, Article 107463.

182. Bertsch, K., Bohnke, R., Kruk, M., & Naumann, E. (2021). Don't Make Me Angry: Frustration-Induced Anger and Its Link to Aggression in Women With Borderline Personality Disorder. Frontiers in Psychiatry, 12, Article 695062.

183. Bertsch, K., Florange, J., & Herpertz, S. C. (2022). Abnormal processing of interpersonal cues during an aggressive encounter in women with borderline personality disorder: Neural and behavioral findings. Journal of Psychopathology and Clinical Science, 131(5), 493-506.

184. Bertsch, K., Hillmann, K., & Herpertz, S. C. (2018). Behavioral and Neurobiological Correlates of Disturbed Emotion Processing in Borderline Personality Disorder. Psychopathology, 51(2), 76-82.

185. Bettencourt, B. A., Talley, A., Benjamin, A. J., & Valentine, J. (2006). Personality and aggressive behavior under provoking and neutral conditions: a meta-analytic review. Psychological Bulletin, 132(5), 751-777.

186. Bipp, T., Kleingeld, A., & Snijders, C. (2020). Aberrant personality tendencies and academic success throughout engineering education. Journal of Personality, 88(2), 201-216.

187. Bleidorn, W., Hill, P. L., Back, M. D., Denissen, J. J. A., Hennecke, M., Hopwood, C. J., Jokela, M., Kandler, C., Lucas, R. E., Luhmann, M., Orth, U., Wagner, J., Wrzus, C., & Zimmermann, J. (2022). Personality stability and change: A meta-analysis of longitudinal studies. Psychological Bulletin, 148(7-8), 588-619.

188. Bo, S., Abu-Akel, A., Kongerslev, M., Haahr, U. H., & Simonsen, E. (2019). Psychopathy in a forensic sample - the factor structure of the PCL:SV in a Danish forensic sample. Scandinavian Journal of Psychology, 60(5), 447-455.

189. Bochkarev, V. K., Kovyazina, M. S., & Tkhostov, A. Sh. (2020). A comparative study of the p300 wave and evoked theta-rhythm in schizophrenia and personality disorders. Zhurnal Nevrologii IPsikhiatrii Imeni S.S. Korsakova, 120(3), 41-47.

190. Bolton, L. M. R., Becker, L. K., & Barber, L. K. (2010). Big Five trait predictors of differential counterproductive work behavior dimensions. Personality and Individual Differences, 49(5), 537-541.

191. Bondu, R., & Richter, P. (2016). Interrelations of Justice, Rejection, Provocation, and Moral Disgust Sensitivity and Their Links with the Hostile Attribution Bias, Trait Anger, and Aggression. Frontiers in Psychology, 7, Article 795.

192. Bornstein R. F., Natoli A. P. Clinical utility of categorical and dimensional perspectives on personality pathology: A meta-analytic review // Personality Disorders: Theory, Research, and Treatment. 2019. Vol. 10, № 6. P. 479-490.

193. Brennan G. M. [et al.] Neural processing of social exclusion in individuals with psychopathic traits: Links to anger and aggression // Psychiatry Research. 2018. Vol. 268. P. 263-271.

194. Brito S. A. De [et al.] Psychopathy // Nature Reviews Disease Primers. 2021. Vol. 7, № 1. Article 49. [Проблемный источник: отсутствует номер статьи]

195. Buss A. H., Perry M. The aggression questionnaire // Journal of personality and social psychology. 1992. Vol. 63, № 3. P. 452-459.

196. Caligor E. [et al.] Psychodynamic Therapy for Personality Pathology: Treating Self and Interpersonal Functioning. Washington, DC : American Psychiatric Association Publishing, 2018. 361 p.

197. Carter N. T. [et al.] The Downsides of Extreme Conscientiousness for Psychological Well-being: The Role of Obsessive Compulsive Tendencies // Journal of personality. 2016. Vol. 84, № 4. P. 510-522.

198. Carter N. T., Miller J. D., Widiger T. A. Extreme personalities at work and in life // Current Directions in Psychological Science. 2018. Vol. 27, № 6. P. 429-436.

199. Carver C. S., Harmon-Jones E. Anger is an approach-related affect: evidence and implications // Psychological bulletin. 2009. Vol. 135, № 2. P. 183-204.

200. Chester D. S., West S. J. Trait aggression is primarily a facet of antagonism: Evidence from dominance, latent correlational, and item-level analyses // Journal of Research in Personality. 2020. Vol. 89. Article 104036.

201. Cho S. S. [et al.] Morphometric Correlation of Impulsivity in Medial Prefrontal Cortex // Brain Topogr. 2013. Vol. 26, № 3. P. 479-487.

202. Clark L. A. [et al.] Preliminary Scales for ICD-11 Personality Disorder: Self and Interpersonal Dysfunction Plus Five Personality Disorder Trait Domains // Frontiers in Psychology. 2021. Vol. 12. Article 668274.

203. Clark L. A., Nuzum H., Ro E. Manifestations of personality impairment severity: comorbidity, course/prognosis, psychosocial dysfunction, and 'borderline' personality features // Current Opinion in Psychology. 2018. Vol. 21. P. 117-121.

204. Clark L. A., Ro E. Three-Pronged Assessment and Diagnosis of Personality Disorder and its Consequences: Personality Functioning, Pathological Traits, and Psychosocial Disability // Personality disorders. 2014. Vol. 5, № 1. P. 55-69.

205. Cleckley H. The Mask of Sanity. 5th ed. St. Louis, MO : Mosby, 1976. 564 p.

206. Conway C. C. [et al.] Borderline Personality Disorder is Equally Trait-Like and StateLike over Ten Years in Adult Psychiatric Patients // Journal of abnormal psychology. 2018. Vol. 127, № 6. P. 590-601.

207. Cooper L. D., Balsis S. When less is more: how fewer diagnostic criteria can indicate greater severity // Psychological assessment. 2009. Vol. 21, № 3. P. 285-293.

208. Costa P. T., Mccrae R. R. The Five-Factor Model, Five-Factor Theory, and Interpersonal Psychology // Handbook of Interpersonal Psychology: Theory, Research, Assessment, and Therapeutic Interventions / ed. by L. M. Horowitz, S. Strack. Hoboken, NJ : Wiley, 2012. P. 91 -104.

209. Crawford M. J. [et al.] Classifying personality disorder according to severity // Journal of personality disorders. 2011. Vol. 25, № 3. P. 321-330.

210. Crego C., Widiger T. A. The convergent, discriminant, and structural relationship of the DAPP-BQ and SNAP with the ICD-11, DSM-5, and FFM trait models // Psychological Assessment. 2020. Vol. 32, № 1. P. 18-28.

211. Crick N. R., Dodge K. A. A review and reformulation of social information-processing mechanisms in children's social adjustment // Psychological Bulletin. 1994. Vol. 115, № 1. P. 74-101.

