Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе: На материале произведений Т. Толстой, Л. Петрушевский, Л. Улицкой тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Щукина, Кира Александровна

  • Щукина, Кира Александровна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2004, Санкт-Петербург
  • Специальность ВАК РФ10.02.01
  • Количество страниц 165
Щукина, Кира Александровна. Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе: На материале произведений Т. Толстой, Л. Петрушевский, Л. Улицкой: дис. кандидат филологических наук: 10.02.01 - Русский язык. Санкт-Петербург. 2004. 165 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Щукина, Кира Александровна

Введение.

Глава I Речевые проявления повествователя как повествовательной инстанции.

1.1. Повествователь в повествовании от 1 -го лица.

1.1.1. Повествователь-вспоминающий: повествующее «я» и повествуемое «я».

1.1.2. Повествователь-«наблюдатель»: особенности речевой организации.

1.2. Речевые проявления повествователя и персонажа в субъективированном повествовании от 3-го лица.

1.3. Речевые проявления повествовательных инстанций в свободном косвенном дискурсе.

Глава II Речевое взаимодействие повествовательных инстанций: повествователь и персонаж.

2.1. Двусубъектность.

2.1.1. Перцепция как отражение восприятия персонажа в речи повествователя.

2.1.2. Редактирование как речевая и содержательная обработка повествователем мыслей персонажа.

2.1.3. Интроспекция как отражение внутреннего мира персонажа в речи повествователя.

2.1.4. Субъективированная речь повествователя.

2.1.5. Цитирование как «вкрапление» голоса персонажа в речь повествователя.

2.2. Смена повествовательных инстанций.

2.2.1. Смена повествовательных инстанций: речевое взаимодействие перволичного и третьеличного повествователя.

2.2.2. Смена повествовательных инстанций: несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя.

2.2.3. «Размывание» границ речевых партий персонажей/повествователя при смене повествовательных инстанций в полифоническом СКД.

2.2.4. Повествователь-персонаж: смена типа повествователя.

2.2.5. Смена повествовательных инстанций: взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя.

Глава III Речевые проявления автора как повествовательной инстанции.

3.1. Автор в произведении.

3.2. Признаки проявления авторского сознания в тексте.

3.3. Доминанты мировидения автора.

3.4. Речевые средства выражения авторского сознания.

3.4.1. Прямая речь персонажа как средство реализации тактической интенции автора.

3.4.2. Повтор ключевого слова в речевых партиях разных персонажей.

3.4.3. Литературные штампы как характеристика сознания персонажа. 133 3.4.5. Изменение речевого строя героя.

3.4.5. Дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками как средство выражения замысла автора.

3.4.6. Несовпадение точек зрения как средство выражения авторского сознания.

3.4.7. Устойчивые детали внешнего облика персонажа.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе: На материале произведений Т. Толстой, Л. Петрушевский, Л. Улицкой»

Современная литература характеризуется развитием и видоизменением традиционных повествовательных форм, что вызывает научный интерес к изучению этих явлений, в том числе и с лингвистической точки зрения. Формы повествования, как известно, давно и плодотворно изучаются лингвистами (Атарова, Лесскис 1976; Атарова, Лесскис 1980; Одинцов 1980; Барт 1987; Долинин 1985; Чернухина 1984; Кожевникова 1994; Мельничук 2002), но в последнее время стало особенно актуальным. Так, в 1995 году Е.В. Падучевой было предложено особое название для ветви лингвистики, изучающей «формальные правила извлечения из повествовательного текста всей той семантической информации, которую получает из него человек как носитель языка» [Падучева 1995, с. 39 - 48] - лингвистика нарратива. Объектом исследования в лингвистике нарратива является художественный текст, передающий информацию о реальных или вымышленных событиях, происходящих во временной последовательности [Попова 2001, с. 88], а смысл текста может быть раскрыт в результате лингвистического анализа, без которого не должны обходиться ни теория литературы, ни литературная критика, что отмечают многие исследователи (Гальперин 1981; Купина 1983; Кухаренко 1988; Лукин 1999; Реферовская 1983; Тураева 1986 и многие другие).

В современной лингвистике нарратива различаются следующие формы повествования:

1. традиционный нарратив: «повествовательная форма, при которой залогом композиционной целостности текста служит сознание повествователя». В традиционном нарративе, в свою очередь, выделяются: а) перволичная форма. Общее значение 1-личной формы - она всегда указывает на наличие персонифицированного повествователя, находящегося в том же повествовательном мире, что и другие персонажи. Повествователь подчинен тем же законам, что и персонажи; существует презумпции автобиографичности и достоверности, заданные структурой повествовательной формы. Кроме того, важнейшей семантической особенностью 1-личной формы повествования является возможность раскрыть субъективность взгляда на мир. [Атарова, Лесскис 1976]. Другие исследователи называют такую форму повествования субъективированной, при которой «персонаж-повествователь» не отстранен от изображаемого, является центром произведения, непосредственным действующим лицом [Чернухина 1977]. б) аукториальная форма, иначе - нарратив 3-го лица; повествователь экзегетический, не принадлежащий миру текста [Падучева 1996]. Специфической семантикой третьеличной формы является вымысел, полнота изображения внешнего и внутреннего мира, объективность [Атарова, Лесскис 1980]. Другое название этой формы — объективированное повествование, при котором повествователь является всезнающим: «ему «известны» все особенности состояния персонажей; теоретически он может единолично передать всю содержащуюся в тексте информацию [Чернухина 1977].

