Молодежная проза в литературно-общественной ситуации 1920-х годов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Похазникова, Ирина Сергеевна

• Похазникова, Ирина Сергеевна
• кандидат филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Похазникова, Ирина Сергеевна

Введение

Глава 1. Любовь, семья и быт в советской публицистике журнал «Молодая гвардия» 1922 - 1927 годов).

Глава 2. Любовь, семья и быт в советской молодежной прозе журнал «Молодая гвардия» 1922 - 1927 годов).

Глава 3. Свободная любовь и нравственность в русской прозе 1920-х годов: П. Романов, А. Платонов, Б. Пильняк.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Молодежная проза в литературно-общественной ситуации 1920-х годов»

Литературный процесс 1920-х годов - сложный и противоречивый сплав различных художественных явлений. Разнонаправленность векторов творческой мысли, обилие литературных партий и группировок, появление большого количества литературных течений в послереволюционную эпоху привлекают внимание современных исследователей литературы. В этом контексте особый интерес вызывает изучение молодежной прозы, как специфического понятия, характерного именно для этой эпохи. Феномен особого корпуса художественных и публицистических текстов, объединенных молодежной тематикой, написанных молодыми авторами или для молодого советского поколения, объясняется несколькими причинами, связанными с тотальной идеологизацией процесса творчества: во-первых, стремлением создать новую литературную парадигму, не наследующую предшествующей художественной традиции. В связи с этим в литературных группах этого периода делалась ставка на молодых пролетарских писателей, начавших свою творческую деятельность после революции и создающих свои произведения по требованиям массовой критики; во-вторых, внедрением в литературные произведения морализаторских и назидательных установок, влияние которых распространялось, в первую очередь, на «молодую советскую гвардию»; в-третьих, обилием публицистических текстов, главной задачей которых становилось воздействие на умы и идейную позицию молодежи, и, как следствие их появления, - возникновением разнообразных по форме откликов самих молодых людей.

В этот период появляются идейно-политические авторитеты, мнение которых становится определяющим для развития мировоззрения и жизненных взглядов нового поколения. В начале 1920-х годов на одном из первых мест среди этих имен стоит A.M. Коллонтай, публицистическое творчество которой дало мощный посыл к возникновению широкого общественного движения, отстаивающего идеи свободной любви. Резонанс от этого явления достиг и художественной литературы, отразившись, в первую очередь, в прозе молодых пролетарских авторов, представленный в их сочинениях как одна из лейтмотивных черт.

В исследуемых нами произведениях интерес к проблеме личных отношений между мужчиной и женщиной в бытовом их преломлении имел еще одну культурную предпосылку - пристальное внимание массовой литературной критики к творчеству Б.А. Пильняка, в художественном мире которого мотив инстинктивного начала в человеке выходит на одно из центральных мест.

Стремление соответствовать рапповской платформе и в основном невысокий уровень дарования представителей молодежной литературы 1920-х годов позволяют говорить о графоманском характере этого художественного феномена, выразившемся в стремлении копировать «модные» литературные приемы, прежде всего, модернистский стиль.

Обращение к литературным произведениям, опубликованным в 1920-е годы в главном молодежном литературно-художественном журнале «Молодая гвардия», свидетельствует одновременно и о том, какая эстетика пропагандировалась в эту эпоху, и о том, какими идейно-стилевыми приметами отличалась массовая литература. Мы можем говорить об отчетливо выраженной эклектике и в форме литературных произведений, и в идейно-эстетической платформе авторов, и в уровне их художественного мышления.

Произведения В. Герасимовой, П. Низового, И. Рахилло, С. Малашкина, Ю. Либединского, Ф. Ярославского сегодня ушли в историю и известны только специалистам. Однако в 1920-е годы книги этих авторов были основным чтением молодых людей, прежде всего, пролетарской молодежи - именно того читателя, который становился главным объектом воздействия со стороны советских идеологов. Некоторые из анализируемых нами произведений снискали огромную популярность у читателей, становясь предметом бурных дискуссий не только в литературной критике, но и в студенческих аудиториях, и на фабриках, и в клубах.

В конце 1920-х годов книга С. Малашкина «Луна с правой стороны» была куда популярнее, чем книги Достоевского или Гоголя. Не учитывать это обстоятельство - означает разрушить историко-литературную правду. Кроме того, игнорирование живого литературного процесса не позволит нам продвинуться в восприятии и понимании сегодняшних литературных событий. Обращение к далекой литературной истории помогает выяснить параметры массового сознания, определить критерии отбора, свойственного ему, объяснить причины выбора приоритетов.

Литературная ситуация 1920-х годов по-разному оценивается историками литературы и литературоведами. Г.А. Белая, исследуя центральные идейные установки ведущих литературных групп 1920-х годов, отмечает множество черт, присущих большинству художественных направлений этого периода, вне зависимости от выдвигаемых ими лозунгов. Среди обобщающих признаков исследователь называет: «вульгаризацию представлений об искусстве»1, трактовку художественных произведений по принципу «отрыва формы от содержания»2, негативное отношение к писателям-попутчикам. Различия в мировоззренческих концепциях

1 Белая Г.А. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьбы его идей. М.: Советский писатель, 1989. С. 61.

2 Там же. С. 95. существовавших в 1920-е годы литературных групп Г. Белая видит в спорах о проблеме «социального заказа», о «реальности и идеале»3, во всей их подспудной драматичности и противоречивости. Эти обстоятельства, как показывает литературовед, обусловили специфику развития прозы этого периода, идущего по двум направлениям: либо подчинению требованиям массовой критики и примыканию к определенным группировкам, либо противостоянию идеологическим догматам и созданию истинных художественных произведений, однако негативно воспринимаемых представителями партийной литературы4.

Идею о двух тенденциях развития литературы в 1920-е годы развивает в своем труде М.М. Голубков, согласный с Г. Белой в том, что «новые отношения между государством, партией и литературой проявлялись в невозможности для художника выбора аполитичности, он был поставлен перед необходимостью строгого самоопределения: «с кем вы, мастера культуры?»5. Две линии литературного процесса литературовед интерпретирует как альтернативную, то есть допускающую «многовариантность развития, взаимодействие альтернативных эстетических систем, стилей, художественных концепций»6, и монистическую, нормативную, сложившуюся впоследствии в метод социалистического

•т реализма с его центральным принципом «ориентации на «завтра» . Ученый подчеркивает, что оба направления развивались не параллельно друг другу, а во взаимном притяжении и отталкивании, в сосуществовании. Сложность художественной ситуации, по мнению М.М. Голубкова, обуславливалась также «полемикой между двумя противоположными направлениями: 8 реалистическим и модернистским» .

3 Там же. С. 338.

4 См. об этом: Белая Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов. М.: Наука, 1977.255 с.

5 Голубков М.М. Утраченные альтернативы: Формирование монистической концепции советской литературы. 20-е - 30-е годы. M.: Наследие, 1992. С. 13.

6 Там же. С. 30.

7 Там же. С. ИЗ.

8 Там же. С. 145.

Принципиально значимы для нашего исследования литературоведческие труды М.О. Чудаковой, посвященные литературной ситуации 1920-х годов. Исследователь ставит перед собой задачу выработки критериев историко-социологического анализа художественных текстов этого периода, объясняя ее актуальность тем, что в избранные для анализа годы «перед литературой встала проблема репрезентации только складывающегося, еще не во всем объеме осмысленного социального порядка; что же касается культурной идентичности, то речь шла в первую очередь о демонтировании прежней идентичности, новая же была проблематичной»9. Целью истрико-социологического анализа ученый считает выявление «социальной обусловленности некоторых черт ю художественных текстов данного периода» , введение «историческои координаты» и демонстрацию «формирования некоторых опорных ценностей, которые стали одинаково важными для репродуцирования литературных текстов, и для репродуцирования устойчивых эстетических и других ожиданий читателя»11. Размышляя о проблеме «социального заказа» в литературе, М.О. Чудакова не считает его «синонимом административного нажима»12. Литературовед видит истоки возникновения этого феномена не только в давлении извне, но и во внутреннем для писателя «ощущении «нужности» или «ненужности» направления собственной работы, которое

1 3 вызвано было событием революции» . Исследователь демонстрирует, что на «социальный заказ» откликнулись не только писатели, принадлежавшие к пропартийным литературным группировкам, как принято было считать в истории литературы 1920-х годов, но и такие художники слова, как М. Зощенко, А. Платонов. Размышляет М.О. Чудакова и о судьбах крупных

9 Чудакова М.О. Опыт историко-социологического анализа художественных текстов: На материале литературной позиции писателей-прозаиков первых пореволюционных лет// Чудакова М.О. Избранные работы. Т. 1. Литература советского прошлого. М.: Языки русской культуры, 2001. С. 294.