212. Cunha O., Braga T., Gon9alves R. A. Psychopathy and Intimate Partner Violence // Journal of interpersonal violence. 2021. Vol. 36, № 3-4. P. NP1720-NP1738.

213. Dam V. H. [et al.] Trait aggression is associated with five-factor personality traits in males // Brain and Behavior. 2021. Vol. 11, № 7. Article e02185. [Проблемный источник: отсутствует номер статьи]

214. Dam V. H. [et al.] Trait aggression is associated with five-factor personality traits in males // Brain and Behavior. 2021. Vol. 11, № 7. Article e02185.

215. Dawes R. M., Faust D., Meehl P. E. Clinical versus actuarial judgment // Science. 1989. Vol. 243, № 4899. P. 1668-1674.

216. Decuyper M. [et al.] A meta-analysis of psychopathy-, antisocial PD- and FFM associations // European Journal of Personality. 2009. Vol. 23, № 7. P. 531-565. DOI: https://doi.org/10.1002/per.729.

217. Deyoung C. G. Higher-order factors of the big five in a multi-informant sample // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 91, № 6. P. 1138-1151.

218. DeYoung C. G. [et al.] The distinction between symptoms and traits in the Hierarchical Taxonomy of Psychopathology (HiTOP) // Journal of Personality. 2022. Vol. 90, № 1. P. 6275.

219. DeYoung C. G., Quilty L. C., Peterson J. B. Between Facets and Domains: 10 Aspects of the Big Five // Journal of Personality and Social Psychology. 2007. Vol. 93, № 5. P. 880896.

220. Dimaggio G. [et al.] Metacognitive Interpersonal Therapy for Personality Disorders: A Treatment Manual. London : Routledge, 2020. 294 p.

221. Dodge K. A. [et al.] Hostile attributional bias and aggressive behavior in global context // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2015. Vol. 112, № 30. P. 9310-9315.

222. Dodge K. A., Coie J. D. Social-information-processing factors in reactive and proactive aggression in children's peer groups // Journal of personality and social psychology. 1987. Vol. 53, № 6. P. 1146-1158.

223. Doering S. [et al.] Reliability and validity of the German version of the Structured Interview of Personality Organization (STIPO) // BMC Psychiatry. 2013. Vol. 13, № 1. Article 210.

224. Eriksson T. G., Masche-No J. G., Daderman A. M. Personality traits of prisoners as compared to general populations: Signs of adjustment to the situation? // Personality and Individual Differences. 2017. Vol. 107. P. 237-245.

225. Fleeson W., Furr R. M., Miskewicz K. Where are the Active Ingredients for BPD? The Importance of Heightened Triggers, Two Arguments for Traits, and Two Arguments for Criterion A // Personality disorders. 2022. Vol. 13, № 5. P. 447-457.

226. Forbush K. T., Watson D. The structure of common and uncommon mental disorders // Psychological medicine. 2013. Vol. 43, № 1. P. 97-108.

227. Fossati A. [et al.] The Personality Inventory for DSM-5 Brief Form: Evidence for Reliability and Construct Validity in a Sample of Community-Dwelling Italian Adolescents // Assessment. 2017. Vol. 24, № 5. P. 615-631.

228. Fox B., DeLisi M. Psychopathic killers: A meta-analytic review of the psychopathy-homicide nexus // Aggression and Violent Behavior. 2019. Vol. 44. P. 67-79.

229. Fruyt F. de [et al.] General and maladaptive traits in a five-factor framework for DSM-5 in a university student sample // Assessment. 2013. Vol. 20, № 3. P. 295-307.

230. García L. F. [et al.] Comparing the Prediction of Dimensional Personality Disorders (PID-5) After Three Personality Trait Models // European Journal of Psychological Assessment. 2020. Vol. 37, № 3. P. 167-177. DOI: https://doi.org/10.1027/1015-5759/a000601.

231. García L. F. [et al.] High convergent validity among the five-factor model, PID-5-SF, and PiCD // Personality Disorders: Theory, Research, and Treatment. 2022. Vol. 13, № 2. P. 119-132.

232. Garofalo C., Neumann C. S., Velotti P. Difficulties in emotion regulation and psychopathic traits in violent offenders // Journal of Criminal Justice. 2018. Vol. 57. P. 116125.

233. Gatner D. T. [et al.] Psychopathy in a Multiethnic World: Investigating Multiple Measures of Psychopathy in Hispanic, African American, and Caucasian Offenders // Assessment. 2018. Vol. 25, № 2. P. 206-221.

234. Geurts D. E. M. [et al.] Neural connectivity during reward expectation dissociates psychopathic criminals from non-criminal individuals with high impulsive/antisocial psychopathic traits // Social Cognitive and Affective Neuroscience. 2016. Vol. 11, № 8. P. 1326-1334.

235. Gillespie S. M., Jones A., Garofalo C. Psychopathy and dangerousness: An umbrella review and meta-analysis // Clinical Psychology Review. 2023. Vol. 100. Article 102240.

236. Glenn A. L., Raine A. Psychopathy and instrumental aggression: Evolutionary, neurobiological, and legal perspectives // International Journal of Law and Psychiatry. 2009. Vol. 32, № 4. P. 253-258.

237. González R. A. [et al.] Borderline personality disorder and violence in the UK population: Categorical and dimensional trait assessment // BMC Psychiatry. 2016. Vol. 16, № 1. Article 180.

238. Gottfredson M. R., Hirschi T. A General Theory of Crime. Stanford, CA : Stanford University Press, 1990. 297 p.

239. Grasmick H. G. [et al.] Testing the core empirical implications of Gottfredson and Hirschi's general theory of crime // Journal of Research in Crime and Delinquency. 1993. Vol. 30, № 1. P. 5-29.

240. Gresko S. A. [et al.] An examination of early socioeconomic status and neighborhood disadvantage as independent predictors of antisocial behavior: A longitudinal adoption study // PLOS ONE. 2024. Vol. 19, № 4. Article e0299281.

241. Gutiérrez F. [et al.] Personality Disorders in the ICD-11: Spanish Validation of the PiCD and the SASPD in a Mixed Community and Clinical Sample // Assessment. 2021. Vol. 28, № 3. P. 759-772.

242. Gutiérrez F. [et al.] Integration of the ICD-11 and DSM-5 Dimensional Systems for Personality Disorders Into a Unified Taxonomy With Non-overlapping Traits // Frontiers in Psychiatry. 2021. Vol. 12. Article 591934.

243. Hansen A. L. [et al.] The relationship between attachment, personality and antisocial tendencies in a prison sample: a pilot study // Scandinavian journal of psychology. 2011. Vol. 52, № 3. P. 268-276.

