Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Проданик, Надежда Владимировна

• Проданик, Надежда Владимировна
• кандидат филологических наук
• 2000

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Проданик, Надежда Владимировна

Введение.

Глава 1. История изучения феномена смерти в творчестве

Пушкина. Итоги, проблемы, спорные вопросы.

1.1. Проблема смерти в историко-литературных, философ-ско-критических статьях и монографиях второй половины XIX - XX веков.

1.2. Эстетическая танатология. Пушкиноведение второй половины XX века.

Глава 2. Генезис топологии смерти в лирике Пушкина 1810-х годов.

2.1. Топологическая образность в лицейских одах.

2.2. Анакреонтическая танатография в раннем творчестве поэта.

2.3. Генетические связи классицистической и предроман-тической топики смерти в оссианических балладах.

Глава 3. Филогенез топологии смерти в лирике Пушкина 1820

1830-х годов.

3.1. Элементы классицистической танатографии в романтических произведениях поэта.

3.2 Романтический мир: образ героя и мортальнопространственная образность.

3.3. Филиация топологии смерти в лирике Пушкина 1830-х годов (монумент Полководца и памятник Поэта).

3.4. Поздняя лирика: эволюция мортальных пространств и диалектика смысла. Топос кладбища.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина»

Диссертация «Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина» - одна из первых монографических работ, посвященных изучению феномена смерти в произведениях писателя. За последнее десятилетие возрос интерес ученых к проблемам художественной танатологии, исключением в этой области не стало и пушкиноведение: опубликованы статьи О. Г. Постнова о мотивах смерти в творчестве поэта 1814 - 1820-х годов1, рассматривались черты ренессансного отношения к смерти в книге С. Кибальника «Художественная философия Пушкина»2, не раз звучала мортальная тематика на юбилейных научных конференциях и международных чтениях3. Таким образом, проблема смерти, изучавшаяся в ракурсах темы, мотива, символического ряда, как правило, приводила к экстенсивному характеру исследовательских работ. Вместе с тем экстенсивность изучения мортальной проблематики парадоксально сочеталась с избирательностью ограниченных объектов внимания: статьи, главы из книг касались отдельных периодов творчества поэта или отдельных произведений; время же требовало анализа художественной тана

1 Постнов О. Г. Мотив смерти в стихотворении А. С. Пушкина «Череп» // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995; Постнов О. Г. Тема смерти в ранней лирике А. С. Пушкина // «Вечные» сюжеты русской литературы. «Блудный сын» и другие. Новосибирск, 1996 и др.

2 Кибальник С. Художественная философия Пушкина. СПб., 1998.

3 Ольшанская И. Тема смерти у Пушкина и Блока II А. С. Пушкин и мировая культура: Международная научная конференция. М., 1999; Фикс И. Мотив смерти в поздней лирике А. С. Пушкина // Русская литература и провинция: Крым. Пушкинские международные чтения. Симферополь, 1997 и др. тологии в более широком объеме, в контексте всего наследия Пушкина, только так можно было выявить динамику отношения автора к феномену смерти.

В связи с этим настоящее диссертационное сочинение представляется своевременным и актуальным, ибо оно предполагает помимо историко-литературного семиотический и культурологический методы работы с танатологическим материалом: ключом к поэтической онтологии мыслится топос смерти - образ мортального пространства; он аккумулирует в себе жанровые особенности, особенности индивидуально стилевые, взаимодействует со смыслопорождающей структурой произведения; в его пределах обнаруживаются литературные традиции, культурные интенции и морфологические парадигмы.

Не ограничивая себя хронологическими рамками (преимущественным объектом изучения стала лирика Пушкина 1810 - 1830-х гг.), мы стремились выбрать для анализа те художественные произведения, которые с наибольшей полнотой демонстрировали процесс становления и эволюцию мортально-пространственной образности. При поиске тек-стов-«опор» мы руководствовались несколькими критериями: в стихотворении должен быть изображен топос смерти, характерный для ряда иных текстов (так, оссианический топос смерти запечатлен в балладах «Осгар», «Кольна», отчасти его элементы воспроизведены в «Сраженном рыцаре»), к тому же избранный локус должен наиболее полно, ярко и отчетливо репрезентировать определенный тип моросферы.

Цель предпринятого исследования - анализ семиотики мортального пространства как формы выражения художественного самосознания и жизнеотношения поэта; задачи диссертации - установить генезис пушкинской танатографии, изучить динамику перехода от одного вида пространства к другому, объяснить причины этих изменений, определить традиционные и уникальные черты топологического мышления автора.

Этой стратегии подчинена композиция диссертационного сочинения. Первая глава «История изучения феномена смерти в творчестве Пушкина. Итоги, проблемы, спорные вопросы» носит историографический и критико-библиографический характер. В первой главе систематизируется, находит содержательную оценку материал, так или иначе обращенный к мортальной проблематике, намечаются перспективные темы танатологических исследований, а полемика по поводу игнорирования полигенетической природы мортальных образов призвана указать на назревшую необходимость тотального изучения топологии и годоло-гии смерти в наследии поэта.

В этой связи вторая глава «Генезис топологии смерти в лирике Пушкина 1810-х годов» воспринимается как естественное продолжение главы первой. В ней рассматривается процесс образования мортально-пространственной образности, выявляются особенности пребывания отдельных черт классицистической и предромантической топологии в лицейских одах, анакреонтической лирике и оссианических балладах юного поэта.

Третья глава посвящена изучению филиации топологической образности; при этом эволюция топосов смерти в лирике Пушкина 1820 -1830-х гг. осознается, с одной стороны, как манифестация преемственности с предшествующими традициями, с другой стороны, как факт общелитературной эволюции и как саморазвивающаяся структура, испытывающая воздействие мировоззренческих, жизненно-эмпирических и художественных установок автора.

При изучении пушкинской танатографии мы исходим из понимания того, что топос - это часть хронотопа, который, по мнению М. Бахтина, определяет художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности. Потому хронотоп в произведении всегда включает в себя ценностный момент.», обладает сюже-то- и жанрообразующим значением, соотносится с историко-культурным опытом социума1. Эти постулаты стали методологическими принципами диссертационного сочинения, в нем филиация топологии смерти в творчестве Пушкина рассматривается на пересечении различных культурно-исторических традиций, в преломлении художественного метода и жанра.