10 Там же. С. 292.

Там же. С. 292.

12 Чудакова М.О. Без гнева и пристрастия: Формы и деформации в литературном процессе 20-х, 30-х годов // Чудакова М.О. Избранные работы. Т. 1. Литература советского прошлого. М.: Языки русской культуры, 2001. С. 310.

13 Там же. С. 310. литературных жанров, отошедших в 1920-е годы на второй план, уступивших место повести и рассказу. Причину этого явления она видит в самом процессе формирования новой социально-художественной парадигмы, протекающем в период 1920-х - 1930-х годов: «роман, став высшей степенью грамотности, позволяющей бесстрастно воспроизводить схему, вышел за пределы искусства»14, - делает вывод литературовед. Обращаясь к проблеме соотношения понятий «автор - герой - читатель», М. Чудакова замечает изменения в их взаимосоотнесенности, суть которых сводится к трансформации роли автора, который «становился производителем героев, и герои начинали завязывать свои собственные отношения с читателем, как бы минуя автора»15.

Проблему ломки общественного сознания путем внедрения идеологии в литературу затрагивает в своем исследовании Е.Г. Елина. Используя в качестве основного материала для изучения критические и библиографические отделы большинства литературно-художественных журналов 1920-х годов, литературовед анализирует «диалог людей литературы и политиков»16, проблему повсеместного внедрения идеи о воспитании нового читателя и проведения ее в жизнь. Останавливаясь на критериях оценки художественного текста в массовой литературной критике периода 1917 - 1932 года, ученый вычленяет приемы влияния на потенциального реципиента, среди которых - «включение фамилии автора в тенденциозно подобранную обойму»17, «усечение цитат, . стремление выявить отчетливую социальную подоплеку произведения, методика наивно

18 реалистического чтения» . Исследователь останавливается на литературно-критическом освещении творчества писателей, не принадлежавших к пролетарской литературе, используя как пример размышления массовой

14 Там же. С. 336.

15 Там же. С. 334.

16 Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. С. 3.

17 Там же. С. 81.

18 Там же. С. 82. критики о художественной манере Б. Пильняка. Е.Г. Елина делает вывод о наличии двух тенденций в освещении произведений этого писателя:

- серьезный анализ его прозы и выявление художественного новаторства писателя (Воронский, Правдухин, Троцкий);

- разгромные рецензии напостовской критики, воспринимающей Пильняка как автора ей чуждого (П. Коган, С. Родов, Б. Волин).

Литературовед делает вывод о том, что «к концу 1920-х годов происходит явная унификация общественно-литературной идеологии»19, что приводит к возникновению единого (узко социологического) подхода к интерпретации художественного произведения и деформации читательского сознания.

Заостряет внимание на процессе одновременного формирования и ломки читательского сознания и писательской индивидуальности Е.А. Добренко. Наблюдая связь двух явлений, автор «Формовки советского читателя» и «Формовки советского писателя» считает их взаимообусловленными, а культурную ситуацию 1920-х годов определяет как «панрецептивную»: «Читатель прорастает и в писателя и в критика, а творчество становится процессом действительно коллективным»20. Называя «соцреализм наследником всей революционной культуры»21, исследователь видит предпосылки его зарождения в теории социального заказа и в тотальной идеологизации всех сфер литературного искусства. Научной рефлексии Е. Добренко подверглась и эстетическая платформа группы

Молодая гвардия». Литературовед делает вывод о том, что «проза

22

Молодой гвардии» не состоялась. Она была слишком «автобиографией» , представляла собой смешение различных художественных стилей, цементированных ориентацией на пролетарскую идеологию.

19 Там же. С. 180.

20 Добренко Е. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997. С. 17.

21 Добренко Е. Формовка советского писателя. Социальные и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб.: Академический проект, 1999. С. 102;

См. также: Добренко Е. Цветущая простота: О советской литературной критике революционной эпохи // Критика 1917 - 1932 годов. М.: ООО «Издательство Астрель», 2003. С. 3 - 12.

22 Добренко Е. Формовка советского писателя. С. 267.

Таким образом, все исследователи литературного процесса 1920-х годов сходятся в следующем:

- в этот период главенствующую роль играла массовая критика марксистского направления;

- выдвигалось требование политической детерминированности литературных текстов; художественное творчество развивалось в рамках двух взаимосвязанных направлений: альтернативного и монистического, по выражению М.М. Голубкова;

- активизируется роль читателя, превратившегося из реципиента в сотворца литературного произведения и сокритика.

Важной вехой в исследовании публицистических и политических взглядов A.M. Коллонтай стал сборник «Александра Коллонтай: Теория женской эмансипации в контексте российской тендерной политики»23 (2003 года), посвященный проблемам публицистики, беллетристики и биографии советского политического и общественного деятеля. В том же году была опубликована коллекция статей и художественных текстов А. Коллонтай24.

Творчество Б.А. Пильняка привлекало литературных критиков и литературоведов в 1920-е годы, художественная система писателя вызывает активный исследовательский интерес и в современной науке о литературе. Б.А. Пильняк был, пожалуй, одним из тех писателей, споры о которых приобретали особую полемическую заостренность, одним из тех, кто подвергся и подвергается до сих пор нападкам критики, обвинениям в непрофессионализме. Но в то же время это свидетельствует о большой популярности прозаика, стиль которого копировали, заимствовали и переосмысливали многие «массовые» писатели 1920-х - 1930-х годов. В 1920-е годы о Пильняке как о «значительном писателе» размышлял JL Троцкий, заметивший особый «художественный порядок» его творческой

23 Александра Коллонтай: Теория женской эмансипации в контексте российской тендерной политики. Тверь: Золотая буква, 2003.264 с.

24 Марксистский феминизм: Коллекция текстов A.M. Коллонтай. Тверь: Золотая буква, 2003.270 с.

10 манеры: показ действительности «не сплошной картиной, а рядом ярких пятен, метких силуэтов, убедительных набросков» . О музыкальности Б.А. Пильняка и о связи его творчества с художественным наследием А. Белого размышлял А.В. Луначарский. Говоря, как и Троцкий, о значительности таланта Пильняка, он отмечал: «/Пильняку/ хочется быть очень ритмичным. Он доводит прозу по ее звучанию почти до белого стиха или, если хотите, до

Л/Г прозы Белого» . В. Полонский называл Б. Пильняка «художником, для которого выразительность, выпуклость, убедительность и правдивость того,

27 что изображается, стоит на первом месте» . Тонко понимал творчество писателя А. Воронский, отмечавший тяготение прозаика к природному, звериному началу в человеке, «к первообразу звериной правды жизни»28. Кроме того, литературный критик замечал связь женских образов в творчестве Пильняка с его идеей о доминировании в человеке инстинктивного начала, обнаруживая, однако, что «иногда рассказы его о любви граничат с явной патологией»29.

В современном литературоведении произведения писателя изучаются во многих аспектах.

Большинством исследователей творчество Пильняка включается в феномен орнаментальной прозы с ее характерными чертами: «монтажным» принципом соединения материала, сюжетной разорванностью, включением «чужого» слова и самоцитацией, «стилистической метелью», по выражению Ю. Тынянова30. Однако Г.А. Белая считает Пильняка приверженцем реалистической традиции, лишь копирующим модернистские приемы, популярные в 1920-е годы. Изучая стиль произведений Пильняка, Г.А. Белая приходит к мысли о том, что художественное исследование революционной метели завлекло автора «Голого года» в своеобразную ловушку: «его

25 Троцкий Л.Д. Б. Пильняк // Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. С. 73.

26 Луначарский А.В. Очерк литературы революционного времени. М.: Литнаследство, 1970. С. 228.

27 Полонский В. [Рецензия на сборник Б. Пильняка «Былье»] // Печать и ревоюция. 1922. № 2. С. 292.

28 Воронский А. Борис Пильняк // Воронский А. Искусство видеть мир. М.: Советский писатель, 1987. С. 234.

29 Там же. С. 234.

