Журнал "Русская Мысль" 1907-1918 гг. Редакционная программа, литературно-философский контекст тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Гапоненков, Алексей Алексеевич

• Гапоненков, Алексей Алексеевич
• доктор филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации доктор филологических наук Гапоненков, Алексей Алексеевич

Введение С.З

Глава первая П.Б. Струве - редактор-издатель журнала «Русская Мысль» С.

Глава вторая

Литературно-философский контекст и периоды внутренней истории журнала

1. «Метод» Ю.И. Айхенвальда (1907-1908) С.

2. «Религиозный революционизм» Д.С. Мережковского (1909) С.

3. «Академичность» В.Я. Брюсова (1910-1912) С.

4. «Литература и эстетика» Л.Я. Гуревич (1913-1914) С.

5. С.Л. Франк: непосредственный и цельный опыт «живого знания» (1914-1918) С.

Глава третья

Полемика - форма осуществления редакционной программы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Журнал "Русская Мысль" 1907-1918 гг. Редакционная программа, литературно-философский контекст»

Журнал «Русская Мысль» (М.; СПб., 1880-1918; София, 1921; Прага-Берлин, 1922-1923; Париж, 1927) - «ежемесячное литературно-политическое издание», одно из самых значительных явлений научной, философской, общественной и художественной жизни России и русского зарубежья. Основанный В.М. Лавровым как славянофильский орган журнал первые пять лет редактировался С.А. Юрьевым. В последующие два десятилетия направление «Русской Мысли» было либеральным, ею управлял триумвират в лице издателя В.М. Лаврова, фактического редактора В.А. Гольцева и соредактора М.Н. Ре-мезова1.

С 1907 года и до закрытия большевиками2, затем возобновленный в эмиграции3, в период редакторства П.Б. Струве, журнал неизменно следовал своей «программе», «твердо проводя идею национальной русской культуры и уделяя всего больше места вопросам и темам, связанным с высшими стремлениями и ценностями человеческого духа» (РМ. 1918. Кн. 3-6. С. I)4. По признанию многих современников, именно в последнее десятилетие выпуска в России «Русская Мысль» была лучшим и авторитетным периодическим изданием в духовной жизни общества.

Предоставим слово С.Л. Франку: «<. .> «Русская Мысль» - орган мысли П.Б. и идейного кружка его единомышленников (курсив мой. — А.Г.) — стал бесспорно самым интересным и идейно значительным из русских толстых журналов, за которым не мог угнаться ни солидный, но скучно-бесцветный либеральный «Вестник Европы», ни народническое «Русское Богатство», со смерти Н.К. Михайловского утратившее значительную долю своего интереса»5. Критик, журнальный обозреватель и секретарь «Аполлона» Евг. Зноско-Боровский в 1911 году признал: «После прежде рассмотренных журналов, особенно приятно отметить, что «Русская Мысль» является действительно литературным изданием, в котором литература не приносится в жертву ничему постороннему (курсив мой. - А.Г.), занимает вполне определенное, самостоятельное и почетное, место и едина в отделе критики и беллетристики. <. .> «Русская Мысль», несомненно, единственный в России журнал, каждую книжку которого ждешь с горячим нетерпением и каждую страницу прочитываешь со спокойным удовольствием»6. JI. Троцкий в марте 1914 г. в статье «Судьба толстого журнала» попытался сформулировать политическую платформу «Русской Мысли»: «Это, в сущности, единственный толстый журнал, который не просто живет автоматической силой идейной инерции, а действительно стремится вырабатывать «новые ценности»: национально-либеральный империализм на консервативной религиозно-философской основе» .

Материалы «Русской Мысли» отражают важнейшие интеллектуальные процессы и литературно-художественные искания 1900-1910-х годов. Это история и судьба русского либерального консерватизма, «веховские» идеи, развитие русской и западноевропейской философии, науки, религиозные аспекты русской литературы, литературные течения - символизм, акмеизм, неореализм и др. Как редактор Струве явился «примиряющим средоточием для людей совершенно разнородных интересов и духовных типов»8. Ближайшими сотрудниками журнала в разные годы были: A.A. Кизеветтер (соредактор в 1907-1910 гг.), C.JI. Франк, A.C. Изгоев, Ю.И. Айхенвальд, Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, В.Я. Брюсов, Л.Я. Гуревич, В.И. Вернадский, С.А. Котляревский, E.H. Трубецкой, A.M. Рыкачев и другие.

Личность Петра Бернгардовича Струве (1870-1944) настолько многогранна и универсальна, что трудно даже сказать, в какой области - науки, культуры, общественной деятельности, государственного дела - он проявил себя в большей степени. Не вызывает сомнения то, что «Петр Бернгардович соединял в себе два разнородных, противоречивых начала: он был одновременно и в одинаковой степени и мыслителем, и деятелем, и даже, более того, энциклопедистом-ученым, пытливым изыскателем, кропотливым собирателем фактов и в то же время страстным, страстно-принципиальным и принципиально-страстным борцом»9.

Биография и труды Струве10, особенно сегодня — в России, привлекают к себе немалый исследовательский интерес историков, философов, социологов, экономистов, политологов11: перед ними вырастает фигура большого исторического масштаба и огромной культурной памяти, зачинателя, протагониста и критика многих идейных движений конца XIX - первой трети XX века.

Струве был основателем и теоретиком «легального марксизма» в 1890-е годы, автором Манифеста РСДРП (1898), инициатором движения от марксизма к идеализму, левым либералом и политическим эмигрантом - редактором «Освобождения», правым либералом и членом ЦК партии кадетов (1906-1915), депутатом II Государственной Думы, редактором-издателем журнала «Русская Мысль», действительным членом Российской Академии наук по политической экономии и статистике (1917), создателем «Лиги русской культуры», активным деятелем «белого движения», политической и культурной жизни русской эмиграции.

Близко сотрудничали со Струве или вступали в полемику с ним марксист В.И. Ульянов (Ленин), экономисты - А.И. Чупров, М.И. Туган-Барановский, философы - С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, H.A. Бердяев, И.А. Ильин, юристы -В.А. Маклаков, В.Д. Набоков, государственные деятели - П.А. Столыпин, A.B. Кривошеин, главком Русской Армии барон П.Н. Врангель, митрополит Антоний (Храповицкий), писатели и поэты - Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, И.А. Бунин, М.А. Волошин, В.Я. Брюсов. Этот перечень можно продолжить и дальше.

Как философ Струве задал «парадигмы социально-политического самоопределения» «русскому духовному ренессансу»12. Он развенчал марксизм, начал проповедовать национальный либерализм и вывел формулу либерального консерватизма, определив ее смысл и генеалогию в русской мысли. Кроме того, Струве сделал немало для религиозного возрождения в духовном плане. В «Надгробном слове о. Сергия Булгакова на погребении П.Б. Струве» 29/16 февраля 1944 года читаем: «.нам суждено было стать предтечами духовного возвращения блудных сынов в лоно Отчее в кругах русского просвещения. Призыв к этому возвращению стал тогда жизненным делом численно немногих крестоносцев, которые подняли крест борьбы с духовным равнодушием и предрассудками, царившими в образованных кругах. И, — увы! - количественным успехом не увенчалось наше дело, до времени мы были сметены насилием воинствующего безбожия, однако духовная битва была дана и остается незабываема. Да будет же не забыто, что в первых рядах крестоносцев стоял ты, со всей независимостью и бесстрашием мысли, тебе всегда и во всем свойственной »13.

Петр Струве был выдающимся издателем, редактором многих периодических изданий в России и эмиграции. Самыми крупными его проектами являются журналы «Освобождение», обновленная им «Русская Мысль», газеты «Возрождение», «Россия», «Россия и Славянство». Редакционно-издательская деятельность Струве, частично затронутая в работах по идеологии либерализма14, литературе русского зарубежья15, после долгих лет забвения на родине начинает привлекать пристальное внимание историков русской религиозно-философской печати, эмигрантской периодики, журналистики16. Издания Струве символизируют важные вехи идейно-политической истории, судьбы России17.

Среди журнальных типов Серебряного века «Русская Мысль» Струве занимает особое место. Ее можно расположить в ряду классических русских «толстых» журналов («Русское Богатство», «Вестник Европы», «Современный

1 Я

Мир»), изменившихся «под влиянием общественных потребностей» , и рядом с группой «журналов-манифестов, посвященных преимущественно литературным и эстетическим проблемам»19 («Мир Искусства», «Новый Путь», «Весы», «Золотое Руно», «Аполлон», «Труды и Дни»), Сохраняя в себе многие признаки и структуру первых (беллетристический отдел, научные статьи, критику, библиографию, внутренние и иностранные обозрения), «Русская Мысль» по

20 шла по пути трансформации издания «обычного русского типа» . Так был создан новый вид «толстого» журнала, в котором слились русский публицистический ежемесячник, утративший идеологическую монолитность, и европейский журнал-обозрение.

В годы первой русской революции Струве издавал в Петербурге теоретический журнал «Полярная Звезда» (1905-1906). Это был малоформатный еженедельник европейского типа, в котором обсуждались текущие проблемы политики, анализировался процесс перехода России от самодержавия к конституционному строю. Просуществовала «Полярная Звезда» всего три месяца и была закрыта по инициативе властей судебным решением. Ее на короткое время сменил новый еженедельник «Свобода и Культура» (1906), почти идентичный старому по характеру публикаций, но имевший меньший успех в читательской аудитории. «При ближайшем участии Петра Струве» формальным редактором его был С. Франк. На деньги И.Д. Сытина Струве редактировал также и ежедневную газету «Дума» (27 апреля - 13 июня 1906 г.), освещавшую парламентские события.

Как отметил Р. Пайпс, «Струве намеревался сделать Русскую Мысль главным распространителем появлявшихся на Западе политических и культурных идей. При этом, как и во всех изданиях, редактируемых ранее, он проводил четкое разграничение между политикой и культурой»21. Это означало, что политические статьи были трибуной его праволиберальной позиции, а по отношению к материалам культурным - литературным произведениям, текстам по философии, религии, истории, экономике, праву и т. д. - была им допущена «крайняя интеллектуальная терпимость». С этим не в полной мере можно согласиться. «Русская Мысль» не занималась чистой пропагандой западных культурных идей, а взращивала национальную культуру. Литературное содержание «Русской Мысли» определялось идейной позицией редактора, и те рукописи, которые ей в корне противоречили, отклонялись («Петербург» А. Белого, статьи А. Блока и т.д.).

По прошествии многих лет сами политические споры превращались в событие культурной жизни отошедшей эпохи. И в другой ситуации, уже в эмиграции, Струве предложил редакторам «Современных Записок» упразднить журнальный подзаголовок - «общественно-политический». Он назвал четыре самых крупных печатных органа в истории России и ее диаспоры - «Вестник Европы», «Отечественные Записки», «Русскую Мысль», «Современные Записки» (отчасти и «Современник», «Русское Богатство», «Русский Вестник») -«журналами русской культуры»22.