Выбор пространства для анализа специфичен - топос смерти. Функции события смерти в художественном произведении изучались М. Бахтиным, Ю. Чумаковым, Ю. Лотманом и другими исследователями (см. библиографию к диссертации), они полагали, что смерть - одно из условий понимания жизни героя2, «структурирующий фактор»3, «форма эстетического завершения личности»4. Следовательно, танатология изучает жизненные смыслы, акцентированные в присутствии смерти (сама смерть, как известно, не имеет бытийного содержания); а художественная танатография призвана восстанавливать логику развития,

1 Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе II Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 391, 398, 399; Щукин В. Социокультурное пространство и проблема жанра // Вопросы философии. 1997. № 6.

2 Лотман Ю. Смерть как проблема сюжета // Ю. М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 418.

3 Чумаков Ю. Сюжетная полифония «Моцарта и Сальери» // «Моцарт и Сальери», трагедия Пушкина. Движение во времени 1840-е - 1990-е гг. М., 1997. С. 629.

4 Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1970. С. 115. диалектику смены топосов смерти в творчестве писателя с целью выявления его витальной концепции.

Анализ топики, по мнению Ю. Лотмана, позволяет реконструировать «. модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений»1, а потому подобные исследования затрагивают как реальный, так и идеальный (мировоззренческий) планы авторской картины мира.

Реальная топология обнаруживается в тексте как множество «физических», эмпирических локусов (в области танатографии это - топосы кладбища, памятника, могилы и т. д.), идеальная раскрывает экзистенциальную организацию индивида. В структуре бытийного ядра личности топос смерти, явленный как мысль или переживание, вступает во взаимоотношения с витальными ценностями, акцентируя или же отрицая их значимость. В диссертации предметом исследования оказываются оба плана топологии смерти: реальная (визуально-пластическая образность) и идеальная, то есть экзистенциально-метафизическая.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предметом изучения стали не образы смерти, а образы мортального пространства, топосы смерти, имеющие визуально-пластическую, ланд-шафтно-архитектурную данность; кроме того, мировоззренческий фундамент феномена смерти в творчестве Пушкина обращен к исследователю своей экзистенциальной стороной, которая, несмотря на всю очевидность, зачастую остается вне поля зрения ученых.

1 Лотман Ю. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С. 252 - 253.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Проданик, Надежда Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Образы мортальных пространств - топосы смерти - в лирике Пушкина имеют полигенетическую природу: в них сложно взаимодействуют черты античной, ренессансной и классицистической традиций, элементы предромантической и романтической литератур, компоненты религиозного и жизненно-эмпирического отношения к смерти. В лицейских произведениях 1810-х годов юный поэт осваивает особенности классицистической и предромантической танатологии. Первый тип мортально-пространственного мышления наиболее полно воссоздан в одах «Воспоминания в Царском Селе» и «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году», где манифестируется ведущая черта поэтики XVIII века - иерархия сущего: типу героя соответствует тип моросферы, ее «высокий» или «низкий» вариант. Национальный Герой оказывается удостоен монумента, в семиотике которого запечатлена личная слава воина-полководца и немеркнущая слава русского оружия; а враг, посягавший на порядок государственной жизни, низвергается в мрак могилы, исчезает из мира видимого - «Где ты, любимый сын и счастья и Белло-ны. / Исчез, как утром страшный сон!».

Наиболее существенными чертами танатографии в лицейских одах Пушкина являются посмертная топологическая закрепленность (причем классицистический монумент требует сакрального места, возводится только в священном для истории Отечества локусе; у поэта это - Царское Село, «Элизиум полнощный») и концепт памяти, что з^имо воплощен в архитектурном знаке - обелиске, колонне. Памятники выполняют роль медиатора, связуют прошлое, настоящее и будущее в непрерывную цепь времен. Недаром в пушкинских «Воспоминаниях» молодой

• Росс горит желанием приобщиться к подвигу предков, внести свою лепт} в общее дело.

• 166

Гармония общего-частного с неизменным приоритетом первого начала воплощается в двух витальных образах эпохи классицизма - круге и круговращении (коловратности). Ими утверждается завершенность жизненного цикла, а индивидуальная судьба, обретающая в момент гибели смысловую цельность, оказывается в преемственной связи с жиз нью рода-нации. В структуре циклического хронотопа, в основе своей восходящего к античной культуре, витальная сфера торжествует над мортальной: мертвые откликаются на события современности («На возвращение государя императора.»), возникают монолитные образы Росса и царя (Г. Державин. «На взятие Измаила»; А. Пушкин «Воспоминания в Царском Селе»,«На возвращение государя императора.»), а для

• грядущих поколений топос памятника становится хранителем славного прошлого, архитектурным завещанием.

Другой вид надгробия репрезентируется в анакреонтической лирике Пушкина. Здесь топос памятника, конструктивными элементами которого были урна и венок - атрибут Аполлона, манифестирует идею творческого бессмертия («Гроб Анакреона», «Мое завещание. Друзьям»), Наряду с аполлонической интенцией, направленной в область вечного, нетленного, в анакреонтических зарисовках заявляет о себе дионисий-ское начало, утверждающее героя как в топосе жизни, так и устремляющее его к воображаемой моросфере. Желание чувственных наслажде

• ний, доведенное до предела, вызывает появление образа «веселой смерти», «смерти-в-наслаждении». Этот феномен имеет литературную традицию - он восходит к анакреонтике Державина, Батюшкова, Давыдова и соотносится с жизненно-эмпирическими представлениями юного Пушкина: молодости свойственно ощущение жизни как мгновения блаженства и забав, а бытийная легкость находит логическое завершение в

• топике «легкой, веселой смерти».

Вместе с тем нельзя не заметить, что анакреонтическая мелодика в пушкинских стихотворениях зачастую контаминируется с элегической

I 167 тональностью («Мое завещание. Друзьям»). Памятник юноши-поэта-мудреца, чей бытийный статус отсылает как к предромантической элегии, так и к философии Эпикура, Монтеня, воплощает некое личное, интимное содержание, а потому не претендует на монолитность форм и сакральность пространства. Надгробная урна поэта вписана в природный топос, цветущий ландшафт, где изображение смерти заключено в искусную «рамку» жизни.