30 Тынянов Ю. Литература сегодня // Тынянов Ю. Поэтика, история, литература, кино. М.: Наука, 1977. С. 247. стремление постичь законы мира, которые «не прейдеши», оказалось

Л | стянутым тугим обручем заданной социальной идеи» . Исследовательница «отправляет» творчество художника слова, и, в частности, роман «Голый год» в «архив литературы»32, считая поэтическое дарование писателя довольно слабым и ставя его во второй ряд литературного процесса 1920-х годов. Г.А. Белая указывает на то обстоятельство, что «публицистические идеи писателя не имели ничего общего с художественной концепцией»33, подчеркивая близость произведений Пильняка социалистическому искусству.

Избежать этой творческой «ошибки», по мнению литературоведа, удалось А. Платонову, в произведениях которого постоянно ощутима «неразрывная связь этических и эстетических координат»34. Именно Платонову, а не Пильняку, по мысли Г.А. Белой, удалось создать «многоголосые» произведения: «Платоновский стиль истинно осуществляет себя тогда, когда в его оркестре «автор - герой - слушатель» звучат все голоса, когда они «со-чувствуют» этот мир»35.

Особой вехой в изучении наследия писателя стал сборник научных статей «Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. (По материалам научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения писателя)», вышедший в 1995 году. В нем подверглись вдумчивому постижению как особенности художественной системы писателя-орнаменталиста, так и вехи его сложной, драматической биографии.

Так, М.М. Голубков, осмысляя творческий метод писателя и, в частности, его роман «Голый год», среди характерных черт эстетики Б. Пильняка отмечает «импрессионистическое восприятие жизни»36,

31 Белая Г.А. Дон Кихоты революции - опыт побед и поражений. М.: РГГУ, 2004. С. 366.

32 Белая Г.А. Ложная беременность // Вопросы литературы. 2003. № 5. С. 59.

33 Белая Г.А. Дон Кихоты революции - опыт побед и поражений. М.: РГГУ, 2004. С. 371.

34 Там же. С. 211.

35 Там же. С. 210.

36 Голубков М.М. Эстетическая система в творчестве Бориса Пильняка 20-х годов // Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. M.: Наследие, 1995. С. 3. отсутствие идеологического центра повествования»37, и, как следствие, постоянное стремление писателя «запечатлеть время во всем его многообразии, противоречивости, случайностях» .

М. Фальчиков прослеживает изменения в философской системе прозаика. Выявляя тему свободы человека как одну из центральных в творчестве писателя, ученый делает вывод, что «в своих ранних произведениях Пильняк неоднократно видит революцию, как сексуальное освобождение, а в романе «Волга впадает в Каспийское море» он скорее интересуется темой освобождения с общественной точки зрения»39.

Е.Б. Дьячкова останавливает исследовательское внимание на проблеме времени в прозе писателя 1920-х годов. Используя как материал для исследования рассказы «Расплеснутое время», «Ледоход», «Без названья» и повесть «Иван-Москва», литературовед приходит к выводу, актуальному для всего творчества Пильняка, утверждая, что в его художественном мире «нет четких границ между жизнью и смертью, время не однородно; оно то

40 rv сгущается, то разряжается, но движется, течет» . Этот творческии принцип становится причиной возникновения еще одной отличительной черты художественного метода Пильняка: его постоянного стремления «создавать текст без финала или завершенности»41.

Продолжая эти размышления, С.Ю. Горинова в статье «Проза Бориса Пильняка 20-х годов: К проблеме авторского сознания» говорит о соотнесенности хронотопа произведений писателя с его размышлениями о философии истории. «Подчеркнутое нарушение хронологического принципа расположения «расшитых кусков» приобретает смыслообразующий оттенок, точная датировка указывает на важность соотнесенности проблематики

37 Там же. С. 5.

38 Там же. С. 9.

39 Фальчиков М. Борис Пильняк глазами западного слависта // Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. М.: Наследие, 1995. С. 36.

40 Дьячкова Е.Б. Проблема времени в произведениях Б. Пильняка// Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. М.: «Наследие», 1995. С. 66.

41 Там же. С. 66. рассказа или повести с конкретно-исторической ситуацией»42, - заключает исследователь.

Историософская концепция Б. Пильняка интересует и JI.A. Трубину, которая считает, что именно эта концепция определяет особенности художественного мира произведений писателя. По мнению ученого, ключевую роль для понимания историософских исканий этого автора играет «хитросплетение антиномий, в котором рождается концепция исторического пути России»43. Именно антиномия Востока и Запада становится, по мнению Трубиной, центральной в поэтике и философских исканиях Б. Пильняка.

От историософии к мотиву инстинктивного начала в человеке идет в своих литературоведческих изысканиях Ф. Раскольников, включающий в ряд антитез, характерных для творчества писателя, противопоставление Азии Европе, инстинкта интеллекту, природы цивилизации, деревни городу. Раскольников выводит истоки интереса прозаика к мотивам телесной любви из творчества Сологуба, Белого, Бунина, отмечая оригинальность Пильняка в соединении этой темы «с темой революции, ибо для него революция - это не только бунт деревни против города, Азии против Европы, но и бунт биологических (сексуальных) инстинктов против сознания»44.

Творчество писателя серьезно изучено в современном литературоведении в контексте сопоставления с предшественниками и современниками. Например, А.П. Ауэр исследует блоковское начало в поэтике Б. Пильняка45, Е.А. Яблоков анализирует аспекты художественного «диалога» Б. Пильняка и М. Булгакова46, В.П. Скобелев находит общее в

42 Горинова С.Ю. Проза Пильняка 20-х годов: К проблеме авторского сознания // Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. M.: «Наследие», 1995. С. 72.

43 Трубина Л.А. К вопросу о природе антиномии Россия - Запад в историософской концепции Бориса Пильняка // Б.А. Пильняк. Исследования и материалы. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3-4. Коломна: Изд-во КГПИ, 2001. С. 68. См. так же: Трубина Л.А. «Главная глава истории - в России: Образ времени в творчестве Б. Пильняка//Литература в школе. 2006. № 4. С. 9- 13.

44 Раскольников Ф. Идея скрещения в романе Пильняка «Голый год» // Русская литература. 1997. № 3. С. 170.

45 Ауэр А.П. Как многому я учился у Блока (блоковское начало в поэтике Б.А. Пильняка) // Б.А. Пильняк. Исследования и материалы. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3-4. Коломна: Изд-во КГПИ, 2001. С. 3-9.

46 Яблоков В.А. О голых гадах и годах (Б. Пильняк и М. Булгаков) // Б.А. Пильняк. Исследования и материалы. Межвузовский сборник научных трудов. Выц. 3-4. Коломна: Изд-во КГПИ, 2001. С. 9 - 23.

14 творчестве Б.А. Пильняка и А.П. Платонова в чертах символической образности и авторской иронии у обоих писателей47. Среди научных работ, связывающих творчество писателя с литературной средой, для нашего исследования особо значима статья Н.Ю. Грякаловой «Диалог Марии л о

Шкапской и Бориса Пильняка начала 1920-х годов» . В ней литературовед не только раскрывает точки соприкосновения в образном мире поэтессы и прозаика, но и тематизирует вопросы пола и сексуальности, соотнося «биологические и социальные составляющие человеческого существования -«либидо», творчество и революционную активность»49. Исследователь приходит к концептуально важному заключению о том, что в творчестве Пильняка «биологический пол и сексуальное влечение осмысляются как константы - некие устойчивые характеристики, не подверженные социальной коррозии, в отличие от изменчивости и неустойчивости идеологических практик»50.

Важным событием в пильняковедении стал выход в свет шеститомного собрания сочинений51 писателя в 2003 - 2004 году, в которое вошли практически все восстановленные от купюр и искажений произведения Б. Пильняка. Составителем, автором вступительной статьи и комментатором к изданию стала К. Андоникашвили-Пильняк.

Для нашего исследования значима монография В.П. Крючкова «Проза Б.А. Пильняка 1920-х годов (мотивы в функциональном и интертекстуальном аспектах)»52. В ней анализу подвергается мотивная структура произведений Пильняка 1920-х годов и выделяются сквозные лейтмотивы, сопутствующие всему творчеству писателя: мотивы смерти и рождения, пути-дороги, матери сырой-земли, луны, волков, эротические мотивы. Кроме того, большое внимание литературовед уделяет интертекстуальной и мировоззренческой

47 Скобелев В.П. Андрей Платонов и Борис Пильняк (романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море») // Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. М.: «Наследие», 1995. С. 172 - 186.

48 Русская литература. 2004. №4. С. 40 - 53.

49 Грякалова Н.Ю. Указ. соч. С. 40.

50 Там же. С. 48.

51 Пильняк Б. Собр. соч.:В 6 т. М.: TEPPA - Книжный клуб, 2003 - 2004.

