Традиционные игры бурят в конце XIX - начале XX вв. и опыт их трансформации в национальной хореографии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Буксикова, Ольга Борисовна

• Буксикова, Ольга Борисовна
• кандидат исторических наук
• 2000

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Буксикова, Ольга Борисовна

Введение.

Глава 1. Классификация и описание традиционных игр бурят конца XIX- нач. XX в.

§ 1. Обрядовые игры.

§ 2. Игры, сохранающие связь с обрядностью.

§ 3. Бытовые игры.

§ 4. Игры в бабки.

Глава 2. Историко-генетические и культурно семантические аспекты традиционных игр бурят.

Глава 3. Трансформация традиционных игр бурят в современном хореграфическом искусстве.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Традиционные игры бурят в конце XIX - начале XX вв. и опыт их трансформации в национальной хореографии»

В наиболее общем плане термин «игра» обозначает широкий круг деятельности человека, противопоставляемый обычно утилитарно-практической целесообразности и характеризующийся переживанием удовольствия от самой деятельности [ФЭС, 1983, с.195]. В последнее время интерес к игре связан с открытием в этом феномене ряда функций, весьма важных для всего строя культурной деятельности и практической ориентации человека в мире. И все же, несмотря на свою очевидность, игра пока не поддается достаточно строгому определению из-за сложности ее внутренней смысловой структуры как категории культуры. Как считают теоретики культуры, «мы лишь приближаемся к этой сложности, встречая данное понятие в окружении категорий этики, истории, психологии, эстетики и т.д. Чаще поэтому приходится довольствоваться интуитивным ее постижением» [Исупов, 1977, с. 158].

Несмотря на сложность понятия «игра» как категории духовной культуры, этнографы оперируют рядом признаков игры как бытового явления и предмета этнографического исследования, позволяющим дифференцировать ее от других форм деятельности человека.

Игра, как одна из форм духовной культуры и как конкретно-историческое явление, обусловленное этно-культурными и общественно-экономическими факторами, имеет свои особенности у каждого народа. Своеобразие игровой культуры бурят объясняется сложностью его этногенеза и этнической культуры, являющихся результатом развития и объединения прежде всего монгольских, а также тюркских, тунгусских, самодийских и кетских этнических компонентов, что уже предполагает генетическую неоднородность элементов игровой культуры у разных локальных групп бурятского этноса.

Кроме того, во второй половине XIX в., ко времени первых этнографических записей традиционных игр у бурят, у большей части западных1 бурят складывалось скотоводческо-земледельческое и земледельчески-скотоводческое направление хозяйства, шел интенсивный процесс оседания. У восточных бурят основным направлением хозяйства было скотоводческо-земледельческое с сохранением традиционного кочевого уклада жизни [Асалханов, 1963]. Охота как тип хозяйствования повсеместно уже не имела своего былого значения.

Не было единым и вероисповедание у разных групп бурят. Западные буряты, наряду с христианством, сохраняли традиционные формы религиозного верования - шаманизм, восточные буряты исповедовали буддизм. Изменения хозяйственного уклада, уровня экономического и общественного развития, религиозного мировоззрения находили свое отражение и в играх бурят.

Для работы с бурятским материалом особенно необходим надежный понятийный инструментарий, поскольку в бурятском языке понятие «игра» передается полисемантичным словом наадан. Значения этого термина Д.С. Дугаров определяет как: 1) игра, забава, развлечение; 2) вечер, вечеринка, танец (хороводный); 3) постановка, спектакль, концерт; 4) шутка, насмешка, потеха; 5) ток (о птицах) (Дугаров, 1991, с. 85). К этому списку можно добавить еще одно значение слова наадан, а именно, - традиционные спортивные игры (стрельба из лука, борьба и конские скачки), которые в стилистически приподнятой речи называются не иначе как эрын гурбан наадан («три игры мужей»). Бурятский язык, как мы видим, не дифференцирует различные формы и виды развлечений. Это положение приводит к тому, что в труды,

1 В исторической и этнографической литературе бурят, проживающих западнее озера Байкал, принято называть западными, или прибайкальскими, а живущих восточнее Байкала -восточными или забайкальскими. посвященные играм бурят, иногда включается все, что называется словом наадая - народные гуляния, игры, танцы, хороводы, спортивные состязания и т. д., и это явление характерно для авторов-носителей родного языка и традиционной культуры [см. Шагдарон, Очиров, 1909; Линховоин, 1972; Тугутов, 1989, 1994]. Авторы, которые подходят к описанию бурятских игр на лексической базе русского языка, подобных затруднений не имеют, так как язык располагает достаточным набором классифицирующих терминов [см. Логиновский, 1987].

Для нашего исследования актуальны следующие значения слова наадан, которые мы устанавливаем, исходя из материалов своих источников и которым, по возможности, должны подобрать терминологические эквиваленты.

Так, в организационном плане, наадан - это форма совместных увеселений и проведения досуга, в программу которого могут входить все вышеназванные виды развлечений. Именно это значение понятия наадан некоторые авторы пытались передать заимствованными из русского языка словами «вечеринка», «вечерка», «гуляние» [Шагдарон, Очиров, 1909, с. 467; Хангалов, 1958, с.476]. Даже в современной этнографической литературе по калмыкам слово наадн можно встретить как "молодежные игры" с песенно-танцевальным репертуаром на открытом воздухе [Бадмаева, 1982, с.7]. Здесь мы видим попытку однозначной идентификации средствами русского языка феномена иной культуры, что как известно, чревато большими издержками для содержания понятия.

Мы предполагаем, что слово наадан некогда обозначало развлекательную часть шаманского обрядового действа общественного значения, состоявшего из собственно обряда (хэрэг, тайлган, т.п.), совместной трапезы (найр) и увеселения (наадан). О связи нааданов с шаманской обрядностью свидетельствует то, что в монгольском языке из двух синонимичных слов наадам и тоглоом в значении "игра" первое закрепилось как название древнего летнего календарного праздника, которое в наши дни приурочено к годовщине монгольской революции и отмечается как общенациональное торжество, в то время как слово тоглоом в современном монгольском языке передает понятие "игра " как бытовое явление, например: детские игры, игры на свежем воздухе, игры с предметами и т.д.

У восточных бурят, в данном случае агинских, наадан традиционно понимался как вечеринка, которая созывалась родителями девушки, выходящей замуж, басаганай надан («девичьи игры») и, соответственно, имел обрядовый подтекст. Однако, наадан мог быть организован новобрачными или же просто молодым человеком по его собственному желанию или по просьбе молодежи (Шагдарон, Очиров, 1909, с.467). Таким образом, наадан у агинских бурят в конце XIX - начале XX вв. приобрел форму молодежного внеобрядового увеселения. В теплое время года оно проводилось во дворе и включало два вида хорового антифонного пения: круговое пение2 и песни из цикла хори-бурятского обрядового хоровода «нэрьелгэ» V Зимой же наадан проводился в юрте и состоял из игры «прятание колечка» и игры в бабки [Линховоин, 1972, с. 92-94].

2 Летом на чистое место выкатывали пустую телегу, а зимой, если погода позволяла, разжигали костер. Вокруг обозначенного таким образом центра, становились несколько групп молодежи, разбитых по полу и возрасту. Группы двигались по часовой стрелке и каждая группа по очереди пела свою песню. Круг не был закрытым, так как члены каждой группы держались отдельно. Иногда пение сопровождалось незамысловатой пляской «ээрэмшэлгэ»: подняв одну ногу, делают небольшой прыжок вперед, затем это же движение повторяется второй ногой. [Линховоин, 1972, с. 92-94] О наличии специального репертуара песен для этого случая нам неизвестно. Скорее всего это были песни из цикла бэИэлигэй дуун. Специального бурятского названия для этого развлечения, видимо, не было. Слово «ээрэмшээлгэ» (букв, «в припрыжку») относится только к плясовому сопровождению.