244. Hare R. D., Neumann C. S. Psychopathy: Assessment and Forensic Implications // Canadian Journal of Psychiatry. 2009. Vol. 54, № 12. P. 791-802.

245. Hare R. D., Neumann C. S. Psychopathy as a clinical and empirical construct // Annual Review of Clinical Psychology. 2008. Vol. 4. P. 217-246.

246. Hare R. D., Neumann C. S. Psychopathy: Assessment and forensic implications // Canadian Journal of Psychiatry. 2009. Vol. 54, № 12. P. 791-802.

247. Harenski C. L., Kiehl K. A. Reactive aggression in psychopathy and the role of frustration: Susceptibility, experience, and control // British Journal of Psychology. 2010. Vol. 101, № 3. P. 401-406.

248. Harford T. C. [et al.] Borderline Personality Disorder and Violence Toward Self and Others: A National Study // Journal of personality disorders. 2019. Vol. 33, № 5. P. 653-670.

249. Haslam N. [et al.] Dimensions over categories: a meta-analysis of taxometric research // Psychological Medicine. 2020. Vol. 50, № 9. P. 1418-1432.

250. Hengartner M. P., Lehmann S. N. Why Psychiatric Research Must Abandon Traditional Diagnostic Classification and Adopt a Fully Dimensional Scope: Two Solutions to a Persistent Problem // Frontiers in Psychiatry. 2017. Vol. 8, JUN. Article 101.

251. Hentschel A. G., Pukrop R. The essential features of personality disorder in DSM-5: The relationship between criteria A and B // The Journal of Nervous and Mental Disease. 2014. Vol. 202, № 5. P. 412-418.

252. Heym N. [et al.] The Dark Empath: Characterising dark traits in the presence of empathy // Personality and Individual Differences. 2021. Vol. 169. Article 110172.

253. Hill A. L. [et al.] Profiles of externalizing behavior problems for boys and girls across preschool: The roles of emotion regulation and inattention // Developmental Psychology. 2006. Vol. 42, № 5. P. 913-928.

254. Hopwood C. J. [et al.] The time has come for dimensional personality disorder diagnosis // Personality and mental health. 2018. Vol. 12, № 1. P. 82-86.

255. Hopwood C. J. Interpersonal Dynamics in Personality and Personality Disorders // European Journal of Personality. 2018. Vol. 32, № 5. P. 499-524.

256. Hosie J. [et al.] An examination of the relationship between personality and aggression using the general aggression and five factor models // Aggressive Behavior. 2014. Vol. 40, № 2. P. 189-196.

257. Hubbard J. A. [et al.] Reactive and Proactive Aggression in Childhood and Adolescence: Precursors, Outcomes, Processes, Experiences, and Measurement // Journal of Personality. 2010. Vol. 78, № 1. P. 95-118.

258. Jani S. [et al.] Cross-cultural bias in the diagnosis of borderline personality disorder // Bulletin of the Menninger Clinic. 2016. Vol. 80, № 2. P. 146-165.

259. Janofsky J. S. [et al.] AAPL practice guideline for forensic psychiatric evaluation of defendants raising the insanity defense // Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law. 2014. Vol. 42, № 4. P. S3-S76.

260. John O. P., Naumann L. P., Soto C. J. Paradigm shift to the integrative Big Five Trait taxonomy: History, measurement, and conceptual issues // Handbook of personality: Theory and research / ed. by O. P. John, R. W. Robins, L. A. Pervin. 3rd ed. New York : Guilford Press, 2008. P. 114-158.

261. Johnson S. C., Elbogen E. B. Personality disorders at the interface of psychiatry and the law: legal use and clinical classification // Dialogues in clinical neuroscience. 2013. Vol. 15, № 2. P. 203-211.

262. Jolliffe D. Exploring the relationship between the Five-Factor Model of personality, social factors and self-reported delinquency // Personality and Individual Differences. 2013. Vol. 55, № 1. P. 47-52.

263. Jones D. N., Hare R. D. The Mismeasure of Psychopathy: A Commentary on Boddy's PM-MRV // Journal of Business Ethics. 2016. Vol. 138, № 3. P. 579-588.

264. Jones D. N., Paulhus D. L. Different Provocations Trigger Aggression in Narcissists and Psychopaths // Social Psychological and Personality Science. 2010. Vol. 1, № 1. P. 12-18.

265. Jones R. M. [et al.] The Relationship Between the Big Five Personality Factors, Anger-hostility, and Alcohol and Violence in Men and Women: A Nationally Representative Cohort of 15,701 Young Adults // Journal of interpersonal violence. 2022. Vol. 37, № 11-12. P. NP8559-NP8581.

266. Jones S. E., Miller J. D., Lynam D. R. Personality, antisocial behavior, and aggression: A meta-analytic review // Journal of Criminal Justice. 2011. Vol. 39, № 4. P. 329-337.

267. Kendler K. S. [et al.] The structure of genetic and environmental risk factors for common psychiatric and substance use disorders in men and women // Archives of general psychiatry. 2003. Vol. 60, № 9. P. 929-937.

268. Klein Tuente S., Bogaerts S., Veling W. Mapping aggressive behavior of forensic psychiatric inpatients with self-report and structured staff-monitoring // Psychiatry Research. 2021. Vol. 301. Article 113983.

269. Kockler T. D. [et al.] Specific or transdiagnostic? The occurrence of emotions and their association with distress in the daily life of patients with borderline personality disorder compared to clinical and healthy controls // Psychiatry Research. 2020. Vol. 284. Article 112692.

270. Kokkinos C. M., Karagianni K., Voulgaridou I. Relational aggression, big five and hostile attribution bias in adolescents // Journal of Applied Developmental Psychology. 2017. Vol. 52. P. 101-113.

271. Kolla N. J. [et al.] Trait Anger, Physical Aggression, and Violent Offending in Antisocial and Borderline Personality Disorders // Journal of forensic sciences. 2017. Vol. 62, № 1. P. 137-141.

272. Kolla N. J., Tully J., Bertsch K. Neural correlates of aggression in personality disorders from the perspective of DSM-5 maladaptive traits: a systematic review // Translational Psychiatry. 2023. Vol. 13, № 1. Article 330.

273. Kotov R. [et al.] Linking «big» personality traits to anxiety, depressive, and substance use disorders: a meta-analysis // Psychological bulletin. 2010. Vol. 136, № 5. P. 768-821.

274. Kotov R. [et al.] The hierarchical taxonomy of psychopathology (HiTOP): A dimensional alternative to traditional nosologies // Journal of Abnormal Psychology. 2017. Vol. 126, № 4. P. 454-477.

275. Kotov R. [et al.] The Hierarchical Taxonomy of Psychopathology (HiTOP): A Quantitative Nosology Based on Consensus of Evidence // Annual Review of Clinical Psychology. 2021. Vol. 17. P. 83-108.

