Социальная стратификация и социальная мобильность городских средних слоев в 1907 - 1917 гг.: На материалах Тамбова тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Стрекалова, Наталья Валерьевна

  • Стрекалова, Наталья Валерьевна
  • кандидат исторических науккандидат исторических наук
  • 2003, Тамбов
  • Специальность ВАК РФ07.00.02
  • Количество страниц 304
Стрекалова, Наталья Валерьевна. Социальная стратификация и социальная мобильность городских средних слоев в 1907 - 1917 гг.: На материалах Тамбова: дис. кандидат исторических наук: 07.00.02 - Отечественная история. Тамбов. 2003. 304 с.

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Стрекалова, Наталья Валерьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Теории социальной стратификации и мобильности. Методика их применения к средним слоям провинциального российского города начала XX в.

1.1. Теории социальной стратификации и мобильности.

1.2. Методика идентификации городских средних слоев.

1.3. Методы создания и обработки электронных баз данных по социальной структуре и мобильности средних слоев города.

ГЛАВА 2. Социальная стратификация средних слоев Тамбова в 1907-1917 гг.

2.1. Состав средних слоев города в 1907 г.

2.2. Изменения в социальной стратификации городских средних слоев в 1907 - 1917 гг.

ГЛАВА 3. Мобильность средних слоев Тамбова в предреволюционное десятилетие.

3.1. Социальные перемещения городских средних слоев.

3.2. Степень устойчивости и обновления средних слоев города.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Отечественная история», 07.00.02 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Социальная стратификация и социальная мобильность городских средних слоев в 1907 - 1917 гг.: На материалах Тамбова»

Актуальность темы. Создание стабильного, гармонично развивающегося общества - одно из извечных стремлений человечества, важная роль в реализации которого, нередко отводилась средним слоям. Еще Аристотель писал о том, что наилучшим устройством государства является полития - государство среднего класса (1). В начале XX в. в ходе экономических и политических реформ российского правительства процесс формирования "среднего класса" провозглашался в качестве одного из главных приоритетов.

Сегодня вопросы, связанные со становлением и развитием российского "среднего класса" активно обсуждаются не только учеными и общественными деятелями, но и политиками, представителями властных структур. Подтверждением не ослабевающего интереса к данной проблеме могут служить многочисленные публикации, вышедшие в последние годы. По подсчетам Е.А. Аврамовой, вопросам современного российского "среднего класса", его формированию и функционированию посвящено более 250 публикаций (2).

В самое последнее время интерес к средним слоям общества вновь проявился со стороны властных структур в связи с разработкой "Стратегии развития страны до 2010 года" (Программа Г. Грефа), где значительное место отводится "среднему классу".

Проблеме "среднего класса" в литературе и публицистике присуща определенная доля мифологизации. Известный вопрос горьковского персонажа: "А был ли мальчик?" можно отнести и к российскому "среднему классу". В.В. Канищев видит две слабости в решении вопроса о средних слоях, во-первых, это желание увидеть в России средние слои западного образца, во-вторых, в их конкретно-исторической неизученности (3).

Сравнивать средние слои современной России с их аналогами в западном обществе нужно и можно, но при этом не следует ограничиваться только этим. Сегодня, когда идут поиски образа современного российского "среднего класса", вопрос о том, кого включать в состав данной категории населения и чем при этом оперировать, поиск критериев и границ, учета его специфики представляется особенно актуальным.

В отношении существования средних слоев распространено несколько суждений, среди которых можно выделить три основные точки зрения: во-первых, есть мнение, что "среднего класса" в России не было, и он до сих пор не появился, во-вторых, считается, что российский средний класс был, но был уничтожен; в-третьих, специалисты полагают, что средний класс есть в любом обществе, в том числе и российском, однако, на разных этапах менялись его качественные и количественные характеристики, в связи, с чем особое значение приобретает вопрос о необходимости определить его границы. Последняя точка зрения представляется более верной. Совершенно очевидным выглядит тот факт, что средние слои современного российского общества также далеки от средних слоев западных, как и само российское общество далеко от постиндустриального. Поэтому неизбежным оказывается обращение к историческому анализу российского общества начала XX в., которое также переживало переходный этап развития.

Вопрос о "среднем классе" является проблемой, которая затрагивает не только социальную сферу, но так же экономику и политику. "Саморазвитие среднего класса имеет большее значение, чем развитие всего населения в целом", - пишет JI. Гордон, поскольку, именно средний класс, по его мнению, "может стать закваской, дрожжами, на которых взойдет подлинное гражданское общество"(4). Схожую оценку "среднему классу" и его роли в обществе почти сто лет назад дал другой известный российский деятель Б.Н. Чичерин. По его мнению, "среднее сословие (в данном случае употреблено в контексте средние слои) служит лучшим цементом для общества и самой надежной опорой государства". Он писал: "С крепким и образованным средним сословием, из каких бы впрочем стихий оно не слагалось, возможно, и общественное единство, и разумная государственная жизнь". Особое значение Б.Н. Чичерин придавал городским средним слоям, поскольку, по его мнению, "связующий элемент общества вышел не из села, а из города". Он писал: "Именно город является сосредоточением по природе своей среднего сословия"(5). Город являлся центром движения собственности, развития промышленности, образования. По мнению JI.M. Иванова, именно город наиболее отчетливо представлял собой капиталистический путь развития страны (6).

В научном плане интерес к данной проблеме объясняется малоизученностью истории городских средних слоев России начала XX в. Проблема состава и развития средних слоев города предреволюционного российского общества играет важную роль не только для понимания проблемы исторического развития страны в XX в, но и для определения роли, места и значения средних слоев современной России.

Проблема средних слоев тесным образом связана с вопросом стабильности общества, поскольку именно эти слои принято считать одной из главных преград на пути социальных катаклизмов и потрясений. В связи с этим, особый интерес представляет анализ не только статики, но и динамики развития "среднего класса" городов в предреволюционное "переломное" десятилетие в истории России.

Предметом данного исследования являются средние слои Тамбова, прежде всего, их активная самодеятельная часть, и социальные процессы, происходившие в них в предреволюционное десятилетие.

Объектом изучения являются отдельные страты, группы, элементы средних слоев, индивидуальные биографии конкретных людей. Выбирая их в качестве объекта исследования, мы руководствовались тем обстоятельством, что это открывает возможность лучше проследить механизм формирования социальной группы и происходившие в ней социальные процессы.

Хронологические рамки. Определение хронологических рамок диктовалась задачами исследования. Предреволюционное десятилетие является предметом пристального анализа российских историков. Начальным годом изучения был избран 1907 г., поскольку в ходе и по завершению Первой российской революции были приняты законодательные акты закрепившие, политические претензии городского "среднего класса" (прежде всего, получение права избирать в Государственную Думу и других политических свобод). Столыпинские реформы 1906 - 1910 гг. способствовали социально-экономическим изменениям капиталистического характера не только на селе, но и в городе, поскольку расширяли рынок товаров и услуг, многие из которых производили городские средние слои. Разрушение общины позволило перебраться в город какой-то части зажиточных крестьян, скованных ранее общинными материальными обязательствами, а теперь получивших средства для ведения в городе торговой, ремесленной и другой предпринимательской деятельности. Безусловно, и политическое успокоение 1907 г. дало возможность спокойно развиваться городским средним слоям. Доводится исследование до 1917 г., что связано с последующими революционными процессами, которые как бы стали индикаторами зрелости городского "среднего класса", его готовности противостоять разрушительной нестабильности общества.

В составе анализируемого десятилетия выделены как бы два периода. Первый 1907 - 1912 гг. и второй 1912 - 1917 гг. Представляет интерес рассмотрение не только целостного периода, определяемого 1907 - 1917 гг., но и каждого из его двух составляющих. Сравнение двух малых периодов особо позволяет проследить влияние Первой мировой войны на развитие средних слоев провинциального российского города.

Географические рамки диссертации определяются городом Тамбовом. Выбор представляется корректным в виду того, что в основу работы положены методы микроисторического анализа. В данном исследовании впервые на конкретном материале типичного российского губернского города делается попытка проследить судьбы отдельных представителей городских средних слоев в переломную эпоху российской истории, используя современные методы исторического анализа. Это невозможно сделать на агрегированном материале.

Историография. Проблема изучения городских средних слоев начала XX в. многогранна и многопланова. Одной из самых существенных характеристик средних городских слоев является их разнородный характер. Это вызывает необходимость анализа не только немногочисленных специальных работ по средним городским слоям как особой категории населения России начала XX в., но и изучение историографии отдельных социальных, профессиональных, сословных групп, составлявших эти слои.

Проблема социальной структуры всегда была и остается тесно связанной с политикой и идеологией. Характеристика К. Марксом и Ф. Энгельсом средних слоев как "промежуточных", не относящихся к основным классам буржуазного общества, которые с развитием капитализма должны были исчезнуть, а затем и ленинское определение этих слоев как "мелкобуржуазных", "непролетарских", следовательно, враждебных социализму, наложило определенный отпечаток на изучение средних слоев и надолго определило негативное отношение к этой категории населения.

Первые работы по отдельным группам городских средних слоев России начала XX в. появились в годы революции 1905 - 1907 гг. в качестве реакции на всплеск политической активности разных групп российского общества того времени (7). Эти работы носили публицистический характер. Их скорее можно отнести к источникам, поскольку авторы, как правило, сами выходцы из этой среды, хорошо знали нужды и положение тех, о ком писали.

В 1920-е - 1930-е гг. социальная история в целом и проблематика социальной структуры в частности становятся полем острой идеологической полемики. Выдвижение лозунга об "обострении классовой борьбы в ходе строительства социализма" и объявление социологии "буржуазной наукой", сделали объективные исследования социального расслоения общества практически невозможными, а изучение социальной структуры дореволюционной России было заключено в жесткие идеологические схемы. В советской историографии устанавливаются своего рода каноны по разработке определенного набора стандартных тем и сюжетов. Единственно возможным подходом при изучении структуры общества признавалась марксистско-ленинская теория классов. Приоритетным направлением объявлялось изучение рабочего класса, как главной силы общественного развития, обоснование гегемонии и ведущей роли пролетариата в российском обществе начала XX в. и резко негативное, пренебрежительное отношение к другим категориям населения этого периода.

Тем не менее, в 1920-е - 1930-е гг. выходит ряд работ по истории профессионального движения начала века отдельных групп городских средних слоев, где наряду с революционной борьбой и организацией профессиональных союзов подробно рассматривались численность, состав, условия жизни этих слоев (8). Заслуживает внимания относящаяся к этому времени работа И.С. Биска о социальном составе Киева (9).

Полезное обобщение, главным образом статистического материала о населении городов России, содержится в работах А.Г. Рашина "Население России за 100 лет (1811-1913 гг.)" и "Динамика численности, процессы формирования городского населения России в XIX - начале XX вв.", вышедших в начале 1950-х гг. Спорными, но важными для анализа средних слоев города, являются данные о численности отдельных сословно-профессиональных групп горожан, методы их подсчета, которые приводил исследователь, в своих работах (10).