Нэрьелгэ - слово, производное от «нэрьехэ» - греметь. У агинских бурят игра нэрьелгэ бытовала в двух вариантах. В обоих случаях участники разбиваются на две партии и выстраиваются в две шеренги друг против друга. В первом варианте одна сторона, покачиваясь в такт, запевает свою песню. Ей отвечает другой песней противоположная сторона (Шагдарон, Очиров, 1909. с. 468). Во втором варианте, одна из шеренг начинает песню и поет только первую часть куплета, а вторую часть заканчивает другая шеренга. У нэрьелгэ был свой определенный цикл песен, исполнение которых не могло заполнить весь вечер (Линховоин, 1972, с. 94). Цикл песен нэрьелгэ восстановлен и научно прокомментирован ДС.Дугаровым в связи с культом неба и громовника в контексте свадебной обрядности бурят [Дугаров, 1985, с. 183-213]

В летних праздниках обоо тахилга, посвященных поклонению духам-хозяевам местности, программа наадана, также как и наадома у халхасцев, включала стрельбу из лука, борьбу, конские бега. Эти виды состязаний в начале века уже утрачивали обрядовый характер, они могли устраиваться по разным поводам, на них заключались большие пари, что вызывало резкую критику со стороны духовенства и властей.

У западных бурят в исследуемый период позиции шаманизма были достаточно сильны. Нааданы в народной памяти еще сохраняли свою связь с традиционной обрядностью, что нашло отражение в их названиях, например: зэмИэн4, тухэроон5 или зоохэйн наадан6, нэрьеэрэй хуурай7, хикиин хуурай8, басаганай наадан, онгони наадан, ягшаа наадан. Слово «наадан» здесь применяется с видовыми определителями, указывающими на типологию ритуала, который некогда диктовал репертуар и специфику увеселений. А в быту программы нааданов становились более свободными, их обязательными компонентами стали хороводные танцы ёохор, гуугэл, дэрбээшэн, разнообразные игры [Тугутов, 1989, с. 19]. С потерей нааданами формы обрядового увеселения их репертуар подчиняется молодежной моде своего

4 ЗэмИзн - гостинец для родственников в виде свежего мяса. Наадан под этим названием некогда входил в цикл брачной обрядности. Молодежь приглашала своих сверстников из другого рода с целью знакомства. Гостей угощали мясом весеннего забоя, молочными продуктами. В репертуар развлечений входили игры Ьоошэлгэ, хороводы гуугэл, ёохор. [Тугутов, 1989, с. 6].

5 Т?хэроон - букв.: круг. Первоначально это был пшилган, который устраивался женщинами после отъезда мужчин на сезонную охоту [Хангалов, 1958, т.1, с. 96-100]. С потерей охоты своего значения смысл обряда был забыт. Название обряда, которое указывает, что жертвоприношение делалось всем миром было перенесено на другие формы совместного увеселения - нааданы, устраиваемые вскладчину, в т.ч. на зоохэй наадан.

6 Букв.: сметанный наадан. Этот наадан устраивался по случаю приезда молодого гостя или гостьи. Но чаще всего это было формой совместного развлечения молодежи. Для этого заранее собирали сметану, варили из нее кашу саламат. Гостям вместо вина подавали топленое масло, которое получалось при варении саламата. Репертуар развлечений не специфичен [Тугутов, 1989, с. 20].

7 Обрядовая часть заключалась в том, что после грозы девять всадников скакали по улусу, стреляя вверх в небо, изображая таким образом гром и молнию. Собственно наадан сводился к хороводному танцу ёохор [Тугутов, 1989, с. 19].

8 Описание обряда под этим названием нами не обнаружено. Обряд описанный Г.Д.Санжеевым называется «тайлган бурятских кузнецов», он проводился у балаганских бурят и содержал игровые моменты [Санжеев, 1980, с. 100-120] времени, приобретает светское содержание, начинает включать развлечения, заимствованные из русского быта.

Итак, наадан мы склонны понимать как историческую форму массовых развлечений бурят, восходящую к традиционной обрядности. В структуру нааданов могли входить собственно игры, как бытовые развлечения, а также песни, танцы, пантомимы, спортивные соревнования и т.д. В этом значении слово наадан в нашей работе мы оставляем без перевода.

Другое значение слова наадан, которое мы переводим как «игра», в современном бурятском языке семантически близко русскому термину, означающему игру как бытовое развлечение.

Этнографический материал, собранный у разных локальных групп бурят, представляет игру в разных стадиях ее эволюции, начиная от отдельных игровых элементов, включенных в состав синкретического обрядового действия наряду с песней, танцами, элементами драмы и кончая играми в современном понимании со своими названиями и правилами. Для выделения игровых элементов и отдельных игр из других форм условного поведения и развлечения мы в своей работе пользуемся широкой сеткой классификационных признаков, которая включает формальные признаки игры, ее функции и мотивации.

Наиболее полный, с нашей точки зрения, набор формальных признаков игры содержится у нидерландского историка культуры Й.Хейзинги. Согласно автору - игра - это прежде всего свободная деятельность, деятельность «понарошку», условность которой осознается и принимается играющими, игра лежит вне повседневной жизни, вне рамок удовлетворения нужд и страстей, она не преследует никакого прямого материального интереса или пользы, она может целиком овладеть играющим и сопровождается эмоциональным и физическим напряжением, игра совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядоченно по определенным правилам, обязательным для всех играющих, игра организует общественные группировки (ассоциации, клубы, команды, партии). В архаических культурах (фратрии, возрастные группировки), игра дает возможность реализации потребности инобытия и тайны (маскировка, переодевание, подчеркивающие отличие играющих от прочего мира) [Хейзинга, 1992, с. 17^24].

Определения понятия "игра" у других авторов, исследующих игру как бытовое этнографическое явление [Симаков, 1984; Лазарев, 1995] не противоречат этому списку формальных признаков игры, но и не вносят в него существенных дополнений кроме замечания, что игра является формой непринужденного и легкого заполнения досуга с выраженной установкой на развлекательность9.

Характерной чертой, выделяющей игру из других форм человеческой активности, является совокупность ее функций. К важнейшим из них относятся: а) функция игры как средства обучения и воспитания подрастающего поколения, закрепления в легкой, игровой форме жизненно важных трудовых навыков и норм социального поведения, характерных для данной этнической общности; б) функция игры как генетической основы искусства, так как именно в процессе игр люди овладевают формами условности и перевоплощения. Из других, более частных функций, мы можем назвать военную, спортивную, зрелищно-эстетическую, коммуникативную, ритуальную, социальную функции и т.д.