52 Крючков В.П. Проза Б.А. Пильняка 1920-х годов (мотивы в функциональном и интертекстуальном аспектах). Саратов: Научная книга, 2005.353 с. связи прозы писателя 1920-х годов с философскими и творческими исканиями художников и мыслителей этой и предшествующей эпох. В монографию включены главы, в которых В.П. Крючков прослеживает параллели между творчеством Б.А. Пильняка и А. Белого, К. Федина, А. Блока, М. Горького, Ф. Достоевского, М. Салтыкова-Щедрина; аллюзии к библейским текстам и фольклорным, языческим мотивам.

Таким образом, большинство исследователей среди характерных черт поэтики Б.А. Пильняка отмечают импрессионистический принцип изображения, историософию как стержневое свойство мотивной структуры художественных произведений, принцип соборности как специфически присущий стилю Пильняка.

Художественное наследие А.П. Платонова изучено в большей мере, чем творчество Б.А. Пильняка. Однако, анализируя исследовательские труды о Платонове, можно сделать вывод, что в основном научной рефлексии подвергались повести «Котлован», «Чевенгур» и «Ювенильное море», а также военная проза писателя. Литературоведами постигались основные черты созидательной манеры писателя, их эволюция на протяжении всего творческого пути А. Платонова.

В этом отношении привлекает внимание монография А. Дырдина, посвященная художественному сознанию прозаика53. Ученого интересует идейная и нравственная составляющие творчества А.П. Платонова. Их истоки он видит в двух разнонаправленных векторах размышлений писателя. С одной стороны, это принятие революционной действительности и идеи социализма, с другой - присущее этому художнику слова «православное мировосприятие и эсхатологическая народная вера»54. Исследователь приходит к выводу, что во многих произведениях Платонов создает образы современного 1920-м годам Христа (традиция русского православия) или образы юродивых, божьих людей (традиция глубинной народной веры). В

53 Дырдин А. Потаенный мыслитель. Творчество Андрея Платонова в свете русской духовности и культуры. Ульяновск: УлГТУ, 2000. 172 с.

54 Там же. С. 30. этом факте А. Дырдин усматривает парадоксальность прозы А.ГТ. Платонова, «создающего героев, обходящихся в повседневности без Христа, но встречающих на своем пути его живые подобия»55. По мнению литературоведа, именно из христианской традиции в ее православном проявлении проистекают повествовательные особенности творчества писателя. Центральными среди них в научной работе называются мотивы «разговора сердцем», и, как следствие особое отношение Платонова к языку, повышенное внимание к «молчанию» героев и «настойчивое желание сказать свое слово миру, преодолевая полосу отчуждения, возникшую между личными и общественно признанными идеалами в силу культурного сдвига в пореволюционной России»56.

Важным научным явлением в контексте изучения художественного мира А.П. Платонова стала публикация серии научных сборников «Страна e-j философов Андрея Платонова: Проблемы творчества» , в которых исследуются разнообразные грани поэтики произведений, творческой и человеческой судьбы писателя. Среди опубликованных в них научных статей с темой нашего диссертационного исследования связана работа X. Гюнтера «К эстетике тела у Платонова», продолжающего размышления А. Дырдина об истоках духовных исканий писателя. Помимо православной традиции исследователь отмечает связь раннего Платонова с «идеалом целомудрия в со русской религиозной философии Соловьева, Федорова, Бердяева» , не отрицая, вместе с тем, и влияния революционного аскетизма, характерного для эпохи 1920-х годов. Литературовед приходит к выводу, что «у Платонова обе эти линии, ярко выраженные в русской культуре,

55 Там же. С. 146.

56 Там же. С. 146. См. об этом также: Ливингстон А. Христианские мотивы в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2000. С. 556-561.

57 Например, Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2000. 960 с;

Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 5. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2003.984 с.

58 Гюнтер X. К эстетике тела у Платонова // Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 5. Юбилейный. M., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2003. С. 76. сливаются»59. Однако, по мысли Гюнтера, к 1930-м годам писатель «преодолевает дуализм духа и тела, приходя к принятию телесного начала»60, одновременно с отрицанием тоталитаризма в антропологическом плане.

О связи творчества А.П. Платонова с предшествующей литературной традицией и современной ему культурной парадигмой писали также: Л. Карасев61, Т. Дронова62, Е. Гаврилова63 и другие исследователи.

Отдельной и очень плодотворной темой для литературоведческих изысканий стали особенности слога произведений писателя, использование им языковых штампов советской эпохи, нарочитая затрудненность в вычленении из сюжета произведений авторского голоса. Этот предмет разрабатывался Д. Московской64, М. Михеевым65, И. Матвеевой66.

Рассказ А. Платонова «Антисексус», ставший предметом нашего исследования, подвергся научной рефлексии в меньшей мере, чем остальное творчество прозаика. Литературоведы, изучающие это художественное произведение, расходятся во мнениях о причинах его создания. f\ 7

Опубликованный в России лишь в 1991 году, «Антисекус» был снабжен вступительной статьей писателя А. Битова и комментариями А. Знатнова. А. Битов интерпретирует это произведение как своеобразную антиутопию, вызванную модой на футурологию в 1920-е годы. Ставя рассказ «Антисексус» в один ряд с сочинениями Замятина, Хаксли, Алексея Толстого, Битов отмечает разницу во взглядах этих писателей и А.П. Платонова, который «не воображает будущее, а переживает его, он уже

59 Там же. С. 76.

60 Там же. С. 81.

61 Карасев Л. Вверх и вниз (Достоевский и Платонов) // Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2000. С. 168 - 184.

62 Дронова Т. Мифологема конца истории в творчестве Д. Мережковского и А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2000. С. 209-217.

63 Гаврилова Е.Н. Андрей Платонов и П. Филонов: О поэтике повести «Котлован» // Литературная учеба. 1990. №1. С. 164-173.

64 Московская Д. Художественное осмысление политической реальности первого десятилетия революции в прозе А. Платонова. 1926 - 1927 годы // Страна философов Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. M., ИМЛИ РАН, «Наследие». 2000. С. 396-425.

65 Михеев М. Нормативное и «насильственное» использование словосочетаний в поэтическом языке А. Платонова//Русистика сегодня. 1998. № 1/2. С. 13-40.

66 Матвеева И.И. Комизм языка персонажей А. Платонова II Русская речь. 2001. № 4. С. 12 - 17.

67 Платонов А. Антисексус. M.: Агентство печати им. Сабашниковых, 1991.30 с. испытал его на опыте своей инженерной работы в строящемся социалистическом государстве»68.

Комментатор текста, А. Знатнов, вписывая рассказ в рамки широкой общественной дискуссии о сексуальных проблемах современности 1920-х годов, соглашается с мыслью Битова об антитоталитарной направленности «Антисексуса»: «В «Антисексусе» звучит тревога о грядущей эрзац-жизни, когда будет подменено все: идеалы, вера, быт, весь смысл прежней жизни»69.

Исследователь JL Кацис видит причину возникновения рассказа в стремлении А.П. Платонова создать пародию на многочисленные

7П произведения 1920-х годов «по половой проблеме» . Очевидно, что такой узкий подход к трактовке произведения заметно обедняет его художественную и образную стороны.

Серьезный текстологический анализ «Антисекуса» провела литературовед Д. Московская, выявившая связь между необычными персонажами рассказа (авторами отзывов на аппарат) и их реальными прототипами. Такой подход позволил обнаружить скрытую авторскую игру цитатами в произведении и осмыслить причину появления именно этих персонажей в их влиянии на современника 1920-х годов. Московская связывает создание «Антисексуса» с интересом Платонова к индустриализации в Советской России, с появлением «партийных директив, прочно ставивших страну на путь технократического прогресса»71.

Наиболее глубоким нам представляется анализ этого произведения в статье В.Вьюгина «Между двух молчаний: об иносказании Платонова». Ученый замечает, что причина возникновения рассказа не только в реакции А. Платонова на общественно-культурную ситуацию, сложившуюся в стране, как отмечали и другие исследователи. Генезис «Антисексуса» он видит в серьезных размышлениях Платонова о телесном начале в человеке,

68 Битов А. Ключ к «Антисексусу» Андрея Платонова// Платонов А. Антисексус. M.: Агентство печати им. Сабашниковых, 1991. С. 7.

69 Знатнов А. Комментарии // Платонов А. Антисексус. M.: Агентство печати им. Сабашниковых, 1991.