2. свободный косвенный дискурс, в котором повествователь — во всем тексте или в существенных его фрагментах — отсутствует или играет пониженную роль в композиции. Если в традиционном нарративе аналогом говорящего является повествователь, то в СКД эту роль выполняет персонаж. Персонаж вытесняет повествователя. [Падучева 1996].

Кроме того, исследователи отмечают существование особой формы повествования, промежуточной между СКД и традиционным нарративом, которая получила название персонального стиля [Падучева 1996]; персональной повествовательной ситуации: «система рассказа (.), когда автор подстраивается к персонажу, переносит в его сферу свою точку зрения, но при этом оформляет ее своей речью, на «своем» языке. Это не исключает, а, наоборот, предполагает сильную экспрессивную окраску иных речений, исходящих как бы от самого персонажа» [Манн 1992, с. 55]. В этой особой форме повествования границы между речью повествователя и речью персонажа перестают быть отчетливыми. Повествователь и персонаж противопоставлены как разные субъекты речи, но существует целый спектр разных возможностей частичного или полного снятия этой дистанции [Степанов 2002].

В диссертации для обозначения такой формы повествования, где восприятие персонажа является фильтром, пропускающим изображаемое, используется термин субъективированное повествование от 3-го лица. При этом в тексте возникает субъектная интерпретация персонажа, который назван персонажем-субъектом [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Как только в тексте появляется категория персонажа-субъекта, начинают «работать» известные логические ограничения, «подобные тем, которые действуют при > субъективированном изложении. Персонаж-субъект, как и персонаж-повествователь, располагает информацией о себе, но не о состоянии других персонажей» (выделено нами - К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Если восприятие персонажа, его мироощущение является центром, организующим повествование, то такого типа повествование, несомненно, относится к субъективированному, тем более, что «в книгах современных авторов сближение рассказчика и персонажа-субъекта достигает большей степени, чем это мы наблюдаем у классиков» (выделено нами. К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 142 - 143]. Персонаж является уже не объектом изображения, а активным изображающим и повествующим субъектом, и введение точки зрения персонажа в речь повествователя ведет к субъективации повествования [Степанов 2002]. Сущность же субъективированного повествования заключается в том, что «словом повествователя персонаж вводится как субъект сознания» [Степанов 2002, с. 24].

Таким образом, происходит субъективация повествования. В канонической повествовательной ситуации функции повествователя и персонажа четко разведены и противопоставлены: первый всегда выступает в качестве субъекта повествования, второй - только в качестве объекта повествования; личность, сознание второго по отношению к сознанию повествователя всегда выступает как предмет рассмотрения, сознание самого повествователя - как рассматривающая данный предмет инстанция [Падучева 1996]. В субъективированном же повествовании в речи повествователя присутствует другое сознание, сознание персонажа/персонажей, «уже не в качестве объекта изображения, а в качестве активного изображающего и повествующего субъекта, в качестве соавтора описания действительности, повествования о ней и ее оценки» [Степанов 2002, с. 22 - 23]. Тем самым, если в канонической повествовательной ситуации персонаж «выступает лишь как персонаж действующий (как предмет речи повествователя) и персонаж говорящий (как автор принадлежащей ему прямой речи), то в субъективированном повествовании он выступает еще и как персонаж ощущающий, чувствующий и, возможно, мыслящий (совместно с повествователем и в речевых формах последнего)» [там же, с. 22 - 23].

Для современной прозы, даже и организованной как традиционный нарратив, характерна размытость, тяготение к «двуслойности», двусубъектности, т.е. совмещению в одном фрагменте текста и речи повествователя, и речи персонажа. «Двуслойность» ведет к субъективации повествования. Субъективированное повествование может быть реализовано в трех разновидностях:

1. перволичная форма

2. СКД

3. субъективированное повествование от 3-го лица1.

В диссертации рассматриваются все три вида субъективированного повествования.

Каждая из этих форм повествования обладает определенными речевыми особенностями выражения повествователя и персонажа: «свободный переход от одного лица к другому, невыделенная прямая речь, неразличение прямой и косвенной речи, наличие собственно внутренней речи, выраженной с помощью несобственно-прямой, и др.» [Ахметова 2003, с. 22]. Субъективированному

Субъективированное повествование от 3-го лица является разновидностью собственно субъективированного повествования, поэтому при обращении к этой разновидности в работе будет использоваться ее уточняющее обозначение - «субъективированное повествование от 3-го лица». повествованию свойственна такая субъектно-объектная структура, которая «ведет к нечеткому разграничению авторской и персонажной речи, что создает условия для формирования таких сложных форм, как внутренняя речь персонажа, несобственно-авторская речь («свободный косвенный дискурс» в терминологии Е.В. Падучевой), сказ и т.п.» (выделено нами. К.Щ.) [Дымарский 1999, с. 190].

Наиболее характерное речевое явление для субъективированного повествования - несобственно-прямая речь. «Она не принадлежит целиком речи автора и в то же время не принадлежит целиком речи героя. Иначе говоря, мы имеем в одних и тех же словах, в словосочетаниях совпадение двух речевых планов, двух речевых стихий (.) Это та самая «субъективная многопланность повествования», о которой писал академик В.В. Виноградов, то есть такое явление, когда повествование беспрестанно перемещается из сферы сознания одного персонажа в сферу сознания другого персонажа, когда события описываются сквозь призму восприятия того или иного действующего лица» (выделено нами. К.Щ.) [Ковтунова 1953, с. 20]. Сущность несобственно-прямой речи, считает К.А. Долинин, заключается в «смешении в одном высказывании двух голосов, двух речевых манер, двух точек зрения (.) транспозиция лица и времени как будто подчиняет первоначальную речь оптике повествователя: «я» субъекта первоначальной речи (персонажа) превращается в «он», а его настоящее — в прошедшее, каковым оно является с точки зрения передающего субъекта; однако коммуникативное содержание первоначального высказывания, присущий ему субъективный отпечаток, не снимается и не объективируется, а хотя бы частично сохраняется в первоначальном виде» [Долинин 1985, с. 232]. Проблемы авторского и «чужого» слова отражены также в работах В.Н. Волошинова, Б.Н. Успенского, М.М. Бахтина, Н.А. Кожевниковой, И.И. Ковтуновой и др.