Следующий признак игры - это ее мотивация. Й.Хейзинга, рассуждая о функции игры, выводил их из двух ее существенных аспектов, которые формулировал следующим образом: "Игра есть борьба за что-нибудь или же

9 Например: «Игра есть такая форма проведения человеком свободного времени, которая, как правило, не направлена на достижение какого-либо практического результата, представляет собой индивидуальное или коллективное развлечение, регламентируется правилами, опирается на народные или групповые традиции, благодаря которым и реализуется любой личностью легко и с удовольствием [Лазарев, 1955. с. 11) представление чего-нибудь" [Хейзинга, 1995, с. 24]. Мы полагаем, что в данном случае автор под словом "аспекты" имел в виду побудительные мотивы, которые вовлекают человека в игровое действие и доставляют ему удовольствие. О состязании и подражании как о самых сильных побудительных мотивах к игре пишет и А.И.Лазарев. Следующими по степени убывания мотивами к игре являются, по мнению этого автора, пожелание, воспомоществование, самоутверждение, иногда испытание судьбы, азарт [Лазарев, 1995, с. 12].

Таким образом, используя характеристики формальных признаков игры, ее фунций и мотиваций, мы получаем достаточно надежный понятийный инструментарий для выделения игр и игровых элементов, которые входят в состав обрядов и традиционных форм совместных увеселений и развлечений бурят, а также инструментарий для их классификации.

Многие традиционные бурятские игры и развлечения, особенно те, что входят в циклы свадебной обрядности или же в цикл шаманских обрядовых действ "онгони наадан" (онгон - дух-гений (Черемисов, 1951, с. 369), требуют проведения четких дефиниций между понятиями "игра" и "ритуал".

Связь игры с обрядом у разных авторов видится двояко: ряд авторов возникновение игр видят в обрядах, которые с течением времени утратили свой смысл и значение. И действительно, многие обряды на стадии своего исчезновения, как правило, вызванного упадком соответствующих им форм осмысления мира, становятся похожими на игру. "Грань между ними очень тонка и переход почти незаметен. Впрочем, даже обряды, живущие полнокровной жизнью и воспринимающиеся окружающими очень серьезно, часто включают в себя массу игровых элементов, розыгрышей, шуток, комических сценок и ситуаций. Отбросить эти элементы при описании народных игр - значит обеднить и даже исказить предысторию и содержание народной игровой культуры, оставить вне внимания читателя подводную часть гигантского айсберга, на вершине которого находятся народные игры в общепринятом, привычном смысле слова", - к такому мнению приходят исследователи игр и развлечений удмуртов [Долганова, Морозов, Миносенко, 1995, с. 17]. К аналогичному выводу приходит и Г.Н.Симаков на материалах свадебной обрядности у современных киргизов. Процесс перерождения обрядов в развлечения он представляет в виде следующего схематического ряда: обряд —> обряд-развлечение развлечение-обряд —» развлечение, содержащее в себе пережитки обрядности —» собственно развлечение. "При этом, как пишет исследователь, подавляющее большинство составляли "собственно развлечения", остальные типы - типы развлечений, в той или иной мере мере связанных с обрядовой сферой, в целом носили пережиточный характер и являлись скорее исключением, чем правилом [Симаков, 1984, с. 212-213]. Аргументом в пользу ритуального происхождения игры А.К.Байбурин считает то обстоятельство, что "игра может быть с успехом использована в качестве материала для реконструкции архаического ритуала" [Байбурин, 1993, с. 21]. Однако он тут же выдвигает альтернативный тезиб, уравнивающий игру и ритуал как две основные разновидности условного поведения. Более того, он приходит к выводу, что в диахроническом плане игра предшествует ритуалу "как имитация событий, которые затем могут приобрести сакральный смысл" [Байбурин, 1993, с. 22].

Здесь мы руководствуемся формулировками А.К.Байбурина: "Ритуал исполнялся и полностью реализовал свое назначение лишь в экстремальных ситуациях. Репертуар ритуалов был строго ограничен и соотносился с кризисными моментами в жизни коллектива, вызванными либо преобразованиями в социальной структуре (рождение, инициации, свадьба, смерть) либо изменениями в окружающем мире (поворотные точки календарного цикла, эпидемии, эпизоотии, стихийные бедствия). Ритуал можно определить как единственно возможный способ поведения человека и коллектива в тех ситуациях, которые расцениваются коллективом как кризисные и поэтому требующие специальных (обязательных для всех членов) программ поведения." [Байбурин, 1993, с.22].

Таким образом, игра может состояться в любое время, по согласию играющих, кроме тех случаев, когда она входит в состав ритуала. В отличие от ритуалов, список которых ограничен и закрыт, игры постоянно меняются. Эти противопоставления формальных признаков игры и ритуала можно продолжить, сопоставляя оппозиции в цитированных выше трудах И.Хейзинги и А.К.Байбурина.

Определение изначальной этнической принадлежности игр, описанных у локальных групп бурят - проблема достаточно сложная. Территория, населенная бурятами, с древних времен была зоной активных контактов и взаимодействий различных по происхождению племен. В качестве наиболее вероятных автохтонов края Д.Д.Нимаев считает тунгусо-манчжуров. По данным этого автора, ранние связи у предков бурят с тунгусскими племенами прослеживаются со времен, когда и те и другие обитали в лесной зоне и вели охотничье-рыболовческий образ жизни. Не менее тесные этнические связи у предков бурят существовали с тюркскими племенами, обитателями степных и лесостепных пространств Забайкалья и Монголии. Практически во всех крупных основных группах бурят наличествуют как тунгусские, так и тюркские этнические компоненты, причем они более выражены у западных бурят [Нимаев, 1988, с. 134-135]. Таким образом, формирование бурятской народности происходило в условиях определенной этнокультурной и этноязыковой общности, в которую входили монгольские, тунгусские, тюркские этнические компоненты. В общностях подобного рода, как известно, происходят интенсивные процессы культурного взаимообмена (фольклорных сюжетов, обрядов, поверий, обычаев, форм развлечений). Это обстоятельство приводит к тому, что одно явление существует сразу в нескольких культурах, входивших в эту общность, и на нескольких языках и может восприниматься, сохраняться и воспроизводиться как "свое" даже после распада этой общности.

В данной работе достаточным основанием для признания той или иной игры принадлежностью культурного достояния бурятского этноса мы приняли следующие критерии, которые позволяют исключить позднейшие заимствования в рамках общности российского государства: а) игра или ее элементы имеют аналоги у тюркских и тунгусо-манчжурских народов; б) текст, сопровождающий игру, в достаточной степени адаптирован к бурятскому языку и содержит специфическую для бурятской культуры игровую терминологию и символику; в) игра активно бытует в системе обрядовых и увеселительных действий у разных локальных групп бурят; г) игра отражает образ и условия традиционного быта и жизни бурят.

Таким образом, в рамках нашей проблемы самой дальней точкой обзора игровой культуры бурят во времени является эпоха формирования основных локальных групп бурятского этноса.

Объектом данного исследования являются игровые элементы, входящие в состав обрядовых действий и коллективных увеселений нааданов, а также собственно игры со своими названиями и правилами, которые были зафиксированы среди различных этнических групп бурят в конце XX - нач. XIX вв. Как предмет исследования игры нас интересуют в той части своих функций, в которой они могут выступать как основа народного искусства, конкретно искусство хореографии. Поэтому мы исключаем из поля нашего исследования игры интеллектуальные, азартные, поскольку собранный нами материал по этим играм не будет использоваться в третьей главе данной работы. В то же время мы полностью привлекаем игры в бабки, это достаточно подвижные игры, с своеобразной и выразительной пластикой рук, плеч и пояса.