276. Krueger R. F. [et al.] Initial Construction of a Maladaptive Personality Trait Model and Inventory for DSM-5 // Psychological Medicine. 2012. Vol. 42, № 9. P. 1879-1890.

277. Krueger R. F. [et al.] Progress in achieving quantitative classification of psychopathology // World Psychiatry. 2018. Vol. 17, № 3. P. 282-293.

278. Krueger R. F. [et al.] Progress in achieving quantitative classification of psychopathology // World Psychiatry. 2018. Vol. 17, № 3. P. 282-293.

279. Kyranides M. N. [et al.] Reading and reacting to faces, the effect of facial mimicry in improving facial emotion recognition in individuals with antisocial behavior and psychopathic traits // Current Psychology. 2023. Vol. 42, № 17. P. 14306-14319.

280. Lanza S. T., Flaherty B. P., Collins L. M. Latent Class and Latent Transition Analysis // Handbook of Psychology: Research Methods in Psychology / ed. by J. A. Schinka, W. F. Velicer. Vol. 2. Hoboken, NJ : John Wiley & Sons, 2003. P. 663-685.

281. Larsen R. R., Jalava J., Griffiths S. Are Psychopathy Checklist (PCL) psychopaths dangerous, untreatable, and without conscience? A systematic review of the empirical evidence // Psychology, Public Policy, and Law. 2020. Vol. 26, № 3. P. 297-311.

282. Le H. [et al.] Too much of a good thing: Curvilinear relationships between personality traits and job performance // Journal of Applied Psychology. 2011. Vol. 96, № 1. P. 113-133.

283. Leising D., Zimmermann J. An Integrative Conceptual Framework for Assessing Personality and Personality Pathology // Review of General Psychology. 2011. Vol. 15, № 4. P. 317-330.

284. Li R., Xia L. X. The mediating effect of aggression motivation on the relationship between trait anger and reactive aggression: A longitudinal study // Acta Psychologica Sinica. 2021. Vol. 53, № 7. P. 788-797.

285. Little R. J. A., Rubin D. B. Statistical analysis with missing data. 3rd ed. Hoboken, NJ : John Wiley & Sons, 2019. 426 p.

286. Liu X., Liu X. How social desirability influences the association between extraversion and reactive aggression: A suppression effect study // Personality and Individual Differences. 2021. Vol. 172. Article 110585.

287. Livesley J. W. Practical management of personality disorder. New York : Guilford Press, 2003. 420 p.

288. Livesley W. J. Suggestions for a framework for an empirically based classification of personality disorder // Canadian journal of psychiatry. Revue canadienne de psychiatrie. 1998. Vol. 43, № 2. P. 137-147.

289. Mottus R. [et al.] Personality traits below facets: The consensual validity, longitudinal stability, heritability, and utility of personality nuances // Journal of Personality and Social Psychology. 2017. Vol. 112, № 3. P. 474-490.

290. Mancke F. [et al.] Emotion Dysregulation and Trait Anger Sequentially Mediate the Association Between Borderline Personality Disorder and Aggression // Journal of personality disorders. 2017. Vol. 31, № 2. P. 256-272.

291. Mann F. D., DeYoung C. G., Krueger R. F. Patterns of cumulative continuity and maturity in personality and well-being: Evidence from a large longitudinal sample of adults // Personality and individual differences. 2019. Vol. 169. Article 109737.

292. Marcus D. K. [et al.] Is antisocial personality disorder continuous or categorical? A taxometric analysis // Psychological Medicine. 2006. Vol. 36, № 11. P. 1571-1581.

293. Markon K. E., Chmielewski M., Miller C. J. The reliability and validity of discrete and continuous measures of psychopathology: a quantitative review // Psychological bulletin. 2011. Vol. 137, № 5. P. 856-879.

294. McCrae R. R., Costa P. T. Empirical and theoretical status of the five-factor model of personality traits // The SAGE handbook of personality theory and assessment / ed. by G. J. Boyle, G. Matthews, D. H. Saklofske. Vol. 1. London : SAGE Publications, 2008. P. 273-294.

295. McCuish E. [et al.] A network approach to understanding the structure of core symptoms of psychopathic personality disturbance in adolescent offenders // Journal of Abnormal Child Psychology. 2019. Vol. 47, № 9. P. 1467-1482.

296. Miller C. A., Parrott D. J., Giancola P. R. Agreeableness and Alcohol-Related Aggression: The Mediating Effect of Trait Aggressivity // Experimental and Clinical Psychopharmacology. 2009. Vol. 17, № 6. P. 445-455.

297. Miller J. D., Lynam D. Structural models of personality and their relation to antisocial behavior: A meta-analytic review // Criminology. 2001. Vol. 39, № 4. P. 765-798.

298. Miller J. D., Lynam D. R. Reactive and proactive aggression: Similarities and differences // Personality and Individual Differences. 2006. Vol. 41, № 8. P. 1469-1480.

299. Miller J. D., Zeichner A., Wilson L. F. Personality Correlates of Aggression: Evidence From Measures of the Five-Factor Model, UPPS Model of Impulsivity, and BIS/BAS // Journal of Interpersonal Violence. 2012. Vol. 27, № 14. P. 2903-2919.

300. Miskewicz K. [et al.] A Contingency-Oriented Approach to Understanding Borderline Personality Disorder: Situational Triggers and Symptoms // Journal of Personality Disorders. 2015. Vol. 29, no. 4. P. 486-502.

301. Miskewicz K., Furr R. M., Fleeson W. Do normal personality traits connect to the dynamic processes of psychopathology? // Personality Disorders. 2022. Vol. 13, no. 5. P. 423437.

302. Moffitt T. E. Genetic and environmental influences on antisocial behaviors: evidence from behavioral-genetic research // Advances in Genetics. 2005. Vol. 55. P. 41-104.

303. Mohamedamin P. F., Fatahi N. Relationship Between Personality Traits and Violence Involvement -a Study of High School Students in Northern Iraq // Acta Informatica Medica. 2022. Vol. 30, no. 3. P. 213.

304. Monaghan C. [et al.] OPEN ACCESS EDITED BY Dimensional models of personality disorders: Challenges and opportunities. 2023.

305. Monteiro R. P. [et al.] Brief Aggression Questionnaire: Psychometric evidences and relations with Big-5 and Dark-3 // Revista Iberoamericana de Diagnostico y Evaluacion Psicologica. 2023. Vol. 2, no. 68. P. 109-119.

306. Morey L. C. Development and initial evaluation of a self-report form of the DSM-5 Level of Personality Functioning Scale // Psychological Assessment. 2017. Vol. 29, no. 10. P. 1302-1308.

307. Morey L. C. Interdiagnostician reliability of the DSM-5 Section II and Section III alternative model criteria for borderline personality disorder // Journal of Personality Disorders. 2019. Vol. 33, no. 6. P. 721-S18.