Повествовательное произведение отличается сложной коммуникативной структурой, состоящей из авторской и нарраторской коммуникаций. К этим двум конститутивным в повествовательном произведении уровням добавляется факультативный третий, в том случае, если повествуемые персонажи, в свою очередь, выступают как повествующие инстанции [Шмид 2003]. Повествовательные инстанции рассматриваются также и в других работах, в частности, в монографии О. А. Мельничук [Мельничук 2002]. Как повествовательные инстанции в диссертации рассматриваются: повествователь персонаж автор.

В диссертации отдельно рассматриваются речевые проявления двух повествовательных инстанций - повествователя и автора, а также речевое взаимодействие повествователя и персонажа как характерное для современной субъективированной прозы.

Повествователь в современной лингвистике трактуется с разных точек зрения. Так, в частности, выделяются 4 основные позиции повествователя в тексте [Долинин 1985]:

1.1. Повествователь, не противопоставленный автору (аукториальный повествователь), находится вне фабульного пространства;

1.2. Повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, в центре его (подтип «а» - если это не главный герой, то центральный персонаж) или на периферии — «б» (не столько действующее лицо, сколько свидетель).

11.1. Повествователь, противопоставленный автору, т.е. вымышленный рассказчик, находится вне фабульного пространства; ложный или подставной автор.

11.2. повествователь - вымышленный рассказчик находится внутри фабульного пространства, в центре его («а») или на периферии («б») [Долинин 1985, с. 185].

К.А. Долинин также указывает, что повествователь, находящийся на позиции 1.1, как и все персонажи, обозначается формами 3-го лица и находится «не только вне мира персонажей, но и над ним» [Долинин 1985, с. 186]. Из вездесущности и всезнания повествователя проистекает «широта охвата фабульной действительности, возможность показа ее с разных точек зрения, свобода изменения пространственной, временной и психологической перспективы, свобода композиции» [там же].

Напротив, повествование типа II .2 - повествование от 1-го лица. «Фигура повествователя, заведомо не тождественного автору и не принадлежащего фабульному пространству, т. е. персонажа, раскрывающего свою собственную историю (или события, которые он сам наблюдал) - возникает как попытка обосновать правдоподобное повествование о частной жизни, которая в принципе скрыта от посторонних глаз» [Долинин 1985, с. 187].

Повествование типа II. 1 или II.2 предполагает «критическое или, во всяком случае, отстраненное восприятие точки зрения повествователя - и его рассказ, и он сам являются объектами авторского изображения» [Долинин 1985, с. 192].

По своим особенностям повествователь также может быть: а) персонифицированным - «когда он является одним из персонажей текста, т. е. входит в мир текста (.) это диегетический повествователь, принадлежащий миру текста» [Падучева 1996, с. 203]. Как правило, в диегетическом повествовании реализуются две позиции из классификации К.А. Долинина: 1.2 - повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, и И. 2. - повествователь, противопоставленный автору, также находится внутри фабульного пространства. б) не персонифицированным, «экзегетическим, не входящим во внутренний мир текста. Экзегетического повествователя называют еще имплицитным, поскольку это рассказчик, не называющий себя. Главное его свойство - то, что он не имеет полноценного существования ни в каком мире -ни в вымышленном, которому принадлежат герои, ни в реальном, которому принадлежит автор» [Падучева 1996, с. 203].

Помимо этого экзегетический повествователь разделяется на следующие типы:

1. всезнающий повествователь, который «не дает нам отчета об источниках своих знаний; он описывает внутренние состояния персонажей, пренебрегая тем, что они недоступны внешнему наблюдателю. Он обладает неограниченными возможностями изменения пространственной ориентации, возвращаясь в прошлое и забегая в будущее - свободно перемещаясь вперед и назад по оси времени» [Падучева 1996, с. 205].

2. прагматически мотивированный повествователь [Падучева 1996, с. 205], связанный - по соображениям правдоподобия - естественными ограничениями в изменении пространственной и временной ориентации, а также не имеющий возможности описывать внутренние состояния персонажей.

Как известно, помимо повествователя и персонажа в тексте присутствует еще одна повествовательная инстанция - автор. Реализация образа автора в прозе давно привлекает внимание исследователей (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, Н.А. Кожевникова, Ю.Н. Караулов, В.В. Одинцов, Б.О. Корман, Д.М. Поцепня, В. Шмид, О.А. Мельничук). Несомненно, что «от своей частной случайной личности автор должен освободить текст, но от своей общечеловеческой личности, от своей души ему нельзя отделить его. Без души человека - а только она является автором в эстетическом смысле - текст не существует в человеческой сфере, человека не касается» [Фрайзе 1996, с. 27].

Большинство исследователей отдельно рассматривают такие повествовательные инстанции, как автор и повествователь [Атарова, Лесскис 1976, с. 343-344]: автор - образ писателя в созданном им произведении, каким он возникает в сознании читателя на основании прочитанного текста. повествователь - образ рассказчика в произведениях.