В период "хрущевской оттепели" в конце 1950-х - начале 1960-х гг. произошло возрождение социологических исследований. Благодаря некоторой либерализации в общественных науках появилась возможность обратиться к реалиям социальной структуры общества. Заговорили о более дифференцированных различиях между социальными слоями и группами в рамках классовой теории. Данные тенденции не могли не найти отражения и в исторической науке.

В 1960-е 1Г,в советской исторической науке был прямо поставлен вопрос о городских средних слоях как единой категории. Появились работы, в которых содержалось само понятие "городские средние слои". Так, в 1963 г. вышла коллективная монография "Городские средние слои современного капиталистического общества", один из разделов которой посвящен средним слоям дореволюционной России (11). В 1960-е - 1970-е гг. появился ряд статей, диссертаций и монографий о средних слоях зарубежных стран (12). Такими работами был вызван интерес к этой категории населения и в отечественной исторической науке. Вышли несколько работ по проблеме роли и места городских средних слоев в российских революциях (13).

В 1970 - 1980-е гг. в западной истории активно разрабатывались такие новые направления, как городская история, история повседневности, тендерная история. Прямолинейному классовому подходу была противопоставлена сложная картина социальных структур, промежуточных слоев, страт, позволяющая тоньше и более многопланово рассматривать проблемы строения общества.

В 1980-е гг. отечественные социологи Т.И. Заславская и Р.В. Рывкина заговорили о более сложной социальной дифференциации советского общества того периода, обращали внимание на наличие в нем не только классов, но и различных социальных слоев, социально-профессиональных групп (14). Начинают изучаться критерии социальной дифференциации, динамика социальной структуры. Выходят работы по социальной структуре зарубежных стран, в которых отдельные разделы посвящены проблеме городских средних слоев (15). Весьма обстоятельно рассматриваются эти слои в работах С.Н. Наделя, В.В. Песчанского, Н.В.Назарова, которые подчеркивают разнородный характер средних городских слоев, выделяют "старые" и "новые" городские слои (16).

В 1970 - 1980-е гг. особенно активно разрабатывалась ранее поставленная проблема российских городских средних слоев в эпоху трех революций. Исследователи рассматривали эту категорию населения в традиционном для советской историографии ключе, прежде всего, как возможных союзников или противников пролетариата и большевиков. Первенство в разработке темы принадлежало И. И. Вострикову (17). Однако его работы, как и публикации других исследователей проблемы, не избежали схематизма и идеологической заданности (18). В ряде работ, вышедших в эти годы, делались попытки определить численность и состав средних городских слоев дореволюционной России (19). Анализу социальной структуры России, в том числе и средних слоев начала XX в., посвящены отдельные сюжеты монографии В.М. Селунской (20). Одной из наиболее полных и оригинальных работ стала коллективная монография "Борьба за массы в трех революциях в России. Пролетариат и городские средние слои" (21).

Заметным явлением в отечественной историографии стала статья Л.М. Иванова "О сословно-классовой структуре городов капиталистической России", в которой автор использовал многосторонний подход в освящении вопроса социальной структуры России конца XIX - начала XX вв., обозначил проблему противоречий сословного и классового деления горожан в конце XIX - начале XX вв., полагая, что сословные границы размываются, уступая место буржуазным типам связей (22).

Новая струя" в историческом городоведении была намечена в работе советских этнографов Л.А. Анохиной и М.Н. Шмелева "Быт городского населения средней полосы России в прошлом и настоящем". Исследование было проведено на материалах 3-х городов Калуги, Ельца и Ефремова, исторические судьбы, быт и социальный состав населения, которых, по-мнению авторов, были характерны в целом для широкого круга городов центра России. Особый интерес вызывает анализ состава населения городов в конце XIX - начале XX в., а также приводимые авторами характеристики отдельных типов городского населения, выделенных с учетом не только сословного или экономического критерия, но и с учетом специфики, присущей этим социальным типам в их повседневной жизни (23).

Между тем, в 1960-1980-е гг., отсутствовало еще четкое определение понятия "городские средние слои", чем, по мнению, К.В. Гусева грешило большинство работ по этой проблеме (24). Поиск критериев и стратификационных границ городских средних слоев - одна из проблем, которая так и не была решена.

Заметным явлением в дальнейшем изучении городских средних слоев России начала XX в. стали 3 научных симпозиума в Тамбове. По материалам двух из них вышли сборники статей (25). В большинстве работ преобладают политические аспекты проблемы. Тем не менее, в целом ряде статей рассматривались вопросы состава и региональных особенностей средних городских слоев Черноземья в целом и Тамбова в частности, ставился вопрос о размытости границ средних слоев, о сложности их стратификации (26). По проблемам политического поведения городских средних слоев в российских революциях были защищены диссертации В.В. Канищева, Г.Н. Кавериной, П.П. Щербинина (27).

Несмотря на то, что общественный интерес к средним слоям, особенно во второй половине 1990-х, в связи с новыми тенденциями в социальной и экономической сферах России, растет, количество работ по проблеме в эти годы снижается. В 1990-е годы была защищена, уже упомянутая выше, кандидатская диссертация П.П. Щербинина, а так^-же кандидатская диссертация М.В. Дацишиной по городским средним слоям Москвы начала XX в. Главным для авторов этих работах оставался социально-политический аспект проблемы. Лишь отдельные параграфы диссертаций посвящены составу и положению городских средних слоев (28).

Новые подходы и методы исследования городских средних слоев использовал В.В. Канищев в докторской диссертации "Городские средние слои в период формирования основ советского общества. Октябрь 1917 - 1920 гг. (по материалам центра России)". Первая глава данного исследования посвящена анализу городского "среднего класса" России начала XX в., а в параграфе первом данной главы представлена социальная стратификация средних слоев города и их типология (29).

Проблема соотношения сословного и классового принципов в делении российского общества рассматривается в статье Н.А. Ивановой и В.П. Желтовой (30). Авторы делают вывод о том, что, наряду с набиравшими силу капиталистическими тенденциями, принцип сословности, по-прежнему, оказывал существенное влияние на положение человека в социальной структуре российского общества начала XX века (31).

Заметным явлением в отечественной историографии стало обобщающее фундаментальное исследование Б.Н. Миронова по социальной истории России XVIII - начала XX вв. (32). В его работе рассматривается широкий круг вопросов, в числе которых проблемы социальной структуры Российской империи, социальной мобильности, стратификации. При всех несомненных достоинствах этого исследования отдельные выводы, сделанные автором, можно отнести к разряду спорных. Дискуссия по двухтомнику "Социальной истории" Б.Н. Миронова, в которой принял участие ряд отечественных и зарубежных исследователей, развернулась на страницах журнала "Отечественная история" (33). В отношении отдельных положений монографии, в том числе и по социальной структуре, некоторые участники выступили с критикой. Так, Н.А. Иванова сказала о противоречивости выводов автора монографии по вопросу соотношения классового и сословного деления российского общества, неясности в определении им среднего класса (34). Б.Н. Миронов согласился с отдельными замечаниями в свой адрес, критику Н.А. Ивановой по социальной структуре признал справедливой (35). М. Долбилов в ходе дискуссии высоко оценил стратификацию, предложенную Б.Н. Мироновым, полагая, что "стратификационный срез русского общества дан в исследовании объемно и полно"(36). Однако, с этим утверждением полностью согласиться нельзя, поскольку Б.Н. Миронов говорит преимущественно о стратификации российского общества на основе сословного деления (или горизонтальной стратификации), проводя затем градацию внутри сословий. Между тем, данное деление оправданно применительно к феодальному периоду, но явно недостаточно при стратификации российского общества в начале XX века.

Исследование мобильности в обществе фактически сводится Б.Н. Мироновым к анализу межсословной мобильности. Однако, уже это можно поставить в заслугу автору, поскольку, специальные исследования по проблеме мобильности как городского населения, так и российского общества начала XX в. в целом, за исключением отдельных общих оценок, данных в контексте иных общих и специальных исследований, таких как, "мобильность выросла" или "мобильность была небольшой", отсутствуют (37).

При рассмотрении стратификационных срезов и мобильности, выделении в городских сословиях трех групп: богатых, средних и бедных Б.Н. Миронов использует данные конца 1880-х - 1890-х гг., анализ же изменений, происходивших в российском обществе начала XX в., практически не предпринимается. Автору не хватает конкретных данных, что приводит иногда к противоречивым выводам (вероятно, иначе было трудно сделать на общероссийском уровне). Это факт признает и сам Б. Н. Миронов, полагая, что одними из причин ряда "слабых" мест его монографии, являются недостаточно серьезные микроисторические исследования (38).

Интерес к средним слоям российского предреволюционного общества проявляют и зарубежные исследователи. Ряд иностранных авторов пришли к выводу о фрагментарности и незавершенности формирования российского "среднего класса" начала XX в., (в том числе и городских средних слоев), его слабости и малочисленности (39). Присутствует и другая точка зрения, согласно которой до 1917 г. в России существовал довольно многочисленный и постоянно растущий "средний класс", состоявший из специалистов, лиц свободных профессий, интеллигенции, коммерческих и предпринимательских слоев. Ее сторонником, в частности, является профессор политологии, директор центра исследований России и Восточной Европы Джорджтаунского университета (Вашингтон) X. Балзер (40). Однако, как для первой, так и для второй группы работ, справедливым можно считать высказывания В.В. Канищева, о слабой источниковой фундированности западных исследований по российским средним слоям начала XX в. (41). Вопрос о составе средних слоев в том виде, в каком он решается зарубежными исследователями, требует уточнения.

На региональном уровне изучения темы в количественном плане преобладают работы по городским средним слоям и отдельным их категориям в Сибири, Поволжье, Москве, на Урале и Черноземье (42). Проблема рассматривалась в сборнике, посвященном городским средним слоям периода Октябрьской революции и гражданской войны, в ряде статей которого определялся социально-экономический облик, численность и структура этих слоев в Белоруссии, Украине, Центрально-Черноземном регионе, Поволжье, Грузии (43).

Отдельные сюжеты, посвященные структуре городского населения России начала XX в. и отдельным его категориям, содержатся в литературе по истории городов. Подробный анализ и критический обзор литературы по городам, вышедшей до середины 1950-х гг., дан в статьях М. Н. Степанова и Л.Б. Генкина (44). Классификация, которую предложил Л.Б. Генкин, вполне применима и к изданной в последующие годы городоведческой литературе.

Локальные исследования по отдельным городам отличаются разной степенью научности и содержательности. К первой группе можно отнести многотомные труды по истории Москвы и Ленинграда (45). Это академические издания, в основу которых положен большой документальный и архивный материал. Они важны постановкой проблемы истории городов, их социальной структуры, экономического, культурного развития как специального объекта исследования. Эти работы дали импульс для активизации исследований в данном направлении. Сегодня такие многотомные труды практически не издаются.