70 Кацис Л. Эротика и эсхатология ОБЭРИУтов//Литературное обозрение. 1994. № 9-10. С. 59.

71 Московская Д. Указ. соч. С. 412. связанных с проблемой более фундаментального порядка, а именно с

72 бессмертием» . Эта мысль, утверждает литературовед, лейтмотивно проходит через все творчество писателя, наиболее ярко и иносказательно воплотившись в рассказе 1926 года. При этом, как показано в статье, «Антисексус» по своей мотивной структуре не является исключительным и нехарактерным для творчества писателя, как традиционно принято было считать в предшествующих исследованиях: анализируя отклики известных людей на аппарат, «чрезвычайно легко выйти на ряд извечных платоновских мотивов, которые способны восполнить многие недостающие семантические

73 звенья» .

Таким образом, проведенный обзор тем, затронутых исследователями творчества Платонова, позволяют классифицировать их следующим образом:

- истоки творчества, мировоззрения и философской системы Платонова;

- определение его поэтики как особой и самобытной в литературном процессе 1920-х годов;

- особенности языкового строя его произведений и проблема авторского присутствия в тексте;

- проблема создания рассказа «Антисексус».

Скандально популярный в 1920-е годы писатель Пантелеймон Романов сегодня не вызывает у исследователей серьезного научного интереса. Его произведения, достаточно прозрачные по своей образной структуре, не имеют тех глубинных и многоуровневых смыслов, что привлекают исследователей к художественному творчеству. Они написаны на злобу дня эпохи 1920-х годов, остро социальны и сатиричны. Именно в таком ключе изучается в современном литературоведении творческое наследие писателя. В этом отношении характерна статья В.Е. Солдатова «Социальная сатира Пантелеймона Романова». Анализируя корпус рассказов послеоктябрьского

72 Вьюгин В.Ю. Между двух молчаний: об иносказании Платонова // Русская литература. 2004. №4. С. 76.

73 Там же. С. 76. периода, исследователь приходит к выводу о том, что «зарисовки писателя имеют не только конкретно-историческую «привязку», но отражают и универсальные для природы бюрократизма черты и свойства»74. Называя П. Романова сатириком, Солдатов считает предметом художественного осмысления писателя «создание бюрократической картины действительности, взяточничество, казнокрадство, кумовство, бумаготворчество, бюрократическое видение человека, нетерпимость к критике»75.

Творчество П. Романова вызвало интерес у А.И. Солженицына, также отметившего сатирическую сторону его таланта. В произведениях Романова известный писатель видит «обилие сочного юмора (иногда с переклоном к сатире)»76 и внимание к быту советских граждан в мельчайших его проявлениях.

Истоки творчества П. Романова стали предметом изучения С. Фолимонова, который усматривает связь между творчеством писателя 1920-х годов и И.А. Буниным и традициями русского реализма XIX века в целом. Важность статьи Фолимонова «Человек в художественном мире Пантелеймона Романова» заключается в доказательной аргументации обособленности творчества этого писателя в литературном процессе 1920-х годов. Исследователь уходит от понимания художественной системы Романова как сугубо сатирической. Анализируя любовную тему в творчестве прозаика, ученый демонстрирует размышления П. Романова о

77 незыблемости некоторых вечных моментов человеческого бытия» .

Как видим, разнородные литературные явления 1920-х годов рассматриваются исследователями обособленно друг от друга, как идущие параллельно, без видимой взаимосвязи. Что касается журнала «Молодая гвардия», специальных монографических работ, посвященных его истории

74 Солдатов В.Е. Социальная сатира Пантелеймона Романова // СоцИС. 1999. №3. С. 137.

75 Там же. С. 138.

76 Солженицын А. Пантелеймон Романов - рассказы советских лет// Новый мир. 1999. №7. С. 203.

77 Фолимонов С.С. Человек в художественном мире Пантелеймона Романова // Литература в школе. 2005. №6. С. 20. или - тем более - прозаическим и публицистическим произведениям, опубликованным на его страницах в 1920-е годы, мы не найдем вообще. Отдельные упоминания этого популярного в послереволюционные годы издания содержатся в упомянутых исследованиях по истории литературной критики и в очерковых работах по истории советской журналистики78. Отдельные статьи о «Молодой гвардии были написаны участниками и очевидцами литературного процесса в 1920-е годы.

Таким образом, актуальность данной работы определяется значительным расширением интертекстуальных связей в литературном процессе 1920-х годов, демонстрирующим творческое взаимодействие молодежной прозы, взращенной на рапповских художественных и идеологических постулатах, с модернистской традицией этого периода. Поэтика Б.А. Пильняка воспринималась, перерабатывалась или копировалась молодогвардейскими авторами, соединяющими в своих произведениях стиль орнаментальной прозы с идеологизированностью и назидательностью. Другим предметом влияния на произведения пролетарских писателей становится эстетика публицистических статей этого периода, с их политизированностью и плакатностью. Такие несовместимые на первый взгляд явления, как модернистская концепция восприятия окружающего мира и идеологические штампы 1920-х годов, соединяются в феномене молодогвардейской прозы. Этот «сплав» особенно отчетливо проступает при анализе любовной темы в сочинениях пролетарских авторов, получившей особое творческое воплощение, обусловленное всеми перечисленными выше причинами. Пристальное внимание к проблеме отношений между мужчиной и женщиной проявляют и писатели, не относящие себя к пропартийным литературным группировкам. В их произведениях проблема любви в Советской России периода нэпа

78 См. об этом: Максимов А.А. Советская журналистика 20-х годов. Л., 1964; Очерки истории русской советской журналистики: 1917- 1932. М., 1966. рассматривается с точки зрения отталкивания от официальной идеологии и, как следствие, антагонистично по отношению к пролетарским авторам.

Научная новизна диссертации заключается в исследовании массовой литературной продукции 1920-х годов в контексте «большой» литературы и степени взаимовлияния писателей первого и второго ряда.

Цель работы - выявить функции массовой литературной продукции в процессе воспитания молодого читателя 1920-х годов, определить особенности молодежной прозы в соотнесении с произведениями Б.Пильняка, А.Платонова, П.Романова.

Для достижения цели исследования требуется решить следующие задачи:

- выявить социокультурные предпосылки, повлекшие за собой возникновение феномена молодежной прозы в журнале «Молодая гвардия»;

- описать тенденции появления и функционирования любовной темы на страницах молодогвардейских произведений;

- прояснить уровень влияния творчества Б.А. Пильняка на массовую литературу 1920-х годов;

- сопоставить освещение проблем межличностных отношений в художественных текстах журнала «Молодая гвардия» и в произведениях писателей, не примкнувших к литературным партиям;

- определить степень взаимосвязи творческого интереса Б.А. Пильняка к инстинктивному началу в человеке с популярной в 1920-е годы идеей о свободной любви.

Объектом диссертационного исследования стал, во-первых, корпус публицистических, литературно-критических и художественных текстов, опубликованных в журнале «Молодая гвардия» за 1922 - 1928 годы. Во-вторых, рассказы П. Романова и А.Платонова, посвященные проблеме межличностных отношений в советском обществе. В-третьих, творчество Б.А. Пильняка 1920-х - 1930-х годов. Рассматриваются также публицистические и беллетристические произведения A.M. Коллонтай.

Предмет работы - мотивная организация тем любви, семьи и быта, актуальных для литературного процесса 1920-х годов, в прозе писателей-молодогвардейцев, П. Романова, А. Платонова в сопоставлении с функционированием этих проблем в поэтике Б. Пильняка.

Методологическая база предполагает интегрирующий анализ, учитывающий различные аспекты изучения художественного текста. Для выявления взаимосвязи между художественными произведениями, опубликованными в журнале «Молодая гвардия», и творчеством Б.А. Пильняка используется метод интертекстуального исследования. Подходы к постижению литературного процесса 1920-х годов выработаны в трудах Г. Белой, Е. Добренко, Е. Елиной, М. Чудаковой, М. Голубкова. Также используется историко-литературный и биографический подход.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что детальное изучение контекста функционирования молодежной прозы 1920-х позволяет внести уточнения в историю литературного процесса этого периода, выявив интертекстуальную связь между массовой литературой, публицистикой и модернистским искусством. Кроме того, для данного диссертационного исследования важной оказывается проблема соотношения произведений первого и второго ряда и степени их воздействия на массового читателя.

Практическая значимость работы: материалы диссертации могут быть использованы в вузовских курсах по истории русской литературы XX века, в спецкурсах по исследованию творчества Б.А. Пильняка.

