Воплощение авторской позиции в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Чернышева, Татьяна Леонидовна

  • Чернышева, Татьяна Леонидовна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 1999, Новосибирск
  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 172
Чернышева, Татьяна Леонидовна. Воплощение авторской позиции в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы": дис. кандидат филологических наук: 10.01.01 - Русская литература. Новосибирск. 1999. 172 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Чернышева, Татьяна Леонидовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПЛАН СУЩЕСТВОВАНИЯ АВТОРСКОЙ

ПОЗИЦИИ.

ГЛАВА II. ВОПЛОЩЕНИЕ АВТОРСКОЙ ПОЗИЦИИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ФОРМИРОВАНИИ ЧЕРТ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО

ХАРАКТЕРА.

ГЛАВА III. СПЕЦИФИКА КОМПОНЕНТОВ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА РОМАНА КАК ПОКАЗАТЕЛЬ УРОВНЯ ВОПЛОЩЕНИЯ АВТОРСКОЙ ПОЗИЦИИ.

3.1 Жанровый компонент: житийность.

3.2 Композиционный компонент: театральность.

3.3 Стилистический компонент: импровизационность.

ГЛАВА IV. АВТОРСКАЯ ИНТЕНЦИЯ В ФОРМИРОВАНИИ ЗАМЫСЛА РОМАНА.

4.1 Принцип самоорганизации.

4.2 Принцип относительности.

4.3 Специфика присутствия автора в структуре романа как следствие представления о роли личности у Достоевского.

4.4 Священное Писание в художественном тексте романа как высший уровень воплощения авторской позиции.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Воплощение авторской позиции в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы"»

Проблема авторской позиции в художественной структуре произведений Ф.М. Достоевского до сих пор остаётся дискуссионной в литературоведении. Взглянуть на данную проблему под новым углом зрения помогает, на наш взгляд, авторская "формула" выражения русского национального характера. Авторская позиция свидетельствует о неразрывной связи философских мотивов и чисто художественных средств, участвующих в создании произведений и делает неплодотворной попытку изучения Достоевского -художника в отрыве от Достоевского - мыслителя. Философия Достоевского граничит с пророчеством, в его произведениях предугадано всё: и торжество "коммуны" в России, и появление культа личности, и обоготворение нации, и смычка западного христианства с социализмом и многие другие кумиры XX века. Столь глубокая способность проникновения художника в суть как происходящего, так и будущего в России, вероятно, объясняется тем, что, являясь частью - национальной стихии, Достоевский сумел постичь законы её существования и развития, интуитивно определить в чём содержатся "корни событий". Пристальный интерес Достоевского к русскому национальному характеру очевиден: именно в нём художник стремился найти причину всего происходящего в России, а главное - в нём же видел основу для духовного возрождения как своей страны, так и всего мира. По тонкому замечанию H.A. Бердяева, Достоевский явился выразителем русского национального характера прежде всего потому, что "сам переболел . всеми его болезнями и отозвался душой на все его достоинства"(См. /12/ ) Так писал о произведениях Достоевского В.В. Розанов: "Все подробности здесь наши - это мы, в своей плоти и крови, бесконечном грехе и искажении говорим в его произведениях'7141, с. 177/ Б.П. Вышеславцеву принадлежат следующие слова: "Во всех произведениях Достоевского изображена эта русская стихия, и в сущности она одна. Здесь удивительное раскрытие русского национального характера, загадочного и странного; и оно даётся через проникновение в сущность русской душевной стихии, обладающей поразительной степенью напряжения'733, с. 53-54/.

Воплощение Достоевским черт русского национального характера, сопровождаемое оценкой этих черт на страницах романа, служит значимым аргументом в пользу утверждения того, что автор был заинтересован в строго определённом читательском восприятии своего творения.

Вопрос о неоднозначности интерпретации произведений Достоевского, который возник как раз в результате неразрешённости проблемы способов выражения авторского мнения в романах, ставился ещё в работах Л.И. Шестова, сравнивавшего Достоевского с Ф. Ницше, и 3. Фрейда, считавшего, что Достоевский не может быть назван моралистом: "Ведь нравствен тот, кто реагирует уже на внутренне воспринимаемое искушение, не поддаваясь ему. Кто же попеременно то грешит, то в раскаянии берёт на себя высоконравственные обязательства, тот обрекает себя на упрёки, что он слишком удобно устроился . Иван Грозный вёл себя так же, не иначе; скорее всего, такая сделка с совестью - типично русская черта. Достаточно бесславен и конечный итог нравственных борений Достоевского"/176, с. 285/.

Подобная точка зрения, очевидно, прежде всего не учитывала всей совокупности сведений о мировоззрении художника, содержащихся в его дневниках и письмах и вполне определённо дающих ответ на сложные вопросы философского и психологического характера, а также явилась следствием такого прочтения текстов, которое упустило из вида множество элементов структуры произведения Достоевского, свидетельствующих о наличии выраженной авторской оценки происходящего.

На наш взгляд, к схожей трактовке результата взаимосвязи и взаимодействия героев Достоевского в конечном итоге приводит концепция М.М. Бахтина о полифонизме как господствующей черте поэтики художника(См. III). Явившись огромным шагом на пути уяснения творческого метода художника, данная концепция раскрыла важнейшую его составляющую, за которой стоит уникальная философия действительности. Тем не менее, на определённом этапе изучения творческого наследия Достоевского становится очевидным, что теория полифонизма не учитывает очень значимого фактора, требующего пристального анализа: за многообразием конкретных событий и судеб героев романа, разнообразием их голосов стоит высшее единство, которое является свидетельством принципиально нового, синтезирующего метода познания и воплощения действительности в художественном произведении. Это высшее единство, реализующееся в единстве идейного замысла, а, следовательно, авторской позиции, мы и связываем с монологическим началом произведения.

Отрицая наличие авторской оценки происходящего в произведениях Достоевского в какой бы то ни было форме, М. Бахтин тем самым недооценивает мировидение художника, его личность, которая не может не иметь выработанной жизненным опытом точки зрения, а кроме того, нивелирует одну из основополагающих функций искусства: воссоздавая нечто, придавать ему смысл, предлагать собственное уникальное "решение" какой - либо жизненной реалии, приобретающей эстетический характер. Отсутствие авторской оценки противоречит законам психики творческого человека, стремящегося придать значение малейшим деталям, не говоря уже о целом. У искусства непременно должна быть сверхцель, так как оно, как воссозданная реальность, отличается от реальности обычной именно придаваемым ей смыслом, окрашенным мировоззрением творца, впечатлением, которое уже содержит в себе оценку.

Известный американский литературовед P.-J1. Джексон в своём труде "Искусство Достоевского. Бреды и ноктюрны", в котором анализирует философские вопросы судьбы, свободы и ответственности в творчестве художника, утверждает, что оно являет собой плод последовательного мировоззрения, а не результат аранжировки многих голосов. "Конечно же, в романах Достоевского существует полифония, - подчёркивает исследователь, - но как в любом великом музыкальном произведении или литературной эпопее. голоса объединены одним замыслом. У Достоевского есть собственная точка зрения на мир, и чем более мы изучаем его творчество, тем более осознаём присутствие этого объединяющего взгляда, которое пронизывает всё его творчество, все его бреды и ноктюрны" /43, с. 9/. Продуктивной представляется мысль Джексона о сочетании полифонического и монологического начал в творчестве Достоевского, поскольку инициирует определение сферы действия относительного (полифонизм) и абсолютного (монологизм) в произведении художника. На наш взгляд, сочетание двух систем организации художественного материала у Достоевского уходит своими корнями в традиции русской философской мысли, плодами коей стали понятия соборности и всеединства, первое из которых было разработано И.В. Киреевским и A.C. Хомяковым, а второе - Вл. Соловьёвым. Не касаясь вопроса о существовании множества параллелей между пониманием места человека в мире, Бога и образно-художественными идеями Достоевского, воплощёнными в его романах, хочется лишь отметить общность задачи философа и художника - совместить Абсолют и мир, дух и материю, единое и множественность отдельных существ, вещей, идей, разобраться с точки зрения Единого во всём этом многом и построить из всего стройный мир, систему бытия, космос из хаоса. Уникальность понимания всеединства В. Соловьёвым и, по нашему убеждению, Достоевским заключается в том, что оно не аннулирует многообразия мира, а предполагает единораздельную целостность. При данном типе единства сохраняется многообразие. Показав одновременно неповторимость человеческой личности и её соборность, Достоевскому удалось поднять внутренний мир человека на недосягаемую высоту. В его произведениях, также как в трудах Соловьёва, представлена попытка синтеза - соположения разного в одно целое. Каждый его герой есть потенциальный творец возможной философии и системы мира - верней с его точки зрения - и таких точек зрения множество, как и героев.