Особенно велика другая группа работ по истории городского населения -публикации по отдельным регионам и городам. Проблемы социальной или классовой (по определению советской историографии) структуры городского населения, в том числе и начала XX в., как правило, рассматриваются в данных работах в рамках вопроса о социально-экономическом развитии города. В работах, посвященных отдельным городам, по интересующему нас периоду, такие показатели, как численность, состав, и, тем более, социальная мобильность и стратификация присутствуют далеко не всегда. Большинство из этих публикаций носят научно-популярный характер. (46).

В последние годы вышел ряд работ по отдельным городам, приуроченных к юбилейным датам. Они во многих случаях не выдерживают научной критики. Часто подобные издания готовятся любителями-краеведами, не историками по специальности (47).

Шло исследование российских городов и в экономико-географическом плане, в том числе и зарубежными авторами (48).

Особую группу составляют работы, выполненные в теоретико-социологическом и демографическом планах. Последнее время заговорили о социологии города, где наряду с вопросами социальной структуры, выделяются такие направление исследования городов, которые выходят за рамки чисто исторических исследований, в частности социальные структуры городов рассматриваются как формы расселения, среды функционирования и развития специфической социально-территориальной общности людей (49).

Подробный анализ структуры городского населения Минска начала XX в. представлен в работе З.В. Шибеко (50). В переизданной работе Шибеко З.В. и Шибеко Ф.З., посвященной Минску, авторы выделяют в структуре населения города, следующие группы: буржуазия, средние слои, пролетариат и полупролетариат. При этом рассматриваются положение, состав, занятия каждой из этих категорий, но не приводятся критерии, на которых основано данное деление групп населения (51). Городским средним слоям, как отдельной категории населения,уделил большое внимание в своих работах по исследованию городов Прибалтики Р.Н. Пуллат, рассматривая вопросы состава, численности, положения и критериев отнесения к городским средним слоям (52).

Следует отметить активность историков Сибири в разработке проблемы структуры как в целом населения региона в конце XIX - начале XX в., так и конкретно городского населения. Вышла серия книг "Города Сибири". Среди сибирских историков активно разрабатывали проблему структуры населения Н.М. Дмитренко, В.А. Скубневский, Н.А. Троицкая и др. (53). Социальной структуре населения Поволжья и России в целом посвящен ряд работ С.Д. Морозова (54).

В целом интерес к исследованиям истории отдельных городов растет. В значительной части книг наблюдаются попытки рассмотреть структуру городского населения, состав и положение отдельных его категорий, в т. ч. и начала XX в., но вопросы социального состава носят в отдельных работах подчиненный характер и от их авторов нельзя ожидать всестороннего полного решения проблемы.

В социально-структурном плане городские средние слои изучены неравномерно. На данную диспропорцию, сложившуюся в отечественной историографии по городским средним слоям, обращал внимание ряд исследователей (55).

Одной из категорий городских средних слоев, традиционно пользующейся особым вниманием историков, была интеллигенция и некоторые ее профессиональные группы. Проблеме российской интеллигенции начала XX в. посвящены многочисленные издания. Основная доля приходится на работы по проблеме "интеллигенция и революция". До 1960-х г. обобщающих работ по интеллигенции в свет не выходило. Главным образом, исследовались отдельные профессиональные группы (учителя, медицинские работники, студенчество и учащиеся.) В 1960-е - 1980-е гг. вышел ряд работ по интеллигенции начала XX в., среди которых выделялись работы Л.К Ермана, В.Р. Лейкиной-Свирской, С.А. Федюкина и др. (56). В 1990-е годы широкий масштаб приобрело изучение провинциальной российской интеллигенции, о чем свидетельствует целый ряд конференций, посвященных истории интеллигенции, которые прошли в Москве, Иванове, Екатеринбурге, Омске, Тамбове и других городах (57).

В 2000 г. вышел двухтомник "Культура и интеллигенция России: интеллектуальное пространство: (провинция и центр) XX век.". В 1-м томе обобщены материалы вышеуказанных конференций по интеллигенции, а во 2-ой том включены материалы Всероссийской конференции по интеллигенции, состоявшейся в Челябинске 27-28 сентября 2000 г. Главным предметом последней конференции стало рассмотрение проблем интеллигенции, как особой среды, и ее корпоративных ценностей (58).

Внимание проблеме российской интеллигенции начала XX в. уделяли некоторые зарубежные авторы (М. Вебер, А. Грамши, К. Р. Поппер).

В отечественной историографии интеллигенции одним из спорных моментов является вопрос о ее классификации. JI. К. Ерман предложил классификацию интеллигенции по классовому принципу. Он писал: ". в начале XX века интеллигенция состояла из четырех основных социальных слоев, соответствующих четырем классам (помещики, буржуазия, мелкая буржуазия, пролетариат), на которую делилось население страны" (59). Эта классификация подверглась критике за смешение социальных и политических критериев классовой принадлежности.

В отечественной историографии представлены и другие градации интеллигенции. По политической ориентации интеллигенцию делят на демократическую, буржуазно-либеральную, консервативную. По профессиональной принадлежности - на определенные профессиональные группы, которые в свою очередь объединяют в более крупные группы в соответствии с выполняемыми функциями: сельское хозяйство и промышленность (материальное производство), культура и идеология, государственная служба (особо военная), отдельно выделяют учащихся высших и средних учебных заведений (60). Некоторые исследователи использовали подход, при котором целые профессии автоматически приписывались к определенным социальным слоям и политическим лагерям (61).

Другой проблемой, вызывающей споры, является вопрос о составе интеллигенции. В.Р. Лейкина-Свирская, монография которой является одним из наиболее подробных и полных исследований по отечественной интеллигенции начала XX в., полагает, что категории служащих - исполнителей управленческих, учетных функций, технические служащие (т. е. те, чей труд скорее можно отнести к механическому, нежели к умственному) не следует включать в состав интеллигенции (62). Она пишет о том, что "интеллигенция, как социальный слой, неоднородна не только по образованию и квалификации, но и по уровню развития". Указывая на неясность в оценке внутренних градаций многих профессий, при которой низшие градации иногда зачисляются в пограничные, переходные, вспомогательные категории умственного труда, В.Р. Лейкина-Свирская считает, что эта оценка условна и к интеллигентским профессиям относит и такие профессиональные группы, как средний медицинский персонал и учителей начальных школ (63).

Анализ состава интеллигенции России конца XIX - начала XX в. проведен в статье А.Д. Степанского (64). Автор делает вывод о том, что в состав интеллигенции правомочно включать и тот слой, который в начале XX в. называли полуинтеллигенцией (согласно определению В.И. Ленина, менее образованная и менее обеспеченная в материальном плане часть интеллигенции), а также о тесном взаимодействии профессиональной и непрофессиональной интеллигенции, составлявших вместе "образованное общество" (65). Данную точку зрения разделяет и П.П. Щербинин (66). Интерес представляет взгляд на российскую интеллигенцию начала XX в. В.М. Селунской, которая полагает, что российская "буржуазная интеллигенция не была социально единой", поскольку "верхние слои . по своим интересам и по своим доходам примыкали к господствующим классам", часть по своему положению соответствовала мелкой буржуазии и, наконец, самой многочисленной была группа "тружеников умственного труда", материальное положение которых соответствовало положению квалифицированных промышленных рабочих (67).

С.А. Красильников и В.Л. Соскин считают, что российская интеллигенция начала XX в. состояла в основном из мелкобуржуазной подгруппы, входившей в состав средних слоев, а также буржуазно-помещичьей и полупролетарской подгрупп, занимавших пограничное положение по отношению к соответствующим классам (68). В.В. Канищев, принимая в целом это определение, утверждает, что включение в состав средних слоев только мелкобуржуазных подгрупп интеллигенции не совсем верно, поскольку другие подгруппы также занимали промежуточное общественное положение (69).

При анализе структуры городского населения Эстонии Р.Н. Пуллат интеллигенцию относит к городским средним слоям, при этом, делая оговорку о том, что данные его источников не позволяют произвести дифференцированный анализ, который показал бы, что часть интеллигенции относится к элите. Это трудно сделать теми методами, и на той источниковой базе, которую обычно использовали исследователи (70). В.В. Канищев, используя дифференцированный подход в оценке городской интеллигенции, относит часть интеллигенции к так называемым "средним средним слоям", часть - к "верхушке" городских средних слоев (71).

В заключение историографического обзора проблемы интеллигенции отметим тот факт, что, несмотря на многочисленные исследования, в значительной их части интеллигенция рассматривается вне связи со средними слоями.

Долгое время не было специальных исследований по такой категории городских средних слоев, как служащие. Одними из первых, кто указывал на служащих, как на самостоятельный слой стали Э.Р. Гречкина и Н.И. Востриков (72). Не все профессиональные группы служащих становились объектом изучения. Наблюдается традиционно устойчивый интерес к одним категориям служащих (железнодорожники, работники связи, отчасти приказчики) и невнимание к другим (банковские, конторские служащие). Более пристальное внимание обращали исследователи на те категории служащих, которые активнее проявляли себя в революционном движении или выступили сторонниками большевиков.

Малое участие в политической борьбе и революционном движении городских ремесленников, стало одной из причин, по которой данная категория средних слоев оказалась одной из наименее изученных.

Многочисленны работы по учащимся, молодежи, студентам, прежде всего, в связи с революционными движениями. В отдельных работах рассматривается их социально-экономическое положение (73).

В историографии остается спорным вопрос о социальной принадлежности целого ряда групп городского населения (российского общества) России начала XX в. Так, в советской историографии в отношении духовенства сложился односторонний подход. Духовенство рассматривалось как привилегированное сословие, костная, консервативная социальная группа, опора царского режима. Работы о церкви и духовенстве стали появляться с 1960-х годов. Однако, большинство авторов подходило к оценке духовенства, как огромной чиновничьей армии, изолированной от других сословий и пропитанной духом кастовости и корпоративности (74).

В последующие годы вышел ряд работ по истории церкви и православия, которые преимущественно рассматривали проблему взаимоотношения церкви и государства, правительственной политики в отношении церкви (75). Появились статьи по отдельным профессиональным категориям духовенства, в частности по военному духовенству (76). История духовенства, в том числе городского, на региональном уровне рассматривается в работах Л.Ф. Чигиринской, О.А. Поповой, В.Д. Орловой и др. (77).

Вопрос о социальной принадлежности духовенства был обозначен в качестве проблемы в статье К.В. Гусева, Н.В. Пастуховой (78).

Между тем, еще в работах по истории церкви, вышедших в 1920-е - 1930-е гг., священнослужителей относили к средним слоям населения страны в целом (79).

О.А. Попова в статье, посвященной изучению православного духовенства Курской губернии во второй половине XIX - начале XX в., указывает на принадлежность духовенства к "средним классам населения" (80). С подобной оценкой согласен П.П. Щербинин, который полагает, что данные выводы "отражают реальное социально-экономическое и политическое положение священнослужителей, их правовой статус в структуре населения дореволюционной России" (81). П.П. Щербинин пишет в диссертации о том, что городское духовенство полностью являлось составной частью городских средних слоев (82). Однако, подобный вывод представляется не совсем верным, т. к. часть городского духовенства (небольшая в процентном отношении) входила в элиту города. Свою стратификацию духовенства предлагает Б.Н. Миронов, выделяя в среде духовенства несколько групп, различавшихся по уровню доходов, духовному статусу, образовательному уровню (83). Интерес представляет статья А.И. Конюченко, посвященная православному духовенству конца XIX - начала XX в. Одной из задач, которую он решает в своей статье, является попытка показать внутреннюю стратификацию духовенства, материальное и общественное положение основных слоев духовенства (84).

