Социальная история осетин в догосударственный период тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, доктор исторических наук Чочиев, Алан Резоевич

• Чочиев, Алан Резоевич
• доктор исторических наук
• 1998

Оглавление диссертации доктор исторических наук Чочиев, Алан Резоевич

ГЛАВА ПЕРВАЯ. БУМЮЫ КАК КОДОВЫЙ СИМВОЛ ЯЗЫКА НАРТИАДЫ

ГЛАВА ВТОРАЯ. ВЛИЯНИЕ ВОЕННОГО БЫТА НА СИСТЕМУ ВОСПИТАНИЯ ВОЗРАСТНЫХ ГРУПП

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ИНСТИТУТ БАЛЦ (ПОХОДОВ)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОТРАЖЕНИЕ ПОСЛЕДСТВИЙ ВОЕННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО УКЛАДА ПРОШЛОГО В ФОРМАХ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ОСЕТИИ

ГЛАВА ПЯТАЯ. ОТ ПАНТЕОНА ЫАКТАМОКО^Е К ПАНТЕОНУ ЧУАвАМОШЛЕ И КОДЕКСУ ВОИНОВ АБов -\VASDAN

ВЫВОДЫ И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ БИБЛИОГРАФИЯ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация является результатом этнографических исследований автора, основанных на материалах, собранных за время экспедиций и командировок в разные регионы Осетии, а также в места компактного проживания осетин в Грузии. Специфическая тема исследования - работа посвящена влиянию военно-иерархических структур на переход от социальных форм первобытной родовой общины к формам племенных и территориальных связей - предопределила необходимость глубокого анализа пережитков древних родственных отношений в нартовском эпосе и осетинском фольклоре. Изучением этих аспектов осетинской этнографии автор занимается с 1975 года.

Диссертация состоит из Введения, пяти глав, выводов и предположений.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Социальная история осетин в догосударственный период»

Государство Алания Х-ХШ веков на Кавказе было одним из известных науке проявлений общего контекста социальной истории скифо-сарматских племен, а наиболее раннее образование государственного типа отмечено еще у скифов в 1У веке до н. э. - государство Атея в Северном Причерноморье.

Это определяет временные рамки исследуемой проблемы и означает, что достаточно уверенно ее можно трактовать как социогенез в скифо-сар-матских союзах племен на протяжении более чем в тысячу лет. Когда социальные институты вырастали из родо-племенных форм и обретали несвойственные им прежде регулятивные функции - складывались раннегосударствен-ные, или предгосударственные, образования: это огромная историческая эпоха, период с У11-У веков до н. э. - по У-У11 н. э. Более или менее определенно можно говорить и о локализации этих процессов: от Северного Причерноморья - до Кавказа и далее на восток.

Основные источники исследования - традиционные: свидетельства греко-римской историографии, лингвистические данные, а так же исследования осетинского нартского эпоса и фольклора В. Миллера, В. Абаева, Дюме-зиля и других нартоведов. Но, кроме того, предложены результаты исследований эпоса и фольклора, в заметной степени отличающиеся от традиционных по методике и отчасти - методологии: они впервые предприняты автором.

Из лингвистических источников важнейшее значение для нашей темы имеют работы В. Абаева и Ю. Дзиццойты. Абаев установил, что быт древних осетин отражен в лексике. Слово, обозначающее во всех арийских языках -«пасти скот», «кочевать, пася скот», означает в осетинском - «жить». В. Абаев прав в том, что для древнего осетина «кочевать» и означало «жить» (Осетинский язык и фольклор. М. 1949, далее ОЯФ, 56), но в целях нашего исследования надо помнить о функциональной наполненности этой «жизни» - о «пастьбе скота». Ибо иная функция «жизни» возникает хоть и в связи с обладанием скотом, но на почве иных отношений - военных: складывается такая разновидность «кочевой жизни» как набеги, оформляются особые институты набегов-походов бал и балц. Все это принимает формы особого рода «индустрии», на основании которой возникают новые отношения и социальные институты -это главная тема исследования.