Параллельно с особенностями тектонического стиля в лирике Пушкина 1810-х годов существуют черты стиля атектонического, наиболее отчетливо они отражены в оссианических балладах «Осгар», «Коль-на», «Эвлега»; здесь пространство жизни теряет устойчивость, присущую ему в эпоху классицизма, даль и мгла угрожают ввергнуть мир в небытие, но топос памятника и слово барда хранят неповторимый образ юноши. Если классицистический монумент - рукотворный топос, его аллегорический язык способствует «прочтению» определенного, предза-данного смысла (аллегория орла на вершине Чесменской колонны -знак государственной власти России), то памятник предромантизма -необработанный, первозданный камень, он воздействует не столько на память, сколько на воображение со-чувствующего путника. И все же колчан и шлем на могиле Осгара не дают той свободы ассоциаций, что будет присуща ауре романтического надгробия, они фокусируют движе ние чувств и мыслей, предрешенных славной гибелью Героя на поле боя. Таким образом, в танатосфере предстают равновеликими началами общее (родовое) и индивидуальное (личное), а потому надгробный камень Осгара - топос смерти воина и влюбленного юноши, осознавшего непостоянство человеческих чувств.

Итак, сферы мортального пространства в лирике лицейского периода конституируются и организуются изображением рукотворного V нерукотворного памятника, локусами боя в одической и оссианическо£ танатологии, а также топикой пира и памятника творчества в анакреон

I 168 тических зарисовках. Определяющими генетическими контекстами в этот период становятся классицистическая и предромантическая традиции, а повышенное внимание поэта к земному плану бытия, упоение минутами блаженства декларируют ренессансную жажду жизни.

В романтической лирике 1820-х годов на смену «высокой» и «низI кой» топике смерти классицизма приходит аксиологическое тождество этих элементов. Основными мортальными локусами, находящими в одном ценностном ряду, оказываются памятник Герою, одинокая могила юноши-романтика (ср. топологию XVIII века, где этот вид пространства имел негативную окраску) и по-новому осмысленный «нулевой» локус.

Вместе с тем предшествующая традиция не исчезает безвозврат-1 но: отдельные черты классицистической и предромантической танато-графии востребуются Пушкиным в описании монумента Наполеона («Наполеон», «К морю»), где величие топоса - «Одна скала, гробница славы.» - синонимично величию человека, а его нерукотворная, природная форма противостоит воздействию стихий, пустыне водного пространства, как памятник Осгара противостоял небытию.

Топос смерти романтика постоянно соперничает с деструктивной силой забвения: общая витальная энергия природы стремится поглотить заброшенную, одинокую могилу юноши («Гроб юноши»), но локус урны противодействует нивелирующей интенции Танатоса, урна подчеркива-» ет выделенность уникального пространства смерти из некой типовой моросферы - кладбища, осененного крестами.

Если в классицистической танатографии «нулевой» топос смерти знаменовал полное небытие личности, был своеобразным возмездием, то в романтическом художественном мире он выражает желание героя приобщиться к бесконечности универсума (см. топологию смерти в • «Гимнах к ночи» Новалиса, в элегии Д. Веневитинова «Веточка»). В пушкинской балладе «Русалка» и поэме «Кавказский пленник» образы монаха и черкешенки «растворяются» в стихии воды, исчезают из мира видимого, так как топологическая закрепленность не выступает здесь конституирующим признаком. Иначе в реалистической танатографии, где особой ценностью обладает родной топос, родовое гнездо.

Уже в начале 1820-х годов формируются уникальные черты пушкинской танатологии: у его героев нет трансцендентной направленности, что характерна для немецких романтиков; ренессансная любовь к земному плану бытия предопределяет замкнутость на сфере жизни. К тому же мортальное мышление поэта более конвенционально, чем, к примеру, мышление Е. Баратынского, полагающего, что смерть охраняет мир, в ней конечная цель бытия («Смерть дщерью тьмы не назову я.»). Для Пушкина Танатос никогда не является целью человеческого существо

1 вания, даже на границе жизни-смерти все внимание автора концентрируется в области витального: поэт способен наслаждаться уходящей, минутной красотой, зная о предстоящих утратах («Увы! Зачем она блистает.»). Романтическая интерпретация мифологемы Смерти не сопри-родна сознанию Пушкина, его отношение к Танатосу восходит к античному (родовому) и классицистическому, где главная ценность бытия -земная жизнь. Так, образы хтонических Мойр, богинь судьбы, амбивалентны по своей сути: они «заведуют» тайнами гроба, но прежде всего «отвечают» за плодородие, продление жизни, рождение1.

В ранней лирике поэта за каждым типом топоса был закреплен оп

• ределенный семантический объем, а в произведениях конца 1820 -1830-х годов топологическое мышление отличается многоплановостью, семантической полифонией. В это время появление топоса кладбища в пушкинской танатографии обусловлено жизненно-эмпирическими представлениями о связи и преемственности поколений, а также регламентировано идеологией и эстетикой художественного метода. Реализм

• полностью отказался от аспекта иерархии: тип моросферы предстал в

1 Горан В. П. Указ. соч. С. 155.

I 170 диалектике смыслов, в противоречивости суждений, а потому кладбище и памятник в пушкинской картине мира - это позитивно-негативные то-посы. Локус публичного кладбища, порождение цивилизации, - это владения физической и духовной смерти; сельский погост - оживающая история, «животворящая святыня» («Когда за городом, задумчив, я броk жу.»).

В этот период определяющей характеристикой топологического мышления поэта становится простор (см. вписанный в беспредельное пространство Родины памятник Поэта и открытое сельское кладбище), он свидетельствует об имманентности топоса - продолжающейся жизни и вместе с тем «снимает» страх смерти, преодолевает трагизм события

§ смерти, так как мортальное обымается витальным и растворяется в общей энергии жизни. Напротив, сдавленность, стесненность (а также пустота) знаменуют полное небытие: памятники купцов, чиновников, в семиотике которых узнается по-эпигонски воспринятая классицистическая традиция, становятся апофеозом смерти; их оградки, решетки говорят о посмертном отчуждении человека, в этом желании противостоять Тана-тосу звучит только страх забвения («Когда за городом, задумчив, я брожу.»).

Иной полюс топики памятника формируют надгробие Полководца («.Перед гробницею святой.») и памятник Поэта («Я памятник себе

• воздвиг нерукотворный.»), они манифестируют бессмертие личности в пространстве национальной культуры. Здесь классицистическая традиция различима в стремлении подвести итог жизни, здесь величию человека синонимично величие сакрального топоса - Казанского собора в Петербурге. Историографический аспект стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный.» реконструируется при сопоставлении па

• мятника Поэта и колонны Императора. «Непокорная глава» первого то noca, символизирующая независимое поэтическое вдохновение, возне слась выше царского монумента, поскольку человек искусства способе!