Эта множественность учит каждого видеть неповторимость другого, любить его непохожесть. Но для многого место - Земля, для единого символ - Небо. История - это арена встречи небесного и земного, Бога и человечества, в котором человек одолевает в себе - и тем самым в мире - зло, и так совершается преображение бытия. Для этого Бог дал человеку модель поведения и мироотношения - в Иисусе Христе. По мысли Соловьёва, исторический процесс образует постепенное одухотворение человека через внутреннее усвоение божественного начала. Такой "исторический процесс" отражается во всех произведениях Достоевского: его движущей силой является любовь и стремление к совершенному нравственному добру. Таким образом, гениальность художественного метода Достоевского, заключающегося в естественности свершения эволюции от хаоса к Космосу, объясняется видением писателя, вплетающего полифонию в высшую материю Абсолюта, всеединства.

Много аргументов, подтверждающих эту позицию, мы обнаруживаем в статье "Прозаика и проблема формы" Кэрил Эмерсон. Останавливаясь на некоторых особенностях понимания Бахтиным формы крупных прозаических словесных целых, исследователь подвергает критике бахтинское редуцирование важности сплетённых автором сетей символизации, его видение автора как производителя энтропии, порождающего такое же количество бесполезного текста, как и текста осмысленного. "Но на данной дороге, - пишет исследователь, - встречаются опасности и неудобства, смущающие тех, кто хотел бы изучать искусство, а не жизнь.'7197, с. 29/ Эмерсон отмечает равнодушие Бахтина к положительной, упорядочивающей роли искусства, которое отчасти объясняется веяниями эпохи сталинизма. "Программу" Бахтина исследователь считает "не особенно подходящей" для практики пристального чтения, для учёта символических структураций или для понимания динамики творческого процесса, как он видится самому художнику.

Настаивая на том, что "несовместимейшие элементы материала Достоевского . даны не в одном кругозоре, а в нескольких полных и равноценных кругозорах" /7, с. 18/, и потому "роман . строится не как целое одного сознания, объектно принявшего в себя другие сознания, из которых ни одно не стало до конца объектом другого" /7, с.20/, Бахтин, на наш взгляд, стремится представить человеческую психику гораздо более просто и однозначно, чем она есть на самом деле. Очевидно, что ни один, по терминологии Бахтина, "человек идеи" в произведении Достоевского не является её исключительным хранителем и последователем: его идея "переселяется" во внутренний мир другого "человека идеи" и наоборот. Никакая идея не является абсолютно чуждой для героев произведения. Все в той или иной мере "болеют" одними и теми же идеями, итог же зависит от акцентов в их характерах, поставленных автором. Предметом изображения художника была прежде всего сложная психика русского человека, способного "такие бездны веры и неверия. созерцать в один и тот же момент, что, право, иной раз кажется, только бы ещё один волосок - и полетит человек "вверх тормашки"(15, 80)*, смотреть на одно и то же явление с разных точек зрения и не могущего сделать быстрый и правильный выбор. Предмет этот и послужил причиной своеобразия произведений, о котором писал Бахтин. Большой диалог различных голосов героев, ведущийся в произведении, есть диалог "голосов" одного единственного противоречивого сознания. Очевидно, что различные голоса героев имеют одну единую психологическую основу, они тождественно реагируют на одни и те же "раздражители" извне, что выявляет их принадлежность к некой общности.

Говоря о том, что герой Достоевского - "это не характер, не темперамент, не социально - психологический тип"/7, с. 97/, Бахтин как раз не видит в героях ничего общего, отвергая тем самым их связь с реальной жизнью, откуда и брал их прототипы автор. Данное утверждение исследователя нуждается в корректировке. Также, на наш взгляд, должен быть пересмотрен и основной тезис концепции исследователя о тщетности поисков в мире Достоевского "системно - монологической, хотя бы и диалектической, философской завершённости". "Итак, - пишет он, - ни одна из идей героев - ни героев "отрицательных", ни героев "положительных" - не становится принципом авторского изображения и не конституирует романного мира в его целом'75, с. 30/. Однако же что - то позволяет исследователю классифицировать героев на "положительные" и "отрицательные", что говорит о небезразличии Достоевского к "голосам" своих героев, интуитивно воспринимаемом исследователем. Положительность или отрицательность может быть определена только относительно чего - то вечного, раз и навсегда верного, иначе действует принцип "всё дозволено": художественное произведение теряет смысл, распадаясь на хаос ничем не связанных, неупорядоченных элементов. Произведение Достоевского, на наш взгляд, представляет собой систему в высшем смысле: интуитивно постигаемый универсальный смысл происходящего в нём говорит о наличии монологического начала, которое и ставит его в ранг грандиозных философских обобщений, вскрывающих тайные закономерности человеческого существования. Верный путь к нахождению источника этого монологического начала, безусловно, необходимо искать в религиозной основе, сформировавшей мировидение Достоевского. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., Наука. 1972-1990. Здесь и далее все ссылки на авторский текст приводятся по этому изданию. В круглых скобках указываются том и страница.

Поскольку художник руководствовался именно православными мировоззренческими установками, они не могли не оказать влияния на сам творческий процесс, в том числе и на роль автора в системе повествования. Мы полагаем, что данная мысль может послужить одним из вариантов объяснения отсутствия прямо высказанного всеобъясняющего авторского мнения, монологически интерпретирующего каждый "голос", звучащий в романе. Для Достоевского, ценившего тайну, это было бы слишком простым решением, содержащим к тому же значительную долю "искуса", сопровождающего в его произведениях проявление гордыни. Ему необходим был иной подход к проявлению оценки происходящего в произведении - подход, сочетающий в себе множество средств, подчиняющихся авторскому замыслу. Руководство же этими средствами в самой структуре художественного текста должно было осуществлять нечто в высшей степени авторитетное, не создающее стимулов к опровержению у всего национального сообщества.

Безусловно, мысль о монологической функции объединяющего начала, которое может принадлежать только Священному Писанию в произведениях Достоевского, не была высказана в своё время в отечественном литературоведении по причине идеологической, надолго задержавшей определённые направления исследования творчества художника. Эта мысль, изложенная польским русистом Э. Малэк, исходила не из анализа православной концепции личности у Достоевского, а из обнаружения притчевого характера многих сюжетных узлов произведений. По этому поводу исследователь пишет: "Можно также с большой долей вероятности предположить, что включение притч или притчевое применение других фрагментов Евангелия в поздних романах Ф.М. Достоевского служит одним из средств преодоления полифоничности этих текстов, помогает решить основные дилеммы путём их соотнесения со сторонними авторитетными суждениями, с непререкаемыми истинами "вечной книги"/105, с. 74/.

Мысль Э. Малэк получила дальнейшее развитие в трудах В.Г.Одинокова. Выявив ряд параллелей между некоторыми фрагментами Священного Писания и эпизодами романа "Преступление и наказание", исследователь делает вывод о необходимости корректировки "полифонической концепции" Бахтина и построения новой, включающей видение доминанты поэтической структуры произведений Достоевского. Он стремится подойти к поэтической системе художника диалектически тонко, отмечая, что "монологизм", явно в ней присутствующий, "не разрушает внутренней диалогичности текста, но даёт в руки исследователя ключ к авторской его интерпретации. Большой и малый диалог как форма повествования остаются незыблемыми, но они "подконтрольны" высшей истине, голос которой в особой знаковой оболочке присутствует в контексте'7121, с. 15/. На наш взгляд, данная точка зрения позволяет гармонично решить сложный вопрос об основном способе воплощения авторской позиции в произведении Достоевского. Предоставляя ценный материал для формирования методологической основы анализа поэтической структуры произведения Достоевского, она стимулирует поиски в нём всевозможных вспомогательных способов бытования авторской позиции, базирующихся также на исследовании православного видения Достоевского, в том числе его представления о личности, типах её реагирования на явления окружающей действительности.

Обнаружению некоторых косвенных способов проявления авторской оценки в произведениях Достоевского были посвящены некоторые вышедшие в 70-80 годах исследования, в которых авторы также стремились доказать присутствие наряду с поливариантной также и монологической трактовки мира и человека, как и то, что, многосмысловая и монологическая трактовки сосуществуют, а не последовательно сменяют друг друга. Эти работы, хотя и не увенчались обнаружением единственного организующего начала, но касались выявления значимости того или иного элемента поэтики произведения в определении авторской позиции, что дало множество интересных наблюдений и выводов.