Подход, при котором только профессиональная или сословная принадлежность выступали в качестве критерия отнесения к средним слоям, такие социальные группы, как, военные, прежде всего, офицерство, или полиция оставались за рамками исследований о городских средних слоях. Они выделялись в особую категорию населения, не включались, как правило, ни в один из слоев российского общества начала XX в. Типичной была оценка офицерства как кастовой группы, или, образно выражаясь, "белой кости". Между тем, применительно к началу XX в. такое утверждение можно назвать спорным. Хотя факт наличия тесной связи офицерства с дворянством и то обстоятельство, что среди высших чинов преобладали представители титулованных особ, нельзя отрицать, в то же время, значительная часть офицерства начала XX в. реально, по социально-имущественному положению, должна быть отнесена к средним слоям. Так, П.П. Щербинин считает, что "офицерство может быть отнесено к средним слоям населения в случае постоянной дислокации в городах, будучи близко в массе к категории служащих по материальному положению и социальному статусу" (85).

Такие социальные группы, как дворянство и купечество, как правило, не упоминались в связи с городскими средними слоями. При их оценке историки руководствовались, чаще всего, единым критерием - принадлежностью к привилегированным сословиям. Поэтому их целиком включали в элитарные слои города. Между тем, не вызывает спора тот факт, что значительная часть поместного дворянства беднела и разорялась, переселялась в города, поступая на частную и государственную службу, занимаясь предпринимательством и другими "недворянскими" видами деятельности. Реально по своему положению многие дворяне находились уже далеко от элитарных позиций как в российском обществе в целом, так и в структуре городского населения. Дифференцированного подхода требует и оценка купечества как социально-имущественной категории.

Несмотря на то, что понятие городские средние слои зачастую ассоциируется с термином "мещанин", которое в свою очередь наиболее адекватно выражению "городской обыватель", проблема мещанства как сословия в целом, так и мещан-горожан, не относится к разряду наиболее изученных. В советский период изучение мещанства попало в круг "неудобных" тем, поскольку разрушало сложившее в советской исторической науке представление, согласно которому главными городскими силами в начале XX в. были буржуазия и пролетариат. Отдельные сюжеты и фрагменты о мещанах как городском сословии содержатся в общих работах по городскому населению (86). В 1990-е гг. появился ряд статей о мещанах, которые носят скорее публицистический, нежели научный характер (87).

Весьма обстоятельно исследуется проблема мещанства в монографии "Очерки городского быта дореволюционного Поволжья" (88). Вопросы, касающиеся мещанства рассматривает в своей статье В.М. Бухараев, который, в частности, отмечает, что большинство мещан "находилось в середине сословной вертикали российского города, точнее, в нижней части ее срединного спектра". Ниже мещан в социальной вертикали городского населения России конца XIX-начале XX века он помещает "цеховых ремесленников" и "значительный слой осевших в городах людей, сохранивших формально принадлежность к крестьянскому сословию" (89).

Не получили должного освещения в отечественной историографии и проблемы российского крестьянства, по сословной принадлежности, проживавшего городах. Одними из самых обстоятельных работ по крестьянам-горожанам XIX в. являются труды П.Г. Рындзюнского (90). По городским крестьянам начала XX в. таких работ нет. Отдельные сюжеты, связанные с крестьянами, поселившимися в городе, затрагиваются в статьях и монографиях, посвященных изучению структуры городского населения (91).

Анализ историографии городских средних слоев дает основание сделать вывод о том, что проблемы, связанные с изучением этих слоев, их конкретного состава, стратификации и мобильности остаются актуальными и малоизученными. Справедливым следует признать высказывание А.К. Соколова,

0 гом, что "в освещении социальных процессов истории России XX века - эпохе поистине гигантских общественных катаклизмов образуется зияющий вакуум", поскольку, по его мнению, "хотя и наблюдаются попытки изучения с новых

1 ючиций, но нынешнюю картину в отечественной историографии характеризует янный крен в сторону политической истории, при чем, далеко не самого высокого уровня, с "налетом литературщины" и "бульварной журналистики" (92). Проблема городских средних слоев не избежала подобного влияния. Круг вопросов требующих дальнейшего исследования широк.

По-прежнему не решены вопросы критериев и стратификационных границ городских средних слоев. Большинство исследователей указывают на социальнопрактически обо всей недвижимости города, в земских - отсутствовали данные о самых бедных владениях (93). Такое положение дает возможность исследователю городских средних слоев найти один из осязаемых критериев принадлежности к низшим средним слоям. Исходя из информации окладных книг, можно говорить о том, что у мелкого собственника, признаваемого властями способным платить налог с имущества, есть основания быть причисленным к данной социальной страте, и что сомнительно отнесение, даже к "низам" средних слоев, тех владельцев мельчайшей собственности, с которых земские власти не пытались брать налоги. В связи с этим, главной проблемой при работе с данными источниками являлось разграничение средних и элитарных слоев города. Однако, рассмотрение проблемы мобильности средних слоев Тамбова вызвало необходимость учета и анализа информации и по элитарным слоям города.

При изучении проблем, связанных с имущественным положением высших и средних слоев Тамбова, наиболее подробным и информативным источником являются окладные книги городских и земских управ. В качестве основных были избранны окладные книги Тамбовской уездной земской управы на 1907, 1912 и 1917 гг., поскольку, во-первых, анализ показал различия в учете недвижимых имуществ в городских и земских окладных книгах; во-вторых, за ряд лет, в том числе за 1907 г. (т.е. один из базовых годов данного исследования) окладная книга городской земской управы содержит информацию только по недвижимости одной из трех частей города (94).

Такой источник как окладные книги на недвижимые имущества горожан ранее комплексно не изучался. Ряд исследователей приводит в своих работах данные о стоимости и количестве имущества отдельных лиц. Но делается это либо по материалам податной инспекции, обзорам губерний, другим источникам, либо данные даются на уровне отдельных примеров без указания источника (95).

Окладные книги составлялись для сбора налога с недвижимых имуществ города почти ежегодно, практически без изменения формуляра на протяжении 25 предреволюционных лет, как правило, на каждую часть города отдельно. Город Тамбов делился на 3 части. Каждая часть была в свою очередь разбита на кварталы. Окладные книги содержат сведения о виде имущества (лавка, дом, трактир, сад и т.д.), его оценку для казенного налога, доходность, недоимки за истекший год, пени, размер уплачиваемого оклада (сюда же плюсовались недоимки за предыдущий год и начисленные на них пени за несвоевременную уплату налога). В окладных книгах указывалось месторасположение имущества: часть города, квартал, улица (название улицы указывалось не всегда). Имущество значилось под определенным номером. Владельцем имущества могли быть как 1, так и 2 и более человек (иногда и целая семья), но формально они выступали в качестве единого владельца (номер имущества был для всех один).

В графе сведения о владельце (владельцах) имущества указывались фамилия, имя, отчество, звание (чин, профессия, сословие), если речь шла о физических лицах. В том случае, если собственниками недвижимости являлось учреждение или общественная организация, указывалось их название. Основной процент владельцев недвижимости приходился на физических лиц.

Окладные книги, в основном, рукописные. В течение года они заполнялись, исправлялись и в конце года проверялись зачастую разными людьми, поэтому нередким явлением были разночтения в написании фамилий, имен, отчеств, званий владельцев и возможных наследников недвижимости. Главная проблема с фамилиями, именами и отчествами даже в городских документах начала XX в. связана с вариографическими моментами. В условиях отсутствия у населения обязательных паспортов и иных удостоверений личности с четко установленными и прописанными фамилиями, именами и отчествами и существования практики записей сведений о людях официальными лицами со слов неизбежными были некоторые неточности в формальных записях об одном и том же человеке. Иногда указывались не фамилии, имена, отчества наследников, а лишь инициалы предыдущего владельца недвижимости. Например, наследники Ивана Александровича Гусева мещанина, владевшего домом оценкой 200 рублей (96). Зачастую данные предыдущих владельцев имущества просто зачеркивались и здесь же писались новые собственники имущества. В этом случае приходится выбирать людей, реально на тот момент владеющих имуществом. Однако, сведения о предыдущем владельце (совладельцах) позволяют проследить переход имущества, его продажу, наследование и т.д. При проверке выявлялись неучтенные ранее строения, которые вписывались в окладные книги в конце года. По новым имуществам информация часто была неполной (не всегда указывались доходность и величина налога). Очевидно, комиссия не успела оценить недвижимость.

Определенные сложности при изучении окладных книг создает не всегда разборчивый почерк заполнявшего ее чиновника, малопонятные сокращения, главным образом в графе "примечания". Редко, но, тем не менее, встречается другая проблема, связанная с сохранностью документов (отсутствуют страницы или их фрагменты). Содержащуюся в них информацию приходится восстанавливать по другим источникам.

Встречаются случаи исправления в графе "звание", когда предыдущее зачеркивалось и здесь же писалось новое. Данные окладных книг о звании собственников представлены не всегда полно. Так, мог быть указан либо чин (без указания профессии), либо профессия (без указания чина), либо сословие. Нередки случаи, когда информация о звании человека отсутствует совсем. Например, в окладной книге 1907 г. из 1679 владельцев у 355 отсутствует запись о звании, в 1912 г. - у 466 из 1805, а 1917 г. - у 1459 из 2940 (97). В какой-то мере профессии владельцев недвижимости позволяют выяснить сведения о видах собственности (особенно о лавках, заводах и других торгово-промышленных предприятиях). Но профессию почти никак нельзя установить по данным о домовой недвижимости, так как владельцы домов могли быть людьми разных профессий, а сдача жилья в наем в окладных книгах не фиксировалась. Владение же флигелем с большой долей вероятности говорит о том, что владелец недвижимости хотя бы по одной из профессий являлся домовладельцем, поскольку в русской провинции начала XX в. строительство на усадьбе флигельного жилья, как правило, имело целью сдачу его под квартиры.

Таким образом, построение служебной стратификации собственников представляется затруднительным. Указание профессии без чина не позволяет точно определить место человека на "служебной лестнице". Отсутствие в окладных книгах единого критерия в информации о звании владельца недвижимости делает эту информацию недоступной корректному сравнению на основании данного источника и требует сопоставления с другими источниками.