На уровне поверхностной структуры текста повествователь является аналогом автора (.). Функционально в каком-то смысле автор и повествователь оказываются тождественны. Однако повествователь находится и действует в том же мире, что и остальные персонажи, тогда как автор, хотя он и задан в тексте произведения, стоит над персонажами, он как бы фигура другого повествовательного уровня» (выделено нами. К.Щ.) [Атарова, Лесскис 1976, с. 344].

Впервые приступил к разработке соответствующей концепции В.В. Виноградов в книге «О художественной прозе» [1930]. В поздней работе он определяет образ автора следующими словами: «Образ автора - это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это - концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого» [Виноградов 1971, с. 118].

В период возрождения научного литературоведения в России в конце 50-х - начале 60-х годов идея внутритекстового автора была обновлена и развита в работах Борис Кормана. Исходя из теории «образа автора» В.В. Виноградова и опираясь на концепции М.М. Бахтина о диалогическом столкновении разных «смысловых позиций» в произведении, Б. Корман создал метод, называемый им «системно-субъектным», центральной частью которого является исследование автора как «сознания произведения». Подход Б. Кормана отличается от теорий его предшественников двумя существенными аспектами. В отличие от В.В. Виноградова, в работах которого «образ автора» носит облик стилистический, Б. Корман исследует не соотношение стилистических пластов, которыми автор, применяя разные стили, пользуется как масками, а взаимоотношение разных сознаний. Если М.М. Бахтин проблему автора разрабатывал преимущественно в философско-эстетическом плане, то Б. Корман сосредоточивается на исследовании поэтики. Для Б. Кормана автор как «внутритекстовое явление», то есть «концепированный автор», воплощается при помощи «соотнесенности всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи - теми, кому приписан текст (формальносубъектная организация), и субъектами сознания — теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организация)» [Корман 1972, с. 120]. В «Экспериментальном словаре» Кормана сопоставляются биографический и «концепированный» автор:

Соотношение автора биографического и автора-субъекта сознания, выражением которого является произведение (.) в принципе такое же, как соотношение жизненного материала и художественного произведения вообще: руководствуясь некоей концепцией действительности и исходя из определенных нормативных и познавательных установок, реальный, биографический автор (писатель) создает с помощью воображения, отбора и переработки жизненного материала автора художественного (концепированного). Инобытием такого автора, его опосредованием является весь художественный феномен, все литературное произведение» [Корман 1992, с. 172-189]

Американский литературовед Уэйн Бут подчеркивал неизбежность субъективности автора, необходимость звучания его голоса в произведении: «Когда <реальный автор> пишет, он создает (.) подразумеваемый вариант «самого себя», который отличается от подразумеваемых авторов, которых мы встречаем в произведениях других людей. (.) тот образ, который создается у читателя об этом присутствии, является одним из самых значительных эффектов воздействия автора. Как бы автор ни старался быть безличным, читатель неизбежно создаст образ [автора], пишущего той или другой манерой, и, конечно, этот автор никогда не будет нейтрально относиться к каким бы то ни было ценностям» [Цитируется по: Шмид 2003, с. 46].

Таким образом, рассмотрение вопроса об авторском присутствии в художественном тексте, а также выявление речевых признаков проявления автора наряду с участием повествователя и персонажей остается актуальной задачей при анализе литературного произведения.

Вопрос организации повествования, повествовательных техник разных писателей также привлекал внимание исследователей. В этом аспекте изучалось творчество А.П. Чехова (Чудаков 1971, Барлас 1991, Драгомирецкая

1991, Степанов 2002 и др.), Ф.М. Достоевского (Иванчикова 1996), И.А. Гончарова (Поспелов 1957), В.В. Набокова (Падучева 1996, Апресян 2000, Дымарский 2001 и др.), современных русских писателей (Рогова 1990, Рогова

1992, Ахметова 2003 и др.).

Материалом исследования послужили рассказы Т. Толстой, JI. Петрушевской, JI. Улицкой, произведения которых представляют современную прозу, отличаются разнообразными формами включения голосов повествователя, персонажей, их сложным переплетением и взаимодействием. Рассказы названных писателей, отражая российскую действительность и представляя современный русский язык, постоянно востребованы при обучении русскому языку не только русских, но и иностранных учащихся.

В исследовании анализируются рассказы, относящиеся к субъективированному повествованию, для которого характерно вытеснение «авторского субъективного начала и развитие повествования, передающего точку зрения персонажа и изображаемой среды. Открытое выражение авторского отношения к персонажам сменяется скрытым, а авторская субъективность - субъективностью персонажа» [Кожевникова 1994, с. 75]. Ю.Н. Караулов пишет о том, что «для современной прозы характерно совмещение нескольких точек зрения (выделено нами. К.Щ.), переплетение их на ограниченном пространстве текста: имеет место переход от явных форм присутствия повествователя в тексте к неявным» [Караулов 1992, с. 145 - 146]. Цельность текстов основана на сложном согласовании голосов разных персонажей друг с другом и с голосом повествователя, но и сам повествователь не является целостной структурой: происходит субъектное расслоение речевой сферы повествователя (подробный анализ которого и предполагается дать в работе). Таким осложнением повествования обуславливаются трудности в прочтении и понимании текстов, особенно студентами-иностранцами.