Актуальность исследования игровой культуры бурят в целом заключается в том, что игра является, во-первых, своеобразным историко-этнографическим источником. Многие игры бурят сохраняют в своей форме и содержании отголоски давно забытых в своем первоначальном выражении элементы верований, следы изжитых культов. Сравнивая игры, зафиксированные в разное время, можно наблюдать, как религиозные обряды, некогда имевшие глубокий сакральный смысл, постепенно перерождаются в забаву - сначала взрослых, затем - детей. Таким образом, изучение игр в динамике позволяет увидеть за пластами поздних наслоений архаическую игровую культуру бурят, восходящую к ранним формам традиционного мировоззрения и культуры народа.

Во-вторых, сравнительное изучение традиционных игр бурят и народов сопредельных территорий проливает свет на исторические связи между ними, позволяет судить о степени их участия в этногенезе друг друга. Поэтому мы считаем, что игры сохраняют и содержат в себе значительную информацию, необходимую в разрешении проблем, связанных с этногенезом и этнической историей народа, что особенно важно для бурят с их сложным полиэтническим происхождением.

В-третьих, игры являются одним из перспективных источников по созданию ярких, самобытных, национальных и по форме и по содержанию хореографических постановок на бурятской сцене, поскольку народный танец по природе своей очень близок к игре. Актуальность прикладного аспекта изучения бурятских игр мы объясняем причинами объективного и субъективного характера, которые привели к неравномерному распространению (точнее, сохранению) традиционной танцевальной культуры в этнической

Бурятии. Приведем характерный пример: Е.Ф.Тимковский, посетивший Забайкалье в 1820 г., был удивлен тем, что у хоринских и селенгинских бурят, в отличие от западных, не было пляски [см. Тутутов, 1994, с.27]. В этом отношении он сближал восточных бурят с халхасцами, которые также не знали танца. Мы считаем, что танец ушел из быта восточных бурят под давлением ламаизма. Причиной гонения на традиционные игры и танцы являлась, видимо, их ярко выраженая связь с язычеством. Для буддийской церкви они были теми же самыми «бесовскими игрищами», что и для православия. Не особенно повезло бурятскому танцу и в советскую эпоху. Бытовавшее до недавнего времени директивное отношение к культуре как к явлению сугубо «социалистическому по содержанию» привело к утрате и нивелировке «национальной формы». В частности, в сценических хореографических постановках это выражалось в бедности национального репертуара, псевдонациональной стилизации, эмоциональной сухости, стандартности, бездумному тиражированию удачных находок. Для воссоздания национальной самобытности в сфере культуры необходимы специальные научные исследования традиционной культуры, в том числе игровой и танцевальной, во всю обозримую глубину исторической ретроспективы.

Таким образом, актуальность исследования бурятских игр в научном плане мы усматриваем в том, что игры являются до сих пор практически не востребованным источником для изучения этно- и культурогенеза бурят. Не менее важен и прикладной аспект исследования, так как в поиске способов и средств выражения национальной самобытности творческая интеллигенция все более обращается к традиционной культуре.

Источниковая база исследования.

В качестве источниковой базы данного исследования использованы главным образом материалы, опубликованные учеными, путешественниками, представителями царской администрации и русской интеллигенции, а также первыми бурятскими этнографами и просветителями второй половины XIX-нач. XX вв. Это в основном этнографические очерки быта, нравов и обычаев бурят, где в той или иной мере затрагиваются некоторые аспекты нашей проблемы: здесь встречаются краткие описания праздников, развлечений и игр.

Начиная с последней четверти XVII в. по Сибири через места расселения бурят проезжали европейские ряд путешественники с дипломатическими и научными целями: Николай Спафарий (1675), Избрант Идее (1693), Лоренц Ланге (1716), Йоган-Георг Гмелин (1735), Петр-Симон Паллас (1772), Иоган-Готлиб Георги (1772) и др., которые в своих дневниках и отчетах оставили сведения по хозяйству, быту и нравам бурят.

Большинство материалов источников носят фрагментарный характер. Так, И,-Г.Гмелин опубликовал нотную запись и текст одной бурятской песни и сделал описание тайлагана у кудинских бурят [см. Гирченко, 1939, с. 88-90]. Что касается темы данной работы, только у И.-Г. Георги можно обнаружить несколько фраз об играх и развлечениях бурят: «.поют, пляшут по песням и по двуструнной балалайке, называемой «гор», борются, бегают верхом и взапуски» [Георги, с. 35], которые почти слово в слово совпадают с описаниями игр у калмыков и тунгусов. Более информативным для проблематики данного исследования является краткое сообщение Михаила Татаринова (1765) о том, что одним из популярных развлечений западных бурят является подражание голосам разных птиц [Татаринов, 1958, с. 40].

Наиболее ценными и достоверными, а также более детализированными, являются сведения, приводимые местными дореволюционными этнографами. Хорошо зная быт и обычаи народа, они наряду с другими сведениями давали описания отдельных игр.

Первыми публикациями, посвященными традиционным играм у бурят, являются описания надани онгон, зафиксированные М.Н.Хангаловым среди западных бурят [Хангалов, 1881]. Он описывал пантомимы, представлявшие зоо- и антропоморфные персонажи шаманской мифологии. Ко времени записи М.Н.Хангаловым эти пантомимы, как и сами персонажи, были уже на грани забвения, имена некоторых онгонов и их роли никто не помнил. Тем не менее, сопоставление материала разных источников дает возможность реконструкции обрядового действия, в котором драматически проигрывается мифологический сюжет.

У восточных бурят игры были впервые описаны учителем Размахнинской школы Читинской губернии К.Д.Логвиновским. Он классифицировал игры на три группы: игры взрослых (стрельба из лука, борьба, конские бега, шахматы и другие настольные игры с использованием расчерченных досок и фишек), смешанные игры (игры в альчики: у взрослых они имели азартный характер, а для детей служили развлечением) и игры детские. К.Д. Логиновский отмечал, что детских игр у бурят очень мало. Объяснение этому он находил в условиях кочевой жизни, долгой и суровой зиме, которая загоняла детей на несколько месяцев в юрты [Логиновский, 1987]. Зимой и без того скудный игровой репертуар и у взрослых людей сводился к прятанию колечка и играм в бабки [Шагдарон, Очиров, 1909, с. 468]. Несколько игр описала А.В.Потанина [Потанина, 1912].

В данном исследовании в описании игр у восточных (хоринских) бурят за основу взята статья С.-Д. Шагдарона и Б.-Д. Очирова, опубликованная в сборнике в честь семидесятилетия выдающегося путешественника и исследователя Центральной Азии Г.Н.Потанина (Шагдарон, Очиров, 1909). Свой материал авторы дополняют ссылками на современную им русскоязычную литературу. Это первая и наиболее полная работа, в которой представлено 16 игр, расположенных в алфавитном порядке. В целом, состав игр, зафиксированный этими авторами у хоринских бурят в самом начале XX в., видимо, оказался исчерпывающим, так как другие источники, как более ранние, так и поздние (Линховоин, 1972; Тугутов, 1989), дополняют этот список лишь немногими играми.

Еще одним видом источников, содержащих сведения о характере распространения некоторых типов игр среди бурят, являются памятники обычного права бурят и дидактические публикации дацанов. Они, как правило, с большим неодобрением отмечают широкую распространенность картежной игры и заключения пари на стрельбах из лука и конских бегах, особенно у восточных бурят.

Завершая обзор дореволюционных источников по исследуемой теме, можно заметить, что всех их характеризует описательность без анализа приводимых фактов. Несмотря на их ценность и уникальность, они не дают исчерпывающе полной картины игровой культуры бурят, так как в них описаны только те игры, которые попали в поле зрения наблюдателей. Описания сделаны без всякой методики, по ним трудно воспроизвести игру во всей ее полноте. Не везде приводятся текстовые сопровождения, диалоги, которые очень важны для атрибуции игры.

