Поэма Н. В. Гоголя "Мертвые души": Проблемы интерпретации и текстологии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Виноградов, Игорь Алексеевич

  • Виноградов, Игорь Алексеевич
  • доктор филологических наукдоктор филологических наук
  • 2003, Москва
  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 339
Виноградов, Игорь Алексеевич. Поэма Н. В. Гоголя "Мертвые души": Проблемы интерпретации и текстологии: дис. доктор филологических наук: 10.01.01 - Русская литература. Москва. 2003. 339 с.

Оглавление диссертации доктор филологических наук Виноградов, Игорь Алексеевич

Введение.

Глава первая. Поэма «Мертвые души»: эволюция замысла.

Глава вторая. Исторические воззрения Гоголя и их отражение в замысле «Мертвых душ».

Глава третья. Религиозная критика Гоголем современности: проблемы истолкования.

Глава четвертая. Проблемы интерпретации и текстологии второго тома «Мертвых душ».

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэма Н. В. Гоголя "Мертвые души": Проблемы интерпретации и текстологии»

Выработка новой научной концепции истории русской литературы, задача создания которой встала перед современной наукой в начале 1990-х годов, невозможна без учета творческого и духовного опыта Гоголя. Поэма «Мертвые души» - главное, ключевое произведение в наследии писателя. Изучение идейного замысла гоголевского творения, анализ его восприятия современниками, а также решение конкретных текстологических проблем, связанных с публикацией поэмы, могут быть названы первоочередной задачей науки о Гоголе. Проблема авторского замысла «Мертвых душ» до сих пор не получила должного научного разрешения. В отечественной и зарубежной литературе о Гоголе лишь намечены некоторые подходы к постижению духовно-нравственного содержания поэмы. Отдельной монографии, освещающей с этой точки зрения замысел «Мертвых душ», не существует.

Весьма знаменательным является совершающееся на рубеже двухтысячелетия христианства открытие Гоголя как глубоко христианского писателя. Всё чаще именно обращение к христианским - православным - основам художественного миросозерцания Гоголя даст ключ к разрешению проблем, встающих при изучении его биографии и творчества. «Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора», — писал Гоголь1. Он не раз говорил, что только поэма «Мертвые души» разрешит загадку его жизни: «Я решился твердо не открывать ничего из душевной своей истории <.> в уверенности, что, когда выйдет второй и третий том "Мертвых душ", все будет объяснено ими.» (VIII, 463).

Попытки интерпретации гоголевского творения предпринимались давно, но, несмотря на необозримость исследовательской литературы, удовлетворительно объяснить его так и не удалось. Современные работы (Е. С. Смирнова-Чикина, С. И. Машинский, Л. К. Бочарова, Ю. В. Манн, Е. Л. Смирнова, Л. X. Гольденберг и др.), в том числе труды православных ученых (В. Л. Воропаев, И. Л. Есаулов, М. М. Дунаев), имеют свои неоспоримые

1 Го го л ь Н. В. Поли. собр. соч.: В 14 т. <JI.>: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 12. С. 324. Сочинения и письма Гоголя, помимо особо отмеченных случаев, цитируются по этому изданию. В дальнейшем ссылки на него даются в тексте с указанием римской цифрой - тома и арабской — страницы. Угловыми скобками обозначаются отсутствующие в публикации или рукописи, но необходимые по смыслу слова, толкования иностранных слов, краткие пояснения и уточнения. Квадратными скобками выделяются слова, зачеркнутые автором. достоинства, но целостного осмысления содержания «Мертвых душ» с точки зрения идейных исканий Гоголя в них все-таки найти нельзя. Неизученным остается замысел второго, незавершенного тома поэмы; требуют своего решения серьезные текстологические проблемы, возникшие при публикации уцелевших его глав (С. П. Шевырев, Н. С. Тихонравов). Критики и исследователи продолжают говорить о Гоголе как о «загадочном», толкуя эту «загадку» всякий раз по-разному. Одна из насущных задач современной науки — дать адекватную интерпретацию творчества Гоголя, которая учитывала бы религиозное миросозерцание писателя. Именно «разрыв», а порой и целая «пропасть» между мировоззрением исследователя и глубоким христианским содержанием гоголевских произведений чаще всего составляют пресловутую «загадку» Гоголя. Протопресвитер В. В. Зеньковский в 1959 году писал: «.Гоголь - гениальный художник, изумительный мастер слова, но он и глубокий идейный искатель, всегда занятый темой, которая как бы давила на него всей своей вековой тяжестью, темой о преобразовании жизни на религиозных началах» (Зеньковский, прот2002. С. 308). «Мертвые души» - произведение, написанное православным художником, вследствие целого ряда объективных и субъективных причин - его незавершенности, многозначности художественного образа, неадекватного, порою предвзятого прочтения - и сегодня нередко зачисляется в ряд творений «обличительной» литературы. В. Г. Белинский в 1847 году заявлял: «.Великое значение Гоголя в русской литературе основывается вовсе не на <.> "Переписке", а на его прежних творениях, положительно и резко антиславянофильских» (Белинский. Т. 8. С. 295). Однако, как показывает анализ, все художественные произведения Гоголя - не исключая «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ» — имеют тесную связь с изданными позднее «Выбранными местами из переписки с друзьями». О неизменности гоголевских религиозно-политических взглядов свидетельствуют и многочисленные биографические факты, и признания самого Гоголя. Восходящее к Белинскому противопоставление раннего-якобы «антиславянофильского» - и позднего, «славянофильского» периодов в творческой биографии Гоголя имеет своим началом продиктованную прежде всего политическими мотивами тенденциозность критика (которую не скрывал от своих ближайших последователей сам Белинский; см., в частности, его письмо к К. Д. Кавелину от 22 ноября 1847 года: Белинский. Т. 9. С. 682). Зависимость от политической конъюнктуры, принципиальный отказ от понимания авторского замысла - эти черты были позднее уиаследова

1 Список сокращений прилагается в конце диссертации.