Еще в конце 1906 года Струве вел переговоры с редактором-издателем «Вестника Европы» М.М. Стасюлевичем об объединении «Русской Мысли» с его журналом: «Мне думалось тогда, что нет оснований для независимой и в то же время национальной русской либерально-демократической мысли иметь ( два органа и что наступило время их слить в некую единую духовную силу»23. Название предполагалось быть весьма эмблематичным: «Вестник Европы и Русская Мысль». Но «обстановка еще не созрела», и плану этому не дано было осуществиться.

Предтечами «Русской Мысли» Струве были издания, стремившиеся преодолеть наследие революционно-демократической журналистики и открыть дорогу религиозному возрождению: «Северный Вестник» (1891-1898), «Мир Искусства» (1899-1904), «Новый Путь» (1903-1904), «Вопросы Жизни» (1905). Отказ от наследства шестидесятников в них был не простой идейной декларацией, а коренной трансформацией типа журнала, сложившегося при H.A. Некрасове, Н.Г. Чернышевском, М.Е. Салтыкове-Щедрине («Современник» и

Отечественные Записки»).

Северный вестник» Л.Я. Гуревич и А. Волынского изменил своему народническому направлению и декларировал модернистскую эстетику, творчество символистов24. Журнал «Мир Искусства» выступил против «передвижничества», академизма в живописи за свободное искусство модерна. Он совмещал в себе художественно-изобразительные и литературные материалы, печатая произведения символистов и философскую критику Д.В. Философова, Д.С. Мережковского, В.В. Розанова, JI. Шестова25. Несмотря на редакционный спор между «мирискусниками» и литераторами (Дягилев и Философов), объединяло их общее стремление, дух своего времени — все они пытались преодолеть утилитарное, позитивистское мышление, вступали на путь возврата к вере че

26 рез эстетизм. «Путь через искусство был новым» , - писал о. Г. Флоровский, характеризуя духовную атмосферу «начала века» в ее стремлении к религиозному творчеству.

Религиозно-философские собрания» интеллигенции и духовенства, проводившиеся с 1901 г., предвосхитили журнал «Новый Путь» (там публиковались их «Записки») и последовавшие за ним «Вопросы Жизни» . Оба издания сочетали либерализм с неохристианством, являясь, по сути, первыми в России светскими журналами, в которых печатались рядом религиозно-философские сочинения, религиозно-общественная хроника и художественные произведения, литературная критика и публицистика. Один журнал был вдохновлен Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, другой - С.Н. Булгаковым и H.A. Бердяевым. Мережковский терял свое редакционное влияние в «Новом Пути», идейно оправдывая «религиозную общественность». Его оппоненты из «Вопросов Жизни» «попытались поставить религиозные принципы «Нового ло

Пути» на твердую философскую основу» .

Эти журналы сблизили «две разнородные группы интеллигенции» : среду «богоискателей», преимущественно из поэтов-символистов (Д. Мережковский, 3. Гиппиус, В. Розанов, Н. Минский, В. Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, Г. Чулков) и кружок «идеалистов», прошедших через марксизм (Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк). Большинство авторов «Нового Пути» и «Вопросов Жизни» в дальнейшем постоянно печаталось в «Русской Мысли» Струве, но сам факт их тесного сотрудничества под одной обложкой произошел впервые в 1904-1905 гг. и был очень показательным: «философское сознание» в обретении веры вступило в сложный диалог с художественным прозрением.

Религиозно-философская доминанта «Русской Мысли» отличает ее от других самых известных и продолжительно выходивших периодических органов начала XX столетия.

При всем новаторстве журнала «Весы» (1904-1909) как «академии русского символизма», представленности в нем «вершинных достижений современной поэзии в таком количестве и в такой продуманной и организованной подаче», «единая философско-эстетической платформа» на страницах издания только вырабатывалась30. А. Белый и В. Иванов тяготели к религиозной мистике. Но В. Брюсов, признанный вождь журнала, «чуждался религиозной идеологии, и его «мистика» была лишена религиозного содержания и облечена в позитивистскую форму»31.

Аполлон» (1909-1917) никогда не был органом религиозных философов. Журнал помещал подборки стихов, статьи по эстетике, художественной критике, истории живописи, музыки, отзывы о новых книгах, спектаклях, выставках, изобразительный материал. «Структура, журнальная форма, репертуар «Аполлона», как и состав его участников, во многом повторяли «Мир Искусства». Но тип творчества, выдвинутый «аполлоновцами», отличался от мирис-куснического <.>. Литературный отдел «Аполлона», намеренно многоплан-ный и весьма пестрый, запечатлел последний этап символистской эстетики и творчества и оформление нового течения - акмеизма»32.

Русская Мысль» несет в себе определенные черты научного, специального издания. Это касается, прежде всего, материалов по проблемам религиозной философии. Ни один из «новых» или «старых» литературных ежемесячников, начиная с 1907 года, не помещал на своих страницах такого большого числа и высокого уровня научных статей по философии и религии, как «Русская Мысль». Этим своим качеством она не уступала специальным изданиям по философии - «Вопросам философии и психологии» (1889-1918), «Критическому Обозрению» (1905-1909), «Логосу» (1910-1914), «Запискам Санкт-Петербургского религиозно-философского общества» (1908-1916), непериодическим сборникам «Новые идеи в философии» (1912-1914); и тем более превосходила научно-популярную периодику: «Журнал Министерства народного просвещения» (1834-1918), «Мысль» (1910), «Просвещение» (1911-1914), «Научную библиотеку. Отдел философский».

Редакция «Русской Мысли» проводила строгий отбор научных статей. С.Л. Франк, публиковавшийся во всех основных философских органах, в одном из внутренних редакционных отзывов указывал, что «"Русская Мысль", не будучи специальным философским журналом и будучи в состоянии помещать лишь немногие статьи по философским вопросам, естественно может предоставлять на своих страницах место лишь наиболее объективным и, по суждению редакции, удачным характеристикам философских направлений.»33.

Журнальный контекст «Русской Мысли» по праву может быть объектом литературоведения, культурологии, журналистики, философии, политологии, семиотики, информатики. В трудах по истории русской печати этот журнал не раз был и будет упомянут34. Но не вызывает сомнений, что «Русская Мысль» имеет свое литературное содержание, огромный пласт беллетристики, стихотворных произведений, литературно-критических работ.

Сложность исследования «Русской Мысли» заключается в определении специфики этого издания и выработке особого подхода к его изучению в основополагающих аспектах: библиографическом, историко-литературном в сочетании с теорией и историей журналистики. В случае с этим журналом комплексное исследование невозможно и без дополнительного историко-философского плана. Постоянное взаимодействие двух начал в «Русской Мысли» - литературного и религиозно-философского - актуализирует проблему целостного освещения материалов этого издания.

Взаимодействие, сближение литературы и религиозной философии, при всем отталкивании друг от друга их конкретных представителей, разность путей и целей отличают Серебряный век русской культуры. Постоянный «инициатор» этого сближения H.A. Бердяев писал: «Очень быстро художественно-эстетический ренессанс приобрел у нас окраску мистическую и религиозную. Хотели выйти за пределы искусства и литературы. И это было характерно русское явление»35. Неслучайно символизм как литературное течение претворился в религиозное миросозерцание, «мистическую» словесность (А. Белый, В. Иванов).

Культурный ренессанс не был в высоком смысле слова религиозным. В начале XX века в России возникло знакомое прежде западным культурам явление - религиозная философия. Протоиерей Г. Флоровский назвал ее «особым типом исповедания и делания»36. Подготовлена она была умственным движением 1840-х годов с его опорой на немецкую классическую философию, творчеством А. Хомякова, Ф. Достоевского, В. Соловьева, Н. Федорова, JI. Толстого, кризисом сознания русской интеллигенции, критикой официального православия, преодолением утилитарной мысли.

Историки и живые свидетели русского ренессанса (Н. Бердяев, Н. Лос-ский, С. Франк, о. В. Зеньковский, С. Левицкий и другие) увидели в нем две «формации» - «эстетствующих» и «философов» . В философских, религиозных исканиях поэтов было больше интуитивных прозрений, жизнетворчества, авторской мифологии, апокалиптических настроений. Они приближали «очистительный огонь» революции, понимая ее как возмездие. Профессиональные философы, уже пройдя через ницшеанские и марксистские идеи, призывали к трезвости мысли, философской культуре, религиозной терпимости и законности, в случае отказа от этого предрекая неизбежность революционной катастрофы. Проблема взаимоотношений и взаимовлияний «поэтов» и «философов» в культуре 1900-1910-х годов и, в частности, в «Русской Мысли», представляется нам достойной глубокого изучения.

Актуальность контекстуального исследования журнала в аспекте синтеза идей, «общей судьбы» литературы и философии на вполне определенном историческом рубеже не вызывает сомнений. Однако нельзя не учитывать большую сложность рассмотрения с точки зрения науки двух разнородных объектов и методов их анализа. «Систематическому описанию литературно-философской истории «серебряного века» препятствуют немалые обстоятельства», - предупреждает К.Г. Исупов, относя к ним «стирание традиционной границы между профессиональной философией и литературным трудом», разделение «мистической» словесности и религиозной философии, «изощренные формы» «посягания идеологии на литературу» .

Нельзя не видеть, какое влияние оказывали текущий политический процесс, «общественное мнение» на литературное и философское творчество. Литературная история «Русской Мысли» была политически окрашенной, беллетристика и литературная критика поднимали общественные вопросы. Литература в журнале предсказывала и была пророческой. Политическая борьба шла за наследство и духовный смысл русской литературной классики (материалы о Герцене, Толстом, Достоевском, славянофилах и западниках, народничестве и др.). Философская полемика в «Русской Мысли» была в широком смысле литературной и общественно-политической.

Выбранный ракурс исследования этого журнала позволяет увидеть многообразную картину политических, исторических, естественнонаучных и других материалов, однако не предполагает их непосредственного описания. Эту цель преследовал регистрационный этап работы над «Русской Мыслью», в ходе которого как можно полнее было раскрыто содержание журнала39.

Единственно верный, профессиональный путь изучения периодического издания - это первоначальное создание указателя его содержания, который дает возможность характеризовать печатный орган в его целостности, с особой тематикой и журнальной формой. Вместе с более многосторонним изучением журнала как целого, его отделов, с появлением указателя перед исследователями открывается возможность рассматривать конкретный журнал в сопоставлении с другими изданиями, среди журнальных типов эпохи, как часть единого процесса культуры.

Русская журналистика начала XX века нуждается в более полном библиографическом описании. Сведения, почерпнутые из текущих, ретроспективных библиографических словарей, сводных указателей статей из русских газет и журналов за определенные отрезки времени — не в состоянии всецело охватить содержание периодического органа, его журнальный контекст. Обычно подобные библиографические пособия дают немало ложных и сомнительных сведений, не позволяют учесть большинство малых материалов - рецензий, объявлений, опечаток, редакционных уведомлений, «списка книг, поступивших в редакцию». Яркий пример библиографической ошибки, кочующей из одного источника в другой, - указание на безусловно первую публикацию пьесы Д.С. Мережковского «Павел I» в журнале «Русская Мысль» (1908. Кн.2). Читатель возьмет в руки соответствующий номер, но не найдет в нем текста драмы, который подвергся цензурному изъятию.