171 проницать ход времен, ему принадлежит История, он воссоздает Истину в художественных произведениях, а Истина, по мысли Пушкина, сильнее царя1.

Итак, в лирике 1820-х гг. сферы мортального пространства конституируются и организуются изображением монумента Героя («Наполеон»), одинокой могилы романтика («Гроб юноши»), локуса казни («Андрей Шенье») и «нулевого» локуса (баллада «Русалка»). Основными мортально-пространственными образами в поздней лирике Пушкина становятся топосы кладбища и памятника.

Пушкинскую топологию смерти 20 - 30-х гг., как и все творчество в 2 целом, отличает «вероятностно-множественная импликация» различ-1 ных философских идей, культурно-исторических аллюзий и литературных реминисценций. К примеру, в пространстве казни Шенье сложно со-полагаются черты классицистического жизнеощущения (оно заявляет о себе в топике «жертвенного подвига») и предромантического, осознающего жизненную недовоплощенность героя; здесь обнаруживаются элементы романтического экзистенциального одиночества и реалистического мировидения, последние отражены в понимании исторического времени, ход которого необратим. В танатографии пушкинского «Памятника» репрезентируются ренессансные мотивы - желание славы и стремление закрепиться в витальном локусе; поэт корреспондирует с одиче-• ской и элегической традицией - бессмертие личности связывается с памятью народа, и в то же время ее хранителем выступает пиит (см. сходную ситуацию в произведениях К. Батюшкова «Умирающий Тасс» и В. Жуковского «Элегия»),

1 См. подробный анализ историографического аспекта стихотворения в статье А. Асояна. Кому принадлежит история? // Пушкинский альманах. Омск., 1999.

2 Бройтман С. Указ. соч. С. 113.

Вместе с тем топология смерти 1820-х гг. все чаще формируется в глубине бытийного, экзистенциального опыта Пушкина. Гармония его мировосприятия находит выражение в непрестанном столкновении мор-тального и витального; взаимопересечение этих противоположностей в финале разрешается очистительным катарсисом, преодолевающим трагизм содержания1. Поэтическая интенция неизменно направлена на редукцию угрожающей силы Танатоса: совершенная форма искусства «снимает» страх смерти («Мое завещание. Друзьям»); мортальные ло-кусы включаются в общее течение Жизни (финалы романтических поэм, элегия «Гроб юноши»); а памятник Поэта и гробница Полководца, навечно закрепляясь в витальном топосе, преодолевают бесформенность Смерти и посмертное небытие.

1 Выготский Л. Указ. соч. С. 281.

173

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Проданик, Надежда Владимировна, 2000 год

1. Пушкин А. С. Поли. собр. соч: В 17 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1959.

2. Пушкин А. С. Полн. собр. соч: В 10 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956-1958.

3. Пушкин А. С. Полн. собр. соч: В 20 т. Т. 1. Лицейские стихотворения 1813-1817. СПб.: Наука, 1999.

4. Античная лирика. М.: Худож. лит., 1968.5. «Арзамас»: Сб. в 2 кн. М.: Худож. лит., 1994.

5. Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы. М.: Наука, 1982.

6. Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М.: Наука, 1978.

7. Веневитинов Д. В. Стихотворения. Проза. М.: Наука, 1980 (Лит.памятники).

8. Вяземский П. А. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1958. (Б-ка поэта. Большая серия).

9. Гораций. Полн. собр. соч. М.; Л.: Academia, 1936.

10. Давыдов Д. В. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1984. (Б-ка « поэта. Большая серия).

11. Дельвиг А. А. Полн. собр. стихотворений. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1934. (Б-ка поэта. Большая серия).

12. Державин Г. Р. Анакреонтические песни. М.: Наука, 1986.

13. Державин Г. Р. Сочинения. Стихотворения. Записки. Письма. Л.: Худож. лит., 1987.• 15. Древнегреческая мелика. М.: Книга, 1988.

14. Жуковский В. А. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1980.• 174

15. Кантемир А. Д. Собр. стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1956. (Б-ка поэта. Большая серия).

16. Ломоносов М. В. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1986. (Б-ка поэта. Большая серия).

17. Макферсон Дж. Поэмы Оссиана. Л.: Наука, 1983. (Лит. памятники).

18. Новалис. Гимны к ночи. М.: Энигма, 1996.

19. Овидий. Скорбные элегии. Письма с Понта. М.: Наука, 1982. (Лит. памятники).

20. Петровский Ф. А. Латинские эпиграфические стихотворения. М.: АН СССР, 1962.• 23. Русская стихотворная эпитафия. СПБ.: Гуманитарное агентство «Академический проспект», 1998. (Новая библиотека поэта).

21. Русская элегия XVIII начала XX века: Сборник. Л.: Сов. писатель, 1991. (Б-ка поэта. Большая серия).

22. Рылеев К. Ф. Полн. собр. стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1971. (Б-ка поэта. Большая серия).

23. Сумароков А. П. Стихотворения. Л., 1935. (Б-ка поэта. Большая серия).

24. Французская элегия XVIII XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры: Сборник. М.: Радуга, 1989.• 28. Шенье А. Сочинения. 1819. М.: Наука, 1995. (Лит. памятники).1. Пушкиноведение

25. Аверинцев С. Гете и Пушкин (1749 1799 - 1999). // Новый мир. - 1999. - № 6.

26. Алексеев М. П. Стихотворение А. С. Пушкина «Я памятник себе• воздвиг нерукотворный.» Проблемы его изучения. Л.: Наука, 1967.

27. Алпатова Т. А. Образ Царского Села в русской литературе конца XVIII начала XIX века (Г. Р. Державин и ранний А. С. Пушкин) //• 175

28. Творчество Г. Р. Державина. Специфика. Традиции. Научн. ст., доклады, очерки, заметки. Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1993.

29. Андроник А. В. Сюжет приговоренного к смерти в повести «Капитанская дочка» (К проблеме «Достоевский и Пушкин») // Крымские Пушкинские чтения, 2-е: Материалы (Керчь, 22 26 сентября 1992).1. Симферополь, 1993. Ч. 1.

30. Анненков П. В. А. С. Пушкин в Александровскую эпоху. 1799 -1826. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1874.

31. Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М.: Современник, 1984.