Большинство рассказов современных авторов относится к 1-личному повествованию, поскольку характерной чертой современной прозы является максимальное сближение повествователя и автора. Обращение к рассказам Т. Толстой, JI. Петрушевской, J1. Улицкой обусловлено тем, что в их творчестве, помимо 1-личного повествования, присутствуют и другие формы -субъективированное повествование от 3-го лица и СКД, отличающиеся особенно сложной речевой организацией.

Актуальность темы исследования определяется тем, что характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в анализе средств ее речевой организации с опорой на изучение субъектной структуры повествования. Речевые особенности повествователя, персонажа как повествовательных инстанций в субъективированном повествовании в произведениях названных авторов не исследовались. Такой анализ — важный компонент и прием интерпретации произведения в целом, дающий возможность глубже понять образы героев, повествователя, получить ключ к пониманию смысла произведения. Практика преподавания русского языка как иностранного с очевидностью доказывает необходимость специального обучения восприятию художественного текста: даже при сравнительно свободном владении языком иностранные учащиеся часто испытывают значительные трудности в понимании идейно-художественного смысла произведения.

Представляется актуальным и исследование эксплицирования автора в тексте, поиск речевых признаков его проявления как повествовательной инстанции.

Объектом исследования являлись текстовые фрагменты, в которых повествователь, персонаж, автор находят свое речевое воплощение, и те языковые явления, которые маркированы присутствием той или иной из названных повествовательных инстанций.

Предмет исследования - речевые особенности экспликации различных субъектов повествования, возможности их речевого взаимодействия, специфика реализации в отдельных повествовательных формах (1-личное повествование, субъективированное повествование от 3-го лица, СКД).

Цель исследования - установить особенности речевого воплощения и специфику речевого взаимодействия разных субъектов повествования в тексте современного рассказа.

Этой целью определяются следующие задачи исследования:

1) проанализировать субъектное и связанное с ним речевое расслоение повествования в текстах рассказов,

2) установить речевое присутствие той или иной повествовательной инстанции в анализируемых фрагментах текста и целом тексте;

3) проанализировать формы и речевые особенности воплощения субъектов повествования в 1-личном повествовании, в субъективированном повествовании от 3-го лица и в СКД;

4) описать факторы, влияющие на речевое воплощение повествовательных инстанций;

5) выявить языковые явления, маркирующие исследуемый отрезок речи тем или иным субъектом повествования;

6) охарактеризовать возможные формы речи (прямая, косвенная, несобственно-прямая, внутренняя), в которых реализуется тот или иной субъект повествования;

7) описать языковые явления, при помощи которых осуществляется взаимодействие повествовательных инстанций;

8) отметить функции избранной автором той или иной субъектной структуры и речевой организации повествования в художественной системе произведения.

Гипотеза исследования заключается в том, что анализ и разграничение речевых сфер повествователя и персонажей, выявление их речевых особенностей, позволит раскрыть образы персонажей и основную идею произведения, то есть исследование текста современного рассказа с точки зрения его субъектной и речевой организации может быть использовано как эффективный прием поиска и представления смысла произведения.

Научная новизна. В диссертационной работе впервые представлен целостный анализ возможных речевых проявлений различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, проведенный на материале рассказов современных писателей, ранее не исследовавшихся с этой точки зрения, выделены некоторые характерные черты их взаимодействия в образно-смысловом и речевом плане. Также выявлены речевые приемы и языковые явления, обнаруживающие присутствие и участие автора в организации повествования.

Практическое значение работы. Результаты работы могут быть использованы в практике преподавания курсов стилистики и лингвистического анализа художественного текста, а также спецкурсов, посвященных языку художественной прозы конца XX века. Проведенный в работе анализ значим при обучении чтению иностранных студентов, изучающих русский язык; продемонстрированные приемы позволяют углубить изучение произведений современной прозы как русскими, так и иностранными студентами.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Щукина, Кира Александровна

ВЫВОДЫ:

В главе рассмотрены речевые явления, обнаруживающие автора произведения как организатора и участника повествования.

Употребление термина «автор» предполагает обращение к категории «авторского сознания» (О.А. Мельничук), то есть авторского мировоззрения, оценки и отношения к изображаемому фрагменту действительности. Авторское сознание в художественном произведении может быть проявлено и как определенная картина (модель) мира, и как реализация сознательно избираемых стратегий и тактик организации текста, выражающих авторские интенции.

Наиболее открыто авторское сознание, авторская модель мира, система ценностных представлений, отраженная в художественном тексте, проявляется в доминантах мировидения автора, которые понимаются как ключевые смыслы, специфические для того или иного текста (ряда текстов) определенного автора. Доминанты мировидения выражены словесно, выявляются на основе лексико-семантических повторов, организующих мотив, и позволяют судить о системе оценок автора, его мировидении.

Доминанты мировидения эксплицируют автора, устанавливают связь между читательским восприятием смысла текста и авторским мировидением, являясь его своеобразными «проводниками» в тексте.

Исследованные тексты Т. Толстой позволили выделить следующие доминанты: жизнь - смерть; детство — взросление; любовь - ненависть.

В проанализированных рассказах JI. Петрушевской важны такие доминанты, как: одиночество, изгой, чужой <=> коллектив, все, свои Автор может быть проявлен в реализации своих тактических интенций, к которым относятся и речевые интенции, то есть распределение речевых партий, выбор языковых средств и речевых приемов в характеристике и создании образов героев. В этом случае присутствие автора можно считать имплицитным.

В качестве таких имплицитных форм выражения авторского сознания как реализации определенных речевых тактик в тексте рассмотрены:

1. Использование прямой речи персонажа; фрагменты с прямой речью прямо отражают точки зрения персонажей, являются средством реализации тактической интенции автора, способствуют пониманию авторского замысла читателем.