11ы от В. Г. Белинского марксистской критикой и самым негативным образом сказались на интерпретации «Мертвых душ» в советскую эпоху. Реальных результатов в постижении смысла гоголевского творения в этот период получено не было. Обличение крепостничества было официально признано главным и едва ли не единственным содержанием «Мертвых душ». Религиозный характер гоголевской критики, представление о «пошлости» как воплощении демонического начала, ассоциации с даитовым «адом» были взяты «на вооружение» идеологами новой эпохи исключительно для создания негативного образа «старой России». И сегодня как правило игнорируется тот факт, что речь у Гоголя идет о мировом отступлении и что пафос Гоголя направлен не на разрушение, а на созидание, на «воскрешение» падшего человека.

Адекватность восприятия и интерпретации «Мертвых душ» не может быть достигнута вне учета религиозной «составляющей» замысла поэмы, тем более что для самого Гоголя как художника-христианина эта «составляющая» являлась единственно оправданным основанием критики современного ему общества. С этой точки зрения поэма Гоголя исследователями, за редкими исключениями (Л. М. Бухарев (в монашестве архимандрит Феодор), протопресвитер В. В. Зеньковский), почти ие рассматривалась. Попадая в поле зрения индифферентных или негативно настроенных к вере ученых, религиозная критика Гоголя приобретав исключительно «социальный», «приземленный» характер, весьма часто самой радикапьной направленности. Против подобного истолкования поэмы возражал сам Гоголь, будучи противником революционно-демократической идеологии. В связи с этим в рабоге подробно рассматривается вопрос о восприятии поэмы в кругах западников и славянофилов.

Изучение главного произведения Гоголя требует осмысления едва ли не всего жизненного и творческого пути писателя, ставит перед исследователем не только задачу системного, комплексного подхода к анализу истории создания «Мертвых душ», их восприятия в читательских кругах и критике, к установлению возможных прототипов гоголевских героев и к решению различных текстологических и интерпретационных проблем, но диктует необходимость объяснить наиболее важные противоречия - действительные и мнимые, которые возникают при рассмотрении творчества Гоголя. Из этих проблем наиболее важным, пожалуй, является вопрос о том, каким образом художественные произведения Гоголя, писателя-патриота и христианина, способствовали впоследствии в какой-то мере разрушению основ той православной государственности, несомненным приверженцем которой он был и которую ом открыто защищал в публицистических произведениях. Проблема религиозной критики Гоголем современности применительно к замыслу «Мертвых душ» ставится в настоящей работе впервые.

В связи с содержанием поэмы в диссертации подробно рассматриваются начальные этапы жизни и творчества Гоголя. Впервые, с опорой на архивные материалы, серьезное внимание уделяется формированию религиозно-патриотических взглядов писателя. Необходимость такого подхода, с освещением первоначального этапа становления личности Гоголя, обусловлена тем, что вследствие укоренившейся идеологизированной - в духе революционно-демократической школы - оценки гоголевского наследия, иной взгляд на его произведения - который бы соответствовал религиозному миросозерцанию писателя — оказывается противоречащим тому, что принято связывать с личностью Гоголя как создателя «Ревизора» и «Мертвых душ». Для объяснения этого искусственного «диссонанса» - порождаемого несоответствием подлинного содержания творчества Гоголя стереотипному подходу в изучении его наследия — становится необходимым проследить естественное вызревание у художника тех взглядов, которые прямо отразились впоследствии в его художественных созданиях. Без изучения этого вопроса не может быть правильно поставлена и решена принципиальная проблема в осмыслении гоголевского творчества - проблема художнической эволюции писателя. Неверные представления об «исходной точке» движения заведомо искажают общую картину развития - ведут к неадекватной интерпретации творчества Гоголя в целом. Неверными и неполными представлениями о духовной атмосфере, в которой рос и воспитывался Гоголь, во многом объясняется господствовавшее долгое время противопоставление Гоголя раннего и позднего периодов творчества.

Задачи, встающие при изучении «Мертвых душ», требуют, таким образом, максимального расширения хронологических рамок работы. Понадобилось проанализировать не только период зарождения замысла поэмы, начальные этапы се восприятия и историю последующих интерпретаций. Насущным оказалось обращение к более раннему периоду в жизни Гоголя, чем время непосредственного формирования замысла «Мертвых душ». Новые факты диктуют необходимость подвергнуть пересмотру биографию Гоголя в целом (примечательно, что и дата рождения писателя нуждается в уточнении). Уже первый биограф Гоголя П. Л. Кулиш в своих «Записках о жизни Н. В. Гоголя.» представил облик Гоголя в превратном свете (см.: Виноградов 2003 (2). С. 42-51; Виноградов 2003 (3).