Анализируя функции рассказчика, от лица которого ведётся повествование в романе "Братья Карамазовы", В.Е. Ветловская обращает внимание на его назидательный тон, на его взволнованность, на передачу фактов в "атмосфере той или иной нравственной оценки", что говорит о житийной ориентации повествователя. Агиографические же повествования не могут быть бесстрастными. "Они проникнуты ярко выраженным отношением к предмету, -либо благоговейным и сочувственным, . либо явно отрицательным'728, с. 19/. Как же, по мнению В.Е. Ветловской, автор выражает собственную мысль в рамках философско -публицистического произведения? Во - первых, посредством указания причин и следствий того или иного факта (события, происшествия в жизни героя), в характеристике и толковании его. Явно противореча убеждению Бахтина, что "автор не оставляет для себя, то есть только в своём кругозоре, ни одного существенного определения, ни одного признака, ни одной чёрточки героя'77, с. 55/, Ветловская говорит о наличии в тексте разъясняющей авторской мысли, которое, действительно, трудно не заметить. Она входит в повествование вместе с событиями биографии того или иного героя, его переживаниями, его поступками. Авторской мысли свойственна афористичность, благодаря которой какое - либо "частное явление оказывается одним из многих ему подобных'728, с. 30/. Например, объясняя читателю ревность Дмитрия, повествователь говорит о ревности вообще. Цель подобных генерализаций, которых мы встречаем немало в тексте - истолковать значение того или иного факта и убедить читателя в справедливости именно этого истолкования. Во - вторых, убеждение читателя в главном для авторской мысли происходит за счёт убеждения его в чём - то неважном, второстепенном для неё: "Убеждая читателя в справедливости каких - нибудь частных, маловажных "пророчеств", автор косвенно убеждает его в справедливости и всех остальных предсказаний героя"/28, с. 26/. В третьих, противоположение каких - либо повторяющихся сообщений о героях, "благодаря чему симпатии и антипатии рассказчика на самом деле более настойчиво заявлены, чем это следует из прямых его высказываний на их счёт'728, с. 43/. И пятый, выделяемый Ветловской способ вынесения авторской оценки состоит в том, что она проявляется в возвышенности тона в отношении к "положительным героям" и низменности выражений и характеристик в отношении героев, не соответствующих авторскому идеалу. И, действительно, рассказчик, сообщивший об одном своём герое, что он "примазался" и "подтибрил", а о другом, что он "веровал" и "испрашивал торжественно позволение", бесспорно, обнаруживает своё личное отношение и к тому, и к другому герою.

Ряд отмеченных особенностей, безусловно, раздвигает рамки постижения голоса автора в произведении, но исследователь в данной работе уделяет внимание, в основном, лицу рассказчика, практически не проводя разграничения между ним и автором - Достоевским.

На данном аспекте останавливается в своей работе "Речь героев и слово автора " Г.И. Егоренкова. Она подчёркивает, что изображаемый "автор" романа Достоевского имеет более узкий кругозор, чем абсолютный автор, "чаще это кругозор обывателя, рядового очевидца, которому известны отдельные факты, но не дана возможность разобраться в их внутренней связи'751, с. 13/. Признавая наиболее убедительной единицей, создающей целостность структуры романного мира, характер, Г.И. Егоренкова считает, что эту целостность создают "внутренние взаимодействия и взаимосцепления характеров в сюжетной избыточности романа"/53,с.18/. Примечательно, что выводы исследователя также во многом расходятся с утверждениями Бахтина. Так, в противовес его утверждению, что "ни в одном из романов Достоевского нет диалектического становления единого духа", Г.И.Егоренкова замечает, что композиция романов художника пронизана внутренним процессом истории характера, что композиция сюжетна и несёт дополнительную смысловую нагрузку в произведении/53, с. 18/.

На композицию как на одно из средств выражения авторской оценки, неполной, непрямой, не закрывающей предмет или факт полностью, указывали В.А. Свительский, Н.В.Кашина, Р.Я. Клейман.

Поскольку речь героев в произведениях часто опровергается их поступками, обращает на себя внимание исследователей тот факт, что именно поступок является для Достоевского "маркером" человека, а поэтому сюжет играет в романах значительную роль "объяснения" героев. Н.В. Кашина высказывает важное наблюдение, что трагические коллизии обусловливаются не ситуацией, в которой действующие лица находятся, а характером действующих лиц/72, с. 220/.

Р.Я. Клейман также отмечает глубинную общность героев, коллизий и ситуаций в произведениях Достоевского, которая позволяет говорить о сквозных мотивах в его творчестве. С помощью сюжетных ситуаций, их "рифм", по мнению Клейман, Достоевский обнаруживает неожиданные общности, сходные мотивировки поведения "у чрезвычайно далёких, непохожих персонажей, и эти мотивировки психологического, этического, философского характера восходят в конечном счёте к объединяющим героев сквозным мотивам'777, с. 123/. Таким образом, посредством создания параллельных рядов значений осуществляется приём самоцитирования на сюжетно - композиционном уровне. Повторное портретирование героев, которое также имеет место в тексте произведений Достоевского, также, по мнению исследователя, имеет функцию утверждения или отрицания идейной позиции, свойств того или иного героя.

Повторы, своеобразные тематические рефрены, "обнаруживающие взаимосвязь и взаимообусловленность совершающегося на всех уровнях жизни", также отмечает в текстах художника В. Селезнёв. Именно эти рефрены, по его мнению, создают "нужный автору ракурс для читательского восприятия изображаемого в романе, программируют строго определённую апперцепцию, определённое прочтение романа'7149, с. 230/.

Как мы видим из рассмотренных нами немногочисленных работ, изучение проблемы авторской позиции шло по двум направлениям. Первое - это поиск одного единственного организующего начала в произведениях Достоевского, содержащего в себе точку зрения автора на происходящее в них; второе - выявление некоторых специфических свойств поэтики Достоевского, свидетельствующих о наличии монологической трактовки в текстах художника. Следует отметить, что исследования по этим двум направлениям были начаты относительно недавно, особенно это касается концепции Э. Малэк и В. Одинокова о Священном Писании как о начале, создающем высшую реальность в произведениях

Достоевского и выполняющем функцию Высшего судьи, с которым созвучны конечные выводы автора. Помимо того, что притчевое содержание произведений Достоевского не становилось целью специального исследования (за исключением работы В.Г. Одинокова в отношении "Преступления и наказания"), концепция "монологизма" у Достоевского не была соединена с православной основой понимания личности, которая является источником формирования авторской позиции в любом его произведении. По поводу направления, занимающегося обнаружением того или иного элемента поэтики произведения в определении авторской позиции, нельзя не отметить некоторую фрагментарность акцентов, поставленных в исследованиях, а также отсутствие систематизированного представления по данному вопросу. Поскольку у автора присутствует конкретная цель, то все элементы структуры художественного текста подчинены этой цели, они отвечают авторскому замыслу. Поэтому в создании определённой позиции участвует множество способов вынесения оценки по тому или иному вопросу. Однонаправленность этих оценок и позволяет говорить о позиции автора. Условно мы хотим выделить два способа проявления авторской оценки -прямой и косвенный. К прямому можно отнести присутствующие в тексте яркие характеристики рассказчиком героев, а также его генерализации по поводу этих характеристик. К косвенному - жанровые, композиционные, стилистические особенности произведения, способствующие однозначному прочтению романа. Рассмотрение прямого проявления авторской оценки позволяет сделать вывод о наличии у Достоевского чёткого представления о системе свойств национального менталитета, одни из которых он одобряет, а другие критикует. Поскольку отношение художника не остаётся незаметным при описании характерных черт героев, то, следовательно, авторская позиция обнаруживается в отображении черт национального характера. Представление Достоевского о существующем и должном проявляется через подчёркнуто частое описание строго определённых реакций героев на явления окружающей действительности, через создание и повторение ситуаций, обнаруживающих тождественность данных психических реакций, а также через вынесение им специфической оценки. Таким образом, вопрос об авторской позиции в произведении Достоевского может быть решён посредством рассмотрения проблемы русского национального характера, что мы и стремимся предпринять в данной работе.