В первые годы советской власти Г.С.Виноградовым было опубликовано методическое пособие по сбору и описанию народных детских игр у бурят с программой работы и вопросником10, адресованное местной интеллигенции, главным образом учительству [Виноградов, 1922]. Автор считал крайне необходимым включение этнографии в круг предметов, изучаемых в педагогических учебных заведениях. Он писал: "Занятия этнографией могут

10 Первоначально эта программа и вопросник были разработаны Г.С. Виноградовым для сбора материала для книги «Русский детский фольклор», изданной в Иркутске в 1930 г. дать ключ к пониманию интересов и идеалов народа, не считаться с которыми учитель не может . Если учебное заведение не дает необходимой подготовки, необходимого минимума познаний из области этнографии, остается одно: самому заняться изучением народной жизни" [Виноградов, 1922, с.5]. Методика сбора и записи игр, разработанная Г.С.Виноградовым, крупнейшим специалистом в области детской игры, не утратила своей ценности вплоть до нашего времени.

Чуть позже свой опыт программы сбора этнографической информации по музыкальным инструментам и народным развлечениям бурят опубликовал Хороших П.П. [Хороших, 1926]. Его программа дополнена библиографическим указателем литературы по данной теме. Эти программы начала тридцатых годов были вызваны к жизни движением за организацию национального театра в Бурятии. При отсутствии современной литературы и тем более драматургии, первые опыты обращения к национальной тематике были связаны с сценической обоработкой фольклорного, этнографического материала.

В шестидесятых годах тема традиционных бурятских игр была включена в план этнографической экспедиции Института общественных наук БФ СО АН СССР, которая проводила исследования социальной культуры народа, его общественного и семейного быта в ретроспективном плане. По результатам полевых наблюдений И.Е.Тугутов опубликовал брошюру "Игры в общественной жизни бурят", в которой приведены описания игр, танцев, спортивных состязаний и хороводов, распространенных в регионах расселения бурят в Восточной Сибири. Автор пишет, что ему удалось зафиксировать "сотню оригинальных народных игр. В 14 играх отражается хозяйственная деятельность. Имеются также 18 спортивных, 7 бытовых, 3 плясовых (хореографических) игр. 5 игр можно отнести к шуточным, а остальные имеют самые различные сюжеты" [Тугутов, 1989, с. 61]. Материалы И.Е.Тугутова во многом подтверждают сообщения прежних авторов о распространенности тех или иных игр в разных регионах этнической Бурятии, дополняют их новыми деталями, приводят варианты и несколько новых игр, записанных им от информаторов.

В первой главе своей работы И.Е. Тугутов дает описание материала, ценность которого в значительной степени страдает из-за популярного стиля изложения и, непоследовательного применения принципов классификации традиционных игр и развлечений. В частности, нет четкой дифференциации между праздником или торжеством, которые служили поводом для развлечений, и играми и танцами, которые входили в их программу, все вместе обозначается одним словом "наадан". Цель публикации И.Е.Тугутова состояла в популяризации традиционных игр. С этой целью автор выделяет несколько детских игр во вторую главу, классифицирует их на две группы: игры без предмета, игры с предметами, дает подробное описание правил, как это принято в анталогиях игр.

Тема народных игр и увеселений у агинских бурят была продолжена Л.Линховоиным. По своим личным воспоминаниям он описал нааданы (вечера молодежи) времен его молодости, в репертуар которых входили игра "прятание колечка" и хоровод "нэръелгэ", 12 игр в бабки и пять детских подвижных игр, которые включены в нашу работу.

Игровые действия, включенные в контекст свадебной обрядности различных групп бурят, описаны довольно полно. Библиография по дореволюционной литературе и литературе начала XX в. приведена в работах П.П. Хороших [Хороших, 1923; 1926, с. 16-19]. Публикации послереволюционного периода по теме свадебной обрядности составляют отдельный пункт в библиографическом указателе "Этнография бурятского народа" [Спектор, Палий, 1999].

Спортивным играм в программе календарного национального праздника "сурхарбан" в этнографической и популярной литературе уделено достаточно много внимания. В годы советской власти проведение "сурхарбана" было приурочено ко дню создания Бурятской республики, что привело к быстрой потере обрядовой функции праздника, подчинению спортивных и зрелищно-развлекательных мероприятий некоему единому "советскому" стереотипу. История этого праздника, правила соревнований в национальных видах спорта в различных регионах Бурятии приведены в работе Б.Д.Санданова [Санданов, 1964].

В качестве материала для сравнительно-сопоставительного анализа бурятских игр в нашей работе использована этнографическая литература по русским, монгольским, калмыцким, киргизским, тувинским, якутским, удмуртским, нанайским играм и играм народов Дагестана.

Методика исследования. Основной идеей данного диссертационного исследования, как отмечено выше, является подход к традиционным играм как к этнографическому материалу, содержащему информацию об этно- и культурогенезе и этнической истории бурят. Это, как известно, один из кардинальных вопросов этнографии. В данной работе он решается в основном с помощью двух методов, направленных прежде всего на: а) установления типичности и традиционности для бурят тех или иных форм и элементов игр; б) поиска их аналогий, или типологически сходных черт в игровой культуре более широких этнокультурных общностей, в которые в прошлом входили и буряты. Относительная ограниченность имеющегося фактического материала на данном этапе исследования диктует использование, в основном, описательного и сравнительно-сопоставительного методов, дающих возможность реконструкции общего контура традиционного игрового репертуара бурят в целом. Кроме того, нами применяется и структурно-функциональный метод, который мы используем для исключения позднейших заимствований, особенно в бытовых играх.

Новизна работы заключается в том, что традиционные игры бурят как историко-этнографический источник в изучении вопросов, связанных с проблемами этно- и культурогенеза народа, практически в бурятской этнографии не использовались. Мы подходим к играм бурят как к системе, состоящей из подсистем, соответствующих исторически сложившемуся делению этноса на крупные племенные и территориальные общности. Правомерность такого подхода к теме подтверждается современными этнографическими исследованиями отдельных аспектов ХКТ бурят. В частности, анализ традиционной охоты у различных групп бурят, как комплекса материальной культуры охотничьего производства и связанных с ним идеологических представлений, позволяет провести принципиальное для нашего исследования противопоставление «лесные - степные», говоря о монгольских племенах, которые приняли участие в сложение бурятского этноса (Жамбалова, 1991, с. 149). О возможности выделения в игровой культуре монгольских народов двух типологических субстратов - степного и лесного -говорит венгерский исследователь Чорнай-Ковач [Чорнай -Ковач, 1999, с. 46]. К аналогичному выводу на материале традиционной бурятской обрядности приходит Т.Д:Скрынникова. Учитывая сложный этногенез бурят, она считает более продуктивным с точки зрения проблем, связанных с этно- и культурогенезом бурят, «делать акцент не на общем тексте ритуала (вербальном и невербальном), а на его особенностях». В связи с этим автор находит возможным выделение трех историко-культурных общностей в составе бурятского этноса: западные, восточные и южные буряты [Скрынникова, 1997, с. 11].

Для данного исследования принципиальным является деление бурят (с некоторой долей условности) на восточных и западных, которое в работе осмысливается через ряд противопоставлений «степное - таежное», «скотоводство - звероловство», «кочевое - оседлое», «монгольское - тунгусо-маньчжурское» и т.д., что дает возможность рассматривать проблему и в более широких рамках тюрко-монгольского, или даже урало-алтайского историко-культурного пространства.