Важнейший военный термин эелдар возник в ходе становления этой индустрии» и ее социальных институтов: термин эерм-дар означал «рукодержец» и был первоначально не более как «военный предводитель» (ОЯФ, 63-64). Особое значение для нас имеет тот факт, что, по Абаеву, осетинское происхождение слова «гермдар» решительно подтверждается массовым его употреблением скифами ( ИЭСОЯ, I, 127-128): от «военного предводителя» у скифов оно стало названием «владетеля-феодала» у осетин и одно это заставляет нас обратиться к скифской истории как истокам осетинского социогенеза.

Осетинского, ибо, по определению Ю. Дзиццойты, название страны скифов - Скудара, известное персам как 8кис1га, образовано от самоназвания скифов - скуда и является названием одной из территориально-культурных провинций горной Осетии - Кудар, расположенной по обе стороны Главного Кавказского хребта, основной частью - на южных склонах, в Южной Осетии. К тому же гидронимы Осетии, в частности - реки Проне, вытекающей из горной «Скифии-Осетии» Кудар, имеют прямые параллели в Поднепровье (Нарты и их соседи. Владикавказ. 1992. 247-248). Этот гидроним Южной Осетии, как и оба гидронима крупнейших рек Южной Осетии - Большой и Малой Леуахи, - этимологизируются из древнеосетинского, а кудар - это собирательное название всех южных осетин. Диалект южных осетин, после В. Миллера, известен в лингвистике как кударский и теперь ясно, что этот этноним восходит к этнической номенклатуре геродотовой Скифии: в случае с кудар мы непроизвольно обращаемся к наследию античных времен, когда скуда и скудара значили «скиф» и «Скифия». Оттуда идет диалект кударский, туда восходят генетические связи населения, которое на этом диалекте зовет себя и свою страну Кудар, а свой диалект - кудайраг: «скифскими». И приходится исходить из того, что ранний этап социогенеза осетин, засвидетельствованный 5 писаной историей - это тот период осетинской истории, который известен как скифская история по Геродоту, Страбону. И надо отметить исторические источники, которые позволяют утверждать, что скифо-сарматские социальные традиции были распространены в горах и на южных склонах Кавказа.

Исторические источники об осетинах и их предках исследуются три столетия, все эти годы материал исследований расширялся. Об обитании сармат на южных склонах Кавказа писал Страбон (География. Пер. Г. А. Страта-новского. М. 1964. С. 464), а скифский этно-топоним скудара подтверждает это как для Южной Осетии, так и для Абхазии - в форме гидронима и топонима кодор. Остается принять выводы Ю. С. Гаглойти, что распространение здесь Нартского эпоса, у абхазов и южных осетин, свидетельствует об этнокультурном присутствии скифо-сармато-алан на южных склонах Кавказа в античную эпоху (К изучению терминологии нартского эпоса. ИЮОНИИ, 1965, вып. XIY, с 107). А выявление скифо-сармато-аланских корней осетинского народа идет с начала XIX века.