Наличие в книгах информации о фамилиях, именах, отчествах владельцев недвижимости дает возможность разобраться с фактами владения одним человеком несколькими имуществами в разных частях города и получить тем самым полную картину о его городской собственности. Однако, следует учитывать, что такие подсчеты на основании окладных книг являются усредненными, так как в этих книгах не всегда учитывались конкретные (иногда различные) доли собственности отдельных владельцев и совладельцев недвижимости. Такие сведения можно найти в нотариальных документах и в специальных архивных делах о переходе недвижимых имуществ. Тем не менее, данные окладных книг позволяют вести поиск дополнительных сведений об этих людях в любых других персонифицированных источниках и получить о них, применяя компьютерные технологии, полную информацию.

Сведения окладных книг дают возможность построить социально -имущественную и пространственную дифференциацию городского населения. Данная проблема рассматривалась в работе В. О. Руковишникова на примере ряда российских городов (98). Индекс сегрегации, т.е. степень топографической обособленности каждого сословия, рассматривает в своей работе американский исследователь Дж. X. Батер (99). Для определения индекса сегрегации он использует адресные книги города, которые, однако, позволяют говорить лишь о сословно-топографической сегрегации, а не об имущественной, за что его и критикует Б.Н. Миронов (100). Окладные книги, в которых содержатся сведения о стоимости имущества и его характере, позволяют определить экономическую топографическую сегрегацию, которая в пореформенное время приходит на смену сословной, приобретая все большее значение. Проблеме сословной сегрегации уделено внимание в диссертации И.Г. Пирожковой, при анализе домовладельцев Тамбова в конце XIX - начале XX вв. (101).

Данные окладных книг за несколько лет позволяют проследить наследование имущества, степень экономической устойчивости владельцев крупной, средней и мелкой собственности, изменения ее характера, например, приобретения дома или потерю лавки. В этой связи существенное значение имеет информация окладных книг о недоимках плательщиков налога с недвижимых имуществ. Причины неуплаты или недоплаты налогов в источнике не указывались. Однако, можно предположить, что в большинстве случаев они были связаны с финансовыми проблемами владельцев недвижимости.

Интересна графа "примечание", где фиксировалась дополнительная информация по имуществу и его владельцам. Например, данные о предыдущем владельце могли быть зачеркнуты и указано, что это имущество перешло к новым владельцам по духовному завещанию (дата его составления и заверения нотариусом), сгорело, исключено из оклада по постановлению собрания по малоценности или имущество являлось новым в данном году.

Дополнительную информацию можно получить из данных граф "оценка" и "доходность" имущества и, прежде всего, исправлений в них, когда зачеркивается предыдущая оценка и доходность и поверх предыдущей записи вносится новая: повышение либо понижение оценки.

Окладные книги дают возможность определить сословно-имущественное соотношение, например, на какую социальную группу приходится наибольший процент владения самыми дорогими домами или, напротив, дешевыми лавками.

Самой существенной информацией окладных книг являются данные о стоимости и доходности недвижимых имущесгв. Министерство финансов определяло квоту земского налога. Губернская земская управа распределяла данную сумму между городскими недвижимыми имуществами. Данный налог распределялся не на все городские недвижимые имущества. В него не попадали те имущества, которые губернская, уездная оценочные комиссии и земские управы сочли малоценными. В комиссии, помимо администрации и должностных чинов, входили инженеры-техники, непосредственно занимавшиеся оценкой конкретных имуществ. С их стороны поступало немало нареканий на недоработку закона от 8 июня 1893 г. и сложность его практического применения. Городская недвижимость оценивалась по чистой средней доходности при сдаче данного имущества в наем. При этом вычитались расходы, которые нес его владелец (ремонт, отопление и т. д.). Сведения о наемной цене проверялись за последние 6 лет по показаниям соседей и бывших нанимателей (спрашивали и самих владельцев, но очевидно, не очень доверяя им; их данные перепроверяли) (102). Для тех, кто не сдавал помещения в наем, указывалась возможная доходность по отношению к доходности однородных имуществ, сдаваемых в наем (наемная плата за год). При невозможности определения чистой доходности она исчислялась в определенном отношении к ценности имущества, которая зависела от следующих условий: степень прочности, материала постройки, хозяйственных удобств, выгодности местонахождения имущества (оценочный район), наличия этажей (каждый этаж имел свою норму оценки), ценности усадебной земли. Нередко возникали спорные моменты, по поводу неверной, как считали владельцы недвижимости, оценки их собственности. Рыночная стоимость имущества была, как правило, более чем в десять раз выше, чем его оценка, указанная для уплаты налога с недвижимых имуществ.

Город был разбит на 4 оценочных района. Нормы по оценочным районам выглядели следующим образом: доходность второго района была ниже первого на 10 %, доходность третьего района - ниже на 20%, доходность четвертого района - на,, 33% (103). Отношение доходности имущества к ценности законом от 8 июня 1893 г. предполагалось установить в пределах от 3% до 6%, для городских недвижимых имуществ Тамбова доходность равнялась 8% (104). Стоимость городских недвижимых имуществ определялась и по страхованию их от огня. Торгово-промышленные помещения выделялись в особую категорию городских помещений, оценивались вдвое дороже жилых помещений и были сосредоточены в 1-ми 2-м оценочных районах. Минимальная стоимость имущества, внесенного окладную книгу для взимания земского налога в 1907 г., составляла 25 рублей, в 1912 г. - 50 рублей ив 1917 г. - 10 рублей, максимальная в 1907 и 1912 гг. - 273772, в 1917 г. - 475543 рублей (105).

Несмотря на указанные недостатки, окладные книги позволяют многопланово рассмотреть проблему собственников-горожан начала XX в. Сведения о стоимости недвижимости вполне достаточны для построения стратификации собственников, поскольку при единой методике оценки всех имуществ даже при неполной точности вычисления абсолютной стоимости отдельной недвижимости относительное расположение 4-х оценочных категорий сохраняется. Исправления в источнике создают не только трудности в работе с ним, но и дают дополнительную, интересную информацию по проблеме, которую невозможно получить на общероссийских статистических материалах, позволяя увидеть "живую" историю.

К одним из наиболее информативных источников как при изучении служилой части населения России и города на рубеже XIX-XX вв. в целом, так и служилой части средних слоев города можно отнести погубернские Адрес-календари. Прообразом этих справочных изданий послужил "Адрес-календарь -"Общая роспись всех чиновных особ в государстве", появившийся в 1768 г. Губернские памятные книжки с разными названиями ("Справочная книжка", "Адрес-календарь", "Сборник-календарь", "Памятная книжка", "Календарь" и др.) начали издаваться с конца 40-х г. XIX в., по большинству же губерний, в том числе и по Тамбовской, - с 50-х г. (106).

Адрес-календари и справочные книжки содержат сведения обо всех учреждениях и организациях губернии и, главное, об их личном составе, в связи, с чем являются основными для изучения служилой части элитарных и средних слоев Тамбова. В данной работе были использованы адрес-календари за 1912 г. и 1916 г. (107).

На первых страницах Адрес-календарей помещалась информация о начальствующих лицах губернии. Затем располагались сведения об общегубернских государственных учреждениях, подведомственных Министерству Внутренних Дел. Далее в источнике, в разной последовательности, размещались данные об органах Министерства Юстиции, Министерства Финансов, учреждениях Государственного контроля, Министерства Земледелия, Министерства Путей Сообщения, Военного ведомства, органах земского и городского самоуправления и подчиненных им организациях, сословных органах, благотворительных учреждениях, государственных и частных учебных заведениях, общественных организациях разного профиля (108).

При этом структура Адрес-календарей не была стабильной: за одни годы в основу представления информации положен "географический" принцип, т.е. в источнике расписаны сначала все общегубернские организации и учреждения, затем учреждения и организации по отдельным городам и уездам; в других случаях структурирование документа шло по "отраслевому" принципу, т.е. основные организации и учреждения выделялись в специальные разделы, в которых помещалась информация о них по всей губернии.

В Адрес-календарях фиксировались основные данные о служащих: фамилия, имя, отчество, чин, название организации, занимаемая должность, место проживания. Данные о фамилиях, именах, отчествах служащих в Адрескалендарях, как правило, надежные. Однако в источнике часто помещены только инициалы или сокращенные имена, отчества внесенных в него лиц. Нередко бывало, что даже внутри одной книги человек, служивший в нескольких учреждениях и состоявший в ряде обществ, мог быть записан с разной степенью полноты имени и отчества, а иногда и с искажением отдельных букв фамилии. Поэтому исследователю приходится прибегать к сопоставлению Адрес-календарей за ряд близких лет, сравнивать их с другими источниками.

У служащих, не имевших чина, иногда указывалась сословная принадлежность, причем в зависимости от учреждения или организации, у одного и того же человека в одном и том году могли быть указаны либо сословие, либо профессия. Реже такое распространялось на служащих, имевших чины. В некоторых организациях (главным образом общественных) вообще не указывались ни чин, ни сословие, ни профессия, просто перечислены члены общества, частично с занимаемыми должностями.

Как правило, Адрес-календари содержат весьма точную информацию о названиях учреждений, чинах и должностях их сотрудников, поскольку составлялись на основе официальных запросов Губернского правления для заинтересованного служебного пользования квалифицированными чиновниками. Они могут быть эталоном при сравнении с другими источниками о городском населении, хотя и здесь встречаются мелкие искажения и недочеты. Некоторые из них возможны были из-за несвоевременного или ошибочного внесения информации в служебные документы, использованные для составления ответов на запрос. Недочеты могли быть и по житейским обстоятельствам. Например, разночтения в чинах, адресах нередко имели место из-за того, что учреждения в рамках определенного срока могли в разное время предоставить необходимую информацию в губернские органы власти, а в этот незначительный промежуток времени служащий мог поменять место жительства или получить повышение по службе.

В Адрес-календарях, изданных в предреволюционные годы, предусмотрен специальный раздел, куда организации и учреждения могли внести дополнения и изменения в поданные ими сведения непосредственно перед изданием Адрес-календарей, когда "макет" справочника был уже готов. В целом искажений и недочетов в Адрес-календарях не очень много, и они исправимы. Но для этого требуется кропотливая работа непосредственно с объемными фондами соответствующих учреждений. Тогда для получения более точной информации о конкретных людях исследователю приходится обращаться к спискам служащих с адресами, личным делам, формулярным спискам или делам о представлении в очередные чины. Как правило, наиболее полными и точными из этих служебных документов являются формулярные списки, содержащие в себе всю основную информацию о чиновнике (109).

Определенную роль в поисках сведений об одном и том же человеке, зафиксированном в рассматриваемом источнике в нескольких местах, могут сыграть алфавитные указатели, обычно прилагавшиеся к Адрес-календарям начала XX в.

Адрес-календари содержали, главным образом, сведения о служащих государственных учреждений, органов местного и сословного самоуправления. Интерес представляет и внесенная в них информация о частных предприятиях и учреждениях (заводах, фабриках, магазинах, лавках, банках, конторах, аптеках, учебных заведениях), частнопрактикующих врачах и адвокатах, а также об общественных организациях и их руководящем составе. Эта информация важна для дополнения кратких сведений окладных книг и других источников о городском населении. Но в Адрес-календарях и справочных книжках разных лет перечень частных и общественных организаций составлялся с заметной долей произвольности и не всегда был полным. Поэтому историку приходится обращаться к другим источникам.