2. Повтор ключевого слова с разным функционально-семантическим наполнением в речевых партиях разных персонажей. В одном слове, произнесенном разными персонажами, сталкиваются две (или более) точки зрения. Этот прием относится к области компетенции автора, позволяя выразить коллизию рассказа.

3. Литературные штампы, которые дают возможность читателю разглядеть позицию автора, его иронический взгляд. Использование литературных штампов позволяет охарактеризовать ограниченность сознания персонажа («заштампованность»). Использование литературных штампов в речевой сфере героев делает возможным уловить ироническое отношение автора к такому типу сознания. Вместе с тем такого рода штампы в речи нарратора, близкого автору, могут обретать свойреальный смысл, ироническая модальность в этом случае нивелируется.

4. Изменение речевого строя героя также относится к тактическим интенциям автора, помогающим реализовать идею произведения. Смена лексико-стилистического строя речи в сфере одного героя позволяет выразить динамику образа и передать смысл рассказа.

5. Дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками, выражающими замысел автора. В таких фрагментах путем их соположения реализуются важные для творчества автора доминанты.

6. Несовпадение точек зрения на разных планах повествования также является тактической интенцией автора, помогающей читателю в понимании произведения.

7. Использование устойчивых деталей облика персонажей является реализацией авторских интенций: автор пользуется этим приемом как инструментом, опираясь на выбранные детали как на знак, служащий характеристикой героя, выражающий значимые смыслы, этические коллизии рассказов, а значит, и собственные ценностные установки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в новых исследованиях художественного текста с опорой на изучение его речевой организации. Такой анализ - важный компонент интерпретации произведения в целом, дающий толчок к пониманию смысла произведения.

Сложная организация повествовательных инстанций, предопределяющая весь речевой строй текста, мотивирует потребность ее изучения при интерпретации литературного произведения. Изучение современного рассказа с опорой на анализ речевой структуры текста, включая выявление его субъектной системы, наблюдения над «распределением» речевых партий, анализ их языкового содержания с учетом отнесенности к определенному воспринимающему/говорящему лицу, его позиции в фабульном пространстве, является эффективным путем к истолкованию смысла художественного произведения.

В данной работе сделана попытка установить особенности речевого воплощения различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, а также описать специфику их речевого взаимодействия. Каждая из повествовательных инстанций художественного текста, то есть повествователь, персонаж, автор, - имеет собственную выраженность в речевом плане, однако отличительная сложность субъективированного повествования состоит в самом тесном взаимодействии, переплетении и взаимопроникновении субъектов восприятия, сознания и речи. С одной стороны, это качество текста обогащает возможности в объемном представлении образов, с другой стороны, оно осложняет его композиционно-речевую структуру, создавая трудности как для читательского восприятия, так и для интерпретационной практики. А потому одна из задач работы состояла в разграничении субъектных и речевых сфер повествователя и персонажей, выявлении их речевых особенностей в субъективированном повествовании от 1-го и от 3-го лица, а также в свободном косвенном дискурсе.

Анализ рассказов Т. Толстой, J1. Улицкой, JI. Петрушевской позволил описать многозначность формы 1-го лица в повествовании, показать разные типы повествователя и отметить особенности форм речи.

Одной из характерных особенностей современного рассказа является тенденция к максимальному сближению повествователя и автора, что, в частности, позволило выделить в работе отдельный тип повествователя, условно названный нарратором. Нарратор - это повествователь, отражающий особенности мировидения автора и его индивидуально-стилевую манеру, вместе с тем дистанцированный от «внутритекстового» повествователя. Нарратор наделен функциями дидактического комментирования, философствования, он может создавать свой метатекст, связывающий «красной нитью» произведения одного автора и обладающий индивидуальными речевыми чертами. Нарратор стоит как бы над миром текста, смотрит на него со стороны, включает собственное видение текстовой ситуации и тем самым выводит читателя на новый уровень понимания произведения.

Сложная субъектная структура повествования обуславливает обилие разнообразных форм речевого воплощения повествователя и персонажей, а также различных форм их взаимодействия. Анализ рассказов позволил выявить и описать следующие характерные формы двусубъектности: перцепцию, редактирование, интроспекцию, субъективированную речь . повествователя, цитирование.

Анализ рассказов показал тесное взаимодействие повествовательных инстанций в тексте. В работе исследован и описан такой вид речевого взаимодействия персонажа и повествователя, как смена повествовательных инстанций, выраженная в следующих формах: а) взаимодействие 1-личного и 3-личного повествователя; б) несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя; в) «размывание» границ речевых партий в полифоническом СКД; г) взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя.

В работе продолжена традиция лингвистического изучения категории автора в художественном тексте, предпринят поиск и описание речевых признаков его выражения.

Наиболее открыто авторское сознание, авторская модель мира, система ценностных представлений, отраженная в художественном тексте, проявляется в доминантах мировидения автора—.

Исследованные тексты Т. Толстой позволили выделить следующие доминанты: жизнь — смерть; детство-взросление; любовь-ненависть.

В проанализированных рассказах JI. Петрушевской важны такие доминанты, как: одиночество, изгой, чужой о коллектив, все, свои.

Автор может быть проявлен в реализации своих тактических интенций, в текстовой стратегии, в частности, - в распределении речевых партий, выборе языковых средств и речевых приемов характеристики и создания образов героев.