Как уже говорилось выше, Достоевский был именно художником - мыслителем, в чьём творчестве нашла своё предельно яркое воплощение русская национальная стихия, которая и дала ему импульс к философским произведениям. Самым философичным романом Достоевского многие исследователи считают последний крупный роман - "Братья

Карамазовы", в котором соединяются основные идейные нити предыдущих его произведений. По мнению С.Н. Булгакова "Братья Карамазовы" - самый гениальный в художественном и философском отношении роман Достоевского, главный герой которого -Иван Карамазов - "самая яркая в философском отношении точка . Из всей галереи типов этого романа этот образ нам, русским, самый близкий, самый родной; мы сами болеем его страданиями, нам понятны его запросы. Вместе с тем образ этот возносит нас на такую головокружительную высоту, на которую философская мысль поднималась только у самых отважных своих служителей'722, с. 28/.

Безусловно, Достоевский сознательно ставил перед собой задачу показать особенности русской психологии в этом романе, о чём говорят его собственные слова: "Совокупите все эти четыре характера (Фёдора, Ивана, Дмитрия и Алексея Карамазовых - Т.Ч.* ), и вы получите, хоть уменьшенное в тысячную долю изображение нашей современной интеллигентной России"(15, с.435). В связи с данным авторским утверждением определился наш выбор исследуемого материала. На то, что проблема национального характера занимала Достоевского всю жизнь и нет ни одного произведения, где бы он сознательно или бессознательно не описывал бы русские черты, указывает его изречение из рукописи к "Подростку": "Толстой, Гончаров думали, что изображали жизнь большинства, - по-моему, они-то изображали жизнь исключений. Напротив, их жизнь есть жизнь исключений, а моя есть жизнь общего правила . Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону" (Цит. по /44, с. 321/. Однако роман "Братья Карамазовы", по свидетельству самого автора, стал наиболее полной картиной русской действительности того времени. Соответственно более ярко выраженной нам представляется авторская позиция именно в этом последнем романе Достоевского.

Актуальность данной работы определяется несколькими факторами. Поскольку острый интерес автора находится в сфере отображения национальных реалий, то именно позиция Достоевского по поводу национальной ментальности может служить отправным пунктом в определении авторской позиции в тексте. Именно концепция национального характера у Достоевского выводит нас к обоснованию присутствия монологического начала в ткани произведения, принадлежащего Священному Писанию. Проявление авторской позиции становится очевидным благодаря наличию сферы Высшего авторитета, становящегося Судьёй в оправдании или осуждении черт национального характера. Выявление феномена Татьяна Чернышёва дублирования эпизодов из Евангелия ситуациями в романе, направленными на декларацию черт русской ментальности, также подтверждает наличие чётко заявленной авторской позиции.

Воплощение авторской позиции в художественном тексте имеет несколько уровней, один из которых выявляется на основе системообразующего характера реплик героев и оценок автора - рассказчика, другой лежит в плоскости анализа художественной структуры романа, выявляющего определённые принципы организации материала, отвечающие замыслу художника. Таким образом, жанровые, композиционные и стилистические особенности являются косвенными средствами проявления авторской позиции. Наивысший уровень её проявления в романе, подчиняющий себе все остальные, обнаруживает себя в Вечной Истине христианского Завета, создающей монологическую систему произведения, способствующей строго определённой его апперцепции.

Следует отметить, что точка зрения Достоевского по поводу русской национальной самобытности существенным образом повлияла на общерусский процесс осмысления данной проблемы, который и сформировал комплекс представлений, влившихся в обширное русло Русской идеи. Изучение работ русских философов, среди которых нет ни одного, которому данная проблематика оказалась чуждой, приводит к выводу о том, что большинство суждений о русском характере в значительной степени опирается на образы, созданные творческим воображением Достоевского. Несмотря на то, что глубокая заинтересованность Достоевского в тайне русского духа и его гениальность в воплощении его сторон отмечались такими исследователями творчества художника, как В.Ф. Переверзев, Л.П. Гроссман, A.C. Долинин, В.Я. Кирпотин, В.Ф. Фридлендер, В.А. Туниманов, Ю.И. Селезнёв, И.Л. Волгин и другими, вопрос о том, какие же именно качества Достоевский считал доминирующими в русской душе, и каким образом они получили воплощение в художественной системе того или иного произведения, не был рассмотрен ни в одном из исследований. Подтверждением актуальности и оправданности нашего взгляда на произведение художника сквозь призму осмысления им проблемы национального характера стала вышедшая в 1996 году книга Г. Щенникова "Роман Достоевского "Братья Карамазовы" как явление национального самосознания". В ней автор обращается к национально-антропологическому подходу к изучению творчества Достоевского, который он считает весьма продуктивным, способным вскрыть "важнейшие структурные пласты романа". ". Внимание учёных, изучавших роман, - пишет исследователь, - до сих пор было обращено к другим его сторонам: к философско -полемическим аспектам (критике теодицеи, тоталитаризма, социализма), социальным вопросам, идеологической выверенное™ композиции. Национально - антропологическому подходу мешала и традиционная направленность марксистской идеологии на преимущественное определение исторической репрезентативности художественных образов, на выявление в них конкретно - исторических коллизий, характерных для России определённого времени"/195, с. 7/. Анализируя в работе стихию карамазовских страстей, проблему русского "сверхчеловека", поиски автором положительного деятеля нового типа, Щенников отмечает некоторые национальные особенности героев в связи с основной очень интересной направленностью анализа - поиском сходства и различия героев Достоевского с мировыми литературными типами, созданными Шекспиром (Гамлет), Гёте (Фауст и Мефистофель), Шиллером (Франсуа и Карл Мооры), Гюго (разные типы подвижников). Таким образом, выявление системы взаимосвязанных черт национального характера, отражённых в романе, не является главной целью исследования. Несмотря на утверждение автора во введении, что Достоевский интересовался "не особым типом русского интеллигента определённой эпохи . а русским человеком по сути своей'7195, с. 7/, и призыв к изучению его сути, он все же прибегает к анализу социально-историческому, поскольку склонен мотивировать рассматриваемые особенности спецификой известного исторического момента в России. Так, карамазовщина, по Щенникову, - это "национальный русский вариант психологии масс в "век толпы" - явления общеевропейского, даже всемирного начала. Масса начинает ощущать себя "господином судьбы'7195, с. 17/. "Низовой", земляной русский нигилизм и атеизм, "безудержье своеволия", полагает учёный, - является результатом процесса демократизации общества, связанным с реформами 1861 года. Нам же представляется важным сделать акцент на архетипическом характере системы изображаемых Достоевским свойств русской психологии, которые и являются реальным источником исторических событий в России.

На наш взгляд, помимо того, что проблема национального характера позволяет с иной, быть может, не совсем традиционной стороны подойти к познанию мировоззрения и поэтической системы художника, сформировавших определённую авторскую позицию, она также имеет самоценную философскую значимость и актуальность именно в наши дни. Проблема национального характера связана с до сих пор оставшимися неразрешёнными вопросами о предназначении России, о её особом пути к благополучию и процветанию, о способах преодоления множества трудностей, коренящихся в противоречивости выбора формы управления огромным государством.

Начавшись столь интенсивно в XIX веке, дискуссия о предназначении России перешагнула через порог XX столетия и стала остро актуальной в связи с октябрьскими событиями 1917 года. Она велась и гораздо позже как в среде далёкой эмиграции, так и в России, в условиях переделки всего национального сообщества "по новому рангу" - как раз той переделки, о которой пророчествовал и которой так опасался Достоевский. Результатом этого процесса явилась почти полная утрата "национального типа" - национальных типов реакций, главным образом положительных, ведущих своё происхождение от православного мироощущения. Смена системы ценностей, сопровождавшаяся утратой православных основ, не шла параллельно с корректировкой ряда не способствующих процветанию негативных русских черт, коренящихся в том числе и в особенностях географического расположения русского государства, а также в особенностях его исторического развития, например, факта длительного пребывания под игом иноземных завоевателей и т.д. Наоборот, они возобладали, дошли до своего логического завершения. Достоевский анализировал присущую психологии русского человека двойственность, склонность к анархии и бунтарскому отпадению от породивших его основ, бездумному их отрицанию, поиску чего-то нового, способного привести к всеобщему благоденствию. В своём поиске правды, предвещал Достоевский, русский народ склонен доходить до крайности, зачастую действуя во вред себе. В его произведениях чётко обрисовывается диалектика бунта, из которого есть только два выхода - либо смирение и путь собственного нравственного совершенствования, либо безумие, выпадение из рамок человеческого общежития. Каждый раз художником показывается сложный процесс влияния и победы православной основы личности, когда такие качества, как склонность к покаянию, совестливость, жалостливость и сострадательность берут верх над эгоизмом и трезвым рациональным расчётом.