308. Morey L. C., Hopwood C. J. Brief Report: Expert Preferences for Categorical, Dimensional, and Mixed/Hybrid Approaches to Personality Disorder Diagnosis // Journal of Personality Disorders. 2020. Vol. 34, Supplement C. P. 124-131.

309. Mouilso E. R., Calhoun K. S. Narcissism, psychopathy and Five-Factor Model in sexual assault perpetration // Personality and Mental Health. 2012. Vol. 6, no. 3. P. 228-241.

310. Mulder R. T. ICD-11 Personality Disorders: Utility and Implications of the New Model // Frontiers in Psychiatry. 2021. Vol. 12. Art. no. 655548.

311. Muris P. Unique and interactive effects of neuroticism and effortful control on psychopathological symptoms in non-clinical adolescents // Personality and Individual Differences. 2006. Vol. 40, no. 7. P. 1409-1419.

312. Nicholson N. [et al.] Personality and domain-specific risk taking // Journal of Risk Research. 2005. Vol. 8, no. 2. P. 157-176.

313. Nickel L. B., Roberts B. W., Chernyshenko O. S. No evidence of a curvilinear relation between conscientiousness and relationship, work, and health outcomes // Journal of Personality and Social Psychology. 2019. Vol. 116, no. 2. P. 296-312.

314. Nigel S. M. [et al.] Psychopathy, the Big Five and empathy as predictors of violence in a forensic sample of substance abusers // The Journal of Forensic Psychiatry & Psychology. 2018. Vol. 29, no. 6. P. 882-900.

315. Oltmanns J. R., Widiger T. A. Self-Pathology, the Five-Factor model, and bloated specific factors: A cautionary tale // Journal of Abnormal Psychology. 2016. Vol. 125, no. 3. P. 1 -12.

316. Oltmanns J. R., Widiger T. A. A Self-Report Measure for the ICD-11 Dimensional Trait Model Proposal: The Personality Inventory for ICD-11 // Psychological Assessment. 2018. Vol. 30, no. 2. P. 154-169.

317. Olver M. E., Riemer E. K. High-psychopathy men with a history of sexual offending have protective factors too: But are these risk relevant and can they change in treatment? // Journal of Consulting and Clinical Psychology. 2021. Vol. 89, no. 5. P. 406-420.

318. O'Riordan C., O'Connell M. Predicting adult involvement in crime: Personality measures are significant, socio-economic measures are not // Personality and Individual Differences. 2014. Vol. 68. P. 98-101.

319. Ozer D. J., Benet-Martinez V. Personality and the prediction of consequential outcomes // Annual Review of Psychology. 2006. Vol. 57. P. 401-421.

320. Palm L. [et al.] Validation of the Rage Attack Questionnaire-Revised (RAQ-R) in a Mixed Psychiatric Population // Frontiers in Psychiatry. 2021. Vol. 12. Art. no. 724802.

321. Pan B., Wang W. Practical implications of ICD-11 personality disorder classifications // BMC Psychiatry. 2024. Vol. 24, no. 1.

322. Parker G. [et al.] Measuring disordered personality functioning: to love and to work reprised // Acta Psychiatrica Scandinavica. 2004. Vol. 110, no. 3. P. 230-239.

323. Polderman T. J. C. [et al.] Meta-analysis of the heritability of human traits based on fifty years of twin studies // Nature Genetics. 2015. Vol. 47, no. 7. P. 702-709.

324. Porter, S., Woodworth, M., & Black, P. J. (2021). Psychopathy and aggression. In C. S. Patrick (Ed.), Handbook of psychopathy (2nd ed., pp. 515-534). The Guilford Press.

325. Power J. P. Perceptions of Psychopathy and Criminal Responsibility : dissertation / J. P. Power. — St. Catharines : Brock University, Department of Psychology, 2017. — 81 p.

326. Preszler J. [et al.] Network analysis of psychopathy in forensic patients // Journal of Abnormal Psychology. 2018. Vol. 127, no. 2. P. 171-182.

327. Rasmussen J. Skills, rules, and knowledge; signals, signs, and symbols, and other distinctions in human performance models // IEEE Transactions on Systems, Man and Cybernetics. 1983. Vol. SMC-13, no. 3. P. 257-266.

328. Reidy D. E. [et al.] Effects of narcissistic entitlement and exploitativeness on human physical aggression // Personality and Individual Differences. 2008. Vol. 44, no. 4. P. 865-875.

329. Reidy D. E., Shelley-Tremblay J. F., Lilienfeld S. O. Psychopathy, reactive aggression, and precarious proclamations: A review of behavioral, cognitive, and biological research // Aggression and Violent Behavior. 2011. Vol. 16, no. 6. P. 512-524.

330. Ridderinkhof K. R. [et al.] The role of the medial frontal cortex in cognitive control // Science. 2004. Vol. 306, no. 5695. P. 443-447.

331. Ro E., Clark L. A. Interrelations between psychosocial functioning and adaptive- and maladaptive-range personality traits // Journal of Abnormal Psychology. 2013. Vol. 122, no. 3. P. 822-835.

332. Roberts B. W. [et al.] The Power of Personality: The Comparative Validity of Personality Traits, Socioeconomic Status, and Cognitive Ability for Predicting Important Life Outcomes // Perspectives on Psychological Science. 2007. Vol. 2, no. 4. P. 313-345. URL: https://doi.org/10.1111/j.1745-6916.2007.00047.x (дата обращения: 11.09.2025).

333. Roberts B. W., DelVecchio W. F. The rank-order consistency of personality traits from childhood to old age: A quantitative review of longitudinal studies // Psychological Bulletin. 2000. Vol. 126, no. 1. P. 3-25.

334. Rojas E. Y., Olver M. E. Juvenile Psychopathy and Community Treatment Response in Youth Adjudicated for Sexual Offenses // International Journal of Offender Therapy and Comparative Criminology. 2022. Vol. 66, no. 15. P. 1575-1602.

335. Ronningstam E. F. [et al.] Cultural Aspects in Symptomatology, Assessment, and Treatment of Personality Disorders // Current Psychiatry Reports. 2018. Vol. 20, no. 4.

336. Safuanov F. S., Kalashnikova A., Carkov A. E. Clinical and psychological factors for criminal aggression // Psychology and Law. 2017. Vol. 7, no. 4. P. 44-58.

337. Salvatore G. [et al.] Metacognitive Interpersonal Therapy for Borderline Personality Disorder: A Single Case Study // Clinical Case Studies. 2020. Vol. 20, no. 1. P. 56-74.

338. Sanz-Garcia A. [et al.] Prevalence of Psychopathy in the General Adult Population: A Systematic Review and Meta-Analysis // Frontiers in Psychology. 2021. Vol. 12. Art. no. 661044.