Последовательное использование бинарных оппозиций (см. выше) в этом направлении дает возможность выделить из генетически или типологически общего материала, который описывается в этнографической литературе или воспринимается в наши дни в целом как бурятский, отдельные локальные варианты, в ретроспективе не всегда выводимые из единой культурной парадигмы. Выделенный нами основной состав традиционных бурятских игр с достаточно выраженной этнической спецификой невелик, поэтому особенно возрастает ценность локальных вариантов, которые, отличаясь только второстепенными признаками, позволяют в то же время значительно обогатить и разнообразить национальный репертуар. Поэтому специфика данной работы предполагает некоторую доминанту внешней стороны описывамых явлений. Грамотная сценическая постановка этнографического сюжета обязана учитывать соответствующий ему локально-региональный тип национальной одежды, украшений, мелоса, пластики, т.е., обеспечивать определенную ансамблевость всех элементов представления.

Цель исследования заключается в описании игр бурят в контексте традиционной духовной и материальной культуры локальных групп, реконструкции утерянных и забытых игр и игровых сюжетов для их дальнейшего применения в современных сценических постановках.

Задачи исследования заключаются в сплошной выборке описаний бурятских игр из доступных источников, детальном описании каждой игры по единой схеме, отражающей название игры, место и время записи, связь с обрядом (каким), число и возраст игроков, использование атрибутов, текстового и музыкального сопровождения; в выявлении локальных вариантов в разных группах бурят; сравнении бурятских игр с аналогичными играми у других народов; анализе использования игровых сюжетов в современных хореографических постановок и построение перспективы в этом направлении.

Структура работы. Во введении обсуждаются проблемы, связанные с этногенезом бурят, в объеме и в ракурсах необходимых для развития темы работы. Особое внимание уделено формулировке предмета исследования, так как игра на бурятском материале как элемент культуры принадлежит к онтологически, гносеологически и лингвистически трудноидентифицируемым объектам. Для вычленения игровых элементов из синкретического по своему характеру обрядового увеселения мы разработали схему определения игры по таким параметрам, как формальные признаки, функции и мотивации. Особое внимание уделено дефиниции таких генетически близких культурных реалий как ритуал-игра. Приведен критический обзор использованных источников и исследований. Актуальность темы обоснована на ценности игр как материала по исследованиям этно- и культурогенеза бурят, который в то же время сохраняет свое прикладное значение как источник идей и тем для сценических хореографических постановок.

Первая глава посвящена описанию и классификации бурятских народных игр. Здесь мы используем цисьменные источники, начиная от кратких, в основном случайных, заметок русских и иностранных путешественников и ученых, проезжавших через территории, населенные бурятами. Охватываемый нами период времени доходит до первой четверти XX в. Источники более позднего времени, в том числе опросы студентов бурятской национальности из разных регионов этнической Бурятии обучавшихся в Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств, фиксируют преобладание заимствованных игр, игр с невыраженным или стертым национальным колоритом, а также современных спортивных игр при почти полной утрате самобытного игрового репертуара. В описании игр мы приводим какой-то основной вариант игры, как правило, тот, который описан наиболее полно, и дополняем его из других источников.

Во второй главе работы основное внимание уделено сравнительно-сопоставительному анализу подвижных игр и игровых элементов, вкрапленных в ткань обрядовых действ, с их аналогами в близких к бурятам по ХКТ историко-культурных общностях различных уровней: урало-алтайский мир, тюрко-монгольский мир, монгольские народы, тунгусо-маньчжурские народы. Сложность и неоднозначность национальной идентификации игр, выраженная в восклицании Й.Хейзинги: «Все народы играют, причем удивительно похоже!» диктует достаточно осторожный подход к определению «бурятское - не бурятское».

Чтобы исключить случайные совпадения мы, в качестве объектов сравнения, стараемся брать целые тематические циклы, такие как свадебные игры или же игры подражательные. Анализ сравнительного материала в каждом конкретном случае помогает яснее представить типологию культурной среды, в которой появилась игра, лучше понять действие, структуру и логику игры. В более широком плане проведенные в данной главе параллели могут служить дополнительным материалом в исследованиях по этногенезу бурят. Они достаточно четко выявляют в игровой культуре различных этнических групп бурят наличие архаических пластов, свидетельствующих о связи с тунгусо-манчжурским и тюркским миром. Системный характер этих параллелей, их функциональная осмысленность и целесообразность в структуре обрядовых действий и увеселений-бурят, а также определенная тематическая цикличность исключают, как нам кажется, случайные аналогии и совпадения типологического характера. Территориальная отдаленность и отсутствие каких-либо форм сношений в исторически обозримое время не предполагают прямых заимствований.

В качестве примера возьмем описания западно-бурятской игры «1юошэлгэ» (Тугутов, 1989, с.7 ), удэгейского танца «хэ-хэ-ку» (Карабанова, 1979, с. 111). Игроки или танцующие садятся на корточки, причем буряты обхватывают руками колени, а удэгейцы кладут руки на колени и подпрыгивают в приседе, сюжета у танцев нет. Танец длится до усталости. Семантика движения ни бурятам, ни удэгейцам ко времени их записи не была известна. Такая же игра описана в наше время у чукчей, которые называют ее игрой ворона (Жорницкая, 1975, с.32). Следовательно, мы можем предположить, что в основе бурятской игры «Иоошэлгэ» лежит подражание движению птицы, возможно, тотема (орла, ворона и т.д.). Обрядовый характер игры забыт, но движение сохранилось как упражнение на выносливость.

В третьей главе обсуждаются проблемы, связанные со сценической обработкой бурятских игр. За последние годы главными выразителями национального самосознания в сфере культуры становятся творческие коллективы, которыми, как правило, руководят специалисты, получившие профессиональную подготовку. А это значит, что профессионализируется и национальная культура, она перестает быть этнографическим атрибутом. В то же время творческие работники остро ощущают необходимость квалицированных знаний о фольклоре, как источнике формирования самобытной национальной культуры. В главе обобщен опыт многих коллективов, с репертуаром которых мы хорошо знакомы, а также наш собственный опыт и наблюдения. Разрабатываются методические рекомендации для руководителей фольклорно-этнографических коллективов по сбору, фиксации и художественной обработке материала.

В заключении мы приходим к выводу, что в настоящее время народная игра практически полностью вытеснена из жизни взрослого населения спортом и драматическим искусством. Возможности сбора полевых этнографических материалов по традиционным играм бурят весьма ограничены, так как многое уже забыто, претерпевает изменения, трансформируется в новые формы. Тем не менее, дальнейшее продолжение этой работы мы видим в тщательном сборе и описании фактического материала (полевого, архивного, литературных источников) и его теоретическом осмыслении. Таким образом, возвращение традиционных игр в культурный обиход возможен, с нашей точки зрения, через сбор и анализ фольклорной информации, зарегистрированной в этнографической литературе, посредством реконструкции общих форм и локальных вариантов, создания справочника по играм, использования игровых сюжетов в сценических постановках.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Буксикова, Ольга Борисовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование традиционных игр бурят позволяет придти к выводу о сложном и длительном процессе их генезиса, истоки которого уходят в глубокую древность. На формирование и структуру традиционных игр оказали влияние этнические и культурные связи бурят и сопредельных народов Сибири и Центральной Азии. Традиционные игры, как и другие компоненты традиционной культуры, отражают специфику этно- и культурогенеза народа, его этнической истории.