Положения, выносимые на защиту:

• Комплекс публицистических и художественных текстов, объединенных вопросом о роли любви в новом советском государстве, начинает появляться на страницах журнала «Молодая гвардия» с публицистических текстов A.M. Коллонтай. При этом сам автор теории свободной любви оказывается заклейменным, а затем забытым в пылу дискуссий.

• В публицистике этого периода освещение проблем, касавшихся интимной сферы жизни советских граждан, шло в ключе тотальной идеологизации «пролетарского сознания», в результате чего возник новый выхолощенный взгляд на отношения мужчины и женщины, центром в котором стала псевдоценность идеологической совместимости предполагаемых партнеров.

• Произведения В. Герасимовой, П. Низового, И. Рахилло, С. Малашкина, Ю. Либединского, Ф. Ярославского, опубликованные в журнале «Молодая гвардия» в 1920-е годы, объединены пристальным писательским вниманием к проблеме межличностных отношений, выразившимся в двух тенденциях. Во-первых, очевидно влияние поэтики и стилистики орнаментальной прозы, в первую очередь, произведений Б. Пильняка, на эти сочинения. Во-вторых, в них отражается вульгаризация идей A.M. Коллонтай, воспринятых авторами молодежной прозы 1920-х годов, как победа «революционного» над «личным» в человеке.

• В сочинениях А. Платонова, П. Романова, Б. Пильняка звучит мысль об антигуманности любых навязанных ложных ценностей. От проблемы повсеместной декларации «свободной» любви эти писатели переходят к размышлениям об исчезновении из современности 1920-х годов понятий «нравственность» и «духовность», о вреде тоталитаризма в целом.

• Интерес Б.А. Пильняка к проблеме сексуальности, инстинктивного начала в человеке является сквозным, центральным для всего его творчества и не связан с проходившими в 1920-е годы дискуссиями о новой форме быта и личных отношений у советского человека. Точка зрения писателя обусловлена размышлениями художника слова о доминировании стихийных сил в человеке и социуме.

Структура работы: диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Похазникова, Ирина Сергеевна

Заключение.

Изучение литературной эпохи 1920-х годов - актуальная и сложная проблема современного литературоведения. Коренное изменение культурной парадигмы, модификации в предмете творческой рефлексии, ломка существовавших тогда представлений о взаимодействии писателя, читателя и критика - все это приводит к появлению новых художественных явлений, отражающих противоречия литературного процесса этого периода. Подобные метаморфозы, представляющие собой «поле пересечения очень разных векторов, незастывшее, еще движущееся вещество, некую плазму, доступную наблюдению»1, ярко проявились в творчестве писателей, публиковавших свои художественные произведения на страницах журнала «Молодая гвардия» в 1920-е годы. Общепризнанным в сегодняшней науке о литературе является тот факт, что «литературная критика 1920-х годов оказывалась главным двигателем литературного процесса и одновременно -выразителем интересов власти»2, именно под воздействием литературной критики советские писатели разрабатывали или замалчивали определенные темы и идеи, создавали новых литературных героев, появлялись принципиально отличные от прежних художественные образы. Одними из главных требований к литературе в этот период становятся злободневность описаний, назидательность тона и идеологизация всех составляющих художественного произведения (сюжета, мотивов, обрисовки характеров, постановки проблем и т.д.). Эти запросы массовой критики ярко выразились в творческой демонстрации самых злободневных проблем современности 1920-х годов, одной из которых стало освещение взаимоотношений между мужчиной и женщиной в новом советском государстве.

Этот вопрос, актуальный, прежде всего, для молодого поколения, активно разрабатывался в советской публицистике 1920-х годов, особенно в

1 Чудакова M.O. Опыт историко-социологического анализа художественных текстов: На материале литературной позиции писателей-прозаиков первых пореволюционных лет // Чудакова M.O. Избранные работы: В 2 т. М.: Языки русской культуры, 2001. Т. 1. Литература советского прошлого. С. 293.

2 Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. С. 4. главном печатном органе пролетарской молодежи - журнале «Молодая гвардия». Проблемы любви, семьи и строительства нового быта стали одними из самых животрепещущих благодаря публицистическим усилиям A.M. Коллонтай, разработавшей особую теорию межличностных отношений в пореволюционный период. С ее точки зрения, все душевные и физические силы человека должны тратиться на создание социалистического будущего, любовь же, как чувство не только индивидуалистическое, но и отвлекающее от процесса социального строительства, должна быть на время вычеркнута из жизни граждан Советской России. Эти идеи были подхвачены советскими публицистами, беллетристами и большей частью молодежи. Скрытые ранее этическими нормами проблемы взаимоотношений полов выходят на центральный план. Особенно бурные дискуссии развиваются на страницах «Молодой гвардии».

Однако, если A.M. Коллонтай, размышляя о роли женщины в советском государстве, оставляет за ней право испытывать личные эмоции, оговаривая их вторичный характер по отношению к общественнозначимым чувствам, то пролетарские теоретики, сводя понимание любви к половому влечению, культивируют выхолощенный взгляд на взаимоотношения мужчины и женщины. Противоречия в точках зрения А. Коллонтай и молодогвардейских публицистов приводят к тому, что к середине 1920-х годов имя создателя «прогрессивной» теории оказывается прочно забытым, а «проработка» молодого пролетарского читателя ведется в ключе полной идеологизации его сознания.

Внедрение в читательские умы идеи о создании новой, более свободной формы семейных отношений ведется и в «массовой» журнальной прозе этого периода. С самого момента возникновения «Молодой гвардии» в издании публикуется большое количество молодежных произведений, в которых тема свободной любви становится узловой, на ее основе строится фабула рассказов и повестей, разрабатываются новые типы персонажей, в первую очередь женские характеры. Потребность молодогвардейских авторов, чье творческое дарование не всегда достигало высокого уровня, изобразить новыми художественными средствами актуальную для 1920-х годов проблему и в то же время соответствовать критериям писательского мастерства, определенным рапповской и напостовской критикой, спровоцировала появление особого феномена молодежной прозы, имеющего отчетливый эклектический характер. В нем соединились два противоположных друг другу художественных метода. С одной стороны, все исследованные нами прозаические произведения имеют явственно выраженный идейный стержень, в роли которого выступает социалистическая доктрина. Поэтому их качественными характеристиками становятся морализаторство, назидательность и идеологизированность. По замыслу авторов-молодогвардейцев, их произведения должны оказывать прямое воздействие на предполагаемого читателя, диктовать поведение и жизненные установки. Интимная сторона жизни советских граждан освещалась в соответствии с этой концепцией как ненужный и неважный элемент жизни общественной. Духовная и этическая составляющие такого сложного понятия, как любовь, по сути, вычеркивались и нивелировались.

С другой стороны, освещение нового материала предполагало разработку особых художественных и стилистических принципов, что не могли не осознавать сами писатели. Однако невысокий уровень творческого дарования прозаиков «Молодой гвардии» ограничивал их созидательные способности. Поэтому в их произведениях часты заимствования из различных литературных течений. Рассказы и повести таких писателей, как К. Шильдкрет, П. Низовой, В. Герасимова, С. Малашкин, подверглись очевидному влиянию модернистской прозы первого послереволюционного десятилетия. Особенно отчетливы в этих произведениях творческие переклички и прямые заимствования из художественного мира Б. Пильняка, основными чертами которого были орнаментальность и соборность. Творчество Пильняка привлекало авторов массовой прозы по многим причинам. В их числе и новаторский стиль письма, и интерес к инстинктивному началу в человеке, и создание лейтмотивного образа «метельности» революции.

Интерес к проблеме противоречий в отношениях мужчины и женщины в советском государстве проявляли не только молодогвардейские писатели. Эта проблема волновала и истинных художников слова, не причисляющих себя к определенным литературным партиям. В исследованных нами произведениях Б. Пильняка, П. Романова, А. Платонова звучит воплощенная в различных художественных формах мысль о созидательном начале любовного чувства, являющегося одной из доминантных нравственных категорий, имеющего духовный стержень в любые времена, в том числе и в молодой советской стране. Писатели размышляют о том, что, вне зависимости от определенной политической или идеологической системы, внутреннее содержание межличностных отношений не должно меняться и тем более навязываться самим режимом. Их ужасает не только запрет на проявление определенных сторон социальных связей, но и планомерное искоренение человеческого в человеке, попытка уничтожить индивидуальность. Тема любви для П. Романова, Б. Пильняка, А. Платонова с их сложным отношением к революции становится ключом к исследованию нравственных уродств советского быта. Любовные отношения в новом обществе отражают искаженность, гротескность самого общества. Любовь в поэтике рассказов Пильняка, Платонова гармонично соединяется и с антитоталитарным пафосом произведений, и с антропологической тематикой. Если создание рассказов А. Платонова и П. Романова было в немалой степени спровоцировано общественными дискуссиями 1920-х годов, то для Б. Пильняка вопрос о преобладании инстинктивного начала в человеке, проявленного в первую очередь сквозь призму сексуальных отношений, является одним из лейтмотивных на протяжении всего творческого пути.