339. Sellbom M., Drislane L. E. The classification of psychopathy // Aggression and Violent Behavior. 2021. Vol. 59. Art. no. 101454.

340. Sharp C. [et al.] The structure of personality pathology: Both general ('g') and specific ('s') factors? // Journal of Abnormal Psycho logy. 2015. Vol. 124, no. 2. P. 387-398.

341. Sharp C. Adolescent Personality Pathology and the Alternative Model for Personality Disorders: Self Development as Nexus // Psychopathology. 2020. Vol. 53, no. 3-4. P. 198-204.

342. Sharpe J. P., Desai S. The Revised Neo Personality Inventory and the MMPI-2 Psychopathology Five in the prediction of aggression // Personality and Individual Differences. 2001. Vol. 31, no. 4. P. 505-518.

343. Skeem J. L., Cooke D. J. Is criminal behavior a central component of psychopathy? conceptual directions for resolving the Debate // Psychological Assessment. 2010. Vol. 22, no. 2. P. 433-445.

344. Griffiths S. Y., Wood J. V. A comprehensive neuroimaging review of PCL-R defined psychopathy // Aggression and Violent Behavior. 2017. Vol. 36. P. 60-75.

345. Sulis W. The Continuum Between Temperament and Mental Illness as Dynamical Phases and Transitions // Frontiers in Psychiatry. 2021. Vol. 11. Art. no. 614982.

346. Tarescavage A. M., Menton W. H. Construct validity of the personality inventory for ICD-11 (PiCD): Evidence from the MMPI-2-RF and CAT-PD-SF // Psychological Assessment.

2020. Vol. 32, no. 9. P. 889-895.

347. Tharshini N. K. Linking Genetic and Aggression Factors with Criminal Behaviour: A Systematic Review // Jurnal Psikologi Malaysia. 2019. Vol. 33, no. 1. P. 89-101.

348. Tharshini N. K. [et al.] The Link between Individual Personality Traits and Criminality: A Systematic Review // International Journal of Environmental Research and Public Health.

2021. Vol. 18, no. 16. Art. no. 8663.

349. Tharshini N. K., Ibrahim F. Faktor-faktor berisiko yang menyumbang kepada tingkah laku devian: Satu kajian ulasan sistematik: Risk factors that contribute towards deviant behavior: A systematic review // Perspektif Jurnal Sains Sosial dan Kemanusiaan. 2020. Vol. 12, no. 1. P. 28-38.

350. Thiry B. An assessment of personality disorders with the Five-Factor Model among Belgian inmates // International Journal of Law and Psychiatry. 2012. Vol. 35, no. 4. P. 327333.

351. Thomson N. D. [et al.] Fluid Intelligence Moderates the Link Between Psychopathy and Aggression Differently for Men and Women // Journal of Interpersonal Violence. 2022. Vol. 37, no. 5-6. P. NP3400-NP3426. URL: https://doi.org/10.1177/0886260520943718 (дата обращения: 19.06.2024).

352. Tremblay P. F., Ewart L. A. The Buss and Perry Aggression Questionnaire and its relations to values, the Big Five, provoking hypothetical situations, alcohol consumption

patterns, and alcohol expectancies // Personality and Individual Differences. 2005. Vol. 38, no. 2. P. 337-346.

353. Trninic V., Barancic M., Nazor M. THE FIVE-FACTOR MODEL // Kinesiology. 2008. Vol. 40, no. 2. P. 170-181.

354. Trull T. J. Dimensional Models of Personality Disorder: Coverage and Cutoffs // Journal of Personality Disorders. 2005. Vol. 19, no. 3. P. 262-282.

355. Trull T. J., Durrett C. A. Categorical and Dimensional Models of Personality Disorder // Annual Review of Clinical Psychology. 2005. Vol. 1. P. 355-380.

356. Trull T. J., Widiger T. A. Dimensional models of personality: The five-factor model and the DSM-5 // Dialogues in Clinical Neuroscience. 2013. Vol. 15, no. 2. P. 135-146.

357. Tsang S., Salekin R. T. The network of psychopathic personality traits: A network analysis of four self-report measures of psychopathy // Personality Disorders: Theory, Research, and Treatment. 2019. Vol. 10, no. 3. P. 246-256.

358. Tyrer P. [et al.] The Development of the ICD-11 Classification of Personality Disorders: An Amalgam of Science, Pragmatism, and Politics // Annual Review of Clinical Psychology. 2019. Vol. 15. P. 481-502.

359. Valen9a A. M. [et al.] Matricide, parricide, and filicide: Are major mental disorders or personality disorders involved? Assessment of criminal responsibility in Brazilian cases // Journal of Forensic Sciences. 2021. Vol. 66, no. 5. P. 2048-2053.

360. Vasey M. W. [et al.] Dimensions of Temperament and Depressive Symptoms: Replicating a Three-Way Interaction // Journal of Research in Personality. 2013. Vol. 47, no. 6. P. 908-921.

361. Verheul R. [et al.] Severity Indices of Personality Problems (SIPP-118): Development, factor structure, reliability, and validity // Psychological Assessment. 2008. Vol. 20, no. 1. P. 23-34.

362. Vize C. E. [et al.] Using Bayesian methods to update and expand the meta-analytic evidence of the five-factor model's relation to antisocial behavior // Clinical Psychology Review. 2019. Vol. 67. P. 61 -77.

363. Volkert J., Gablonski T. C., Rabung S. Prevalence of personality disorders in the general adult population in Western countries: systematic review and meta-analysis // The British Journal of Psychiatry. 2018. Vol. 213, no. 6. P. 709-715.

364. Volman I. [et al.] Testosterone Modulates Altered Prefrontal Control of Emotional Actions in Psychopathic Offenders // eNeuro. 2016. Vol. 3, no. 1. P. ENEURO.0107-15.2016.

365. Waldman I. D., Rhee S. H. Genetic and Environmental Influences on Psychopathy and Antisocial Behavior // Handbook of Psychopathy / ed. by C. J. Patrick. — New York : The Guilford Press, 2006. — P. 205-228.

366. Walmsley P. T., Sackett P. R., Nichols S. B. A large sample investigation of the presence of nonlinear personality-job performance relationships // International Journal of Selection and Assessment. 2018. Vol. 26, no. 2-4. P. 145-163.

367. Walters G. D. [et al.] A taxometric analysis of the Psychopathy Checklist: Screening Version (PCL:SV): further evidence of dimensionality // Psychological Assessment. 2007. Vol. 19, no. 3. P. 330-339.

368. Walton K. E., Ormel J., Krueger R. F. The dimensional nature of externalizing behaviors in adolescence: Evidence from a direct comparison of categorical, dimensional, and hybrid models // Journal of Abnormal Child Psychology. 2011. Vol. 39, no. 4. P. 553-561.