Воплощенный Достоевским комплекс национальных качеств обнаруживает ряд закономерностей, которые провоцируют проявление строго определённого типа реакций, что свидетельствует о наглядно демонстрируемой национальной специфике. Выявление этих качеств представляется наиболее важным на современном этапе, когда мы являемся свидетелями результатов отрыва от национальной почвы, отвлечения от единственного стабилизирующего и гармонизирующего национальное сообщество фактора и, как следствие, бездумного копирования западных образцов, забвения традиционных ценностей, которые всегда определяли все действия членов нашего сообщества. Актуальность работы мы также видим в продолжении традиции подхода к изучению творчества Достоевского, совмещающего в себе функции литератора и глобально мыслящего философа, что требует особого философского анализа.

Цель и задачи исследования. Основной целью данной работы является выявление авторской позиции в романе "Братья Карамазовы" и описание специфики её художественного воплощения. Из этого вытекают следующие задачи:

I. Анализ идеологического плана авторской позиции, который представлен в "Дневнике писателя" - в труде, явившемся своеобразной творческой тетрадью к написанию романа "Братья Карамазовы".

II. Описание эволюции авторской позиции, имевшей место в романе "Братья Карамазовы". Анализ прямого способа проявления авторской оценки.

III. Выявление системы художественных средств, образующих косвенный способ проявления авторской оценки.

IV. Обнаружение притчевого характера ситуаций романа и их соотнесённости с фрагментами Священного Писания. Определение основного объекта сосредоточения авторской позиции в романе.

V. Определение уровней воплощения авторской позиции в тексте романа.

Последовательность решения задач, поставленных в работе, формирует её композицию и структуру.

Первая глава данного исследования посвящена рассмотрению авторской позиции в связи с проблемой национального характера, занимавшей центральное положение в проблемном поле "Дневника писателя".

Анализу прямого способа проявления авторской оценки в романе "Братья Карамазовы", то есть анализу совокупности черт национального характера как системы взаимосвязанных типов реакции на явления окружающей действительности, посвящена вторая глава диссертации.

В третьей главе уделено внимание рассмотрению художественной структуры романа и определению в ней косвенных способов проявления авторской позиции. Посредством наблюдения над связью, присутствующей между некоторыми сюжетными узлами романа и притчами Евангелия в четвёртой главе устанавливается основной способ монологизации в произведении Достоевского, являющийся также основным способом проявления авторской позиции в романе. В этой же главе осуществляется попытка выявления способов сосуществования полифонической и монологической систем в произведении Достоевского.

Методы исследования. Системно - типологический с элементами структурального анализа.

Новизна исследования может быть обозначена следующим образом.

1. Впервые вопрос бытования авторской позиции в произведении Достоевского рассмотрен под углом зрения вызывавшей пристальное внимание писателя проблемы русского национального характера, которая и является конституирующей мыслью авторской позиции. Благодаря предпринятой попытке выявления системы свойств национальной психологии на материале текста романа был обоснован тезис о наличии платформы для существования монологической системы в произведении, противостоящей полифонической.

2. Рассмотрена структура художественного текста "Братья Карамазовы", обнаружены и систематизированы способы проявления в ней авторской позиции.

3. Проанализированы некоторые ситуации в романе в их взаимосвязи с притчами Евангелия, благодаря дублированию которых черты национальной психологии получают ярко выраженную авторскую оценку.

4. Определены уровни проявления авторской позиции в тексте произведения.

5. В связи с выявлением способов монологизации в произведении предпринята попытка корректировки концепции Бахтина в некоторых её аспектах.

6. Определены принципы сосуществования полифонической и монологической систем в романе.

Практическое применение работы. Основные положения и выводы представляемой работы могут быть использованы в дальнейших исследованиях творчества Ф.М. Достоевского, а также общего процесса развития русской литературы в XIX веке. Результаты исследования могут быть также использованы при разработке вузовских лекционных и специальных курсов, связанных с углубленным изучением творчества Ф.М. Достоевского и при проведении спецсеминаров.

Апробация основных положений и результатов исследования.

Материалы исследования докладывались и обсуждались на Международных научных студенческих конференциях в Новосибирском государственном университете, на всероссийской школе - семинаре молодых учёных в Москве и на семинарах кафедры теории и истории культуры Новосибирского государственного технического университета (НГТУ).

19

Ряд положений и выводов работы были использованы при проведении семинарских занятий по истории русской литературы в НГТУ.

Основные положения диссертации отражены в четырёх публикациях.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Чернышева, Татьяна Леонидовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе вопрос присутствия авторской позиции в романе Достоевского "Братья Карамазовы" был рассмотрен под углом зрения вызывавшей пристальное внимание писателя проблемы русского национального характера, которая и является конституирующей мыслью авторской позиции. Представление Достоевского о существующем и должном проявляется через подчёркнуто частое описание строго определённых реакций героев на явления окружающей действительности, через создание и дублирование ситуаций, обнаруживающих тождественность данных психических реакций, а также через вынесение им определённой оценки. Исследуемый нами феномен наличия единой психологической основы, в той или иной мере являющейся общей для всех героев романа, приводит нас к выводу о присутствии платформы для существования монологической системы организации художественного материала, противостоящей полифонической.

С целью анализа генезиса авторской позиции, воплощённой в романе "Братья Карамазовы", нами был рассмотрен "Дневник писателя" - произведение, предшествующее роману, в котором проблема русского национального характера, национальной самобытности стоит на первом плане. Было отмечено, что при описании черт русской психологии Достоевским очевиден постоянно действующий принцип соотнесённости с антонимичной совокупностью чужеродных черт, и этот принцип имеет системный характер. В результате анализа оценок Достоевского нами были выделены оппозиции, которые являются основополагающими в характеристике автором различия русского и западноевропейского типов сознания. При этом позиция Достоевского по поводу русского национального характера, представленная в "Дневнике", является неоднозначной и противоречивой. Один и тот же национальный тип реакции анализируется автором под разным углом зрения, как бы исходя из различных точек отсчёта: будучи в одном случае оцениваем резко отрицательно, в другом контексте меняет свой ценностный знак с минуса на плюс. Неизменно при рассмотрении реализации некоторых поэтизируемых Достоевским духовных преимуществ русского народа в реальной жизни, требующей рационалистического подхода, они оказываются несостоятельными.

Контрастность оценок русского национального характера может быть объяснена своеобразием убеждения автора "Дневника", стремящегося видеть в нём единство едва ли соединимых в одно целое разнородных элементов. Одни из этих оценок представляют собой апологию свойств, коренящихся в русском православии, другие же - критические замечания, проникнутые сожалением по поводу невыраженности в русском характере некоторых западных начал, направленных на творческое преобразование окружающей материальной среды. Данная контрастность мнений, обнаруживающая себя в "Дневнике", преодолевается Достоевским в романе "Братья Карамазовы", где сложная, противоречивая русская натура, сочетающая в себе не сочетаемое, предстаёт во всей полноте, но, тем не менее, за всей этой сложностью ощутим однозначный ответ автора на вопрос какие из изображаемых типов реакций пользуются его одобрением, и, следовательно, по его мнению, должны доминировать в русском характере, а какие являются не столь существенными. Каждое из изображаемых Достоевским свойств русского национального характера является следствием предпочтения определённого варианта внутри каждой пары антиномичных категорий: чувство - разум, духовное - материальное, содержание - форма, коллективизм -индивидуализм, покорность - независимость, потенциальность - актуализация. С помощью художественных средств всякий раз обнаруживая диалектику утверждения чувства над разумом, духовных начал над материальными, интересов общества над индивидуальным интересом, Достоевский указывает в романе единственный - национальный - вариант выхода из противоречия. Такие качества, как нерасчётливость, "бестолковость", неприятие постепенности в достижении какой-либо цели и т. д., ярко воплощённые в героях романа, не становятся предметом непримиримого осуждения, поскольку они являются обратной стороной тех, что оцениваются им как самые важные. Свойствами, на которых Достоевским был сделан акцент, являются искренность, жалостливость, склонность к самообличению, склонность к умилению и благоговению, жертвенность, потребность страдания, максимализм, смиренность и простодушие. Это как раз те качества, которые были сформированы в русском народе под влиянием православия, и которые Достоевский считал залогом будущей великой миссии России. Интенсивность описания автором этих качеств посредством системообразующего характера реплик героев, а также "включений" однонаправленных оценок и генерализаций рассказчика, представляет собой прямой способ проявления авторской оценки, который образует собой первый уровень воплощения авторской позиции в романе.