Основой указателя к «Русской Мысли» является, бесспорно, хронологическая роспись всех опубликованных в журнале материалов с раскрытием подлинных фамилий авторов, скрывшихся под псевдонимами. Возможно большее раскрытие псевдонимов позволяет установить реальный состав авторов, пополнить или исправить список публикаций каждого, в ряде случаев ввести в научный оборот новый материал. Пути раскрытия псевдонимов весьма разнообразны. Это - обращение к «Словарю псевдонимов» И.Ф. Масанова, материалам самого журнала (где есть оценочные высказывания в статьях, ссылки, редакционные примечания, список ближайших сотрудников), мемуарной литературе, специальным статьям и монографиям. В процессе составления хронологической росписи «Русской Мысли» раскрыто 130 псевдонимов авторов и переводчиков, не раскрыто - 22. Временная удаленность исторического периода издания - фактор, влияющий на память культуры.

Полнота хронологической росписи, охват материалов отражают спектр содержания и специфику формы «толстого» журнала, являются вместе с тем базой для вспомогательных указателей. Чем больше их число, тем всестороннее освещаются материалы издания. Именно хронологическая роспись и вспомогательные указатели дают тот комплекс сведений, который необходим и историку литературы, и культурологу, и философу, и книговеду, и библиографу. Полистный просмотр de visu всех публикаций «Русской Мысли» дал возможность собрать материал для составления вспомогательных указателей, которые информативно дополняют хронологическую роспись, в свою очередь, содержательно раскрывая ее. Всего к журналу было составлено четыре «ключа».

В указатель авторов вошло 989 имен, в нем учтены все подписи под публикациями, и от каждого псевдонима даются отсылки к подлинным фамилиям. Этот указатель, отвечая нуждам оперативного персонального поиска, помогает выявить круг авторов «Русской Мысли», увидеть, насколько плодотворным был вклад каждого из них в развитие журнала - от единичного факта публикации до длительного сотрудничества. Например, редкостной находкой стало обнаружение авторства В.В. Набокова, напечатавшего в «Русской Мысли» стихотворение «Зимняя ночь» (РМ. 1917. Кн. 3-4).

Индекс авторов позволяет уяснить в ряде случаев процесс индивидуальной творческой эволюции, формирование общественного, литературного, философско-религиозного течения (круг авторов сборника «Вехи»). Имена «мэтров» Серебряного века соседствуют на страницах журнала с именами поэтов и прозаиков «второго литературного ряда», а то и «массовой» поэзии и прозы. Указатель авторов, среди которых В.Я. Брюсов, А.А. Блок, Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, М.И. Туган-Барановский, П.П. Муратов, В.Д. Набоков, Б.Э. Нольде, В.И. Вернадский, наглядно свидетельствует об «энциклопедично-сти» журнала, постоянном стремлении редакции донести до читателя не просто интересный современный материал, но и ознакомить его с лучшими достижениями науки, литературы, культуры в масштабах России и Европы.

Указатель переводчиков, включающий 78 фамилий, отсылает исследователей к очень разным по дарованию и по времени авторам из Франции, Германии, Англии, а также Швеции, Дании, Японии; к переводным античным текстам - и в целом дает представление о серьезности отношения редакции «Русской Мысли» к вопросам перевода, показывая широкую палитру переводческих сил предреволюционной России (А. Биск, Ф. Ельяшевич, В. Брюсов, Э.К. Пименова, М.П. Благовещенская и другие).

В указателе Personalia «энциклопедичность» содержания «Русской Мысли» проявилась в обилии упоминаемых имен - деятелей истории, культуры, науки, литературы всех времен и народов. Вошли в Personalia лица, вызывавшие несомненный интерес, которые сыграли значительную роль во всех сферах жизни XIX - XX веков; в их оценках отражалась позиция редакции. При столь жестких условиях отбора указатель включает в себя 1029 имен. Для вдумчивого читателя он говорит о многом: о широкой просветительной программе журнала, ориентированного на европейские ценности, постоянном внимании к публичным запросам и вкусам, новизне и традициям.

Самый обширный из вспомогательных указателей - предметный. В нем сосредоточено 1315 позиций, красноречиво говорящих о широком тематическом охвате журналом материалов всех времен и народов: предметов, важных для религии, философии, истории русской и всеобщей, литературоведения, права, географии, экономики, статистики, образования, искусства, медицины.

Комплекс вспомогательных указателей (авторов, переводчиков, Personalia, предметов), облегчая результативный поиск, обеспечивает необходимую полноту разыскиваемой информации; не только удовлетворяет имеющиеся исследовательские потребности, но и стимулирует выдвижение новых идей и тем.

Историко-литературный аспект методологии исследования журналов был выработан несколькими поколениями ученых дореволюционного и советского времен, а также последних лет: Н.К. Козминым, М.К. Лемке, С.А. Вен-геровым, Б.П. Козьминым, В.Е. Евгеньевым-Максимовым, Д.Е. Максимовым, П.Н. Берковым, A.B. Западовым, П.В. Куприяновским, В.И. Кулешовым, И.Г. Ямпольским, Е.И. Покусаевым, В.Э. Боградом, В.Г. Березиной, Б.И. Есиным, М.В. Теплинским, B.C. Нечаевой, Б.Ф. Егоровым, Ф.Ф. Кузнецовым, В.Б. Смирновым, И.В. Корецкой, A.B. Лавровым, С.Я. Махониной, H.A. Богомоловым и другими. В результате их деятельности сложились две жанровых разновидности специальных работ: историко-литературный очерк и историко-журналъное монографическое исследование. Первый выкристаллизовался в непременный атрибут коллективных монографий по отдельным периодам истории литературы и журналистики40. Второй жанр стал редким исключением в ряду литературоведческих исследований41. Оба жанра несут в себе свой методологический и методический опыт, который крайне необходим для будущих трудов. Особое научное значение имеют публикации большого массива документов, по крупицам восстанавливающих внутрижурнальные отношения, переписку авторов и редакции, полемику42. Кроме того, специальный интерес вызывают исследования о сотрудничестве писателей, литературных критиков с тем или иным печатным органом43.

Много десятилетий в России монографически изучались, в первую очередь, журналы «Московский Телеграф», «Отечественные Записки», «Современник», «Русское Слово», «Русское Богатство». Как в дореволюционное время, так и в советский период истории исследовательское предпочтение отдавалось тем изданиям, которые поддерживали революционно-демократическое «направление» в освободительном движении. По понятным причинам, в разряд «реакционных» или «неблагонадежных» журналов попадали «Москвитянин» М.П. Погодина, «Русский Вестник» М.Н. Каткова, «Русская Мысль» П.Б. Струве, «Заветы» В.М. Чернова, Иванова-Разумника и др.

В жанре образцового историко-журнального исследования написана монография В.Е. Евгеньева-Максимова ««Современник» при Чернышевском и Добролюбове» (JI.,1936). Автор тщательно «описывает, анализирует и оценивает содержание каждого из отделов» «Современника», строго придерживаясь рубрикации, последовательности расположения материала в своих главах. Из числа сотрудников он выделяет как «литературных генералов», так и рядовых литераторов. Главенствующий методологический принцип, положенный в основу этого труда, — первичность «текста самого журнала» по отношению к другим источникам сведений о нем: периодика, мемуарная и эпистолярная литература, исторические и историко-литературные работы, неизданные документы, цензура.

В современной зарубежной русистике особый феномен «литературного журнала»44 в России был обоснован в коллективной монографии «Literary journals in Imperial Russia» (Cambridge; New York, 1997). Авторы ее - известные специалисты по истории русской литературы XVIII - начала XX столетий: Р. Магуайр, Г. Маркер, Ч. Жадкевич, У. Тодд III, Р. Белнап, В. Террас, Д. Мар-тинсен, Д. Гроссман, В. Харкинс, С. Рабинович, А. Дуркин. Тематический диапазон этого труда лишний раз подтверждает, насколько важной была роль периодики в русской «литературной жизни»: «Московский Телеграф» H.A.

Полевого и журнальные войны 1825-1934 гг., Белинский-журналист и русская литература, история «Вестника Европы», «Дневник писателя» Достоевского -журнал 1870-х годов, «Северный Вестник»: традиционный «толстый» журнал и предтеча авангарда, Чехов и журналистика его времени, литературное содержание «Мира Искусства». Р. Магуайру, написавшему предисловие к этой книге, принадлежит одна из самых известных американских монографий о советской литературе 20-х годов в журнале «Красная Новь»45.

Методологию изучения журнальной литературы (или «повременной словесности» - термин В. Чудовского)46 необходимо разрабатывать. Особое направление исследований намечает новый подход, рассматривающий русскую литературу как журнальный текст, необходимый и дополнительный для интерпретации художественных произведений. На страницах периодических изданий они воспринимаются в своей первозданности, вне корректировок последующего времени, авторских, издательских, цензурных. В истории текста значительных произведений художественной литературы велика роль журнальной редакции («Гражданин Уклейкин» И. Шмелева, «Алтарь Победы» В. Брю-сова, «Под знаком Девы», «Возмездие» А. Блока). Она позволяет учесть варианты, перекомпоновку циклов, авторскую датировку, снятые впоследствии подписи и посвящения, другие реалии. Типично журнальная форма бытования художественного текста - романы с продолжением, которые печатались на страницах «Русской Мысли».

В новом ключе исследует «праздничную литературу» газет и «журналов семейного чтения» X. Баран47. Его анализ пасхальной подборки стихов А. Ахматовой в «Русском Слове» убедительно доказывает, что «особый порядок расположения текстов в газете обусловливает их иное прочтение»48. В материалах «Русской Мысли» ученый выделяет поэтический цикл В. Иванова «На Оке - перед войной», не воспроизводившийся в последующих публикациях поэта49. Редакция полного (академического) собрания сочинений А. Блока в

20 томах уведомила в проспекте издания, что в последнем томе будет приведен не только состав прижизненных сборников, но и «многочисленных циклов, которые Блок публиковал в периодической печати»50.

Система материалов одного автора в журнале (стихотворения, прозаические жанры, критические выступления, переводы В. Брюсова, стихи и проза Н. Гумилева, литературная критика, повесть и поэтические подборки Н. Недоб-рово) указывает на развитие индивидуального творчества в соотнесении со спецификой издания, другими публикациями. Литературно-философский контекст «Русской Мысли» создает живую атмосферу эпохи, вовлекая художественные и философские тексты в ее культурное пространство. Так, контекстуальное единство всего лишь одной журнальной книжки «Русской Мысли» за 1917 год (Кн. 1) позволяет соотносить внешне очень далекие литературные, политические и философские явления, но внутренне соизмеримые, закономерные: пролог и первая глава поэмы А. Блока «Возмездие», драматическая поэма Н. Гумилева «Гондла», стихотворения Ф. Сологуба «В прозрачной тьме прохладный ветер дышит.», А. Ахматовой «Как белый камень в глубине колодца.», «Майский снег», статьи В. Брюсова «Эмиль Верхарн. По письмам и личным воспоминаниям», В. Иванова «Лик и личины России. К исследованию идеологии Достоевского», Н. Бердяева «Идеи и жизнь. Об отношении русских к идеям», кн. Евг. Трубецкого «Государственная мистика и соблазн грядущего рабства», рецензия A.A. Смирнова на сборник по теории поэтического языка. Как было справедливо отмечено, «материал, включенный в журнал, теряет индивидуальные оттенки и повертывается к читателю своей суммарной, типологической стороной, как в идеологии, так и в эстетических отношениях»51.