369. Widiger T. A. [et al.] Criterion A of the AMPD in HiTOP // Journal of Personality Assessment. 2019. Vol. 101, no. 4. P. 345-355.

370. Widiger T. A., Costa P. T., Jr. Five-factor model personality disorder research // Personality Disorders and the Five-Factor Model of Personality / ed. by P. T. Costa, Jr., T. A. Widiger. — 3rd ed. — Washington, DC : American Psychological Association, 2012. — P. 75-89.

371. Widiger T. A., Crego C. The Five Factor Model of personality structure: an update // World Psychiatry. 2019. Vol. 18, no. 3. P. 271-272.

372. Widiger T. A., Livesley W. J., Clark L. A. An integrative dimensional classification of personality disorder // Psychological Assessment. 2009. Vol. 21, no. 3. P. 243-255.

373. Widiger T. A., McCabe G. A. The Alternative Model of Personality Disorders (AMPD) from the Perspective of the Five-Factor Model // Psychopathology. 2020. Vol. 53, no. 3-4. P. 149-156.

374. Widiger T. A., Simonsen E. Alternative dimensional models of personality disorder: Finding a common ground // Journal of Personality Disorders. 2005. Vol. 19, no. 2. P. 110130.

375. Widiger T. A., Trull T. J. Plate tectonics in the classification of personality disorder: Shifting to a dimensional model // American Psychologist. 2007. Vol. 62, no. 2. P. 71-83.

376. Williams T. F., Scalco M. D., Simms L. J. The construct validity of general and specific dimensions of personality pathology // Psychological Medicine. 2018. Vol. 48, no. 5. P. 834848.

377. Winsper C. [et al.] The prevalence of personality disorders in the community: a global systematic review and meta-analysis // The British Journal of Psychiatry. 2020. Vol. 216, no. 2. P. 69-78.

378. Wojciechowski T. The dual mediating roles of impulsivity and emotion regulation of the borderline personality disorder-violence relationship: A structural equation modeling approach // Journal of Forensic Sciences. 2021. Vol. 66, no. 6. P. 2329-2339.

379. World Health Organization. The ICD-11 Classification of Mental, Behavioural and Neurodevelopmental Disorders. — Geneva : World Health Organization, 2018.

380. World Health Organization. The ICD-10 Classification of Mental and Behavioural Disorders: Clinical Descriptions and Diagnostic Guidelines. — Geneva : World Health Organization, 1992.

381. Wright A. G. C. [et al.] The structure of psychopathology: toward an expanded quantitative empirical model // Journal of Abnormal Psychology. 2013. Vol. 122, no. 1. P. 281-294.

382. Wright A. G. C., Hopwood C. J., Zanarini M. C. Associations Between Changes in Normal Personality Traits and Borderline Personality Disorder Symptoms over 16 years // Personality Disorders. 2014. Vol. 6, no. 1. P. 1-11.

383. Zhang X. [et al.] Network analysis of psychopathic traits among Chinese male offenders based on three self-report psychopathy measures // Current Psychology. 2023. Vol. 42, no. 24. P.20967-20982.

384. Zillmann D. Cognition-excitation interdependencies in aggressive behavior // Aggressive Behavior. 1988. Vol. 14, no. 1. P. 51-64.

385. Zimmerman M., Morgan T. A., Stanton K. The severity of psychiatric disorders // World Psychiatry. 2018. Vol. 17, no. 3. P. 258-275.

386. Zimmermann J. [et al.] A Common Metric for Self-Reported Severity of Personality Disorder // Psychopathology. 2020. Vol. 53, no. 3-4. P. 168-178.

Приложение А. Алгоритм выбора оптимальной модели латентных профилей по нормативным, дезадаптивным чертам, а также уровню функционирования личности.

Анализ латентных профилей, основанный на всех наблюдениях зависимой переменной, позволяет построить наиболее подходящую модель, оценка «правильности» которой зависит от исходных допущений о вариативности/инвариативности дисперсий в классах, а также диагональности/недиагональности матрицы ковариаций, что позволяет сформировать 4 возможных вариантах модели.

Вариативность/инвариативность модели свидетельствует, что дисперсии по переменным либо одинаковы по всем группам, либо же различаются. Если в выборке идентифицируются несколько дискретных групп (типов профилей), внутри которых наблюдается низкая вариабельность признаков, а дисперсии этих групп статистически не различаются между собой, то это свидетельствует о выполнении условия инвариантности дисперсий.

В рамках методологии анализа допускается задание двух типов ковариационных матриц: диагональной и недиагональной. Первая предполагает нулевую ковариацию между переменными, то есть исходит из гипотезы о взаимной независимости показателей по различным шкалам. Вторая - допускает наличие корреляционных связей между ними.

Предполагается проведение последовательного анализа и сопоставления всех потенциально возможных моделей, отличающихся количеством латентных классов. По итогам данного сравнения для последующей содержательной интерпретации отбирается одна или несколько оптимальных моделей. В рамках настоящего исследования был осуществлен сравнительный анализ решений для моделей, включающих от 1 до 6 латентных классов, по следующим параметрам: (1) модель с инвариантными дисперсиями и диагональной ковариационной матрицей; (2) модель со свободно оцениваемыми дисперсиями и диагональной ковариационной матрицей; (3) модель с инвариантными дисперсиями и свободно оцениваемыми ковариациями; (4) модель со свободно оцениваемыми дисперсиями и ковариациями. Общая рекомендация состоит в анализе всех возможных вариантов с интерактивным добавлением различного числа классов, а затем выбор наиболее релевантной модели для содержательного сопоставления и интерпретации на основании оценки максимального правдоподобия [285]. Решение о выборе пригодной для использования модели оценивалось по нескольким критериям:

1) Тест скорректированного отношения правдоподобия (БЬЯТ), который обеспечивает основанный на данных способ оценки относительной адекватности модели (К-1)-класса по сравнению с моделью К-класса. Значение р, сгенерированное для BLRT,

указывает, подходит ли лучше решение с большим количеством классов (р<0,05) или меньшим количеством классов (р>0,05).

2) минимальным значениям информационных критериев: Акаике (А1С) и Баейса (В1С). А1С, В1С— это описательные индексы соответствия, в которых меньшие значения указывают на оптимальность описания данных при минимальном количестве параметров.

3) Максимальным показателям энтропии, оценивающей точность классификации респондентов.

При сравнении альтернативных моделей с количеством латентных профилей от двух до пяти, на основании самых низких значений информационных критериев (А1С и В1С), а также показателей теста отношения правдоподобия (ВЬЯТ), в качестве наиболее оптимальной была выбрана двухпрофильная модель с равными дисперсиями и нулевой ковариацией (диагональной матрицей) (таблица А.1).