С. 3-81). Между тем книга Кулиша, воспринятая - и до сих пор воспринимаемая - некритически, в значительной мерс повлияла на последующих биографов и исследователей творчества Гоголя.

В этой связи в диссертации особое внимание уделено изучению двух важных этапов в формировании миросозерцания Гоголя. По-новому рассматриваются воспитание будущего писателя в семье и его последующее обучение в 1821 - 1828 годах в Нежинской гимназии высших наук. Так, детальному рассмотрению подвергнут вопрос о религиозном воспитании Гоголя, которого с детских лет окружала атмосфера христианского благочестия и полного приятия Православия. Именно семейное воспитание явилось для писателя той основой, которой не смогли впоследствии поколебать никакие иные влияния.

В диссертации впервые ставится вопрос о влиянии на юного Гоголя обширной программы религиозного образования в Нежинской гимназии высших наук, почти монастырский, «семинарский» устав которой стал основой того школьного быта, что впоследствии был изображен Гоголем в повестях «Тарас Бульба» и «Вий».

Изучение детских и юношеских лет Гоголя с точки зрения формирования его идейных взглядов восстанавливает объективную картину становления личности писателя и позволяет увидеть в настоящем свете один из малоизученных эпизодов в последующей его биографии. Становится возможным осмыслить естественное сближение Гоголя в первой половине 1830-х годов с министром народного просвещения С. С. Уваровым, провозгласившим в своей деятельности следование началам Православия, Самодержавия, Народности. Как свидетельствуют факты, сближение и сотрудничество Гоголя с Уваровым (на это в исследовательской литературе не обращаюсь должного внимания) было органичным для Гоголя, а неожиданным такое сотрудничество может представляться лишь в силу пеизучснности с указанной точки зрения начальных этапов жизненного и творческого пути Гоголя. Почва для сближения с Уваровым была подготовлена в родной семье будущего писателя, а затем в его alma mater, так что программа, заявленная министром, была для Гоголя отнюдь не новой, но близкой и сродной душе.

Как показывает анализ, знаменитая триада, выдвинутая Императором Николаем I и проводившаяся в жизнь Уваровым, является «ключевой» для зарождения и вызревания замысла «Мертвых душ». Отношение Гоголя к Уварову как министру народного просвещения было в целом положительным, - так же, как отношение писателя к официальному правительственному курсу. Однако говорить о безоговорочном одобрении Гоголем деятельности нового министра было бы неверным. Ряд критических замечаний в адрес Уварова свидетельствуют о том, что Гоголь хотел бы видеть на этом посту более достойного человека (см.: Виноградов 2001 (5). С. 83-91; Гоголь 2001 (1). С. 3-38; Виноградов 2002 (1). С. 189-202).

Важность этого вопроса обусловливается еще и тем, что одной из главных побудительных причин, подвипиих Гоголя на создание «Ревизора» и «Мертвых душ», было стремление сослужить - на писательском поприще - государственную службу - оказать посильную помощь в осуществлении заявленной правительством программы. Л «страсть служить была у меня в юности очень сильна», - признаватся позднее Гоголь в «Авторской исповеди» (VIII, 438). В опубликованной посмертно статье «Петербургская сцена в 1835- 36 г.» (написанной в период постановки «Ревизора» и начата работы пат «Мертвыми душами») он замечал: «Благосклонно склонится око монарха к тому писателю, который, движимый чистым желанием добра, предпримет уличать низкий порок, недостойные слабости и привычки в слоях нашего общества и этим подаст от себя помощь и крылья его правдивому закону» (VIII, 562). Не только «Тарас Бульба», но и «Ревизор», и «Мертвые души», посвященные обличению плодов западного влияния на русской почве, вполне соответствовав, согласно представлениям Гоголя, новой правительственной программе.

Проблемы, связанные с интерпретацией «Мертвых душ», потребовали не только расширения временных рамок исследования. Наряду с анализом религиозных воззрений писателя, впервые в связи с замыслом поэмы предметом пристального внимания стали взгляды Гоголя как историка. Исторические воззрения Гоголя в целом изучены еще недостаточно. Соответственно и в работах о его художественном творчестве мало внимания уделяется тому обстоятельству, что все его произведения, начиная от самых ранних, написаны не только верным наблюдателем быта, тонким знатоком человеческой души, но и оригинальным, глубоким историком. О серьезности занятий Гоголя историей свидетельствует хотя бы тот факт, что на протяжении целого ряда лет он преподавал историю в двух учебных заведениях Петербурга- Патриотическом институте и Императорском университете. Исследование исторических воззрений Гоголя оказывается весьма перспективным для понимания смысла его художественных созданий. Настоящая работа представляет собой первый опыт такого синкретического подхода к гоголевскому наследию.

Принципиальная новизна в подходе к истолкованию образов «Мертвых душ» основана на тщательном изучении авторского замысла поэмы, анализе высказываний Гоголя, имеющих отношение к его героям. Интерпретационная часть получает доказательства в текстологических наблюдениях, в изучении биографии Гоголя. В работе подробно анализируется отзывы читателей и критики на выход в свет первого тома «Мертвых душ» (этот вопрос освещается в работе с максимальной полнотой), а также влияние, оказанное первыми слушателями поэмы в авторском чтении на ее содержание.