В процессе работы над «Русской Мыслью» был определен теоретический инструментарий понятий, необходимых для анализа журнала (внутренняя и внешняя история, программа, редакционная программа, литературно-философский контекст, контекстуальное единство, доминанта издания, его функция, классификация содержания - тематическая и предметная, система материалов, их соотношение, отдел, подотдел, рубрика, обозрение, некролог, объявление, журнальная поэзия, подборка, цикл, беллетристика, журнальная форма и ее эстетика, сериализация, разбивка на части и главы, подпись, обрамление текста, журнальная полемика, цензурные изъятия, периодичность, журнальные типы эпохи и др.).

Лицо журнала - его обложка. Ю.И. Айхенвальд вспоминал в эмиграции о своем первом знакомстве с редакцией: «С трепетом увидел я в Леонтьевском переулке вывеску «Русской Мысли», самой «Мысли», которая под серовато-зеленой обложкой (курсив мой. - А.Г.) своих книжек предлагала мне и моим

СП сверстникам так много желанной умственной пищи» . Формат, шрифт, расположение материалов, рубрикация создают особую эстетику формы этого журнала. Невозможно представить «Русскую Мысль» Струве без «двухстолбцового отдела» «В России и за границей», курсива некрологических строк, бергеста (мелкого петита) критико-библиографических заметок «Критического обозрения», нумерованных римскими цифрами объявлений.

Справедливо, что почти любая монография о журнале прочно ассоциируется с именем редактора, который стоит на его обложке. Е.И. Покусаев, систематически изучавший историю русских журналов в литературно-общественной жизни53, в одной из своих рецензий как-то заметил: «Как бы не специализировать монографию о журнале, она все же не может не быть одновременно и работой о литераторе, являющемся главным творческим вкладчиком журнала и тем более его руководителем <.>. Сложность здесь и в том, чтобы не допустить обособленного изучения индивидуального творчества без учета журнального идейного контекста и корреспондентского ансамбля»54.

Исследование состава, динамики ближайших и постоянных сотрудников журнала помогает выявить особенности редакционных отношений, творческих биографий и в целом рассмотреть историю издания. Изменение структуры, литературной позиции, смена редактора, ближайших сотрудников - для каждого журнала имеют свой особый смысл. Так, «периодизация» «Весов» «определяется не изменением их структуры, а их литературной позицией»55. Для «Русской Мысли» основные периоды в развитии издания тесно связаны с литературно-эстетическими позициями заведующих беллетристическим отделом и лиц, ведущих библиографию. Каждый новый «литературный редактор» определял в согласии с П. Струве литературное содержание журнала (Ю. Ай-хенвальд, Д. Мережковский, С. Лурье, В. Брюсов, JI. Гуревич, С. Франк). При этом политические и общекультурные задачи вырабатывались редактором-издателем. Философские материалы «Русской Мысли» с 1907 по 1918 годы в значительной степени редактировались С. Франком.

Изучить в преемственности и отталкивании вклад каждого из них в общее дело — задача, которая позволит выявить сложность и закономерность пути журнала и его сотрудников, редакционную программу «Русской Мысли» и ее литературно-философский контекст.

Методологическая основа. В процессе интегрального изучения журнала «Русская Мысль» 1907-1918 гг. был использован целый ряд методов: историко-литературный и культурно-исторический, функциональный и типологический, библиографического описания и моделирования.

В работе над «Русской Мыслью» обобщен и развит методологический опыт историко-журнальных исследований: Н.К. Козмина, М.К. Лемке, С.А. Венгерова, Б.П. Козьмина, В.Е. Евгеньева-Максимова, Д.Е. Максимова, П.Н. Беркова, A.B. Западова, П.В. Куприяновского, В.И. Кулешова, И.Г. Ямполь-ского, Е.И. Покусаева, В.Э. Бограда, В.Г. Березиной, Б.И. Есина, М.В. Теплин-ского, Ф.Ф. Кузнецова, Р. Магуайра, B.C. Нечаевой, Б.Ф. Егорова, В.А. Твардовской, Э.Г. Бабаева, В.Б. Смирнова, И.В. Корецкой, A.B. Лаврова, М.Г. Петровой, X. Барана, У. Тодца III, Д. Гроссмана, С.Я. Махониной, H.A. Богомолова и других. Особо выделены принципы журнальной типологии, междисциплинарного и контекстуального изучения, первичности текста самого журнала по отношению к другим источникам сведений о нем, системного учета состава ближайших и постоянных сотрудников, авторов, произведений, жанров.

Предметом работы выступает литературно-философский контекст «Русской Мысли» 1907-1918 гг. как реализация редакционной программы журнала.

Объектом исследования являются художественные произведения в журнальной редакции, литературная и философская критика, публицистика, внутренние отзывы, полемика и редакционные взаимоотношения в журнале «Русская Мысль» 1907-1918 гг.

Диссертация построена на материалах полного комплекта журнальных книжек «Русской Мысли» за 1907-1918 годы., документов из архива редакции, мемуарных и эпистолярных источников, публикаций по истории русской литературы, истории русской журналистики, философии и культуры Серебряного века.

Цель работы — комплексное изучение журнального контекста «Русской Мысли» под редакторством П.Б. Струве и роли журнала в формировании литературного процесса, в духовной жизни России 1907-1918 годов.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. На основе проделанного регистрационного этапа работы над «Русской Мыслью» (создание указателя содержания) обозреть весь журнальный контекст в его полноте и целостности.

2. Определить специфику «Русской Мысли», тематическую и структурную, среди типов журналов Серебряного века русской культуры.

3. Осмыслить роль личности П.Б. Струве в общем руководстве «Русской Мыслью», подборе сотрудников, авторов, выработке и закреплении редакционной программы журнала, мастерство редактора, публициста и критика.

4. Изучить в преемственности и отталкивании в разные периоды истории

Русской Мысли» вклад ближайших и постоянных сотрудников журнала в формирование «портфеля редакции», редактирование литературных и философских материалов.

5. Выявить существо идей редакционной программы «Русской Мысли» 1907-1918 годов, претворенной на страницах издания.

6. Рассмотреть проблему взаимоотношений и взаимовлияний «поэтов» и «философов» в создании литературно-философского контекста журнала «Русская Мысль».

7. Проследить развитие индивидуального творчества многих авторов «Русской Мысли» в системе журнальных материалов, жанров поэзии, прозы, драматургии, литературной критики, философской публицистики.

8. Осветить полемику, философские диалоги русских мыслителей на страницах «Русской Мысли» как «лицо» журнала, редакционный замысел и как фактор духовной жизни России.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые журнал «Русская Мысль» осмыслен как целостное явление литературы, журналистики, культуры 1907-1918 гг. со своей редакционной программой, литературным содержанием, религиозно-философской доминантой.

Редакционная программа исследована в комплексе идей, которые выработаны и осуществлялись редактором «Русской Мысли» П.Б. Струве и его единомышленниками в разные периоды истории издания. Литературно-философский контекст изучен как взаимосвязь литературных и философских текстов журнала, общих идейных процессов и форм времени.

Впервые подробно анализируется структура «Русской Мысли» в ее трансформации и развитии, философская полемика, которая выражает репрезентативную функцию этого печатного органа. Выявлены состав, динамика ближайших и постоянных сотрудников журнала, особенности редакционных отношений. Приведены новые факты творческих биографий многих авторов

Русской Мысли» в системе журнальных материалов, которая указывает на развитие индивидуального творчества в соотнесении со спецификой издания. Особо подчеркнута роль журнальной редакции в истории текста значительных произведений художественной литературы («Гражданин Уклейкин» И. Шмелева, «Алтарь Победы» В. Брюсова, «Возмездие» А. Блока и другие).

Теоретическая значимость диссертации определяется системным подходом к анализу «Русской Мысли» среди литературных журналов как к «журналу русской культуры», утвердившему национал-либеральную редакционную программу. Концептуальность работы обуславливается интегральным исследованием проблем литературно-философского контекста «Русской Мысли» 1907-1918 гг., лидерства редактора журнала - П.Б. Струве, религиозно-философской доминанты издания, внутренней истории «Русской Мысли», системности авторских текстов, внутрижурнальной полемики.

Практическая значимость. Результаты проделанной работы могут быть использованы для дальнейших исследований материалов журнала «Русская Мысль», истории русской литературы и журналистики 1900-1910-х гг., истории русского религиозно-философского ренессанса, в историко-журнальных трудах, библиографиях и летописях литературных событий начала XX века.

Диссертационное исследование найдет применение в вузовских лекционных курсах «История русской литературы», «История русской журналистики», спецкурсах «Литературный журнал в России», «Журналы русского модернизма», «Журнал "Русская Мысль": литературно-философский контекст», «Философия искусства 1910-х гг.», спецсеминаре «Литературные журналы Серебряного века русской культуры».

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации излагались в докладах и сообщениях на ежегодных методологических семинарах кафедры русской литературы XX века СГУ, 6-8 Международных чтениях «Достоевский и современность» (Старая Русса, 1991-1993), научных чтениях, посвященных 175-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского (Саратов, декабрь 1996 г.), Филологической конференции молодых ученых (Саратов, 1998), Международных научных чтениях «Чернышевский и его эпоха» (Саратов, октябрь 2000), 27 Зональной научной конференции литературоведческих кафедр университетов и педвузов Поволжья (октября 2000 г.), Республиканской научной конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (апрель 2001), на презентации книги Ричарда Пайпса «Струве. Биография» в рамках Всероссийского семинара Московской школы политических исследований «Институт свободных СМИ» (Голицыно, 14 декабря 2001), на Всероссийском научном семинаре «А.И. Солженицын и русская культура» (Саратов, июнь 2002 г.), в межвузовской научно-практической конференции «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов, октябрь 2002 г.), лекции в Колумбийском университете (Нью-Йорк, 10 марта 2002 г.) в качестве участника Программы Фулбрайт, на Международном симпозиуме «Л.Н. Толстой в движении времени», посвященном 175-летию со дня рождения писателя (Ясная Поляна - Тула - Москва, август-сентябрь 2003 г.) и др.

Положения, выносимые на защиту:

1. «Русская Мысль» 1907-1918 гг. является литературным журналом с ярко выраженной религиозно-философской доминантой и активно формирует литературный процесс начала XX века. Структура «Русской Мысли» определяется соотношением элементов «журнала обычного русского типа» и европейского «журнала-обозрения» в их трансформации и развитии.