32. Асоян А. А. Катарсис, «лук и лира» и гибель Пушкина // Вестник• Омского университета. Омск: ОмГУ. 1997. - № 2(4).

33. Баран X. Пушкин в творчестве Хлебникова: некоторые тематические связи // Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века: Сборник. М., Прогресс-«Универс», 1993.

34. Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина // Белин• ский В. Г. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 6. М.: Худож. лит., 1981.

35. Благой Д. Социология творчества Пушкина. Этюды. М.: Изд-во «Федерация», 1929.

36. Благой Д. Творческий путь Пушкина (1826 1830). М.: Сов. писатель, 1967.

37. Бочаров С. «Заклинатель и властелин многообразных стихий»• // Новый мир. 1999. - № 6.

38. Бочаров С. Поэтика Пушкина. Очерки. М.: Наука, 1974.• 176

39. Бочаров С. Праздник жизни и путь жизни. Сотый май и тридцать лет. Кубок жизни и клейкие листочки. // Русские пиры. (Альманах «Канун». Вып. 3). СПб.: ИРЛИ (Пушкинский Дом), 1998.

40. Булгаков С. Жребий Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX- первая половина XX века. М.: Книга, 1990.

41. Бутакова В. И. Пушкин и Монтень // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Кн. 3. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937.

42. Вацуро В. Лицейское творчество Пушкина // Пушкин А. С. Стихотворения лицейских лет, 1813- 1817. СПб.: Наука, 1994.

43. Вересаев В. В двух планах: Статьи о Пушкине. М.: Издательское товарищество «Недра», 1929.

44. Виноградов В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941.

45. Винокур Г. Наследство XVIII века в стихотворном языке Пушкина // Пушкин родоначальник новой русской литературы. Сб. научн.-исслед. работ. М.; Л.: АН СССР, 1941.

46. Виролайнен М. Н. Посвящение «Андрея Шенье» // Новые без• делки: Сб. статей к 60-летию В. Э. Вацуро. М.: Новое Литературное Обозрение, 1995- 1996.

47. Гаспаров Б., Паперно И. К описанию мотивной структуры лирики Пушкина // Russian Romanticism. Studies in the Poetic Codes -Stockhholm / Sweden, 1979.

48. Гершензон M. Гольфстрем. M.: Изд-во «Шиповник», 1922.• 54. Гершензон М. Мудрость Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX века. М.: Книга, 1990.• 177

49. Гершензон М. Тень Пушкина // Гершензон М. Статьи о Пушкине. М., 1926.

50. Гинзбург Л. Пушкин и лирический герой русского романтизма // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962.

51. Гинзбург Л. Пушкин и проблема реализма // Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. Л.: Сов. писатель, 1987.

52. Гиппиус В. Пушкин и христианство. Петроград: Сириус, 1915.

53. Глебов Г. Философия природы в теоретических высказываниях и творческой практике Пушкина // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936.• 60. Городецкий Б. П. Лирика Пушкина. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962.

54. Грехнев В. А. Дружеское послание пушкинской поры как жанр // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1978.

55. Грехнев В. А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1985.

56. Грехнев В. А. О жанре антологической пьесы в лирике Пушкина // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1984.

57. Григорьева Е. Н. Тема судьбы в лирике А. С. Пушкина 1813 -1830 г. // Вестник ЛГУ. 1985. - № 4.• 65. Григорьян К. Н. Пушкинская элегия: (Национальные истоки, предшественники, эволюция). Л.: Наука, 1990.

58. Грот К. Я. Пушкинский лицей. СПб.: Академический проект,1998.

59. Давыдов С. Веселые гробокопатели: Пушкин и его «Гробовщик» // Пушкин и другие. Новгород: НовГУ, 1997.

60. Дарский Д. Маленькие трагедии Пушкина. 1915.

61. Денисенко С. Проблема соотнесения графического и вербального (на материале изображения природы в творчестве А. С. Пушкина). Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб.: РАН. ИРЛИ (Пушкинский Дом), 1996.

62. Дмитриева Е. О некоторых проявлениях эстетики рококо в поэзии Пушкина // Четвертая Международная Пушкинская конференция (Материалы конференции). СПб.; Н.-Новгород, 1997.

63. Душина Л. Н. Жанр баллады в творчестве Пушкина-лицеиста //• Жанровое новаторство русской литературы конца XVIII начала XIX века. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1974.

64. Ерофеева Н. Поэт и памятник (Об архаической основе системы образов у А. С. Пушкина) // Творчество. 1994. - № 1 - 4.

65. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин; Пушкин и западные литературы. Л.: Наука, 1978.

66. Иваницкий А. Исторические смыслы потустороннего у Пушкина: К проблеме онтологии петербургской цивилизации. М.: Российск. гос. гу-манит. ун-т, 1998.

67. Ильин В. Аполлон и Дионис в творчестве Пушкина // Пушкин в• русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в. М.: Книга, 1990.

68. Кибальник С. Художественная философия Пушкина. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1998.

69. Косталевская М. Дуэт, диада, дуэль // «Моцарт и Сальери», трагедия Пушкина. Движение во времени. М.: Наследие, 1997.• 80. Костин В. М. А. С. Пушкин и «Поэмы Оссиана» Дж. Макферсо-на // Проблемы метода и жанра. Томск. 1983. - Вып. 10.• 179

70. Кошелев В. А. Пушкин и Батюшков. К проблеме литературного влияния // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1987.

71. Лесскис Г. Пушкинский путь в русской литературе. М.: Худож. лит., 1993.

72. Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Л.: Просвещение, 1983.

73. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988.

74. Лотман Ю. М. Две «Осени» // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

75. Майкльсон Дж. «Памятник» Пушкина в свете его медитативной• лирики 1836 г. // Концепция и смысл. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1996.

76. Майков Л. Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки. СПб.: Издание Л. Ф. Пантелеева, 1899.

77. Маймин Е. А. О субъективном начале в романтической лирике Пушкина // Искусство слова: Сб. статей. М: Наука, 1973.

78. Мальчукова Т. Г. Античные и христианские традиции в поэзии А. С. Пушкина. Автореф. дис. докт. филол. наук. Новгород, 1999.

79. Мальчукова Т. Г. О традиции Лукреция в поэзии Пушкина // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: от сюже• та к мотиву. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996.

80. Мережковский Д. Пушкин // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX века. М.: Книга, 1990.