Интересны сведения Адрес-календарей о местах жительства внесенных в них лиц (обычно указывались улица, хозяин, номер дома или отметка "свой дом" указаны номера телефонов ). Такие сведения позволяют выяснить соотношение удельного веса собственного жилья и проживания на квартирах служилого населения, выяснить индекс его сегрегации.

Источниками, также включенными в состав основных для данной работы, стали списки избирателей 1-го и 2-го городских избирательных съездов за 1907 г. (выборы в Ш-ю Государственную Думу), 1912 г. (выборы в IY-ю Государственную Думу), а так же готовившиеся к намечавшимся, но не состоявшим выборам в V-ю Государственную думу 1917 г. (110). Списки избирателей в Государственные Думы являются источниками, в определенной мере объединяющими сведения об имуществе и службе высших и средних городских слоев.

Правом избирать в Госдумы по городским куриям обладали мужчины старше 25 лет, владевшие не менее одного года в пределах Тамбова недвижимым имуществом, оцененным на сумму не менее 1000 руб. и требующими выборки промыслового свидетельства торгово-промышленными предприятиями (торговыми - 1-2-го разрядов, промышленными - 1-5-х) (1-й съезд), а также владевшие недвижимым имуществом стоимостью от 300 до 1000 руб., торгово-промышленными предприятиями, требующими выборки промыслового свидетельства (за исключением выше указанных), платившими промысловый или квартирный налог, получавшие определенное содержание по государственной или общественной службе (2-й съезд). В связи с этими требованиями избирательного закона в число избирателей не входили молодые мужчины, в том числе и владевшие недвижимым имуществом или находившиеся на государственной или общественной службе, взрослые мужчины-помещики и другие дворяне, жившие у родственников или знакомых, но не имевшие в данном городе недвижимости и не находившиеся на службе, владельцы крупной и мелкой недвижимости, приписанные к купечеству или мещанству других городов. Кроме того, в Положении о выборах от 3 июня 1907 г. оговаривалось, что не могли принять участия в выборах военные, находившиеся на действительной службе, полицейские и жандармы, руководители местной администрации, лица, обучавшиеся в учебных заведениях, иностранные подданные, а также женщины, которым, впрочем, было разрешено предоставлять свои цензы по недвижимому имуществу для участия в выборах своим мужьям или сыновьям (и в 1907, и в 1912 гг. таких оказалось по 2 человека все они были избирателями 1-го съезда) (111). В избирательные списки не вносились также лица, подвергшиеся судебным преследованиям, обвиненные в несостоятельности, лишенные духовного сана или звания.

Таким образом, списки избирателей в Госдумы можно рассматривать как источники по социально-политической стратификации горожан. Включенные в 1й избирательный съезд горожане могут быть отнесены по избирательно-правовым привилегиям к городской элите, во 2-ой - городским средним слоям.

Однако, учитывая существенные ограничения избирательного законодательства, следует отметить, что данный источник не охватывает полностью не только все городское население, но и его "цензовые" слои (поскольку в нем представлены сведения лишь о мужской части коренных самодеятельных жителей старше 25 лет), и должен дополняться другими документами об имущественном и профессиональном составе городского населения.

При этом следует учитывать, что по социально-имущественному критерию к высшим слоям, скорее всего, относились избиратели 1-го съезда, владевшие крупными торгово-промышленными заведениями, а к городским средним слоям -избиратели 2-го съезда - владельцы мелкой собственности. Для граждан, включенных в 1-й съезд в качестве владельцев крупной недвижимости, требуется выяснение по другим источникам точной стоимости домовладений, поскольку среди них оказывались и представители высших средних слоев (дома стоимостью до 5000 руб.), и представители городской элиты (дома стоимостью свыше 5000 руб.). Вместе с тем среди избирателей 2-го съезда, получивших избирательное право по служебному цензу, могли находиться высшие чиновники и должностные лица местного самоуправления, крупные специалисты интеллигентных профессий, не имевшие крупной собственности, но по своим доходам и социально-престижным должностям близкие к элитарным слоям города. Так, в состав избирателей 2-го съезда был включен в 1912 г. по цензу "служба" Александр Андреевич Апушкин - действительный статский советник, непременный член губернского присутствия. В том же году в составе избирателей 2-го городского съезда по цензу "квартирный налог" значился Николай Николаевич Чолокаев, который носил титул князя, был действительным статским советником, являлся губернским предводителем дворянства (112). И тот и другой реально входили в элитарные слои города.

Отчасти преодолеть указанные источниковедческие проблемы можно с помощью информации самих списков, особенно о сословной принадлежности или профессии конкретных избирателей. Так, указание на принадлежность владельцев крупной недвижимой собственности даже стоимостью от 1 до 5 тыс. к дворянскому сословию дает большие основания для отнесения их к высшим слоям городского населения. Прямое указание должностей избирателей 2-го съезда, позволяет выделить высших служащих и интеллигентов.

За достоверность информации, представленной в избирательных списках, несли ответственность представители МВД. Непосредственную работу по проверке этих списков производили приставы и их помощники по всем трем частям города. Они должны были указать, кто из потенциальных избирателей и по какой причине не может участвовать в выборах. Однако масштабы данной работы (ведь приходилось проверять несколько тысяч человек) не могли гарантировать стопроцентной точности результатов, о чем свидетельствовали жалобы горожан в городскую управу, а также дополнительные публикации, в которых печатались ошибки, допущенные в опубликованных ранее списках избирателей. Так, в 1907 г. в список 1-го съезда дополнительно должны были быть внесены по определению Тамбовской уездной по делам о выборах в Государственную Думу комиссии 7 человек, а во 2-ой съезд - 145 человек. Из избирателей 2-го съезда должны были быть исключены 16 умерших, один из которых к тому же был внесен два раза. 9 человек оказались внесены дважды, из них один выбыл из Тамбова, а одно лицо, как показала проверка, вообще не существовало. 2 человека однажды значились под своими, а другой раз под чужими (ошибочными) фамилиями, у пятерых были обнаружены ошибки в написании имени и отчества (113).

Встречались ошибки и в списках избирателей городских съездов 1912 г. Так, по проверке приставом 3-ей части города Михаила Павловича Рассказовского, внесенного в списки избирателей 2-го съезда по Тамбову как крестьянина по цензу "служба", была выявлена ошибка. Пристав сообщал о том, что Михаил Павлович Рассказовский был в действительности не крестьянином, "а как сын священника, является почетным гражданином, служащим преподавателем в Тамбовской женской гимназии". В списки же избирателей он был внесен как "служащий крестьянин", по мнению пристава, "по какому-то недоразумению". Кроме того, по дополнительной проверке выяснилось, что 43 человека включенные в состав 2-го городского избирательного съезда по своим цензовым показателям должны быть включены в 1-й избирательный съезд (114).

Списки избирателей на 1917 г. неполны, поскольку они только начинали готовиться, как указывалось в циркуляре, разосланном по губерниям в ноябре

1916 г., "на случай по могущей встретиться надобности (на случай новых выборов)". В циркуляре значилось: "Представляется необходимым срочно и тщательно проверить списки избирателей (каждый разряд в отдельности), участвовавших в 1912 году в Тамбовской губернии в выборах членов Государственной Думы, с целью установить кто, из показанных в этих списках лиц умер, призван, на военную службу, выбыл из пределов губернии, утратил ценз и т.д., и кто находится на лицо, при прежних цензовых условиях" (115).

Проверка проводилась по всем избирателям губернии, в том числе и по Тамбову. За основу были взяты списки избирателей городских съездов за 1912 г., в которых каждого избирателя проверяли представители органов МВД разных частей города и делали соответствующие отметки. Данные списки содержали следующие графы: порядковый номер, номер, под которым данный человек, значился в списках 1912 г., фамилия, имя, отчество, "по какой причине подлежит исключению" и "примечания". Списки проверяли представители полиции каждой из частей города. По результатам проверки была представлена "Таблица изменений происшедших в 1917 г. в среде избирателей выборщиков в Государственные Думы по спискам избирателей 1912 г.", где были представлены общие данные по количеству утративших право участия в выборах и сохранивших его (116). Однако, данные о конкретных изменениях, произошедших с каждым из избирателей персонально, отсутствуют. Так, по первой части города данные о проверке имеются только по 459 избирателям, по второй - по 87, по третьей - по 477, всего по избирателям второго избирательного съезда данные о проверке присутствуют по 535 людям, по первому съезду - по 64 избирателям, участвовавшим в выборах 1912 года (117). Таким образом, в данных списках отсутствует полная персонифицированная информация как обо всех лицах, участвовавших в выборах в 1912 г., так и о тех потенциальных избирателях, которые должны бы были получить право участвовать в выборах

1917 г. Безусловно, можно предположить, что остальные избиратели, участвовавшие в выборах 1912^ не были включены в проверку, поскольку оставались в прежних цензовых показателях. Однако, утвердительно говорить об этом нельзя, поскольку в представленных проверочных списках присутствовали как те у кого произошли изменения, так и люди, у кого они помощниками приставов отмечены не были. Поэтому в наш анализ были включены только те лица, о ком имелась достоверная конкретная информация.

Несмотря на указанные выше недостатки, готовившиеся списки избирателей, предоставляют ценную информацию по изменениям, произошедшим с представителями средних слоев города из числа избирателей. Эти данные использованы при рассмотрении проблемы мобильности и анализа ее причин.

Помимо трех основных блоков источников использовался широкий круг других документов, привлечение которых имело целью дополнить картину или уточнить имеющуюся информацию.

Дела по переходу имуществ, позволяли уточнить, когда и у кого приобрел человек или получил в наследство недвижимость (118).

С целью проследить владение представителями средних слоев города землей, а также получить дополнительную информацию, которая могла бы служить для разграничения средних и элитарных слоев города, были привлечены списки избирателей в III - ю Государственную Думы по съездам землевладельцев, имевших полный избирательный ценз по земле и, владевших землей менее установленного полного ценза для участия в выборах от съезда землевладельцев в 1907 г. Проанализированы были данные только по 5 уездам губернии ввиду объемности материала: Тамбовскому, Липецкому, Усманскому, Спасскому и ГЦацкому (119). В диссертации анализ информации по земле носил подчиненный, уточняющий характер. Для более тщательной разработки вопроса, связанного с владением землей горожанами, необходимо специальное исследование.

Компенсировать отсутствие Адрес-календаря за 1907 г. отчасти позволило привлечение дел со списками служащих отдельных учреждений города. Для выяснения размера содержания отдельных лиц, в том числе, по сфере просвещения были использованы дела земской статистики с указанием этого жалования, списки учителей городских училищ, в которых содержится информация о фамилии, имени, отчестве ( что делает эту информацию доступной сопоставлению с данными основных источников), а также дополнительные сведения о продолжительности службы, размере жалования и квартирных денег (120).