Таким образом, мотив чувственной любви объединил в 1920-е годы целый ряд разнонаправленных литературных явлений. Исследование функционирования этого мотива в художественных произведениях позволило нам выявить особенности поэтики и стилистики молодежной прозы этого периода, сопоставить по многим критериям произведения первого и второго ряда, глубже изучить методики давления со стороны литературной критики на читателя и писателя.

Одним из наиболее перспективных направлений исследования нам представляется анализ бытования темы свободной любви в советском романе 1920-х годов, начало которому уже было положено в процессе работы над диссертационным сочинением. Рассмотрение таких произведений, как роман Ф. Гладкова «Цемент» и роман С. Семенова «Наталья Тарпова», интересно в сопоставлении с малыми формами молодогвардейской прозы, с одной стороны, и с формирующимся каноном социалистического реализма, с другой стороны. Эпический масштаб этих произведений, иллюстрирующих «героическую битву на мирном фронте» , не уводит проблему нового типа семейных отношений на второй план. Эта тема остается одной из центральных и реализуется в создании нового женского характера, главными чертами которого становятся героизм и безапелляционность. В романах авторы используют все художественные и идеологические клише, разработанные в повестях и рассказах, созданных по заказу рапповской литературной критики. Однако ни «Цемент», ни «Наталья Тарпова» не избежали влияния орнаментальной прозы, которое выглядит инородным телом в структуре этих произведений.

Отдельного внимания достойно сопоставление молодогвардейской прозы с другими литературными течениями 1920-х годов. Несомненно, в изучаемых нами произведениях можно увидеть идейную и стилистическую связь с таким направлением этого периода, как футуризм.

Кроме того, представляется важным выявить, каким образом «массовая» литературная продукция 1920-х годов трансформировалась в творческую систему социалистического реализма. Очевидно, что изменения шли в сторону дальнейшей идеологизации художественного образа, но

3 Гладков Ф. В. Цемент. М.: Худож. лит., 1978. С.З. неясными остаются причины стилистических мутаций, изменения в соотношении роли автора и героя, автора и литературного критика.

Возможно, будет выявлено «обратное» влияние тем, разрабатываемых в молодогвардейской прозе, на вершинные произведения художественного процесса 1920-х годов.

Дальнейшие исследования, посвященные литературной ситуации 1920-х годов, позволят глубже изучить такие теоретические аспекты современной науки о литературе, как воздействие художественных сочинений второго ряда на читательское сознание, проблема соответствия произведения массовой литературы читательским ожиданиям.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Похазникова, Ирина Сергеевна, 2007 год

1. Красная новь: Журнал художественной литературы, критики и публицистики. Орган Союза советских нисателей СССР. 1921-1

2. Звезда: Ежемесячный литературно-художественный и гвардия: Литературно-художественный, журнал, орган ЦК и научно-нопулярный общественно-нолитический журнал. 1924- 1

3. Платонов А.П. Антисексус. М.: Агентство печати им. Сабашниковых, 1991.32с. Романов П.С. Без черемухи: Повести и рассказы. М.: Правда, 1990. 464с. 163

4. Бахтин М.М. Волошинов В.Н. Фрейдизм: Критический очерк Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка: Статьи. М.: Изд-во «Лабиринт», 2000. 95

5. Воронский А.К. Искусство видеть мир: Портреты и статьи. М.: Советский писатель, 1987. 704 с. Ганичев В. Из истории нашего журнала (Молодая гвардия 1922 1925 годы) Молодая гвардия. 1972. 2. 237-

6. Голубков М.М. Проблемы неклассической прозы. М.: Теис, 2003. 386 с. Голубков М.М. Русская литература XX века: После раскола: Уч. пособие для вузов. М.: АспектПресс, 2001. 267 с. Голубков М.М. Утраченные альтернативы. Формирование монистической советской литературы. М.: Наследие, 1992. 202 с. 164

8. Елина Е.Г. О соотношении понятий «литературный процесс» и «литературная жизнь» Вопросы литературы. 1998. май-июнь (№3). 3

9. Елина Е., Смирнова И. Коллонтай и молодежная проза 1920-х годов Александра Коллонтай: Теория женской эмансипации в контексте российской гендерной политики. Тверь: Золотая буква, 2003. 146

10. Есаулов И. Тоталитарность и соборность: два лика русской культуры// Вопросы литературы. 1992. 1. 148-

11. История русской литературной критики: Учеб. для вузов Под ред. В.В. Прозорова. М.: Высш. шк., 2002. 463 с. Кацис Л. Эротика 1910-х и эсхатология Обэриутов литературе Литературное обозрение. 1994. №9-10. 57-63. 165

12. Лахузен положительный Томас. или Новый к человек, новая пола в женщина и герой, семиотике литературе социалистического реализма//Вопросы литературы. 1992. 1.С. 184-

13. Луначарский А.В. Очерк литературы революционного времени. М.: Литнаследство, 1

14. Максимов А.А. Советская журналистика 20-х годов. Краткий очерк журнальной периодики. Л.: Изд-во Лен. ун-та, 1964. 152 с. Марков А. Был ли секс при советской власти? Родина. 1995. №9. 51-

15. Миловидов в.А. Текст, контекст, интертекст: Введение

16. Полонский В.П. О литературе. М.: Советский писатель, 1

17. Нолонский Вяч. О литературе: Советский писатель, 1

18. Нрозоров В.В. Власть и свобода в журналистике. М.: Флинта; Наука, 2005. 272 с. Прозоров В.В. Читатель и литературный процесс. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1980. 211с. Русский Эрос, или Философия любви в России. М.: Прогресс, 1991.448с. Семенова Г. Русская поэзия и проза 1920-х 1930-х годов: Поэтика Видение мира Философия. М.: Наследие, 2001. 588 с. Избранные работы. М.: 166

19. Скобелев В.П. Поэтика русского романа 1920-х 1930-х годов: Очерки истории и теории жанра. Самара: Изд-во Самарского ун-та, 2

20. Скороспелова Е.Б. Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х годов. М.: Изд-во МГУ, 1979. 160 с. Скороспелова Е.Б. Русская советская проза 20-х 30-х годов: Судьбы романа. М.: Изд-во МГУ, 1985. 263 с. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М,: Политиздат, 1991. 400 с. Тынянов Ю. Поэтика, история, литература, кино. М.: Наука, 1

21. Фатеева Н.А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе Известия РАН. Сер. лит. и яз., 1997, Ш 5. 12-

22. Фатеева Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи Известия РАН. Сер. лит. и яз., 1998, N9. 5. 25-

23. Чудакова М.О. Без гнева и пристрастия. Формы и деформации в литературе 20-х, 30-х гг. Новый мир. 1988. №

24. Чудакова М.О. Избранные работы, т.

25. Литература советского прошлого. М.: Языки русской культуры, 2001. 472 с. Шаадат Ш. Новые публикации по интертекстуальности Новое литературное обозрение. 1995. 12. 337-344. 167

26. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин Знамя. 1994. 9. 123-

27. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Метеор? Прометей?: К. Чуковский и Б. Пильняк Литературное обозрение. 1999. 3. 66-

28. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Пильняк Борис Андреевич Русские писатели XX века: Биографический словарь Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. М.: Большая российская энциклопедия; Рандеву A.M., 2000. 553-

29. Анищенко Г. Деревянный Христос и эпоха голых годов Новый мир. 1990. 8. 243-

30. Ауэр А.П. Сатирические традиции Салтыкова-Щедрина в прозе Бориса Пильняка//Филологические науки. 1990. М 2. 13-19. 168

31. Борис материалам Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения. 100-летию (По научной конференции, посвященной со дня рождения писателя). ИМЛИ им. М. Горького. М.: Паследие, 1995. 208 с. Боровиков октября.