2. П.Б. Струве - лидер журнала, творец его редакционной программы, выступает в «Русской Мысли» как соредактор, затем редактор-издатель, влиявший на литературную сферу издания.

3. Редакционная программа «Русской Мысли» - это, прежде всего, духовная позиция П. Струве, объединившая основных сотрудников журнала на идеях культуры, национализма, «Великой России». Термин «программа» выражает два смысловых уровня: идеи, намеченные к воплощению редакцией, и позиция журнала, уже реализованная в его материалах. Эту позицию и отражает литературно-философский контекст.

4. Состав, динамика ближайших и постоянных сотрудников издания выявляют особенности редакционных отношений, творческих биографий единомышленников П. Струве из земского движения, кадетской партии, внепартийных литераторов, крупнейших писателей, философов, ученых, общественных деятелей, людей разнообразного умственного склада и различных духовных типов.

5. Периоды внутренней истории «Русской Мысли» 1907-1918 гг. выделяются в зависимости от творческого вклада заведующих беллетристическим отделом журнала и ведущих литературную библиографию (Ю.И. Айхенвальд, Д.С. Мережковский, В.Я. Брюсов, Л.Я. Гуревич, С.Л. Франк).

6. Журнальный контекст «Русской Мысли» включает широкое тематическое пространство материалов: художественных, философских, научных, политических, литературно-критических, последовательно раскрывающих редакционную программу журнала.

7. Литературно-философский контекст «Русской Мысли» - проблемная взаимосвязь литературных и философских текстов - сложился посредством сближения, взаимовлияний «поэтов» и «философов» при разности их путей и судеб в истории России и Европы.

8. Система авторских материалов в журнале, жанровая и предметно-тематическая, отражает развитие индивидуального творчества в разные периоды внутренней истории издания, в контексте других публикаций, в соотношении с программными положениями редакции.

9. Полемика, философские диалоги в журнале «Русская Мысль» являются формой осуществления редакционной программы, фактом и фактором духовной жизни России.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложения, в котором представлен состав ближайших и постоянных сотрудников «Русской Мысли» за 1907-1918 гг. Общий объем диссертации — 356 страниц. Библиографический список включает 753 наименования.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Гапоненков, Алексей Алексеевич

Заключение

Итоги комплексного изучения журнального контекста «Русской Мысли» 1907-1918 гг. под редакторством П.Б. Струве показывают значительную роль журнала в формировании литературного процесса, в духовной жизни России. Рассмотрен весь журнальный контекст в его полноте и целостности. Определена специфика журнала, тематическая и структурная, среди типов журналов Серебряного века русской культуры. Осмыслена роль личности П.Б. Струве в общем руководстве «Русской Мыслью», подборе сотрудников, авторов, выработке и закреплении редакционной программы журнала, мастерство редактора, публициста и критика. Выявлено существо идей культуры, национализма и «Великой России» на страницах издания. Установлен состав ближайших и постоянных сотрудников журнала в 1907-1918 гг. Изучен в преемственности и отталкивании в разные периоды внутренней истории «Русской Мысли» вклад основных сотрудников П. Струве в формирование «портфеля редакции», редактирование литературных и философских материалов. Рассмотрена проблема взаимоотношений и взаимовлияний «поэтов» и «философов» в создании литературно-философского контекста журнала. Прослежено развитие индивидуального творчества многих авторов «Русской Мысли» в системе журнальных материалов, жанров поэзии, прозы, драматургии, литературной критики, философской публицистики. Освещена полемика, философские диалоги русских мыслителей на страницах ^Русской Мысли» как «лицо» журнала, редакционный замысел и фактор духовной жизни России.

П.Б. Струве выступает как признанный лидер журнала, инициатор всех нововведений, реформировавших журнальную структуру «Русской Мысли» и ее тематику, автор программы журнала. Как редактор он объединил вокруг себя политиков, религиозных философов, писателей, журналистов, людей, совершенно разных по своим духовным типам и направлениям мысли. Струве

опирался на ближайший круг своих единомышленников (C.JI. Франк, A.C. Изгоев, A.M. Рыкачев, С.А. Котляревский, E.H. Трубецкой и др.), которые осуществляли вместе с ним редакционную программу. Он был терпим к разным проявлениям индивидуального творчества и создал в редакции журнала обстановку свободного «состязания идей». Вместе с тем Струве пересмотрел старые традиции «направленства» и отказался от принципа партийности в подборе авторов и материалов. Он проповедовал национал-либеральные идеалы, признавая объективную ценность культуры как совокупности высших достижений человечества. В авторской рубрике «На разные темы» Струве проявил себя выдающимся публицистом, мыслителем, талантливым критиком, строгим полемистом, в статьях которого живо ощущается сильная воля, преобладает призыв к действию и делу.

Духовная и умственная жизнь России и Европы в материалах журнала отражена с поразительной полнотой и глубоким проникновением в суть предмета. Это свидетельствует о широкой просветительной программе журнала, но в то же время это говорит о высокоинтеллектуальных запросах подписчиков. Струве повторял, что «миросозерцание не есть догма», и претворил редакционную программу «современного идейного журнала» в отсутствии «всякого догматизма» на путях «создания общечеловеческой культуры».

В разные периоды истории «Русской Мысли» определяющим был вклад ближайших к П. Струве сотрудников в формирование литературно-философского контекста журнала. Ю.И. Айхенвальд первым начал привлекать модернистских писателей в «Русскую Мысль». Главным его достижением как заведующего беллетристическим отделом следует признать открытие прозы И. Шмелева, постоянное рецензирование альманашной литературы, критические отзывы на произведения JI. Андреева, Б. Зайцева, Ф. Сологуба (авторская рубрика «Литературные заметки»). Импрессионистический метод Айхенвальда возник из глубин его религиозно-философского миросозерцания, веры в воплощение Бога в жизни через Слово. Критик противостоял ху-

дожественному натурализму в прозе и отстаивал вечные ценности русской классики, прежде всего Пушкина, Толстого, Чехова.

С Д.С. Мережковским в «Русскую Мысль» пришли религиозные темы в публицистике («Революция и религия», «Последний святой»), критике («В обезьяних лапах», «Поэт сверхчеловечества. Лермонтов»), драматургии («Маков цвет») - он явил собой новое религиозное сознание. Мережковский проповедовал идею «религиозной общественности», равно отрицая и «русское царство», и православие и сближаясь с социалистами-революционерами. Поэтому его взгляды «вне искусства» не совпадали с редакционной программой журнала. Но как редактор беллетристического отдела он пригласил печататься в «Русской Мысли» А. Блока, Вяч. Иванова, А. Белого, М. Пришвина, Б. Савинкова (В. Ропшина) и других. 3. Гиппиус под псевдонимом «Антон Крайний» на протяжении многих лет делала в журнале обзоры современной прозы, в том числе журнальной словесности.

После того, как П. Струве в августе 1910 г. стал редактором-издателем «Русской Мысли», появилась возможность реформировать журнал. В литературной части с этой задачей блестяще справился В. Брюсов к 1911 г. Он не только пригласил в журнал своих друзей символистов, множество литераторов, переводчиков, но и осуществил в согласии со Струве крупномасштабные реформы в «Русской Мысли», как структурные, так и по тематическому составу текстов. Такого разнообразия обзоров русской и западноевропейской литературной жизни, как при Брюсове, журнал еще не знал. Рубрика «Литература и искусство» в отделе «В России и за границей» представляла заметки о современной прозе" поэтических сборниках, эстетических теориях, музыкальных новинках, театральных постановках. Иностранные корреспонденты журнала присылали свои рукописи, которые сразу же переводились в номер. Старый «Библиографический отдел» превратился в полномасштабное «Критическое обозрение». Новый отдел «Материалы по истории русской литературы и культуры» поместил множество публикаций неизвестных рукописей

русских писателей и общественных деятелей XIX века (Ф.М. Достоевский, И.С. Тургенев, И.С. Аксаков, К.П. Победоносцев, A.M. Жемчужников.). В своем творчестве Брюсов придерживался принципов «научной поэзии» и «академической» критики, что импонировало многим членам редакции. Профессиональный подбор журнальной поэзии и беллетристики, продуманность в публикациях переводной литературы, жанровое многообразие критических выступлений, материалы по философии искусства сделали «Русскую Мысль» одним из лучших литературных журналов России.

При Л.Я. Гуревич «Русская Мысль» еще более укрепилась как литературное издание. Критик активизировала долговременное сотрудничество с А. Блоком, молодыми литераторами, филологами (Б. Эйхенбаум, В. Жирмунский). Она явилась едва ли не первым историком символистского движения. Эстетика Гуревич вбирала многие положения немецкой теории «вчувствова-ния» и теории «заражения» Л. Толстого («Художественные заветы Толстого»). Современную литературу Гуревич оценивала способностью вырабатывать «эстетический канон». Духовное начало, побеждающее в душе художника, по мнению критика, определяет «благородство стиля» («От "быта" к "стилю"»). Высшая оценка в искусстве дается только религиозным сознанием, и с этой точки зрения современное искусство переживает глубочайший кризис. В театральной критике Гуревич ратовала за возрождение классической драматургии, выступая против поверхностных экспериментов, за театр духа и истины («Мечты и мысли о новой драме»).

С.Л. Франк вел литературно-критический отдел журнала, продолжая сотрудничество с символистами, но делая ставку, в большей степени, на неореализм в прозе и его оценку в критике (Е.А. Колтоновская, А.Б. Дерман). В военный период редакция избегала публикации произведений, литературные сюжеты которых эксплуатировали ужасы войны, писались «вычурно», лубочным стилем. Франк отдавал предпочтение таким текстам, которые идейно и художественно не противоречили «жизненной правде», были согреты религи-

озным чувством. Не терпел он «банальности идейного миросозерцания автора». Франк — последовательный реалист в философии, всегда выступавший за познание духовных глубин объективного мира, и в литературных оценках придерживался концепции «живого знания», интуитивного прозрения не «текущей, внешней, чувственной» жизни, а «глубочайшей и вечной» ее основы («Гносеология Гете», «Личность и мировоззрение Фр. Шлейермахера», «Космическое чувство в поэзии Тютчева»).

В 1907-1918 гг. Франк редактировал рукописи по философии, научные и Ф публицистические статьи. В стиле немецкого идеализма он стремился соз-

дать исчерпывающую философскую систему, но не в том смысле, что хотел соединить в ней социальную философию и антропологию, этику и эстетику и так далее, а в более фундаментальном, скорее кантовском смысле. Франк строил философию, которая свидетельствовала бы о преодолении бездны между знанием и бытием, подтверждая тем самым известную в мировой философии мысль, что самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, - это ощущение таинственности мира, которое лежит в основе религии и научного и художественного познания. Франк разрабатывал на страницах журнала философскую концепцию «живого знания» («Кризис современной философии»).