81. Михайлова Н. Н. Творчество Пушкина и ораторская проза 1812 г. // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1986.

82. Москвичева Г. Элегия А. С. Пушкина и жанровая традиция //• Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1985.

83. Муравьева О. Образ «мертвой возлюбленной» в творчестве Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. 1974. Л.: АН СССР, 1977.

84. Мурьянов М. Ф. Из наблюдений над текстами Пушкина // Московский пушкинист I. Ежегодный сборник. М.: Наследие, 1995.

85. Мурьянов М. Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. М.: Наследие, 1996.

86. Мурьянов М. Ф. Пушкинские эпитафии. М.: Наследие, 1995.

87. Непомнящий В. С. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографии Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987.

88. Непомнящий В. С. Феномен Пушкина в свете очевидностей // Новый мир. 1998. - №6.

89. Панфилов А. Анализ эпитафии А. С. Пушкина на Николая Волконского // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1990.

90. Панченко А. М. Пушкин и русское православие (статья первая) // Русская литература. 1990. - № 2.

91. Проценко В. Тема смерти в ранней лирике А. С. Пушкина // Крымские Пушкинские чтения, 4-е (12 17 сент. 1994 г.): Материалы. Симферополь, 1994.

92. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.; Л.: Наука, 1966.

93. Пушкинский альманах. Юбилейный выпуск. Омск: Изд-во• ОмГПУ, 1999.

94. Савченко С. Элегия Ленского и французская элегия // Пушкин в мировой литературе. Сб. статей. Л.: ГИЗ, 1926.

95. Словарь языка Пушкина. В 4 т. М.: Гос. изд. иностр. и нац. словарей, 1956 1961.

96. Смирнов А. А. Г. Р. Державин и А. С. Пушкин: два этапа рус* ской анакреонтики // Творчество Г. Р. Державина. Специфика. Традиции.

97. Науч. ст., доклады, очерки, заметки. Тамбов: Изд-во ТГПИ, 1993.

98. Соловьев В. Судьба Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в. М.: Книга, 1990.

99. Стенник Ю. В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995.

100. Степанов Н. Лирика Пушкина: Очерки и этюды. М.: Худож. лит., 1974.

101. Строганов М. В. Человек в художественном мире А. С. Пушкина (Проблемы поэтики). Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1991.• 118. Сурат И. Биография Пушкина как культурный вопрос// Новый мир. 1998. - № 2.

102. Сурат И. «Да приступлю ко смерти смело.» // Новый мир. -1999. -№ 2.

103. Сурат И. Два сюжета поздней лирики Пушкина // Московский пушкинист IV. Ежегодный сборник. М.: Наследие, 1997.• 121. Сурат И. О «Памятнике» // Новый мир. 1991. - № 10.

104. Сурат И. Пушкин как религиозная проблема // Новый мир. -1994.-№1.

105. Таборисская Е. Онтологическая лирика Пушкина 1826 1836 годов // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995.

106. Томашевский Б. В. Поэтическое наследие Пушкина (лирика и поэмы) // Томашевский Б. В. Пушкин: Работы разных лет. М.: Книга, 1990.

107. Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л.: Сов. писатель, 1960.

108. Фейнберг И. Читая тетради Пушкина. М.: Сов. писатель. 1985.

109. Фикс И. Е. Мотив смерти в поздней лирике А. С. Пушкина // Русская литература и провинция: Крым. Пушкинские международные чтения. 7-е: Материалы. Симферополь, 1997.

110. Фомичев С. Новозаветный топос в пушкинском послании 18271 года // Русская литература. 1998. - № 4.

111. Фомичев Ф. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л.: Наука,1986.

112. Франк С. Религиозность Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX начало XX в. М.: Книга, 1990.ф

113. Франк С. Светлая печаль // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX начало XX в. М.: Книга, 1990.

114. Хаев Е. С. Идиллические мотивы в произведениях Пушкина рубежа 1820 1830-х гг. // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1984.

115. Ходасевич Вл. Поэтическое хозяйство Пушкина. Л.: Мысль, 1924.

116. Чубукова Е. В. Жанр послания в творчестве Пушкина-лицеиста // Русская литература. 1984. - № 1.

117. Чубукова Е. В. Лицейская лирика А. С. Пушкина. Движение жанров. Автореф. дис. канд. филол. наук. Л.: АН СССР, ИРЛИ (Пушкин• ский Дом), 1984.

118. Чумаков Ю. Н. Поэтическое и универсальное в «Евгении Онегине» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1978.

119. Чумаков Ю. Н. Сюжетная полифония «Моцарта и Сальери» // «Моцарт и Сальери», трагедия Пушкина. Движение во времени. М.: Наследие, 1997.

120. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. СПб.: Инапресс, 1998.

121. ЭфросА. Рисунки поэта. М.: Academia, 1933.

122. Юрьева И. Пушкин и христианство. М.: Издательский Дом «Муравей», 1999.

123. История литературы и культуры, философия, культурология, теория литературы

124. Акимова Л. И. Об отношении геометрического стиля к обряду кремации // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Погребальный обряд. М.: Наука, 1990.

125. Алпатов М. Художественные проблемы искусства Древней Греции. М.: Искусство, 1987.

126. Алпатов М. Художественные проблемы итальянского Возрождения. М.: Искусство, 1976.

127. Аничков Д. С. Слово о разных способах, союз души с телом изъясняющих // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века: В 2 т. Т. 1. М.: Гос. изд-во полит, лит., 1952.

128. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс, 1992.

129. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М.: Индрик, 1994.

130. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. М.: Наука,1993.

131. Барг М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма. М.: Мысль,1987.

132. Баткин Jl. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995.

133. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975.

134. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство,1979.

135. Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М.: Наука, 1991.

136. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М.: Республика, 1996.

137. Брагинская Н. Эпитафия как письменный фольклор // Текст: 1 семантика и структура. М.: Наука, 1983.

138. Бройтман С. Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997.

139. Бубер М. Проблема человека // Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1995.

140. Вацуро В. Денис Давыдов поэт // Давыдов Д. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1984.

141. Вацуро В. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». СПб.: Наука, 1994.

142. Вацуро В. Французская элегия XVIII XIX веков и русская ли-«I рика пушкинской поры // Французская элегия XVIII - XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры: Сб. М.: Радуга, 1989.

143. Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М.: Наука, 1979.

144. Вельфлин Г. Основные понятия истории искусств. Проблемы эволюции стиля в новом искусстве. СПб.: ТОО «Мифрил», 1994.