Таблица А.1 - Сравнение альтернативных моделей латентных профилей на основе нормативных черт личности (МЕО-ЕБ!)

Количество латентных профилей Информационные критерии Entropy BLRT (p)

AIC BIC

Модель с инвариантным дисперсиями и диагональной матрицей

2 3148,384 3191,298 0,665 34,187 (p=0,01)

3 3149,803 3208,035 0,724 10,582 (p=0,27)

4 3149,001 3224,619 0,649 12,283 (p=0,25)

5 3153,549 3224,742 0,698 7,970 (p=0,61)

Модель с различными дисперсиями и диагональной матрицей

2 3156,088 3212,4132 0,644 36,483 (р=0,01)

3 3165,076 3250,904 0,619 13,013 (р=0,83)

4 3150,929 3266,261 0,847 36,146 (р=0,03)

5 3136,335 3281,171 0,819 36,594 (р=0,09)

Модель с инвариантными дисперсиями и кова риациями

2 3153,211 3222,947 0,735 11,614 (р=0,34)

3 3156,135 3241,963 0,743 9,076 (р=0,51)

4 3158,748 3260,669 0,882 9,387 (р=0,53)

5 3156,314 3274,328 0,815 14,434 (р=0,24)

Модель с различными дисперсиями и ковариациями

2 3162,331 3272,299 0,775 32,494 (р=0,78)

3 3163,650 3329,942 0,734 40,681 (р=0,337)

4 3188,062 3410,679 0,864 17,588 (р=0,812)

Примечание: AIC - информационный критерии" Акаике; BIC - баиесовскии информационный критерии; Entropy - энтропия, BLRT (p) - boostrap likelihood ratio test (уровень значимости).

Для понимания внутренней структуры дезадаптивных черт имеющейся выборки, а также сопоставления идеальных типов РЛ с дезадаптивными чертами был осуществлен эксплораторный латентный анализ профилей и определены гомогенные группы обследованных по показателям методики PiCD. Было рассмотрено 4 варианта моделей от двух до пяти профилей в каждом варианте. На основании минимальных значений информационных критериев, максимального значения энтропии (качества классификации), а также показателей теста скорректированного отношения правдоподобия (BLRT) в качестве наиболее оптимальной была определена трехпрофильная модель с равными дисперсиями и ковариацией (таблица А.2).

Таблица А.2 - Сравнение альтернативных моделей латентных профилей на основе дезадаптивных черт личности (PiCD)

Количество латентных профилей Информационные критерии Entropy BLRT (p)

AIC BIC

Модель с инвариантным дисперсиями и диагональной матрицей

2 2803,66 2842,362 0,855 106,097 (р=0,01)

3 2759,541 2812,755 0,939 56,118 (р=0,01)

4 2758, 235 2825,963 0,886 13,306 (р=0,15)

5 2738,117 2820,357 0,915 32,118 (р=0,01)

Модель с различными дисперсиями и диагональной матрицей

2 2785,84 2836,636 0,975 133,917 (р=0,01)

3 2762,31 2839,717 0,933 45,526 (р=0,01)

4 2739,548 2843,558 0,936 44,766 (р=0,03)

5 2720,801 2851,418 0,95 40,746 (р=0,02)

Модель с инвариантными дисперсиями и кова риациями

2 2769,815 2832,705 0,873 18,736 (p=0,069)

3 2748,712 2826,115 0,958 33,102 (p=0,01)

4 2749,129 2841,045 0,941 11,583 (p=0,218)

5 2741,881 2848,358 0,936 19,248 (p=0,049)

Модель с различными дисперсиями и ковариациями

2 2758,075 2857,247 0,968 60,476 (р=0,11)

3 2822,052 2863,143 0,801 27,631 (р=0,26)

4 2789,827 2877,613 0,87 18,428 (р=0,17)

5 2855,023 2745,258 0,784 6,496 (р=0,09)

Примечание: AIC - информационный критерии" Акаике; BIC - баиесовскии информационный критерии; Entropy - энтропия, BLRT (p) - boostrap likelihood ratio test (уровень значимости).

Для изучения структурных особенностей функционирования личности имеющейся выборки проведен анализ латентных профилей, где в качестве зависимых переменных выступали шкалы методики LPFS-SR. Были рассмотрены альтернативные варианты моделей с выделением от двух до пяти профилей. При их сопоставлении на основании минимальных значений информационных критериев в качестве оптимальной была выбрана трехпрофильная модель с равными дисперсиями и диагональной матрицей (таблица А.3).

Таблица А.3 - Сравнение альтернативных моделей латентных профилей на уровне функционирования личности (ЬРРБ-БИ.)

Количество латентных профилей Информационные критерии Entropy BLRT (p)

AIC BIC

Модель с инвариантным дисперсиями и диагональной матрицей

2 3293,547 3327,019 0,842 188,244 (р=0,01)

3 3210,918 3257,262 0,93 92,630 (р=0,01)

4 4101,529 4173,621 0,926 44,337 (р=0,01)

5 3191,865 3263,957 0,876 9,000 (р=0,267)

Модель с различными дисперсиями и диагональной матрицей

2 3260,542 3304,312 0,956 229,251 (р=0,01)

3 3201,385 3268,327 0,911 77,156 (р=0,01)

4 3190,781 3280,896 0,96 28,604 (р=0,05)

5 3155,792 3269,079 0,956 52,988 (р=0,01)

Модель с инвариантными дисперсиями и кова шациями

2 3180,029 3228,948 0,783 13,302 (р=0,12)

3 3162,032 3223,824 0,875 27,997 (р=0,02)

4 3161,888 3236,554 0,842 10,144 (р=0,31)

5 3157,236 3244,776 0,872 14,651 (р=0,07)

Модель с различными дисперсиями и ковариациями

2 3151,126 3225,793 0,82 62,204 (р=0,01)

3 3138,666 3251,954 0,888 42,460 (р=0,22)

4 3171,166 3323,074 0,831 -2,500 (р=0,91)

5 3107,698 3298,227 0,872 93,468 (р= 0,01)

Примечание: AIC - информационный" критерии" Акаике; BIC - баиесовскии" информационный" критерии"; Entropy - энтропия; BLRT (p) - boostrap likelihood ratio test (уровень значимости).

Приложение Б. Результаты анализа значимых различий в выраженности дезадаптивных черт между латентными профилями, выделенными по опроснику NEO-FFI.

Был проведен сравнительный анализ выраженности дезадаптивных черт личности между латентными профилями, выделенными на основе структур нормативных черт личности. Для идентификации латентных профилей использовался анализ латентных структур на основании показателей пятифакторной модели личности. Для сравнения медианных значений показателей дезадаптивных черт между выделенными профилями применялся дисперсионный анализ с последующим пост-хок тестированием. Значимые результаты попарного сравнения представлены на рисунке Б.1.