На взаимном пересечении литературных и философских текстов журнала выстраивается журнальный контекст «Русской Мысли». Без этого специфичного ядра невозможно представить и контекстуальное пространство других материалов - политических и научных. Литературно-философский контекст «Русской Мысли» осмыслен не как рядоположностъ текстов, ближайших и более отдаленных во времени, соотносимых по названиям или предметам. Проблемная взаимосвязь журнальных публикаций обусловлена общими процессами, феноменами духовной жизни России и Европы (революция, апокалиптические настроения, мировая война, символические формы, возрождение романтизма как духа времени, реализм в философии и неореа-

лизм, жизнетворчество, взаимоотношение народа и интеллигенции, кризис искусства, мистицизм, национализм, «тоска по мировой культуре», проблемы культуры и цивилизации, террора, религиозные настроения, дионисийство и аполлонизм и др.). Трудно исчерпать литературно-философский контекст журнала, но его целенаправленное изучение наглядно показывает, как глубоко погружена художественная литература, критика и публицистика Серебряного века в философские искания, общие идеи и формы времени.

«Русская Мыслью как литературный журнал - неотъемлемая часть литературного процесса 1907-1918 годов, который представлен в этом издании таким разнообразием художественных публикаций, что видна панорама имен и произведений. Безвестные и забытые авторы на фоне самых именитых писателей кажутся в большей степени индивидуальными, не растворяясь в беллетристическом потоке. Художественные «вершины» соседствуют в «Русской Мысли» с массовой беллетристикой, поэтические шедевры с тривиальной журнальной поэзией, незрелые драматические опыты с высокой драмой.

Поэтические произведения в «Русской Мысли», несмотря на их незначительное место в общем объеме толстого журнала, особо выделяются редакционной подачей. Высокая поэзия задавала общую тональность каждой журнальной книжке («Страшный мир», «Размышления», «К Музе», «Итальянские стихи» А. Блока, «Туркестанские генералы», «Китайская девушка», «Дождь» Н. Гумилева, «Бессонница» А. Ахматовой, «Киммерийские сумерки» М. Волошина, «Сельские эпиграммы» Ю. Верховского, «Мой дом. Мистический цикл» В. Иванова, «Весенние триолеты» И. Северянина.). Спустя годы П. Струве вспоминал стихотворение А. Блока «Как тяжело ходить среди людей.» как «размышление» о «гибельном пожаре» жизни, помещенное в журнале сразу же после начала мировой войны1. Публикация пролога и первой главы поэмы А. Блока «Возмездие» вместе с драматической поэмой «Гондла» Н. Гумилева в одном номере «Русской Мысли» - первом за 1917 год - редакционный прием, имевший провиденциальный смысл.

Проза в «Русской Мысли» - самый обширный журнальный материал, различный по своим художественным достоинствам и жанровым модификациям. Заметно преобладающим прозаическим жанром был рассказ («За Жар-Птицей» О. Форш, «Петербургская ворожея» Б. Садовского, «Без трудов спасение» И. Странника, «Голова Медузы» Ал. Кондратьева, «Чертыханец» А. Ремизова, «Целая жизнь» Б. Пильняка.). Повесть в журнале формировала основу «портфеля редакции»: «Гражданин Уклейкин» И. Шмелева, «Бедовая доля» А. Ремизова, «Помещик Галдин» Ю. Слезкина, «Душа в маске» Н. Не-доброво, «Идущие мимо» A. Map, «Алатырь» Е. Замятина. «Русская Мысль» пристально следила за развитием романного жанра. В журнале опубликованы несколько выдающихся романов эпохи («Александр I» Д. Мережковского, «Алтарь Победы» В. Брюсова, «Чертова кукла» 3. Гиппиус, «Ольга Орг» Ю. Слезкина). Вместе с тем редакция по идейно-эстетическим соображениям отвергла такие рукописи, как «Злые тени» А. Белого, «Повествование о Земле» А. Скалдина, «Ордынины» Б. Пильняка. Это ранние варианты романов, которые впоследствии были осознаны как литературные памятники порубежной эпохи («Петербург», «Странствия и приключения Никодима Старшего», «Голый год»). Драматургические тексты также не являлись редкостью на страницах «Русской Мысли»: «Ночные пляски» Ф. Сологуба, «Путник» и «Протесилай умерший» В. Брюсова, «Горсть пепла» И. Новикова, «Ариадна» Б. Зайцева.

В «Русской Мысли» рецензировались почти все сколько-нибудь значительные поэтические сборники, прозаические произведения, драма, критическая проза, историко-литературные исследования. Журнал публиковал «Книжные новости», «Список книг, поступивших в редакцию», дополнительно охватывая новые литературные имена. Литературно-критические публикации (В. Брюсов, К. Чуковский, Б. Грифцов) рядом с философской критикой художественных произведений (Д. Философов, Вяч. Иванов, С. Булгаков) -еще один пример единого литературно-философского контекста.

В журнале Струве печатались крупные философы и религиозные мыслители начала XX века, творившие русский религиозно-философский ренессанс: С. Аскольдов, Н. Бердяев, С. Булгаков, Л. Галич, М. Гершензон, Вяч. Иванов, И.А. Ильин, И. Лапшин, Н. Лосский, C.B. Лурье, А. Мейер, Д. Мережковский, Д. Муретов, П. Новгородцев, В.В. Розанов, М. Рубинштейн, Ф. Степпун, E.H. Трубецкой, Д. Философов, С. Франк, Л. Шестов, А. Штейнберг, В. Эрн. «Русская Мысль» постоянно освещала европейскую философию, религиозную мысль на Западе и Востоке, выделяя «гениев жизни» и мысли, новые школы и течения. Рубрики «Философское движение», «Религия и церковь» в отделе «В России и за границей» включают материалы о русском сектантстве, Л. Толстом, Вл. Соловьеве, Л.М. Лопатине, немецкой философии (В. Дильтей, Г. Зиммель, В. Шуппе, Г. Коген, В. Виндельбанд), прагматизме, кризисе христианства, Риме и Константинополе, исламе, философской интуиции, фихтеанстве и «возрождении гегельянства», богословской науке, новейшей психологии.

В «Критическом обозрении» («Библиографический отдел») постоянно рецензировались книги русских и западных философов, религиоведов, историков церкви, мистиков: Н. Лосского, Б. Христиансена, Р. Авенариуса, Г. Риккерта, В. Шулятикова, А. Богданова, М. Рубинштейна, Э. Гуссерля, Т. Липпса, А. Мессера, П. Наторпа, В. Джемса, Л.М. Лопатина, К. Штумпфа, Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Лапшина, А.И. Введенского, А. Луначарского, П.Д. Успенского, Г. Маркелова, Г. Гефдинга, А. Бергсона, Г. Гомперца, Э. Кассирера, Я. Беме, М.В. Лодыженского, А. Маковельского, М.Н. Ершова, С.Л. Франка, И.Г. Фихте, Гегеля, В. Эрна, В.В. Лесевича, П. Новгородцева. Читатель «Русской Мысли» мог свободно ориентироваться в философской литературе, специальных изданиях и сборниках.

Во все периоды издания «Русской Мысли» случались полемические ситуации, в которых принимали участие члены редакции и приглашенные авторы. Полемика в «Русской Мысли» была формой осуществления редакцион-

ной программы. В философских диалогах, дискуссиях постоянно присутствовали два концепта — культура и национализм. Сталкиваясь в спорах, мыслители обсуждали проблемы русской культуры, аскетизма, психологии революции, национализма в философии, украинского «партикуляризма», самобытности старообрядчества, смысла войны, народности и др. Струве приветствовал полемику, которая способствовала прояснению идейных позиций и выделяла новые течения в русской мысли, дополнительно привлекая подписчиков. Редакционный замысел журнала был очень успешным. Каждый философский и общеполитический спор на страницах «Русской Мысли» получал многочисленные отклики в других органах печати.

«Русская Мысль» пользовалась заслуженным уважением подписчиков -как в столицах, так и в провинции (студенты, преподаватели, профессура, юристы, врачи и т.д.). Воздействие предреволюционной «Русской Мысли» на гуманитарную культуру России было серьезным (назовем имена впоследствии крупных литературоведов - А.П. Скафтымов2, Ю.Г. Оксман3, Г.П. Струве4, К.В. Мочульский5). Журнал подписывали почти все городские публичные библиотеки, университеты, многие гимназии, общественные организации, коммерческие собрания. В правых либеральных кругах, умеренно консервативных, «прогрессистских», издание Струве приветствовали («Утро России», «Слово» «Биржевые Ведомости»). В среде левых кадетов, официальной кадетской периодики, журнал нередко критиковали («Речь»). Правые ультраконсервативные круги («Русское Знамя», «Земщина» и т. д.) к Струве относились с нескрываемым недоверием и враждебностью. Отдельные материалы изобличались иерархами православной церкви (саратовский епископ Гермо-ген). Однако самым яростным критиком «Русской Мысли» был В. Ульянов (Ленин), который называл ее «Черносотенной Мыслью»6. Журнал подвергался периодическим атакам со стороны марксистов и неонародников, эсеров. Политическими союзниками «Русской Мысли» были «Московский Еженедельник» E.H. Трубецкого и московское издательство «Путь», выпускавшее

религиозно-философские сочинения. Внешняя история «Русской Мысли» (отражение жизни журнала в цензурном делопроизводстве, других органах печати) - перспективная исследовательская тема.

В обращении «К старым и новым читателям «Русской Мысли»» в первом номере за 1921 год редактор-издатель возобновленного в Софии журнала констатировал факт «падения русской государственности и почти полного вытеснения русской культуры с ее родной почвы». Перед Струве «среди несказанных страданий и великой мерзости безбожия и бесчеловечности» возникал «подлинный живой образ»8 России. В новой редакционной программе Струве также опирался на идею культуры и национализм. Но зарубежная «Русская Мысль» была уже в некоторой степени другим журналом по тематике, структуре и составу сотрудников. Верность программным положениям прежней «Русской Мысли» отчасти декларировалась, однако новая эпоха требовала и новых задач (осмысление революции, большевизма, белого движения), а сам выпуск журнала вне России накладывал отпечаток на его материа-

С 1918 по 1922 гг. произошли такие перемены в жизни членов редакции, большинства авторов «Русской Мысли», что о полном журнальном преемстве говорить не приходилось. Гражданская война, политическая и военная борьба, эмиграция, высылка развели многих сотрудников по разным дорогам, идейным лагерям, печатным органам, мировоззренческим принципам. С. Франк, Н. Бердяев, А. Изгоев - ближайшие сотрудники и члены старой редакции - жили несколько лет под большевистским режимом, пока не были высланы в Германию. Все они по тем или иным причинам идейно разошлись со Струве. Умер в 1920 г. философ кн. E.H. Трубецкой. В 1921 г. скончался А. Блок, расстрелян Н. Гумилев. Влились в литературу советской России: В. Брюсов, Б. Пильняк, О. Форш, Вл. Лидин, С. Есенин, Ю. Слезкин, П. Романов. Продолжили ученую, преподавательскую деятельность на родине: И.М. Гревс, Л.Я. Гуревич, В.М. Жирмунский, Н.К. Пиксанов, Б.М. Эйхенбаум, Б.А.