145. Винничук Л. Люди, нравы, обычаи Древней Греции и Рима. М.:1. Высш. шк., 1985.185

146. Виролайнен M. Две чаши (О дружеском послании 1810-х годов) // Русские пиры (Альманах «Канун». Вып. 3). СПб.: РАН ИРЛИ (Пушкинский Дом), 1998.

147. Выготский Л. С. Психология искусства. М.: Искусство, 1986.

148. Вышеславцев Б. П. Символ лука и лиры в античной эллинской философии // Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. М.: Республика, 1994.

149. Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма (Фр. Шле-гель, Новалис). М.: Наука, 1978.

150. Гачев Г. Образ в русской художественной культуре. М.: Искусство, 1981.

151. Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 2. М.: Искусство, 1969.

152. Гинзбург К. Репрезентация смерти: слово, идея, вещь // Новое литературное обозрение. 1998. - № 33 (5).

153. Гнедич П. П. Всемирная история искусств. М.: Современник,1996.

154. Горан В. П. Древнегреческая мифологема судьбы. Новосибирск: Наука, Сиб. отделение, 1990.

155. Грейвс Р. Боги преисподней // Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М.: Прогресс, 1992.

156. Грехнев В. «Пушкинское» у Гоголя (о символике «живого» имертвого») // Пушкин и другие: Сб. статей к 60-летию проф. С. А. Фомичева. Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 1997.

157. Гуревич А. М. На подступах к романтизму (О русской лирике 1820-х годов) // Проблемы романтизма: Сб. статей: В 2 вып. Вып. 1. М.: Искусство, 1967.

158. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.• 186

159. Гуревич А. Я. Смерть как проблема исторической антропологии: О новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. -1989.

160. Давыдова Л. И. Боспорские надгробные рельефы II в. до н. э. II в. н. э. Автореф. дис. канд. искусствоведения. СПб.: РА Художеств., 1994.

161. Демичев А. В. йеаШнейленд // Фигуры Танатоса: Искусство умирания: Сб. ст. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1998.

162. Дуганов Р. Опыт драматических изучений // Театр. -1987.-№ 2.

163. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск: Полиграмма, 1994.

164. Ермонская В. В., Нетунахина Г. Д., Попова Т. Ф. Русская мемориальная скульптура. К истории художественного надгробия в России XI начала XX в. М.: Искусство, 1978.

165. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: «Axioma», 1996.

166. Зеленин Д. К. Избранные труды: Очерки русской мифологии.щ

167. Умершие неестественной смертью и русалки. М.: Изд-во «Дмитрий Бу-ланин», 1995.

168. Иванов В. Дионис и прадионисийство. СПб.: Изд-во «Але-тейя», 1994.

169. Идея смерти в российском менталитете. СПб.: РХГИ, 1999.

170. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Погребальный обряд. М.: Наука, 1990.

171. Исторические очерки и рассказы С. Н. Шубинского. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1908.

172. Исупов К. Г. Русская философская танатология // Вопросы философии. 1994. - № 3.

173. Исупов К. Г. Смерть «другого» // Бахтинология: Исследования, перводы, публикации. СПб.: Изд-во «Апетейя», 1995.187

174. Каганов Г. 3. Санкт-Петербург: Образы пространства. М.: Инд-рик, 1995.

175. Кант И. Трансцендентальная эстетика // Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994.

176. Кедров К. А. Смерть // Лермонтовская энциклопедия. М.: Сов.энциклопедия, 1981.

177. КерлотХ. Э. Словарь символов. М.: «КЕР1-Ьоок»,1994.

178. Кнабе Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М.: Индрик, 1993.

179. Комеч А. И. Символика архитектурных форм в раннем христианстве // Искусство Западной Европы и Византии. М.: Наука, 1978.

180. Корнилова А. В. Мир альбомного рисунка: Русская альбомная графика конца XVIII первой половины XIX века. Л.: Искусство, 1990.

181. Котляревский А. О погребальных обычаях языческих славян. М., 1868.

182. Кошелев В. А. В предчувствии Пушкина (К. Н. Батюшков в русской словесности начала XX века). Псков: Изд-во Псковского обл. ин-та усовершенствования учителей, 1995.

183. Кукулитис В. И. Анакреонтические оды А. А. Ржевского и система анакреонтической стилистики в легкой поэзии начала 1760-х годов // Индивидуальное и типологическое в литературном процессе. Межвуз.сб. научн. трудов. Магнитогорск: МГПИ, 1994.

184. Кутловская Е. Сумароковские очки // Искусство кино. 1994.2.

185. Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе. Конец XVIII первая треть XIX в. Л.: Наука, Ленигр. отд-е, 1980.

186. Левченко О. А. Пространственно-временные отношения в рус* ской романтической балладе 20 30-х гг. XIX в. // Пространство и времяв литературе и искусстве. Даугавпилс: ДПИ, 1987.

187. Лихачев Д. С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. СПб.: Наука, С.-Петербургское отделение, 1991.

188. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М.: Гос. учебно-педагогическое изд-во Министерства Просвещения РСФСР, 1957.

189. Лосев А. Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: В 2 кн. М.: Искусство, 1992 1994.

190. Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика. I II вв. н. э. М.: Изд-во МГУ, 1979.

191. Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М.: Мысль, 1978.

192. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции рус* ского дворянства (XVIII начало XIX века). СПб.: Искусство, 1994.

193. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988.

194. Лотман Ю. М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII начала XIX столетия // XVIII век. Сб. 13. Проблемы исто*ризма в русской литературе. Конец XVIII начало XIX в. Л.: Наука, 1981.

195. Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1 3. Таллин: Александра, 1992- 1993.

196. Лотман Ю. М. Смерть как проблема сюжета // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.

197. Макогоненко Г. П. Анакреонтика Державина и ее место в поэзии начала XIX века // Державин Г. Р. Анакреонтические песни. М.: Наука, 1986.

198. Манн В. Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс,1995.

199. Манн В. Поэтика Гоголя. М.: Худож. лит., 1978.

200. Махов А. Е. Ранний романтизм в поисках музыки: слух, воображение, духовный опыт. М.: Лабиринт, 1993.• 189

201. Мильчина В. А. Французская элегия конца XVIII первой четверти XIX века // Французская элегия XVIII -XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры: Сб. М.: Радуга, 1989.

202. Мифы народов мира: В 2 т. Т. 1-2. М.: Изд-во сов. энциклопедия, 1987.