Сюжеты игр и отдельные игровые элементы явились основой формирования танцев, а их трансформация и новая интерпретация в творческой деятельности профессиональных и самодеятельных хореографов стали основой формирования и становления национальной хореографии бурят.

Анализ традиционной игровой культуры ' бурят, предпринятый в диссертации, позволил прийти к выводу о достаточно длительных и тесных связях традиционной игровой культуры бурят, с одной стороны, с тунгусо-маньчжурскими народами Сибири с охотничье-промысловым типом хозяйства, и с другой стороны - с тюрко-монгольскими скотоводческими народами Центральной и Средней Азии.

1. Свидетельством наиболее древних этнических связей западных бурят с охотничьими народами Сибири является общий круг подражательных игр, характерный для народов обширного региона культурного воздействия тунгусов. Выявленные черты общности в игровой культуре этих народов могут рассматриваться как результат определенной преемственности культуры древнего населения, вошедшего в состав бурят и тунгусских народов.

2. Сравнительно-историческое изучение игр, входящих в структуру свадебной обрядности бурят и свадебных игр в культуре тюрко-монгольских народов, в основе которых лежат типичные для скотоводческого быта сюжеты, свидетельствует о генетической связи некоторых элементов в ряде игр.

3. Наличие общих с бурятами подвижных игр в традиционной культуре тюрко-монгольских скотоводоводческих народов Центральной и Средней Азии можно объяснять не только заимствованием или результатом их преемственности от общих этнических предков, но и как результат сходства их хозяйственного и социального развития, формировавшегося в близких экологических условиях.

4. Бессюжетные подражательные игры у бурят сохраняют пережиточные мотивы ранних форм брака, промысловой магии, присущие ХКТ присваивающего типа таежной зоны. Сюжетные игры с выраженной состязательной мотивацией маркируют скотоводческое хозяйство. В целом для бурятских игр характерен широкий тематический и стилистический диапазон.

5. Сравнительный анализ опыта использования игрового фольклора бурят, якутов, киргизов в современных хореографических постановках показывает, что традиционная народная игра является неисчерпаемым источником творческого вдохновения балетмейстеров.

6. Профессионализация национальной культуры выдвигает проблемы, связанные с научно обоснованными методиками сбора, хранения, интерпретации фольклорного материала, проблемы подготовки хореографов. В этом плане определенный интерес представляет опыт кафедры хореографии ВСГАКИ, которая готовит национальные кадры руководителей творческих хореографических коллективов для региона Восточной Сибири.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Буксикова, Ольга Борисовна, 2000 год

1. Авдеев А.Д. Происхождение театра (элементы театра в первобытнообщинном строе).-Л.-М„ 1959.

2. Асалханов И.А. Социально-экономическое развитие Юго-Восточной Сибири во второй половине XIX в. Улан-Удэ, 1963

3. Бадмаева, 1982 Бадмаева Т.Б. Танцевальный фольклор калмыков. - Элиста, 1982.

4. Балдаев С.П. Бурятские свадебные обряды. Улан-Удэ, 1959. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. - С-Пб., 1993. Басаева К.Д. Семья и брак у бурят. - Улан-Удэ, 1991.

5. Булатова А.Г. Традиционные праздники и обряды народов горного Дагестана в XIX начале XX века. Л., 1988.

6. Бутанаев В.Я. Традиционная культура и быт хакасов. Абакан, 1996. Вайнштейн С.И. Мир кочевников Центра Азии. - М., 1991. - 294 с.

7. Василевски, 1980 Wasilewski J.S. (Giving - finding - losing - blunder ing. Certain categories of the symbolic language connected with the Opposition: life death). Etnografía Polska, vol. 24. No 1. Веселовский А.И. Историческая поэтика. - Д., 1940.

8. Виноградов Г. К изучению народных детских игр у бурят. Иркутск, 1922. -11с.

9. Виттенберг Е.Я., Жарников А.Е. Этнический ренессанс парадокс XX века? // Диалог. - 1990. - №15. - С. 38-45.

10. Воробьева С.Н., Нефедов Н.Ю. К постановке проблемы культурных связей древнего населения Южного Согда со скифо-сибирским миром // Скифо-сибирский мир. Тезисы всесоюзной археологической конференции. Кемерово, 1989. - 4.II. - С.35-37.

11. Всеволодский-Гернгроссе В.Н. Игры народов СССР. -М.-Л., 1933. С. 11-12. Вяткина К.В. Очерки культуры и быта бурят. Л., 1969. Галданова Г.Р. Доламаистские верования бурят. - М.,1987. - 154 с. Галданова Г.Р. Закаменские буряты. - М., 1992. - 170 с.

12. Галданова Г.Р. Почитание животных у бурят //Буддизм и традиционныеверования народов Центральной Азии. М., 1981. - С. 56-69.

13. Галданова Г.Р. Семантика архаичных элементов свадьбы у тюрко-монголов

14. Традиционная обрядность монгольских народов. М., 1992. - С. 71-89.

15. Галданова Г.Р. Структура традиционной бурятской свадьбы //Традиционнаякультура народов Центральной Азии. М., 1986, с. 131-159.

16. Георги И. Описание всех живущих в Российском государстве народов. Ч. 4.1. СПб., 1799.

17. Гергесова Г.Е. Бурятские народные танцы. Улан-Удэ, 1974.

18. Гирченко В.П. Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII и первойполовины XIX веков о бурят-монголах. Улан-Удэ, 1939. - 91 с.

19. Дугаров Д.С. Исторические корни белого шаманства. На материале обрядового фольклора бурят. М., 1991. - 297 с.

20. Жорницкая М.Я. Народные игры чукчей и эскимосов //Полевые исследования института этнографии. 1975 г. Отдельный оттиск. - с.29-36. Жорницкая М.Я. Народные танцы Якутии. - М., 1966.

21. Жорницкая М.Я. Северные танцы. М., 1970. Жорницкая М.Я. Якутские танцы. - Якутск, 1956.

22. Жуковская Н.Л. Бурятская мифология и ее монгольские параллели //Символика культов и ритуалов народов Зарубежной Азии. М., 1980. - С.92-116. Иванов В.В., Топоров В.Н. Медведь //Мифы народов мира. - М.,1988. - Т.1. - с. 128-130.

23. Иванов Ф.С. Бурятские танцы. Улан-Удэ, 1963.

24. Игры: Энциклопедический сборник /Редкол. А.И.Лазарев и др.; Сост.

25. B.А.Чернземцев. Переизд., - Бурятское кн.изд-во, 1995. - 800 с. Искусство Бурятской АССР. - Улан-Удэ, 1959.

26. Исупов К.В. В поисках сущности игры //Философские науки. 1977. - №6. - с. 154-158.

27. Кабзиньска-Ставаж И. Game as communication. Symbolical-magical function of games in Mongolia. (Игра, как средство общения (с другим миром). Символико-магические функции игры в Монголии). //Ethnologia Polona. Vol.9; 1983.- pp. 135-147.

28. Карабанова С.Ф. Танцы малых народов юга Дальнего Востока СССР. М., 1979.- 139 с.

29. Кенеман А.В., Осокина Т.И. Детские народные подвижные игры /Сост. А.В.Кенеман, Т.И.Осокина 2-е изд., дораб. - М., 1995. - 224 с. Кенин-Лобсан М.Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства. -Новосибирск, 1987. - 162 с.