Проблема второго тома «Мертвых душ» с точки зрения целостного замысла произведения требует тщательного изучения сохранившихся «первоисточников», которыми пользовался Гоголь при создании оставшейся незавершенной части поэмы. Анализ соотношения дошедших до нас глав второго тома с проблематикой первого делает необходимым обращение к ключевым моментам гоголевского миросозерцания. Уяснение смысла произведения во многих случаях неотделимо от текстологического анализа, который существенно проясняет творческую историю текста и помогает избежать произвольных субъективных толкований. «Идейный смысл, художественные особенности литературных созданий раскрываются полно и наглядно, если хорошо известна история текста» {Громова. С. 6). Изучение автографов второго тома «Мертвых душ» обнаруживает, что многие текстологические проблемы остались нерешенными. Неточна датировка сохранившихся рукописей, ие прочитаны отдельные слова, неверны представления о редакциях текста.

Важным подспорьем в пашей работе явились находки в архивах неопубликованных автографов Гоголя, а также подготовительных материалов к его произведеииям. Среди них - атрибуция и публикация автографа записной книги Гоголя 1835 года с лекциями и статьями по истории и географии, хранящейся в Российском государственном архиве литературы и искусства (Москва). Этот автограф, открывающий подготовленный нами том «Неизданный Гоголь» (Гоголь 2001 (1). С. 41-123), позволяет существенно уточнить характер исторических воззрений Гоголя в их отношении к замыслу «Мертвых душ». В этом же издании впервые опубликован рукописный сборник Гоголя «Сочинения Ломоносова и Державина» (хранится в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки в Москве), имеющий отношение к образам поэмы. Замысел «Мертвых душ» помогают прояснить и обнаруженные недавно в Российском государственном историческом архиве (Санкт-Петербург) неизвестное письмо Гоголя к

Императору Николаю I от 18 апреля (п. ст.) 1837 гола (Виноградов 1998. С. 5-22) а также автограф двух статей Гоголя о Церкви и духовенстве, опубликованных при жизни писателя в «Выбранных местах из переписки с друзьями» с цензурными сокращениями (Виноградов 2002 (2). С. 20-27). Немаловажное значение для темы диссертации имеет публикация двусторонней переписки Гоголя с Н. II. Шереметевой (Шереметева), а также подготовка к изданию неопубликованных писем к Гоголю Д. К. Малиновского (проект получил поддержку Российского гуманитарного научного фонда).

В подготовленном нами собрании сочинений Гоголя в девяти томах (Гоголь 1994) в свою очередь по рукописям были опубликованы неизвестные ранее тексты Гоголя, проливающие новый свет на характер религиозного миросозерцания писателя и имеющие непосредственное отношение к замыслу «Мертвых душ». Это девятитомиое собрание, а также работа пат изданием Полного собрания сочинений и писем И. В. Гоголя, осуществляемого при Институте мировой литературы им. Л. М. Горького РАН, послужили основанием для осмысления «Мертвых душ» в контексте целостного творчества Гоголя. Такой подход нашел отражение в пашей монографии «Гоголь- художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания», изданной п 2000 году (см.: Виноградов 2000 (1).

Результаты исследования могут быть использованы при подготовке нового академического издания Полного собрания сочинений и писем Гоголя, а также при новых изданиях поэмы «Мертвые души», при составлении общих и специальных курсов по истории русской литературы.

Основные положения диссертации отражены в публикациях неизданного творческого наследия Гоголя, в том числе подготовительных материалов, во вступительных статьях и комментариях к отдельным изданиям сочинений писателя, в докладах и сообщениях на научных конференциях и чтениях: «Консерватизм и традиционализм в литературе, культуре, философии, эстетике» (ИМЛИ РАН, 1998); «Филология и школа: научные и духовные традиции русского просвещения и задачи школы на рубеже XXI века» (ИМЛИ РАН, 1999); «Русская романтическая проза и се традиции XIX-XX вв.» (ИМЛИ РАН, 2000); «Н. В. Гоголь: загадка Третьего тысячелетия» (Городская библиотека № 2 им. II. В. Гоголя, Москва, 2001); «И. В. Гоголь и мировая культура» (Городская библиотека №2 им. Н. В. Гоголя, Москва, 2002); «Н.М.Языков: 200 лет со дня рождения» (МГУ им. М. В. Ломоносова, 2003); «Н. В. Гоголь и театр» (Центральная городская библиотека «Дом Гоголя», Москва, 2003) и др.

Диссертация состоит из четырех глав и заключения. В первой главе- «Поэма "Мертвые души": эволюция замысла» - прослеживается история создания первого тома поэмы и восприятия его первыми читателями и критиками.

Во второй главе - «Исторические воззрения Гоголя и их отражение в замысле "Мертвых душ"» - рассматривается вопрос об истоках, определивших зарождение и вызревание замысла поэмы, и о той роли, какую сыграли в формировании замысла исторические штудии Гоголя.

Одной из важнейших проблем, касающихся восприятия «Мертвых душ», является вопрос о том, как она была оценена в кругах противоположной ориентации - в славянофильской и западнической партиях. Эта проблема рассматривается в третьей главе диссертации - «Религиозная критика Гоголем современности: проблемы истолкования».