Обнаружение косвенного способа проявления авторской оценки лежит в плоскости анализа художественной структуры романа, выявляющего определённые принципы организации материала, подчинённые замыслу автора.

Выполняя роль конституирующей мысли в позиции автора, проблема национального характера служит формообразующим фактором, является структурной основой композиции, жанра и стиля романа, то есть своеобразной основой, связующей все эти компоненты в единое целое. Рассмотрение художественной структуры романа как системы, включающей жанровый, композиционный и стилистический компоненты, каждый из которых имеет свои особенности, являющиеся косвенными средствами проявления авторской позиции, даёт возможность выявления принципов её воплощения. Православное видение автора пронизывает всю архитектонику произведения, объединяя собой весь комплекс как содержательных, так и формальных особенностей, которые представляют собой второй уровень проявления авторской позиции.

Так, жанровый компонент структуры романа подчинён принципу житийности, в полной мере способствующему как воплощению национальных типов реакций, коренящихся в православном мировоззрении, так и вынесению им положительной авторской оценки. Представляется очевидным, что именно принадлежность типа повествования жанру, авторитетность которого для читателя того времени не могла быть подвергнута сомнению, служила для автора способом идентификации истины. Согласно принципу житийности, события жизни героев в романе изображаются как заранее предопределённые, неправедные поступки наказываются, добродетельные вознаграждаются посредством утверждения Высшей правды. Все эпизоды романа служат реализации контраста положительных черт русского национального характера и отклонений от них, отвечающего контрасту закона и беззакония в русской православной традиции. Жертвенность, самоограничение, смиренность, искренность, отзывчивость, незлобивость и склонность к углублённой саморефлексии с помощью жанра жития получают дополнительную положительную оценку: именно герои, обладающие этими чертами, призваны излечить "бунтарей" от трагического раздвоения.

Если жанровый компонент "ответственен" за пиетизацию положительных свойств, обнаруживаемых Достоевским в русском характере, большинство из которых представляют собой православные добродетели, то композиционный компонент призван представить некоторые свойства русской души, исходящие из уклонения от закона, извращения его, искушения грехом. Принцип, используемый автором в этих целях, также детерминирован его православным видением. Дело в том, что наигранность, неестественность, намеренное преувеличение ассоциировались народным сознанием с нечистой силой, ценились же прямота и открытость, доверительность в человеческих отношениях. Именно осознание театрального как греховного позволило прибегнуть к принципу театральности в изображении негативных национальных особенностей на композиционном уровне. С помощью данного принципа воплощение получили в основном такие черты, как болезненная мнительность и беспочвенная амбициозность при отсутствии самоуважения, проявляющиеся в феномене шутовства.

Принципу импровизационности подчинена организация материала стилистического компонента произведения, который отражает систему национальных типов реакций в её целостности, то есть является своеобразным синтезирующим, объединяющим звеном, совмещающим в себе закономерности всех других компонентов. Стиль является, безусловно, наиболее объективной категорией, позволяющей судить об особенностях мировосприятия художника, а те намеренно специфические речевые характеристики, которыми он наделяет своих героев, в полной мере дают возможность получить яркое и в высшей степени достоверное представление об их качествах. Поэтому стилистический компонент содержит в себе весь спектр элементов национальной психологии, прежде всего таких, как противоречивость, нерешительность, смешение унижения и гордости, воинствующий максимализм, которым чисто языковые средства противопоставляют склонность к благоговению, умилению, смиренность и искренность. Несомненно, что возможности языка, используемые автором в том или другом случае, также представляют собой способ идентификации авторской оценки. Принцип импровизационности, направленный на то, чтобы запечатлеть состояние героя в момент его речевой презентации, ярко высвечивает двойственность как доминирующее свойство русского характера, так как способствует обнаружению национального "бессознательного" - высказывания, не обдуманного заранее.

В результате рассмотрения жанрового, композиционного и стилистического компонентов структуры романа можно сделать вывод, что помимо того, что структурные компоненты подчинены своим принципам организации художественного материала, все они пронизаны контрастом, также обретающим статус принципа. Этот факт говорит о том, что контрастность является главенствующим принципом авторского замысла. Контраст заявлен в постановке вопроса, составляющего идейную платформу замысла автора: психологический анализ противоречивого сочетания веры и безверия в русской душе.

Контраст веры и безверия, как стержень авторского замысла, находит своё самое яркое воплощение в контрасте полифонической и монологической систем в романе. Положительные качества национального характера, связанные с приоритетом чувства, то есть веры в русской душе, сопряжены с монологическим началом организации материала, в то время как наклонности, являющиеся следствием уклонения от веры, всецело принадлежат полифонической стихии. Контраст и взаимосвязь монологического и полифонического начал в романе прослеживается в результате выявления ещё двух принципов, раскрывающих авторский замысел и служащих способами идентификации национальной стихии - принципа самоорганизации и принципа относительности. Будучи обусловлены эффектом параллелизма голосов, который создаётся в романе, они, тем не менее, способствуют указанию на наличие всеорганизующей силы, которая выполняет функцию сведения антиномий к синтетическому единству. Православное видение Достоевского, включающее в себя определённую точку зрения на художника - творца, которая и обусловила своеобразие формы присутствия автора непосредственно в ткани романа, недвусмысленно направляет нас к обнаружению главнейшего объекта сосредоточения авторской позиции, которым не может служить слово человека, но только Слово Божие. Вечная Истина христианского Завета, с которой совпадает позиция автора, представляет собой третий - наивысший уровень её проявления в романе, подчиняющий себе все остальные. Слово Божие служит всеобъясняющим гармонизирующим началом, создавая собой монологическую систему в романе, способствующую строго определённой его апперцепции.

Итак, оправдание или осуждение воплощённых в романе национальных типов реакций происходит благодаря своеобразному "дублированию" в нём многих фрагментов Евангелия: почти каждому значимому эпизоду из жизни героев, проявляющему тот или иной тип реакций, соответствует аналог из Священного Писания - Высшего авторитета, дающего оценку тому или иному душевному движению. Таким образом, происходит пиетизация высокоценимых художником добродетелей, источником которых является русское православие. В результате анализа аналогий евангельских эпизодов и ситуаций романа становится очевидным генезис однозначных авторских предпочтений вариантов выделяемых нами бинарных оппозиций: те же предпочтения обнаруживаются в текстах Нового завета, что говорит об истинности православной веры, утверждаемой Достоевским, и его идейной позиции в этом плане, которая формирует целостную структуру романа.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Чернышева, Татьяна Леонидовна, 1999 год

1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1972 - 1990.

2. Аверинцев С. "Византия и Русь": два типа духовности // Новый мир. 1988. №7.С.210 -221

3. Адрианова-Перетц В.П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI XIII вв // Истоки русской беллетристики. Л., 1980. С.67-108

4. Адрианова-Перетц В.П. Очерки поэтического стиля Древней Руси. Л. 1947.

5. Арбан Д. "Порог" у Достоевского (Тема, мотив и понятие) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Л., 1976. С. 19-29

6. Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западно-европейской литературе. М.,. 1976.

7. Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта: В 3 т. М., 1991.

8. Бахтин М.М. Поэтика Достоевского. М., 1979.

9. Белинский В.Г. Россия до Петра Великого // Русская идея. М., 1992. С. 73-91.

10. Белик А.П. Художественные образы Ф.М. Достоевского: Эстетические очерки. М., 1974.

11. Ю.Белкин A.A. "Братья Карамазовы". Социально-философская проблематика // Творчество Достоевского. М., 1959. С.265-293

12. Белов С.В. К Амвросию, в Оптину // Север. 1990. №1. С. 148-154

13. Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского. Париж, 1968.

14. Бердяев H.A. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900 1906). СПб., 1907.

15. Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX в. и начала XX в. // Мыслители русского зарубежья. Бердяев, Федотов. СПб., 1992. С.37-228

16. Бердяев H.A. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990.

17. Берковский Н. О русской литературе: Сборник статей. Л., 1985.

18. Борев Ю.В. Проблемы целостно-системного анализа и художественная оценка "Медного всадника" Пушкина // Славянские литературы. IX Международный съезд славистов. М., 1983. С.119-133.

19. Борев Ю.В. Методология анализа литературного произведения. М., 1988.