Наибольшее значение имел труд академика Клапрота (Klaproth J. Reise in den Kaukasus und nach Georgien unternommen in den Jahren 1807 und 1808. Halle-Berlin, 1812-1814), который впервые заключил, что по языку осетины не родственны тюркоязычным и иберийско-кавказским народам, а относятся к индоевропейским народам. Его труд отличается от работ его предшественников Витсена, Рейнеггса и Гюльденштедта важным выводом о том, что осетинский язык связан с языками скифов и алан. Независимо от Клапрота, почти одновременно с ним, к такому выводу пришел Потоцкий (Potozkij. Histoire primitive des peuples de la Russie. St.-Pt., 1802; Voyage dans les steps a Astralchan et du Caucase. V.U. Paris, 1829): основание скифо-сармато-аланской концепции происхождения осетин было заложено. Труд Шегрена - «Осетинская грамматика» (А. Шегрен. Осетинская грамматика. СПб., 1844) - заложил начала осетинского языкознания, блестяще развитые академиком Миллером в «Осетинских этюдах». Миллер доказал, что предки осетин входили в конгломерат се-веро-иранских племен, которые, под названиями скифов, сарматов и алан, занимали причерноморско-приазовские степи от Нижнего Дуная до Волги и Урала, и далее на Восток. По Миллеру это имело место в начале первого тысячелетия до н. э., а на северных склонах Кавказа предки осетин появились уже спустя несколько столетий, но только с XIII века н. э. оказались заперты в горных ущельях (Осетинские этюды. Владикавказ. 1992. 598-599). Связывая с понтийскими скифами традиционную культуру осетин (Язык осетин. М. 1972. 16-17), Миллер впервые обозначил это как индикатор этногенеза осетин. Надо отметить, что этот вывод Миллера не поколеблен до сего времени, несмотря на массу попыток.

Наоборот! Оранский показал, что в древности существовал арийский язык-основа, на диалектах и наречиях которого говорили многие народы указанного региона: их подразделяют на группу западных и группу восточных диалектов. В последнюю входил и предтеча осетинского - скифский, а также «испорченный скифский», как греки называли сарматский диалект. Оранский считал осетинский продолжением скифского и средневекового аланского 6

Оранский И.М. Введение в иранскую филологию. М. 1960, 346), идентифицируя скифов с саками древнеперсидских источников. И подчеркивая, что различия между скифским, или что то же - древнеосетинским, и древнепер-сидским языками были невелики еще в середине I тыс. до н. э. (Оранский И.М. Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. М. 1979. 83-84).

Генетически непрерывная связь скифских диалектов Причерноморья с осетинским прочно и неколебимо доказана В. Абаевым (Скифо-сарматские наречия. Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. М. 1979. 275, 359): скифский и осетинский соотносятся как две ступени развития одного языка.

Такая точка зрения принята в целом и в зарубежной историографии. Фасмер пытался показать различия между скифским и сарматским - неудачно! Но Фасмер решился на вывод о том, что осетинский язык ближе к сармато-аланскому (Vasmer М. Untersuchungen über die ältesten Wohensitze der Slaven. Vol. I.; Die Iranier in Sudrußland. Leipzig. 1923. 28). Попытки Фасмера разграничить «скифский» и «сарматский» продолжил Згуста, но и они не были признаны, в значительной степени из-за сохранивших значение возражений Лом-меля (Lommel Н. Afsl. Ph. Vol. XL. Berlin, 1926. 151). Но Згуста, вслед за Хар-маттой, показал вполне закономерное развитие агуапа в iron (Zgusta L. Die Personennamen griechischer Städte der Nordlichen Shwarzmeerkuste. Praha, 1955). Еще и сегодня не все лингвисты приняли это предложение, хотя лингвистически вывод признается возможным, но для нас важнее то, что этноним alan безупречно соответстует агуапа. И, в числе прочих доводов, говорит в пользу привлечения осетинских материалов к реконструкциям идеологических систем древних ариев: от времен арийского единства до эпохи причерноморских скифов-скуда и кавказской Скифии - Скудара-Кудар, вплоть до кавказских потомков древних ариев-аланов, зовущих себя ирон. Нет необходимости приводить здесь работы Бенвениста, Маркварта, Якобсона, Бэйли, Томашека и других ученых, которые с разных сторон подтверждают и закрепляют этот общий вывод.

Относительно диалектов осетинского можно ограничиться тем, что еще Миллер различал три: дигорский - западный, иронский - восточный, кудар-ский - южный, и это теперь общепринятая оценка. Но и на юге В. Абаев указал на три диалекта. Однако для нашего исследования все это важно только в том смысле, что древняя социальная номенклатура едина во всех диалектах -это весьма показательное свидетельство общности социальных судеб в древности. Из общности социальных судеб скифо-древнеосетинских племен мы и будем исходить.