В главе четвертой - «Проблемы интерпретации и текстологии второго тома "Мертвых душ"» - решается одна из важнейших текстологических проблем, связанная интерпретацией замысла «Мертвых душ», — вопрос о датировке автографов сохранившихся глав второго тома. В этой связи предложено новое решение проблемы прототипов гоголевских героев.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Виноградов, Игорь Алексеевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Острая идейная борьба вокруг наследия Гоголя по сути никогда не преследовала цель раскрыть подлинный смысл его произведений, но ограничивалась декларативным «привлечением» Гоголя на свою сторону. Исключительная самобытность творчества Гоголя, на которую указывали многие его современники (Аксаковы, А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин, И. В. Киреевский, В. Г. Белинский, П. А. Плетнев и др.), оставалась при таком подходе нераскрытой. В то же время нельзя не заметить, что возможность подобного «манипулирования» гоголевским наследием заключалась отчасти и в своеобразии личности Гоголя. Расценивая свои художественные произведения как «незримую ступень к христианству» (VIII, 269), писатель, вплоть до выхода в свет «Выбранных мест из переписки с друзьями», почти не высказывал открыто своих заветных убеждений, и от «человека, не носящего ни клобука, ни митры, смешившего и смешащего людей» (XII, 96), такие признания, действительно, оказались неожиданными. Разъясняя сложность и противоречивость внутреннего мира Гоголя, протопресвитер В. В. Зеньковский в одной из своих ранних работ о Гоголе писал: «В Гоголе есть <.> черты несомненного юродства <.> Этот момент юродства <.> психологически совершенно почти неизбежен в той или иной форме для всякого серьезно религиозного человека, стремящегося жить не по законам мира сего. Тот "соблазн", то "юродство проповеди", о котором говорил еще апостол Павел, с веками лишь возрос, и для христианина часто приходится впадать в странности, в юродство, чтобы христиански выявить себя в современной культуре. <.> Тот, кто в себе не почувствовал когда-нибудь несходства "духа времени сего" и христианского начала, кто не почувствовал тех оков, какие кладет современная культура на все подлинно религиозное, тому трудно понять всю психологическую, религиозную и историческую неизбежность юродства» (Зеньковский 1916. С. 30-31).

Изучение духовно-нравственного содержания «Мертвых душ», наряду с текстологическим анализом поэмы, составило главный предмет настоящей работы. В диссертации рассмотрены наиболее важные этапы в истории создания и в последующем восприятии и изучении главного гоголевского произведения. Как показывает исследование, незадолго до начала работы над «Мертвыми душами» и «Ревизором» Гоголь пережил высокий духовный подъем - испытав некоторое «душевное» событие, позволившее ему начать избавляться «от многих своих гадостей», передавая их своим героям. Позднее Гоголь часто настаивал на «душевной правде» своих произведений. С другой стороны, он говорил и о том, что ничего не создавал «в воображении», но черпал материал для художественных образов из окружающей действительности. Изучение различных этапов создания «Мертвых душ» обнаруживает тесную связь поэмы с историей ее восприятия в читательских кругах и критике. Этот «двусторонний» характер замысла поэмы — глубокая «психологическая» правда и реалистическое бытописание - порой противопоставлялись исследователями как свидетельство «незнания» Гоголем русской действительности. Между тем внешний реалистический рисунок потому и был так убедителен в его созданиях, что скрывал в себе правду более глубокую - душевную. Гоголь никогда не ставил перед собой задачу простого изображения окружающей жизни. Литературное творчество имело для него оправдание лишь как средство поучения и исправления современников (не исключая и самого себя).

Этот религиозный аспект замысла «Мертвых душ» - отразившийся в авторском определении жанра (слово «поэма» призвано было указывать на принадлежность произведения к традициям древней учительной литературы), был связан с критикой Гоголем новейшей европейской секуляризованной цивилизации, пустившей корпи в России со времен Петра I. Проблеме западной цивилизации — и ее проявлениям на русской почве — писатель посвятил свои так называемые «петербургские» повести. Как показывает анализ, критику европейского «просвещения» Гоголь продолжил и в «Мертвых душах».

Борьба за русского человека, против «омертвения» его души — главный пафос поэмы Гоголя, которую писатель связывал с «подвигом во имя любви к братьям». Своих героев Гоголь оценивал «на фоне» провозглашенных в 1832 году русским правительством в качестве основ народного образования Православия, Самодержавия, Народности. Последствия западного негативного влияния и «отечественные» недостатки воспринимались им прежде всего как отступление от этих начал.