Грифцов, Л.П. Гроссман. Оказались в эмиграции и возобновили сотрудничество с журналом: ученые и публицисты - И.О. Левин, М.И. Ростовцев, П.И. Савицкий, С.С. Ольденбург, Ф.Ф. Зелинский, A.A. Кизеветтер, Г. В. Флоров-ский, С.С. Демосфенов, А.Д. Билимович; поэты, писатели, критики - В. Сирин (Набоков), С. Кречетов, И. Бунин, Ал. Кондратьев, А. Ремизов, Ал. Толстой, А. Федоров, Ю. Никольский (вскоре погибший), Ю. Айхенвальд. В зарубежной «Русской Мысли» в качестве новых авторов публиковались: Г. Струве, В. Шульгин, К. Зайцев, Н.С. Арсеньев, С.Р. Минцлов, Г. Ландау, Б.П. Кадомцев, П.М. Бицилли, Лоллий Львов, М. Цветаева, Е. Чириков, Ив. Лу-каш, С. Маковский и другие.

Испытав на себе тяготы большевизма, Франк спорил со Струве о причинах революции и возможном поражении советской власти10. Редактор-издатель защищал белое движение, героический дух сопротивления. Франк не разделял таких взглядов, поскольку большевизм есть «лишь накипь и пена революции, а не ее существо»11. Спор этот Ф. Буббайер объясняет не только разной оценкой текущих событий, но и различием концепций истории у двух мыслителей:

«Струве был убежден, что человеческая воля первична» а Франк защищал «безличный» взгляд на историю. Он искал духовные причины крушения страны в секуляризации европейской культуры, «кризисе гуманизма», в разрыве между высшими и низшими классами в России. Общему духу разочарования в послевоенной Европе русские эмигранты нашли созвучие в книге О. Шпенглера «Закат Европы»13, однако не все соглашались с историческим релятивизмом автора.

Спор между Франком и Струве прямо затрагивал идею культуры. В книге «Крушение кумиров» (1924) Франк был разочарован прежним поклонением «кумиру культуры»: «В довоенное время, в то столь недавнее и столь далекое уже от нас время, которое кажется теперь каким-то невозвратным золотым веком, все мы верили в «культуру» и в культурное развитие человечества. <.> Мы восхищались культурой Европы и скорбели о культурной отстало-

сти России»14. В суждениях Франка было много личных переживаний. То, что он считал для себя целью, теперь обратилось в средство. Прежде всего, рухнула вера в культурный прогресс. И само понятие «культура» потеряло для Франка целостность и единство «как общего комплекса достижений человечества»15. Он предложил вернуться к «простому понятию жизнь»16 и различать в ней культурные ценности.

Струве в свою очередь критиковал неприятие Франком культуры как универсальной категории и пытался предложить как можно более широкую редакционную программу журнала. В первом и последнем номере «Русской Мысли» за 1927 год Струве идеей культуры завершил свое редакционное обращение к читателю, еще надеясь в недалеком будущем выпускать журнал: «Культура в ее расчлененности, целостности и полноте, культура мировая и культура русская, рассматриваемая с усложненной и углубленной русской точки зрения, которая теперь стала для нас не только доступна, но и прямо

обязательна, будет основной и главной темой «Русской Мысли»». Как видим, концепцию культуры Струве развивал и остался верен ей всю жизнь.

Серебряный век русской культуры завершается концом 1910-х годов. Литература русского зарубежья имеет свои отчетливые границы. Русский религиозно-философский ренессанс не может быть ограничен и 1920-ми годами. Он простирается дальше, бурно продолжаясь в 1930-1940-е годы в эмиграции. Именно в эти десятилетия, сразу же после высылки философов в 1922 г., наступает высший подъем их философского творчества, выходят главные книги, итоговые работы, получившие европейскую известность. Н. Бердяев издает журнал «Путь». В Париже создается Свято-Сергиевский Православный Богословский Институт. Революция и дальнейшее политическое противостояние порождают в эмиграции напряженное «поле битвы» идей, дискуссии о сменовеховстве, евразийстве, о книге И. Ильина «О сопротивлении злу силою», церковный раскол. Религиозная философия занимается проблемами мирового зла, коммунизма и фашизма, европейской истории, «нового средневеко-

вья», экзистенциализма и «новой онтологии». Философские идеи оплодотворяют политику, свободное и независимое культурное творчество.

С политической точки зрения национал-либеральная программа Струве потерпела поражение в реальной жизни. Несколько десятилетий власть в России принадлежала большевикам. Журнал «Русскую Мысль» ассоциировали с «Вехами» и объективно заниматься им в официальной науке советского времени было невозможно. Отдельные политические оценки редактора-издателя оказались опровергнутыми («украинский вопрос»), но сохранился их идейный смысл, пафос, страстное стремление видеть русскую культуру доминирующей на всем пространстве Российской Империи, неугасимое горение мысли, призыв к обществу задуматься над самим собой. Как и предполагал сам Струве, «Русская Мысль» осознается «органом русской культуры», кладезем идей религиозных философов, литературных произведений, интеллектуальным памятником своего времени.

Феномен журнального типа предреволюционной «Русской Мысли» в соотношении с «толстыми» журналами последующих эпох XX века сопоставим по сходному масштабу общественного и культурного воздействия и высокому литературно-художественному уровню публикаций лишь с парижскими «Современными Записками»18, «Красной Новью» А.К. Воронского19 и «Новым миром» А.Т. Твардовского20.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Гапоненков, Алексей Алексеевич, 2004 год

1. См.: Колеров М.А. Не мир, но меч. СПб., 1996. С. 74.лСм. работы П.В. Куприяновского по истории «Северного Вестника».

2. См.: Гуревич Л. Гоголь как предвестник художественного обновления театра // Гуревич JL Литература и эстетика. М., 1912. С. 17-32. Эта статья впервые опубликована в «Ежегоднике Императорских театров» за 1909 г.

3. Гуревич Л. Художественные заветы Толстого // РМ. 1911. Кн.З. Отд. 2. С. 127.

4. См.: Folkelt I. System der Aesthetik. München, 1905-1910. В. 1-2; Lipps Т. Grundlegung der Aesthetik. Hamburg; Leipzig,1903; Lipps T. Die ästhetische Betrachtung und die bildende Kunst. Hamburg; Leipzig, 1906.

5. Гуревич Л. Художественные заветы Толстого // РМ.1911. Кн. 4. Отд. 2. С.127.

6. Там же // РМ.1911. Кн. 4. Отд. 2. С. 130.

7. Там же//РМ.1911. Кн. 4. Отд. 2. С. 151.

8. ГуревичЛ. От «быта» к «стилю»//РМ.1911. Кн. И. Отд. 2. С. 97.

9. Гуревич Л. От «быта» к «стилю» // РМ.1911. Кн. 11. Отд. 2. С. 97.17 Там же. С. 102.18 Там же. С. 103.19 Там же. С. 95.

10. Гуревич Л. Анатэма // РМ.1909. Кн. 12. Отд. 2. С. 109.у |Статья Л. Гуревич «Старые приемы и новые лозунги».

11. Гуревич Л. От «быта» к «стилю»// РМ. 1911. С. 11. Отд. 2. С. 84.

12. Гуревич Л. Старые приемы и новые лозунги // РМ. 1910. Кн.1. Отд. 2. С. 69-70.24 Там же. С.70.25 Там же. С.71.

13. Гуревич Л. Мечты и мысли о новой драме // РМ. 1910. Кн. 4. Отд. 2. С. 155.

14. См.: Гуревич Л. Дальнозоркие // РМ. 1910. Кн.З. Отд. 2. С. 143. В статье цитируются слова героя повести «Крылья» М. Кузмина.

15. Гуревич Л. Без мерил // РМ.1910. Кн. 6. Отд. 2. С. 170.

16. Гуревич Л. Художественные заветы Толстого // РМ.1911. Кн. 4. Отд. 2. С. 150.30 Там же. С. 154.

17. Гуревич Л. От «быта» к «стилю» // РМ. 1911. Кн. 11. Отд. 2. С. 93.32 Там же. С. 92.33 Там же. С. 94.

18. Гуревич Л. Без мерил // РМ. 1910. Кн. 6. Отд. 2. С. 167.

19. См.: Гуревич Л. Я. Памяти И.Ф. Анненского // РМ. 1910. Кн. 1. Отд. 2. С. 163-166. Критический метод Анненского здесь назван «личным, чисто субъективным, психологическим» (С. 164).

20. Гуревич Л. Старые приемы и новые лозунги // РМ. 1910. Кн. 1. Отд. 2. С. 73.37 Там же. С.76.38 Там же. С.73.39 Там же. С.72.

21. Гуревич Л. Без мерил // РМ. 1910. Кн. 6. Отд. 2. С. 167.

22. Гуревич Л. От «быта» к «стилю» // РМ. 1911. Кн. 11. Отд. 2. С. 93.42 Там же.

23. Гуревич Л. Мечты и мысли о новой драме // РМ.1910. Кн. 4. Отд. 2. С. 152.44 Там же. С. 160.45 Там же. С. 157.

24. Примеч. Л. Гуревич: «Слова из подготавливаемой книги К.С. Станиславского о сценическом искусстве».

25. О театральной критике Л. Гуревич см.: Герасимов Ю.К. Л.Я. Гуревич // История русской театральной критики. Л.,1977. Вып. 5. С. 46-49.

26. В.Я. Брюсов Б.А. Садовскому, 5 октября 1912. См.: Щербаков Р.Л. Переписка В.Я. Брюсова с Б.А. Садовским // НЛО. 1993. № 4. С.117.

27. За месяц до начала его публикации журнал отозвался на книгу рассказов этого прозаика «Нелюдимые» (СПб.,1913), рецензентом которой был В. Чудовский (Кн. 3).

28. Письма А. Блока к Л.Я. Гуревич (о сотрудничестве в «Русской Мысли») см. в статье: Ямпольский ИГ. Александр Блок и Л.Я. Гуревич // Мир А. Блока, Блоковский сборник. Тарту, 1985. С. 59-73. (Учен. зап. Тарт. ун-та; Вып. 657).

29. БлокА. Дневник. М.,1989. С.188.

30. См. также статью кн. С. Волконского: О читке. Актер, критика, школа // РМ. 1914. Кн. 3. Отд. 2. С. 73-82.

31. РО ИР ЛИ. Ф. 264. Оп.1. Ед. хр. 26. Л. 377.

32. См.: Верховский Ю. Стихотворения. Т. 1. Сельские эпиграммы. Идиллии и элегии. М.,1917.

33. Существует гипотеза, что автор статьи о Н. Львовой не А. Ахматова, а Н. Гумилев. См.: Черных В.А. Ахматова или Гумилев ? (Кто автор рецензии «О стихах Н. Львовой»?) // НЛО. 1995. № 14. С. 151-153.