Особое значение имеет тот факт, что после Миллера множество исследователей на Западе и у нас в стране закрепили вывод о том, что «осетины -последние потомки «европейских иранцев». во времена Геродота и Плиния они назывались скифами и савроматами (сарматами), а позднее под именем алан и роксалан.» (Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М. 1976. 34). По этногенезу осетин в 1966 прошла конференция и это освобождает нас от необходимости обращаться к этой проблеме: выводы ее, в том числе и поло7 жение о местном «кавказском субстрате», обеспечивают прочное основание настоящего исследования. Наиболее полный ответ на проблемы осетинского этногенеза был дан В. Абаевым и Ю. Гаглойты (Гаглойты Ю. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тб. 1964), решающие выводы которых никем не поколеблены и сегодня. Более того - подкрепляются все больше!

Подтверждаются основания вывода о том, что население горной зоны Центрального Кавказа второй половины II тысячелетия - первой половины I тысячелетия до н.э. составляли индо-иранские племена, древние арии (Зураев П.А. Северные иранцы Восточной Европы и Северного Кавказа [савроматы, скифы, сармато-аланы, анты, яссы и осетины.]. Нью-Йорк. 1966. С. 13-15). Этот вывод аргументирован настолько (см. Л.А. Ельницкий. Рецензия на работу Э. Серени. ВДИ, 1968, №4 с. 165-166; он же, Временная и культурная принадлежность луристанских бронз. ВИ, 1971, №10, с. 203-204), что повлиял на переоценки некоторыми авторами своих позиций по этнической принадлежности кобано-тлийской бронзы (Техов Б.В. Раскопки Тлийского могильника. «Археологические открытия 1986», М. 1986, с. 451; его же. Кобанская культура и вопрос этнической истории осетин. «Южная Осетия», №№17-19, 1992, его же. Осетины - древний народ Кавказа. Цхинвал, 1993, с. 15), которая теперь прочно связывается с индо-иранскими племенами конца II - первой половины I тысячелетия до н.э.

Не противоречат этому и данные антропологии, в самом общем виде они свидетельствуют о вариативности показателей даже в пределах одного региона и группы на протяжении длительных отрезков времени. В том числе и в регионе поздней Осетии. А поразительные результаты нетрадиционных биогенных исследований материалов, привлекавшихся антропологами, так и не опубликованы. Как бы ни относится к ним - они стали известны. Потому отметим, что и они не противоречат, а подтверждают общий вывод: доклад московского участника международной конференции в Дзауджикау (Владикавказе) Ю. Рычкова в 1990-ом, основанный на генном анализе костных остатков из регионов, считающихся учеными зонами протекания этноформирующих процессов, подкрепляет выводы Миллера, Абаева, Дюмезиля, Гаглойты и других специалистов по этногенезу осетин.

Относительно правомерности привлечения Нартского эпоса как источника осетинской истории достаточно этого краткого обзора, учитывая фундаментальное значение перечисленных работ. Особенно трудов В. Миллера, В. Абаева и Ж. Дюмезиля, установивших его осетинскую (древнеосетинскую -скифскую) принадлежность. На связь археологических материалов из Южной Осетии со скифами и идеологией Нартского эпоса указывает Б. Техов для УП-У1 веков до н. э. (Скифы и Центральный Кавказ в УП-УТ вв. до н. э. М. 1980; Мои горы - мой край. Фидиуэег, 1987. №6, на осет. яз), а для материалов I века новой эры из Южной и Северной Осетии это подчеркивает Е. Пчелина (Нар-товский /богатырский/ эпос в памятниках Северо-Осетинских могильников. Сообщения государственного Эрмитажа, III, 1945).

Результаты нашего исследования снимают последние сомнения в том, что Нартский эпос - это, по выражению В. Абаева - Библия осетин. Настоя8 щее исследование усиливает основания вывода о том, что информативность его как исторического источника по древним осетинам-скифам весьма высока И для нашей темы важен вопрос - какова социальная структура общества эпоса: каков древнеосетинский общественный уклад, или что то же - каково скифское общество, его строй!