203. Михайлов А. В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII XIX вв. // Античность как тип культуры. М.: Наука, 1988.

204. Монтень М. Опыты. Избранные произведения: В 3 т. М.: Наука,1979.

205. Муллин В. Н. Кладбище в системе петровской культуры начала XVIII века // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии икультуры. СПб. 1995. - I, 4.

206. Невская J1. Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде // Структура текста. М.: Наука, 1980.

207. Новикова О. А. К вопросу о восприятии смерти в Средние века и Возрождение // Культура Средних веков и Нового времени. М.: Наука,1987.

208. Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследование по теории морали. М.: Прогресс, 1987.

209. Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX XI веков. Смоленск: Русич; М.: Гнозис, 1995.

210. Подорога В. Метафизика ландшафта. М.: Наука, 1993.

211. Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994.

212. Попова Т. В. Буколика в системе греческой поэзии // Поэтика древнегреческой литературы. М.: Наука, 1981.

213. Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс,1988.

214. Panпапорт А. Г. Межпредметное пространство // Сов. искусствознание. 1982. - № 2.190

215. Ревякина Н. В. Проблемы человека в итальянском гуманизме второй половины XIV- первой половины XV в. М.: Наука, 1977.

216. Ренессанс. Барокко. Классицизм. Проблемы стилей в западноевропейском искусстве XV-XVIII веков. М.: Наука, 1966.

217. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Нау-4 ка, 1974.

218. Рыбаков Б. Язычество древних славян. М.: Наука, 1994.

219. Рязанцев С. Танатология (учение о смерти). СПб.: ВосточноЕвропейский Институт Психоанализа, 1994.

220. Санчурский Н. В. Римские древности. Учебное пособие. М.: Изд-во МГУ, 1995.

221. Свидерская М. И. Европейский классицизм XVII столетия. Исходные понятия // Русский классицизм второй половины XVIII начала XIX веков. М.: Изобраз. искусство , 1994.

222. Свирида И. И. Сады философов в Польше. М.: Наука, 1994.

223. Словцов П. Из проповеди, произнесенной 21 апреля 1793 года // Избранные произведения русских мыслителен второй половины XVIII века: В 2 т. Т. 1 М.: Гос. изд-во полит, лит., 1952.

224. Смерть как феномен культуры: Межвуз. сб. научн. трудов. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1994.

225. Сочинения князя М. М. Щербатова. СПб.: Товарищество «Пек чатня С. П. Яковлева»; 1896.

226. Стрельникова И. П. Топика пира в римской сатире // Поэтика древнеримской литературы: Жанры и стиль. М.: Наука, 1989.

227. Танатаева Л. И. Сарматский портрет: Из истории польского портрета эпохи барокко. М.: Наука, 1979.

228. Тараушвили Л. И. Тектоника визуального образа в поэзии ан* тичности и христианской Европы: К вопросу о культурно-историческихпредпосылках ордерного зодчества. М.: Языки русской культуры, 1998.

229. Тахо-Годи А. А. Жизнь как сценическая игра в представлении древних греков // Искусство слова. М.: Наука, 1973.

230. Терц А. (Андрей Синявский). Прогулки с Пушкиным. СПб.: Всемирное слово, 1993.

231. Толстой Н. И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1995.

232. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983.

233. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1. Первый век христианства на Руси. М.: Гнозис, 1995.

234. Турчин В. С. Надгробные памятники эпохи классицизма в России: типология, стиль, иконография // От Средневековья к Новому времени. М.: Наука, 1984.

235. Тынянов Ю. Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

236. Тюпа В. И. Эстетическая функция художественного пространства // Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс: ДПИ, 1990.

237. Уваров М. Метафизика смерти в образах Петербурга // Метафизика Петербурга. СПб.: МСМХС III. 1993. - Вып. 1.

238. Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское перосмысление). М.: Гнозис, 1998.

239. Федоров Ф. П. О пространственно-временных структурах в искусстве XIX XX веков (предварительные заметки) // Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс: ДПИ, 1987.

240. Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: Пространство и время. Рига: Зинатне, 1988.

241. Фигуры Танатоса: Искусство умирания. СПб.: Изд-во С. Петербургского университета, 1998.• 192

242. Франк-Каменецкий И. Г. Разлука как метафора смерти в мифе и поэзии // Известия АН СССР, 1935. VII серия. Отделение общ. наук. № 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1935.

243. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Гнозис, 1997.

244. Фризман Л. Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973.

245. Фризман Л. Три элегии // Искусство слова: Сб. статей к 80-летию члена-корреспондента АН СССР Д. Д. Благого. М.: Наука, 1973.

246. Хайдеггер М. Искусство и пространство // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Изд-во полит, лит., 1998.

247. Хейзинга Й. Осень Средневековья // Хейзинга Й. Сочинения: В * 3 т. Т. 1. М.: Прогресс, 1995.

248. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1996.

249. Хоментовская А. И. Итальянская гуманистическая эпитафия: Ее судьба и проблематика. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1995.

250. Царькова Т. С. Русская стихотворная эпитафия XIX XX веков (Источники, эволюция, поэтика). Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора филол. наук. СПб.: ИРЛИ (Пушкинский Дом), 1998.

251. Царькова Т. С., Николаев С. И. Три века русской эпитафии // fc Русская стихотворная эпитафия. СПб: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1998.

252. Цивьян Т. В. Образ и смысл жертвы в античной традиции // Палеобалканистика и античность. М.: Наука, 1989.

253. Шатин Ю. В. Лирический мотив и организация художественного пространства и времени в стихотворном тексте // Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс: ДПИ, 1987.

254. Шеллинг Фр. Философия искусства. М.: Мысль, 1966.

255. Шлейермахер Ф. Речи о религии к образованным людям ее презирающим. Монологи. М.;К.: «РЕРЫэоок» «ИСА», 1994.

256. Щукин В. Социокультурное пространство и проблема жанра // Вопросы философии. 1997. - № 6.

257. Эйхенбаум Б. М. От военной оды к «гусарской песне» // Эйхенбаум Б. М. О поэзии. Л.: Сов. писатель, 1969.

258. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб.: Изд-во «Але-тейя», 1998.

259. Эмблемы и символы. М.: Интрада, 1995.

260. Эпштейн М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высш. шк.,1990.

261. Яковлева Е. Фрагменты русской языковой картины мира. М.: Г нозис, 1994.