Славянофильский» по идейной направленности замысел первого тома «Мертвых душ» обнаруживает себя прямыми текстуальными совпадениями начала поэмы с черновыми набросками «Петербургских записок 1836 года», повествующими о выезде автора записок из Петербурга. Еще более явственно этот замысел проступает в сходстве пяти главных героев-помещиков первого тома поэмы с «пепельными» обитателями петербургской Коломны, изображенными за год до начала работы нал «Мертвыми душами» в первой редакции повести «Портрет». (После создания первого тома поэмы Гоголь переписал эту повесть, вследствие чего образы, «перешедшие» в «Мертвые души», были исключены из второй редакции «Портрета».) Согласно признаниям самого Гоголя, в первом томе поэмы изображается не столько сама русскую жизнь, сколько се болезни и «уродства» — то, «что несвойственно нашей великой природе, что ее унизило» (письмо к графу В.Д.Олсуфьеву от конца августа - сентября 1850 года). Этим же, в частности, объясняется и то, почему «Мертвые души» Гоголь создавал в основном за границей. Поэма изначально задумывались как произведение всемирно-исторического, во всяком случае, общеевропейского масштаба. Не только в воспоминаниях о России, но и в Западной Европе Гоголь черпал материал для своего творения, изъездив для этого почти все европейские земли. 28 февраля (н. ст.) 1843 года он писал С. П. Шевыреву: «.Из каждого угла Европы взор мой видит новые стороны России и <.> в полный охват ее обнять я могу только, может быть, тогда, когда огляну всю Европу».

Европейский» контекст, в котором рассматривал Гоголь «отечественные» недостатки, давал возможность писателю прозревать в русской жизни самые ростки и начала того негативного, что уже вызрело и сформировалось на Западе. Именно этот двоякий, «общеевропейский» замысел - имевший целью изобразить прямую пагубность европейского «просвещения» для русской действительности - и заключают в себе образы гоголевской поэмы. «Мертвые души», по замыслу писателя, должны были явить собой последствия западного влияния на русской почве, в русской душе. В образе Манилова Гоголь критикует европейское «комильфо» и «немецкую» отвлеченность - деспотически, согласно Гоголю, подменившие и вытеснившие собой, подобно древним суевериям, для i современного человека евангельские заповеди. В образе Коробочки обличает расчетливую скупость, вполне «европейское» сибаритство и такое же, как у Манилова (лишь в другой форме) невежество в вопросах веры и косность к нравственному совершенствованию. Ноздрев, напротив, - воплощение ложного «усовершенствования» в пороках и мошенничестве, постыдной падкости па всевозможные соблазны и развлечения - на то, «что обезобразило Париж и весь Запад» (по словам приятельницы Гоголя Л. О. Смирновой). Изображению этих соблазнов Гоголь посвятил, в частности, повесть «Рим», создававшуюся одновременно с первым томом поэмы и тесно примыкающую к его «петербургским» повестям. «Кулак» Собакевич обнаруживает у Гоголя прямое родство с петербургским ростовщиком Петромихали, в имени которого писатель заключил намек на Петра I - Петра Михайлова в его заграничной поездке. Обобщение же, которое дал Гоголь в итоговом среди героев-помещиков образе Плюшкина, отражает проходящее через все творчество писателя представление о вещизме и мелочности современного, «цивилизованного» века — и его плодах на русской почве (на что, в частности, Гоголь неоднократно указывал в статьях сборника «Арабески»). Вполне «европейский» тип - тип «американского прожектера или преуспевающего американского коммивояжера» (по словам исследователя из США, профессора В. Фелпса) - представляет собой Чичиков, материат для создания образа которого Гоголь почерпнул из общения с одним из своих петербургских знакомых С. Д. Шаржинским.

По замыслу Гоголя, образы «Мертвых душ» призваны воплотить в себе прежде всего «наносные», несвойственные «нашей великой природе» черты. В то же время, являясь национальными типами, они не могут не содержать в себе и положительные черты этой природы, — пусть даже в искаженном виде. Если, скажем, по поводу героев «Горя от ума» Грибоедова - этого «скопища уродов общества, из которых каждый окарикатурил какое-нибудь мненье, правило, мысль.» - можно сказать, вслед за Гоголем, что «зритель остается в недоуменье <.> чем должен быть русский человек», то в отличие от них герои Гоголя обладают на этот счет гораздо большей «узнаваемостью», несут в себе явный отпечаток того идеального типа, or которого они отступили. Под их грубой «корой» ощутимо для читателя присутствует тот «самоцветный камень», тот талант, который они в себе не раскрыли. Полагая, вслед за Апостолом, что «время начаться суду с дома Божия»- и что «если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится?» (1 Петр. 4, 17), Гоголь, для которого таким «домом Божиим» была православная Россия, избирает объектом своей критики отнюдь не самых худших, но напротив, «лучших и достойнейших» из своих соотечественников - тех, с которых «больше спросится». Этот гоголевский подход сказался на образах как первого тома, так и сохранившихся глав второго.

Из многочисленных высказываний Гоголя следует, что наиболее полным воплощением основных черт русского характера - «чистейшим отражением <.> народа» - он считал русских поэтов. В статье «О движении журнальной литературы, в 1834 и 1835 году», написанной в начальный период работы пат «Мертвыми душами», Гоголь замечал: «Писатели наши отлились совершенно в особенную форму и, несмотря на общую черту нашей литературы, черту подражания, они заключают в себе чисто русские элементы.». Спустя десять лет, в статье о русской поэзии в «Выбранных местах из переписки с друзьями», Гоголь повторял: «Несмотря на внешние признаки подражания, в нашей поэзии есть очень много своего». В этих словах содержится настоящий «ключ» к пониманию замысла «Мертвых душ». В «Авторской исповеди» Гоголь писал: «Чем более я обдумывал мое сочинение, тем более видел, что не случайно следует мне взять характеры, какие попадутся, но избрать один те, на которых заметней и глубже отпечатлелись истинно русские, коренные свойства наши». «.В уроде вы почувствуете идеал того, чего карикатурой стал урод», - замечал также Гоголь о людях, имеющих, подобно его героям, «отталкивающую наружность».