В. Абаев считает, что «насколько можно судить, перед нами строй военной демократии. Род или племя образуют боевую дружину, возглавляемую в военное время предводителем - алдаром. Несложные проблемы мирного времени разрешаются амбурдом или ныхасом, народным собранием» (ОЯФ. 64-65). Перед нашим исследованием стоит проблема выявления других индикаторов эпохи военной демократии у древних осетин, или скифо-сармато-алан, пока отметим, что признаки военной демократии у них отмечены едва ли не всеми исследователями. И тот факт, что осетинский Нартский эпос является героическим эпосом, вряд ли можно трактовать иначе, кроме как подтверждение этого, а работа Я.С. Смирновой специально посвящена военной демократии в Нартском эпосе (СЭ. 1959, №6). Однако вот вопрос: как соотносятся социальные данные Нартского эпоса - этой Библии осетин - с социальными данными скифской истории? Насколько эта соотнесенность соответствует выводам историков и лингвистов о соотнесенности Эпоса и скифской истории?

А.И. Тереножкин считал, что скифское общество было раннеклассовым и возникновение государства относил к YII-YI вв. до н.э. (доклад на конференции «Возникновение раннеклассового общества». М. 1973. Тезисы докладов). Одной из форм военной демократии считал скифский социум М. Артамонов (СА. 1972, №3. 66). А. Хазанов склонялся к тому, что скифское общество YI-IY вв. до н.э. переживало завершение процесса классообразования, когда общество пока не стало классовым, но уже появились политические структуры с определенными государственными институтами («Военная демократия» и эпоха классообразования. ВИ. 1968.№2.94-95). Позже автор выделил по значению три главные управленческие функции, определяющие состав и особенности формирования руководящего слоя в эпоху классообразования: управленческо-производственную, религиозно-идеологическую и военную (доклад на конференции «Возникновение раннеклассового общества». Тезисы докладов. М. 1973). Что в точности соответствует трифункциональной системе общества нартов по Дюмезилю и повышает актуальность изучения Эпоса как источника изучения скифо-нартского социума.

Тема нашего исследования вовсе не предполагает дискуссии о военной демократии вообще, а посвящено выявлению индикаторов разложения родо-племенного строя у древних осетин, поскольку само наличие военной демократии у предков осетин подчеркнуто лингвистами, историками и эпосоведа-ми. Отметим только, что понятие «военной демократии» вошло в исчториче-скую науку благодаря исследованию Моргана «Древнее общество» (М. 1934). Морган называл военную демократию формой управления и отличал ее от понятия «царство» (там же. 67). Признаки военной демократии - выборность военного вождя с ограниченной властью (там же, 86, 111, 182) при существо9 вании родового строя, что не совместимо с царской властью (там же, 73). Сущностью военной демократии Морган считал сочетание воинственности со свободой народа и отождествлял это с демократией (там же, 125). Он считал военными демократиями общество римлян во времена Сервия Туллия и афинян во времена Солона, хотя отмечал, что социальной основой их были уже не роды, а имущественные разряды населения. Но принципы организации были военно-демократические (там же, 153). Морган полагал, что военная демократия является переходом от племенной конфедерации к политическому обществу.

Энгельс развил положения Моргана о военной демократии и ее месте в становлении государства. Подчеркнув, что «военный дух» в обществах военной демократии развился вследствие особого значения захвата богатств в период распада первобытнообщинного строя и становления классового общества (Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М. 1961. С. 164).