Привлекались дела "по причислению и исключению из мещанского и купеческого сословия", с целью подробнее рассмотреть моменты, связанные с изменением сословного звания (121). Для уточнения данных по торгово-промышленным слоям использовались списки лиц, выбиравших промысловые свидетельства, где указывались фамилия, имя, отчество лица, выбиравшего свидетельство, род занятия, разряд предприятия, его адрес и т.д. (122). Кроме этого, был привлечен еще целый ряд статистических, делопроизводственных, хозяйственных документов городской и земской статистики и т.д.

В работе использовались общероссийские статистические и справочные издания, документация местных органов, связанная с оценкой недвижимости и методикой начисления налога с нее (123).

В диссертации в качестве источника были использованы и художественные произведения. Обращение к русской художественной литературе тех лет показывает, что целый ряд авторов в своих сочинениях ярко представляли определенные стратификационные типы. Пресловутые с точки зрения изучения литературы схематизированные "типичные представители" оказываются весьма ценными для научного анализа общества, т.к. талантливые писатели-реалисты умели в художественных образах обобщать типологические черты отдельных слоев и групп общества. Так, в частности, типичных представителей городских средних слоев можно встретить на страницах произведений А.П. Чехова, A.M. Горького, ФКСологуба, АТАверченко и др. (124). В отношении того, насколько оправдано такое обращение, интересным представляется, высказывание Н.И. Миронец, которая пишет, что "историческая достоверность художественного произведения определяется не столько упоминанием действительных фактов, не столько изображением реальных исторических личностей, сколько тем, в какой степени произведение через художественные образы, на примере судеб литературных героев раскрывает закономерности развития общества, основные общественные тенденции"(125). Авторы, чьи произведения использованы в работе, были современниками описываемых событий, сами были выходцами из описываемой среды или хорошо ее знали.

Суммируя источниковедческие наблюдения, можно заключить, что сведения, указанных выше, источников позволяют путем взаимного дополнения построить многомерную стратификацию и проследить социальную мобильность почти всех представителей самодеятельной части средних слоев Тамбова в 1907 -1917 гг. Некоторую сложность представляет определение ширины "пограничной" нижней страты средних слоев города, поскольку пока не выявлена полная информация о соотношении стоимости мелкого имущества ее представителей и их доходов от наемного труда, необходимых для принципиального решения о включении или не включении предполагаемых представителей этой страты в состав "среднего класса". Но с учетом этого обстоятельства можно утверждать, что собранный материал достаточен для стратификационной идентификации средних слоев Тамбова.

Методология. В исследовании использовались разные подходы и сочетания различных методов. Некоторая эклектичность используемых методов и принципов была вызвана многомерностью самого предмета исследования. Главная трудность заключалась б том, чтобы поставить столь разнообразные приемы на единую методологическую основу.

В научной литературе под методологией обычно понимают сочетание теоретических положений, инструментов, принципов и методов. Теоретические основы диссертационного исследования и инструменты их реализации изложены в отдельных параграфах диссертации.

Использование принципа научной объективности, позволило избежать оценочных суждений в рассмотрении социальных феноменов, отказаться от идеологических оценок городских средних слоев только в контексте марксистской теории. Отдельные положения и подходы этой теории о классовой структуре общества использовались, но наряду с другими теориями и методами исторического познания.

Одним из главных принципов исторического познания, которым руководствовался автор, был принцип историзма. Применительно к оценке средних слоев города, их стратификации и социальной мобильности это означало рассмотрение данной проблемы в конкретно-исторических условиях начала XX в.

Решение поставленных в работе задач вызвало необходимость применения принципа междисциплинарности. В адаптированной форме использовались подходы, методы, понятийный аппарат и теоретические положения социологии, прежде всего, теорий стратификации и социальной мобильности. При анализе конкретного материала использовались "теории среднего уровня".

К объекту исследования применялся системно-структурный подход, согласно которому анализу подвергались не только отдельные составляющие рассматриваемого объекта, но и совокупность его основных аспектов.

В современной российской исторической науке локальный подход, включая микроисторический, завоевывает все больше сторонников. Микроанализ особенно важен в силу специфического положения средних слоев в структуре российского общества, невозможности их четкого определения на основе агрегированных данных. Исследование процессов социальной мобильности вызвало необходимость учета микроизменений в судьбах конкретных людей. Локальный уровень конкретного города дает многое для понимания этих процессов, через их особенности. Уменьшение масштаба исследования (обеспечивающее более "крупный план" анализа) - лишь средство, позволяющее сосредоточить внимание на некоторых сторонах общественного устройства, недостаточно осмысленных раньше. Микроисторический срез в исследовании городских средних слоев, позволяет поставить новые вопросы и тем самым расширить поле исследования.

Однако, для того чтобы преодолеть опасность абсолютизации локального исследования, изучая локальную историю, мы учитывали как общероссийский фон течение макропроцессов во всех сферах экономического, политического, социального развития страны на данном этапе, во всех случаях, когда имелась возможность, автор стремился сопоставить тамбовские материалы с материалами других городов России. В результате применения сочетания микро и макроисторических подходов, была сделана попытка соединения анализа конкретной социальной структуры с анализом общественных изменений в российском социуме в целом.

В связи с актуализацией проблемных исследований по социальной истории на микроуровне (персонификацией истории), особую ценность приобретает детальный анализ различных социальных, профессиональных, экономических и других групп с использованием информационных технологий на основе первичных источников. Использование ЭВМ позволило легко оперировать обширной информацией, минимизировать ее потерю, выявить скрытые сведения, обеспечить возможность проверки результатов, что практически невозможно сделать при "ручной" обработке десятков тысяч персональных данных.

Научная новизна. В работе впервые на конкретном материале типичного российского губернского города, на основе персонифицированных массовых источников и их обработки современными методами исторического анализа рассматриваются состав и социальная динамика средних слоев города в переломную эпоху российской истории.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы для включения в школьные курсы истории, общие и специальные курсы в высших учебных заведениях, на курсах повышения квалификации учителей. Представляется возможным использование методики идентификации городских средних слоев применительно к другим периодам истории России, иным социальным группам и анализу социальной структуры российского общества в целом. Материалы диссертационного исследования могут быть применены в социальной политике региональных органов власти.

Апробация работы. Положения диссертации были опубликованы в сборниках статей и тезисов, вышедших по итогам выступлений на конференциях преподавателей и аспирантов Тамбовского государственного университета (Тамбов 1999, 2000, 2003 гг.), VII и VIII конференциях Ассоциации "История и компьютер" (Москва 2000 г., С-Петербург 2002 г.), сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы в Вологде (2000 г.), конференции по массовым источникам в Архангельске (2001 г.-), на международной конференции по социальной истории в Тамбове (2002) и др.

Диссертация обсуждена и одобрена на заседании кафедры Российской истории ТГУ им. Г.Р. Державина и рекомендована к защите.

Похожие диссертационные работы по специальности «Отечественная история», 07.00.02 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Стрекалова, Наталья Валерьевна

Делая выводы, необходимо еще раз оговорить источниковедческие проблемы. Всесторонний анализ источников привел к неоднозначным выводам. С одной стороны, совокупные данные источников свидетельствуют, о том, что доля мещанства, купечества и почетного гражданства имела тенденцию к сокращению, а доля крестьянства, дворянства, "профессиональной группы" - к увеличению, отражая процессы урбанизации и профессионализации, шедшие в этот период в российском обществе. С другой стороны, отсутствие полных списков избирателей за 1917 г. делает данное сравнение не вполне корректным. При корректировке результатов, рассмотренной выше, полученные данные говорят о том, что, в средних слоях города не наблюдалось такого резкого сокращения лиц, принадлежавших к мещанскому сословию, а динамика численности и удельного веса основных групп выявляет тенденции стабилизации их количественного соотношения, что можно расценить как проявление сравнительно высокой степени сформированности социальной структуры городских средних слоев.

Анализ показал, что доля выделенных в 1907 г. типов средних слоев города изменилась по-разному. Так, отмечался рост представителей городских средних слоев, основным доходом, для которых являлась служба. Росла и доля служащих-владельцев недвижимости. Самым высоким ив 1912 г. ив 1917 г. был удельный вес представителей данного типа в высшей страте средних слоев. В 1912 г. в высших средних слоях 53% лиц, состоявших на службе, владели недвижимостью, а в 1917 г. их доля выросла до 60%.

Наблюдался постоянный рост другого типа представленного в средних слоях - владельцев недвижимости, для которых затруднительным представлялось определить иной род занятия. Данный тип особенно широко был представлен к 1917 г. в составе низшей страты средних слоев.

Тип средних слоев, основной доход, получавших от предпринимательской деятельности имел тенденцию к сокращению в высшей и средней стратах и расширению в нижней страте средних слоев.

В целом в составе средних слоев Тамбова отмечались процессы, характерные для других подобных российских городов, а именно, несмотря на численный рост предпринимательских слоев, наблюдалось падение удельного веса этих групп в составе городского населения в целом и в средних слоях в частности. Напротив, отмечался рост численности и удельного веса в городских средних слоях таких категорий как служащие и интеллигенция. Сравнение отдельных источников, в частности списков избирателей, показывает снижение удельного веса лиц, проходивших по избирательному цензу "недвижимость" и рост числа представителей городских средних слоев, получивших избирательное право по цензу "служба". К таким выводам приходят, В.В. Канищев в исследованиях средних слоев Тамбова и других городов губернии и Центрально-Черноземного региона, исследователь сибирских городов Н.М. Дмитренко (24). Последний, связывает процессы падения удельного веса торговцев, ремесленников и домохозяев с более быстрыми темпами роста пролетариата и буржуазии (25).

Сочетание "старых" и "новых" городских средних слоев в российском обществе начала XX в. отражало черту, характерную для обществ, находящихся в стадии межформационности, основой которых является многоукладность экономики. Представители "новых" средних слоев преимущественно были сосредоточены в высшей, а представители "старых" в нижней страте средних слоев. В средней страте удельный вес их менялся в зависимости от периода.

Сокращение численности и удельного веса одних социально-профессиональных и сословных групп и увеличение других в составе средних слоев, свидетельствовало о процессах классообразования и классоразложения, шедших в "среднем классе" как российского общества в целом, так и города. Наши данные позволяют говорить об очевидном деклассировании части представителей городских средних слоев.

В какой-то степени можно говорить о процессе становления городских средних слоев типичных для капиталистического общества. Наши данные отчетливо демонстрируют наметившуюся и развивающуюся тенденцию к нивелировке сословий. Рост профессионализации общества стал одним из косвенных свидетельств, замены сословной структуры характерной для традиционного общества, социально-профессиональной структурой присущей индустриальному обществу.

В 1907 - 1917 гг. изменения в социальном составе средних слоев и роде занятий влияли на изменения и в составе страт. Но качественный состав страт по их количественному и удельному весу составлявших их категорий и элементов сохранялся. В высших средних городских слоях весь период преобладали представители привилегированных сословий, в средних средних и низших средних слоях доминировали мещане и крестьяне. В целом в составе городских средних слоев оставался высоким удельный вес мещанства, отмечался прирост представителей крестьянства и дворянства, при сокращении численности и удельного веса купечества и почетного гражданства, относительно стабильны были показатели представителей духовенства.