В качестве таких форм выражения авторского сознания как реализации определенных речевых тактик в тексте рассмотрены: прямая речь персонажа, реализующая тактическую интенцию автора; повтор ключевого слова в речевых партиях разных персонажей; литературные штампы, характеризующие сознание персонажа; изменение речевого строя героя; дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками, выражающими замысел автора, а также устойчивые детали облика персонажей.

Таким образом, в работе представлены речевые формы, приемы и языковые средства, в которых в субъективированном повествовании отражается сознание не только повествователя и персонажа, но и автора.

Современная проза все больше тяготеет к недосказанности, к такой организации текста, где читателю приходится самому дополнять и расшифровывать образы произведения, активно участвовать в творческом процессе, что требует определенной читательской компетенции (особенно если речь идет о читателе-иностранце). Ее формированию и развитию существенно способствует практика анализа и интерпретации текста. Такая практика должна включать наблюдения над организацией повествования, выявление ее смысловых и собственно речевых составляющих, что соответствует композиционно-речевой природе художественного текста и потому является эффективным путем к пониманию его смысла. /

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Щукина, Кира Александровна, 2004 год

1. Анализ художественного текста (Русская литература XX века: 20-ые годы) / Под ред. К.А. Роговой. СПб,. 1997.

2. Андреева В.А. Структура и формы внутреннего диалога в художественном тексте // Междисциплинарная интерпретация художественного текста. СПб., 1995.

3. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира. // Семиотика и информатика, вып. 28. 1986.

4. Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957.

5. Арнольд И.В. Стилистика декодирования. Л., 1974.

6. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 35, №4. 1976.

7. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от третьего лица в художественной прозе // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 39, №5. 1980.

8. Ахметова Г.Д. Языковая композиция художественного текста (на материале русской прозы 80-90-х годов XX века): Автореф. дисс. . д-ра филол. наук. — М., 2003.

9. Барлас Л.Г. Речевая композиция и структура рассказа А.П. Чехова «Супруга» //Языковое мастерство А.П. Чехова. Ростов-на-Дону, 1990.

10. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова: Проблемы анализа. — Ростов-на-Дону, 1991.

11. Барт Р. Драма, поэма, роман // Называть вещи своими именами. М., 1986.

12. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов. // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. -М., 1987.

13. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972

14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

16. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

17. Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 1974.

18. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы.-М., 1988.

19. Богин Г.И. Филологическая герменевтика. Калинин, 1982.

20. Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста. -Тверь, 1993.

21. Борухов Б.Л. Введение в мотивирующую поэтику. // Филологическая герменевтика и общая стилистика / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1992.

22. Брандес М.П. Стилистика немецкого языка. М., 1983.

23. Вайль П., Генис А. Принцип матрешки. // Новый мир. 1989, № 10.

24. Валгина Н.С. Теория текста. М., 2003.

25. Васильев Л.М. Теория семантических полей // Вестник языкознания. — 1971, №5.

26. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М., 1978.

27. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. — М., 1980.

28. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.

29. Виноградов В.В. Проблема образа автора в художественной литературе // О теории художественной речи. М., 1971.

30. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Ленинград, 1930.

31. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

32. Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. -М., 1996.

33. Гончарова Е.А. Пути лингвистического выражения категории автор-персонаж в художественном тексте. Томск, 1984.

34. Гончарова Е.А. Семантико-стилистический потенциал синтаксических единиц как элементов сюжетодвижения в художественном тексте // Семантика и прагматика единиц языка и речи. JL, 1988.

35. Долинин К.А. Интерпретация художественного текста. М., 1985.

36. Драгомирецкая Н.В. Автор и герой в русской литературе 19-20 веков. -М., 1991.

37. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы 19-20 веков). СПб, 1999.

38. Иванова Н. Намеренные несчастливцы? (о прозе «новой волны») // Дружба народов. 1989, №7.

39. Иванчикова Е.А. Синтаксис текстов, организованных авторской точкой зрения // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977.

40. Ильенко С.Г. Текстовая реализация и текстообразующие функции синтаксических единиц // Текстовые реализации и текстообразующие функции синтаксических единиц. Л., 1988.

41. Караулов Ю.Н. Словарь Пушкина и эволюция русской языковой способности. — М., 1992.

42. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

43. Ковтунова И.И. Несобственно-прямая речь в современном русском литературном языке // Русский язык в школе. 1953, №2.

44. Кожевникова Н.А. О соотношении речи автора и персонажа //Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977.

45. Кожевникова Н.А. Несобственно-прямой диалог в художественной прозе // Синтаксис и стилистика. М., 1976 .

46. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX — XX вв.-М., 1994.

47. Коммуникативная и поэтическая функция художественного текста. Сб. ст. / Науч. ред. Н.К. Соколова. Воронеж, 1982.

48. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. — Ижевск, 1992,

49. Кукуева Г.В. Взаимодействие речевых партий повествователя и персонажей в рассказе В.М. Шукшина «Беседы при ясной луне» // Человек -коммуникация- текст. Вып. 3. Барнаул, 1999.

50. Кукуева Г.В. Речевая партия повествователя как элемент диалога «автор-читатель» в собственно рассказах В.М. Шукшина. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Барнаул, 2001.

51. Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспекты лингвистического анализа. Красноярск, 1983.

52. Кухаренко В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого художественного текста // Лексическое значение в системе языка и тексте. Волгоград, 1985.

53. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1988.

54. Личностные аспекты языкового общения. Сб. ст. / Отв. ред. И.П. Сусов. -Калинин, 1989.

55. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

56. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 1999.