Общетеоретическая дискуссия о военной демократии (см. также Толс-тов С. П. 1935. Военная демократия и проблема "генетической революции", "Проблемы истории докапиталистических обществ". N7-8, 204-205. В. Хме-линский. О понятии «военная демократия». СЭ. 1973. №4; АверкиеваЮ. П. 1970. О месте военной демократии в истории индейцев Северной Америки, "СЭ", N5) уточнила ряд общих и частных аспектов проблемы, но анализ дискуссии не входит в задачи нашего исследования. Которое ориентировано на конкретизацию структурных индикаторов перехода от родовой (племенной) организации (демократии) к военной организации (демократии) скифо-нартов. По которой выявлены пока единичные, но значимые свидетельства.

Кроме скифо-осетинского термина эелдар В. Абаев целиком связывает с военной организацией еще один термин - уасайраг, который по Абаеву имеет два значения: «пленный» и «раб» (ОЯФ, 64). Однако материалы этнографических экспедиций показали, что наиболее распространенное значение этого термина - «конь, победивший в скачках». И связь с ним значений «пленный» и «раб» мы выяснили в первой монографии: связь с комплексом культов войны; тем самым связь термина со сферой «торговли», предполагавшаяся ранее, не подтверждается. Это термин из сферы культов войны - культов той самой «индустрии» походов (Чочиев А.Р. Очерки истории социальной культуры осетин. Цхинвал, 1985. 191-196).

Особое значение для понимания сути «новой индустрии» набегов балц, порождавшей эермдар-ов, имеет термин для обозначения «заработка» в такого рода «работе» - мизд: мизд означает - «добыча в сражении». При этом В. Абаев подчеркивает, что «картина ведийского быта, как она отражена в древнейших гимнах, во многом напоминает старый осетинский быт, о котором дают яркое представление нартовские сказания. Осетинское мизд, как и ведийское мидха, - было связано первоначально с этими походами за скотом (подчеркнуто нами, ОЯФ, 66-67)». А следовательно, параллели с социальными результатами авестологических исследований возможны и могут использоваться как ближайший иллюстративный фон исследований скифо-нартского

10 социума. Общеизвестно, что Веды, а особенно Авеста, отражают конкуренцию военной аристократии с жречеством в борьбе за социальное лидерство и настоящим исследованием показано, что подобный процесс отражен и нарт-ским эпосом.

Таким образом, задача, поставленная перед нами, предполагает обращение к самым ранним этапам социогенеза - к родо-племенной эпохе. Это уводит в доскифское время, ибо исторические скифы представлены стадией «царей» во главе племенных конфедераций - здесь уже предгосударственное состояние видоизменявшихся родо-племенных институтов. Наше исследование показывает, что наиболее ранние этапы социогенеза скифо-сармато-алан-осетин отражены именно в Нартском эпосе, а Геродот описал более поздние процессы. Тот патриархальный род, о котором говорит В. Абаев на основании анализа терминов родства, представлен в нартиаде и об этом подробно ниже, здесь приведем вывод ученого об осетинском древнем роде: «в переводе на язык социологии они (термины родства - А.Ч.) означают, что род был первичной, а семья - вторичной организацией; что древний род возник не как результат расширения кровно-родственной семьи, а наоборот, семья выделилась вторичным образом из древнего рода (ОЯФ, 63)». И тут же В. Абаев характеризует термины, обозначающие институты «народного самоуправления» древнего родо-племенного общества осетин: эембырд и ныхас. Первый означает «собрание»; второе связано с «склеиванием» - ныхасын - «спаять», в нартском эпосе так называются «собрания нартов»: на эембырд-ах и ныхас-ах решались вопросы походов балц; на них принимали взаимные обязательства зем-бал-ы - «сопоходники», т. е. члены балц-ев, «склеиваясь» в «спаянные» организации бал.

Распространение Нартского эпоса среди других народов означает, что проблема, выдвинутая для исследования - проблема сложения социально-иерархических структур у осетин, связана с этногенетическими процессами в этом обширном регионе вообще и осетинский аспект ее - это и одна из его стержневых характеристик. Но поскольку мы ограничиваем задачу рамками осетиноведения, опираясь на традиционные для него источники - от европейских и восточных описаний до эпоса и фольклора осетин - мы суммировали лишь некоторые опорные выводы.