Если следовать этим признаниям Гоголя и сравнить образы «Мертвых душ» с характеристиками, данными им русским поэтам - выразителям коренных народных свойств - в статье «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность», то мечтательность Манилова живо напомнит «отвлеченную идеальность» В. Л. Жуковского, его стремление к незримому и таинственному. Приземленность Коробочки отзовется в погруженности в «очаровательную прелесть осязаемой существенности» К. Н. Батюшкова. Буйство Ноздрева обнаружит сходство с удатыо и восторгом поэзии II. М. Языкова. Неуклюжее богатырство Собакевича приведет на ум «невозделанную громадную скалу» Г. Р. Державина и его стремление «начертать образ какого-то крепкого мужа». Что же касается всеядного, мелочного стяжательства Плюшкина, то соотнести его в гоголевской статье можно будет ни с чем иным, как только со всеслышащим «ухом» и вссотражаю-щим «зеркалом» пушкинской поэзии, характеристика которой здесь доселе составляет непревзойденный образец критического разбора наследия поэта. Вот те покрытые «корой» «самоцветные камни», те опутанные «тиной мелочей» непочатые силы, которые скрывают в себе гоголевские герои. «Все можно извратить и всему можно дать дурной смысл, человек же на это способен, — писал Гоголь в статье «О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности». - Но надобно смотреть на вещь в ее основании и на то, чем она должна быть, а не судить о ней по карикатуре, которую из нее сделали <.> Много есть таких предметов, которые страждут из-за того, что извратили смысл их.». Очевидна главная, определяющая идея, заключенная в сходстве «пошлых» гоголевских героев с лучшими из русских поэтов: каждый человек, созданный по образу и подобию Божию, песет на себе отпечаток этой божественности - более или менее зримый «первообраз», который он исказил или извратил в себе, отступая от Отеческого замысла о нем Творца.

Важную роль в формировании замысла «Мертвых душ» сыграли исторические штудии Гоголя, получившего основательное знание истории в Нежинской гимназии высших наук и впоследствии преподававшего историю в двух учебных заведениях Петербурга — Патриотическом институте и университете. Разделяя представление о Москве как «третьем Риме», Гоголь видел в судьбе православной Византии пример «срубленной» «бесплодной смоковницы» из притчи Спасителя (Лк. 13, 7), и сама история «Римских Греков» соотносилась им с возможной - в случае такого же бесплодия - судьбой духовной наследницы Византии - православной Руси. Препятствовать этому нежелательному исходу и были призваны, но Гоголю, «Ревизор» и «Мертвые души» с заключенным в них «религиозным» обличением соотечественников ради духовного их исправления и возрождения.

Одной из важнейших проблем, касающихся восприятия поэмы, является вопрос о том, как она была оценена в кругах противоположной ориентации - в славянофильской и западнической партиях. Одной из причин одинаково одобрительного отношения западников и части славянофилов к критическому пафосу «Мертвых душ» явилась известная «оппозиционность» к существующему положению вещей ие только «европистов», но и «восточников». Критика «справа» порой нечувствительно смыкалась с критикой «слева». И хотя «славянофильская» и тем более «проправительственная» партии в целом более сдержанно отнеслись к «Мертвым душам», однако порой чрезмерная «оппозиционность» друзей со своей стороны вызывала встречную критику Гоголя. Чертами кое-кого из них, в частности, С. Т. Аксакова, писатель воспользовался при создании образа Петра Петровича Петуха во втором томе. Преследуя цель показать, «как и лучшие люди могут вредить не хуже худших, если не легло в основанье их характеров главное», Гоголь писал: «Нет, не возможно [это уженье] обратиться в рыбарей и удить рыбу. Следует оставить заботу о частной и личной <жизни> и нужно вспомнить о бедной России». Этим, в частности, объясняется, почему одновременно с первым томом «Мертвых душ» Гоголь-«возлюбивший, - по его словам, — спасенье земли своей» — создает вторую редакцию «Тараса Бульбы».

Одной из важнейших текстологаческих проблем, связанных с интерпретацией замысла «Мертвых душ», является вопрос о датировке автографов сохранившихся глав второго тома. Первоначальный слой уцелевших первых четырех тетрадей рукописи комментаторы академического издания Полного собрания сочинений Гоголя датировали 18481849 годами. Текстологический анализ заставляет признать эту датировку ошибочной.

Дошедший до нас автограф первых четырех глав второго тома поэмы был написан Гоголем сразу после чтения «Домостроя» в марте 1849 года, незадолго до поездки в Калугу в июле этого года, и отчасти исправлен в конце лета - начале осени этого года вследствие замечаний Л. О. Смирновой. Время окончания работы Гоголя над автографом соотносится с датой чтения первой главы второго тома «Мертвых душ» Ю. Ф. Самарину и А. С. Хомякову - 4 марта 1850 года. Изменения, внесенные Гоголем в текст поэмы после замечаний Самарина, позволяют точно датировать время, когда сохранившиеся автографы второго тома «Мертвых душ» были в употреблении у Гоголя. Как можно судить из позднейших воспоминаний князя Д. Л. Оболенского, слышавшего авторское чтение первой главы полтора года спустя - осенью 1851 года, эти исправления к тому времени были уже внесены в текст поэмы, причем готовые главы второго тома были переписаны набело. Очевидно, в 1851 году Гоголь уже работал над поэмой по новому авторскому списку (до нас не дошедшему).