57. Манн Ю.В. Об эволюции повествовательных форм (вторая половина XIX в.) // Изв. Академии Наук. Серия литературы и языка, т. 51, №1. 1992.

58. Мельничук О.А. Повествование от первого лица. Интерпретация текста. -М., 2002.

59. Мещеряков В.Н. Модальность текста и формирование личности читателя // Понимание менталитета и текста. Сб. тр. / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1995.

60. Михалевич Е.В. Работа с текстами, выдержанными в форме свободного косвенного дискурса, в иностранной аудитории (на материале романа

61. М. Булгакова «Белая гвардия») // Русский язык как иностранный: теория, исследования, практика. Межвуз. сб. Выпуск И. СПб, 1999.

62. Мясищева Н.Н. Конструкции разговорного синтаксиса в современной художественной прозе (парцелляция в повести Н. Приставкина «Ночевала тучка золотая») // Текстовый аспект в изучении синтаксических единиц. Л., 1990.

63. Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980.

64. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. -М, 1985.

65. Падучева Е.В. Говорящий: субъект речи и субъект сознания //Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.

66. Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчета. // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 45. — 1986, № 5.

67. Падучева Е.В. В.В. Виноградов и наука о языке художественной прозы. // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1995. Т. 54. №3.

68. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). — М., 1996.

69. Перелыгина Е.М. Характеристика основных черт текстов, провоцирующих катарсис // Понимание менталитета и текста. Сб. ст. / Отв. ред. Г.И. Богин-Тверь, 1995.

70. Петровский В.В. О ключевых словах в художественном произведении // Русская речь. 1977, №5.

71. Понимание менталитета и текста. Сб. ст. / Отв. ред. Г.И. Богин. Тверь, 1995.

72. Понимание и интерпретация текста. Сб. науч. тр. / Отв. ред. Г.И. Богин. — Тверь, 1994.

73. Попова Е.А. О лингвистике нарратива. //Филологические науки. 2001, №4

74. Поспелов Н.С. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в художественной прозе Гончарова 30-40 гг. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. Т. IV. М., 1957.

75. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. СПб., 1997.

76. Проблемы исследования слова в художественном тексте. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. В.В. Степанова. Л., 1990.

77. Пруссакова И. «Погружение во тьму» // «Нева». 1995, №8.

78. Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста. -Л., 1983.

79. Ремизова М. Детство героя: Современный повествователь в поисках самоопределения. // Вопросы литературы. 2001, №2.

80. Рогова К.А. «Другая» литература и ее повествователь (речевые особенности) // Разноуровневые единицы языка и их функционирование в тексте: Теоретические и методические аспекты: Сборник научно-методических статей. СПб, 1992.

81. Рогова К.А. О некоторых особенностях стиля «другой» литературы — литературы «новой волны». // Problemi di Morfosintassi delle Lingue Slave, №3. -Bologna, 1990.

82. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. — М., 1988.

83. Русский язык в его функционировании. Уровни языка. М., 1996.

84. Семантика и прагматика единиц языка в тексте. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Н.О. Гучинская. Л., 1988.

85. Синтаксис и стилистика. Сб. ст. / Отв. ред. Г.А. Золотова. М., 1976.

86. Сокольникова О.В. Структурно-семантическая организация художественного текста и ее интерпретация в иностранной аудитории // Лингвистические и методические аспекты преподавания русского языка как иностранного. СПб, 1992.

87. Степанов С.П. Организация повествования в художественном тексте (языковой аспект). СПб, 2002.

88. Студнева А.И. Языковая доминанта и методика лингвистического анализа текста // Вопросы теории и методики изучения русского языка. — Казань, 1979.

89. Тураева З.Я. Категория времени: Время грамматическое и время художественное. М., 1979

90. Тураева 3. Я. Лингвистика текста. М., 1986.

91. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1995.

92. Филологическая герменевтика и общая стилистика. Сб. науч. тр. / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1992.

93. Фрайзе М. После изгнания автора: литературоведение в тупике? // Автор и текст. Сб. ст. Вып. 2. / Под ред. В.М. Марковича и В. Шмида. Спб., 1996.

94. Функционирование языковых единиц в контексте. Воронеж, 1985.

95. Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис. -М., 1992.

96. Чернухина И.Я. Очерк стилистики художественного прозаического текста. Воронеж, 1977.

97. Чернухина И.Я. Элементы организации художественного прозаического текста. — Воронеж, 1984.

98. Чудаков А.П. Проблема сказа в работах В.В. Виноградова // Русский язык: Проблемы художественной речи. Лексикология и лексикография. М., 1981.

99. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971.

100. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. — М., 1960.

101. Шкурина Н.В. Мотив как средство создания эстетического единства произведения // Художественный текст: Структура. Язык. Стиль. Сб. ст. / Под ред. К.А. Роговой. СПб, 1993.

102. Шмид В. Нарратология. М., 2003.

103. Щедровицкий Г.П., Якобсон С.Г. Заметки к определению понятий «мышление» и «понимание» // Мышление и общение. Алма-Ата, 1973

104. Эйхенбаум Б.М. Иллюзия сказа // Сквозь литературу. Л., 1924.

105. Экспрессивный синтаксис и анализ художественного текста. -Смоленск, 1991.

106. Язык система, язык - текст, язык - способность. - М., 1995.

107. Язык и личность. М., 1989.

108. Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.

109. Языковые процессы современной русской художественной литературы. -М., 1977.

110. Языковое сознание: стереотипы и творчество. / Отв. ред. Уфимцева Н.В. -М., 2000.1. Словари:

111. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. (ЛЭС) Источники:

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.