В рассматриваемый период сохранялась определенная зависимость занятий от звания. Торгово-промышленные слои в основном традиционно были представлены мещанством, купечеством и почетном гражданством. Новым явлением стал рост в числе мелких предпринимателей города крестьян. Отмечалась и определенная связь занятие в зависимости от страты. Так, для высших средних слоев одним из основных занятий была служба - и эта категория имела тенденцию к расширению. В меньшей мере это проявлялось в средней страте. Низшая страта росла главным образом за счет мелких домовладельцев.

Под воздействием сил присущих индустриализации и урбанизации, бурно шедших в этот период в стране, происходят изменения в составе средних слоев Тамбова. Эти изменение численности сопровождались вертикальной и горизонтальной мобильностью средних слоев города

ГЛАВА 3. Мобильность средних слоев Тамбова в предреволюционное десятилетие.

3.1. Социальные перемещения городских средних слоев

Некоторые исследователи полагают, что сами по себе социальные перемещения не меняют характера социальной стратификации. Однако, социальная мобильность в то же время является "формой латентного процесса, образующего сердцевину преобразований в стратификационных системах" (1). За ней часто бывают, скрыты структурные изменения в обществе. Особый интерес представляет анализ вертикальной мобильности, поскольку ее степень - один из важных показателей "открытости" общества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Начиная с 1905 г. городские средние слои наряду с другими социальными группами оказывали большое влияние на политическую жизнь России. Однако, плодотворному обсуждению характера степени жизнеспособности и политического значения "среднего класса" долгое время препятствовала необходимость предварительно доказывать само его существование в российском обществе начала XX в. Предложенная и апробированная нами методика дала возможность не только говорить о наличии средних слоев в российских городах, но и оценить их качественные и количественные социальные характеристики. Используемые в комплексе массовые персонифицированные источники позволили произвести стратификацию, проследить процессы социальной мобильности средних слоев Тамбова, определить степень их устойчивости и обновления в предреволюционное десятилетие.

Проведенное исследование показало, что в 1907-1912 гг. городские средние слои Тамбова характеризовала позитивная динамика численности. Средние слои города не исчезли и в условиях неблагоприятной экономической ситуации, вызванной Первой мировой войной, но претерпели качественные изменения. В период войны, в сравнении с довоенным временем, резко выросла доля представителей нижней страты городских средних слоев, которые по уровню доходов, качеству жизни, ментальным особенностям явно были гораздо ближе к необеспеченным "пролетарским" слоям города. Кроме того, к 1917 г. рост городского населения опережал рост численности средних слоев, доля которых в составе населения города сократилась.

В предреволюционное десятилетие шли естественно-исторические изменения социальной стратификации городских средних слоев. Процесс протекал замедленно, через обилие переходных маргинальных групп. Изучение социального состава средних слоев города и социальных процессов, шедших в данных слоях, показало, что городской "средний класс" не сложился как класс "для себя", т.е. как консолидированная группа, осознавшая общность своих интересов и организационно оформленная. Единого городского среднего класса ни с точки зрения социальной, ни с точки зрения экономической не было. Структура средних слоев Тамбова в предреволюционное десятилетие была гетерогенна и иерархична. Составлявшие их группы были различны по сословной принадлежности, социальному, экономическому, правовому статусу. В 1907 г. самым высоким в составе средних слоев Тамбова был удельный вес представителей мещанства. В 1907-1917 гг. численность и доля дворянства, "профессиональной группы", крестьянства в составе средних слоев росли, а доля мещанства (в 1912 г. даже при росте абсолютной численности) снижалась.

Полученные в ходе исследования данные позволяют говорить и о социокультурном расколе средних слоев города. Переходный тип российского общества начала XX в. накладывал определенный отпечаток на социальные группы и элементы, которые составляли городские средние слои. Это нашло отражение в делении средних слоев города на "старые", характерные для доиндустриального общества и "новые", связанные с индустриальным типом общества. Первые составляли абсолютное большинство представителей низших средних слоев, последние, в основном, были представлены, в высших и средних стратах этих слоев города. Этот факт позволяет объяснить значительную политическую дифференциацию взглядов, идеологии, мировоззренческих и поведенческих установок представителей средних слоев Тамбова начала XX в.

Наличие "новых" и "старых" средних городских слоев нашло отражение и в процессе социальной мобильности. Изменение социального статуса представителей "новых" и "старых" средних слоев происходило через разные "каналы". Для первых социальное продвижение, чаще всего, было связано с движением по лестнице государственной службы, для вторых - с упорным личным трудом и предприимчивостью. Это во многом определяло не только их социальные устремления, но и политическую ориентацию.

Оценка процессов социальной мобильности и обновления, шедших в средних слоях города неоднозначна. С одной стороны, они свидетельствовали об открытости российского общества и динамичности его развития, с другой - данные процессы были тесно связаны с маргинализацией городского "среднего класса". Процессы мобильности и обновления при благоприятной ситуации, являющиеся позитивными факторами развития общества в сложной экономической и политической ситуации, сложившейся в России к 1917 г., усугубляли раскол средних слоев города. Новые представители в составе городских средних слоев не успевали воспринять его идеологию и проникнуться системой ценностей, усвоить нормы поведения, что затрудняло формирование социальной идентичности, необходимой для выполнения социально-стабилизирующей функции, традиционно отводимой историей этим слоям. Дополнительным подтверждением роста маргинализации средних слоев может служить увеличение доли представителей данных слоев Тамбова, сословная либо профессиональная принадлежность, которых не была четко определена.

На уровень и характер мобильности влияет уровень общественного устройства. В России в ходе и по завершению революции 1905-1907 гг. происходят преобразования в политической сфере, продолжаются процессы индустриализации, под действием которых происходили фундаментальные изменения в стратификационных системах. Эти процессы стали одними из факторов, обусловивших социальную мобильность. Однако, как показало исследование, несмотря на ее наличие в обществе, возможности подъема в социальной иерархии оставались ограниченными.

Присутствие в обществе социальной мобильности является свидетельством открытости данного общества. Однако, социальная мобильность на фоне ухудшавшейся экономической и социально-политической ситуации в стране в годы Первой мировой войны создавала дополнительную опасность дестабилизации общества.

Восходящая мобильность, чаще всего, связана с индивидуальной добровольной мобильностью, нисходящая же, как правило, является вынужденной и служит проявлением кризисной ситуации в обществе. Высокие показатели "выпадения" отдельных представителей средних слоев из своих страт и "среднего класса" вообще, могли служить продолжением процессов латентной социальной мобильности и быть связанными с вытеснением этих представителей за пределы средних слоев, став, тем самым, дополнительным дестабилизирующим фактором в кризисной ситуации 1917 г.

Проведенное исследование показало, что доля стабильного ядра средних слоев в 1907-1917 гг. была небольшой, а доля представителей средних слоев,

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Стрекалова, Наталья Валерьевна, 2003 год

1. Архивные материалы и документы.

2. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО)

3. Ф. 1. Губернский исполком On. 1. Д. 175.

4. Ф. 2. Тамбовское наместническое правление. Тамбовское губернское правление.

5. Оп. 142. Д. 539; Оп. 143. Д. 96, 122 126, 153, 178 - 179, 200.

6. Ф. 4. Тамбовский наместник. Канцелярия Тамбовского губернатора

7. Ф. 12. Тамбовская казенная палата.

8. On. 1. Д. 4982, 5006, 5009; Оп. 85. Д. 2785 а

9. Ф. 1.6. Тамбовская городская дума.

10. Оп. 74. Д. 1; Оп. 91. Д. 46 а; Оп. 71. Д. 1, Оп. 78. Д. 1

11. Ф. 17. Тамбовская городская управа

12. Д. 96; On. 48. Д. 11, 13 -16, 19, 22, 25 28; On. 49. Д. 3, 7, 10, 17, 45,48, 58 60; On. 51. Д. 24, 25; On. 53. Д. 1 - 4; On. 54. Д. 28 a.

13. Ф. 24. Тамбовское губернское по земским и городским делам присутствие. Оп.1. Д. 32, 82, 157, 165, 184, 218, 268 273, 293, 317 а, 380, 401, 541, 626, 652 -653, 791; Оп. 2. Д. 2.

14. Ф. 25. Тамбовское губернское по делам об обществах присутствие за 1906 -1917 гг.

15. On. 1. Д.1, 24, 42, 74, 92, 143, 154, 168, 185, 217, 245, 311, 326, 931.

16. Ф. 69. Тамбовский окружной суд. Оп. 29. Д. 21, Д. 24.

17. Ф. 143. Тамбовская губернская земская управа.

18. Ф.145. Тамбовская уездная земская управа

19. On. 1. Д. 703, 716, 717, 737, 744, 1018 1019, 1024; Оп. 32. Д. 4, 5; Оп. 37. Д. 1 -3;Оп. 40. Д. 1-6.

20. Ф. 169. Тамбовский губернский предводитель дворянства. Тамбовское дворянское депутатское собрание.

21. Оп. 1.Д. 8911,9109,9131,9298.2. Опубликованные источники.

22. Адрес-календарь Тамбовской губернии на 1912 г. Тамбов: Электротипография Губернского правления, 1912. 168 с.

23. Адрес-календарь и справочная книжка служащих Тамбовской губернии 1916 г. Тамбов: Электротипография Губернского правления, 1916. 186 с.

24. Кузнецов Н. Статистический свод указов Правительствующего Сената, последовавших по земским делам. В 2-х т. СПб., 1902 1903. 719 с.

25. Материалы по оценке промышленных заведений Тамбовской губернии по закону 8 июня 1893 г. Тамбов: Изд-во Тамбовского губ. земства, 1904, 1906.

26. Недошивин А. Полный свод постановлений, разъяснений и распоряжений правительства по государственному промысловому налогу. М., 1910. 725 с.

27. Опыт приблизительного исчисления народного дохода по различным его источникам и размерам в России. СПб.: ЦСУ МВД, 1906. 215 с.

28. Положение о выборах в Государственную Думу 1907 г. СПб., 1907. 187с.

29. Положение о выборах в Государственную Думу 1912 г. СПб., 1912. 177с.

30. Проект общих оснований оценки городских недвижимых имуществ Тамбовской губернии по закону 8 июня 1893 г. Тамбов, 1910. 123 с.

31. Проект нормы для оценки мелких промышленных заведений Тамбовской губернии. Тамбов, 1912. 9 с.

32. Проект общих оснований оценки торговых, торгово-промышленных и жилых помещений Тамбовской губернии по закону 8 июня 1893. Тамбов, 1913. 20 с.

33. Проект общих оснований оценки городских недвижимых имуществ Тамбовской губернии. Тамбов, 1914. 129 с.

34. Список лиц, служащих по Харьковскому учебному округу (1886 1914 гг.). СПб., 1915.

35. Список, лиц служащих по ведомству МВД. 1907. СПб., 1907. 316 с.

36. Список личного состава Государственного банка и отделений управления по делам мелкого кредита. СПб., 1912. С. 392- 395.28

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.