20. Боровкова-Майкова М.С. Нила Сорского Предание и Устав. СПб.,. 1912.

21. Бродский И. О Достоевском // Нева. 1991. №11. С.260-262.

22. Булгаков C.B. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Харьков,. 1892.

23. Булгаков С.Н. Иван Карамазов в романе "Братья Карамазовы" как философский тип // О Великом инквизиторе: Достоевский и последующие (Леонтьев, Соловьёв, Розанов, БулгаковБердяев, Франк). М., 1991. С.193-219.

24. Буров A.A. Вставные конструкции в прозе Достоевского // Русская речь. 1981. №5. С.31-34.

25. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: В 2 т. Т.1. СПб., 1861.

26. Введенский А.И. Западная действительность и русские идеалы (Письма из-за границы). М., 1894.

27. Вебер М. Протестантская этика. Сборник статей: В 2 ч. М., 1972-1973.

28. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

29. Ветловская В.Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы". Л., 1977.

30. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды. М., 1980.

31. Волгин И.Л. Последний год Достоевского: Исторические записки. М., 1991.

32. Волынский А. Царство Карамазовых. Лесков. Заметки. СПб., 1901.

33. Вышеславцев Б.П. Русская стихия у Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С.61-87

34. Вышеславцев Б.П. Чувство греха// Слово. 1990. №12. С.53-60.

35. Гачев Г. Национальные образы мира. М., 1995.

36. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М., 1975.

37. Григорьев Д., протоиерей. Преподобный Нил Сорский, преподобный Иосиф Волоцкий и русское старчество в связи с творчеством Ф.М. Достоевского и полемикой вокруг него // Тысячелетие крещения Руси. Т I, М.,1989,.С. 136-141.

38. Голосовкер Я.В. Достоевский и Кант: Размышления читателя над романом "Братья Карамазовы" и трактатом Канта "Критика чистого разума". М., 1968.

39. Гроссман Л.П. Путь Достоевского. Л., 1924.

40. Гроссман Л.П. Достоевский. М., 1965.

41. Гумилёв Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990.

42. Дамаскин Иоанн Точное изложение православной веры. Ростов-на-Дону, 1992.

43. Данилевский H.A. Россия и Европа. М., 1991.

44. Джексон P.JI. Искусство Достоевского. Бреды и ноктюрны. М., 1998.

45. Днепров В. Единство как борьба//Литературное обозрение. 1981. №11. С. 28-34.

46. Днепров В. Идеи. Страсти. Поступки. Из художественного опыта Достоевского. Л., 1978.

47. Документы по истории литературы и общественности. М., Вып. I. Ф. М. Достоевский. 1922.

48. Долинин A.C. Последние романы Достоевского: как создавались "Подросток" и "Братья Карамазовы". М., Л., 1963.

49. Достоевский и его время. Л., 1971.

50. Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974.

51. Достоевский Ф.М. Новые материалы и исследования. М., 1973.

52. Егоренкова Г.И. Речь героев и слово автора // Русская речь. 1972. №4. С. 13-17.

53. Егоренкова Г.И. Поэтика сюжетной ауры в романе Достоевского "Братья Карамазовы" // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1971. №5. С. 2739.

54. Егоренкова Г.И. Сюжетность композиции // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1976. №6. С. 14-24.

55. Жирмунский В.М. Проблемы литературной формы. Л., 1928.

56. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика, стилистика. Л., 1977.

57. Житие преподобного Серафима Саровского (Соврем, извод) // Литературная учёба. М., 1990. Книга 5.

58. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского: Типология и поэтика. Л., 1985.

59. Зернов Н.М. Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьёв. М., 1995.

60. Золотусский И. Очная ставка с памятью. М., 1983.

61. Иванов Вяч. О русской идее // Русская идея. М., 1992. С. 226-241.

62. Иванов Вяч. Борозды и межи. М., 1916.

63. Иванов Вяч. Родное и вселенское. Достоевский и роман-трагедия. М., 1994.

64. Иванов В.В. Достоевский и народная культура (юродство, скоморошество, балаган): Автореф. дис. канд. филол. наук. Л., 1990.

65. Иванчикова Е.А. Синтаксис художественной прозы Достоевского. М., 1979.

66. Иванчикова Е.А. Синтаксис художественной прозы Достоевского // Русский язык в школе. 1981. №1. С. 69-78.

67. Илюшин А.А. Глаголы жеста у Ф.М. Достоевского // Русская речь. 1969. №6. С.

68. Кавелин К.Д. Наш умственный строй: статьи по философии, русской истории и культуре). М., 1989.

69. Казанский П.С. Иосиф Волоцкий. Прибавление к Творениям святых отцов. М., 1874.

70. Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. Пг., 1922.

71. Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. М., 1989.

72. Катаев В.Б. К постановке проблемы образа автора // Филологические науки. 1966. №1. С. 29-41.

73. Кашина Н.В. Человек в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1986.

74. Кашина Н.В. Эстетика Ф.М. Достоевского. М., 1975.

75. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979.

76. Киреевский И.В. Полное собрание сочинений: В 9 т. М., 1911.

77. Кирпотин В.Я. Достоевский художник: Этюды и исследования. М., 1972.

78. Клейман Р.Я. Сквозные мотивы творчества Достоевского в историко-культурной перспективе. Кишинёв, 1985.

79. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871.

80. Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т I. М., 1987.

81. Ковалёв А.Г. Ф.М. Достоевский как психолог // Психологический журнал. Т. 8. 1987. №4. С. 103 110.

82. Ковсан М. Как создавались "Братья Карамазовы" // Литературная учёба. М., 1988. №4. С. 143 -148.

83. Комаров Ю.С. Общество и личность в православной философии. Казань, 1991.

84. Концепции самоорганизации: Становление нового образа научного мышления. М., 1954.

85. Краткая Литературная Энциклопедия: В 9 т. М., 1962-1978.

86. Кронштадский Иоанн Мысли христианина о покаянии и святом причащении. М., 1949.

87. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского: Событийное. Временное. Вечное. М., 1991.

88. Купреянова E.H., Макогоненко Г.П. Национальное своеобразие русской литературы. Л., 1976.

89. Кусков В.В. Мотивы древнерусской литературы в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы'-' // Вестник Московского Университета. Сер. 10. Филология. № 5. М.,1971. С. 22 -28,

90. Лазурский А.Ф. Очерк науки о характере. М., 1995.

91. Лапшин И.И. Комическое в произведениях Достоевского. М., 1933.

92. Лапшин И.И. Поэтика Достоевского. Берлин, 1923.

93. Лаут Райнхард Философия Достоевского в систематическом изложении. М., 1996.

94. Леонтьев К.Н, Цветущая сложность: Избранные статьи. М., 1992.

95. Лесков Н.С. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1981.

96. Литературные манифесты западно-европейских романтиков. М., 1980.

97. Лихачёв Д.С. Заметки о русском // Лихачёв Д.С. Избранные работы. Т.2. Л., 1987. С. 418-494.

98. Лихачёв Д.С. "Небрежение словом" у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т.2. Л., 1976. С. 30-41.

99. Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.

100. Лихачёв Д.С., Панченко A.M. "Смеховой мир" Древней Руси. Л., 1976.

101. Лихачёв Д.С. Литература реальность - литература. М., 1981.

102. Лобов Л.П. Достоевский и его славянофильство. СПб., 1905.

103. Лосский Н.О. Характер русского народа // Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 238 353.

104. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.

105. Любимов Б. Н. Проблема сценичности произведений Достоевского: Автореф. дис. . канд. искусствоведения. М., 1976.

106. Malek Е. Жанр притчи в позднем творчестве Достоевского и Л.Н. Толстого (Тезисы доклада) // Fiodor Dostojewski mysl i dzelo. - Materialy Ogolnoplskiej Konferencji Naukowej Ustronie Wlkp., 5-7 Maja 1981 r. - Lodz, 1981. - C.cu ~ :r

107. Майорова O.E. Рассказ Лескова "Несмертельный Голован". Житийные традиции // Русская литература." 1987. №3. С. 170 -179.

108. Мейлах Б.С. О художественном мышлении Достоевского // Вопросы литературы.1972. №1. С. 89- 104.

109. Мейлах Б.С. Талант писателя и процессы творчества. Л., 1989.

110. Мережковский Д.С. Пророк русской революции // Полное собрание соч.: В 24 т. Т. 8. М., 1914. С. 188-238.

111. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994.

112. Мистическое богословие. Киев, 1991.