Таким образом, сохранившейся рукописью первых четырех глав второго тома Гоголь пользовался в период с весны 1849 до весны 1850 года, внося в нее исправления по ходу работы (порой в результате периодически устраиваемых публичных чтений), а оставил ее не позднее осени 1851 года. Анализ приводит также к выводу, что в январе 1848 года в Иерусалим к Святым Местам, а затем на родину, Гоголь отправился, как и предполагав с завершенным (начерно) вторым томом «Мертвых душ». Эти наблюдения позволяют констатировать, что все сохранившиеся рукописи второго тома, включая автограф заключительной главы (первоначальный слой которой относится к осени 1847-зиме 1847/48 годов, а не к 1843 - 1845 годам, как это считаюсь ранее), представляют собой текст одной редакции (с разновременными исправлениями), что ставит задачу соответствующей публикации уцелевших глав.

Сравнительное изучение содержания записной книжки Гоголя 1846-1850 годов (датировка которой в свою очередь уточнена) и глав второго тома «Мертвых душ» позволяет говорить о том, что не только содержание, но и самую «тональность» начальных глав второго тома поэмы (в том виде, как они дошли до нас) во многом определили дорожные впечатления Гоголя, полученные по возвращении в Россию из-за границы в 1848 году. Из сравнения с материалами записной книжки 1846-1850 годов выявляется характерная композиционная особенность второго тома поэмы - проблемы, поднятые в первой главе, получают дальнейшее развитие в последующих главах тома - в образах помещиков Петуха, Кошкарева, Коетанжогло, братьев Платоновых. Во втором томе Гоголь вновь приступает к основной теме своего творчества. Зрелище родных мест вновь со всей остротой поставило перед только что вернувшимся из-за границы писателем вопрос о роли европейской цивилизации, западного «просвещения». С этой темой связано имя героя второго тома «Мертвых душ» - помещика с «декабристским» прошлым Андрея Ивановича Тентетникова (в первоначальном слое автографа заключительной главы Дер-пенникова). Главное место в раскрытии этой темы занимает образ «необыкновенного» школьного наставника Тентетникова - директора училища Александра Петровича.

В литературе уже неоднократно высказывалось мнение, будто прототипом «идеального наставника» во втором томе «Мертвых душ» является «прогрессивный» профессор Нежинской гимназии высших Н. Г. Белоусов (осужденный по «делу о вольнодумстве»). К такому предположению приводили исследователей главным образом неоднократные упоминания о Белоусове в письмах самого Гоголя 1820-х- 1830-х годов. Это предположение нуждается, однако, в двух существенных уточнениях. Во-первых, созданный Гоголем во втором томе «Мертвых душ» образ в действительности не является, по замыслу автора, «идеальным» - несмотря на положительные черты. Это, по мысли Гоголя, вовсе не «идеал наставника». Во-вторых, реальным прототипом «директора» училища (та-чачъника» учебного заведения) Александра Петровича с большим основанием может быть назван не Н. Г. Белоусов - мало кому известный младший профессор юридических наук Нежинской гимназии (бывший лишь десятью годами старше Гоголя), но действительный директор этой гимназии, бывший лечащий врач Императора Александра I, уче-Ш ный с мировым именем Иван Семенович Орлай де Карва (1771 - 1829),- взгляды которого отразились, в частности, в произведениях Гоголя «Страшная месть» и «Тарас Буль-ба». Вместе с тем образ «чудного» наставника Александра Петровича - собирательный. В нем сосредоточены приметы «учителей и наставников» целой эпохи.

Таким же собирательным является и образ помещика Тентетникова. Как показывает анализ, в нем воплотились некоторые черты самого Гоголя, черты его друга поэта Н. М. Языкова. Из неопубликованных архивных материалов также следует, что одним из источников для размышлений о «науке жизни» наставника Александра Петровича послужили Гоголю неопубликованные письма его младшего современника студента математического факультета Московского университета Дмитрия Константиновича Малиновского (1825 или 1826- 1871). Некоторыми чертами Д. К. Машновского Гоголь воспользовался и при создании образа Тентетникова. Согласно авторскому замыслу Тентетников как тип «лишнего человека» и представляет собой своеобразный идеологический ответ тем из «лишних людей» — современников писателя, которые в «сатирических» произведениях Гоголя — написанных якобы в «оппозиционном» по отношению к власти духе-находили оправдание своего бездействия на поприще служения России.

Несмотря на незавершенность второго тома «Мертвых душ», содержание сохранившихся глав позволяет с достаточной определенностью говорить о идейном единстве первого и второго томов поэмы, обнаруживающем неизменную верность Гоголя с юности избранному пути. Сожжение Гоголем незадолго до смерти глубоко «славянофильского» по замыслу — и, по-видимому, весьма близкого к окончанию второго тома «Мертвых душ» следует признать большой утратой для отечественной культуры.

309

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.