Итак, социально-иерархические термины скифов, гидронимы и топонимы причерноморской Скифии соотносятся с древней арийской гидронимией и топонимией горной Осетии и здесь, как исключение, допустим повтор: древ-неосетинский этноним из Причерноморья скуда и этноним из Южной Осетии кудайраг, древнеосетинский топоним из Южной Осетии Кудар, древнеосе-тинские гидронимы из Поднепровья проня и из Южной Осетии проне, древнеосетинский гидроним из Южной Осетии леуахи. И социально-иерархический термин эермдар - «сквозной» на всем протяжении времен от скифов до осетин. Это часть наследия этноса, формировавшегося здесь многие века и создавшего Нартский социум и его эпос, с соответствующей системой идеологических представлений. К которым мы и обращаемся.

11

И последнее: одним из социальных индикаторов неоднородности скифского общества было название и статус одного из разрядов общества - энарей Энареи были, по Геродоту, не престижным разрядом скифского общества, хотя анализ конкретных функций энареев свидетельствует о неоднозначности их статуса (А. Хазанов. СЭ. 1975, №6). Но важно другое: из всех разрядов скифского общества энареи как-будто единственные, кто имеет «коллективную специфику» или «лицо», отличающее их от других разрядов, или сословий, или кланов, или «родов». И если исходить из установленного в науке о скифах как древних осетинах, то следует предполагать, что энарей - это греческая интерпретация ае-нар-эей: по-осетински (на дигорском диалекте, считающемся наиболее архаичным) это означает - «не нар», скифы называли их «не мужчины» вследствие «женской болезни». Так что такое «не нар» как непрестижный разряд общества? Вопрос можно поставить и так: что такое «нар» как престижный разряд общества? И поскольку именно это утверждается Нартским эпосом - что есть «не нар» и что есть «нар» - нет другого способа найти разгадку, кроме как обратиться к самому Нартскому эпосу.

Выявление всех возможных индикаторов различения «не нар» и «нар» является целью настоящего исследования. Сделать это с наибольшей полнотой социальных и иных характерестик того и другого - задача настоящего исследования. И в свете всего сказанного выше совершенно ясно, что достичь целей и задач исследования можно только анализом данных самого Нартского эпоса. Это не значит, что мы намеренно ограничиваем себя рамками Нартиа-ды, но везде, где только возможно, мы пытаемся выдержать установку на построение выводов исключительно на осетинских (скифо-сармато-аланских) данных. Одним из надежных источников социальной истории осетин мы, вслед за Миллером, Абаевым, Дюмезилем и рядом других исследователей, считаем Нартский эпос. Тем более, что за последние годы все главные, центральные, сюжетообразующие имена эпоса этимологизированы из осетинского, включая имя-титул сатана (Чочиев А. Сатана - Богиня и Мать, ИЮОНИИ, Тб.1984), и ее считавшийся «неосетинским» эпитет гуаша, тоже вполне осетинский - хуасса (Ю. Дзиццойты. Нарты и их соседи. 195-196). Вследствие всего сказанного не остается никаких сколько-нибудь существенных препятствий к прямому использованию Нартского эпоса для реконструкций общественных процессов у древних осетин - скифов и сармато-алан.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые окончательно устанавливается значение Нартского эпоса как ценнейшего источника по изучению социальной истории осетин эпохи классообразования. Установлена природа его сюжетообразующих социальных коллизий, а значит - и сама социальная структура, определявшая видоизменение древнеосетинского общества. Изменения происходили и под влиянием «индустрии» набегов-походов балц. Результаты исследования имеют важное значение для изучения процессов классообразования во всем регионе Северного Причерноморья и Кавказа.

Апробация работы. Основные положения исследования докладывались на международных конференциях по алановедению: 1990 год, Владикавказ;

1992 год, Владикавказ. Диссертация обсуждалась на заседании отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Диссертация состоит из Введения,пяти глав, выводов и предположений