34. Колтоновская Е. Из новейшей литературы. Сергеев-Ценский // РМ. 1913. Кн. 12. Отд. 2. С. 108.

35. Цит. по: Соколов Б. Энциклопедия булгаковская. М.,199б. С. 521.

36. См.: Жирмунский В. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.,1913.

37. Цит. по: Гречишкин С.С. Архив Л.Я. Гуревич // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год. Л.,1978. С. 26.

38. Франк С. Непрочитанное. С. 465-466.

39. Франк С. Непрочитанное. С. 465.

40. См.: Струве П. Маркс о Гете: к характеристике двух умов // Мир Божий. 1898. № 2. С. 177-182.

41. Франк С. Непрочитанное. С. 420.

42. РО ИРЛИ. Ф. 264. On. 1. Ед. хр. 26. Л. 191.9 Там же. Л. 284.10 Там же. Л. 210.

43. См.: Мережковский Д. Земля во рту// Речь. 15 ноября 1909. № 314. С. 2.

44. См.: Франк С. Артистическое народничество // РМ. 1910. Кн. 1. Отд. 2. С. 27-38.13 Там же. С. 29.14 Там же. С. 30.15 Там же. С. 32.16 Там же. С. 35.

45. См.: Франк С. Новая книга по философии искусства // РМ. 1913. Кн. 2. ВРИЗГ. С. 30-33.

46. Эта истина, как показывает Франк, усвоена европейской философской мыслью (Яко-би, Шлейермахер, Бергсон, Дильтей теория живого понимания (verstehen), Гомперц -«патэмпиризм» (эмоциональный эмпиризм), отчасти прагматизм).

47. Русская Молва. 1 июня 1913. № 168.

48. Булгаков С. Соч.: В 2 т. М.,1993. Т. 2. С. 716. Примеч. И.Б. Роднянской.

49. РО ИРЛИ. Ф. 264. On. 1. Ед. хр. 26. Л. 191.

50. Франк С. Новые идеи в философии: Непериод, изд., выход, под ред. Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова. СПб.: Образование, 1913-1014. Сб. 9-14 // РМ. 1914. Кн. 3. КО. С. 101.

51. См. «Пояснения» к 3-му изданию «Речей о религии».

52. Чижевский Дм. С. JI. Франк как историк философии и литературы // Сборник памяти Семена Людвиговича Франка. Мюнхен, 1954. С. 169.

53. Франк C.JI. Предмет знания. Душа человека / Сост., вступ. ст. и примеч. И.И. Евлам-пиева. СПб.: Наука, 1995. С. 352.39 Там же. С. 353.40 Там же. С. 357.41 Там же. С. 358.42 Там же. С. 359.43 Там же.44 Там же. С.362.45 Там же. С. 352.

54. РО ИРЛИ Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 397.52 Там же. Л. 277.53 Там же. Л. 18.

55. РО ИРЛИ Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 39.56 Там же. Л. 261.

56. См. отзыв Франка о «Королеве Ядвиге»: «Недурной рассказ; не очень замечательно, но вполне приемлемо» (РО ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 268).

57. РО ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 127.67 Там же. Л. 105.

58. РО ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 213.

59. См.: Колтоновская Е. Возрождение романа. Литературные впечатления // РМ. 1916. Кн. 5. Отд. 2.С. 26-41.

60. Крайний А. Литераторы и литература // РМ. 1912. Кн. 5. ВРИЗГ. С. 26-27; Крайний А. Что пишут // РМ. 1912. Кн. 1. ВРИЗГ. С. 25-31.

61. Чудовский В. «Русская Мысль» и романы В. Брюсова, 3. Гиппиус, Д. Мережковского //Аполлон. 1913. №2. С. 76.

62. Колтоновская Е. Возрождение романа. С. 40.74 Там же. С. 35.

63. См. письмо И.А. Бунина-A.C. Черемнову, 3 июля 1912 в публикации: Из переписки с A.C. Черемновым, 1912-1917 / Публ. Л.Н. Афонина и Л.К. Кувановой // Там же. С. 652.

64. СмлДерманА. Победа художника//РМ. 1916. Кн. 5. ВРИЗГ. С. 27.

65. Франк C.JI. Предсмертное: Воспоминания и мысли // Вестник РХД. 1986. № 146. С.116.

66. C.JI. Франк. Из писем М.О. Гершензону (1912-1919) / Публ. М.А. Колерова // De Visu. 1994. N3/4. С. 29.

67. PO ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 289. Л. 8.

68. Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 478.

69. РО ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. JI. 190. В отрицательном отзыве Франка речь идет о статье Т. Райнова о Бергсоне и Золя.

70. См. отзыв Франка: «Весьма туманно, чрезмерно много цитат, ошибки в изложении философских теорий; работа весьма незрелая» (РО ИРЛИ. Ф. 264. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 316).

71. Струве П.Б. Дух и слово: Сб. ст. Париж, 1981. С. 327.

72. См.: Лурье С. Религиозная мистика и философия // РМ. 1908. Кн. 4. Отд. 2. С. 41-56.

73. Галич Л. О религиозной романтике // РМ.1908. Кн. 4. Отд. 2. С. 18.

74. Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 199.

75. См.: Гершензон М. Ответ П.Б. Струве. (По поводу «Исторических Записок») // РМ. 1910. Кн. 2. Отд. 2. С. 175-180; Струве П. На разные темы. Рационализм и догиатизм. (Несколько слов по поводу ответа М.О. Гершензона) // Там же. С. 181-186.

76. См.: Жаботинский Вл. Письма о национальностях и областях. Еврейство и его настроения // РМ. 1911. Кн. 1. Отд. 2. С. 95-114; Струве П. На разные темы. <.> Что же такое Россия? (По поводу статьи В.Е. Жаботинского) // Там же. С. 175-187.

77. См.: Философов Д. Старообрядчество и православие // РМ. 1911. Кн. 5. Отд. 2. С . 6271; Мельников А. Самобытность старообрядчества// Там же. С. 72 81.

78. См.: Оксман Ю.Г. К воспоминаниям о Ю.Н. Тынянове (РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 1. Ед. хр. 179. JI. 14). Ю.Г. Оксман упомянут А. Дерманом в рецензии на второй историко-литературный сборник «Пушкинист» (1916) под ред. С.А. Венгерова (РМ. 1916. Кн. 7. КО. С. 3).

79. Г.П. Струве принимал участие в издании зарубежной «Русской Мысли».

80. Ленин В.И. Полн. собр. соч.: В 55 т. М., 1961. Т. 16. С. 459.

81. См.: Франк С. Из размышлений о русской революции // РМ. 1923. Кн. 6-8. С. 238270; Струве 77. Познание революции и возрождение духа // Там же. С. 302-311.

82. Из письма С. Франка П. Струве от 18 октября 1922 (Вопросы философии. 1993. № 2. С. 123. Публ. М. Колерова и Ф. Буббайера).

83. Буббайер Ф. СЛ. Франк: Жизнь и творчество русского философа, 1877-1950: Пер. с англ. М, 2001. С. 162.

84. См.: Франк С, Кризис западной культуры // Освальд Шпенглер и закат Европы. М., 1922.

85. Франк С.Л. Сочинения. М.,1990. С. 133.15 Там же. С. 142.16 Там же. С. 143.

86. Струве П. От редакции // РМ. 1927. Кн. 1. С. 5.

87. См.: Вишняк М.В. «Современные записки»: Воспоминания редактора. СПб.; Дюссельдорф, 1993.

88. Источники Архивные материалыРукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом, СанктПетербург)

89. Фонд 264 («Русская Мысль». Журнал). On. 1. Ед. хр. 26: Франк C.JI. Отзывы о рукописях, поступивших в редакцию журнала «Русская Мысль».

90. Фонд 264. On. 1. Ед. хр. 32: Эйхенбаум Б.М. Отзывы о рукописях, поступивших в редакцию журнала «Русская Мысль».

91. Фонд 264. On. 1. Ед. хр. 130: Жирмунский В.М. Письмо к C.JI. Франку. 6 марта 1917 г.

92. Фонд 264. On. 1. Ед. хр. 258: Струве П.Б. Письмо к А.П. Татариновой. 9 декабря 1917 г.

93. Фонд 264. On. 1. Ед. хр. 288-289: Франк C.JI. Десять писем к А.П. Татариновой (1913-1918 гг.).

94. Фонд 89 (Л.Я. Гуревич). On. 1: Струве П.Б. 52 письма к Л .Я. Гуревич (1906-1915 гг.).

95. Фонд 444 (В.Я. Брюсов). On. 1: Брюсов В.Я. 144 письма к П.Б. Струве (1906-1916 гг.).

96. Фонд 444. On. 1. Ед. хр. 59-68: Струве П.Б. 94 письма к В.Я. Брюсову (1910-1916 гг.).Columbia University: Bakhmeteff Archive (Нью-Йорк)i

97. Semen Frank Papers. Box 16: Надгробное слово о. Сергия Булгакова на погребении П.Б. Струве. 29/16 февраля 1944 г.Печатные источники

98. Русская Мысль. Ежемесячное литературно-политическое издание. М.; СПб.; Пг., 1907-1918.

99. Гапоненков A.A., Клейменова C.B., Попкова H.A. Русская Мысль: Ежемесячное литературно-политическое издание. Указатель содержания за 1907-1918 гг. / Вступ. статья A.A. Гапоненкова. М: Русский путь, 2003. 400 с.

100. Адрианов С. Критические наброски // Вестник Европы. 1910. № 10. С. 386-398.

101. Айхенвальд Ю.И. Отдельные страницы: Сб.педагогических, философских и литературных статей: В 2 т. М.: Заря, 1910.

102. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. 592 с.

103. Айхенвальд Ю.И. Слова о словах: Критические статьи. Пг., 1916.

104. Айхенвальд Ю.И. «Дай, оглянусь.» (Страницы воспоминаний) // Сегодня. 12 октября 1923. № 226. С. 2. Подп.: Б. Каменецкий.

105. Айхенвальд Ю.И. «Осколки воспоминаний» / Публ. М. Филина // Литература в школе. 1989. № 2. С. 18-29.

106. Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. М.: Худож. лит., 1990-1996.

107. Анненский И. Книги отражений. М.: Наука, 1979. 680 с.

108. Антология акмеизма: Стихи. Манифесты. Статьи. Заметки. Мемуары. М.: Моск. рабочий, 1997. 368 с.

109. Архив В.А. Гольцева. Т.1. Письма. М.: Кн-во писателей, 1914. 315 с.

110. Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1998-2001.

111. Ахматова: pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 2001. 964 с.

112. Бальмонт К.Д. Собр. соч.: В 2 т. М.: Можайск-Терра, 1998.

113. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова: В 2 т. Париж: La Presse Libre, 1983.

114. Белый А. Петербург: Роман в восьми главах с прологом и эпилогом. Л.: Наука, 1981. 696 с.

115. Белый А. Собр. соч.: Петербург. М.: Республика, 1994. 464 с.28,29,30,31,32,33,34,35,36,37,38,3942