113. Мочульский К.В. Гоголь. Соловьёв. Достоевский. М., 1995.

114. Мошковский A.A. Альберт Эйнштейн. Беседы с Эйнштейном о теории относительности и общей системе мира. М., 1922.

115. Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. СПб, 1992.

116. Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860-1881 гг. М., 1971.

117. Никитин В.А. Достоевский: православие и русская идея // Социологические исследования. 1990. №3. С. 125 131.

118. Новые аспекты в изучении Достоевского: Сборник статей Петрозаводск, 1994. 118.0 Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов:1. Сборник статей. М., 1990.

119. Овсянико-Куликовский Д.Н. Психология национальности // Этнопсихологические сюжеты (Из отечественного наследия). М., 1992.С. 172 196.

120. Овсянико-Куликовский Д.Н. Достоевский в 70^ годах // Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции. Собр. соч. Т.8. 4.2. СПб., 1914.С.220-235

121. Одиноков В.Г. Литературный процесс и духовная культура в России: Ф. Достоевский, Л. Толстой, И. Тургенев. Новосибирск, 1995.

122. Одиноков В.Г. Поэтика русских писателей XIX века и литературный прогресс. Новосибирск, 1987.

123. Одиноков В.Г. Типология русского романа. Новосибирск, 1975.

124. Одиноков В .Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск, 1981.

125. Осповат А.Л. Достоевский и раннее славянофильство // Достоевский. Материалы и исследования. Т.2. Л., 1970.С. 175-181.

126. Параллели (Россия Восток - Запад). Альманах философской компаративистики. Вып. I.M., 1991.

127. Переверзев В.Ф. Творчество Достоевского. М., Л., 1928.

128. Переверзев В.Ф. Творчество Достоевского // Переверзев В.Ф. У истоков русского реализма. М.,1989. С. 455-663.

129. Померанц Г.С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М, 1990.

130. Пономарёва Г.В. Творческая история житийного замысла Ф.М. Достоевского: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1987.

131. Попов H.A. Об идейно-художественной концепции шутовства в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" // Поэтика и стилистика: Сборник статей 1988 1990. М., 1991. С. 42 - 52.

132. Потебня A.A. Из записок по русской словесности. М., 1955.

133. Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М., 1990.

134. Пеподобного Иоанна, игумена Синайской горы Лествица. Изд-е 7- Козельской Введенской Оптиной Пустыни. Сергиев Посад, 1908.

135. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М., 1986.

136. Путь. Орган русской религиозной мысли. Книга I (I VI). М., 1992.

137. Радлов Э.Л. Очерк истории русской философии. СПб., 1912.

138. Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. М., 1990.

139. Розанов В.В. Опавшие листья.СПб., 1913.

140. Розанов В.В. Уединённое. М., 1990.

141. Розанов В.В. Сочинения. М., 1990.

142. Розанов В.В. Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М. Достоевского. Опыт критического комментария // Розанов В.В. Мысли о литературе. М.,1989. С. 41 -158.

143. Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского. М., 1981.

144. Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьёв. СПб., 1991.

145. Россия после августа 1991 года: цивилизационные, политические и культурные дилеммы. М., 1993.

146. Самоорганизация: корпоративные процессы в природе и обществе: Сборник статей. М., 1990

147. Свительский В.А. Композиция как одно из средств выражения авторской оценки в произведениях Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т.2. Л., 1976. С. 11-19.

148. Свительский В.А. Мироотношение Достоевского и принципы его воплощения в романах писателя 60-70 гг. Автореф. дис. канд. филол. наук. Воронеж, 1971.

149. Селезнёв Ю.И. В мире Достоевского. М., 1976.

150. Селиханович A.B. Религиозная проблема у Достоевского. Киев, 1914.

151. Синякова JI.H. "Дневник писателя" Ф.М. Достоевского за 1876 год как идейно -художественное единство: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1988.

152. Слонимский А.Л. "Вдруг" у Достоевского // Книга и революция. 1922. №8. С. 916.

153. Слонимский А.Л. Достоевский. Творчество и религия. Пг., 1915.

154. Соловьёв B.C. Письма. Т. 1. Пб„ 1908.

155. Соловьёв B.C. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 2. СПб., 1911.

156. Соловьёв B.C. Из речей в память Достоевского // О Великом инквизиторе: Достоевский и последующие. М., 1991. С. 57 73.

157. Соловьёв С.М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1979.

158. Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова. Т. 5. Приношение современному монашеству. СПб. 1905.

159. Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. СПб., 1995.

160. Страгородский Сергий Православное учение о Спасении. М., 1991.

161. Творчество Достоевского: Искусство синтеза. Екатеринбург, 1991.

162. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 14 т. М., 1952.

163. Тронский И.М. История античной литературы. М., 1983.

164. Трубецкой E.H. Смысл жизни. М., 1918.

165. Трубецкой E.H. Старый и новый национальный мессионизм // Русская идея. М., 1992. С. 241-258. ~

166. Трубецкой E.H. Три очерка о русской иконе: Умозрение в красках. М., 1991.

167. Туган-Барановский М.И. Нравственное миросозерцание Достоевского. Одесса, 1920.

168. Туниманов В.А. Творчество Достоевского 1854-1862. Л., 1980.

169. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. /!, 1977.

170. Успенский Б.А. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. М., 1970.

171. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.

172. Федотов Т.П. Судьба и грехи России. СПб., 1991.

173. Федотов Г.П: Письма о русской культуре // Русская идея. М., 1992. С. 379-420.

174. Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937.

175. Франк С.Jl. Сущность и ведущие мотивы русской философии // Философские науки. 1990. №5. С. 81-92.

176. Фрейд 3. Художник и фантазирование. М., 1995.

177. Фридлендер Г.М. Эстетика Достоевского // Достоевский художник и мыслитель. М., 1972. С. 97-164.

178. Фридлендер Г.М. Художественный мир Достоевского и современность // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 5. Л., 1983. С. 3-26.

179. Хомяков A.C. Стихотворения и драмы. Л., 1969.

180. Хомяков A.C. Полное собрание сочинений A.C. Хомякова. М., 1900.

181. Храпченко М.Б. Размышления о системном анализе литературы // Контекст 1975. Литературно-теоретические исследования. М., 1977. С. 37-58.

182. Христианская жизнь по Добротолюбию: Избр. места из творений святых Отцов и Учителей Церкви. М., 1991.

183. Царевский Ä.A. Значение православия в жизни и исторической судьбе России. Б. м., 1991.

184. Чаадаев П.Я., Статьи и письма. М., 1989.

185. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. М., 1967.

186. Чичерин A.B. Идеи и стиль. О природе поэтического слова. М., 1968.

187. Чудаков А.П. Проблема целостного анализа художественной системы (О двух моделях мира писателя) // Славянские литературы. VII Между нар. съезд славистов. М., 1973. С. 79-98.

188. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.

189. Шестов Л. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1995.

190. Шопенгауэр Артур Полное собрание сочинений Артура Шопенгауэра. Т.З. М., 1904.

191. Шкловский В. За и против: Заметки о Достоевском. М., 1957.

192. Шкловский В. О теории прозы. М., 1929.

193. Щапов А.П. Сочинения Щапова: В 3 т. Т.1. СПб., 1906.

194. Щенников Г.К. Об эстетических идеалах Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 4. Л., 1980. С. 55-67.

195. Щенников Г.К. Роман Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" как явление национального самосознания. Челябинск, 1996.

196. Щенников Г.К. Художественное мышление Ф.М. Достоевского. Свердловск, 1978.172

197. Эмерсон Кэрил Прозаика и проблема формы // Новое литературное обозрение. 1996. №21. С. 22-30.

198. Энциклопедический словарь. Изд. Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. СПб., 1881-1904.

199. Эйнштейн А. О специальной и общей теории относительности (Общедоступное изложение). Пг., 1923.

200. Эйнштейн А. Основы теории относительности (Четыре лекции, читанные в мае 1921 года в Принстонском университете). М., Л., 1935.

201. Эйнштейн А. Сущность теории относительности. М., 1952.

202. Этов В.И. Принципы речевой выразительности у Достоевского // Русский язык в школе. 1971. №4. С. 10-17.

203. Якушкина В.Г. Некоторые проблемы сценического воплощения романов Ф.М. Достоевского (На примере спектакля худ. театра "Братья Карамазовы" в постановке В.И. Немировича-Данченко, 1910): Автореф. дис. . канд. искусствоведения. М., 1972.

204. Янышев И. Православно-христианское учение о нравственности. СПб., 1906.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.