30. Ким Н.В. Материалы Ланганса о культуре и быте бурят //Культура и быт народов Бурятии. Вып.4. Улан-Удэ, 1965. - с. 145-156.

31. Клюева В.Н. Монгольские игры // Современная Монголия, 1960, №4. С.41-43. Клюева Н.И., Михайлова Е.А. Накосные украшения у сибирских народов//Материальная и духовная культура народов Сибири. - Л., 1988.1. C.105-128.

32. Королева Э.А. Ранние формы танца. Кишинев, 1977.

33. Ксенофонтов Г.В. Шаманизм. Избранные труды (Публикации 1928-1929 гг). -Якутск, 1992. -315 с.

34. Кучеров В.Н. Балет Бурятии. Улан-Удэ, 1979.

35. Лазарев А.И. Что есть игра? // Игры. Энциклопедический сборник. /Сост. В.А.Черноземцев. Улан-Удэ, 1995. - С. 7-19.

36. Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят. Улан-Удэ, 1972.- 100 с.

37. Лисициан С.С. Запись движения (кинетография). М.-Л, 1940.

38. Логиновский К.Д. Игры бурят Восточного 3абайкалья//3аписки Читинского отдния РГО. Вып. 2. 1987. - С. 45-56.

39. Лукина А.Г. Танцы Саха. Якутск, 1995.

40. Лукина А.Г., Сивцева М.З. Макарова Р.П. Алгыс. Якутские танцы. Якутск: Кн. Изд-во, 1992

41. Луцкая Е.Л. Жизнь в танце. М., 1968.

42. Мадуев Н.Ю. Ансамбль «Байкал». Улан-Удэ, 1980.

43. Майдар Д., Турчин П.М. Разноликая Монголия. М., 1984. - 111 с.

44. Манжигеев И. А. Бурятские шаманистские и дошаманистские термины. Улан1. Удэ, 1978.-125 с.

45. Манжигеев И. А. Бурятский ехор: Краткий этнографический очерк о бурятском танце. Улан-Удэ, 1985. - 36 с.

46. Мелетинский Е.М. Ворон // Мифы народов мира. М., 1987. - Т.2. - с. 245-247.

47. Михайлов A.M. Религиозная мифология. Улан-Удэ, 1996. - 109 с.

48. Молодых И.А., Кулаков П.Е. Труды по участию отдела Всероссийскойвыставки в 1896 г. Иллюстрированное описание быта сельского населения

49. Иркутской губернии. СПб., 1896. - С. 179-182.

50. Нагаева Л.И. Танцы восточных башкир. М., 1981. - 125 с.

51. Надеждина Е., Эльяш Н. Большой балет. М., 1964.

52. Найдаков В.Ц. Бурятское драматическое искусство (к истории становления). Улан-Удэ, 1962.

53. Найдакова В.Ц. Бурятский советский драматический театр. Улан-Удэ, 1974. Найдакова В.Ц. Театральные портреты. Актеры Бурятского академического театра драмы им. Х.Намсараева,- Улан-Удэ, 1984.

54. Наранбат У. Свадебный обряд уратов Внутренней Монголии //Традиционная обрядность монгольских народов. Н., 1992. - С.56-71.

55. Нацов Г.-Д. Материалы по истории и культуре бурят. Улан-Удэ, 1995, - 155 с. Неклюдов С.Ю. О функицонально-семантической природе знака в поветвовательном фольклоре //Семиотика и художественное творчество. - М., 1977.

56. Нимаев Д.Д. Проблемы этногенеза бурят. 1988. - 167 с.

57. Окладников А.П. История и культура Бурятии. Улан-Удэ, 1976.

58. Окладников А.П. Олень Золотые рога. М.-Л., 1964. 238 с.

59. Островский А.Б. Мифология и верования нивхов. СПб.,1997. - 279 с.

60. Очир А., Галданова Г.Р. Свадебная обрядность баятов МНР //Традиционнаяобрядность монгольских народов. Н., 1992. - С. 24-55.

61. Очирова Г.Н. Свадебный обряд сартулов Монголии и Бурятии //Традиционнаяобрядность монгольских народов. Н., 1986. - С. 159-175.

62. Очирова Г.Н. Эволюция свадебной обрядности сартулов //Культурно-бытовыетрадиции бурят и монголов. Улан-Удэ, 1988. - С. 103-108.

63. Петри Б.Э. Заметки по монголоведению. Бурятская игра "беЬер» (кушаки)

64. Живая старина. 1916. - Прилож. №5. Отд. оттиск. - С. 61-62.

65. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии: Результаты путешествияисполненного в 1876-1877 годах. Вып.2: Материалы этнографические. СПб.1881.-181 с.

66. Пропп В .Я. Исторические корни волшебной сказки. J1., 1986. - 364 с. Расновская О.Б, Народные игры бурят как источник для работы балетмейстера //Традиционный фольклор в полиэтнических странах. - Улан-Удэ, 1998. - с. 121-125.

67. Сандаков Б. Сурхарбан. Улан-Удэ, 1964. - 85 с.

68. Санжеев Г.Д. Тайлган бурятских кузнецов // Быт бурят в прошлом и настоящем. Улан-Удэ, 1980. - С. 100-122.

69. Симаков Г.Н. Общественные функции киргизских народных развлечений в конце XIX начале XX в. - Л., 1984. - 227 с.

70. Толстякова С. Танцы земли Олонхо. Якутск, 1993.

71. Требуховский И.Ф. Бумал шулуун биритских бурят. Свадьба балаганских бурят в настоящем и прошлом. Улан-Удэ, 1929. - с.31.

72. Требуховский И.Ф. Сур-харбан булаганских бурят в прошлом и настоящем. -Иркутск, 1927. 7 с. с илл.

73. Туголуков В.А. Следопыты верхом на оленях. М.,1969. - 232 с.

74. Тугутов И.Е. Бурятские народные игры. Второе сокращенное издание. Улан-Удэ, 1994.-50 с.

75. Тугутов И.Е. Материальная культура бурят. Улан-Удэ, 1958. - 214 с. Тугутов И.Е. Игры в общественной жизни бурят. - Улан-Удэ, 1989. - 64 с. Уразгильдеев Р.Х. Киргизский балет. Страницы истории киргизской хореографии. - Фрунзе, 1983.

76. Хангалов М.Н. Игровые онгоны // Собр.соч. Т.1 - с. 476-482.

77. Хангалов М.Н. Собр. сочинений Улан-Удэ, 1958. Т. 1., 1959. Т 2., 1960. Т. 3.

78. Хейзинга Й. Homo ludens. М., 1992. - 458 с.

79. Хороших П.П. Музыкальные инструменты, театр и народные развлечения буря-монголов (опыт программы). Иркутск, 1926, - с. 19.

80. Цыдендамбаев Ц.Б. Бурятские исторические хроники и родословные. Улан-Удэ, 1972. - 662 с.

81. Черемисов K.M. Бурятско-русский словарь. М., 1973

82. Чорнай-Ковач, 1999 Csornai-Kovacs Tamas. Some aspects of mongolian games //Проблемы традиционной культуры народов байкальского региона. Материалы Международной научно-практич. конференции (2-3- июля 1999). - Улан-Удэ, 1999.-с. 45-46.

83. Чурко Ю.М. Хореографическое искусство Белоруссии: Основные этапы и проблемы развития (автореферат). М., 1972.

84. Шагдарон С.-Д., Очиров Б.-Д. Игры и увеселения агинских бурят //Записки ИРГО. Т. XXXIV. - СПб, 1909.