32. Брайнина Б. «Философия» Б. Пильняка Художественная литература. 1933. 6. 16-

33. Брайнина Б.Я. Куда «впадает» творчество Б. Пильняка? Пролетарская литература. 1931. J T 5/6. 19-23. N" Ванюков А.И. «Голый год» Бориса Пильняка в критике 20-х годов Актуальные проблемы филологии и ее преподавания. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1996. 32-

34. Пеопознанный Пильняк Саратов. 1994. 12 169

35. Герзон Торжество инстинктов: Б. Пильняк «Рождение человека» Комсомольская нравда. 1935. 28 февраля.

36. Горинова СЮ. О смысловой доминанте в рассказе Б. Пильняка «Метель» Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1994. Вып. 3. 16). 94-

37. Грякалова Н.Ю. Бессюжетная проза Б. Пильняка 1910-х начала 1920-х годов (генезис и повествовательные особенности) Русская литература. 1998. 4. 14-

38. Грякалова П.Ю. Борис Пильняк: Антиномии мира и творчества Пути и миражи русской культуры: Сборник. СПб.: Северо-Запад, 1994. 264-

39. Грякалова П.Ю. Диалог Марии Шкапской и Бориса Пильняка начала 1920-х годов Русская литература. 2004. Ш 4. 40-

40. Грякалова П.Ю. Историческая реальность и пространство текста: (Историософская концепция Бориса Пильняка начала 1920-х годов) Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII-XX века). СПб., 2001. Вып. 3. 414-

41. Грякалова П.Ю. Темы-символы в творчестве Бориса Пильняка (Опыт восходящего чтения) Символы в культуре, СПб.: Изд-во СПб. унта, 1992. 43-

42. Гусев И. Пределы критики Известия. 1927. 5 мая.

43. Гусева 3. Две формы семьи, два понимания нравственности Октябрь. 1949. №7. 158-

44. Егорова О. Цикл как жанровое явление в прозе орнаменталистов//Вопросы литературы. 2004. 3. 113-130. 170

45. Карпенко И.Е. Кичевые рассказчики и кичевые персонажи: Борис Пильняк и другие Вопросы филологии. 2001. JV» 1. 66-

46. Клещикова В.П. Березовая горечь штосса Русская речь. 1994. I e 7-

47. Коган П.С. Борис Пильняк Повый мир. 1925. 11. 108

48. Крючков В.П. «Еретики» в литературе: Л. Андреев, Е. Замятин, Б. Пильняк, М. Булгаков. Саратов: Лицей, 2003. 288с. Крючков В.П. О мотиве бессознательного в прозе Б.А. Пильняка Язык: теория и практика преподавания. Саратов: Изд-во «Паучная книга», 2004. 11-

49. Крючков В.П. Проза Б.А. Пильняка 1920-х годов (мотивы в функциональном и интертекстуальном аснектах). Саратов: «Паучная книга», 2005. 353 с. Лерс Я. Творчество Бориса Пильняка как зарождение художественной идеологии новой буржуазии Па литературном посту. 1926. №7-8. 21-

50. Письма Б. Пильняка B.C. Миролюбову и Д.А. Лутохину (1915 1927) Публ. Н.Ю. Грякаловой Русская литература. 1989. 2. 213

51. Профатило И. Мифопоэтика сада в романе Б.А. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море» Вопросы филологических наук. 2ОО5.№6. 16-

52. Раскольников Ф. Идея «скрещения» в романе Пильняка «Голый год» Русская литература. 1997. 3. 169-175. 171

53. Трубина Л. «Главная 54. Шайтанов И. Когда ломается течение: Исторические метафоры Б. Пильняка Вопросы литературы. 1990. J 7. 35-72. V Шайтанов И.О. О двух именах и об одном десятилетии: (Заметки о творчестве Б. Пильняка и Е. Замятина в 20-е годы) Литературное обозрение. 1991. 6. 19-25; 7. 4-

55. Шкловский Е. Два еретика: Евгений Замятин и Борис Пильняк Литература: прил. к газ. «Первое сентября». 2001. J f 35. 2-3. o Яблоков Е.А. Железо, стынущее в жилах: Проблемы и герои «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка Литературное обозрение. 1992.№ 11/12. 58-

56. Злобина М. Ключи П. Романова Новый мир. 1989. J 9. V 253-

57. Романов П. Наука зрения (1907 1937) Литературная учеба. 1996.№ I e 89-

58. Солдатов В.Е. Социальная сатира Пантелеймона Романова Социологические исследования. 1999. «3. 137- 59. Солженицын А.И. П. Романов Рассказы советских лет. Из «Литературной коллекции» //Новый мир. 1999. JVo7. 197-205. 172

60. Фолимонов С. Человек в художественном мире Пантелеймона Романова Литература в школе. 2005. №6. 18-21. Ф V Баршт К. Мотив телесности в прозе А. Платонова Русская литература. 2001. 53-

61. Буйлов В. Андрей Платонов и язык его эпохи Русская словесность. 1997. 3. 30-

62. Васильев В.В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. М.: Современник, 1990. 285 с. Вьюгин В.Ю. Между двух молчаний: об иносказании Платонова Русская литература. 2004. 54-

63. Дмитровская М.А. Категория пространства у А. Платонова в лингвистическом и культурологическом освещении: Учеб. пособ. Калининград: Изд-во Калининградского университета, 2002. 103 с. Дмитровская М.А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова: Учеб. пособ. Калининград: Изд-во Калининградского университета, 1998. 61 с. Дружина П.И. Андрей Платонов: поход на тайны Литературное обозрение. 1998. 2. 47-

64. Дырдин А. Потаенный мыслитель. Творческое сознание Андрея Платонова в свете русской духовности и культуры. Ульяновск: УлГТУ, 2000. 172 с. Карасев Л. Знаки покинутого детства («постоянное» у А. Платонова) Вопросы философии. 1990. JV». 2. 26-43. 173

65. Малыгина П.М. Художественный мир Андрея Платонова. М.: МГПУ, 1995.240 с. Малыгина Н.М. Эстетика А. Платонова. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1985. 143 с. Матвеева И.И. Комизм языка нерсонажей А. Платонова Русская речь. 2001. 4. 12-

66. Меньшикова Е. Трагический парадокс юродства или Карнавальный гротеск Андрея Платонова Вопросы философии. 2004. N» З.С. 111-

67. Михеев М. Нормативное и насильственное использование словосочетаний в поэтическом языке А. Платонова Русистика сегодня. 1998. М 1/2. 13-

68. Михеев М. Чувство ума и мыслимость чувства у Платонова Вопросы философии. 2001. 7. 59-

69. Наврилова Е.П. Андрей Платонов и Павел Филонов. О поэтике повести «Котлован»//Литературная учеба. 1990. J 1. 164-173. V Перхин В.В. Литературная критика Андрея Платонова. СПб.: СПб. ун-т, 1994.55 с. Полтавцева П.Г. Философская проза А. Платонова. Ростов н/Д.: Изд-во Рост, ун-та, 1981. 141 с. Проскурина Е.П. Проблема пространства в повести А. Платонова «Котлован» Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Филология. 1996. 4 32-36. 174

70. Шифрин Г. «Изо всех людей я каждого знаю»: (о творчестве А. Платонова) Гудок. 1989. 7 февр.

71. Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об Андрее Платонове. Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1

72. Шубин М. Градовская школа философии (О сатире А.П. Платонова) Литературное обозрение. 1989. JV29. 21-

73. Эпштейн М. Язык бытия у Андрея Платонова Вопросы литературы. 2006. N2 2. 146-164. IV. 175

74. Даль В. Толковый словарь живого BejmKopyccKoro языка. В 4 т. М.: Терра, 1

75. Краткая литературная энциклопедия. В 9 т. М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1962-1

76. Литературная энциклопедия терминов и понятий Под ред. А.Н. Николюкина. ИНИОН РАН, М.:НГЖ «Интелвак», 2003. 1600 стб. Литературная 1929-1939. Т. 1-

77. Малая энциклопедия». Руднев В. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997. 384 с. Русские писатели XX века: Биографический словарь Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. М.: Большая российская энциклопедия; Рандеву A.M., 2

78. Словарь современного русского литературного языка. В 17 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1

79. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы: Экспериментальное издание. Вып.

80. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. 243 с. Социологическая энциклопедия: В 2 т. М.: Мысль, 2

81. Энциклопедический словарь русского библиографического инта Бр. А. и И. Гранат и К. Изд. 7-е, соверш. перераб.: В 58 т. М., 1910 1948. советская энциклопедия. М.: АО «Советская энциючопедия. М.: Изд-во Коммунакадемии, 176